Текст книги "Маленькая книга жизни и смерти"

Автор книги: Дуглас Хардинг

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Ничему из этого не следует верить, просто пассивно принимать на слово. Это будет пустым фразёрством до тех пор, пока не будет проверено в настоящем моменте, пока я активно не докажу это себе, уделив внимание данным фактам и перестав откладывать это на будущее.

5. Перспектив на будущее нет: назад во вневременное

Вот я и вернулся во Вневременное. Неизбежные муки и неотъемлемая бессмыслица мира времени вернули меня к моим чувствам, и я ответил на вопрос, который задавал себе на протяжении этой главы: действительно ли я заинтересован в осознании Вневременного, а не в продолжении моего существования после смерти? Ответ – Да. Отвечаю так по всем тем причинам, которые я привёл, но прежде всего по этой последней причине: что только в этой Вневременной Реальности, которую я так явно воспринимаю в моём центре, и только будучи ею, можно устранить всё зло и мучения моих часовых поясов. И под Вневременным я не имею в виду некий смутный, мистический, труднодостижимый стержень временного мира, а просто СЕЙЧАС, неотвратимый обыкновенный момент, когда Бессмертный Единый – кто есть не кто иной, как Первое Лицо Единственного Числа Настоящего Времени, – так ясно показан. Как говорит Кабир:

Если ваши оковы не разорваны, пока вы живы, какая может быть надежда на освобождение в смерти? Это просто пустая мечта – что душа соединится с Ним, потому что она отошла от тела. Если вы нашли Его сейчас, вы найдёте Его и потом: если нет, вы просто станете жить в Городе Мёртвых.

Практически не вызывающее возражений предположение, лежащее в основе всех вопросов о моей смертной природе, состоит в том, что я – тленен, дитя Времени не в ладах с родителями, погрязшее во Времени, если вообще не обречённое утонуть во Времени. Автоматически я принимаю как должное, что мой лучший и, возможно, единственный шанс на выживание в том, чтобы, пока я жив, как-нибудь выбраться из Времени на твёрдую почву Вечности – при помощи аскетических практик, слепой веры, медитации, альтруизма, или (помоги Господи!) философских изысканий – не знаю чего. И вот я брошен в море Времени, одна голова над водой, я сейчас пойду ко дну, и я цепляюсь за набор спасательных тросов, ведущих в Вечность, таких слабых, скользких и истрёпанных, что мои шансы быть вытащенным на берег ничтожны. Такое создаётся впечатление.

Какой страшный сон, какая мрачная шутка! Трезвая истина наяву в том, что я открыто стою, твёрдый и непоколебимый, на Скале Вечности, где даже пена того океана не может меня достать. Нет, гораздо лучше этого: Я есть та Скала, Я ЕСТЬ САМА ВЕЧНОСТЬ.

Но по крайней мере признайте (слышу я чей-то голос), что это ужасно трудное и возвышенное осознание, недоступное никому, кроме нескольких одарённых душ.

Опять же, что за шутка! Как можно попасться на столь явное, ничем не прикрытое злоупотребление доверием! Это возмутительно, невыразимо ОЧЕВИДНО. Я не могу придумать факта, который бы был яснее этого: что я здесь – эта Скала, сама непоколебимость, Недвижимый Движитель мира, неразрушимый, вне времени, не имеющий совсем никакой истории, на веки вечные один и тот же – и прекрасно сознающий всё это.

Чтобы доказать это себе ещё раз с потрясающей живостью, всё, что мне нужно сделать, – это (как я привык выражаться) сесть в мою машину и поехать покататься. И вновь открыть тот ошеломляющий факт, что во всём мире нет такой машины – не произведено такого аккумулятора со стартером, – которая в состоянии привести МЕНЯ в движение! И во всём мире нет такого пейзажа, который в состоянии оставаться неподвижным, – вместо того чтобы соскальзывать, смешиваться и биться в корчах – в моём августейшем присутствии! Мне только нужно пробудиться и увидеть, что тот «прочный мир» – не что иное, как беспокойный океан Времени, а этот «путешествующий по нему» – не кто иной, как Материк Вечности, о который океан напрасно бьётся. В какой безумной неразберихе, как убийственно не прав я был!

