Текст книги "Глаз Кали"
Автор книги: Дуглас Брайан
Жанр:
Героическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)
Несколько женщин бросились навстречу шагающему монстру и метнулись к нему под ноги. Не заметив их, идол попросту наступил на их простертые на земле тела и раздавил. Фридугис услышал жуткий хруст костей, и бритунца передернуло. Многое он готов был вынести, но не это.
Он отступил назад и схватился за горло, чувствуя, что его вот-вот стошнит. И тут острая боль пронзила его ногу. Фридугис сразу очнулся от дурноты. Он увидел рядом с собой ужасную образину одного из людоедов: блестящие глаза смотрели прямо на бритунца, а острие копье было направлено ему в грудь. Приплясывая на месте и напевая сквозь зубы монотонную мелодию, воин вгонял себя в ритуальную ярость. Он явно готовился пронзить свою жертву насквозь.
Преодолевая боль от раны в ноге, Фридугис схватился за кинжал и бросился на врага. Людоед явно не ожидал от своей жертвы подобной прыти. Он отскочил, но недостаточно быстро: Фридугис успел полоснуть его по руке.
Как и многие, этот воин был храбр и грозен только перед безоружным противником; получив царапину, он мгновенно утратил все свое мужество и взвыл от боли и обиды. Фридугису почудилось в его вопле что-то детское: так рыдает ребенок, который получил шлепок от своего наставника.
Однако, как бы тот ни плакал, а жалеть людоеда Фридугис расположен не был. Следующий удар кинжала был нацелен дикарю прямо в горло. Ударив, Фридугис отскочил, чтобы его не запачкало кровью.
И тут, подняв голову, он увидел прямо над собой занесенное вверх жало гигантского паука. Монстр избрал бритунца своей следующей жертвой.
Фридугис упал на землю и покатился прочь. Он не успел бы убежать. Тем более, что раненая нога болела нестерпимо. Паук ударил, и жало его вонзилось в землю.
Паук задрал в воздух две передние лапы и сильно ударил ими – так взбрыкнул бы раздраженный или испуганный конь.
Затем чудовище с неестественной быстротой передвинулось и снова занесло жало над Фридугисом. В последний миг бритунец поднял алмаз Кали и воззвал к грозной богине. Желтый луч вышел из камня и разрезал брюхо паука ровно пополам. Прямо на Фридугиса вывалились внутренности чудища, хлынула зеленоватая зловонная жижа, которая, очевидно, заменяла монстру кровь. Захлебываясь, кашляя и тщетно сражаясь с тошнотой, бритунец попытался выбраться из месива, в котором он внезапно очутился.
Липкая масса облепляла его со всех сторон. «Нет ничего глупее, чем захлебнуться во внутренностях этой твари, – подумал Фридугис. – Тьфу! Даже в страшном сне мне не могла присниться подобная смерть. Что за ерунда? Неужели бритунский аристократ допустит, чтобы его постигла подобная кончина? Впрочем, – добавил он, желая быть справедливым, – спасение мое зависит сейчас только от меня… А если я и погибну, то никто не узнает, каким образом это произошло. Что ж, хоть малое, но все же утешение».
И с этим он принялся выбираться из жижи. Тем временем идол добрался уже до толпы людоедов. Невозмутимо, без злобы, но и без всякого снисхождения, он принялся хватать дикарей поперек живота и бросать их в огонь и в кипящий котел. Ночь наполнилась воплями ужаса и боли. Однако это не могло остановить медное существо. По-видимому, оно не ведало ни сомнений, ни сострадания. Оно знало, что делает; ведь оно – теперь в этом не оставалось никаких сомнений, – служило черной матери, Кали.
Идол действовал сразу шестью руками. Каждая успевала схватить одного или двух человек и метнуть их в костер. Конан успевал уворачиваться, однако в давке ему никак не удавалось выскочить из толпы перепуганных людоедов.
Теперь уж противникам Конана было не до того, чтобы пытаться сокрушить варвара. Каждый стремился спасти собственную жизнь. Но бегство, казалось, было невозможно.
