Текст книги "Глаз Кали"

Автор книги: Дуглас Брайан

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

– Остановись, – предупредил его Конан. – Я тогда был слишком болен, чтобы догадаться, а ты, вероятно, намеревался произвести на меня впечатление. Так?

– Не возьму в толк, о чем ты говоришь, любезный варвар, – холодно произнес Фридугис. – Все обстояло именно так, как я имел честь тебе рассказывать. Недостойные граждане Рамбхи отказали мне в приюте, поэтому я был вынужден…

– Ты обменял свою лошадь на припасы, – сказал Конан обвиняюще. – Вот как ты поступил. Я должен был догадаться раньше. Но слишком уж много всего навалилось! И я проглотил твою ложь вместе с твоими лепешками… Глупо.

– Ну, возможно, – не позволил себя смутить Фридугис. – Возможно, я оставил свою добрую лошадку у этих людей. Кто-то же должен был о ней позаботиться! Я нарочно выяснял обычай этой страны. Здесь никому не придет в голову обидеть лошадь, не говоря уж о том, чтобы съесть ее. В то время как ты, дорогой Конан, вполне в состоянии сожрать даже лошадь, если будешь голоден. Тем более, если учесть некоторые особенности твоего… э… состояния… в тот момент, когда мы снова встретились, к моему великому удовольствию… Словом, я счел, что лошади будет безопаснее в Рамбхе. Подальше от тебя.

– Понятно, – хмуро сказал Конан.

– Ты как-то похвалялся своим умением добывать денежные средства и продукты, – продолжал бритунец, – вот я и решил, что честная сделка с жителями Рамбхи будет иметь в твоих глазах весьма некрасивый вид, в то время как якобы совершенная мною кража вызовет твое живейшее сочувствие. Я хотел, чтобы ты уважал меня, Конан! Вот чего я добивался своей невинной ложью.

– Ладно, – Конан махнул рукой. – В конце концов, не так уж это важно… Ты правильно поступил, избавившись от лошади. Нам бы пришлось бросить ее в джунглях.

Фридугис вздохнул с явным облегчением.

– Рад, что ты счел меня достойным своей дружбы. И… – Было очевидно, что Фридугису трудно продолжать, однако он через силу все же договорил до конца: – Я признателен тебе, Конан, за то, что ты спас меня там, на мосту. Без тебя я бы до сих пор трясся, глядя вниз, в пропасть.

– А, – отмахнулся Конан с небрежным видом, – ничего особенного.

Фридугис покраснел:

– Моя жизнь – это, по-твоему, «ничего особенного»?

Конан удивленно посмотрел на него.

– Кто говорит о твоей жизни? Я имел в виду свое деяние. Мой друг, один глубокоуважаемый кхитайский философ, говорит: «Один-единственный, даже самый маленький камень способен сдвинуть горы. Нужно только понять, куда его положить или откуда его взять». По этому поводу он рассказывал одну притчу. Предположим, у нас имеется гора камней. Если взять один камешек сверху, то гора останется прежней. Но если вытащить камень снизу, то гора обрушится…

– Да избавят меня Митра от киммерийского горца, рассказывающего кхитайские притчи! – воскликнул Фридугис с дурашливым ужасом.

Конан оглушительно расхохотался, а Фридугис дружески хлопнул его по плечу.

И тут они увидели Сканду. Безумец бежал не с той стороны, куда он удалился, а с противоположной, как если бы он описал круг.

– За ним! – азартно предложил Фридугис. И приятели рванулись следом за Скандой. Тот скакал, высоко задирая ноги и размахивая тощими черными руками. Время он времени он задирал голову и оглашал окрестности пронзительным птичьим воплем, а затем вновь принимался бежать.

Он несся, держась края пропасти. Друзья следовали за ним шаг в шаг. И вскоре худшие подозрения Конана подтвердились. Плато, на которое они забрались, убегая от монстра, представляло собой большую скалу, торчащую посреди равнины, точно последний зуб в десне старика. Оно имело вид ступы. Все его стены отвесно обрывались вниз. Река огибала плато со всех сторон. Она обвивала каменное подножие этой скалы, а затем уходила дальше, и ее змеиный хвост терялся в джунглях.