«Время, которое обозревает весь мир, должно иметь конец». Да, действительно! Оно кончается ЗДЕСЬ, вместе с обозревателем. Нет вообще никакого смысла в этой фразе «настоящее время». Этот момент вне времени, и пути из этого момента нет.

Как часто бывает, то, что нам больше всего нужно, больше всего доступно – и вызывает наибольшее сопротивление. Неизбежно – и избегается любой ценой. Хорошо – и слишком хорошо, чтобы быть правдой. Реальность никогда не устаёт тыкать нас носом в великолепный факт нашей Вневременной Природы – с минимальным результатом или безрезультатно. Чтобы быть правдоподобной, чтобы вообще быть воспринимаемой, эта Природа должна быть лишена природы, сделана жалкой, незначительной. Это не смирение, а гордость, отказывающаяся склониться перед доказательствами, которые даже наши камеры – не говоря уже о нашем хвалёном принципе относительности – настойчиво нам предоставляют. Чтобы быть камерой, снимающей фильм с движущимся изображением, я должен быть неподвижен.

Как насчёт вас? Вы тоже навеки НЕДВИЖИМЫ? Почему бы просто не проехаться на машине и не выяснить это? Пункт назначения: Вечность!

(Не волнуйтесь: уверяю вас, что предающийся мечтам водитель, который приводит в движение себя, а не окружающую местность, вряд ли будет вести машину лучше, чем – или так же хорошо, как – тот, кто остаётся с данными фактами.)

Подумать только, что я хотел назвать эту книгу «Прорыв в Вечность»! Да попробуйте вырваться из неё!

6. Перспектив на будущее нет: наука подтверждает

Суммируя все выводы, к которым я пришёл в этой главе на данный момент, могу сказать, что у меня практически нет шансов выжить после смерти, которой я скоро должен умереть: но у меня нет нужды или заинтересованности в этом, если я вижу, что в любом случае вечен.

В таком виде, впрочем, это на первый взгляд недвусмысленное утверждение может сильно ввести в заблуждение. Оно начинается с одного я – я, Дуглас (или я, Клавдий; или я, кто угодно другой), а заканчивается Одним Я – просто Я, Безымянным и Единственным: и совершенно не отражает этот переход. Дело каждого – жить с первым, исходя из второго, и никогда их не путать.

Здесь возникает невероятный союзник.

Вывод о том, что ни у кого нет шансов выжить после смерти тела, долгое время был общим местом в науке, и особенно в той науке, которая, говоря словами Т. Г. Хаксли, утверждала: «Есть все причины полагать, что сознание есть функция нервного вещества, когда это вещество достигает определённого уровня организации».

Здесь, однако, кроется ошибка. Заблуждение в том, что материя каким-то образом производит сознание. Ни один настоящий учёный не выразится так в наше время. Устарела предпосылка о том, что мы знаем, что такое материя – а именно: реальные, твёрдые крупинки вещества, составляющие его основу, которые однородны на всём своём протяжении по модели бильярдного шара, – и не знаем, что такое сознание, кроме того, что это относительно нереальный и вторичный пар (так сказать), испускаемый материей, когда она организована особым образом, миазмы, весьма похожие на свечение, играющее вокруг несвежей рыбы. В действительности, эти наивные предпосылки – несуразная бессмыслица. Я знаю напрямую и точно, что такое сознание (хотя и не могу выразить это знание словами), потому что это то, что я есть. И я понятия не имею, что такое материя, если она действительно существует. (Модель бильярдного шара молекулы или атома, – которая в любом случае никогда не была более чем суеверием, – была, конечно, успешно опровергнута столетие назад Резерфордом и другими.) Правда в том, что попытки объяснить сознание – или отделаться от него таким образом – как побочный продукт материи ещё менее разумны, чем попытки объяснить симфонию как побочный продукт волновых движений дирижёрской палочки: ведь палочка, по крайней мере, – в отличие от материи, главного вещества, лежащего в основе вещей, – не воображаема, её могут видеть все!

