Текст книги "Глаз Кали"

Автор книги: Дуглас Брайан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

– Некогда здесь был храм или дворец, – высказался Хейрик.

Остальные молча согласились с ним. Молодые бритунцы переглянулись. Глаза их сверкнули алчным блеском. Наконец-то они нашли то, ради чего предприняли столь долгое и отчаянное путешествие!

Как истинные сыновья Бритунии, они не бросились сразу искать спрятанные здесь сокровища. Нет, они для начала сделали привал и разбили лагерь. Затем перекусили. В последнее время им везло, и они сумели подстрелить несколько птиц, которых и поджарили сейчас на угольях костра, празднуя удачу.

И лишь хорошенько передохнув, друзья принялись за поиски.

Они обошли развалины, рассматривая каждый клочок земли под ногами, поднимая и оглядывая со всех сторон каждый камушек. Ничего похожего на драгоценности им до сих пор не попадалось.

Первый день закончился впустую. Однако это обстоятельство не смогло ввергнуть друзей в отчаяние. Они даже не слишком были обескуражены. В конце концов, никто не ожидал, что сокровища посыплются на них с неба или начнут вываливаться из мягкой вендийской почвы, едва только они ее копнут. Разумеется, нет! Необходимо лишь приложить некоторые усилия, и вот тогда…

Второй день оказался таким же бесплодным, как и первый. Но на третий им повезло. В сотый раз, обходя территорию древнего храма, Хейрик неожиданно споткнулся. Он выругался, но тотчас прикусил язык: наклонившись, молодой человек обнаружил, что в густой траве находится ступенька, которую он прежде не заметил. Об нее-то он и запнулся, когда бродил по храму.

Хейрик сел на корточки и руками разгреб траву и землю, очищая ступеньку. Несомненно, этот плоский камень не являлся обычным природным образованием: его отесывали человеческие руки. Хейрик снял слой дерна, навсегда при этом разрушив жизнь мириадов насекомых, которые выстроили под толстым надежным покровом свои таинственные крохотные дворцы и намеревались вывести там потомство. Увы! Жирные личинки, многообещающие куколки, подземные ходы и прочие чудеса архитектуры и фортификации – все погибло при появлении Хейрика. И, что самое ужасное, – великан-сокрушитель даже не подозревал о том, какое злодеяние он совершил.

Ибо Хейрик увидел вторую ступеньку, за ней – третью… Они уводили под землю. Позвав товарищей, молодой бритунец принялся освобождать подземный ход от наносов земли и травы. Работа заняла у друзей целый день, зато к вечеру они уже твердо знали, что отыскали вход в святилище, сокрытое от глаз непосвященных.

Они плохо спали эту ночь. Туронису привиделся Гафа. Гафа обладал шестью руками, он сильно растолстел и изъяснялся теперь важно и многозначительно. Гафа сказал Туронису:

– Моя погибель мне во благо, твоя же погибель – тебе на погибель.

С тем Туронис и пробудился, весь в холодном поту. Он сел, оглядываясь по сторонам. Товарищи его метались в беспокойном сне. Ярко и равнодушно горели в чужом небе чужие звезды. Развалины храма окружали маленький лагерь бритунцев, где давно уже погас их костер. Джунгли были полны звуков: дикие звери вышли на охоту и оповещали лес о своем приближении.

Туронис обтер лицо ладонью. «Странно, какой яркий сон, – подумал он. – И странно, что прежде мне никогда не снился Гафа. Я вообще кажется, и думать о нем забыл…»

«А он о тебе помнит», – пришла мысль как будто со стороны.

Туронис содрогнулся. Он не слишком-то верил в магию, да и богам поклонялся не от чистого сердца: за всю свою жизнь Туронис никогда не встречал ни одного чудесного явления и привык считать поклонение богам просто данью традициям.

Но сейчас, после странного сновидения, посреди таинственных джунглей, в затерянном храме, Туронису сделалось крепко не по себе. Тысячи мыслей о богах, о демонах, о призраках проносились у него в голове. Если Гафа действительно умер, и сейчас где-то поблизости бродит его призрак, то каким этот призрак может быть? Неужто враждебным? Да и встречаются ли дружественные призраки? Никогда не следует забывать о том, что призраки – еще большие эгоисты, нежели живые люди, и если призрак о чем-то и заботится, так это лишь о собственном деле. О мести, к примеру. Или о том, чтобы охранять порученные ему сокровища.

Туронис снова улегся возле костра. Он ворочался с боку на бок, но так и не смог сомкнуть глаз до самого рассвета.

Едва только солнце встало над горизонтом, как Хейрик резко сел и объявил:

– Ужасная ночь! Я почти не спал.

Туронис возразил:

– Ты храпел во все горло. Я это знаю точно, потому что на самом деле не спал – я.

Агобард возмущенно фыркнул, не поднимая головы с земли.

– Это вы все не давали мне спать. Особенно Туронис. Все бубнил про каких-то призраков и рассуждал: могут ли призраки быть благосклонны к человеку.

Битуриг сказал:

– Давайте продолжим раскапывать ход. Ночь прошла, слава богине Виккане, так забудем же о ней. У нас полным-полно работы.

Прочие согласились с ним и дружно принялись за дело.

К полудню вход в подземелье был уже открыт, и Хейрик первым начал осторожно спускаться по ступенькам. За ним следовали остальные. В руке у Хейрика горел факел, поэтому им всем хорошо было видно, что происходит под землей.

Помещение сохранилось хорошо – гораздо лучше, чем наземное. Глубоко под землей находился просторный зал. Стены его были выложены камнем. Повсюду, куда ни бросишь взор, была видна искусная резьба. По стилю она напомнила друзьям ту, что украшала стены дворца правителей в Рамбхе. Возможно, и там, и здесь работал один и тот же мастер. Впрочем, так ли это существенно?

Однако бросалось в глаза одно чрезвычайно важное отличие. Если на стенах дворца демоны преследовали прекрасных полубогинь, а те улетали от слишком настойчивых ухажеров, то здесь, в подземном святилище, демоны настигли своих жертв и яростно рвали их когтями. Сцены, представленные на барельефах подземного святилища, были поистине ужасны. Совокупляясь с полубогинями, демоны грызли их клыками, раздирали их на части когтистыми лапами, ломали им хребты, впивались им в горло. Полубогини умирали в страшных мучениях. Умирали – и, видимо, в силу своей полубожественной природы, никак не могли умереть. Смерть избавила бы их от страданий, но она никак не приходила.

И все мольбы жертв были обращены к ней. К смерти.

Ее воплощение находилось в самом центре зала. Это была огромная, в три человеческих роста, медная статуя божества. Божество имело ярко выраженную женскую природу: узкая талия, огромные груди, гигантские бедра весьма откровенно свидетельствовали об этом. Богиня стояла в странной позе. Она танцевала на телах поверженных демонами полубогинь, которые, как и на барельефе, совокуплялись и одновременно с тем причиняли друг другу страдание. Одна нога богини упиралась в тела жертв кончиками пальцев и вместе с тем сильно была согнута в колене. Вторая нога, отставленная, опиралась на пятку.

В отличие от многих вендийских божеств, у этой было две руки, зато обе они были вооружены мечами. Глаза божества были сделаны из драгоценных камней: два глаза глядели свирепо, третий, во лбу, вырезанный из алмаза, не имел зрачка и вообще не являлся глазом в полном смысле слова: это был лишь намек на то, что богиня обладала особенным зрением, позволяющим ей проникать в самую глубину человеческого естества.

Вокруг статуи на земле валялось множество самоцветов. Они были насыпаны там так, словно не представляли большой ценности. Не более, чем цветы или фрукты, которых в Вендии имелось изобилие круглый год.

Четверо друзей испустили радостный вопль и бросились к статуе богини.

Но едва Агобард первым подбежал к ней и наклонился, чтобы взять камень, как произошла странная вещь. Статуя покачнулась на своем нетвердом постаменте и упала, причем таким образом, что один из ее мечей перерубил шею Агобарда.

