Текст книги "Обретенный рай"

Автор книги: Дороти Вернон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 11 страниц)

9

На следующий день Мэт отправился в обратный путь. Зу видела, как он уезжал. С одной стороны, она почувствовала облегчение, но с другой – какую-то странную грусть. Уехал он на своем грузовике без официальной церемонии прощания, точно так же, как и приехал.

На сей раз, правда, на секунду зашел к Зу проститься. Мне от этого стало лучше или хуже? – размышляла она. В глазах Хантера не было ровным счетом ничего, что говорило бы о возможности его скорого появления в Ля-Шарметт.

Камилла с ним не уехала, как позже выяснила Зу. Очевидно, Андре Дюпон уговорил внучку еще немножко погостить у него. Но Зу очень хотелось верить, что все было иначе: Камилле просто не удалось уговорить Мэта взять ее с собой.

После отъезда прошло несколько дней, прежде чем гостье представилась возможность расспросить Хэндзл о том, что уже давно не давало девушке покоя.

– Хэндзл, – начала она, – пока здесь нет Тони (он в это время наверстывал упущенное: отвечал на давно полученные письма), я хотела бы вас кое о чем спросить. Скромен ли мой вопрос, решите сами. У меня нет права вас спрашивать, потому что это вроде бы ваши семейные дела, но…

– Вы не правы, милая, ведь скоро вы будете членом нашей семьи. Не стесняйтесь и спрашивайте о чем хотите. Я лишь сохраняю за собой право не отвечать вам, если сочту вопрос слишком тягостным.

– По правде говоря, я хотела спросить о Мэте.

– О сыне, сейчас? – удивилась Хэндзл. Ее проницательные глаза прямо смотрели в озабоченное лицо гостьи.

– Меня волнует одно высказывание Тони о Мэте. Естественно, это версия самого Тони. Мне интересно, придерживаетесь ли такого же мнения и вы.

Во взгляде Хэндзл отразилось глубокое раздумье. Если девушка поняла правильно, то, по-видимому, не должна была подвергать сомнению какие бы то ни было дела и слова жениха. Видимо, Хэндзл придерживалась мнения, что Зу, как и всякой любящей невесте, следовало верить, что все, сказанное Тони, – чистая правда, не требующая никаких подтверждений. А Зу ищет подтверждения. И это не потому, что она такой недоверчивый человек. Ей никогда не пришло бы в голову усомниться в подлинности слов Мэта, что бы и о чем бы он ни говорил. О Боже! Но она зашла уже так далеко, что теперь остается только продолжать.

– Мне известно, что Мэт и отец Тони начинали свое дело как партнеры. А потом Мэт выкупил у мистера Толбота его долю.

– Да, именно так.

– У Тони сложилось впечатление, что Мэт обманул его отца, и поэтому себя Тони тоже считает обманутым. Ему кажется, что они с дядей должны быть равными партнерами, а свое положение простого служащего у Хантера считает несправедливым.

– О Бог мой! Все это очень неприятно. Вряд ли вам понравится то, что я сейчас вынуждена буду сказать. Мои слова, – уточнила Хэндзл, – представят Тони отнюдь не в самом выгодном для него свете.

– Ничего не поделаешь!

– Думаю, вы правы.

Хэндзл глубоко вздохнула.

– Я должна вам немножко рассказать об отце Тони, моем покойном зяте. Не люблю плохо говорить об умерших, но Эдвард Толбот был человеком слабохарактерным. Вне всякого сомнения, он был очень хорош собой, обладал огромным обаянием, умел так красиво говорить, что на его трели откликалось множество пташек. Поэтому я понимала, что нашла в нем Нерисса. Он надеялся получить от жизни все, что только возможно. Вкусы у него были самые изысканные. Иметь все земные блага ему хотелось, но работать ради них – никогда. Эдвард был беспредельно ленив. Когда они с Мэтом начали общее дело, всем это казалось прекрасным. Оглядываясь назад, я вижу, что у Мэта уже тогда возникли какие-то опасения, но он никому ничего не сказал. Кто из них двоих по-настоящему трудился, выяснилось лишь тогда, когда сын ушел из фирмы.

– Ушел из фирмы?

