Текст книги "Шадизарский дервиш"

Автор книги: Дуглас Брайан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Что? – не понял Конан.

– Какие там пальмы? – уточнил Олдвин.

– Кокосовые… А это имеет значение?

– Не знаю. Не знаю! – ученый раздраженно забарабанил пальцами себя по колену. – Понятия не имею! Пальмы как пальмы, да? Только кокосовые? Характерно ли это для миражей?

– Вопрос в другом, – сказал Конан, – мираж ли это.

– Разумеется, мираж! – объявил бритунец. – Будь иначе, мы оба видели бы одно и то же.

– Миражи – это не галлюцинации, миражи являются сразу обоим, – ответил Конан.

– Стало быть, у вас галлюцинация.

Конан покачал головой.

– У меня не бывает галлюцинаций…

– Голубчик, они у всех бывают, – примирительным тоном заметил Олдвин. Он был заметно счастлив оттого, что оказался «нормальнее», чем Конан-варвар.

Конан помолчал немного, а после решительно встряхнулся и встал.

– Не нравится мне эта штука.

– Думаете, дело не в вас? – спросил Олдвин.

– Думаю, дело в этих песках, – был ответ киммерийца.

Он взял камень и бросил его. Песок как будто расступился перед тяжестью, а затем с глухим всхлипом сомкнулся над ним.

– Зыбучий песок, – прошептал Конан. – Как хорошо, что ночью мы решили передохнуть. Сделали бы в темноте пару шагов вперед – и глядишь, эти пески сошлись бы над нашими головами.

Олдвин сказал:

– Что-то мне, это самое, нехорошо… Я полежу немного.

И он улегся, заложив руки под голову. Некоторое время они оба молчали. Потом Олдвин прервал безмолвие:

– Интересно, а почему видение вам явилось, а меня проигнорировало?

– Потому что я варвар, – был ответ. – У меня дикарское чутье на ловушки.

– А, ну конечно, – пробормотал ученый бритунец. – Хотя ведь бывает же чутье на какие-нибудь важные научные факты, правда? У нас в Академии был один академик, он хорошо разбирался в свойствах жидких веществ…

– Да, – сказал Конан невпопад. Он думал о том, как им преодолеть эту новую преграду. И еще о том, как по зыбучим пескам прошли оба ехавших

впереди всадника.

– Это ведь не повторение того оазиса, который мы с вами видели вчера? – спросил, подумав еще немного, Олдвин. – Да?

– Да, это какой-то другой оазис… Возможно, в былые времена здесь действительно имелись и паль мы, и колодец, но с годами подземные воды растеклись, утратили прежнее русло, колодец обвалился, и пески сделались зыбучими… Такое случается.

– Удивительно, – заметил бритунец.

– Что именно кажется вам достойным удивления? – Конан поднял брови.

– Что такое случилось.

– А как, по-вашему, образуются зыбучие пески?

– Ну, они постоянно находятся под землей, а потом выходят наружу, – сказал Олдвин нерешительно. – А как?

– Не знаю, – сказал Конан. – В любом случае, когда-то здесь был оазис. А теперь он превратился в смертельную западню для любого, кто ступит на этот песок. Вот и все.

Олдвин глянул на обманчиво спокойные бархаты и вдруг прищурился. Ему показалось, что он различает что-то белое. И точно, там белела какая-то круглая вещь.

– Человеческий череп, – сказал киммериец спокойно. – Вот видите, я был прав.

Внезапно песок как будто вскипел. Нечто огромное начало расти из-под земли, взбухая, как некий таинственный пузырь земли, что зарождается в ее недрах. Струи песка обильно посыпались вниз. Все вокруг пришло в движение, барханы сдвинулись и потекли…

– Что это? – в ужасе спросил Олдвин.

Конан уже схватился за меч.

– Держите лошадей! – распорядился он быстро. – Понятия не имею, что за пакость сейчас выберется на поверхность, но лошадей она перепугает – это точно. Попробуйте их не упустить.

– Как? – отчаянно закричал Олдвин.

– Держите крепче и отойдите с ними подальше!

– А как же вы?

– Пошел вон! – заорал Конан и с мечом в руках прыгнул навстречу монстру. Киммериец отчетливо видел границу между твердой почвой и зыбучими песками над бездонной пропастью. Он балансировал на самом краю.