Все произошло очень быстро, почти мгновенно. Хейрик не успел даже понять, что случилось, а Агобард уже лежал на полу подземного святилища. Голова его валялась в нескольких шагах от туловища. Кровь двумя широкими толчками выплеснулась из тела и иссякла, быстро впитываясь в жирную вендийскую почву.

Статуя лежала на боку, растопырив руки и ноги. Глаза ее злобно рассматривали подбежавшего Хейрика.

– Боги! – вскричал Битуриг. – Никогда не думал, что такое возможно! Ведь он… Он мертв?

– Боюсь, что так, – подтвердил Туронис. Он старался держаться невозмутимо. В конце концов, он обязан был помнить древность своего рода, высоту своего происхождения!.. Но Туронис страшно побледнел и наконец не выдержал: он отбежал в угол, подальше от остальных, и там его вырвало.

Друзья великодушно не обратили на это никакого внимания. Да и до приличий ли им было сейчас, когда их старый приятель лежал с отрубленной головой!

– Проклятая ведьма! – сказал Хейрик, адресуясь к богине. – Я уверен, что это не было случайностью. Она нарочно навредила ему.

– Что будем делать? – спросил Битуриг.

– Отомстим! – сквозь зубы выговорил Туронис, подходя ближе.

– Согласен! – воскликнул Хейрик. Он встал на колени перед статуей и, орудуя острием кинжала, вытащил алмаз из ее лба.

Кровавые капли выступили там, где находился алмаз. Казалось, разверстая рана на лбу богини кровоточит.

Впрочем, Хейрик быстро убедил себя в том, что видит лишь продукты окисления меди. Одним демонам известно, как долго простояла здесь статуя, без доступа свежего воздуха, без всякого движения и света! С металлами и самоцветами происходят в подобных условиях самые неожиданные вещи. Они даже начинают как будто бы жить собственной жизнью.

По всему подземелью пронесся долгий глухой стон. От этого звука приятели содрогнулись всем своим естеством. Стон все не кончался. Он длился и длился, как если бы тот, кто испускал его, обладал поистине безграничными легкими.

– Уйдем отсюда, – шепнул Битуриг. – Мне что-то не по себе.

– Мы должны забрать тело Агобарда и предать земле, – возразил Туронис. – Иначе мы потеряем честь.

– Если мы задержимся здесь дольше, то от нашей чести ничего не останется, даже костей, – сказал Хейрик. – Я согласен с Битуригом. Бежим! От этого стона у меня мурашки по коже.

– От этого стона вся толща подземного хода пришла в содрогание, – добавил Битуриг. – Боюсь, скоро он обрушится.

Они развернулись и бросились бежать по направлению к лестнице.

И в самом деле, теперь они явственно видели, как ступеньки подпрыгивают, и по каменной кладке ползут все новые и новые трещины. Туронис успел еще сунуть в кошель пригоршню самоцветов.

Он задержался всего на несколько секунд. Но этого оказалось достаточно. С оглушительным грохотом рухнули каменные балки, скрытые в земле. Одна из них ударила Турониса по голове, и он остался в храме, погребенный под толщей земли рядом с трупом своего погибшего товарища. Бесполезные самоцветы так и остались лежать у него в кошеле.

Битуриг и Хейрик с алмазом выбрались на поверхность. Они смотрели, как проседает подземный храм, как наружу проступают сломанные балки и каменные перекрытия, точно ребра погибшего чудовища. Некоторые каменные плиты, выброшенные из-под земли мощным толчком, выскочили на поверхность и упали среди густой травы. Другие, сломанные и разбитые, наполовину выступили наружу, а частично остались под землей.

Подземный ход провалился и рухнул. Статуя и двое бритунцев остались лежать там, в скрытом храме.

По лицам обоих уцелевших катились слезы.

– Чресла Зандры! – воскликнул Битуриг. – Никогда не думал, что увижу вот такое! Мне почему-то казалось, что со мной подобных вещей просто не может случиться…

– Они случились не с тобой, – вздохнул Хейрик, – а с нашими друзьями. Мы-то еще целы.