– Как-то, ведя грузовик, Мэт попал в аварию. Говорят, что более половины всех дорожных происшествий, в которые попадают английские водители в Европе, случается в пределах ста пятидесяти километров от Ла-Манша из-за весьма жестких графиков и плохого знания англичанами французских дорожных правил. Но в случае с Мэтом вина была не его. Он никогда не ставил перед собой безрассудных целей, да и ездить по французским дорогам давно привык. Навстречу ему мчался какой-то сумасшедший курортник, который спешил на паром, чтобы вовремя попасть домой. У этого идиота в машине было трое детей, а он, не видя дороги, несся с бешеной скоростью. Мэт чуть было не врезался в эту машину. Она была гораздо меньше, чем его грузовик, и при столкновении мой сын остался бы невредим. Но можно было рискнуть и попытаться проскочить со стороны. Если за то время, что вы у нас, уже успели узнать Мэта, вам не надо говорить, какое решение он принял.

– Пойти на безрассудный риск?

Это была единственная ложь, в которой Зу могла его обвинить. Ведь совсем недавно Мэт сказал ей: «Я могу пойти на самый странный, но рассчитанный риск, но никогда не пойду на риск безрассудный».

И все-таки на такой риск Мэт пошел – один-единственный раз.

– Он резко свернул в сторону и опрокинул грузовик. А потом провел полгода в больнице. Самое большое беспокойство вызывал его правый глаз.

– Этот легкий шрам через все веко и щеку?

– Да. Мэта оперировали выдающиеся хирурги. Потом ему прописали полный покой. Следуя распоряжениям врачей, делая все для спасения глаза, сын чуть было не упустил дела на фирме. Без него у Эдварда все развалилось. Был бы Мэт здоров, он работал бы не жалея сил и все наладил бы. А Эдвард, с его ленью и беспечностью, без компаньона не мог справиться с ситуацией. И тогда Мэт решил: если он и будет работать день и ночь, чтобы выбраться из тупика, то только ради себя самого, а не ради кого-то, кто этого вовсе не заслуживает. Если считать обманом то, что Мэт предъявил Толботу ультиматум: либо принять его, Мэта, условия, либо они оба будут бездельничать в ожидании судебного исполнителя – тогда я согласна, сын обманул Толбота. Но в моей книге памяти все как раз наоборот. Эдвард был с самого начала связан с семейным бизнесом, поэтому Мэт считал, что обязан предоставить Тони возможность служить в агентстве и стабильный заработок. Мне кажется, внук не прав и по отношению к Мэту проявляет обыкновенную неблагодарность. Вместо того чтобы жаловаться на несправедливость, ему следовало бы быть более лояльным. И если уж Тони хочется иметь то, что имеет Мэт, он должен делать то, что в свое время сделал сын, – начать с отправной точки и всего добиться самому, а не искать легких путей. Тони – мой единственный внук. Я его очень люблю, но закрывать глаза на его недостатки не могу. Вы задали мне вопрос, лгать вам я не хотела. Мое молчание могло бы вам показаться подтверждением правоты Тони. Я решила ознакомить вас только с фактами. Альтернативы у меня не было, вы согласны? Очень надеюсь, что жених не упал в ваших глазах слишком низко.

– Как ни странно, этого не случилось. Как бы там ни было, ваши слова помогли мне лучше понять его. Следовать в жизни примеру Мэта нелегко любому человеку. У Тони никогда такой возможности не было. Он никогда не сможет добиться того, чего добился Мэт, даже если доживет до ста лет. Он слишком многое унаследовал от своего отца. Возможно, Тони осознал это, когда был еще совсем ребенком, и поэтому не стал даже пытаться достичь чего-то большего в жизни. Теперь мне все ясно. Ваш сын – прекрасный человек. Я преклоняюсь перед ним за то, чего он достиг, и за то, каким он сам себя сделал. Только Тони нельзя упрекать в том, что он не такой, как Мэт; он просто создан другим. Мэт, словно робот, упорно добивается всего, что ему нужно. В каком-то отношении это даже пугает.

– Вы полагаете, у сына нет никаких слабостей, он не способен на сильные чувства?

Что этим хочет сказать Хэндзл?

– Я не знаю, – ответила Зу.

– Подчас то, что мы собою представляем, не полностью зависит от нас самих. Вы об этом только что хорошо сказали. Мэт ничего не может изменить в своем характере, как ничего не может изменить в себе и Тони. Будьте хоть немного снисходительнее и к Мэту тоже. Возможно, таким его сделала жизнь. Эта авария лишила его гораздо большего, чем вы можете себе представить. Блестящие хирурги спасли ему глаз, своим собственным упорством он спас фирму. Но, как оказалось, девушку, которую сын безмерно любил, он все-таки потерял.

– Да, я помню, вы мне говорили, что в его жизни была большая любовь. Эта девушка была красивой?

– Не могу вам сказать – я ее никогда не видела. По словам Мэта, она была красавицей. Но, возможно, красота эта была чисто внешней. Душа ее не могла быть по-настоящему красивой, раз она предала его. Я видела, как страдает Мэт, и у меня разрывалось сердце. Я умоляла сына написать ей хоть слово о том, что с ним произошло, но он сказал, что это бесполезно. Эту девушку интересовали только его положение и его деньги. А поскольку тогда у него не было ни того, ни другого, он ей ничего предложить не мог. Ему не хотелось, чтобы она видела его в таком состоянии. Мэт сказал, что встреча с ней принесет ему только новые мучения, хотя я просто себе не представляла, могут ли быть более тяжкие муки, чем те, которые испытал сын в то время. Как бы там ни было, но Мэт эту девушку знал, а я – нет. Мне оставалось только поверить его словам о том, как она себя поведет.

– Вы ее совсем не знали? Даже… даже ее имени?

– Даже имени. Я не знала, где она живет. С тех пор я не раз задавала себе вопрос: если бы я знала, могла бы ослушаться Мэта и сама связаться с этой девушкой? Но я ничего о ней не знала, поэтому мне было проще принять решение и ничего не предпринимать для ее поисков. Это не значит, что я с ним безропотно согласилась. Я люблю все делать открыто и ему все высказала. Совсем недавно я подумала, правильно ли тогда поступила, пустив все на самотек. Мне следовало проявить настойчивость. Наверное, можно было бы убедить Мэта, мне самой связаться с той девушкой, поговорить с ней; самой почувствовать ее отношение к сыну. Вдруг оказалось бы, что Мэт неверно о ней судит и она совсем другая? Именно это и мучает меня все последнее время. Когда человек кого-то любит, он, случается, не видит истины; это происходит и с мужчинами, и с женщинами.

Зу была так поглощена своими собственными мыслями, что не заметила, как внимательно и сосредоточенно смотрит на нее Хэндзл.

– Когда… когда все это с Мэтом случилось? Как давно он попал в аварию?

– Дайте вспомнить… Когда стареешь, время летит так быстро. Наверное, это было лет… – Хэндзл нахмурила брови и задумалась. – Да, точно, это случилось пять лет назад.

– Спасибо, Хэндзл, за вашу откровенность.

Зу понимала, что пробудила у матери Мэта волну любопытства. Его испытала и она сама, когда Хэндзл в первый раз заговорила о девушке Мэта. Но помочь тут никто ничем не может.

– Спасибо вам, Хэндзл, – повторила Зу. Она резко поднялась и вышла, чтобы поскорее остаться наедине со своими мыслями.

Почему она не поговорила с Хэндзл сразу после того, как та в первый раз об этом упомянула? Тогда Зу боялась усугубить переживания Хэндзл и в то же время с пониманием отнеслась к ее нежеланию касаться личных дел Мэта. А теперь, думала девушка, столь дорогое время упущено…

Поднявшись к себе, Зу без устали ходила взад-вперед по комнате. Пять лет назад! Это она, Зу, была той самой девушкой, про которую Мэт так уверенно сказал: ее интересовали только его положение и его деньги. Мисс Форчн[1]! Проклятая фамилия!

Как-то Мэт спросил, было бы другим ее отношение, если бы он не добился успеха. И Зу честно ответила «да». И тогда Мэт решил, что она любила его только из-за его денег. Он решил, что Зу такая же, как его зять и племянник, да и Нерисса, пожалуй, тоже; что и она ищет, где бы что-нибудь урвать. Картина, которую теперь так четко видела перед собой Зу, была страшной. Даже если бы Мэт пожертвовал для них последней каплей своей крови, эти люди все равно были бы недовольны. Конечно, теперь Эдварда Толбота нет в живых, но от этого Нерисса и Тони стали еще злее и мстительнее. Вместо того чтобы радоваться за Мэта и гордиться тем, что он их родственник, они ему только завидовали. Жаждали богатой жизни, но не желали надрываться ради нее. Им хотелось, чтобы такую жизнь для них создал кто-то другой. И Мэт решил, что и она, Зу, такая же, как его родственники. Когда она бойко ответила, что не могла бы относиться к нему так же, если бы он не преуспел в делах, Мэт укрепился в своем негативном мнении о ней. Стоит ли удивляться, что, имея таких родственников, он стал относиться ко всем людям подозрительно и цинично. А Зу тогда имела в виду совсем другое. Она хотела дать ему понять, что Мэт не был бы привлекательным человеком, не обладай он таким умом, такой сильной натурой, такой целеустремленностью. Именно эти качества помогли ему достичь таких высот и удержаться на них. И именно эти качества привлекали девушку, а отнюдь не то, что они ему принесли!

Но он тогда ее не понял. О, Мэт, Мэт! О, эти злосчастные годы! Сердце Зу разрывалось при мысли о том, что Мэт лежал измученный в больнице, а ее рядом с ним не было. Теперь ничего не изменишь, ситуация абсолютно безнадежна, никакие слезы помочь Зу не могут.

Она вытерла глаза. Нет ничего безнадежного! Она должна немедленно, сейчас же разорвать помолвку с Тони. Ведь ее чувства к нему никогда не были по-настоящему сильными. Тони не смог вытеснить Мэта из ее сердца. И нет на свете такого мужчины, который мог бы этого добиться. А после объяснения с Тони ей надо немедленно ехать в Англию и во что бы то ни стало разыскать Мэта. Им необходимо поговорить. Возможно, из этого ничего не выйдет, но поговорить друг с другом они обязательно должны.

Камилла и мосье Андре Дюпон в этот вечер собирались приехать к Хэндзл на ужин. На какое-то время, думала Зу, все, связанное с ее личной жизнью, придется отодвинуть. Надо держать себя в руках, изображать веселую улыбку и ничем не омрачать предстоящую трапезу.

В глазах невесты угас обычный огонь, и чтобы их оживить, ей пришлось усиленно заняться макияжем. Она спустилась вниз за несколько минут до прибытия гостей. Хэндзл любила, чтобы приглашенных приветствовали все обитатели дома.

Камилла выглядела на редкость красивой. Было в ней какое-то особое сияние, которого не дает никакой макияж, – это исходит откуда-то изнутри. И все-таки что-то в девушке словно перечеркивало ее столь восхитительный вид. На сей раз она изменила своему любимому красному цвету и надела ярко-лимонное платье, подчеркивавшее красоту ее загорелого тела.

Зу взглянула на дедушку Камиллы – богат, всеми уважаем, хорош собой. Мосье Андре Дюпон обожал свою внучку и, без сомнения, ради нее готов на все. Наверное, кто-то сказал бы: «Как Камилле повезло!» Но Зу почему-то не была так уж в этом уверена.

Интересно, подумала невеста, составят ли Хэндзл и мосье Дюпон когда-нибудь семейную пару? Она узнала Хэндзл совсем недавно, но у нее было такое чувство, что эта славная дама стала частью ее жизни. Даже страшно подумать, что когда Зу откажется от брака с Тони, а с Мэтом у нее тоже ничего не получится, она станет для Хэндзл просто никем, и они, возможно, больше никогда не увидятся. Эта мысль опечалила Зу. Она не смела возлагать какие бы то ни было надежды на свое будущее с Мэтом. Объясняя все, что случилось с ним пять лет назад, Хэндзл сказала, что тогда «сын потерял девушку, которую безумно любил. Но, может быть, Мэт думал вовсе не так, а мать просто романтизировала чувства сына к этой девушке и сама сделала за него такой вывод? Мэт никогда не говорил Зу, что любит ее. Он испытывал к ней чисто физическое влечение. Но ведь любовь – это совсем, совсем другое! Ни разу, ни единым словом он о любви не обмолвился.

– Какой у вас сосредоточенный вид!

Это произнес Андре Дюпон, сидевший за столом рядом с Зу.

– Простите, мосье. Я задумалась и была за много миль отсюда.

– Неужели? Я бы сказал, всего за несколько дюймов. – Андре Дюпон явно намекал на то, что рядом сидел Тони. – Когда человек влюблен, то все не так просто, как в народных балладах. Иногда все бывает очень запутанным и даже приводит к тяжелым потрясениям.

Замечание старого джентльмена вполне могло быть отнесено к личным переживаниям Зу, поэтому у нее невольно перехватило дыхание. Но потом она осознала, что с ней мосье Дюпон вел обычную светскую беседу – глаза его видели одну только Камиллу.

Следуя за пристальным взглядом мосье Дюпона, Зу тоже посмотрела на его внучку. Улыбка на лице Камиллы вдруг замерла, в глазах мелькнуло какое-то стеклянное выражение, ресницы опустились. Потом девушка вдруг сжалась, как тряпичная кукла, и сползла со стула на пол.

Никогда в жизни Зу не доводилось видеть, чтобы в обморок падали так красиво. Сначала никто не понял, что случилось, затем все сразу засуетились. Тони мешали двигаться костыли. Но Зу вместе с мосье Дюпоном удалось положить Камиллу на диван. Она быстро пришла в себя; вид у нее был озадаченный – ей явно невдомек, почему вокруг такая суета.

– У вас был обморок, – мягко объяснила миссис Хэндзл.

– До чего же глупо! – Камилла все еще была в замешательстве, хотя на губах ее появилась улыбка.

– Пожалуй, тебя надо отвезти домой, – не совсем уверенно заметил Андре Дюпон; он, по-видимому, не знал, как следует поступить.

– Но зачем, дедушка? Я уже прекрасно себя чувствую, – возразила внучка.

– Не помню, чтобы у тебя когда-нибудь раньше бывали обмороки, – ответил дед, ища глазами совета у Хэндзл.

– Все когда-нибудь случается в первый раз, – беззаботно заявила Камилла. – Уверяю тебя, дедуля, я чувствую себя прекрасно, не стоит так волноваться.

– С юными девушками это и впрямь случается, Андре. На вашем месте я бы не стала придавать этому слишком большое значение, – успокоила его Хэндзл.

Андре не сводил взгляда с Камиллы. Казалось, она уже совсем оправилась. Цвет лица снова стал обычным, а прихорашивалась она так, словно всеобщее внимание доставляло ей большое удовольствие. И на душе у Дюпона полегчало.

– Да я и сам вижу; наверное, теперь с тобой все в порядке. Было бы очень жаль, если бы нам пришлось прервать столь приятный вечер.

– Отлично! – Голос у Хэндзл был довольно веселый. – Давайте продолжим нашу трапезу.

Инцидент был забыт, и до самого отъезда гостей никто о нем не вспоминал.

Расцеловав Хэндзл на прощание в обе щеки, Камилла сказала:

– Спасибо вам за прекрасную еду и за дивный вечер. И, – добавила она извиняющимся тоном, – мне очень жаль, что вам за ужином пришлось из-за меня немного понервничать.

– Не надо больше думать об этом, дитя мое. Такое иногда бывает. Позвоните мне, дорогая, завтра, чтобы я не беспокоилась.

– Я не стану звонить, лучше просто приеду, если смогу, и вы сами убедитесь, что у меня все в порядке.

– Здесь вам всегда рады, вы это знаете.

Когда Андре Дюпон стал откланиваться, Хэндзл тихо сказала ему:

– Андре, почему бы Камилле на всякий случай не показаться своему врачу?

– Уверен, это сущая ерунда. Но, наверное, ваш совет не так уж плох.

Дюпон склонился над рукою Хэндзл, чтобы поцеловать ее на прощание. В его черных глазах не было и тени тревоги.

Почему дальнейшее было для нее полной неожиданностью, Зу так никогда и не поняла. Ведь все признаки налицо! Тем не менее, когда на следующий день Хэндзл положила телефонную трубку после разговора с кем-то, Зу не имела ни малейшего представления о его важности не только для миссис, но и для себя самой.

– Звонил Андре, – сообщила Хэндзл. – Камиллу только что осмотрел врач. Похоже, что в конце концов Андре добьется столь желанного для него соединения наших семей, пусть даже не совсем так, как ему того хотелось. Даже не знаю, как вам об этом сказать, Зу. Мне ужасно, ужасно жаль, дорогая моя, но Камилла беременна.

Камилла беременна! Соединение двух семей! Но кто же, кто отец ее будущего ребенка?

– Я должна позвонить Мэту, – сказала Хэндзл, возвращаясь к телефону. Она подняла трубку и набрала номер. – Он прилетит первым же самолетом.

10

У Камиллы будет ребенок от Мэта? Но ведь ей всего девятнадцать, говорила себе Зу. Ну а какое это имеет значение? Ей самой было только девятнадцать, когда нечто подобное чуть не произошло между нею и Мэтом. Жаль, что этого тогда не случилось! Как ей хотелось сейчас, чтобы они тогда были до конца вместе и чтобы у нее был ребенок, ребенок Мэта!

Девушку затошнило, она почувствовала себя такой несчастной; она завидовала Камилле, которая стала источником новой жизни. Уж если кто-то и должен иметь от Мэта ребенка, то это только она, Зу!

– Мне ужасно жалко, что так случилось, гораздо больше, чем я думала, – едва расслышала Зу голос Хэндзл, такой слабый, будто та говорила откуда-то издалека. – Честно говоря, я даже не предполагала, что для вас это так много значит.

– Много значит? – Зу в открытую посмотрела в глаза Хэндзл. Ее собственные глаза сверкали. – Я люблю его. Никогда никого другого я не любила и не полюблю до самой смерти.

– О Боже! Если я так поражена, то только потому, что вы никогда своей любви не выказывали. Иногда даже складывалось впечатление, что вы к нему абсолютно холодны.

– Так должно было быть, – едва произнесла Зу.

– Теперь Тони на вас жениться не сможет, вы это, разумеется, понимаете. Надо, чтобы все было по справедливости.

Да, она поступит по справедливости. Она не может выйти замуж за Тони, поскольку любит другого.

– Само собой разумеется, от нашей помолвки я его освобожу.

– Свадьбу надо будет справить побыстрее и без лишнего шума, но и не слишком уж тихую, потому что иначе поползут сплетни. У Камиллы нет сестер, ее некому представлять. Не знаю, как к этому отнесетесь вы, но Андре, когда мне позвонил, мягко намекнул, что с вашей стороны было бы большой любезностью выступить в роли подружки невесты. Тогда не будет повода для злословия.

– Нет, Хэндзл! Я не смогу! Вы просите у меня невозможного!

– Подумайте еще раз, Зу… – умоляла женщина.

– Нет!

Горькие слезы обожгли лицо девушки.

– Почему это должна сделать я? Я не могу простить того, как поступили со мною Тони и Мэт. Они меня чуть не погубили. Ни тот, ни другой меня в действительности не любили. Просто использовали в своих целях, желая свести личные счеты.

– Вы меня глубоко разочаровали, Зу, – ледяным тоном произнесла Хэндзл. – Никогда не думала, что буду говорить вам такие слова. Ваше замечание недостойно вашего воспитания. Это оскорбление в адрес моего сына! Сказать такое, вероятно, можно было бы о Тони, но не о Мэте. Мэт никогда никого не использует в своих целях.

– Вы правы, Хэндзл, простите. Я беру свои слова обратно. Мэт никого в своих целях не использует.

– Я чувствовала, что между вами троими происходят какие-то драматические события, но толком ничего понять не могла. Да и сейчас не могу, честно говоря. Вы с Мэтом, как мне показалось, слишком уж хорошо знаете друг друга, особенно если учесть, что вы, вроде бы, познакомились благодаря Тони и совсем недавно. Но я находила все больше и больше подтверждений тому, что знали вы с Мэтом друг друга гораздо раньше. Вы, наверное, и есть та самая девушка, которую он потерял пять лет назад? Это так, Зу?

– Да, это так. Я ни за что не бросила бы его, даже если бы он не сумел создать мне райскую жизнь. И всегда была бы с ним, что бы ни случилось. Думала, он просто меня бросил. Я не знала, что он попал в аварию, пока вы не рассказали мне об этом. Вы должны мне верить!

– Я вам верю.

Хэндзл негромко вздохнула.

– Все это вам надо было бы рассказать не мне, а Мэту. Хотя, если вы раньше говорили только правду – а я, как бы я ни пыталась усомниться в вашей искренности, не верить вам не могу, – то, по совести сказать, в таком признании вряд ли был бы смысл. Боюсь, я теряю способность все схватывать, потому что могла бы поклясться, что вы и… Нет, это не важно.

Что происходит с Хэндзл? Не фальшивит ли она? Конечно, сейчас изменить что-либо уже невозможно!

А вот еще одно наблюдение Хэндзл абсолютно верно – Мэт никогда не использует людей в своих целях. Когда он обнимал Зу, делал он это от всего сердца, а не потому, что хотел свести счеты с Тони. Но ведь он ухаживал и за Камиллой, а теперь та носит его ребенка, и он обязан на ней жениться. Зу могла понять любого мужчину, считающего, что Камилла неотразима; она действительно очень привлекательна, очаровательна. Но почему против нее не устоял Мэт?!

Зу с самого знакомства с Камиллой поняла, что та уже потеряла девственность, но была абсолютно уверена, что Мэт в этом не повинен. Когда Зу было девятнадцать лет, он интуитивно почувствовал, что она ни с одним мужчиной близка не была. И строгие моральные принципы остановили Мэта в самый последний момент. О, Мэт, почему, почему? Странно, но Зу так и не поняла, к чему относится это «почему»: то ли к прошлому, когда он в последний момент отказался от близости с нею, то ли к настоящему, когда Мэт не устоял перед чарами Камиллы.

В руке Зу оказался стакан с водой. Раздался тихий, успокаивающий голос хозяйки:

– Выпейте, милая, выпейте воды. Хотя сейчас было бы полезнее глоток бренди. Вы вдруг побледнели как полотно. Мне не следовало говорить с вами так резко. Я не учла, что вы очень страдаете.

Гостья отпила из стакана.

– Прошу вас, Хэндзл, не надо проявлять ко мне столько доброты, а то я заплачу. Не хочу идти к Тони с зареванными глазами. Я ему верну кольцо, и сейчас же.

– Да, дорогая. Мне очень обидно за нас всех. Жаль, что все получилось не так, как вы того хотели. А еще больше мне жаль, что не сбылось то, о чем мечтала я, – добавила Хэндзл.

– Спасибо, – сказала Зу. А что еще ей оставалось? – Пойду поищу Тони.

Но сначала она поднялась к себе за коробочкой, в которой ей доставили кольцо из ювелирного магазина. Положив символ обручения в коробочку, Зу поместила ее в конверт и написала на нем: «Извини, Тони, что все пришлось сделать так. Содержимое этого конверта тебе все объяснит. Не нужно никаких слов».

Потом невеста спустилась, чтобы найти Тони.

Как обычно, он был в саду. Зу молча передала ему толстый конверт. Взяв его, Тони прочитал написанное и вскрыл упаковку. Поведя плечами, он положил коробочку с кольцом в карман.

– Добрая старушка Зу, которая никогда ни из-за чего не поднимает шума! – усмехнувшись, с какой-то бравадой изрек он. – Я никогда не перестаю удивляться, как спокойно ты все воспринимаешь. А я-то ожидал фейерверка гнева и яростных обвинений.

Именно это и предполагала услышать от него невеста.

– В чем, Тони? – спросила она осторожно.

– В том, что я втянул тебя в такое дрянное дело, девонька. Прости меня. Боже, как это слабо звучит! Но я очень прошу тебя, Зу. Мне тебя жалко, но я – эгоист до мозга костей – немножко жалею и себя самого. Совсем недавно Нэн сказала, что твое влияние на меня было благотворным, я стал гораздо лучше, чем был до встречи с тобой. Наверное, она права. Если бы мы с тобой поженились, ты, конечно, могла бы меня вообще переделать. Ну а раз уж так все вышло, может быть, оно и к лучшему: мы с Камиллой сделаны из одного теста. А ты могла бы сказать, что я приземлился на обе ноги. Андре Дюпон очень богат. Камилла его единственная внучка и получит большое наследство. И, если как следует подумать, моему положению можно по-настоящему позавидовать.

Совершенно неожиданно Тони оставил свой веселый и шутливый тон и серьезно спросил:

– Так почему же я не ощущаю никакой радости?

Зу не решалась поверить в смысл только что услышанных слов. Получается, что отец ребенка Камиллы – он, Тони, а вовсе не Мэт! Зу казалось, что все вокруг нее утратило реальность.

– Я не знаю, – произнесла она. И слова эти отражали ее собственное состояние. – Объясни, почему не ощущаешь никакой радости.

– Потому, что, мне кажется, я начал по-настоящему любить тебя.

– А разве ты не был в меня влюблен, когда сделал мне предложение? Говори правду, Тони. Ты обязан говорить мне только правду.

– Да, наверное, обязан. Вот тебе правда. Нет, я не был в тебя влюблен. Ты мне нравилась. И я хочу, чтобы ты знала, что со временем ты нравилась мне все больше и больше. Но главная причина была в другом: я хотел одержать верх над Хантером.

– Но ведь ты не знал, что я была с ним знакома. Или знал?

– Знал. Ты еще не выяснила, почему Мэт тогда, пять лет назад, к тебе не вернулся?

– Выяснила. Хэндзл мне рассказала о той аварии. – Зу задохнулась. – Так ты знал! Ты знал, что в жизни Мэта была какая-то девушка. И все время ты знал, что это была я. И ты позволил, чтобы я продолжала считать, будто он не вернулся ко мне потому, что больше меня не любил. Сколько раз мы с тобой говорили об этом!

– Не смотри на меня так, Зу. Мне не надо бы говорить тебе об этом сейчас, но я скажу, чтобы расставить все точки над i. Я знал, что тебе ответили по телефону, когда ты позвонила на работу, чтобы справиться о Мэте. Вся информация поступала не от него, а от меня. Я навещал дядю в больнице, и он мне передал, что должны будут делать его сотрудники, если ты станешь спрашивать о нем.

– Мэт считал, что ничего не сможет мне предложить, а моей жалости он не хотел, – тихо сказала Зу.

– Что-то в этом роде. Я тогда подумал, он просто дурак. Ведь все видели, что он из-за тебя надрывал себе сердце. Мне это было непонятно.

Зу была потрясена.

– А когда мы с тобой познакомились и ты услышал, как меня зовут, ты понял, кто я! – обвинение так и застряло в горле Зу. Казалось, она еле сдерживала истерический смех.

– Да, понял. По правде говоря, сейчас это звучит ужасно, и мне очень стыдно. Но вначале я тебя не воспринимал так, как ты того заслуживала. Тогда меня особенно привлекало в тебе то, что ты интересовала Мэта. Он всегда и во всем был победителем. И тут появилось нечто, в чем я мог его обойти. Завладеть тем, к чему он так стремился, стало для меня главной целью.

– Как же ты узнал, что после всех этих долгих лет я все еще была для него желанной?

– Когда Мэт снова поставил фирму на ноги, он кому-то поручил найти тебя. Но ты переехала на другую квартиру и сменила работу, следы твои затерялись. Я даже не мог поверить в свою удачу, когда встретил тебя. Не то чтобы совсем случайно, ну, не без моих усилий. Нашу первую встречу подстроил я сам. Как-то в одном разговоре я услышал твою столь редкую фамилию и понял, что речь шла именно о тебе. Из запросов, которые повсюду рассылал Мэт, я знал о тебе все: и сколько тебе лет, и какой у тебя рост, и какого цвета твои глаза и волосы. Двух рыжих девушек твоего возраста со столь необычной фамилией просто не могло быть. И я немедленно приступил к осуществлению своего плана. Мне хотелось сохранить тебя в тайне от Мэта до тех пор, пока наш с тобой брачный узел не завяжется накрепко – вот когда я по-настоящему утер бы ему нос? Но из этого ничего не вышло. Мэт, как всегда, неожиданно появился в доме моей матери накануне свадьбы; скрывать от него и дальше наши с тобой отношения я больше не мог. Теперь ты все знаешь. Вина за все остальное лежит на дяде. Он оказался хитрым старым псом и устроил мне такую ловушку.