Казалось, чудовище, ворочающееся под землей, у самого верхнего слоя песчаного покрова, также боялось покидать свою территорию. Наконец из песка вынырнула его голова.

Если судить по одной только этой голове, под землей осталось гигантское туловище. Потому что голова была в десять раза больше человеческой. Пять глаз красовались на сморщенном лбу, носа не было вовсе, а пасть раскрывалась так широко, что туда могла бы войти невысокая женщина, не пригибаясь.

Глазки монстра быстро моргали, привыкая к солнечному свету. Щупальца – или лапы? – ворочались под землей, сдвигая целые горы песка.

Конан выжидал, пока монстр нападет на него. Пока что киммериец просто стоял на краю бездны и держал меч наготове.

Внезапно цепкая лапа с шестью когтистыми пальцами выскочила на поверхность прямо у ноги Конана. Она попыталась ухватить его за лодыжку и утащить в пропасть. Конан оказался быстрее. Он стремительно отпрыгнул назад и, прежде чем чудовище втянуло щупальце обратно, вонзил в него острие меча. Монстр раскрыл пасть и зашипел так громко, что у киммерийца заложило уши.

Конан выдернул меч. Лапа убралась.

– Ну, иди ко мне! – издевательски закричал Конан. – Иди ко мне, и ты узнаешь, что такое – нападать на Конана из Киммерии!

– Тебя так зовут? – прошелестел голос чудовища.

Песок вдруг начал быстро окрашиваться кровью.

Очевидно, кровь вытекала из раны, оставленной мечом Конана в лапе монстра. Раненое чудище подтаскивало лапу ближе к груди.

– Да, меня зовут Конан из Киммерии, – отозвался варвар. – Но ты…

– Я умею разговаривать.

– Тем хуже для тебя! – воскликнул Конан. – Я с одинаковой легкостью убиваю демонов тупых и неразумных и демонов, наделенных подобием рассудка!

– Я не демон…

– Кто же ты? – Конан отошел еще подальше. – Ты ведь пытался убить меня.

– Ты тоже не демон и тоже пытался убить меня, – резонно возразил монстр.

– Нет, это уж слишком! – рассердился киммериец. – Я человек. Я шел здесь, этими песками, когда ты на меня напал.

– Согласен, я напал на тебя первым, – уступил монстр. – Но это еще не означает, что я демон.

– Кром! Кажется, ты и впрямь не демон, если изъясняешься на манер базарного философа, который за медную монетку согласен обучить тебя всей мудрости мира.

– Интересный способ существовать, – задумался монстр и снова быстро заморгал глазами. – Меня зовут Эан.

– Очень красивое имя, – сказал Конан. – Я знавал одного Эана, пирата. Хотел меня повесить, представляешь?

– Видимо, это ему не удалось, – заметил монстр.

– Да, ему не повезло… И тебе тоже не повезет, – предупредил Конан.

– Меня зовут Эан, – сказал монстр. – Я жил здесь. Я жил в колодце. Там была вода. Там царил порядок. Потом случилось землетрясение. Не знаю, кто вызвал злую магию, но земля тряслась, как в лихорадке, тряслась и содрогалась, и камни сыпались, а лошадей подбрасывало в воздух, и некоторые сломали себе спины или ноги… И люди тоже падали. Все падало. Были здесь пальмы, но они тоже упали и сгнили.

– Вода ушла, – сказал Конан. – Да?

– Вода растеклась из колодца повсюду, и эти пески стали голодными, – объяснил Эан.

– Ты должен показать нам, как пройти на ту сторону, – перебил его излияния Конан.

– Почему? – спросил Эан, щуря три глаза и широко раскрывая два остальных.

– Потому что в таком случае я тебя не убью, – растолковал ему Конан.

Эан удивился еще больше:

– Но почему ты должен меня убить?

– А почему я должен тебя не убивать?

Они помолчали. Потом Эан сказал:

– По-моему, разговор зашел в тупик.

– Вовсе нет, – ответил Конан, – на самом деле я предлагаю тебе заключить со мной маленькую сделку. Ты помогаешь мне выбраться отсюда, а я оставляю любые попытки уничтожить тебя. А я могу это сделать, поверь!

– Да, – подумав, признал Эан. – Я более уязвим, чем кажется. Люди пугаются меня и потому мне удается их обманывать. Но ты меня не боишься.

– Хорошо, что ты понимаешь происходящее так же ясно, как я, – похвалил Конан. – Это упрощает задачу. Покажи нам переправу, хорошо?

– «Нам»? – Эан заухал, засмеялся. Песок вокруг него затрясся. – До сих пор речь шла только о тебе.

– Не притворяйся, ты ведь хорошо видел, что нас двое, и оба на лошадях.

– О нет, – проговорило чудовище, продолжая посмеиваться, – ты теперь один. Впрочем, ты еще успеешь спастись, если поторопишься. Отойди на десять шагов назад и двигайся вон в том направлении, пока не увидишь череп. Ты его сразу заметишь, это череп лошади, он крупный. Тогда…

– Почему это я теперь один?

Конан резко обернулся… и застыл.

Прямо из-под песка один за другим выскакивали всадники на черных лошадях. Их было уже больше десятка. Они выходили из земных глубин, и песок стекал по их тяжелым черным плащам, по бородам, по длинным черным волосам, схваченным на лбу белой лентой. Даже ресницы их, казалось, были наполнены песком, и тьма смотрела из их расширенных зрачков.

На миг Конану показалось, что земля порождает их прямо у него на глазах. Они словно дремали столетия, укрытые в воздушных пузырях внутри пустыни, и теперь, призванные кем-то неведомым, внезапно явились на свет.

Но Эан развеял подозрения киммерийца и вернул его к действительности.

– Это воины Гуайрэ, – вскрикнул он. – Я служу им! Я должен им покоряться!

– Почему? – быстро спросил Конан.

– Они мои господа, я служу им и Гуайрэ, – был ответ. – Они знают, как причинить мне вред, я боюсь их! Беги, беги, пока не поздно!

Еще один черный воин приблизился, и Конан увидел наконец своего спутника бритунца. Руки Олдвина были связаны; всадник тащил за собой пленника на веревке. Бритунец бежал за его конем, спотыкаясь и громко возмущаясь на бегу. Кажется, он требовал справедливого рассмотрения дела и заседания суда по всем правилам!

Конан покрепче сжал рукоять меча и набросился без предупреждения на первого из всадников. Он метил в коня, но не успел даже сделать первого выпада. Сверху на киммерийца упала сеть. И хотя он попытался сразу же разрубить ее, всадники не позволили ему освободиться. Похоже, им не в первой было захватывать вооруженного человека таким способом. Быстро, умело они опутали киммерийца с головы до ног. Затем, связанного и беспомощного, привязали к седлу одной из лошадей, скрутив ему руки и ноги таким образом, чтобы он не мог даже пошевелиться.

Краем глаза Конан видел, как отряд ступил на зыбучие пески. Под ногами черных лошадей образовалось нечто вроде дороги – уплотнение песка. Очевидно, так работала магия Эана – слабая и недолговременная магия. Едва лишь отряд миновал опасное место, как песок снова превратился в смертельную ловушку для всякого невнимательного путешественника.

Глава третья

Гуайрэ

Киммериец приблизительно представлял себе, где они находятся. Окруженная с севера горами, Карпашскими и Кезанкийскими, с юга Замора была ограждена песками пустыни. И вот в этой-то пустыне имелось затерянное «мертвое место», крохотный участок, где никогда не ступала нога непосвященного в тайну человека.

Очевидно, эти земли представляли собой центральную часть древнего оазиса, окраины которого превратились в кольцо зыбучего песка. Поэтому-то ни один путешественник и не находил сюда дороги.

Пленников привезли в цветущий сад и оставили под деревьями. Конана, не освобождая от сети, бросили на землю, а Олдвина прикрутили к дереву. Затем всадники спешились, и слуги увели лошадей.

На некоторое время оба пленника были оставлены в одиночестве. Тогда Олдвин решился заговорить.

– Конан, – позвал он своего спутника. – Вы живы, друг мой?

– Да, – сипло отозвался киммериец. – Вы что-нибудь видите?

Олдвин завертел головой, честно стараясь рассмотреть пейзаж получше, и заговорил опять:

– Кое-что весьма интересное. Здесь повсюду цветущий сад. Даже не верится, что мы по-прежнему находимся в пустыне! Такие прекрасные цветы! Неужели люди, сумевшие их вырастить, причинят нам зло?

– Почему бы и нет? – киммериец язвительно хмыкнул. – Одно другому не мешает.

– Возможно, эти цветы вырастили одни люди, а зло собираются нам причинить совсем другие, – рассудил бритунский ученый. Ему хотелось найти разумное объяснение всему. – Положим, садовник – превосходный человек и никому не способен доставить неприятностей. Но его господин – напротив, человек весьма жестокий и…

– Ясно, – оборвал его Конан. – Когда-нибудь в бритунской Академии плоды ваших сегодняшних раздумий будут иметь оглушительный успех. Но передо мной можно не стараться. У меня нет страсти к абстракциям.

– Для варвара, каким вы упорно прикидываетесь, вы обладает поразительным словарным запасом! – пылко вскричал бритунец и вдруг расплакался. – Прошу меня простить, это временная слабость… Я вспомнил наши разговоры на отвлеченные темы… Сколько наслаждения они мне доставляли! Увы, все погибло, и мои записи, и восковые

таблички, и я сам!..

– Вы еще не погибли, – буркнул Конан. – Что еще вы видите?

– Чуть поодаль блестит вода, – борясь с «минутной слабостью», ответил бритунец. – Кажется, там пруд или что-то в таком роде. Словом, нечто водное. Возможно, озерцо.

– Какая разница?

– Разница та, что озерцо имеет природное происхождение, а пруд – искусственное, – ответил бритунец. – Вопрос о происхождении не так уж «абстрактен», как это может показаться непросвещен ному уму…

– Хватит! – рявкнул Конан. – Дальше!

– Что дальше? А… – спохватился бритунец. – Конечно, мои наблюдения! За прудом опять кусты и… Боги! Немыслимо! Дворец!

– С дворца и нужно было начинать, осел! – зашипел Конан. – Какой дворец, велик ли, богат ли?

– Но я только что его заметил, – оправдываясь, сказал Олдвин. – Я производил осмотр последовательно, шаг за шагом, чтобы ничего не пропустить. И начал описание местности с того, что находилось поблизости… Итак, дворец. – Он откашлялся, как бы в знак того, что вполне осознает важность темы. – Он невелик, роскошно украшен резьбой. Довольно

странные узоры…

– Похожи на татуировку Заграта? – перебил Конан.

В каком смысле? – Бритунец хотел было пожать плечами, но поскольку черные всадники надежно прикрутили его к дереву, жест вышел жалким и неубедительным. – Барельефы и круглая скульптура мало сопоставимы с татуировкой, которая представляет собой плоский вид искусства…

– Узоры, – зарычал Конан.

Олдвин прищурился, чтобы лучше рассмотреть дворец, чьи стены и крыша виднелись над купами цветущих кустов. Наконец он сказал неуверенно:

– Возможно, имеется сходство. В спиралевидных конструкциях…

– Ясно, – оборвал его Конан. – что еще? Стража?

– Отсюда не видно. Аи!

Последний вскрик Олдвина дал понять киммерийцу, что поблизости появились стражники. Один из черных подошел к Олдвину и принялся разматывать веревку, причиняя бритунцу некоторые неудобства, поскольку путы крепко врезались тому в тело, и руки у него затекли.

Второй черный воин наклонился над Конаном. Киммериец увидел сквозь сеть его лицо, тонкое, очень смуглое, со странными светло-голубыми глазами. В длинных черных волосах все еще оставался песок.

– Я выну тебя из сети, – сказал воин, обращаясь к киммерийцу, – веди себя тихо. Если ты будешь сопротивляться, тебя убьют.

– Вряд ли, – сквозь зубы процедил Конан. – Я для чего-то нужен. Иначе меня убили бы еще в пустыне.

– Если ты будешь сопротивляться, тебя убьют, – бесстрастно повторил воин.

Он бережно распутал сеть и помог варвару подняться на ноги. Конан выпрямился во весь рост. Как ни высок был киммериец, он лишь ненамного превосходил воина в черном, а в плечах был шире раза в два. И тем не менее черный воин пустыни не выглядел существом хрупким или беззащитным. Напротив, он был опасен – очень опасен, подобно ядовитой змее. И Конан понял это сразу.

– Куда нас отведут? – спросил он своего тюремщика.

– Во дворец, – ответил тот. – Заграт хочет, что бы вы были живы.

– Заграт, – пробормотал киммериец, – почему-то именно так я и подумал. Он какое-то важное лицо в вашем государстве?

– Не задавай вопросов, – сурово ответил воин. – Ты узнаешь в свой черед обо всем, что тебе нужно знать.

Конан быстро огляделся по сторонам, оценивая обстановку. Как и сказал Олдвин, они находились в цветущем саду. Помимо дворца, здесь имелось еще несколько строений: очевидно, конюшни, казармы, склады… Бежать из оазиса будет довольно сложно из-за зыбучих песков. Сложно – но не невозможно: ведь с Эаном, хранителем трясины, у Конана, вроде бы, установились добрые отношения.

Вроде бы. Разумеется, безоглядно полагаться на возможную помощь от монстра не приходится…

Тюремщики остановились перед дворцом. У Конана появилась возможность осмотреть сам дворец: небольшое изящное здание с искусной резьбой по фасаду. Скульптуры украшали каждую пядь стены. Здесь были сплетающиеся змеи с кистями человеческих рук вместо головы, странные существа, отдаленно напоминающие Эана, женщины с вытаращенными глазами, сходными по форме с грудями, бородатые мужские лица, окруженные перьями…

– Идем, – обратился к пленникам один из стражей. Их потащили дальше.

Тяжелая дверь затворилась за ними, как бы навсегда отлучая их от солнечного света. Конан быстро начал различать в полумраке ступени, теряющиеся в глубине огромного зала. Ступени уводили вниз, под землю, и туда подтолкнули пленников.

Поначалу Конан полагал, будто их собираются разместить в сыром и тесном подземелье. Киммериец не раз уже бывал в подобных тюрьмах.

Многие владыки Хайборийского мира оборудовали подобным образом свои дворцы и замки: пока в верхних, роскошно украшенных и полных света залах шли пиршества, заседали государственные советы, плелись интриги и велась по всем правилам осада дамских прелестей, глубоко под землей, в подземельях, умирали от истощения и ран несчастные узники.

«Что ж, – угрюмо подумал Конан, – если эти пустынные разбойники решили чем-то поразить меня, то их ждет большое разочарование! Побывал я во многих узилищах и отовсюду сумел вырваться; убегу и из этого!»

Но ничего из ожидаемого взору киммерийца не предстало. Их с Олдвином спустили на несколько лестничных пролетов под землю, и перед удивленными пленниками раскрылся огромный, ярко освещенный лампами зал.

Стены его были облицованы резными деревянными панелями, отчасти раскрашенными, а отчасти позолоченными.

– Сюда. – Страж провел их по залу и водворил в большой комнате. – Здесь вы будете жить.

С этими словами он вышел и тщательно закрыл тяжелую дубовую дверь.

От удивления бритунец до сих пор не проронил ни слова. Он был потрясен тем, что ему открылось, и теперь наконец слова хлынули из его уст.

– Где мы, Конан? Вы что-нибудь понимаете во всем этом, друг мой?

– Не больше вашего, – буркнул киммериец. В отличие от своего приятеля он не был настроен на обильные беседы. Ему хотелось поразмыслить над случившимся и еще раз перебрать в уме все полученные впечатления.

– Этот дворец только кажется таким маленьким! – восхищенно вскрикивал Олдвин, бегая по комнате. – Вы оценили громаду его подземной части? Она простирается, думаю, на много полетов стрелы во все стороны!

– На тысячу бросков копья, – буркнул Конан. Он прикидывал, как бы заставить Олдвина замолчать.

Но это оказалось бесполезно.

– Боги! Да за удовольствие увидеть такую диковину я согласен даже заплатить этими некрасивыми рубцами на моей коже! Вы видели, как они меня связали? Никакого уважения к человеку! Они совершенно изуродовали мне запястья.

– В вашей Академии эти полосы послужат признаком подлинности ваших россказней обо всем увиденном, – сказал Конан рассеянно. Он продолжал думать о другом.

Бритунец восторженно глянул на него.

– О таком аспекте проблемы я даже не подумал. Благодарю вас! Я же говорил, что у вас чрезвычайно аналитический ум.

– Интересно, кто живет в этом дворце? – проговорил Конан. – Вероятно, правитель… Надо бы нам побольше о нем узнать. Кажется, его зовут Гуайрэ…

– Ее, – прозвучал чей-то голос.

Конан вскочил. Он не слышал, чтобы дверь отворялась, и все же в комнате внезапно появился Заграт.

– Шадизарский дервиш! – воскликнул Олдвин.

– Да, – преспокойно отозвался Заграт. – Это я. Кажется, вы позволили себе следить за мной? Возможно, это было вашей ошибкой. А возможно, и нет.

– Как ты вошел? – сквозь зубы спросил его Конан.

– Глупый варвар! – с презрением сказал Заграт. – Ты видел, как я забивал гвозди в свое тело, ты видел, как я ем стекло, – и все-таки ты недоумеваешь, когда видишь, как я прохожу сквозь стены?

– Магия, – произнес Конан, в отвращении качая головой. – Я должен был догадаться.

– Я же говорил, что ты глуп. – Заграт пожал плечами. – Как бы там ни было, а я весьма доволен, что вы оказались у меня в руках. Я найду вам применение. Найду, не сомневайтесь.

– Кто такой Гуайрэ? – повторил свой вопрос Конан.

– Я уже поправил тебя: Гуайрэ – не мужчина, а женщина. Это наша повелительница, королева. И скоро вы с нею увидитесь. Но прежде, чем это произойдет, я хочу, чтобы вы кое-что узнали…

Заграт преспокойно уселся на полу комнаты, хотя здесь имелись табуреты и два просторных мягких ложа.

Конан устроился на табурете, покрытом шелковой мягкой подушкой. Его лицо находилось выше уровня головы Заграта, однако дервиша это обстоятельство не смутило: он попросту взмыл в воздух и завис так, чтобы его глаза находились чуть выше уровня глаз киммерийца.

– Так удобно? – осведомился Заграт, наслаждаясь удивлением, которое появилось на лице Олдвина. Конан, однако, сохранял полную невозмутимость. – Отлично! Теперь я кое-что вам сообщу. Наша королева Гуайрэ выглядит как юная девушка, но вас не должна вводить в заблуждение ее прелестная внешность. Она – древнее существо. Ей больше тысячи зим. Она прожила на свете гораздо дольше, чем иные из нас, хотя наши воины в черных плащах все миновали столетний рубеж.

– А сколько зим тебе? – поинтересовался Конан.

– Триста сорок, – был ответ Заграта. – Впрочем, вы оба вправе мне не верить, сейчас это не имеет большого значения. Гуайрэ золотоволоса и голубоглаза. Ее наивное личико любого может сбить с толку. Так и хочется пасть к ее ногам и вымолить у нее дозволения защищать ее… Что ж, можете пойти на поводу у первого впечатления. Она любит благородство в мужчинах.

– К чему ты клонишь? – спросил Конан настороженно.

– Гуайрэ вполне довольна своим существованием, – прямо произнес шадизарский дервиш. – Она счастлива здесь, в сердце пустыни, в своем крохотном королевстве. Ей нравится повелевать сотней воинов, гулять по саду, купаться в роскоши, устраивать балы, на которых она не имеет ни одной соперницы…

– Что же в этом дурного? – вмешался Олдвин. – По-моему, вполне достойный образ жизни.

– Это длится тысячелетиями, – напомнил Заграт.

– Ну и что? – Олдвин нашел в себе силы иронически усмехнуться. – Я знаю многих людей, способных бездельничать тысячелетия. Они не делают этого лишь потому, что лишены возможности оставаться молодыми на протяжении тысячи зим.

– Стало быть, мы говорим о предположениях, – возразил Заграт. – А в случае королевы я говорю о том, что есть на самом деле. О свершившемся. Она обитает в сердце пустыни, куда нет входа никому чужому, и никогда не выходит во внешний мир. Она не спрашивает, откуда берутся сокровища, которыми мы осыпаем ее.

– Вы грабите караваны, – сказал Конан.

Заграт поднял бровь.

– Кажется, тебе известно больше, чем я предполагал!

– Я подслушал твой разговор с черными всадниками, – объяснил Конан. – Ничего особенного. Вы не были слишком осторожны.

– Да, это верно, – сквозь зубы признал Заграт. – Впрочем, я не видел особой нужды проявлять осторожность. И, как видишь, не ошибся. Ты у меня в плену, а караваны…

– Ограблены, – заключил Конан. – Но скоро вашему разбою придет конец.

Олдвин прижал руки к сердцу.

– Ты не представляешь себе, Конан, как бы мне хотелось, чтобы твои слова сбылись! Я не больше твоего люблю грабить караваны.

Последняя фраза прозвучала двусмысленно – если предположить, что Затрату кое-что было известно о карьере киммерийца в некоторых странах…

Но Олдвин не уловил иронии.

– Следовательно, тебя принуждают заниматься ненавистным ремеслом? – поинтересовался он.

Дервиш даже не повернул головы в его сторону.

– Меня трудно к чему-либо принудить… Я хочу, чтобы вы оба были на моей стороне, когда придет время. Гуайрэ хочет, чтобы все оставалось как есть. Но я и мои сторонники – их пока не слишком много – мечтают о большем. Мы хотим выйти за пределы нашего ограниченного мирка и показать всей Заморе, а может быть, и всей Хайбории нашу силу!

Дервиш засмеялся и вдруг начал таять. Спустя миг в воздухе не осталось и следа от фигуры, которая только что зависала перед пленниками. Лишь легкое золотое свечение напоминало о том, что видение все-таки было. А затем рассеялось и оно.

* * *

Конану не впервой было очутиться взаперти. Зато для Олдвина это оказался первый опыт подобного рода. Всегда деятельный и любопытный бритунец впал в уныние и некоторое время страдал молча. Его кислая физиономия выводила киммерийца из себя, поэтому Конан улегся на постель, заложил руки за голову и уставился в потолок.

Он не сомневался в том, что выберется отсюда. Следовало только еще раз перебрать в уме все обстоятельства и понять, какие шаги надлежит предпринять.

Олдвин наконец понял, что Конан не желает поддерживать беседу на тему «Все очень плохо, а будет еще хуже», и обидчиво произнес:

– Между прочим, в Академии со мной считались.

– Угу, – был невнятный ответ варвара.

– И если я развивал какую-нибудь идею, ее, во всяком случае, считали достойной обсуждения.

– Понятно, – пробубнил Конан.

– А вам, вероятно, совершенно неинтересны научные проблемы, которые…

– Послушайте, – перебил Конан, – ваши сетования на судьбу вряд ли могут считаться интересной научной проблемой, не так ли? Вы мешаете мне думать.

– В жизни не поверю, будто человек с подобной мускулатурой способен предаваться мыслительному процессу.

– Вера – дело сугубо личное и индивидуальное, – сказал Конан. – Вам угодно верить, что в Стигии каждая вторая женщина обладает змеиным хвостом, – я ведь не посягаю на это священное верование.

Обвинение было нелепым: Олдвин никогда не разговаривал с Конаном о стигийских женщинах и уж тем более не выдвигал подобных теорий. Поэтому бритунец замолчал – с разинутым ртом, задыхающийся от возмущения и бессильного гнева. А Конан преспокойно погрузился в прежнюю свою молчаливую задумчивость.

Когда Олдвин пришел в себя настолько, чтобы что-то сказать, в комнату к пленникам вошел молодой воин. По счастью, он не просочился сквозь стену, как это делал дервиш, а просто открыл дверь и предстал перед обоими. Олдвин, кажется, не вынес бы еще одного волшебного явления.

Конан сел на кровати и с интересом воззрился на вошедшего. Этот воин отличался от прочих: он был высок и строен, но совсем не массивен, и плечи у него были узкие. Он производил, скорее, впечатление хрупкости, нежели физической мощи.

Но главное, что сразу бросалось в глаза, были его волосы: светлые, как солнечный лучик, длинные, заплетенные у висков в косицы. Казалось, этот молодой воин принадлежал совершенно к другому племени, нежели его грубые и свирепые собратья в черных плащах, что повстречались Конану в пустыне.

– Моя госпожа Гуайрэ приказала привести к ней одного из вас, – сказал воин, переводя взгляд с Олдвина на Конана.

– Она не уточнила – кого именно? – осведомился Олдвин, всем своим видом показывая, что он готов отвечать за каждое свое слово.

– Нет, – ответил воин с легким поклоном. Его глаза при этом, однако, насмешливо блеснули. – Она сказала, что ей безразлично, кто это будет.

– Что ж, полагаю, ее величество не разочаруется, если умный, образованный человек… – начал было Олдвин, бледнея.

Конана забавляла его храбрость – и одновременно с тем киммериец не мог не восхищаться силой воли своего спутника: погибая от страха перед неведомой тысячелетней королевой, бритунец все же вызвался на встречу с ней. Чего добивался Олдвин? Хотел воззвать к ее рассудку и уговорить выпустить пленников? Или в бритунце заговорило тщеславие? Ну конечно, встреча с коронованной особой! С владычицей крохотного заколдованного королевства!..

А может быть, Олдвин попросту пытался доказать свою храбрость Конану?

В любом случае, допускать это «самопожертвование» со стороны своего любопытного, тщеславного и трусоватого спутника Конан не собирался. И потому преспокойно перебил Олдвина:

– Я отправлюсь в апартаменты ее величества, чтобы выразить ей наше почтение. Изволь проводить меня.

Он вскочил на ноги и насмешливо глянул на Олдвина. Да, Конан не ошибся: на лице бритунца тотчас отразилось огромное облегчение, и Олдвин тайком перевел дух. А затем улыбнулся, чуть самодовольно.

Конан преспокойно вышел из комнаты. Дверь захлопнулась, и Олдвин остался один.

Киммериец повернулся к молодому золотоволосому воину:

– Веди меня.

Воин молча двинулся вперед, сделав Конану знак следовать за ним. Киммериец бесшумно заскользил по гладким отполированным полам. От цепкого взгляда опытного вора не ускользала ни одна деталь богатейшего убранства подземного дворца. Все здесь поражало роскошью и радовало глаз: облицованные полированным камнем стены, резные украшения, позолота и зеркала, мозаики, сложенные из разных пород дерева.

Конан не сомневался в том, что все это великолепие имело весьма неприглядное происхождение. Заграт ясно дал понять, что по распоряжению королевы ее черные воины столетиями грабили караваны. Впрочем, киммерийца трудно было озадачить такой вещью, как украденная вещь – сам он не раз промышлял подобными делами.

Его внимание привлекла статуя танцующей богини или демоницы – он не брался определить. Существо с четырьмя руками застыло в изящной танцевальной позе. Вырезанная из черного дерева фигурка была так гладко отполирована, что свет скользил по ее поверхности, как бы лаская чудесную кожу женщины. Ее лицо с правильными чертами выглядело отрешенным. Десятки глаз, сделанных из разных драгоценных камней, были рассыпаны по всему ее телу. Сапфировые, изумрудные, рубиновые, аквамариновые, топазовые глаза смотрели на проходящих мимо людей – смотрели с раскрытых ладоней богини, с ее лба, из ямки под горлом, с грудей, живота, с ее бедер и колен, с вывернутых в танце ступней, с отставленных в сторону локтей. И куда бы ни встал изумленный зритель, самоцветные глаза повсюду следовали за ним пытливым, в самую душу проникающим взором.

Конан невольно задержался возле этой статуи, но золотоволосый воин поторопил его:

– Не следует заставлять королеву ждать. Гуайрэ становится гневной, когда ее сердят.

Он так и выразился – «становится гневной». Как будто говорил о богине, которая может менять ипостаси и из милостивой и прекрасной превращаться в яростную и суровую. Возможно, подумал Конан, именно так оно и есть. Особенно если принять во внимание древний возраст Гуайрэ и ее явно нечеловеческую природу.

Киммериец был заинтригован. За то короткое время, что он провел в затерянном среди песков дворце, он успел услышать о Гуайрэ достаточно противоречивых и удивительных вещей. Однако Конан привык доверять только собственному впечатлению, и теперь ему не терпелось встретиться с пустынной королевой.