Битуриг зябко передернул плечами. Несмотря на то, что кругом стояла жара, Битурига сотрясала дрожь, и холодный пот выступил на его лбу.

– Мне кажется, – прошептал он, – что это ненадолго. Богиня будет мстить нам за надругательство над ее статуей. Она доберется до каждого из нас.

Предсказание Битурига сбылось через луну после того, как друзья добыли камень и спаслись из подземного храма.

Они проплутали по Вендии еще две седмицы. Охота больше им не удавалась. Если и случалось подстрелить птицу, то ее мясо оказывалось горьким и жестким. Они питались моллюсками, от которых у них раздувало животы, фруктами, после которых их мучило расстройство желудка, или кореньями, каждый раз рискуя наткнуться на ядовитый.

Не все вендийцы были так недружелюбны и высокомерны, как жители Рамбхи. В конце концов, двое оборванных, исхудавших бритунцев выбрались к большим городам. Там их принимали за безумцев и относились с любовью и даже почтением. Они получали горстку крупы – тут, немного сладостей – там, и таким образом перебивались.

А затем погиб Битуриг.

Это случилось на базаре, где оба приятеля ночевали, прижавшись к стене какого-то здания. Вечером их угостили лепешкой, почти целой, если не считать того, что с одного боку она была надкусана и побывала в пыли: какой-то богатый ребенок выронил ее, а кормилица, не желая, чтобы дитя, вверенное ее заботам, кушало грязное, отдала испорченный хлеб нищим. Она поступила весьма милосердно, и оба бритунца, уже изучившие вендийские обычаи, усердно поблагодарили ее.

Хейрик считал, что они обязаны придерживаться некоторых здешних церемоний, ибо в одних случаях прилично везде насаждать собственные обычаи, а в других – соблюдать чужие. Все зависит от того, водятся ли в кармане монеты местного производства.

Можно сказать, что друзья прожили в Вендии так долго и почти благополучно именно благодаря мудрым взглядам Хейрика.

И вот, когда ужин был завершен, а торговля на площади уже закончилась, и лавки зарылись, там появился безумец.

То был настоящий безумец, не такой, как два голодных чужестранца. Он был одет в набедренную повязку из листьев. Длинные волосы его были растрепаны и свисали почти до колен. В руке он держал длинную кривую саблю.

Безумец пробежал по площади на своих длинных тощих ногах.

Освещенный лунным светом, он был похож на паука. Длинная тень, которую он отбрасывал почти через всю площадь, усугубляла это сходство.

К ужасу наблюдателей, он начал танцевать. Он вскидывал саблю над головой и самозабвенно кружил, а затем вдруг принимался рубить саблей луну и испускать воинственные кличи. Его тень металась вслед за ним так отчаянно, словно боялась не успеть и потеряться.

На площади слышны были лишь звуки сумасшедшего пения, да шлепанье босых ступней а каменные плитки, которыми был вымощен рынок.

Оба приятеля завороженно наблюдали за зрелищем. То, что они видели, притягивало взор, и они следили за безумцем, не в силах оторвать глаз. Он был одновременно и прекрасен, и отвратителен; его пляска выглядела безобразно и вместе с тем обладала исключительной красотой. Так прекрасен водяной ящер, в своей дикой грации.

Внезапно одним прыжком безумец оказался возле друзей. Испустив громкий вопль, он застыл на месте. Сабля, задранная к луне, казалась продолжением тощих, сплетенных между собою рук безумца. Все его тело сотрясала мелкая дрожь. На мгновение он умолк, а затем, возобновив вопль, обрушил оружие прямо на голову Битурига.

Хейрик увидел, как тело его товарища развалилось ровно пополам. Одна половина – полголовы, полтуловища, одна рука и одна нога – упала прямо на Хейрика, вторая – в противоположную сторону. Сердце один раз стукнуло об открытую взору грудную клетку, и это тоже было видно. Трепетание нежных внутренностей тонуло в потоках крови.

Безумец же, грациозно перепрыгнув через лужу крови и труп, вернулся на середину площади и продолжил танец. Он сделал еще несколько причудливых движений – и исчез.

Хейрик остался один с трупом друга.

Лязгая зубами, содрогаясь и тщетно сражаясь с тошнотой, Хейрик отполз подальше. Ноги не слушались его. Ему стоило больших усилий подняться и отойти в сторону. Затем он перестал сражаться со своей природой, пал на четвереньки и уполз куда-то в темный переулок, где и упал.

Он очнулся в чьем-то доме. О том, что эти дом, Хейрик догадался по запаху: там пахло жильем. Слезы выступили у юного бритунца на глазах. Он уже и забыл, как пахнет человеческое жилье, столько времени пришлось ему провести под открытым воздухом, не имея ни крыши над головой, ни домашнего очага!

Он огляделся. Жилье было небогатое. Вход занавешен циновкой, на земляном полу – вытертый коврик. Очаг, сооруженный в центре помещения, был выложен камнями. Несколько лепешек лежали на плоском глиняном блюде, в медном кувшине с длинным горлом имелась, по всей видимости, питьевая вода.

Старик в белых одеждах сидел на корточках возле Хейрика и задумчиво рассматривал его. Затем старик заговорил. К удивлению Хейрик он говорил на понятном языке.

– Я много странствовал по свету, – сказал старик. – Я не нашел богатства, зато обрел мудрость. Люди допускают, чтобы мудрецы жили в бедности. Бедность – сестра мудрости и вернее помощница; если бы было иначе, все мудрецы давным-давно обрели бы золотые дворцы. Но люди знают: стоит мудрецу разбогатеть, и он делается очень-очень глупым. Поэтому все мои сокровища у меня давно украли, и я не разыскиваю их…

– Умно, но не вполне понятно, – прошептал Хейрик.

– Ты из Бритунии, не так ли? – продолжал старик и усмехнулся удивлению, которое столь явственно проступило на лице молодого человека. – Не стоит поражаться моим познаниям! Я ведь говорил тебе, что немало странствовал по свету. Только бритунец мог дойти сюда пешком, и только бритунец может продолжать считать себя достаточно умным, чтобы сохранять надежду выбраться…

– Я потерял все, – сказал Хейрик. – И ничего не обрел. Даже мудрости.

– Ты говоришь неправду! – рассердился старик. – Поешь и подумай над своими словами. После этого я позволю тебе еще раз раскрыть рот для разговора.

Хейрик так и поступил. Он сжевал лепешку и запил ее водой. Странным казалось ему, что он, утратив всех своих товарищей, до сих пор жив. И даже может есть и пить.

Наконец старик проницательно глянул на него и заговорил:

– Итак, я жду от тебя правдивого ответа. Что ты потерял?

– Всех моих друзей.

– Что ты нашел?

– Я нашел… – Хейрик порылся в кошеле который висел у него на поясе под лохмотьями, и извлек оттуда алмаз. – Вот это!

Убогое жилище старика наполнилось волшебным светом. Разноцветные искорки побежали по стенам, торопясь друг за другом и резвясь воле.

Старик ахнул.

– Это ведь Око Кали! – воскликнул он. – Легендарная драгоценность! Где ты взял ее?

– В подземном святилище.

И Хейрик искренне рассказал своему почтенному собеседнику обо всех приключениях, которые он пережил, и несчастьях, которые его постигли.

– Должно быть, Кали мстит нам, – заключил он. – Она прогневалась за то, что мы отобрали ее глаз. Странно только, что она убивает моих спутников, но не трогает меня.

– Нет ничего странного, – возразил старик. – Ты должен оставаться в живых, чтобы вернуть ей алмаз. Если она убьет тебя, ты потеряешь камень… Камень может достаться кому-то, кто даже не подозревает о его истинном значении. Камень может даже погибнуть. Поэтому Кали никогда не убьет тебя. Она будет хранить твою жизнь, дабы ты имел возможность отыскать обратную дорогу к статуе.

– Но я не смогу сейчас вернуться, – сказал Хейрик и зарыдал. – Я устал, болен, у меня нет спутников… Никого, кому бы я доверял. Я хочу назад, в Бритунию. Когда я отдохну и наберусь сил, я предприму новое путешествие в Вендию, и Кали получит назад свой алмаз. Клянусь колесницей Митры!

Старик на это не произнес ни слова.

С великими трудами Хейрик добрался до Бритунии. Там его ждали невеселые вести. За время его отсутствия умерли все его близкие – пока он странствовал, Бритунию посетил Черный Мор. Так Хейрик сделался хозяином всех отцовских владений. Ему поневоле пришлось отложить свое путешествие.

Камень остался в Бритунии.

Кали действительно хранила жизнь Хейрика. Как и предсказывал старец, ничто не могло повредить владельцу алмаза. Но несчастья продолжали преследовать его. То и дело он ломал себе руку или ногу, он облысел, он стал плохо видеть, его жена умерла, едва успев подарить ему сына, а ребенок рос больным и капризным.

Земли Хейрика оскудели. Ему приходилось жить очень сдержанно, хотя он и владел большими угодьями. Он даже продавал семейные реликвии, чтобы покупать зерно для своих рабов, иначе они грозили ему бунтом.

В трудах и тяготах прошла его долгая жизнь. Оглядываясь назад, на прожитое, Хейрик не мог найти ни одного дня, когда он бы дышал полной грудью. Никогда в жизни он не испытывал счастья так, чтобы ничто не омрачало его. Даже в День свадьбы он ухитрился заболеть, и в первую брачную ночь ему не удалось лишить невесту девственности, поскольку жениха разбила горячка, и он метался в бреду, пачкая потом и кровавыми плевками кашля шелковые покрывала, купленные специально ради бракосочетания.

Кали отомстила своему «избраннику».

Хейрик решил передать зловещий талисман сыну. Если уж сам Хейрик страдал все эти долгие годы, то сын его обязан избавить род проклятия.

Но юноша, вечно покрытый болячками и к тому же большой любитель вина и веселых женщин, не внял призывам своего умирающего отца. Он выслушал историю о камне, но не принял ее близко к сердцу.

Когда Хейрик закрыл глаза, молодой наследник подбросил алмаз на ладони и легкомысленно обратился к нему со словами:

– Ты, родовое проклятие, конечно весьма могущественная штуковина, но я попросту продам тебя. Вот что я сделаю! Будешь чьим-нибудь чужим проклятием, а мне принесешь богатство – и я проживу свой век так, как мне хочется.

И он продал камень.

Некоторое время дела его шли весьма недурно. Он исцелился от большей части своих болячек, используя какую-то чудодейственную мазь, которую преподнесла ему в подарок очередная любовница. Он купил большой дом и начал вести жизнь на широкую ногу. Жениться он не хотел, но в подругах недостатка у него не было.

Казалось, везению не будет конца. Когда средства, вырученные за алмаз, уже начали иссякать, он получил наследство от какого-то дальнего родственника. О роковом камне он и думать забыл, а отца искренне считал суеверным глупцом.

И тут случилось нечто ужасное. Чудодейственная мазь оказалась ядовитой. На какое-то время она действительно сняла все внешние признаки болезни. Но, постепенно накапливая свое действие, она проникла в кровь и начала там свою потаенную деятельность. И в один ужасный день легкомысленный бражник увидел в зеркале жуткую образину. За ночь его лицо, руки, шея и грудь оказались покрыты многочисленными пузырями. В панике он проткнул один, и наружу вытекла зловонная жидкость, а на месте проткнутого пузыря образовалась язвочка.

Скоро полопались и прочие пузыри. Язвочки разрастались и гноились. Несчастный гнил заживо.

Умирая, он не видел вокруг себя ни одного человека, который пришел бы его утешить. Тогда-то он и решился записать историю, которую поведал ему отец. «Я умираю в страшных муках и в полном одиночестве, – выводил он каракулями, – и все из-за того, что не отнесся с должным вниманием к рассказу о глазе Кали. Умоляю того, кто увидит этот алмаз, вернуть его в Вендию, в подземное святилище…»

Он не закончил писать. Рука его остановилась, глаза закрылись навеки.

Наследником был объявлен двоюродный брат покойного. Этот скоро скончался от лихорадки непонятного происхождения, и все имущество перешло к племяннику.

Тот был озабочен только тем, как бы приумножить богатство. Однако через десять зим, почти совершенно разоренный, он умер. Его сын по имени Фридугис решил более вдумчиво изучить все, что унаследовал, и среди вещей обнаружил алмаз дивной красоты. Долгое время он не знал как поступить с камнем. Фридугис был достаточно умен, чтобы понимать: подобные драгоценности не могут просто так валяться среди истлевших нарядов и потрескавшейся посуды.

Он решил искать дальше, и наконец, среди семейных свитков отыскал один весьма занятный клочок. Кто-то торопился поведать ужасные вещи об этом камне. Фридугис был человеком здравомыслящим. Он привык доверять фактам. А факты подтверждали каждое слово невероятной истории, изложенной умирающим родственником. Следовательно, способ избавиться от этого камня, убивающего всех своих владельцев, только один. Его следует вернуть богине Кали.

Поэтому Фридугис, недолго рассуждая, решил выполнить свое предназначение. Камень вернется к своей истинной владелице – богине Кали. Он знал, что богиня будет надежно оберегать его ото всех невзгод. Ведь он, Фридугис – единственный человек в Хайбории, который в. состоянии возвратить алмаз статуе.

Глава шестая

Возвращение в джунгли

Конан хмуро выслушал рассказ. После кратковременного пребывания монстром все тело у него болело, как будто вчера его избивали палками. Кроме того, киммерийца не отпускало стойкое ощущение, что вчера благодаря Фридугису и его проклятому алмазу он попал в глупейшую ситуацию. К счастью (для самого себя, разумеется), бритунец и не думал смеяться над ним. Напротив, Фридугис смотрел на своего невольного приятеля весьма сочувственно.

– Я не решаюсь просить тебя сопровождать меня, – сказал Фридугис киммерийцу, когда тот окончательно пришел в себя. – С одной стороны, мне было бы легче идти по джунглям, имея такого надежного и сильного спутника. Но с другой – опыт прежних лет показывает: Кали охраняет только одного человека, того, который несет алмаз. Свою злобу на похитителей она срывает на всех прочих, кто оказывается поблизости от драгоценного камня.

– Если ты предполагаешь напугать меня этим, – заметил Конан, – то напрасно стараешься. Я хочу посмотреть, чем закончится эта история. Кроме того, если мне не изменяет память, ты рассказывал о самоцветах, что горстями были насыпаны у ног статуи. Вероятнее всего, эти безделушки все еще на месте.

– Разумеется, – кивнул бритунец. – Я сомневаюсь, чтобы кто-нибудь посещал заброшенный храм с той поры, как там побывал мой отдаленный предок. Кроме того, он еще и под землей.

– Ну и такая мелочь, как обрушенный подземный ход, разумеется, – сказал Конан. – Тем не менее, я не сомневаюсь в успехе. Отыщем храм, набьем карманы самоцветами – и в Бритунию!

– Положим, – возразил Фридугис, – у меня в Бритунии дом, друзья, родня… А у тебя?

– Ну и у меня друзья сыщутся, – невозмутимо ответил Конан. – Поверь мне, Фридугис, во всем Хайборийском мире нет такого уголка, где Конан-киммериец не встретил бы какого-нибудь старого приятеля.

Они недолго собирались. Укрытие, которое соорудил себе Фридугис, было неплохим, но расстались оба спутника с ним без всяких сожалений. Прихватили запасы: лепешки, фрукты, тушку птицы. Фридугис скромно сообщил приятелю, что все эти ценности он попросту украл.

– Ну и правильно, – одобрил Конан. – Народ в Рамбхе ничего лучшего и не заслуживает. Обворовать их – самое милое дело. Но как тебе удалось провернуть кражу столь ловко? Я никогда прежде не предполагал, что знатные бритунцы владеют этим искусством.

– Знатный человек должен уметь делать все, – с достоинством заявил Фридугис.

Конан расхохотался.

* * *

Джунгли встретили их морем света, пробивающегося сквозь зелень, и океаном цветов. Конан не мог поверить собственным глазам. Как же так? Еще несколько дней назад здесь все было зелено, но мрачно и темно; солнце не проникало сквозь плотный полог листьев, а цветов не было и в помине.

– В Вендии все происходит мгновенно, – поведал Фридугис. – Я слышал об этом, но вижу, естественно, впервые. Началось цветение лиан. Оно продлится несколько дней, после чего цветы увянут и опадут. Еще день или два земля под ногами будет напоминать разноцветный ковер, причем изготовленный из самых дорогих и ярких шелковых нитей; а затем все увянет и исчезнет, как не бывало.

В джунгли как будто пришел праздник. Все здесь лучилось приветливым светом. Конан почему-то сердился на бритунца. Он понимал, конечно, что лианы расцвели только потому, что настала их пора, но в глубине души ему казалось, будто все здесь делается наперекор Конану и в угоду этому самоуверенному Фридугису. Знатный человек, видите ли, все должен уметь делать сам!

Впрочем, Конан – следует отдать ему должное – никак не проявлял своего ревнивого недовольства.

Весь первый день они шли через заросли. Фридугис имел весьма смутное представление том, где искать подземный храм Кали, но топал с очень уверенным видом. Устраиваясь на ночлег, он сказал:

– Я просто убежден в том, что мы отыщем его. Невозможно не найти то, что само хочет быть найденным.

В ответ на это глубокомысленное замечание Конан фыркнул. Он вовсе не был уверен в том, что Кали желает именно такого благополучного исхода, однако мысли свои удержал при себе.

Пробуждение приятелей оказалось не вполне обычным. Открыв глаза, Конан сразу понял, что возле костра появился еще один человек. Вероятно, он пришел ночью. Странно только, что ни Фридугис, ни сам Конан не услышали его шагов. Уж киммериец-то спал всегда чутко, и застать его врасплох было мудрено!

Пришелец выглядел довольно странно. То есть, где-нибудь в сельской местности, где много деревень, где в изобилии пасется на лугах скот, а мельницы вовсю трудятся, превращая зерно в муку, таких людей весьма много, но здесь, в глубине джунглей подобный человек представлялся воистину редкостью.

Это был пастух или какой-то другой работник, явно привычный к тяжелому и неблагодарному труду. Быть может, скотник, для которого привычно чистить навоз в стойле. Или поденщик из тех, кто всегда на подхвате: дотащить мешок, разгрузить повозку, выгрести нечистоты, починить крышу…

В Вендии подобные люди обычно принадлежат к низшим кастам. Это заметно и по внешности. Незнакомец был чрезвычайно смугл, почти черен, одет лишь в убогую набедренную повязку и сандалии, собственноручно сплетенные им из травы. Его большие, черные навыкате глаза глядели туповато, как будто принадлежали домашней скотине, а губы постоянно двигались, словно он что-то пережевывал.

– Эй, – грубо окликнул его Конан, – ты кто такой? Откуда ты взялся?

Человек перевел на киммерийца взгляд своих выпученных глаз с синеватыми белками и ничего не ответил.

Конан повторил свой вопрос еще несколько раз, но пришелец упорно молчал. И наконец когда Конан перестал задавать вопросы, тот неожиданно произнес:

– Я Сканда, я шел сюда пешком.

– И далеко ли ты шел? – спросил Конан.

– Порядочно…

Тем временем проснулся и Фридугис. Он увидел чужака, но до времени не стал показывать своего интереса к происходящему. Лежал себе с полузакрытыми глазами и рассматривал незнакомца. Вероятно, желал составить о нем собственное мнение, наблюдая со стороны за чужаком и Конаном.

Конан сказал:

– И куда ты идешь?

– Я с вами, – подумав, ответил Сканда,

– Почему?

Этот вопрос, противу всех ожиданий, не поставил пастуха в тупик. Он широко улыбнулся, показав квадратные желтые зубы, и ответил: