Текст книги "Крестовый поход в Европу"

Автор книги: Дуайт Дэйвид Эйзенхауэр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 36 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

После исчерпывающего обзора всей обстановки Мэрфи сказал: "Весь вопрос теперь превратился в чисто военную проблему. И вам нужно будет дать на нее ответ".

Когда мы приблизились к окончательному решению этой проблемы, он полностью отошел в сторону и только иногда выступал в роли переводчика. Я оказался перед необходимостью определить, что было важнее для войск союзников: заключить перемирие (и тем самым выиграть время и сохранить жизнь многих солдат и поскорее выработать реальные условия сотрудничества с французами) или просто арестовать Дарлана. Этот акт наверняка сопровождался бы продолжением боевых действий и дальнейшим усилением враждебности между французами и союзниками. Местные французские должностные лица все же формально являлись чиновниками нейтральной страны, и пока наши правительства не проявляли готовности объявить Франции войну, у нас не было никаких юридических или иных прав деспотически, в нацистском стиле, создавать здесь марионеточное правительство по своему желанию. Достигнутое соглашение было потом закреплено специальным документом, в котором в общих чертах определялась помощь французов союзным войскам. Согласно этому документу, главнокомандующему союзными войсками на дружественной неоккупированной территории предоставлялись все необходимые юридические права и привилегии для осуществления руководства войсками и боевыми операциями. Нам гарантировалось беспрепятственное использование портов, железных дорог и других сооружений.

Союзники просто констатировали, что если французские войска и гражданское население подчинятся приказам Дарлана о военном сотрудничестве с ними, то они не будут мешать осуществлению французского административного контроля над Северной Африкой. Наоборот, они подтверждали свое намерение сотрудничать с французами в деле обеспечения порядка. В документе не было никаких обязательств для наших правительств относительно какого-либо политического признания местной администрации, и Дарлан просто уполномочивался на основе добровольного согласия местных официальных лиц и по договоренности с нами взять в свои руки французские дела в Северной Африке, пока мы будем заняты очищением от немцев этого континента. Он также согласился поставить нашего друга генерала Жиро во главе всех французских военных сил в Северо-Западной Африке.

Важным обстоятельством было то, что мы не могли осуществить военную оккупацию, для чего нам потребовалось бы прекратить всякие действия против держав «оси». Арабское население тогда сочувственно относилось к французскому режиму Виши, который лишил евреев всяких прав в этом регионе, а восстание арабов против нас, которое немцы определенно попытались бы спровоцировать, было бы для нас катастрофическим. Наше намерение состояло в том, чтобы заполучить Северную Африку только в качестве базы для продолжения войны против Гитлера. Юридически наше положение в Африке отличалось от нашего последующего статуса на острове Сицилия, так же как статус в Сицилии отличался от нашего положения в Италии и позднее в Германии. Теоретически мы находились в стране союзника. Фактическая же цель обязательств Дарлана сводилась к тому, чтобы признать за нами доминирующее влияние в этом регионе. Но мы должны были использовать такое влияние умело, чтобы избежать неприятных осложнений.

Во французских войсках приказам Дарлана подчинялись в противоположность пренебрежению, с которым воспринимались сделанные раньше заявления генерала Жиро. Дарлан остановил бои на западном побережье, где войска Соединенных Штатов уже сосредоточивались против оборонительных рубежей у Касабланки и готовились к общему штурму. Опыт же генерала Паттона в Марокко подсказывал, что это вылилось бы в кровопролитный бой.

Окончательное соглашение с представителями французских военных сил, возглавляемыми Дарланом, было достигнуто в Алжире 13 ноября. Адмиралу Каннингхэму и мне пришлось возвращаться в Гибралтар вечером в плохую погоду. Мы долго кружили над аэродромом в полной темноте, делая тщетные попытки посадить самолет. Я не видел выхода из этого затруднительного положения и все думал о том, что нашему пилоту, молодому лейтенанту, придется больше полагаться на свое умение, чем на приборы, чтобы осуществить благополучную посадку, которую с трудом в конце концов удалось совершить.

Этот случай ускорил выполнение ранее принятого мною решения перенести наш штаб в Алжир. Это вызвало панику у офицера службы связи, который сказал, что он не сможет обеспечить связь в Алжире раньше Нового года. Но мы переехали туда 23 ноября.

