355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Дорис Мортман » Истинные цвета » Текст книги (страница 9)
Истинные цвета
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 07:48

Текст книги "Истинные цвета"


Автор книги: Дорис Мортман



сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 25 страниц)

Глава 10

Санта-Фе

1974 год

На день рождения Изабель подарила Миранде свою картину. Луис тут же повесил ее над камином, напротив одной из трех работ, что когда-то подарила им мать Изабель.

На картине Альтеи, которая называлась «Святой дух», был изображен залитый лунным светом мрачный каньон, Изабель же, напротив, отобразила раннее утро. Голубое небо уже немного отливало желтизной, на горизонте высились лилово-красные горы, среди скал пробивала дорогу мелкая речушка.

– Замечательно! – переводя взгляд на Изабель, сказала Миранда. – Я думаю, твоя мать была права, когда сказала, что ты унаследовала талант Флоры. Ты мастерски используешь цвет.

– Тебе так кажется.

– Чтобы разглядеть талант, вовсе не надо быть нью-йоркским критиком.

– А что нью-йоркские критики считают талантом?

– Хороший вопрос, – пристально глядя на нее, сказала Миранда. – Сегодня к нам на ужин придет Сибил – вот давай и спросим ее об этом.

– Многие критики считают, что природный талант – это способность трансформировать свои творческие импульсы в нечто наглядное, – отведав цыпленка с рисом, сказала Сибил. – Все сходятся на том, что художник становится великим лишь тогда, когда к его природному дару приложены самоотверженность и необузданная жажда творчества. По-моему, всего этого у тебя в изобилии, Изабель.

– Так что же мне делать? Просто писать и писать до тех пор, пока кто-нибудь не обратит на меня внимания?

– Пришло время, – стараясь справиться с собственными чувствами, ответила Сибил, – поискать тебе нового учителя.

Изабель недоуменно посмотрела на Дюранов.

– Решив, что твое призвание – искусство, мы спросили у Сибил, какие учебные заведения и преподаватели больше всего тебе подходят, – сказал Луис.

– И что же?

– Для настоящего художника, – сухо проговорила Сибил, – центром вселенной является Нью-Йорк. Именно там находятся художественные галереи, там работают знатоки, там проводятся крупнейшие выставки. Твое место там, Изабель.

– В Нью-Йорке?

Из-за своего заморского происхождения Изабель чувствовала себя провинциалкой. Такой монстр, как Нью-Йорк, наверняка проглотит ее в мгновение ока.

– В Нью-Йорке в лиге студентов-художников есть один замечательный преподаватель по имени Эзра Кларк. Он совершенный безумец и будет заставлять тебя работать до тех пор, пока ты не запросишь пощады, но педагог Кларк просто гениальный. Я думаю, он именно тот человек, который поднимет твой талант на новый уровень.

– И где я буду жить? – робко спросила девушка.

– Я звонила в лигу, – отозвалась Сибил. – У них масса иногородних, так что у них есть специальная служба, которая помогает нуждающимся в поиске квартиры и подборе соседей по комнате.

– Просто замечательно, – солгала Изабель, хотя совершенно не хотела уезжать из дома. – И когда назначен отъезд?

– Ты побудешь месяц в Барселоне, а потом я встречу тебя в Нью-Йорке. Мы устроим тебя на квартиру и вместе подождем твою соседку. Как, согласна? – отозвалась Миранда.

Встав со стула, Изабель подошла к Миранде и крепко ее обняла.

Глядя на них, Луис радовался от души, но, к сожалению, ни на мгновение не мог забыть тот день, когда в Нью-Йорк уехала другая его дочь. За прошедшие три года Дюраны так и не дождались от нее ни письма, ни открытки, ни даже телефонного звонка. Миранда, не желая воспринимать слова Нины в тот последний вечер всерьез, объясняла ее поведение стрессом, возникшим в непривычной столичной обстановке.

А Луис думал о том, каких разных девочек он воспитал. Одна ценила все, что ни делалось, другая ко всему относилась с пренебрежением. Одна относилась к ним как родная дочь, другая – как злейший враг.