Однако, точно так же, как поведение палочки внутренне связано с музыкальным исполнением, так же и изменения в моём мозгу сопровождают изменения в моём сознании. Хотя процессы в мозгу не являются первопричиной моих ментальных процессов, они, безусловно, идут рука об руку. И у меня есть все причины предполагать, что, когда мой мозг распадётся, моё сознание последует его примеру. Всё указывает на то, что ментальный Дуглас Хардинг не имеет шансов пережить физического, что мне не стоит предвкушать никакого будущего существования в качестве него. Не удивительно, что ранее в этой главе я не мог понять смысл – и обнаружил, что для меня несколько опасно получить – настоящее посмертное продление этой жизни, вторую порцию. Опять же урок: необходимо с аппетитом съесть эту, в полной мере смакуя её.

7. Экран вне времени, программы во времени

Тем не менее это далеко не вся истина и не заключение по этому делу. Здесь есть что добавить – что-то, что для данного исследования чрезвычайно важно, – и это касается фундаментального различия между «моим сознанием» в смысле его содержимого и «моим Сознанием» в смысле его Вместилища. Иначе говоря, между самим Осознанием и тем, что оно сейчас осознаёт; между неменяющимся и не имеющим характерных черт Экраном, который один для постоянно меняющихся программ, показываемых на нём, и самими этими программами – драмами, которым, какими бы бурными они ни были, никогда не удаётся ни в малейшей степени обесцветить Экран, не говоря уже о том, чтобы его разорвать, прострелить в нём дыры или прожечь его.

Вновь всё возвращается к вопросу: Кто задаёт его? На протяжении практически всего этого исследования я был озабочен установлением моего истинного и постоянного Я и нахождением его резких отличий от всех тех ложных, пристрастных и временных отождествлений, которые совершенно сбили меня с толку и, на удочку которых я попался. Тесты показали, что моё истинное Я – не что иное, как это Единое Сознание, или Осознание, имя которого Я ЕСМЬ (в отличие от «Я есть одно, другое или третье»), эта Простота и Ясность, которая идеально бесхитростна, единообразна и ничем не прикрыта (и всё же по этим самым причинам бесспорна), эта Не-вещь, которая тем не менее (просто потому, что во всех отношениях она составляет контраст вещам, так пуста от них, что она пуста для них) есть все вещи и непостижимо драгоценна. Теперь проблема в следующем: как те громадные предыдущие открытия соответствуют уничижительным теперешним находкам о связи между мозгом и сознанием?

Отлично соответствуют. Но конечно, ни одно из тех конкретных переживаний во времени – ни частичка того долгого парада восприятия, ощущений, мыслей и чувств, которые так сокровенно согласуются с процессами в мозгу Д. Е. Хардинга и так присущи ему, что делают его тем, что он есть, – конечно, ни частичка этого не переживёт тот мозг. Он смертный человек, и все претензии на обратное столь же нереалистичны, сколь тщеславны. Не в качестве него, не в качестве человека я вечен. Я есть неизменное Вместилище или Экран, и имею всё, что входит в Него или происходит на Нём – включая все эти человеческие действия. Или ещё лучше: на своём поверхностном уровне я играю роль Дугласа Хардинга, тогда как на своём самом глубоком уровне я есть Актёр, и ни поведение, ни финал этого временного персонажа не оказывают ни малейшего влияния на Меня.

8. Вневременный центр всех часовых поясов

Это уверенное утверждение становится более значимым и точным, как только я напоминаю себе о местоположении мозга по отношению к этому Центральному Сознанию – этому Вместилищу или Экрану, – которое абсолютно от него независимо. Где у меня содержится этот мозг? В какой точке своего путешествия сюда мой приближающийся наблюдатель (гл. «Я – то, чем я кажусь») – или, скажем, нейрохирург, делающий операцию на моём мозге, – в какой точке он сталкивается с мозгом?

Где конкретно он должен разместиться, чтобы путём трепанации открыть и ясно рассмотреть эту неровную местность, которая есть его поле деятельности? Ответ едва ли может быть более определённым и более решающим для успеха операции: а именно, на расстоянии ровно стольких-то сантиметров и миллиметров отсюда (a), от точки реального соприкосновения, от Меня. Чуть дальше, и этой мозговой ткани ещё нет; чуть ближе, и она остаётся позади. Ему нужно расположиться там, где мозг ясно виден, в точке (e) – гораздо ближе, чем те точки, где находится весь человек (g) или только его голова (f); но не так близко, как точка (d), где может появиться отдельный нейрон, или точки (c) и (b), где находятся молекулы; и, безусловно, не в точке (a), не в этой центральной Реальности или Ноумене, из которого проистекают все эти явления и проявлениями которого они являются. Прямо здесь, где Я ЕСМЬ, У него нет времени и места для работы, да и не остаётся ничего, над чем бы он мог работать. В то время как его операция во времени воздействует на все мои региональные проявления, она никогда не сможет достать Меня, сейчас.

Таково, в общих чертах, моё истинное строение, так я в действительности сложён и так в действительности функционирую. Набор расположенных один в другом концентрических кругов – эта луковичная модель или мандала – есть мой замысел, каким он представляется не ленивому наблюдателю, довольствующемуся поверхностным взглядом, а подвижному, вникающему во всё. Не удовлетворённый одноуровневым и периферическим впечатлением, которое лишь тонкая пластинка или слой луковичной шелухи моей структуры и моего функционирования в глубине, он следует сквозь их многоуровневую и радиальную реальность и одновременно вбирает её в себя как иерархическое целое[14]14
  В моей книге «Иерархия Неба и Земли – новое положение человека во вселенной» (Hierarchy of Heaven & Earth, a New Diagram of Man in the Universe, Gainesville, University of Florida Press, 1979) разрабатывается эта подобная мандале картина нашей феноменальной природы, в центре которой – наша Ноуменальная Природа. – Прим. автора


[Закрыть].

И таково, как у меня есть все причины заключить, базовое строение, концентрическая модель и радиальное «хождение» всех воспринимающих существ. Для начала вас, мой дорогой читатель, и всех остальных представителей нашего вида тоже. И, как я в равной степени убеждён, всех существ от самых низших частиц до самого космоса. В Центре каждого расположено это Совершенство, эта Единая Пустота, Прозрачность, Простота, Свет (безымянное, оно имеет сотни имён), у которого нет ничего своего, что можно бы было раздробить на множество. И это та самая Единая Пустота, в которой я в этот самый момент вижу Себя, находящегося прямо здесь; которая едина с той же самой Пустотой, что находится в центре каждого из существ, составляющих Д. Е. Хардинга; которая включает её в себя и является ею; и частью которой является Д. Е. Хардинг. Другими словами, эта Ясность, которую я вижу здесь и сейчас (при помощи указующего внутрь пальца или без оной), – это Ясность каждой из составляющих меня клеток, молекул, атомов, частиц, а также Ясность моей планеты, моей звезды, галактики и Вселенной, – ничуть не меньше, чем Ясность Д. Е. Хардинга. В качестве этой Ясности или Пустоты я полностью охватываю всю иерархию во времени, и Я ЕСМЬ вневременный и неизменный Источник и Центр всех тех заполненных временем изменчивых вещей. Не только его мозг, но каждая его часть рождается и умирает. Я же не делаю ни того, ни другого.

9. Взгляд назад

Довольно о настоящем и будущем этого моего сознания. Остаётся добавить что-нибудь о его прошлом. Они неразлучны. Вопрос моей смерти нельзя отделить от вопроса моего рождения, вопрос моей судьбы – от вопроса моего происхождения.

Соответствующий здравому смыслу, псевдонаучный взгляд – едва ли когда-то оспариваемый – таков: моё сознание, наряду с моим мозгом, является конечным продуктом очень долгого эволюционного развития. Знакомая история – обобщаемая в утробе – повествует об одной клетке, затем об имеющей форму малиновой ягоды чашеобразной структуре из клеток, за которой поочерёдно следуют существа червеобразные, рыбообразные, рептилии, млекопитающие, обезьяноподобные, человекоподобные, и только затем – в полной мере обладающие сознанием, свойственным человеку. Чем примитивнее предшествующая форма, тем менее развито её сознание; вообще (так говорят) сомнительно, чтобы сознание в любом виде появлялось на ранних этапах – филогении или эволюции видов, онтогенеза или развития эмбриона и плода. Такова принятая доктрина, настолько воспринимаемая как должное, что мало кто считает, что её нужно разъяснять, а тем более разрабатывать. Подразумеваемая предпосылка такова, что в какой-то точно не установленный (и, конечно, не поддающийся обнаружению) момент в космической истории сознание возникло – нечаянно, случайно, магически, – как некая слабая радиация или самый тонкий из газов, из не наделённой сознанием материи: примерно так же, как предполагается, что моё конкретное сознание возникает сейчас из материи моего мозга, подобно пузырям со словами персонажей, возникающим из их головы в мультфильмах. Эти предположения-близнецы – половинки целого, половинки того неисследованного фундамента, на котором мы, современные люди, стоим, того основания, на котором мы возводим наши высоченные проекты, свою жизнь, себя.

Какой у нас здесь шатающийся фундамент, зиждущийся на трясине, как ненаучна, «мистична» и даже тщеславна эта псевдотеория происхождения сознания! И как надёжен и разумен более скромный взгляд, что мы, люди, отнюдь не так уж исключительны, что наша собственная Природа – истинный образец всеобщей Природы, что мы – наш ключ к остальному, что Пустота или Чистый Свет, который есть наше глубочайшее и вневременное (и всё же охватывающее время) Осознание, – это Единая Неделимая Пустота, которая есть реальность или внутренняя история всех существ во времени и пространстве – независимо от того, насколько незначителен их космический статус и насколько ограничен их кругозор. В Центре каждое из них – навеки бессмертно.

С самого начала внутренняя история – субстанция и реальность – всех вещей, от самых «инертных» и примитивных до самых «живых» и развитых, всегда была одной и той же Не-вещью, одной и той же Не-историей, этой Осознающей Пустотой, которая есть Вместилище и Источник вещей. (Если что-то действительно не появилось на раннем этапе эволюционной истории, так это представление о том, что сознание не возникает на ранних этапах!) Всё, что произошло, – века выявили, и будут продолжать выявлять, её неистощимый потенциал. Отсюда изумительно красивая драма органической эволюции, открытая Дарвином и его последователями.

И снова всё становится ясно, когда мы чётко разделяем два совершенно различных значения, скрытых в термине ум или сознание, – спутанная масса постоянно меняющихся переживаний во времени, с одной стороны, и вневременный, простой, никогда не меняющийся, единый Испытывающий их – с другой. Я имею первые, Я ЕСМЬ последний. И так же, как Я ЕСМЬ ЗДЕСЬ взрывается, чтобы вобрать в себя всё, что есть там, – и Север и Юг, и верх и низ, – так же Я ЕСМЬ СЕЙЧАС взрывается, чтобы вобрать всё, что есть тогда, – и прошлое и будущее, и первые страницы истории мира и последние.

10. Нетленный субъект

Всё равно, этот взрыв осознания, исходящий из моего Центра, бессилен потревожить, того менее опровергнуть, хоть одно из бесчисленных доказательств моей смертной природы, обступивших меня. Наоборот, он освещает тот факт, что всё, что я заключаю в себе, всё, что относится ко мне, недолговечно – или обречено, или умирает, или мертво.

Позвольте мне напомнить себе, о ком я говорю. Что это за «я», которое живёт и умирает? Ранее в этом исследовании я обнаружил, что я на удивление гибок, приспособляем к каждому случаю, когда он возникает. Я представлен во множестве упаковок различного размера и в разной обёртке. В частности:

1. Существует будничная, привычная версия меня: тот, чьё описание и фотография фигурируют в моём паспорте, тот, кто немигающе уставился на меня из зеркал, тот, кого другие люди и их камеры находят в метре или двух отсюда. Максимум я бы дал этому человеческому воплощению меня ещё несколько лет.

2. За пределами него расположены всё более далёкие и более всеохватные аспекты меня – такие как мой дом, моя страна, мой биологический вид, моя планета. Хотя эти надчеловеческие воплощения продлевают мою жизнь за пределы могилы, это только на время. Даже моя звезда и галактика не могут сделать ничего больше, чем отсрочить чёрный день. Даже тело моей вселенной тленно. Что началось, то закончится.

3. Далее существуют гораздо более близкие, менее всеохватные подчеловеческие воплощения, которые являются формой, принимаемой мной при всё более и более близком рассмотрении, и которые так же жизненно необходимы для меня, как и все остальные. Они тоже поразительно смертны. Я не знаю, сколькими клеточными смертями я умер с тех пор, как начал писать это предложение. Что касается моего атома, одно круговое путешествие его движущихся по орбите электронов знаменует его невообразимо краткий срок жизни.

4. Наконец, существует Центральный Регистратор всех этих рождений и смертей; также известный как Безвременный Инспектор или Картограф мира времени, со всей его градацией масштаба, расстояния и долговечности; также известный как Первое Лицо Единственного Числа, которое, будучи избавленным от каждой принадлежащей ему смертной вещи, способно принять на себя все те микрокосмы третьего лица; также известный как неподвижная Ступица Колеса Жизни и Смерти, включая все его колёсики внутри колёсиков.

Итак, подведём итог: с одной стороны, как (4), как это метафизическое Обнажённое Бытие или Не-вещь-но-Осознание здесь, в моём Центре, я неизменен, безвременен, бессмертен. С другой стороны, как (1), (2), (3), как столь богато одетый, как столь впечатляюще воплощённый и наполненный до краёв всеми теми последовательностями «физических» вещей снаружи на моей периферии, я полон времени, постоянно гибну и возрождаюсь, постоянно меняюсь – беспрестанно, необычайно. Нельзя не прийти в восхищение от этой колоссальной, неистощимой напористости. (Тест VII «Прощаемся со смертностью», ясно даёт мне всё это понять.)

Я нахожу, что бессмысленно рассматривать одну из этих ипостасей, или Центр, или Периферию – как реальную, а другую как нереальную: или же как нечто менее реальное и фундаментальное, менее истинное Я, чем другое. Я не знаю, на каких основаниях можно вынести такое суждение, или как его можно проверить, или что оно может значить.

И я нахожу, что мало смысла говорить, что одно из них зависит от другого. Что моё нефизическое сознание здесь имеет в качестве основания тот физический мир. Или, наоборот, что тот мир – случайность, нечаянная и ненужная забава или проекция этого Сознания, которое расположено здесь, в его сердце. Они образуют единое целое, они представлены вместе и не подаются отдельно. Я не столько понимаю это или верю этому, сколько вижу это. Например, я ВИЖУ, прямо сейчас, что эта Пустота здесь есть эти очертания и эти цвета, эта страница и эти руки, – а не содержит их.

Другими словами, как настаивает дзэн, форма есть пустота и пустота есть форма, Нирвана – не что иное, как Сансара, Лотос Просветления един с Болотом Заблуждений, которое есть его среда обитания. Каждый раз, когда я превозношу одного из этой пары за счёт другого, я попадаю в беду, и мой враг Смерть приобретает надо мной власть – Бог не существует без своего мира так же, как мир не существует без Него. Но когда я воспринимаю – когда я сознательно переживаю – их абсолютное единство, я обнимаю Смерть как своего друга. Даже для Бога – особенно для Бога, – как говорится в пословице, всегда что-нибудь найдётся. Святая, но и радостная истина в том, что Он не может обойтись без каждой вещи. Но это слишком мягко выражаясь. Уолту Уитмену удалось лучше:

 
Странный и трудный, но истинный знаю я парадокс:
Предметы громадные и не видная глазу душа есть одно.