Разумеется, официальные донесения о всех политических проблемах мы периодически представляли нашим двум правительствам. Тем не менее немедленно начавшаяся критика в прессе двух стран приобрела столь сильный характер, что вынудила как президента, так и премьер-министра запросить от нас более полного объяснения. Они получили его в форме длинной телеграммы, которой дали широкое хождение среди правительственных чиновников в Вашингтоне в Лондоне. Даже после долгого ретроспективного изучения той обстановки я мог бы теперь очень немного добавить к этому объяснению. Я здесь цитирую его, лишь перефразировав предложения в соответствии с требованиями сохранения тайны кода:

"14 ноября.

Полностью понимаю удивление в Лондоне и Вашингтоне тем оборотом, который приняли переговоры с французами в Северной Африке. Существующие здесь настроения среди французов даже отдаленно не соответствуют нашим расчетам, которыми мы руководствовались прежде. Излагаемые ниже факты имеют прямое отношение к существу вопроса, и в данном случае важно, чтобы никакие поспешные действия у вас, дома, не нарушили того равновесия, которого нам удалось добиться здесь…

Имя маршала Петэна представляет собой здесь нечто такое, с чем приходится считаться. Каждый пытается создать впечатление, что он живет и действует в тени маршала. Гражданские и военные руководители согласны с тем, что только один человек имеет право действовать от имени маршала в Северной Африке. Это Дарлан. Даже Жиро, который был нашим доверенным советником и твердым другом со времени первых совещаний с ним, в итоге которых он вынужден был примириться с реальной действительностью, признал это соображение доминирующим и соответственно с этим изменил свои намерения.

Сопротивление, с которым мы вначале столкнулись, было оказано на основе убеждения французов всех рангов, что таково желание маршала. По этой причине Жиро кажется им виновным по меньшей мере в определенном нарушении субординации, когда он настаивал не оказывать сопротивления нашей высадке на берег. Генерал Жиро понимает это и, по-видимому, отчасти сочувствует всеобщему настроению. Все, кого это касается, говорят, что готовы помочь нам при условии, что Дарлан скажет, что делать, но они не хотят следовать указаниям, исходящим от кого-либо другого. Адмирал Эстева в Тунисе заявляет, что подчинится приказам Дарлана. Ногес прекратил сражение в Марокко по приказу Дарлана. Поэтому в этих вопросах невозможно избежать признания положения Дарлана…

Суть соглашения заключается в том, что французы сделают все, что смогут, чтобы помочь нам захватить Тунис. Группа Дарлана будет налаживать эффективное сотрудничество и начнет под руководством Жиро реорганизацию отдельных воинских частей для их участия в войне. Эта группа использует любую возможность, чтобы получить флот, стоящий у Тулона. Мы будем поддерживать эту группу в вопросах управления страной и ее умиротворения, а также в оснащении отобранных частей. Детали все еще обсуждаются…

Наша надежда на быстрый захват Туниса и получение здесь поддержки со стороны населения не может быть осуществлена, пока не будет принято общее соглашение в тех рамках, которые мы только что определили с Дарланом и другими должностными лицами, контролирующими административный механизм региона и племена в Марокко. Жиро теперь понимает, что сам он ничего не сможет сделать, даже при поддержке союзников. Он с радостью принял пост военного начальника в группе Дарлана. Он считает, что сейчас его имя не следует упоминать, пока не пройдет несколько дней. Без сильного французского руководства нам пришлось бы пойти на военную оккупацию здесь. Потеря времени и расходы ресурсов оказались бы огромными. Генерал Паттон считает, что только в Марокко потребовалось бы 60 тыс. союзных войск, чтобы держать племена в спокойствии. Принимая во внимание тот эффект, который оказали бы волнения племен на Испанию, вы можете себе представить, какие у нас здесь проблемы".