Едва на следующий день Миранда открылась мужу в своей тайной надежде на то, что Изабель сумеет найти Нину, как Луис согласно кивнул. Впрочем, особого энтузиазма он не испытывал. В глубине души он был уверен, что если они и в самом деле найдут Нину, им вряд ли понравится, какой она стала.

Дом, в котором Изабель сняла квартиру, находился в Верхнем Вест-Сайде, на углу Девятнадцатой улицы и Риверсайд-драйв. Изабель здесь нравилось: через дорогу парк, рядом автобусная остановка, да и квартплата терпимая. По их с Луисом прикидкам, если устроиться на приличную работу и экономно тратить деньги, то вполне можно сводить концы с концами.

Миранда предлагала Изабель на обустройство в Нью-Йорке дополнительно снять деньги с банковского счета, который много лет назад открыли для нее Флора и Алехандро, но та наотрез отказалась.

«В конце концов, – говорила себе Изабель, – эти деньги еще пригодятся. Надо же когда-нибудь и «Дрэгон текстайлз» выкупать!»

Квартира, которую подыскала для Изабель Лига студентов-художников, находилась на первом этаже и выходила окнами в переулок. Небольшая спальня, тесная ванная, крошечная гостиная-столовая и, наконец, закуток, громко называемый кухней. Главным недостатком помещения являлось полное отсутствие солнца. И мало того, все здесь было выкрашено в темно-коричневый цвет. Уже через несколько минут пребывания здесь она почувствовала приступ клаустрофобии.

Впрочем, после трехчасовой уборки в квартире стало уютнее. Миранда уже начала застилать кровать Изабель, когда в двери появилась претендентка на вторую койку.

– Такого свинарника вы, наверное, еще не видели, правда?

Изабель и Миранда разом обернулись и увидели толстую коротышку, голубоглазую и черноволосую. На ней были брюки-клеш, едва сходившиеся на талии, чересчур длинный пестрый жилет, блуза с очень длинными рукавами и черная кепка, едва не падавшая с головы.

– Как говорится, за что заплатил, то и получи, – заявила вошедшая. – Все тут отдает дешевкой.

– Меня зовут Изабель де Луна, – представилась ей Изабель. – А это моя мать, Миранда Дюран.

– Отлично!

Они пожали друг другу руки, и тут Изабель обратила внимание на ее ногти – длинные-предлинные, цвета баклажана. Мало того, на каждом ее пальце красовалось по нескольку колец и перстней, на некоторых из них были выгравированы знак Зодиака, изображающий Овна, греческий символ женщины и еврейская звезда Давида.

– А как зовут вас? – спросила Миранда, стараясь справиться с шоком.

– На самом деле меня зовут Хейзел Штраус, – презрительно сморщив нос, заявила девушка, – но по понятным причинам с десяти лет я перестала употреблять это имя. Теперь меня зовут Скай.

– Скай? Небо?

– А почему бы и нет? – отвечая на вопрос Изабель, сказала Скай. – Глаза у меня голубые, натура возвышенная, а тело просто божественное. Полное сходство с небом! – засмеялась она. – Итак, что мы будем делать с этой квартирой? – уперев руки в боки и презрительно поглядывая по сторонам, спросила Скай. – Тут как в бочке с черносливом. Этот цвет надо убрать!

– А я так боялась, что тебе понравится! – с облегчением произнесла Изабель.

В понедельник Миранда уезжала домой с легким сердцем, зная, что беспокоиться не о чем. Квартиру привели в порядок, Изабель и Скай друг другом вполне довольны.

Несмотря на свое обещание Луису, перед отъездом Миранда все же поговорила с Изабель о Нине.

– Я постараюсь что-либо разузнать, – обняв Миранду, ответила Изабель. Через несколько дней, кратко обрисовав Скай ситуацию, она вынуждена была, однако, согласиться с мнением своей новой подруги: кто хочет исчезнуть, тот исчезает.

Лига студентов-художников располагалась в Доме изящных искусств. Это было известное учебное заведение, из стен которого вышли такие выдающиеся мастера, как Джорджия О'Кифф, Дэвид Смит, Айрин Райс Перейра и многие другие, картины которых сейчас украшали стены музеев или экспозиции частных коллекций.