Конан бросился на землю и покатился – как недавно это сделал Фридугис. Медная рука проплыла по воздуху прямо над головой киммерийца, однако схватить его не смогла и подцепила другую жертву. Конан между тем стремительно бежал в темноту.
Фридугис, который хорошо видел киммерийца, озаренного пламенем огромного костра, присоединился к своему товарищу.
Конан отшатнулся.
– Кто здесь? – грозно крикнул он.
Фридугис заметил в руке Конана меч. Должно быть, в пылу схватки киммериец обнаружил свое оружие у кого-то из людоедов и отобрал.
– Это я, – подал голос бритунец. – Я, Фридугис. Не убей меня, Конан, по ошибке.
– Чем ты воняешь?
Слышно было, как фыркает Конан.
– Это паук… Кали действительно помогает нам! Ее алмаз разрезал чудище на части!
– Хвалу доброй Кали воспоем попозже, – сказал Конан. Оставалось только поражаться быстроте, с которой варвар обрел прежнюю невозмутимость. – Нам пора уносить отсюда ноги. Медный монстр пришел в себя и крушит тут все.
– Это очень кстати, – заметил Фридугис. – Без его поддержки мы бы не справились.
– Не уверен, – пробормотал киммериец. – Людоеды довольно легко поддаются панике. Заметил?
Фридугис кивнул.
– Такое случается не только с людоедами, – добавил бритунец. – На свете полным-полно людей, которые храбры только перед слабыми, а при виде сильного противника ударяются в бегство.
– Это тебе сказители напели? – осведомился киммериец.
– Нет, дошел своим умом, – огрызнулся бритунец. – А, кроме того, имел возможность наблюдать.
Они бежали прямо в джунгли. Конан выглядел как человек, который точно знает, что делает, Фридугис не уставал удивляться ему. Ведь медный монстр никуда не делся – он будет идти за беглецами по пятам, пока не уничтожит их! И сбежать с этого плато у них не получится. Они в ловушке. Разгром селения людоедов только оттянул неизбежную развязку.
Как будто прочитав мысли своего спутника Конан повернулся к Фридугису и, широко ухмыляясь, проговорил:
– Каждый час, что мы проживем назло врагу, идет нам на пользу. Не торопись умирать. Всегда может оказаться, что есть какой-то выход. Обидно, если тебе не хватило нескольких мгновений, чтобы его найти.
Глава девятая
В поисках исчезнувшего камня
Они шли через густые заросли, не разбирая дороги, всю ночь. Время от времени им начинало казаться, что идол больше не гонится за ними. Глухие тяжелые шаги стихли где-то вдалеке. Вопли людоедов, вонь костра – все это осталось далеко позади.
Конан, равно как и его спутник, отдавал себе отчет в том, что на плато им поневоле придется ходить кругами. Вряд ли преследователь оставит им время на то, чтобы спокойно сесть и сплести веревку.
Наконец они нашли подходящее место для отдыха, забились между корнями приземистой акации с множеством стволов, и заснули ненадолго. Фридугис хоть и старался не показывать виду, однако валился с ног от усталости. Пережитое совершенно выбило его из колеи. Бритунец даже попробовал пошутить над собой:
– Проклятье! – сказал он. – Гигантский паук как способ убедить пленника лежать тихо… Котел для варки людей живьем… До таких ужасов даже моя кормилица бы не додумалась, а уж вот кто была мастерица рассказывать страшные истории!
Конан фыркнул, но никак не прокомментировал сказанное приятелем. Он и сам устал. К тому же Фридугис получил рану в ногу. Не слишком глубокую и уж явно не опасную (если не случится заражения), но все же чувствительную. Так что у бритунца были все основания для того, чтобы упасть без сил и заснуть мертвым сном, едва его голова коснулась земли.
Как только солнце встало, Конан пробудился. В джунглях было очень тихо – если не считать обычного птичьего хора, да отдаленных криков каких-то животных. Ни барабанов, ни людских выкриков, ни грохотанья медного чудовища. Ничего, что, по мнению киммерийца, угрожало бы их жизни.
Как ни странно, это обстоятельство мало обрадовало Конана. Он привык не доверять хорошему. Особенно в тех случаях, когда неприятности не были устранены привычным для киммерийца способом: то есть не плавали в собственной крови. Вот если бы удалось превратить идола в гору расплавленного металла, а всем людоедам, до последнего младенца, выпустить кишки, – тогда другое дело…
Поэтому Конан решил не терять бдительности.