Ни разу в течение длительных переговоров Дарлан не сказал доверительно, что он может добиться перехода тулонского флота на нашу сторону. Он думал, что, возможно, из-за нехватки топлива, а также из-за неразберихи и неопределенности, которые, безусловно, воцарятся в Южной Франции, командующий флотом фактически не попытается вывести флот в море и присоединиться к нам, но он заявил со всей убежденностью, что французский адмирал в Тулоне никогда не допустит, чтобы его корабли попали в руки немцев. Он это повторял вновь и вновь, и последовавшие события подтвердили, что это так и было.

С другой стороны, Дарлан был уверен, что адмирал Эстева, командующий французскими силами в Тунисе, присоединится к остальным французам в Северной Африке, соблюдая любые приказы, какие бы он ни отдал. Длительность переговоров в Алжире подрывала эту нашу большую надежду. Это обстоятельство вызывало неопределенность у адмирала Эстева, который, будучи информирован о характере происходивших тогда переговоров в Алжире, получал также приказы из Виши оказывать сопротивление союзникам и, как нам говорили, пустить немцев в подведомственный ему район. Военные руководители в том регионе, генералы Кельтц в Алжире и Барре в Тунисе, находились в таком же состоянии нерешительности, а генерал Кельтц, как информировали нас, был определенно против какого-либо соглашения с союзницами.

В этих условиях сомнений и нерешительности французов немцы начали высаживаться в районе Туниса. Первый контингент немецких войск прибыл туда по воздуху днем 9 ноября. Начиная с этого момента они стремились как можно быстрее доставить сюда подкрепления, и к тому времени, когда было достигнуто временное соглашение с Дарланом в Алжире, адмирал Эстева уже не имел возможности действовать самостоятельно. Во время последнего телефонного разговора между ним и французским чиновником в Алжире он сказал: "Теперь у меня есть опекун". Мы это восприняли как намек на то, что немцы фактически уже держали его заложником. Наряду с этим генералы Кельтц и Барре без колебаний подчинились приказам Дарлана. Первый, в частности, в дальнейшем стал прекрасным боевым командиром в союзных войсках.

После получения моей телеграммы в Лондоне и Вашингтоне оба правительства информировали меня, что будут поддерживать достигнутую нами договоренность до тех пор, пока ее условия будут добросовестно выполняться французами и пока боевые действия в Африке не подойдут к концу.

Эта договоренность, конечно, совершенно отличалась от той, на какую мы рассчитывали, еще будучи в Лондоне. Однако наши правительства ошиблись не только в отношении сильных личностей и их влияния в Северной Африке, но и в оценке настроений среди местного населения. Они полагали, что французы в этом регионе край" не возмущены вишистско-нацистским господством и с распростертыми объятиями встретят как избавителей любые силы союзников, которые сумеют укрепиться в этой стране. Первая немецкая бомбардировка Алжира, а их было много, доказала ошибочность такого предположения. Конечно, там было много патриотов, а после победы в Тунисе их число увеличилось, но в те первые дни нашего рискованного положения и ночных вражеских бомбардировок скрытое настроение, о котором постоянно докладывали мне, выражалось словами: "Зачем вы принесли эту войну нам? Мы были довольны своей жизнью, а теперь вы пришли сюда, чтобы нас всех убили". В своем последнем донесении, написанном уже после завершения кампании, генерал Андерсон отметил следующее об этих первоначальных настроениях местных жителей:

"Многие мэры, начальники станций и почт, а также другие чиновники на ключевых постах, с кем мы имели дело по мере продвижения наших войск (например, гражданские телефонные линии вначале были моим основным средством связи с передовыми частями и штабом союзной авиации), относились к нам холодно и не решались открыто присоединиться, а некоторые были просто враждебно настроены. В целом я могу с уверенностью сказать, что на первых порах в армии старшие офицеры колебались и опасались связать себя с союзниками, а младшие офицеры в основном склонялись к поддержке союзных войск. Солдаты подчинялись приказам, среди арабской части населения проявлялось безразличие или враждебность, французы относились благосклонно, но апатично. У меня сложилось убеждение, что безопасность моей небольшой изолированной группировки не была бы обеспечена, если бы я потерпел в бою серьезную неудачу".

Такие настроения в корне отличались от мнения наших правительственных кругов, считавших, что народ Северной Африки при появлении там союзных войск единодушно поднимется против вишистов, находящихся под контролем нацистов.

В итоге принятия Дарланом административного руководства в Северной Африке и его влияния во Французской Западной Африке крупный центр Дакар вскоре оказался в руках союзников. Губернатором Западной Африки был Пьер Буассон, старый солдат, потерявший ногу и слух в Первую мировую войну и искренне ненавидевший все немецкое. Он был фанатически предан Франции и считал своим основным и единственным долгом сохранить Французскую Западную Африку для Французской империи. Несколько ранее в ходе этой войны он отбил попытки английских войск и сил "свободных французов" высадиться у Дакара, заявив, что будет сражаться с любым противником, который посмеет вторгнуться на подопечные ему территории. Однако в связи с вторжением немцев в Южную Францию он объявил о своей готовности подчиниться военным приказам, исходящим от меня и передаваемым ему через адмирала Дарлана, никого больше он не признавал.

Поскольку Дакар в то время находился за пределами моего района боевых действий, где мне и без того хватало забот по ведению кампании, а также в силу того, что английская и американская пресса проявляла серьезное беспокойство по поводу военного урегулирования, которое я осуществил с Дарланом, я напомнил моим начальникам, что обеспечение выполнения Буассоном условий общей капитуляции не входит в мои обязанности и я в этом деле не буду принимать никакого участия, если на то не будет приказа. Тем не менее я доложил им, что мог бы обратиться к руководителям в Дакаре, и сообщил им о заявлении Буассона. На это я очень скоро получил указания, суть которых сводилась к тому, чтобы я обеспечил переход западноафриканского региона на сторону союзников точно так же, как я это сделал в Северной Африке.

Мое решающее совещание с губернатором Буассоном граничило с драматической развязкой. Предстояло решить много важных деталей. В Западной Африке было интернировано большое число английских моряков, высадившихся там с кораблей, потопленных в ходе войны. Англичане настаивали на их немедленном освобождении, а Буассон выдвигал свое контртребование, настаивая на прекращении радиопропаганды, которую вели "свободные французы" из соседних районов, граничивших с Западной Африкой. Он говорил, что эта пропаганда постоянно обвиняла его и его правительство во всякого рода преступлениях и вызывала осложнения " местным населением. Он настаивал, чтобы английское правительство приказало немедленно прекратить такую пропаганду. Возникали и другие аналогичные вопросы, однако ни один из них не находил своего отражения в том документе, который нужно было подписать. На совещании присутствовали Дарлан и другие французские должностные лица, а также Мэрфи и несколько сотрудников моего штаба. По мере обсуждения возбуждение его участников усиливалось, и казалось, что все французы говорят одновременно. Наконец я отвел губернатора Буассона, немного понимавшего по-английски, в угол, чтобы лично переговорить с ним, и сказал ему примерно следующее:

"Губернатор, я не имею возможности сообщить вам в деталях, что намерено сделать как английское, так и американское правительство. Но я могу с уверенностью сказать следующее: оба моих правительства дали мне указание заключить с вами соглашение на общей основе, что Французская и Западная Африка присоединятся к Северной Африке в войне против держав «оси». Мои правительства заявили, что не будут вмешиваться в ваши местные дела. Они ожидают от нас такого же сотрудничества, что и от любого другого дружественного региона, а это влечет за собой немедленное освобождение любого из наших граждан, который может быть интернирован в вашем районе. Они попытаются прекратить любую пропаганду, которая может быть направлена против вас и вашего режима, и они, несомненно, используют добрые услуги, чтобы другие сотрудничающие организации, в том числе "свободные французы" под руководством генерала де Голля, также прекратили эту практику. Однако очевидно, что в этом вопросе они не могут приказывать генералу де Голлю. Мы хотим использовать воздушные трассы через ваш район и желаем, чтобы вы были на нашей стороне. Потребуются недели, чтобы каждую из этих мелких деталей урегулировать, а мы не можем зря тратить время. Вы подпишите соглашение, а я заверяю вас моей честью солдата, что сделаю все, что в человеческих силах, чтобы общие соглашения, достигнутые между нами, выполнялись на основе сотрудничества, как того желают оба мои правительства именно так, как это мы делаем в Северной Африке. Пока меня держат на этом посту оба мои правительства, вы можете быть уверены, что дух нашего соглашения никогда не будет нарушен союзниками".

Не сказав ни слова, он подошел к моему столу и, в то время как в комнате продолжались споры, сел и поставил свое имя под соглашением. Как только он подписал, я спросил его: "Губернатор, когда наши самолеты могут начать пользоваться аэродромом у Дакара?" Он взглянул на меня и ответил по-французски: "Только сейчас". В своих дальнейших замечаниях Буассон подчеркивал важность, которую он придавал моим заверениям как солдата избежать ненужного беспокойства французских институтов в Западной Африке и помочь реорганизации французской армии для ее участия в войне на нашей стороне. Легко было ошибиться в оценке французской проблемы, какой она тогда была. Только терпение и настойчивость могли принести нам ценного и в конечном счете демократического союзника. Насилие и пренебрежение чувством достоинства французов не дали бы ничего, кроме разлада и справедливых обвинений в том, что мы тоже нацисты.

В силу мощи нашего оружия и признания временной французской администрации в Северной Африке боевые действия во всем районе западнее Алжира к 12 ноября прекратились.

Иное положение сложилось в восточном секторе – в Тунисе.

Глава 7. Зима в Алжире

Минимальная цель вторжения в Северную Африку состояла в захвате главных портов между Касабланкой и Алжиром, чтобы не дать державам «оси» использовать их в качестве баз для подводных лодок, и после овладения этим районом мы должны были наступать в восточном направлении в сторону английских войск, действовавших в пустыне. Достигнутый в первые дни успех обеспечил нам осуществление этой цели, и мы немедленно сосредоточили все наши усилия на более крупной задаче – наладить взаимодействие с войсками генерала Гарольда Александера, которые в то время находились на противоположном конце Средиземного моря в 1200 милях от нас. Мы должны были уничтожить все силы держав «оси», находившиеся между нами в Северной Африке, и открыть море для союзного судоходства.

23 октября в Египте генерал Александер направил английскую 8-ю армию под командованием генерала Бернарда Монтгомери в наступление против вражеской обороны у Эль-Аламейна, и в пределах двух недель противник был обращен в паническое бегство в западном направлении, преследуемый победоносными англичанами. Если бы мы могли наступать на линии коммуникаций держав «оси», мы превратили бы эту блестящую тактическую победу английской армии в еще больший стратегический выигрыш.

Английские воздушные и военно-морские силы, базировавшиеся в Египте и на Мальте, лишали державы «оси» каких-либо надежных линий коммуникаций через Средиземное море к востоку от Триполи.

Занятие нами позиций во Французской Северной Африке к западу от Бона фактически установило западную границу на море, дальше которой державы «оси» не могли безнаказанно осуществлять судоходство. Таким образом, в распоряжении Гитлера и Муссолини оставались только те порты, которые находились между Боном в Тунисе и Триполи в Северо-Западной Ливии, через которые они могли поддерживать войска Роммеля. Любое наступление союзников с того или иного фланга привело бы к дальнейшему сужению каналов снабжения войск держав «оси», а при продолжении этого процесса дело закончилось бы фактическим удушением армии Роммеля и его итальянских союзников.

Авиация держав «оси» на Сицилии, на острове Пантеллерия и в Южной Италии была еще настолько сильна, что исключала возможность наступательных действий военно-морских сил союзников в этом регионе; чтобы полностью перерезать коммуникации держав «оси», требовалось предпринять наступление по суше, создать передовые авиабазы и непрерывно наращивать авиационную мощь.

Однако наиболее важными африканскими портами, имевшимися в то время у держав «оси», были Бизерта и Тунис, второстепенными – Сфакс и Габес, находившиеся дальше к югу. Триполи сам по себе вполне хороший порт, по суда держав «оси» должны были проходить туда почти под прицелом орудий на Мальте, где английская авиация тоже становилась достаточно сильной, чтобы наносить жестокие потери вражескому судоходству. Было ясно, что если бы удалось быстро захватить порты Тунис и Бизерта, то дальнейшая доставка подкреплений войсками держав оси в Африке оказалась бы почти невозможной и их уничтожение стало бы неизбежным.

Поэтому наша главная стратегическая задача состояла в быстром захвате Северного Туниса. Этим мы руководствовались при осуществлении каждого предпринимаемого мероприятия как военного, экономического, так и политического характера. При всей сложности обстановки и тех постоянных трудностях, которые обычно следуют буквально по пятам за пехотинцем на поле боя, мы никогда не забывали об этой задаче и были убеждены, что выполнение ее будет означать конец державам «оси» в Африке.

Первый шаг был предпринят в середине ноября, когда мы все еще уговаривали Дарлана в Алжире дать приказ французам о прекращении огня против наших войск и о сотрудничестве с нами. Английская 1-я армия Андерсона была соответствующим образом сформирована для осуществления специфичной кампании в восточном направлении" с использованием Алжира в качестве исходной базы. Андерсон получил указание направить все усилия на быстрейший захват Бизерты и Туниса. Однако он столкнулся с очень серьезными трудностями.

Первой из них была общая слабость его группировки. Нехватка судов не позволяла нам доставить сюда необходимые силы, которые быстро разрешили бы эту проблему.

Поэтому осуществление планов генерала Андерсона нужно было больше основывать на быстроте и решительности, чем на численности войск.

Второй трудностью была огромная нехватка автотранспорта, которая еще больше усугублялась из-за очень плохого состояния одноколейной железной дороги от Алжира к Тунису, протянувшейся на такое расстояние, как от Нью-Йорка до Кливленда.

Третьей серьезной проблемой оказалась погода. Вскоре неожиданно начались дожди, а поскольку ни один из разбросанных аэродромов, которые мы собирались использовать, не имел бетонных взлетно-посадочных полос, наши небольшие воздушные силы столкнулись с огромными трудностями и по нескольку дней подряд почти совершенно не действовали. В этом отношении положение противника было значительно лучше, поскольку его крупные аэродромы у Бизерты и Туниса были приспособлены для действий при любых погодных условиях.

Следующим преимуществом для противника была близость Туниса к Сицилии и Италии. На второй день после того, как мы начали высаживать десанты в Северо-Западной Африке, державы «оси» начали потоком доставлять свои войска в Тунис.

Еще одной трудностью на начальном этапе этой операции было неясное отношение к нам со стороны французских сил, находившихся в районе между Константиной и Тунисом. Этими войсками командовал генерал Барро, и в то время, когда генерал Андерсон начал свое продвижение, не было известно, будут ли эти войска и местное население оказывать активное сопротивление или сотрудничать с ним в наступлении к Тунису.

В таких условиях только такой исключительно исполнительный и смелый командир, как Андерсон, мог взяться за выполнение этой операции. В ответ на мои настоятельные требования он начал боевые действия 11 ноября, сразу же, как только высадился на берег.

Учитывая, что войска генерала Андерсона были укомплектованы почти исключительно англичанами, я всегда находил удивительным то, что он не произнес ни одного слова возражения, принимая этот приказ от американца. Он был истинным союзником и мужественным солдатом. Из Алжира по суше и морю он направил войска на восток и в результате серии быстрых бросков захватил порты Джиджелли, Филинвиль и Бон и, одновременно продвигаясь в глубь страны, подошел к городам Сетиф и Константина. Авиация и подводные лодки держав «оси» постоянно наносили удары по нашим судам и небольшим гаваням, которые мы захватили, но никогда не было проявлено никаких колебаний ни со стороны адмирала Каннингхэма, командовавшего союзными военно-морскими силами, ни со стороны генерала Андерсона, продолжавшего свое продвижение, несмотря на все опасности. Из района Бон и Константина английская 1-я армия двинулась дальше на восток через Сук-Ахрас и Сук-эль-Арба, где она впервые вошла в соприкосновение с сухопутными силами держав «оси».

Переводя свой штаб из Гибралтара в Алжир 23 ноября, я воспользовался этим случаем, чтобы совершить инспекционные поездки в войска. На аэродроме у Орана я натолкнулся на такие условия, которые мучили нас всю тяжелую зиму. Мы успешно сели на взлетно-посадочную полосу с твердым покрытием, но затем из-за непролазной грязи не могли отвести самолет в сторону. Тогда солдаты подвели большой трактор, подложили огромные доски под колеса нашей "летающей крепости" и после этого оттащили ее на несколько ярдов от посадочной полосы, чтобы другой прибывающий самолет мог сесть. Операции по высадке войск закончились, и я провел утро, знакомясь с проблемами снабжения, размещения личного состава и питания.

По прибытий в Алжир в тот вечер я обнаружил, что отданные ранее распоряжения усилить армию Андерсона любыми американскими частями, находящимися в районе Орана, не были выполнены с должной оперативностью. В штабе, когда я вернулся, находился бригадный генерал Лунсфорд Оливер, командир боевого командования «Б» американской 1-й бронетанковой дивизии. Произведя разведку дорог, он установил, что железнодорожная линия не может обеспечить быструю доставку его войск в нужный район, и теперь добивался разрешения перебросить часть его войск на полугусеничных машинах за семьсот миль между Ораном и Сук-эль-Арба. Штабной офицер, к которому он обратился, хорошо знал технические возможности этих машин и отказал в его просьбе на основании того, что в итоге покрытия такого расстояния полугусеничные машины израсходуют половину своего ресурса.

Этого молодого штабного офицера нельзя было порицать за такое решение. Ему на протяжении всей его службы в мирное время усердно внушали мысль о необходимости постоянной экономии, о недопущении расточительства. Тренировка в мирное время была возможна, как это было хорошо известно ему, только тогда, когда расходы логичны. Он еще не усвоил основных суровых реальностей войны и не понял, что каждое позитивное действие требует затрат. Вся задача состоит в том, чтобы определить, как во времени и пространстве расходовать материальные средства для достижения максимальных результатов. Когда это сделано, материальные средства должны быть пущены в дело щедрой рукой, особенно если их стоимость может быть измерена ценою сохранения жизни солдат.

Настойчивость генерала Оливера, его желание побыстрее добраться до поля сражения, его мольбы скорее разрешить ему мучительный марш произвели на меня большое впечатление. Через каких-нибудь пять минут он уже действовал в соответствии с теми приказами, каких добивался.

В эту и следующую ночь Алжир подвергался непрерывным бомбардировкам. Самолеты противника появлялись последовательно небольшими группами, но беспрерывный грохот взрывов не давал возможности уснуть, и отсутствие ночного отдыха вскоре отчетливо отразилось на лицах работников штаба. Основными объектами налетов были наши корабли в гавани в четверти мили от нашего отеля. Падавшие на город бомбы вызывали некоторые человеческие жертвы, среди местных жителей началась паника.

Противовоздушная оборона союзников только начинала развертываться; одно из наших судов, на котором везли основное техническое оборудование для управления истребителями противовоздушной обороны, было в пути потоплено немецкими подводными лодками. Однако к концу месяца мы частично выправили положение, и, после того как люфтваффе получили несколько ощутимых ударов, немецкие самолеты почти прекратили налеты на наши основные порты. Однажды ночью мы получили неоспоримое доказательство того, что экипажи вражеских бомбардировщиков стали побаиваться нашей противовоздушной обороны. Мы перехватили радиограмму от командира бомбардировочной эскадрильи, в которой тот сообщал на свою базу следующее: "Бомбы сброшены на Алжир, как было приказано". Но мы знали, что он сбросил их в море в тридцати милях от берега, потому что в это время наш истребитель завязал с ним бой. Такое свидетельство падения морального духа противника радовало наших людей и поднимало их настроение.

После трех дней интенсивной работы в штабе я выехал на фронт на автомашине, взяв с собой генерала Кларка. Ввиду господства противника в воздухе езда на машинах в прифронтовой полосе была опасным делом. Наблюдатели внимательно следили за небом, и появление любого самолета было сигналом покинуть машину и укрыться. Иногда, разумеется, самолет оказывался своим, но никто не решался мчаться вперед, пока не убеждался, что это действительно свой самолет. Все мы стали настоящими специалистами по распознаванию воздушных целей. Водители машин, саперы, артиллеристы и пехотинцы все время должны были следить за воздухом. Их неприязнь к такому положению отражалась в постоянных сетованиях: "Где же наша проклятая авиация? Почему мы видим в небе только фрицев?" При господстве противника в воздухе наземные войска всегда готовы проклинать своих летчиков.