В первый день занятий Изабель вошла в учебную аудиторию не без трепета. Кларк славился своей нетерпимостью к начинающим. Для того чтобы отсеять ленивых, он применял своеобразный способ: занимался со своими студентами до тех пор, пока большинство из них не ломалось и не уходило навсегда. Изабель была уверена, что в число аутсайдеров не попадет, но все-таки…

Внешность преподавателя произвела на Изабель сильное впечатление. Седые волосы до плеч, резкие черты лица, высокий, умный лоб, пытливые голубые глаза. Длинные, грациозные пальцы вполне могли бы принадлежать хирургу или пианисту. Тем не менее было в нем что-то отталкивающее, и Изабель сразу вспомнила разговоры о той, которую он страстно любил и которая исчезла без следа.

– Меня зовут Эзра Эдвард Кларк, – без улыбки произнес преподаватель. – Моя задача – помочь вам решить, будете ли вы художниками. Я собираюсь не столько учить вас, сколько испытывать вашу решимость. – Заложив руки за спину, он прошелся по аудитории. – Люди считают, что искусство требует вдохновения. Ну, так что такое вдохновение?

– Это то, что заставляет писать, – густо покраснев, нарочито самоуверенно ответила Скай.

– А если я угрозами заставлю вас писать, это тоже будет вдохновение?

– В определенном смысле.

Эзра некоторое время задумчиво смотрел на Скай, а затем решил все же действовать по своему первоначальному плану. Он предложил другим студентам определить источник вдохновения. Ответы его не удовлетворили.

Резко повернувшись, Кларк обратился к до сих пор хранившей молчание Изабель.

– Я думаю, вдохновение – это просто другое название творческой энергии, поэтому оно присутствует всегда. Надо только его разбудить.

Эзра кивнул. Он уже много лет в первый день занятий задавал студентам такой вопрос, но до сих пор лишь дважды получал правильный ответ. Оба этих студента уже прославились. Возможно, новенькая так же хороша, а может, и еще лучше.

– Пробуждение творческой энергии – это как раз то, чем мы здесь занимаемся, – сказал Эзра, обращаясь уже ко всем. – Каждый должен купить пять холстов размером три на четыре и ежедневно заполнять одно из этих полотен. Не половину холста, а целый. Не рисунком или наброском, а полностью скомпонованной и тщательно продуманной картиной. В конце недели вы предъявите их для оценки.

– Картину в день? – ужаснулся бородатый молодой человек в черном. – Это невозможно!

– Если вы действительно талантливы, то сможете, – невозмутимо ответил Эзра и хлопнул в ладоши. – В первую неделю нарисуете пять портретов одного и того же человека.

Естественно, Изабель и Скай принялись рисовать друг друга. Портреты, выполненные Скай, были технически совершенны, но не представляли собой ничего особенного. Черты лица переданы правильно, но никакой игры воображения. Картины Изабель, напротив, были прорисованы небрежно, но впечатление оставляли сильное благодаря игре цвета и красок.

Поскольку большинство студентов еще до прихода в лигу успели получить какое-то первоначальное художественное образование, поставленная перед ними задача нарисовать пять портретов одного и того же человека была пусть утомительной, однако вполне выполнимой. Задание, полученное на следующей неделе, – написать пять портретов разных людей было посложнее, но все равно не представляло особой проблемы. То же самое относилось и к ландшафтам в стиле импрессионистов, и к акварельным морским пейзажам а-ля Джон Тернер, а вот когда Кларк попросил нарисовать картины на бытовые темы, кое-кто из студентов начал роптать.

– Они отнимают слишком много времени! – пожаловалась одна девушка.

– Когда Вермеер нуждался в деньгах, он заканчивал картину за считанные часы. Так же и Рембрандт. А знаете почему? Потому что у них было очень мало постоянных клиентов. То же самое ждет и вас, друзья мои.