Но сначала следовало понять, в каком состоянии находится его спутник. Фридугис продолжал спать, и сон бритунца был неспокойным. Он метался по мягкому ложу – рыхлой земле между корнями акации, во сне продолжая отбиваться от людоедов и убегать от медного идола. Рана на его ноге, по счастью, не воспалилась. Более того, Конан с удивлением заметил, что она начала затягиваться.
От Фридугиса по-прежнему воняло мертвым пауком. Конан с его привычкой привыкать к обстоятельствам, изменить которые он пока не в силах, притерпелся и к этому запаху. Но стоило киммерийцу отойти в сторонку и глотнуть по-настоящему свежего ароматного запаха утренних джунглей, как паучья вонь стала казаться ему непереносимой.
Но… рана ведь затягивалась. Конан хлопнул себя по лбу. Яд паука не только парализовывал. Он еще и исцелял.
Он прошел десяток шагов, стараясь не выпускать спящего Фридугиса из виду, и обнаружил ручей, где с удовольствием умылся и утолил жажду. Затем вернулся к месту отдыха и беспощадно растолкал своего спутника.
– Избавься от вони и заодно выпей водички, – приказал Конан сонно моргающему Фридугису.
Тот наконец пришел в себя, охнул и захромал к ручью. Хромал он весьма бодро, так что Конан укрепился в своем изначальном впечатлении: рана благополучно заживала и через несколько дней вообще перестанет доставлять неприятности.
– Интересно, – сказал, возвращаясь, умытый Фридугис, – а где же Сканда? Мы расстались с ним, кажется, еще до того, как очутились среди людоедов.
Конан пожал плечами.
– Парень совсем дурачок, – ответил киммериец, – и не всегда отдает себе отчет в собственных поступках. Кто знает, где он прятался все это время? Я не берусь предсказывать его поступки.
– Мне почему-то кажется, – понизив голос, произнес Фридугис, – что он не просто дурачок.
– Да? – Конан равнодушно хмыкнул. – В любом случае, мы не имеем влияния на него. Да и заботиться о нем не обязаны. Он не считает нас своими спутниками в полной мере. Все равно как бездомный пес – прошел с нами час пути, а затем убежал по собственным делам.
– Я так не думаю, – многозначительно поведал Фридугис.
И тут, словно подслушав их разговор, Сканда появился. Точнее, до приятелей донесся его пронзительный птичий голос, кричавший:
– Конан! Фридугис! Конан! Фридугис!
– Легок на помине, – сморщился Конан. Но его недовольство сменилось острой тревогой, когда до его слуха донесся знакомый грохот: тум, тум, тум. Идол приближался. Вместе с идолом приближался и непрерывно кричащий Сканда:
– Конан! Фридугис! Конан! Фридугис!
– Подождем его, – сказал Фридугис.
Бритунец побледнел, однако старался держать себя в руках и выглядел он совершенно спокойным. Если не считать цвета лица, конечно. – Сдается мне, тут не все так, как представлялось вначале.
– Прекрасно, – вздохнул Конан. – Подождем. В крайнем случае, залезем на дерево.
– Отличный план, – улыбнулся Фридугис, по-прежнему сохраняя фальшивую бодрость. – Или закопаемся в землю.
– Этот план еще лучше, – сказал Конан. Идол между тем появился на прогалине, где росла акация. Сперва приятели увидели гигантскую медную ногу с большой вмятиной, полученной при падении со скалы. Затем появились руки, все шесть, одна за другой. И наконец, огромное туловище и голова с блестящими глазами и конусовидной прической, чуть погнутой и торчащей немного на сторону, предстали перед приятелями.
А на плечах у идола восседал, болтая ногами, Сканда и вопил во всю глотку:
– Конан! Фридугис!
– Что это значит? – гаркнул Конан, задрав голову к Сканде.
Чумазый пастушок весело ответил:
– Это наш друг – Гафа!
– Кто? – вырвалось у Фридугиса. – Как ты его назвал?
– Его имя, – пояснил Сканда. – Я знаю его имя. Он сам мне сказал. А что? Хорошее имя. Здешнее. Здесь так иногда зовут простолюдинов. Вроде меня. Бедный Сканда! Бедный Гафа! Ха-ха!
Он засмеялся и ловко спрыгнул с плеч идола. Идол подставлял ему руки, одну за другой, чтобы Сканда сходил по его ладоням, как по ступеням, а затем наклонился и спустил его на землю.
Сканда подошел к приятелям и покрасовался перед ними.
– Мы насилу вас нашли, – сообщил он. – Вы прятались. Сильно прятались! Ловко. Как люди джунглей. Странно…
Конан решил выяснить дело до конца. Он взял Сканду за плечи и развернул к себе.
– Ты говоришь, этот медный идол зовете Гафа?
Сканда торжественно кивнул.
– Он еще как-то зовется, – добавил пастушок, – но для вас он Гафа.
– Не может быть, – выговорил Фридугис немеющими от ужаса губами. – Но это значит, что… Что Гафа, которого сто лет назад оставили в джунглях на милость здешнего божества не просто умер, но вселился в медное тело! И все: это столетие он существовал в джунглях в виде шестирукого вендийского бога!
– Гафа – не бог, – важно возразил Сканда и почему-то указал пальцем на себя, ткнув в середину груди. – Гафа только идол. Живой идол. Глупый идол. С ним надо было говорить. Его надо было бояться.
Конан нахмурился. Ему не понравилось, что какой-то вендийский замухрышка обвиняет его в трусости. Однако возражать было нечего. С ожившим медным великаном Конан вел себя так, что у постороннего наблюдателя имелись все основания заподозрить киммерийца в… осторожности. Да, «осторожность» – очень хорошее слово. Оно многое объясняет.
Идол стоял молча и таращился на людей немигающими глазами. При ближайшем рассмотрении, решил Фридугис, он выглядит вполне прилично. И даже добродушно. А то, что они испугались – что ж, это вполне естественно. Всякий бы испугался на их месте. Эдакая махина, да еще ожившая, да еще неустанно топающая за ними сквозь джунгли!
– Ну что ж, – заявил Конан, – в таком случае я знаю способ выбраться с этого плато.
Фридугис поразился тому, как быстро киммериец изменил свое отношение к событиям. Теперь Конан снова выглядел уверенным в себе и своих решениях. И охотно взял командование на себя.
– Рассказывай, – кивнул Фридугис. Он решил не спорить с киммерийцем и не бороться за первенство. В конце концов, дальнейшие события покажут, кто кому должен подчиняться. Да и не мериться силой они с Конаном отправились в эти джунгли.
– Нас перевезет через пропасть любезный Гафа, – сказал Конан. – Он достаточно высок для этого. Если он будет идти осторожно, то он попросту спустится с плато вниз и перешагнет через реку. А мы проделаем этот путь на плечах.
– Ловко придумано! – восхитился Фридугис. – Но согласится ли он?
– Мы его попросим, – сказал Конан. Фридугис прошептал на ухо киммерийцу:
– Ты думаешь, он не понял, что мы нарочно заманили его на подвесной мост, чтобы погубить?
– Не знаю, – так же шепотом отозвался Конан. – Но даже если он это и понял, то явно не держит на нас зла. Посмотри, как он глядит! У него, сдается мне, тоже имеется дело к черной матери Кали.
– Будем считать, что ты прав, – вздохнул Фридугис. – Тем более, что и выхода другого у нас нет.
И он заговорил со Скандой, дабы тот передал их просьбу Гафе.
Сканда слушал долго, вникал в сказанное по нескольку раз, кивал, затем мотал головой, в волнении бегал туда-сюда по поляне. Наконец нехитрая идея Фридугиса обрела надлежащий вид и успокоилась в беспокойной голове Сканды, явно набитой обрывками самых разных и весьма диких представлений о происходящем.
Сканда обратился к идолу:
– Возьми на плечи меня, этого Конана и этого Фридугиса. Хорошо?
Гафа медленно повернул голову и воззрился на Сканду. Тот еще несколько раз повторил эту фразу. Наконец раздался глухой, тягучий голос:
– Хорошо.
Фридугис подскочил на месте, когда его услышал.
– Он еще и говорит?
– Конечно, – прошептал Конан. – Как же иначе Сканда узнал его имя?
– Возможно, Сканда умеет читать мысли…
– Имя плохо передается даже при чтении мыслей, – сказал Конан. – При чтении мыслей хорошо передаются побуждения.
– Это тебя кхитайцы обучили или ты сам додумался?
Конан молча показал Фридугису кулак.
Между тем идол наклонился и протянул приятелям ладони нижней пары рук. Конан забрался на левую ладонь, а Фридугис – на правую. Сканда побежал по телу идола так же легко и свободно, как белка бегает по стволу дерева. Было очевидно, что пастушок уже привык к такому способу путешествий.
Интересно, подумалось Конану, как давно Сканда знает этого Гафу? Если предположить, что пастушку тоже сто лет… Но нет, эту мысль следует отмести сразу. Иначе можно сойти с ума.
Сперва решим одно дело, потом займемся следующим. Нечего забивать голову сразу несколькими вещами.
Сканда что-то верещал, прижав губы к уху идола. Тот слушал, двигая глазами, затем кивнул и зашагал сквозь джунгли.
Он раскачивался на ходу плавно, как слон. Сидя на плече огромной медной фигуры, Конан смотрел, как далеко внизу переставляются толстые ножищи, как перед мощной грудью Гафы расступаются густые заросли.
Затем Гафа приблизился к краю пропасти и начал спуск. Он шел медленно, тщательно выбирая, куда поставить ногу. Сидящим на плечах идола людям пришлось крепко держаться за свою опору, чтобы не свалиться. Фридугис вцепился в руку Гафы изо всех сил, стиснул зубы, закрыл глаза. Бритунец был очень бледен, по его лицу градом катился пот.
– Эй! – окликнул его Конан. – Ведь тебя охраняет алмаз Кали! Или ты больше не надеешься на это?
– Сказать по правде, – прошептал Фридугис, – больше не надеюсь.
– Почему?
– Потому что вы теперь и без меня найдете подземный храм…
– Но алмаз-то у тебя! Неужто Кали не сбережет его?
– Его… а не меня!
– Ладно, – засмеялся Конан, – надейся на меня. Я надежней любой богини.
Тут он понял, что изрек двусмысленность, насупился и замолчал. Фридугис, впрочем, был так испуган и подавлен происходящим, что даже не заметил этого.
* * *
И снова они шли через джунгли, на сей раз не своим ходом, а на плечах медного идола. Конана укачало, и он несколько раз засыпал. Фридугис, напротив, не мог спать: он боялся упасть, разбиться или быть растоптанным, и этот страх не позволял ему расслабиться ни на мгновение.
Мимо проплывали зеленые моря. С визгом разбегались обезьянки; сверкая оперением, разлетались перед идолом попугаи и другие птицы. Затем густая растительность закончилась, потянулась полоса выгоревшего леса. Пожар случился здесь не так давно. Жирная земля была покрыта копотью, а стволы деревьев были голыми и обгорели. Почва растрескалась. Лишь несколько травинок успело прорасти наружу, их зелень служила ярким контрастом мертвому запустению.
Идол остановился и опустил руки на землю, помогая людям сойти.
– Неужто это здесь? – с недоумением осведомился Фридугис, озираясь по сторонам.
– Надо спросить, – ответил Конан, зевая. И сам заговорил, обращаясь к медному Гафе: – Мы пришли? Храм Кали – под этой землей?
Он повторял свой вопрос на все лады десятки раз. Первым понял суть дела Сканда. Он подпрыгнул и начал выкрикивать:
– Здесь? Здесь? Мы пришли?
Наконец над выгоревшей пустошью разнес глубокий глухой голос:
– Это здесь…
Конан уныло огляделся по сторонам. Никаких признаков храма не наблюдалось. Если что-то и сохранялось здесь прежде, сто зим назад, то теперь все окончательно ушло под землю. Одним богам известно, сколько времени уйдет на то, чтобы перевернуть все эти пласты земли и извлечь на свет статую Кали. Что до самоцветов, погребенных вместе с нею, то отыскать их в подобных условиях будет самым настоящим чудом.
Между тем идол наклонился и зачерпнул ладонью землю. Отвалил ее в сторону. Зачерпнул снова.
Сканда бегал вокруг него, махал руками и выкрикивал что-то ободряющее. Идол работал все быстрее. Шесть его рук так и мелькали, гора откинутой земли росла. Конану и Фридугису оставалось только наблюдать за происходящим. Чем они и занялись.
– Очень хочется есть, – сказал Фридугис. – А ты не испытываешь голода, мой варварский друг?
– Испытываю, мой ученый друг, – в тон ему ответил Конан.
Фридугис приподнял одну бровь. Проделывал эту гримасу он просто мастерски.
– В таком случае, почему бы тебе не поохотиться, мой друг?
– Ты полагаешь, в этой пустоши водится какая-нибудь дичь?
– Э-э… – протянул Фридугис. – Может быть, подстрелим птицу?
– Вряд ли Сканда сочтет подобное деяние уместным, – сказал Конан. – В прошлый раз он очень огорчился, когда мы жарили на костре какую-то птицу. Посмотри на его повадки! Он либо считает себя птицей, либо действительно таковой является.
– Что значит – «таковой является»? – удивился Фридугис. – По-моему, обычный полоумный пастушок. Мы уже обсуждали эту тему. В Вендии любят сумасшедших.
– Нет, – Конан медленно покачал головой, – я еще раз все обдумал. Мне кажется, Сканда – не сумасшедший. Напротив, у него вполне ясный рассудок. Просто он – не человек. Не человек в том смысле, какой мы вкладываем в это понятие.
– Точнее, пожалуйста, – попросил Фридугис. – Я не успеваю за ходом твоей мысли.
– Ничего особенного. Либо он – человек-птица, либо демон, но не злобный, либо… в общем, что-то в таком роде.
– Может быть, его превратили из птицы в человека? – предположил Фридугис.
– Вот и я говорю: человек-птица, – вздохнул Конан.
Оба уставились на взволнованного Сканду с таким видом, словно тот был призван прояснить для них ситуацию. Впрочем, Сканда совершенно не замечал озадаченности своих спутников. Он тревожно кричал, подскакивал и бегал вокруг работающего идола. Своими повадками он и впрямь напоминал суматошную птицу.
Тем временем идол испустил громкий утробный крик и наклонился над вырытой им ямой. Он пошарил там руками, ухватил что-то и с усилием потащил наверх.
Вероятно, добыча была слишком велика и тяжела даже для такого колосса, как Гафа. Он широко расставил свои толстые медные ноги с отчетливо изображенными складками жира, уперся ими покрепче в землю и потянул изо всех сил. Лицо идола оставалось неизменным, все таким же невозмутимым, с блестящими глазами и сжатыми губами. Тяжесть усилия выражала лишь поза.
Несколько раз он претерпевал неудачу. Нечто не желало выходить на поверхность. Но Гафа не сдавался. Наконец он громко, отчаянно застонал. Его глухой медный голос разошелся по всей пустоши и отозвался долгим, протяжным эхом. Гафа выпрямился, держа в четырех руках статую богини. Он медленно поднял ее над головой, чтобы подставить солнечным лучам, и статуя засияла ослепительным солнечным блеском.
В отличие от Гафы, статуя вовсе не была живой. Это было именно изображение богини, но не сама богиня. Во всяком случае, пока. И Конан в глубине души надеялся, что так оно и останется. Два оживших вендийских идола на одного киммерийца – это было бы чересчур.
Победно закричав, Гафа со статуей в руках зашагал по пустоши. Он отошел чуть в сторону от ямы и утвердил свою добычу на горе земли, которую набросал, когда откапывал засыпанное подземное святилище. Затем сложил руки в разных молитвенных положениях: прижав ладони одна к другой, особым образом расположив пальцы, переплетя указательные пальцы и отставив мизинцы. И так, в умоляющей позе, чуть наклонив голову и изогнув могучее тело, застыл перед статуей.
Сканда же начал плясать. Из горла пастушка вырывались непроизвольные вскрики, когда он подпрыгивал или выделывал какое-нибудь особенно сложное па. Затем крики эти превратились в пение – пронзительное, немелодичное, терзающее слух пение, в котором, однако, слышалось торжество. Сканда славил грозную богиню с младенческими черепами на поясе.
Солнце ослепительно сверкало на теле статуи, так что смотреть на нее было больно. Тем не менее, Фридугис оценил качество работы неизвестного древнего мастера, который создал это изваяние в незапамятные времена. Изящество и четкость линий поражали, точность позы сводила с ума. Казалось немыслимым, чтобы статуя могла замереть в подобном положении и сохранять притом равновесие. И, тем не менее, это было!
– Давай спустимся под землю, – предложил Конан. – Поищем самоцветы. Вдруг нам повезет?
Его практическое замечание вырвало Фридугиса из мира восторженных грез. Он оторвал взор от статуи и уставился на загорелое лицо киммерийца.
– Разве не стоит сперва покончить с нашим делом? Я думал, мы для начала вернем статуе алмаз, а уж потом…
– Нет, – сказал Конан. – Подумай сам. Пока алмаз у тебя, все будет сохраняться в относительном равновесии. Гафа, наш гигантский медный друг, останется в молитвенной позе перед статуей Кали, Сканда, еще один наш странный друг, будет плясать и петь, а Кали, наша добрая черная мать, в виде золотой статуи будет безмолвно сверкать на солнце. Очень хорошая, мирная картина. Ты можешь предсказать, каким образом она изменится, когда ты вернешь ей алмаз? Не можешь. И я не могу. Я только знаю, что в стране, где оживают статуи, у нас чрезвычайно мало времени на поиск сокровища для себя.
– Убедил! – воскликнул Фридугис. И оба спустились под землю. Гафа действительно откопал подземное святилище. То самое, куда сто лет назад пришли четверо бритунцев, влекомые отчасти алчностью, а отчасти – обычным человеческим любопытством.
Здесь сохранились обломки древних барельефов. Они все еще были раскрашены. Конан споткнулся о человеческий скелет. Несомненно, то были останки Агобарда или Турониса, одного из двоих спутников Хейрика, что погибли в подземном храме. Фридугис тоже заметил белые кости и вздохнул.
– Как бы и нам с тобой здесь не остаться…
– Вот уж о чем я помышляю меньше всего! – огрызнулся варвар. – Смотри хорошенько под ноги. Мы должны отыскать хотя бы горсточку самоцветов.
Конан наклонился. Так и есть! Среди костей лежал туго набитый кожаный кошель. Он был покрыт плесенью, но все же сохранился в целости. Киммериец поднял его, и вещица развалилась прямо у него на ладони. Внутри все еще находились самоцветы. Те самые, которые успел собрать Туронис перед тем, как погибнуть.
– Спасибо, дружище, – обратился к нему Конан. – Надеюсь, твой путь к богам был легким, а то, что ожидало тебя в конце этого пути, – приятным…
Скелет чуть пошевелился… или Конану это только почудилось? В любом случае, череп слегка переменил положение. Конан решил считать подобное хорошим знаком. Он дружески кивнул скелету и пошел дальше. Найденные самоцветы он крепко сжимал в ладони.
Они с Фридугисом спустились чуть ниже. Здесь сохранилась каменная кладка. И перекрытия еще оставались в целости, хотя задерживаться в этом помещении долго ни у одного из приятелей намерения не было.
– Смотри! – сказал Конан, который хорошо видел в темноте.
Фридугис прищурился, напрягая зрение. Киммериец показывал ему на большую корзину, сплетенную из ивовых прутьев. Там находилось несколько гибких белых тонких веток. И только присмотревшись, Фридугис понял, что это – скелеты издохших здесь змей. Сокровища Кали охраняли кобры!
К счастью, ни одна из них не уцелела после того, как храм обрушился. Зато камни сохранились в неприкосновенности. Сотни изумрудов, рубинов, топазов. Их грани тихо светились даже в подземной тьме.
– Возьмем сколько сможем, – предложил Конан. – Не будем жадничать. Да и времени у нас мало.
Фридугис молча взял корзину и посмотрел на Конана.
– Я готов возвращаться, – объявил он.
Конан засмеялся.
– Если она не прогнила и не рассыплется, то считай, что нам повезло.
Они двинулись обратно. Конан спешил. Нехорошие предчувствия охватили его. Как будто приближалось нечто дурное, отвратительное, с чем придется сражаться. Фридугис, напротив, был весел и бодр.
Добравшись до выхода из подземелья, бритунец первым делом поставил на край ямы свою корзину с драгоценностями. Камней там было достаточно, чтобы обогатить несколько человек и обеспечить им безбедное существование до конца их дней; однако все же не так много, чтобы корзина сделалась неподъемно тяжелой, так что один человек без труда с нею управлялся.
Затем Фридугис выбрался наружу сам. Когда Конан ухватился за край ямы, чтобы выскочить из нее, Фридугис повернулся и с силой ударил своего спутника ногой в лицо.
Конан от неожиданности разжал пальцы и повалился на дно ямы.
– Сиди! – со смехом крикнул ему Фридугис. – Нечего тебе делать среди цивилизованных людей, варвар! Неужто ты рассчитывал выбраться отсюда, да еще с моим богатством? Нет! Я владею им единолично.
Конан молча полез обратно, но Фридугис вынул из кошеля алмаз Кали и показал его медному идолу.
– Гафа! – повелительным тоном произнес Фридугис. – Я желаю, чтобы этот назойливый человек оставался в яме. Можешь убить его, если он окажется чересчур несговорчивым.
Конан заскрежетал зубами.
Медный Гафа приблизился к яме и попросту уселся на нее.
Стало темно. Никакой надежды сдвинуть медную тушу у киммерийца не было. Он решил поискать другой выход из подземелья, хотя надежда найти таковой была крайне мала.
Драгоценности, которые Конан забрал у Турониса, по-прежнему оставались у него. Киммериец сунул их в свой кошель и тщательно затянул завязки. Хотя бы малое утешение, подумал он. Впрочем, Туронису они ничуть не помогли. Не хотелось бы разделить участь молодого бритунца, погибшего здесь сто зим назад.
Конан осторожно двинулся по подземному ходу. Он миновал сокровищницу, где больше не оставалось ни кобр, ни корзин с драгоценностями. Тоннель действительно тянулся дальше под землю. И, поскольку выхода другого не оставалось, Конан направился туда.
Дорога постоянно шла под уклон. Киммериец все глубже опускался под землю. Толща почвы давила на него почти физически: он ощущал, как над ним растут деревья, как глина и песок над этими камнями, укрепляющими своды, пропитываются влагой и порождают мириады травинок. И сам Конан превращался в некое одушевленное растение, ведущее под землей свое странное уединенное существование…
Он видел сплетенные над головой корни деревьев. Они проросли даже сквозь каменную кладку и свисали, точно лианы. Да, именно так: лианы подземного царства. Лианы, которые никогда не цветут и не знают солнечного света.
Казалось, этому пути не будет конца. Конан вел пальцами по стене и ощущал резьбу: даже здесь неведомые древние мастера украсили камень. Странно – ведь никто бы этой резьбы все равно не увидел!
Впрочем, отчего же так? В незапамятные времена, когда этот храм находился посреди города и был объектом почитания многих верующих, поклонников богини Кали, наверняка имелись и здесь свои источники света. Факелы – быть может. А может быть, и световые колодцы в потолке.
Нужно только отыскать хотя бы один из них.
Недолго думая, Конан вытащил из ножен меч и начал тыкать в потолок. Ему пришлось заниматься этим странным делом довольно долго, но наконец, его усилия увенчались успехом. После однообразного звона, который издавал металл, соприкасаясь с камнем, послышался глухой звук: острие меча вошло в мягкую почву. Здесь имелось отверстие. Нужно только убрать наносы земли и песка.
И киммериец принялся за дело. Сперва ему требовалось соорудить подставку, чтобы дотянуться до колодца. Чтобы не потерять нужное место, он вонзил в землю над головой меч и оставил его висеть. После чего начал выворачивать из стен камни. Он знал, что это обрушит часть коридора, но не боялся этого. Главное – над головой у него есть выход.