Зеленое море расстилалось вокруг скалы, куда ни бросишь взгляд. Изредка между листьями поблескивала вода – там текла все та же река.

– Странное место, – проговорил Фридугис, оглядываясь вокруг. – Для чего же сюда вел мост? Здесь должно что-то находиться.

Сканда продолжал бегать кругами. Оба приятеля давно уже сидели, пытаясь осмыслить положение, в которое угодили, а Сканда все бегал и бегал. Наконец, совершенно лишившись сил, безумец повалился на землю и уставился на своих спутников умирающими глазами.

– Сплетем веревку из лианы, – предложил Конан. – Этого добра здесь растет предостаточно. Время у нас есть. Сделаем лестницу и спустимся вниз.

– Я был уверен, что какой-нибудь выход обязательно найдется, – сообщил Фридугис. – Передохнем – и за работу.

На том они и порешили.

Глава восьмая

Гибель селения людоедов

Конана не переставал удивлять Фридугис. Таких деятельных людей киммериец встречал довольно редко. Обычно спутники Конана сдавались перед напором жизненных трудностей. Даже самые лихие воины начинали ворчать, все более активно проявляя недовольство. Таким способом они старались скрыть то нехитрое обстоятельство, что ситуация становилась для них невыносимой, и они готовы вот-вот сдаться.

Бритунец же, хоть и не был воином, а являлся избалованным аристократом, не ворчал и даже не помышлял о сдаче. Еще чего не хватало! Оставаясь бодрыми жизнерадостным, он всем своим видом показывал Конану, что готов переносить тяготы их путешествия наравне с могучим варваром.

Они вместе нарезали гибких лиан и взялись за дело. Конан показал бритунцу, и тот принялся за работу с таким видом, будто зарабатывал на жизнь подобным ремеслом.

Конана немного позабавило это обстоятельство. «Аристократ должен уметь позаботиться о себе сам, даже в отсутствие рабов» – так, кажется, выразился Фридугис несколько дней назад. Забавное утверждение. Интересно, что сказал бы по этому поводу какой-нибудь изнеженный, разжиревший султанапурский властитель? Ха-ха, забавно будет увидеть его физиономию!

Конан фыркнул, представив себе гримасу, которая появилась бы на пухлом лице подобного аристократа.

Фридугис весело принялся напевать солдатскую песню.

Конан не выдержал:

– Чему ты радуешься?

– А разве у меня есть повод огорчаться? – удивился Фридугис. – Странный ты человек, варвар. Мы спаслись от медного идола, хотя, казалось бы, наша гибель была неизбежна. Мы забрались на это плато, но скоро спустимся вниз и пойдем дальше. Мы избавимся, наконец от проклятого алмаза, зато отыщем гору других сокровищ, вполне безопасных. А потом вернемся домой, и заживем по-человечески! К тому же я предвкушаю работу над трактатом. О путешествиях зачастую интереснее вспоминать, нежели переживать их.

– А, – сказал Конан, стараясь говорить безразличным тоном.

– Ты разве не знал? – Фридугис хмыкнул. Большинство людей вообще предпочитает слушать о приключениях, не вставая с собственно ложа. Для того и прикармливают в замках всяких сказителей и бродячих менестрелей.

– Конечно, – отозвался Конан. – Что до меня, то я предпочитаю добрую схватку на мечах бредням о чужих похождениях. Во-первых, терпеть не могу слушать, как другие хвастают. Во-вторых, почти все в этих рассказах вранье, в-третьих, у сказителей всегда противные голодные глаза: так и шастают по сторонам, прикидывая, что бы украсть. Не замечал? Это оттого, что все кругом жуют, пока они рассказывают свои байки. Ну и, разумеется, такой сказитель разливается о сражениях, красавицах, чудовищах и драгоценностях, а в голове у него одно: «Лишь бы до той оленьей ляжки не дотянулись, проклятые обжоры! Неужто мне ничего не оставят закусить? Не видят разве, человек голоден!»

Фридугис засмеялся.

– Так ведь сказителей сперва кормят, а уж после заставляют рассказывать!

– Ну и что? – Конан выглядел искреннее удивленным. – Это же ненасытные утробы! Им бы только жрать да жрать… Уж поверь мне, с таковыми имел дело. Нет, когда я стану королем, никаких сказителей при моем дворе не будет. Без вранья, без краж, без обжорства попусту… Словом, все строго – и одна только правда.

– В таком случае, ты войдешь в историю как самый жестокий тиран из возможных, – заявил Фридугис. – Ты отбираешь у людей возможность мечтать.

Конан поморщился так, словно проглотил нечто тухлое.

– Только не говори мне, что из мечтателей вырастают герои! Из мечтателей вырастают мечтатели, а героям мечтать некогда – они действуют.

– Ты неисправим, – махнул рукой Фридугис, который как раз хотел сказать киммерийцу о том, что мечта порождает героя.

Впрочем, непоколебимый прагматизм варвара менее всего располагал к унынию. Конан был из тех, кто переделывал мир под себя, если его вдруг что-то переставало устраивать.

И вскоре ему пришлось в очередной раз доказывать это на деле.

Лестница была готова уже на треть, когда начались неприятности.

Сперва их приближение ощутил Конан. На сей раз, к счастью, никакой магии поблизости не было: противник, который выслеживал незваных гостей на плато, не принадлежал к потустороннему миру. Это были люди.

Да – но на редкость неприятные люди. И самое в них неприятное заключалось в том, что их было очень много, не менее пятидесяти человек.

Казалось, джунгли внезапно разродились целым роем полуобнаженных темнокожих дикарей. Еще мгновение назад царила полная тишина, птицы мирно чирикали в вышине, и насекомые летали над цветами. И тотчас все изменилось. На поляну выскочила орда размалеванных воинов. Перья торчали в их прическах: их густые черные волосы были вымазаны глиной и уложены в высокий конус на макушке. Истыканный перьями, этот конус был, кроме того, щедро раскрашен красным, белым и синим цветами.

Лица напоминали о смерти: белые линии придавали им сходство с оскаленными черепами, Тело-«скелет» прикрывали расшитые бисером набедренные повязки, под коленями имелись браслеты со свисающими ремнями, перьями, кусочками меха. Ноги воинов были босы.

Эти люди вооружились копьями с острыми и длинными роговыми наконечниками. Обступив чужаков, они угрожающе трясли копьями и что-то выкрикивали.

Фридугис встал и развел в стороны руки, показывая, что он безоружен и что намерения у него самые мирные.

Этот обычный и всем понятный жест почему-то страшно разозлил дикарей. Они разразились воплями на все лады и еще сильнее затрясли оружием.

Внезапно в воздухе свистнуло копье. Конан едва успел толкнуть своего товарища в сторону, иначе копье, брошенное дикарем, пронзило бы грудь бритунца.

– Проклятье! – вскричал Фридугис. – Кажется, они намерены нас убить!

– Вот именно, – хмуро кивнул варвар, обнажая меч. – Доставай кинжал. Постараемся продать нашу жизнь подороже.

– Постой! – воскликнул Фридугис, тщетно пытаясь задержать варвара. – Не нападай на них! Если ты убьешь хотя бы одного, они нас не пощадят.

– Они не пощадят нас в любом случае, – возразил Конан, вырываясь. – Но если я уничтожу хотя бы парочку этих гадин, они будут, по крайней мере, нас уважать.

– Плевал я на их уважение! – заорал Фридугис. – Может быть, удастся их уговорить!

– Не мешай! – заревел Конан. Он стряхнул с себя руку Фридугиса и бросился в атаку.

Первым же ударом он перерубил ближайшего к нему дикаря пополам. Брызнула кровь. Конан оскалил зубы и, испустив яростный воинственный клич, накинулся на следующего врага.

Копье, нацеленное в живот киммерийца, переломилось, как хворостинка, под ударом мощного меча. Испуганный дикарь отскочил, но было поздно: сверкнув в воздухе, меч описал дугу и опустился на худую черную руку. Отчаянно закричав, дикарь повалился на землю. Фонтаны крови хлестали из его разрубленной конечности.

Конан ревел, как дикий зверь. Никто не смел больше приближаться к нему. Дикари, ошеломленные этим яростным натиском, отступили.

Должно быть, Конан показался им демоном, кровожадным чудищем, которое выбралось из самого сердца джунглей, дабы собрать свою ужасную жатву.

Киммериец откинул голову назад и громко расхохотался. Фридугис поежился. Смех этот звучал зловеще.

– Кром! – закричал Конан, обращаясь к дикарям. – Что, не смеете поднять на меня руку? Идите сюда! Идите! Я убью вас всех!

Они топтались теперь на почтительном расстоянии от него, однако не переставали размахивать копьями, подпрыгивать, сильно ударяя босыми плоскими ступнями о землю, и выкрикивать отрывистые угрозы. Конан сделал движение, как будто намеревался снова напасть на них. Они загорланили и отбежали подальше, но затем снова остановились.

Конан повернулся к ним спиной и гордо зашагал прочь. И в этот миг сверху, с деревьев, на него упала сеть. Конан закричал от гнева и попытался вырваться, но сеть оказалась достаточно прочной. Десятки дикарей разом набросились на киммерийца и скрутили его. Они сидели на его ногах, прижимали к земле его руки, голову. Трое были заняты тем, что стягивали веревками щиколотки и запястья.

Фридугис выхватил кинжал. Надежды у него не оставалось никакой. В глубине души он до последнего думал, что Конан одолеет всех, кто напал на путников, или что Сканда неожиданно придет на помощь своим товарищам. Но Сканда прятался где-то в глубине джунглей, а Конана перехитрили.

Что ж, придется воспользоваться советом киммерийца и продать свою жизнь подороже. Если Кали вздумала бросить хранителя своего алмаза, пусть. Вряд ли эти дикари знают, что означает драгоценный камень, который они найдут в кошеле на поясе убитого ими бритунца.

И Фридугис набросился на врагов первым, не дожидаясь, пока они сомнут его и истыкают копьями.

Яростно крича, бритунец ударил ножом ближайшего, затем слепо нанес еще несколько ударов. Он ощутил, как бронза входит в чужую плоть. А затем все померкло: кинжал вывалился из руки Фридугиса, солнце потемнело перед его глазами, и спустя миг он перестал что-либо чувствовать.

Потеряв сознание от сильного удара по голове, Фридугис повалился на землю рядом со связанным Конаном.

* * *

Пленники очнулись, когда день перевалил за середину. Фридугис открыл глаза и увидел, что он находится в круглой хижине. Сквозь солому проникали солнечные лучи. За плетеными стенами хижины кипела какая-то непонятная жизнь. Раздавались человеческие голоса. Разговаривали между собой в основном женщины. Некоторые смеялись. Изредка доносились и окрики мужчин: судя по всему, женщины занимались какой-то важной работой, а несколько мужчин надзирали за ними и следили, чтобы все совершалось по правилам.

Фридугис попробовал пошевелиться и понял, что он крепко связан. Он повернул голову и увидел Конана. Киммериец, плотно обмотанный веревками, как бы помещенный внутри кокона, лежал на боку и следил за своим товарищем неподвижными, остекленевшими глазами. На миг Фридугису показалось, что Конан умер, таким странным был его взгляд. Но затем он догадался: дикари опоили его каким-то снадобьем, так, что Конан, с одной стороны, жив и невредим, а с другой – не может пошевелить ни единым мускулом.

Интересно, что это за снадобье? Фридугис окликнул своего товарища:

– Конан! Ты слышишь меня? Если да, то попробуй закрыть глаза.

Ресницы киммерийца шевельнулись. Было очевидно: он находится в сознании и понимает все, что происходит вокруг.

– Где мы, ты знаешь?

Конан остался неподвижен. Видимо, он так же далек от понимания ситуации, как и Фридугис.

Неожиданно Фридугис услышал, как трещит хворост. Поблизости разложили большой костер.

Под громкое ритуальное пение прокатили по земле тяжелый предмет. Фридугис собрался с силами, подобрался к щели в стене хижины и выглянул наружу.

То, что он увидел, потрясло его. Сотни обнаженных дикарей, раскрашенных, одетых в праздничную одежду из перьев, листьев, цветов и кусочков меха, бродили по поляне. Все хижины их поселения были убраны гирляндами, как будто здесь готовились к великому празднеству. В центре поляны пылал гигантский костер. Десятки женщин хлопотали возле него: они приносили дрова, рубили их, подкладывали в огонь. Все они громко распевали.

Женщины этого племени показались Фридугису особенно безобразными. Они были толстыми, распухшими, с выпученными животами и длинными; висящими едва ли не до пояса грудями. Их черные волосы были вымазаны салом и скручены в косицы, а плоские лица раскрашены красными полосами. Красным же были обведены и их глаза, в то время как губы имели ярко-синий цвет.

– Глядя на них, и впрямь поверишь в существование демониц, – пробормотал Фридугис. – Для чего же им такой здоровенный костер? Неужто будут сжигать тела своих убитых? Сколько мы уничтожили их, Конан? Двоих? Троих?

Он помолчал, зная, что киммериец все равно не сможет ему ответить. Затем продолжил рассуждать:

– Не пойму, что за штуку они катят по земле… Скорей бы уж вывернули из-за стволов и выкатили ее на площадь!

И тут, наконец Фридугис увидел, что за странный предмет волокли дикари к своему костру.

Это был огромный котел, выплавленный из меди. Он был очень старым, позеленевшим от времени. Внешняя его сторона была закопченной, но ушки котла и внутренность его имела зеленый оттенок. Видимо, дикари отыскали этот предмет где-то в заброшенном городе или старинном храме, какие можно случайно найти в вендийских джунглях.

Фридугис ни на мгновение не мог бы поверить в то, что это лютое полуголое племя в состоянии было выплавить подобный котел само. Нет, они его утащили!

Котел под громкое ритуальное пение установили на кострище. По цепочке начали передавать воду в кожаных бурдюках. Попадая в котел, вода принималась шипеть. Стенки котла нагрелись быстро.

– Они хотят вскипятить полный котел воды, – сообщил Фридугис Конану.

Конан шевельнул губами. Яд прекращал свое действие. Видимо, дикари плохо рассчитали дозу, поскольку прежде никогда не имели дело столь могучими воинами, как киммериец.

Фридугис вслушался в шепот Конана, а расслышав, похолодел:

– Это людоеды… Вода – для нас… Вопрос только в том, убьют они нас прежде, чем съесть, или сварят живыми…

– Так вот почему они не убили нас там, в джунглях! – воскликнул Фридугис. – Они намеревались дотащить нас сюда. Погода жаркая – мы бы успели протухнуть до того, как они начнут свою жуткую трапезу.

Конан криво дернул углом рта. Фридугис понял, что это – улыбка. Бритунцу окончательно стало не по себе. Мгновение он не сомневался в том, что Конан утратил рассудок.

– Что с тобой, киммериец? Чему ты веселишься?

– Фантазия… – сказал Конан. – Неплохо, да?

Фридугис закачался, сидя на земляном полу хижины.

– Ты убиваешь меня, Конан! Разве сейчас время шутить?

– Это не шутки…

Фридугис в отчаянии закричал:

– Кали! Злая мать! Черная богиня! Почему ты оставила меня погибать здесь? Смотри, у меня твой алмаз! Неужели ты думаешь, черная мать, что эти людоеды сумеют возвратить тебе твое достояние? Помоги мне!

– Нам… – вставил Конан.

Фридугис густо покраснел. В своем ужасе он совершенно забыл о том, что в мольбу, обращенную к злой богине, необходимо вставить второе имя.

И бритунец быстро добавил:

– Помоги мне и Конану, черная богиня, потому что без Конана я не справлюсь с моей задачей! Освободи нас обоих от власти людоедов-дикарей, и мы вернем тебе алмаз, Кали!

– Остается только ждать, – шепнул Конан. – Хотел бы я посмотреть, как она на поможет.

– Разве твой бог Кром не помогает тебе? – удивился Фридугис. – Лично я не раз видел, как божество снисходит к людям и помогает им.

– Ну да, – сказал Конан, болезненно кривясь. – Но только не Кром. Я уже говорил тебе, Кром дал мне все, что мне потребно, а уж как я справлюсь – дело мое.

– Кстати, раз уж ты заговорил, – произнес Фридугис, – что это был за яд, которым тебя опоили?

– В одной из хижин они держат огромного паука, – сказал Конан. – Он размером с теленка, не меньше. Такие на воле, в лесу, не встречаются. Сперва я решил было, что это магия, но – нет. Это чудовище – естественного происхождения. Просто-напросто они взяли паука из леса и выкормили его особыми травами и мясом. Мне охотно рассказал об этом их жрец.

– Ты понимаешь их язык? – поразился Фридугис.

– Совсем немного… Достаточно, чтобы разобрать кое-какие слова. Остальное они дополнили жестами.

– Странно, – промолвил Фридугис. – Странно, что они снизошли до бесед с пленником.

– Напротив, они были очень довольны, что имеют такую возможность, – возразил Конан. – Я доказал им, что являюсь могучим воином. Они завладели мной. Это стало предметом их гордости. Они готовы были рассказывать мне решительно все, на что я ни показывал пальцем. Из этого паука они добывают яд, чтобы опоить жертву. Нас, полагаю, сварят живьем. И яда не дадут, чтобы мы в полной мере ощутили пытку. Иначе это будет лишено смысла. Мы ведь оба – великие воины, так что нам оказывают особую честь. А меня опоили, чтобы я не сбежал раньше времени. Они очень, очень уважают меня.

Закончив эту тираду, Конан усмехнулся. Улыбка его вышла менее кривой, чем прежде. Яд действительно заканчивал свое действие.

– Попробуем освободиться хотя бы от веревок, – предложил Фридугис.

– Согласен.

Конан начал извиваться, чтобы ослабить путы. Фридугис последовал его примеру, дергая руками и ногами. Затем он почувствовал прикосновение и вздрогнул от неожиданности.

– Сиди тихо, – велел Конан.

Он подобрался к бритунцу и начал крепкими зубами перетирать веревки, стягивающие запястья пленника. Скоро Фридугис почувствовал, как хватка петли слабеет. Он еще несколько раз дернул руками, веревка поддалась и лопнула.

– Отлично, – прошептал он.

В этот миг в хижину вошла женщина.

Она была еще совсем молода. Ее грудь не обвисла, а горделиво торчала, темные соски глядели прямо на пленников. Живот ее, правда, был выпучен – его раздуло от трав, которыми она питалась постоянно. Плоское лицо этой женщины было размалевано, так же, как и у ее товарок, и выглядело достаточно отталкивающим. Тем не менее, по ее манере держаться Конан видел, что эта молодая женщина считается среди своего племени весьма привлекательной.

Что ж, возможно, им удастся воспользоваться этим.

Женщина поставила перед ними кувшин с молоком.

– Вы должны пить, – показала она жестами.

– Ну да, чтобы быть вкуснее, – проворчал Конан. – Я знаю гурманов, которые пускают рыбу плавать в молоке прежде чем зажарить. Очень нежное мясо получается.

Женщина шутливо погрозила Конану пальцем. Затем она повернулась к обоим пленникам спиной и, задрав свою набедренную повязку, продемонстрировала черный блестящий зад. После чего горделиво удалилась.

– Ну? – сказал бритунец. – Какова? Что она хотела этим выразить?

– Полагаю, она заигрывала с нами, – сказал Конан. – Мы ведь не просто пища. Мы – ритуальная пища. Нам будут сейчас показывать женщин, чтобы мы возбудились и чувствовали себя крепкими мужчинами. Нас начнут поить молоком или укрепляющими травами. Иначе наша плоть будет бесполезна для племени.

– Пожирая пленников, они рассчитывают завладеть их силой? – уточнил Фридугис.

Конан насмешливо сощурился.

– Естественно. Ты читал об этом в манускрипте?

– Естественно…

Фридугис вздохнул, очевидно, сожалея о том мире, где существует спокойное чтение, а затем принялся стягивать путы со своих ног.

С веревками, оплетающими могучее тело киммерийца, пришлось повозиться изрядно. Дикари навязали множество узлов, видимо, вкладывая в каждый из этих узлов особенное заклинание, дабы мощный пленник оставался неподвижным до того времени, когда настанет пора совершать ритуал.

Но никакие заклинания не устояли: веревки пали, и киммериец наконец смог расправить руки и ноги. Он яростно растирал их, чтобы восстановить кровообращение, и наконец почувствовал, что силы вернулись к нему вполне.

– Ну вот, теперь пусть только попробуют подойти ко мне! – воскликнул он и захохотал, предвкушая славную битву.

Фридугис понял, что его спутник совершенно не страшится возможной близкой смерти. Что ж, подумал бритунец несколько уныло, вероятно, это единственный способ сразиться с врагом, который превосходит тебя по численности в десяти раз. Забыть не только о том, что ты можешь умереть, – забыть даже о том, что ты можешь потерпеть поражение, и просто биться до последнего.

Потому что сдаваться без боя не хотелось ни одному, ни другому.

Когда за пленниками явились, они уже был готовы к битве. Двое воинов, вошедших в хижину в самом начале сумерек, остановились, недоуменно озираясь по сторонам. Они не увидели Конана на том месте, где он должен был находиться. И пока воины оборачивались, дабы выяснить, куда подевался наиболее ценный пленник, Конан бесшумно поднялся с пола (он сидел на корточках возле входа, набросив на себя циновку, которая в сумерках почти совершенно сливалась с плетеной стеной хижины). Не успели воины-дикари понять, что происходит, как Конан уже схватил их за шеи и столкнул лбами.

Раздался ужасный звук – как будто раскололись две тыквы. С разбитыми головами и свернутыми на сторону шеями воины рухнули на земляной пол. Конан отобрал у них копья и безмолвно потряс оружием в воздухе.

Он двигался ловко и грациозно, несмотря на свои огромные размеры. Фридугис невольно залюбовался им.

– Пора! – сказал Конан. И скользнул за дверь.

Фридугис последовал за ним.

Их встретили сумерки. Костер, разложенный посреди поляны, пылал ярко, и ослепительный оранжевый свет пламени контрастировал с синими джунглями, подступившими к деревне людоедов.

Люди с жутко разрисованными лицами толпились возле костра. Все в них выдавало острейшее нетерпение: их позы, отрывистые реплики, которыми обменивались они, громкий нервный смех. Некоторые женщины, не выдерживая напряжения, вдруг принимались визжать и терзать свои груди, одна яростно царапала себе лицо и верещала оглушительно, как разгневанная мартышка. Никто не препятствовал этим проявлениям эмоций: очевидно, подобное считалось среди людоедов в порядке вещей.

Появление пленников вызвало общий рев восторга. Дикари не сразу заметили, что пленники показались из хижины без сопровождения воинов и что они, более того, не связаны, а у Конана в руках копья.

Испустив яростный боевой клич, Конан метнул одно из своих копий в толпу, и человек в короне из перьев беззвучно повалился на спину. Копье пробило его грудь, бросок варвара оказался таким сильным, что труп пригвоздило к земле.

Общий вздох прокатился по толпе дикарей, а затем смятение сменилось гневом, и людоеды хлынули вперед, норовя смять свою жертву.

Слышно было, как в одной из хижин беспокойно ворочается гигантский паук.

Фридугис не мог бы объяснить, как это вышло, но он действительно отчетливо слышал это – сквозь вопли сотен глоток и топот сотен босых ног. Паук бесился. Он чуял близость добычи. Вероятно, его приучили поедать живое мясо – мошками это гигантское существо явно больше не довольствовалось.

Конан отвлек общее внимание на себя. О Фридугисе, как это ни странно, все забыли. Он стоял как бы в полном одиночестве среди разъяренной, кишащей толпы, и наблюдал за происходящим со стороны.

Эта отстраненность самому Фридугису казалась какой-то неестественной. В самом деле! Ведь решается его судьба, не только судьба варвара-киммерийца, а он созерцает побоище с таким видом, словно рассматривает в замке старинный гобелен с вытканной на нем древней, давно забытой битвой. Кажется, здесь дракон? Очень любопытно. А это кто там, внизу, с пикой? Предок того, кто построил ваш замок? Чрезвычайно интересно… А как его звали? Не помните? Жаль-жаль…

М-да. Что только не лезет в мысли!

Внезапно Фридугис задрал голову к темнеющему небу и закричал:

– Ка-а-ли! Черная мать! Приди!

И, вытащив из кошелька алмаз, поднял его вверх, зажав между пальцами.

Красные лучи света вырвались из камня. Они пронзили сумрак, разлились над головами сражающихся. Дикари заверещали от боли. У некоторых начали тлеть, а затем и вспыхнули волосы на голове. Глина, которой дикари обмазывали свою прическу, сыграла с ними дурную шутку: головы людоедов оказались как бы заключенными внутри горшка. Пламя лизало их снаружи и нагревало, так что у некоторых мозги начинали кипеть, и глаза лопались в орбитах, а кожа на лице облезала клочьями.

Зрелище было ужасным. Женщины, не помня себя, набрасывались на упавших и лизали их, торопясь вкусить кровь, которая проступала на телах умирающих. Конан, рыча, как дикий зверь, без устали наносил удары копьем, и каждый новый удар означал смерть новой жертве.

Высоко в небе прокричала птица. Ее пронзительный голос разнесся над плато, как глас надвигающейся смерти: он был одиноким, отчаянным, в нем звучала неотвратимость.

Тум. Тум. Тум.

Приближались знакомые шаги. Они звучали приглушенно, издалека, но с каждой минутой гул делался все более отчетливым. Сомнений не оставалось: медный монстр каким-то образом ожил, сумел подняться и взобрался на плато.

Скоро он будет здесь.

– Кали! – снова закричал Фридугис.

Новый сноп лучей вырвался из камня. На сей раз это были синие лучи. Они разлетелись во все стороны, и повсюду, где они проходили, оставались белые следы. Инеем покрылись листья и ветви, ледяная корка запеклась на лицах людей. Они задыхались и кашляли, хватаясь за горло. Их глаза превращались в ледышки, их рты оказывались забиты снегом и льдом. Дикари падали на землю, катались, били вокруг себя руками и ногами и затихали навеки, а лед медленно таял, и из глаз-ледышек вытекали огромные мертвые слезы.

Тем временем между стволами деревьев мелькнуло темно-красное сияние. Медное тело идола отражало яркое пламя костра. Казалось, воплощенный огонь шагает по джунглям. Грозно светясь, чудище появилось на поляне.

В этот самый миг хижина, где бесновался паук, рухнула. Гигантский монстр выскочил оттуда и, приседая на мягких лапах, помчался прямо к месту скопления людей. Из рыхлого брюха, украшенного черным пятном, высовывалось жало. Оно подрагивало на бегу и изгибалось, готовясь нанести первые удары. Жвала паука шевелились, многочисленные крохотные глазки двигались на маленькой округлой голове. Глазки эти показались Фридугису особенно жуткими. Они глядели по сторонам осмысленно, совершенно по-человечески, и неустанно высматривали себе добычу.

Один из дикарей вдруг закричал отчаянно и громко и подпрыгнул. Жало впилось ему в шею сбоку и приподняло тело несчастного в воздух.

Подвешенный на этом гибком «шесте», он несколько раз качнулся, а затем упал и больше не двигался. Паук, не останавливаясь, пронзил жалом следующую жертву.

Дикари собрались в круг, ощетинившись копьями. Теперь у них было два врага: киммериец и огромный паук. И хоть эти противники и не собирались заключать союз, оба представляли практически одинаковую опасность.

Лучше всего было бы натравить паука на Конана, но эта идея требовала бы ясности ума, бесстрашия и, главное, организованности действий, а дикари, сбившиеся в кучу, не обладали ни первым, ни вторым, ни третьим. Они были попросту перепуганы до полусмерти.

Тум. Тум. Тум.

Новая опасность надвинулась на дикарей из джунглей. Теперь уже хорошо видны были медные руки, раздвигающие в стороны ветви деревьев. Без барабанчика, с погнутыми или отломанными пальцами, эти руки, тем не менее сохранили и силу свою, и хватку. Идол неуклонно двигался к своей цели.