Он помолчал, дожидаясь, пока студенты усвоят то, что он сказал. Они молоды и верят, что рисуют ради искусства. Эзра Эдвард Кларк был, однако, реалистом и на своем собственном горьком опыте убедился, что искусство – это профессия и, как в любой профессии, хорошо оплачиваются лучшие, середняки могут как-то существовать, а на слабых никто и внимания не обращает. После исчезновения любовницы Эзры, Сони, он решил продать несколько своих работ в надежде, что сумеет собрать деньги на ее поиски. К сожалению, эти работы оказались не лучшими, и Кларк получил за них намного меньше, чем за прежние.

Пережитое привело его к выводу, что студенты должны знать коммерческую цену своих работ. Критикам это не нравилось, но Кларк считал полезным готовить студентов к реальной жизни.

– По мере роста конкуренции ваш талант тоже должен развиваться, – продолжил он. – Надо уметь делать работу быстро и хорошо – с вдохновением или без него. В противном случае за вас это сделает кто-нибудь другой.

Изабель находила занятия Кларка утомительными, но интересными. Скай ненавидела и занятия, и самого Кларка.

– Какого черта он заставляет меня писать по картине в день, если нужно еще сделать другие задания, поработать в кафе, чтобы заплатить за квартиру, и наконец, мне необходимо время, чтобы отыскать мужчину своей мечты!

– Мужчина твоей мечты подождет, – сказала Изабель и, сняв с себя униформу официантки, устало рухнула на постель.

– Ну да, тебе легко говорить, – возразила Скай. – Ты не такая богиня секса, как я, и не знаешь, что такое неудовлетворенная страсть.

Застонав, Изабель уткнулась лицом в подушку.

– У Кларка наверняка это тоже проблема, – сказала Скай.

– И как ты пришла к такому выводу?

– А ты сама посуди. Картина в день. На этой неделе такой-то стиль, на следующей – другой. Делай больше. Делай лучше. Это явный признак скрытой неудовлетворенности.

– Должно быть, ему недостает любви, – предположила Изабель. – Я слышала, что он до сих пор страдает из-за той женщины.

– Ага, из-за Сони.

– По слухам, она часто надолго уходила из дома. Может, у нее был с кем-то роман?

– Вполне возможно. Или же она проходила реабилитационный курс лечения в больнице.

– Не исключено, – поразмыслив, согласилась Изабель. – Я имею в виду – после того, что она пережила при нацистах.

– Мои родители пережили такой же ад в Аушвице.

– Какой ужас! – Изабель не могла найти слов.

– Да, ужас, – мрачно подтвердила Скай. – Пожалуй, мои старики тоже исчезли, как и Соня. Только они ушли в себя.

– Что ты имеешь в виду?

– Они отказываются об этом говорить. Они воздвигли между нами стену: с одной стороны я, с другой – они.

– Один раз они это уже пережили, – возразила Изабель. – Зачем заставлять их переживать все заново?

– Затем что если они не будут напоминать миру о прошлом, – сверкнув глазами, ответила Скай, – это случится снова!

Изабель изучала одновременно три курса и работала сразу на двух работах, но тем не менее была довольна жизнью. Ей нравился Нью-Йорк с его бешеным темпом жизни и странными жителями. Ей нравился Вест-Сайд с его старыми зданиями, бутиками и винными погребками. Ей нравилась Скай с ее уникальным сочетанием показной эксцентричности и душевности. И наконец, пусть в первом семестре обучение и сводилось в основном к тесту на выживание, Изабель нравилось заниматься у Эзры Эдварда Кларка.

– Это все потому, что ты ходишь у него в любимицах, – говорила Скай, когда Изабель пыталась защищать Кларка. – А ведь он такой деспот, что к концу учебного года в его классе останемся мы двое.

Действительно, многие из тех, кто начинал заниматься у Кларка, уже бросили учебу. Наиболее терпеливые, впрочем, стали плодовитыми художниками. В их числе оказались и Изабель, и Скай.

Едва Кларк позволил им работать в своей манере, как Скай обнаружила, что теперь ей легче выполнять еженедельную норму. Глядя на своеобразную внешность девушки, можно было предположить, что ее потянет к авангарду, но она отдавала предпочтение психологическим портретам.

– А вы пессимистично настроены, мисс Штраус, – говорил Кларк. – Все ваши герои чем-то опечалены.

– Жизнь не всегда бывает веселой, мистер Кларк.

– Что ж, согласен. – Эзра выставил в ряд все пять ее портретов. – Ваша работа напоминает мне о творчестве одного из идолов моей юности, Эрнста Людвига Кирхнера. Он тоже предпочитал грубую правду красивому обману. В наши дни один из художников, Люциан Фрейд, внук Зигмунда Фрейда, тоже, кажется, разделяет ваше мнение о том, что задача художника не утешать зрителя, а шокировать его.

– Думаю, что моя задача заключается лишь в том, – возразила Скай, – чтобы писать так, как я чувствую.

Кларк пристально посмотрел на молодую женщину, и на его губах появилась одобрительная улыбка.

Если работы Скай приятно удивили Эзру, то о полотнах Изабель этого сказать было нельзя. Кларк почти с самого начала угадал в ней редкостную способность передавать свои ощущения с помощью зрительных образов. Однако, по мнению учителя, ученица за время учебы не особенно продвинулась вперед.

– Бросьте вызов природе, – говорил он. – Вы всего лишь переносите на холст то, что вас окружает, а вам надо двигаться дальше.

– Я и хотела бы, – отвечала Изабель, – но не знаю как. Эзра научил ее некоторым приемам.

– Лежа в затемненной комнате, закройте глаза и полностью расслабьтесь. Старайтесь ни о чем не думать. А когда войдете в контакт с собственной душой, пишите то, что чувствуете.

Постепенно картины Изабель становились более образными, более яркими. Однако вместо похвал она слышала от Эзры одну лишь критику.

Изабель уже стала считать, что вместе с тетей Флорой, Сибил и Мирандой переоценила свои способности и что ей никогда не достигнуть высот творчества.

А Кларк впервые осознал, что помогает рождению исключительного таланта.

Глава 11

Прежде чем Изабель обратила на него внимание, прошел целый месяц. И неудивительно – весь этот месяц Изабель привыкала к обнаженной натуре. По непонятной причине нагота ее смущала. Она до последнего пыталась игнорировать курс обнаженной натуры, но Кларк чуть ли не силой заставил ее посещать эти занятия.

Сначала перед студентами позировали женщины, что значительно облегчало задачу, а вот в то утро взору Изабель во всей своей красе предстал крупный «самец». До сих пор Изабель не доводилось видеть раздетых мужчин, и она как-то разом смешалась.

– Относитесь к нему как к натюрморту во плоти, – прозвучал сзади чей-то баритон.

Изабель обернулась. Обладателем баритона оказался стоявший за соседним мольбертом молодой человек в белой майке, потертых джинсах и ковбойских сапогах, чья улыбка была так обворожительна, что Изабель удивленно распахнула глаза:

– Прошу прощения?

– Меня зовут Коуди Джексон.

Он протянул руку, и Изабель едва ли не со страхом ее пожала. Сердце ее бешено колотилось, ноги дрожали.

– А меня – Изабель де Луна. Я из Санта-Фе. Он кивнул и поднял вверх большие пальцы рук.

– Я и сам из соседнего леса. Дюранго, штат Колорадо. Глаза его были голубыми, как воды Средиземного моря, а волосы светлыми, как песок в Пальме. Квадратный подбородок с ямочкой выдавал в Джексоне уроженца юго-запада.

– Если вы не в настроении работать, то сходите пообедайте! – вдруг прервал их диалог преподаватель, маленький лысый Люсьен Фитцсиммон.

– Прекрасная идея, Фитц! – выпалил Коуди. Схватив блокнот Изабель, он взял ее под руку и, не успел Фитцсиммон среагировать, как оба уже были на улице.

– Вы с ума сошли! Он же теперь нам житья не даст!

– Как же! Вы – восходящая звезда и находитесь под личным покровительством Эзры Эдварда Кларка. А я волею судьбы занимаю точно такое же положение у старины Фитца. Вот увидите – он переживет. А сейчас быстрее к «Вольфи», пока туда не сбежался весь город!

Дни шли за днями. Те три часа, которые Изабель вместе с Коуди ежедневно проводила в студии, становились для нее настоящей пыткой. В каждом обнаженном натурщике ей мерещился Коуди, а на место натурщиц она ставила себя. В ярко освещенной студии разыгрывалась мощная сексуальная прелюдия, и оба прекрасно чувствовали это, поскольку после занятий, не в силах расстаться, они все же ни разу не прикоснулись друг к другу.

Наконец в пятницу Коуди пригласил Изабель к себе на субботний ужин. Эти сутки девушка места себе не находила – на примере своих родителей она поняла, каким сильным и вместе с тем ненадежным чувством является любовь.

Чердак, на котором жил Коуди, находился под крышей небольшого здания в Сохо, на Грин-стрит. Как и большинство чердаков, он представлял собой огромное помещение с высоким потолком, огромными окнами, голыми стенами, световым люком и ванной. Прямо под световым люком стояло несколько начатых картин.

В противоположном углу стояли покрытая индейскими одеялами длинная кушетка, заменявшая стол старая деревянная дверь на подставке из кирпичей и два директорских кресла с полотняными спинками. Самодельный кофейный столик украшали книги о Джоне Сардженте, Рубенсе, Фрагонаре и Матиссе.

Роль кухонного стола играла еще одна дверь, на сей раз ее подпирали деревянные козлы. Вокруг нее стояли четыре облезлых стула – все разные. Картину дополняли расставленные на «столе» свечи, разложенные яркие салфетки, дешевые тарелки и пузатые кубки для вина. Все вместе производило самое благоприятное впечатление.

Подав Изабель бокал вина, Коуди жестом пригласил ее к плите, где варились спагетти. Здесь же в деревянной миске дожидался своего часа салат.

– Твое варево выглядит весьма аппетитно.

– Это ты выглядишь аппетитно, – возразил он, обхватив руками ее лицо и быстро поцеловав в губы.

Изабель чуть не поперхнулась вином.

Пытаясь унять волнение, она направилась к картинам. Коуди остался у плиты, но не отрывал от нее глаз. На Изабель было черное облегающее платье с пояском, волосы были забраны в аккуратный пучок, открывая ее привлекательные ушки с длинными серебряными серьгами. Коуди хотелось немедленно раздеть ее, заняться с ней любовью. Но сначала, напомнил он себе, нужно ее накормить.

Изабель чувствовала, как юноша ест ее глазами, однако вместо смущения ощущала только все усиливающееся возбуждение. Желание ее с каждой минутой росло. Силясь сконцентрировать свое внимание на чем-то другом, Изабель принялась рассматривать картины.

Неудивительно, что он так уверенно чувствует себя на занятиях, подумала она. Судя по этим картинам, Коуди Джексон специализировался на обнаженной натуре.

Картин было три: одна – в виде наброска, две другие почти закончены – по крайней мере Изабель не находила, что здесь еще добавить. Пышные тела натурщиц были освещены как-то очень уж неровно – словно падающие на них лучи света проходили сквозь некую призму. Первая женщина сидела в кресле, положив руки на колени и наклонившись вперед так, что ее груди свисали дряблыми мешками. Женщина была уже в возрасте, с расплывшейся фигурой и явно чем-то озабочена – может быть, тем, что нехватка денег заставила ее позировать обнаженной?

Вторая натурщица, молодая и красивая, по всей видимости, стремилась поскорее продемонстрировать все свои прелести. Свесив голову набок, она сидела в шезлонге, ее длинные светлые волосы ниспадали чуть ли не до пола. Высунутый язык облизывал верхнюю губу, глаза были закрыты – возможно, в экстазе.

«Интересно, спал ли Коуди с этой одалиской?» – подумала Изабель.

– Не спал, – прочитав ее мысли, произнес подошедший Коуди.

Прислонившись к нему, Изабель продолжала смотреть на картины, слишком взволнованная, чтобы обернуться. Губы Коуди тем временем заскользили по ее шее.

– Когда-нибудь я нарисую тебя, – прошептал он. Изабель засмеялась нервным и неуверенным смехом.

– Ты же знаешь, как я отношусь к обнаженной натуре, – отстранившись, сказала она.

– Тогда я буду рисовать тебя по памяти. Недвусмысленно выразив таким образом свои намерения, Коуди засмеялся и протянул руку. Изабель не знала, зовет ли он ее к столу или в кровать, но теперь это не имело значения. Оказалось – к столу. Подав Изабель стул, Коуди вновь наполнил ее бокал и сел напротив. Поели они быстро, однако переходить к десерту юноша не спешил.

Включив классическую музыку, он убавил свет и пригласил Изабель на кушетку. Коуди рассказал ей о том, что жил на ранчо в Дюранго, играл за школьную команду в футбол, и о том, какой фурор вызвало его желание стать художником.

Тут Коуди приложил палец к ее губам и улыбнулся:

– Честно говоря, Изабель, сейчас меня интересуешь исключительно ты.

Он заключил ее в объятия и крепко прижал к себе. Его губы прильнули к ее губам, руки легонько заскользили по ее спине. Изабель невольно усмехнулась, когда он распустил ее волосы – совет Скай действительно пригодился. Движения Коуди были неторопливыми и нежными, он деликатно предлагал Изабель испытать то, что ей до сих пор было неведомо.

Дыхание Изабель стало учащаться и, ни о чем не думая, она крепче прижалась к Коуди. Одной рукой он принялся расстегивать ей платье, другой – поглаживать грудь. Изабель и не знала, что простое прикосновение к ее груди доставляет такое удовольствие. Покончив с пуговицами, Коуди расстегнул пояс.

Увидев желание в его глазах и уже изнемогая от страсти, Изабель встала (платье при этом упало на пол), сняла чулки и осталась в одной комбинации. Замерев, она ждала. Улыбаясь, Коуди привлек ее к себе, поцеловал и, подхватив на руки, понес к постели.

Она молча смотрела, как он раздевается, удивляясь тому, что это зрелище заставляет кровь в ее жилах струиться быстрее. Раздевшись, Коуди лег рядом. Вместо того чтобы сорвать с нее комбинацию, он принялся поглаживать рукой по ткани – от груди до треугольничка внизу живота. Откликаясь на его прикосновения, Изабель нетерпеливо вздрогнула. Тогда, обнажив ей плечи и грудь, Коуди впился губами в ее трепещущее тело.

Изабель закружил вихрь восхитительных ощущений, новых и необычных. Легонько целуя ее грудь, Коуди проник рукой под комбинацию и принялся ласкать увлажнившуюся мягкую плоть. Приподнявшись, Изабель подалась ему навстречу, и тогда Коуди осторожно вошел в нее. Боли не было, она испытывала только наслаждение. Обхватив Коуди ногами, Изабель теперь крепко прижала его к себе, побуждая входить в нее все глубже и глубже…

Утром оба лежали без сил, уверенные в том, что любят друг друга.

– Ну и как все прошло?

– Чудесно, – вздохнула Изабель, принимая чашку с кофе из рук Скай.

– Стало быть, этот ковбой парень сексуальный. Обхватив руками колени, Изабель усмехнулась.

– Вот и хорошо. – Скай обняла свою соседку, искренне за нее радуясь. Она обожала Изабель, и была бы очень огорчена, если бы Коуди Джексон оказался грубым и невнимательным. – Вы любите друг друга?

– Да. – Изабель просияла. – Мне не хочется с ним расставаться.

Занятия кончились, и Изабель уже направлялась домой, когда в толпе мелькнула знакомая фигура. Высокая блондинка в черном пальто, на глазах темные очки…

– Нина! – крикнула Изабель.

Женщина обернулась. Это действительно была она. Изабель с улыбкой бросилась к сестре, но Нина уклонилась от объятий. Лицо ее оставалось непроницаемым.

– Не могу поверить, что встретила тебя! И где? В центре Нью-Йорка! – продолжая улыбаться, заговорила Изабель. – Просто поразительно! Как твои дела? Ты прекрасно выглядишь…

– Довольно! – отрезала Нина. – Я начала здесь, в Нью-Йорке, новую жизнь, и ты никак в нее не вписываешься. Поняла?

Резко повернувшись, она пошла прочь.

– Ты не шутишь? – схватив ее за руку, крикнула Изабель.

– Я совершенно серьезна, – вырвав у нее руку, огрызнулась Нина. – Оставив Санта-Фе, я вычеркнула вас из моей жизни – тебя, Миранду и Луиса. И нисколько о вас не скучаю, и вообще о вас не думаю. Так что сделай милость – забудь обо мне. Поверь, все быльем поросло!

С этими словами Нина величественно удалилась.

Придя домой, чтобы переодеться перед работой – она подрабатывала официанткой в местном джаз-клубе, – Изабель обнаружила Скай лежащей на кровати.

– Ты можешь сделать мне одолжение? – неожиданно спросила подруга.

– Конечно. Что нужно?

– Немного приврать моим родителям.

Судя по всему, Скай чувствовала себя весьма неловко. Изабель несколько раз была у Штраусов, и родители Скай ей очень понравились. Обманывать их совсем не хотелось.

– Ладно, – ожидая продолжения, неохотно обронила Изабель.

– Ты должна сказать им, что весенние каникулы я проведу с тобой. А на самом деле я поеду с Эзрой в Париж.

– Я думала, ты его ненавидишь, – изумилась Изабель.

– Прикидывалась, – коротко засмеялась Скай и добавила: – Не падай в обморок, но у нас с ним роман. Примерно с тех самых пор, как вы с Коуди перестали замечать все вокруг.

Уже шесть месяцев! Изабель почему-то почувствовала себя виноватой.

– Он позвонил мне и пригласил поговорить о моих работах. Как и тебя, его беспокоило мое мрачное настроение. Не знаю, что на меня нашло, но я рассказала ему о своих родителях и о том, что все люди, которых я рисовала, – это умершие узники концлагерей, придуманные мной. – Скай нервно поправила кольцо. Ей было неловко признавать, что она перенесла на холст свои ночные кошмары. – Тогда он рассказал мне о Соне и о том, что случилось с ее семьей и, возможно, с ней самой.

– И что же?

– Он считает, что она была шпионкой и поплатилась за это жизнью.

– Какой ужас!

– По его словам, она очень переживала смерть своих родителей и своих детей. Он думает, что ее преследовал комплекс вины.

– А что, твои родители тоже чувствуют себя виноватыми? – спросила Изабель.

– Иногда, – ответила Скай. – Но так как они не говорят на эту тему, я могу только предполагать.

– А почему бы тебе прямо не сказать им, куда едешь? – решив сменить тему, осведомилась Изабель. – И с кем?

– Потому что он не еврей, слишком стар, к тому же хорошие девочки не ездят в Париж с посторонними мужчинами. Вот и все.

– Ну ладно, тогда, может быть, скажем им, что отправляемся в Скалистые горы, где будем только есть, спать, восхищаться природой и писать этюды.

– Знаешь, Изабель, – захохотала Скай, – иногда ты бываешь просто классной девчонкой!

В тот день, когда Эзра и Скай улетели в Европу, Изабель и Коуди обошли несколько галерей Сохо. Они и раньше регулярно занимались этим, стараясь быть в курсе происходящего на рынке картин. В одной из галерей выставлялся Жан-Мишель Баскиат. Одни критики восхищались его работами, другие называли это мазней. Коуди был согласен с последними, Изабель нет.

Размашистая манера письма Баскиата произвела на нее неизгладимое впечатление. Уличный художник – дитя черного гетто – использовал коммерческую символику для того, чтобы выразить глубоко личные чувства, и Изабель восхищалась его смелостью. Он не боялся критиковать большинство или противостоять ему, и это находило отклик в душе гордой дочери Каталонии.

Обсудив за ужином творчество Баскиата, они занялись любовью. Изабель еще пребывала в сладостной истоме, когда Коуди неожиданно спросил:

– Думаю, ты не откажешься мне позировать? К выпуску мне нужно представить шесть картин. Я хочу написать тебя.

Изабель уставилась на него в полном недоумении.

– Я люблю тебя, – понимая, что должен ее ободрить, продолжил Коуди. – Я люблю твое тело. Все, о чем я мечтаю, – это обессмертить свои чувства.

– Ты же знаешь, как я отношусь к тому, чтобы позировать обнаженной. – Изабель почувствовала, что ее загнали в угол.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю