Текст книги "Истинные цвета"
Автор книги: Дорис Мортман
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц)
Глава 7
Внутренний дворик «Эль кастель де лес брюшотс» был очень уютным местом. Здесь, в монастырском саду, всегда царили удивительное спокойствие и безмятежность – не зря духовные лица много лет назад искали тут общения с Богом.
Выйдя из-под аркады, Флора двинулась к круглой цветочной клумбе в самом центре сада. В то время как голова ее была занята самыми разными мыслями, руки постоянно находились в движении: они то поднимали опавший лист, то обрывали увядший цветок – так Флора старалась сосредоточиться.
С улыбкой наблюдая за любимой, в тени деревьев стоял Алехандро, Даже в шестьдесят с лишним она казалась ему воплощением женственности. Перемещалась Флора легко, все движения ее были исполнены грации; когда же из-под ее соломенной шляпы выбивалась прядь волос, она изящным движением, достойным прима-балерины, поправляла прическу.
Чтобы не испугать Флору, Алехандро шепотом позвал ее по имени. Та повернулась и раскрыла ему объятия, с удовольствием вдохнув знакомый запах любимого. Оба молчали.
Наконец Флора рассказала Алехандро о том, что произошло на Рамбласе – все до мельчайших подробностей.
– Он хотел выяснить, что ей известно, – задумчиво произнес Алехандро, – и, если она знает слишком много, угрозами заставить ее замолчать.
– Как раз это меня и пугает.
– Да нет, все не так уж и страшно. Схватка состоялась в присутствии множества свидетелей. Теперь если с Изабель что-то случится, он будет первым на подозрении.
– Думаешь, он виноват?
– Я всегда так думал.
– А сейчас?
Алехандро пожал плечами.
– Единственное, что я знаю наверняка, – Мартин умер, а настоящий убийца по-прежнему гуляет на свободе.
– Тебя не беспокоит, что настоящий убийца начнет охотиться за Изабель? – спросила Флора.
– Нет, – уверенно ответил Алехандро. – Опасность грозила бы ей только в том случае, если бы он считал, что она может его опознать.
– А откуда мы знаем, может она или нет? – тяжело вздохнула Флора.
– Столкновение на Рамбласе показало, что она ничего не скрывает. – Флора посмотрела на него скептически. – В памяти ее все тот же провал. Если бы она вспомнила что-то еще, то все бы высказала в запале.
Флора задумчиво кивнула. В глубине ее души все же теплилась надежда, что Изабель видела убийство матери и правда рано или поздно выйдет наружу, а Мартин будет оправдан. Однако, если Алехандро прав, Изабель никогда и ничего рассказать не сможет.
Нина вовсю наслаждалась жизнью. Она не только влюбилась в Барселону, но и не чувствовала уже себя здесь чужой. Ее испанский благодаря стараниям окружающих заметно улучшился, речь стала беглой, а произношение почти таким же, как у коренных жителей. Консуэла и Педро с готовностью показали ей окрестности замка и соседнюю деревню. Несколько раз Нина ходила с Флорой за покупками, чаевничала с Алехандро.
А однажды в замке появился Мануэль Кортес – он же обещал сфотографировать Нину! Тем более что Кортес использовал черно-белую пленку, поскольку считал, что красоту девушки лучше всего передать игрой света и тени. Узнав об этом Нина пришла в неописуемый восторг.
Она любила всякие фотографии, но предпочтение отдавала черно-белым. Ей нравилось вглядываться в лица людей, которые торжественно или весело – кто как – смотрят в объектив фотоаппарата.
Интересно, нравятся ли им самим получившиеся снимки? Скорее всего нет. У Нины был свой фотоаппарат, она часто снимала подруг или соседей, и те всегда кривились, увидев свои фото: то нос выходил слишком длинным, то рот выглядел перекошенным.
Самой же Нине нравилось позировать. Она быстро научилась придавать своему лицу желаемое выражение. На снимке она выглядела веселой или грустной, радостной или печальной независимо от того, какие чувства на самом деле испытывала. Просто фотокамера не в состоянии заглянуть в душу, если вы этого не хотите.
Все эти вопросы она во время фотосъемки обсудила с Мануэлем.
Спустя неделю Мануэль привез ей альбом фоторабот знаменитого американца Мэна Рея, а также новенькую тридцатимиллиметровую фотокамеру и наскоро преподал урок фотографии. С тех пор без фотоаппарата Нину уже не видели. Девушка фотографировала каждую достопримечательность и почти всех людей, с которыми сталкивалась.
Изабель такой интерес Нины к фотографии был только на руку, поскольку теперь девочки исследовали местность вдвоем – Изабель рисовала, а Нина снимала.
Но несмотря на общее стремление запечатлеть то, что они видели, между девочками оставалось и существенное различие: Нина была зрителем, который коллекционирует впечатления, а Изабель – художником, который отражает свое отношение к увиденному.
То ли просто подошло время, то ли уроки Сибил все же даром не прошли, но Изабель стала уделять больше внимания деталям. По-другому она видела и цвет. Сравнивая то, что она написала в Барселоне, со своими работами, сделанными в Санта-Фе, Изабель поняла, что разница объясняется влиянием освещенности – здесь совсем другие цвета. В Нью-Мексико с его палящим солнцем практически не существовало полутонов, все цвета там были густыми и сочными.
В Барселоне же совсем не так. Когда в городе шел дождь, все краски вмиг бледнели.
До поездки Изабель обычно работала углем, здесь она перешла на акварель. Стараясь передать оттенки цветов, она добивалась такого эффекта, что даже самый банальный сюжет казался донельзя романтичным: Консуэла возвращается с рынка, корова щиплет траву, рыбак сортирует улов – все жанровые сценки становились настоящими поэмами.
Одной из самых лиричных работ Изабель стало изображение Педро во время ремонта грузовика возле гаража Кастель.
Несомненно, в этой картине Изабель отобразила свое собственное мироощущение. Ее Педро борется за машину так, словно она его единственная надежда, словно именно она дает ему возможность определять собственную судьбу. И судя по всему, Педро, вероятно, несказанно удивился бы, узнав об этом, – Изабель завидует ему. Пусть его выбор ограничен, но все равно он гораздо свободнее, ибо девочка чувствует, что ее жизнью распоряжается кто-то другой…
День уже кончался. Услышав от Консуэлы, что Изабель еще не вернулась с этюдов, Флора забеспокоилась.
Обежав несколько излюбленных племянницей мест, она вскоре обнаружила у гаража ее сумку с художественными принадлежностями. Заметив, что дверь открыта, Флора вошла внутрь.
Тишина. На первый взгляд – никого, все пусто. Впрочем, Флора не сомневалась, что Изабель где-то здесь, рядом.
Оглядевшись по сторонам, она заметила в глубине гаража слабый свет и без малейших колебаний двинулась туда. Как она и думала, подвал был открыт. Подобрав юбку, она осторожно спустилась вниз.
За рулем старого «бугатти» сидела Изабель и, счастливо улыбаясь, что-то бормоча себе под нос, самозабвенно крутила баранку.
Жаль было прерывать игру девочки, но подошло время ужинать.
– Пришла навестить? – негромко спросила Флора. Вздрогнув от неожиданности, Изабель обернулась к тетке. Надо же, она прочла сокровенные мысли!
– Я не хочу бывать там, где он мертвый, – отвечая на молчаливый вопрос Флоры, тихо сказала Изабель. – Я хочу быть там, где он живой.
Обе молча посмотрели друг на друга. Внезапно Флора с величественным видом двинулась к машине и, открыв заднюю дверцу, села в салон.
– Ну-ка, прокатите меня! – как бы между прочим скомандовала она.
Заулыбавшись, Изабель положила руки на руль.
– Как прикажете, сеньорита Пуйоль!
К концу июля жара стала невыносимой. Спасая Флору и ее гостей от зноя, Алехандро предложил им провести три недели в своем доме в Паламосе, Коста-Брава. Дом этот, как и Кастель, представлял собой средневековую крепость и располагался на холме, у самого моря. Каменное сооружение господствовало над местностью, вздымая свои стены над красными гранитными скалами и песчаными пляжами побережья.
Позади дома в просторном патио размещался плавательный бассейн, по краям стояли деревянные шезлонги с полотняными спинками. Суровый вид дома-крепости смягчали высаженные вокруг высокие, стройные кипарисы.
В доме современная кожаная мебель мирно соседствовала с древними деревянными потолками. Расположенный над гостиной просторный мезонин сейчас использовался как библиотека. Столовая, правда, богатым убранством не отличалась – посреди комнаты стояли большой деревянный стол с кованым подсвечником и плетеные стулья, в небольших освещенных нишах сверкали разноцветьем хрустальных граней кубки и графины с главным богатством семьи Фаргас – чудесным вином.
Да, основу благосостояния Алехандро составляло вино – в особенности игристое белое, так называемая кава. Производимая по технологии фирмы «Дом Периньон», кава играла огромную роль в жизни каталонцев – ее подавали на крестинах, свадьбах, семейных торжествах, даже за воскресным столом. Как младший сын, Алехандро не унаследовал ни виноградников, ни родового имения Фаргасов в самом сердце каталонского виноделия близ Сан-Садурни, небольшого городка в часе езды от Барселоны. Зато Алехандро достался этот дом, ему причиталась часть дохода с виноградников, и он получил свободу заниматься чем пожелает.
Для него это был идеальный вариант. Алехандро всегда хотел работать головой, в отличие от его старшего брата, Милагроса. Хотя братья внешне были очень похожи – оба высокие и худощавые, большеносые с широко расставленными глазами и выдающейся вперед квадратной челюстью, – по своему характеру они резко отличались.
Милагрос по натуре был консерватором, человеком традиций и всегда делал то, что принято. Он женился молодым, завел шестерых детей, редко покидал свои виноградники и гордился тем, что производит лучшую в Каталонии каву.
Братья искренне любили и уважали друг друга, и в то же время каждый из них скептически относился к жизненным принципам другого. Милагрос не одобрял отношений Алехандро с Флорой и то, что у него не было детей; к тому же, несмотря на искреннее восхищение его адвокатскими способностями, в глубине души Милагрос считал, что судебными тяжбами Фаргасам заниматься не пристало.
Особенно это касалось дела Мартина. Будь его воля, Милагрос запретил бы брату заниматься им. Слишком уж противоречивым, слишком взрывоопасным и чересчур громким было дело.
– Из-за тебя под угрозой репутация семьи, – безуспешно пытаясь скрыть гнев, говорил он. – Я уже не говорю о том, как этот скандал скажется на нашем бизнесе.
Избежать ссоры Милагрос не надеялся, но он верил, что в конце концов интересы семьи возобладают. Не учел он только одного – что семьей для Алехандро уже давно стали Флора, Мартин и Изабель. В итоге братья вот уже пять лет не разговаривали.
Флора никогда особо не привечала ни Милагроса, ни его чопорную жену Инес, но тем не менее понимала, что Алехандро по ним скучает. В конце концов, Милагрос ведь его единственный брат.
Кончился июль, наступил август. Приближалась дата отъезда Изабель, и Флоре волей-неволей пришлось задуматься над тем, что правильнее: оставить девочку в Испании или отправить ее обратно в Санта-Фе. Сердце подсказывало ей одно, рассудок – совсем другое. И тетка решила еще раз напомнить племяннице, что даже без Мартина и Альтеи ее родной дом – в Барселоне, что ее семейный круг не ограничивается одними лишь Флорой и Алехандро и что ее мир простирается далеко за пределы Кастель.
Никого не известив, Флора направилась в Сан-Садурни, чтобы убедить Инес и Милагроса помириться с Алехандро. Дело оказалось не простым, но, как ни упрям был Милагрос, с такими, как Флора Пуйоль, ему еще сталкиваться не доводилось. Она выслушала все его упреки относительно продолжительного молчания Алехандро, затем рассуждения о том, что он, Милагрос, хотел только одного – избавить всех, в том числе и ее, Флору, от той боли, что они сейчас испытывают.
Когда он закончил свою тираду, а Инес добавила к предъявленному им списку обвинений еще один пункт, Флора наконец пошла в атаку.
– Наш союз с Алехандро не освящен церковью, – сказала она. – Мартин де Луна не выношен и не рожден мной. Тем не менее я не позволю никому, в том числе и вам, противопоставлять мою любовь к одному из них моей любви к другому. Я всегда была Алехандро настоящей женой. Я была с ним в горе и в радости, в дни скорби и дни торжества. И когда моему сыну понадобилась помощь, Алехандро помог ему, потому что мой сын – это и его сын.
В комнате воцарилось молчание. Ни Милагрос, ни Инес не смели произнести ни слова.
– Альтея умерла, жизнь Мартина висела на волоске. Вы же, вместо того чтобы помочь нам в это трудное время, оскорбили нас, не явившись на похороны Альтеи, а потом потребовав, чтобы Алехандро ради интересов семьи предал уважаемого им молодого человека. – Флора хмыкнула. – Вы не только отказались уважить семью Алехандро, но и стали отрицать ее существование. Позор на ваши головы!
Не в силах выдержать обличительного взгляда Флоры, Милагрос опустил голову и заерзал на стуле. Инес нервно затеребила браслет: она всегда боялась Флоры, и сегодняшний день не стал исключением.
– В Барселону вернулась наша внучатая племянница, Изабель, – продолжала Флора, – по которой мы с Алехандро ужасно скучали. Изабель – наш источник жизни, в ее присутствии мы вновь становимся молодыми и энергичными. Она побуждает нас думать и смеяться, заставляет нас вспоминать прошлое и заглядывать в будущее. Она для нас то же самое, что для вас ваши внуки. Флора выразительно помолчала.
– Мы хотели бы, чтобы она осталась в Испании, но тут ее терзают ужасные воспоминания. Мне хочется положить этому конец, мне хочется показать ей, что даже без Мартина и Альтеи у нее здесь есть семья.
Она снова замолчала, на сей раз для того, чтобы справиться с нахлынувшими эмоциями.
– Я хочу, чтобы вы с Алехандро помирились. Милагрос в гневе распахнул глаза.
– Пусть Алехандро сам скажет об этом. – Откинувшись на спинку кресла, Милагрос сложил руки на груди, видимо, считая такую позу наиболее подобающей для главы династии.
– Говоря по справедливости, Милагрос, это ты виновник конфликта.
– Да кто ты такая, что смеешь в моем же доме еще и предъявлять мне какие-то требования?! – еле скрывая смущение, воскликнул Милагрос.
– Я женщина, которая хочет воссоединить свою семью, даже если отдельные ее члены отгородились высокими стенами ложной гордости. – Флора многозначительно посмотрела ему в глаза. – Через две недели мы с Алехандро устраиваем большую вечеринку для друзей и членов семьи в Паламосе. Приезжать или нет, решай сам.
С этими словами она встала и направилась к двери. Уже на пороге она обернулась и, красноречиво улыбнувшись, произнесла:
– Торжества начнутся в пятницу в восемь.
Примирение было кратким. Алехандро не стал приносить никаких извинений, а просто пригласил в дом всю семью старшего брата.
За прошедшие две недели Милагрос много думал над словами Флоры и в конце концов пришел к выводу, что она права: большая часть вины действительно лежит на нем.
Тем не менее при встрече он только выдавил из себя:
– Я сожалею о том, что между нами произошло.
– Я тоже, – обняв Милагроса, произнес в ответ Алехандро.
Они вместе вышли из его кабинета и направились во внутренний дворик, где собрались гости. Появление братьев все приветствовали дружными аплодисментами.
Вскоре гости разделились: молодежь играла у бассейна на лужайке, остальные проводили время в холодке – во внутреннем дворике или в самом доме. Что ж, Флору это вполне устраивало. В то время как Изабель играла с внуками Милагроса и Инес, Нина обзавелась поклонником – старший среди детей и, пожалуй, самый красивый из них, Ксавьер, буквально не отставал от нее ни на шаг – куда она, туда и он. Алехандро это встревожило, но Флора уже достаточно узнала Нину и поспешила его успокоить: девушка вполне способна сама о себе позаботиться.
Что на какое-то время действительно встревожило Флору, так это желание Милагроса подружиться с Изабель. Испугавшись, что его расспросы имеют какую-то тайную подоплеку, она тем не менее вскоре успокоилась, увидев, что Милагрос проявляет искреннее участие. На него, в частности, произвел большое впечатление тот факт, что маленькая Изабель сумела столь быстро приспособиться к чуждому ей образу жизни.
Изабель тоже было с ним интересно. Внимательно выслушав небольшую лекцию о производстве кавы, она с удовольствием участвовала в пробной дегустации вин, которую Милагрос устроил для нее и еще нескольких детей.
В воскресенье, когда большая часть семьи Милагроса уехала, за исключением Ксавьера, который на своей машине устроил Нине индивидуальный тур по Коста-Брава, сам он, Инес, Алехандро, Флора и Изабель собрались за обедом во внутреннем дворике дома. Разговор за столом плавно перешел в дискуссию о бизнесе и интересах семьи. Испугавшись, что старший брат сейчас скажет что-либо неприятное младшему, Флора оцепенела, однако Милагрос заговорил с Изабель.
– На меня произвели большое впечатление твои работы, – сказал он, обращаясь к ней. – Ты очень талантлива. – Польщенная комплиментом, Изабель покраснела. – Я понимаю, что ты унаследовала таланты тетушки и своей матери, но при всем моем уважении к ним, – он слегка поклонился удивленной Флоре, – должен сказать, что ты превзойдешь их обеих!
Подняв бокал с кавой, Флора выпила за здоровье новоиспеченного ценителя творчества Изабель.
– Не хочу никого расстраивать, – обрадовался Милагрос, – но раз уж мы заговорили о художниках, то, на мой взгляд, «Дрэгон текстайлз» очень многим обязана Альтее де Луна.
– Без нее «Дрэгон» уже совсем не та, – подхватила Инес.
– Вот-вот, именно об этом я и говорю! – повысил голос Милагрос. – У семейного бизнеса есть свои дополнительные стимулы. Имя что-то значит? Значит! Честь семьи? Передай бизнес в чужие руки, и все пойдет вкривь и вкось!
– На что ты намекаешь, Милагрос? – нахмурился Алехандро.
– Мне просто непонятно, как Мартин согласился продать свою фамильную реликвию.
– У него не было выхода, – отрезал Алехандро. За столом воцарилось неловкое молчание.
– Когда-нибудь, – нарушив всеобщее замешательство, сказала Изабель, – я верну «Дрэгон». – Голос ее был таким ровным и невозмутимым, что никто, кроме Флоры, не обратил внимания на горящие глаза девочки.
– Вот это правильно! – одобрительно заметил Милагрос. – Верни ее семье, Изабель.
– Верну! – пообещала девочка. – Клянусь могилами моих родителей!
На следующий день Флора с девочками вернулась в Барселону. Войдя в Кастель, они все еще смеялись, однако их хорошее настроение вмиг улетучилось, едва они увидели поджидавших их незваных гостей.
В Кастель без всякого приглашения явились Хавьер и Эстрелья Мурильо. Они просто-напросто ввалились в дом Флоры, требуя показать им Изабель, и как раз допрашивали Консуэлу в прихожей, когда входная дверь открылась и на пороге появилась пропавшая троица.
– Что вы здесь делаете? – звенящим от возмущения голосом спросила Флора.
– Значит, это и есть Изабель, – игнорируя Флору, произнесла Эстрелья. Подойдя к внучке, она обошла ее кругом, как барышник на базаре при покупке лошадей.
Завершив осмотр, сеньора Мурильо наконец взглянула на Нину.
– А это кто? – бесцеремонно указав на нее пальцем, спросила она.
– Хотя это и не ваше дело, я скажу: это мисс Нина Дюран, моя гостья, – ответила Флора.
В глазах Эстрельи на миг мелькнуло удивление – видимо, она вспомнила, что так звучит фамилия таинственных опекунов Изабель.
Тем временем Хавьер Мурильо, который, не желая влезать в выяснение отношений между женщинами, до сих пор оставался на заднем плане, сделал шаг вперед.
– Изабель, поднимись наверх и уложи свои вещи, – приказным тоном сказал он. – Мы уезжаем в Мадрид.
Почувствовав, как съежилась Изабель, Флора, не глядя, пожала ей руку.
– Она никуда не поедет, тем более с вами.
– Ваше мнение никого не интересует, – отмахнулся от нее Хавьер и вновь посмотрел на Изабель: – Я жду.
Девочка ответила ему пренебрежительным взглядом.
– Это обсуждению не подлежит, – надменно сказала Эстрелья. – Изабель – наша внучка, и заботиться о ней – наша обязанность, а не ваша.
– Вы совершенно правы, – ответила Флора. – Для меня это счастье, а не обязанность.
Эстрелья не знала, что и ответить. Хавьер вновь велел Изабель собирать вещи, и вновь девочка даже не пошевелилась. Тогда Хавьер обратил свое внимание на Флору.
– Мы можем решить все мирно, – угрожающе проговорил он, – а можем прибегнуть к помощи властей. Ради самой Изабель я предлагаю вам уговорить ее мне подчиниться.
– Каких это властей? Вы отказались от иска больше года назад.
– Мы передумали. Сегодня утром мы снова оформили необходимые бумаги.
– Мне нужно сходить за документами, – прошептала Флора на ухо Изабель. – Ты вольна пойти со мной, остаться здесь с Ниной или удалиться в свою комнату.
– Мне и здесь хорошо, – повысив голос так, чтобы слышали Мурильо, ответила Изабель.
Оставив всех в холле, Флора направилась в библиотеку. Хавьер же решил зайти с другого конца.
– Мы не сделаем тебе ничего плохого, Изабель. Это в твоих же интересах.
– Мартин и Альтея с этим были не согласны, – ответила за девочку Флора. В одной руке она держала папку с бумагами, в другой – какой-то документ. – В соответствии с завещанием Мартина официальными опекунами Изабель назначаются родители Нины, Луис и Миранда Дюран. Я душеприказчица Мартина, Алехандро – его адвокат. Думаю, вы не удивитесь, узнав, что ваши имена там не упомянуты.
– Эти документы не имеют никакого значения, – не унимался Хавьер. – Дюраны для Изабель – совершенно чужие люди, а мы – бабушка и дедушка, то есть ее ближайшие родственники.
– С каких это пор? – спросила Флора.
Эстрелья почему-то смутилась. Лицо Хавьера побагровело от гнева.
– О чем, черт возьми, вы говорите?
– Вот о чем, – подняв вверх папку с бумагами, сказала Флора. – Если вы забыли, я напомню, что, когда Альтея вышла замуж за Мартина, вы официально от нее отказались. Вы убрали ее имя из всех своих банковских счетов, переписали завещания, чтобы лишить ее наследства, и отказали от дома. Вы даже запретили ей пользоваться фамилией Мурильо! Она никак не могла поверить, что вы способны на такое. Увидев вот это, – Флора красноречиво помахала в воздухе листом бумаги, – она сказала, что чувствует себя так, будто увидела собственное свидетельство о смерти.
Нина и Изабель замерли в ожидании. Было ясно, что Флора сказала еще не все.
– Под распоряжением, которое блокировало все ее счета и лишило доступа к вашим, вы не только подписались, но и добавили фразу: «С этого момента у нас нет дочери».
В комнате воцарилось тягостное молчание. Мурильо всегда считали, что эти документы давно уничтожены или в крайнем случае лежат в их банковском сейфе. Они и не подозревали, что их отправят Альтее.
– Пять лет назад Алехандро собирался использовать эти бумаги, но Мартин не разрешил. Он не хотел омрачать память Альтеи. – Глаза Флоры затуманились, наполнившись печалью. – Он считал, что сначала должен снять с себя обвинения, а уж потом сражаться с вами за свою дочь.
– Нужно ли напоминать, что генералиссимус Франко – наш близкий друг? – сердито воскликнул Хавьер.
– Разве я могу забыть об этом? Наверное, это кто-то из нанятых вами головорезов сообщил вам о приезде Изабель.
На лице Эстрельи появилось самодовольное выражение.
– Об этом нас известила служба паспортного контроля.
– Как видите, – снова заговорил Хавьер, – закон на нашей стороне. А теперь, – он снова повернулся к Изабель, – собери свои вещи и попрощайся с тетей. Через двадцать минут мы уезжаем.
– Я никуда с вами не поеду – ни через двадцать минут, ни когда-либо вообще!
Отпустив руку Нины, Изабель сделала шаг вперед и смело взглянула в лицо человеку, называвшему себя ее дедушкой.
– Мне не нужны ваши деньги, ваше влияние или ваше имя, – продолжала Изабель. – У меня есть все, что нужно, – любовь тети Флоры и дяди Алехандро, замечательный дом в Санта-Фе, воспоминания о родителях и фамилия де Луна. Вам нечего мне предложить!
Застигнутая врасплох ее откровенностью, Эстрелья потеряла дар речи. Хавьер, однако, тотчас нашелся с ответом.
– Да ты такая же, как твоя мать! – возмущенно воскликнул он.
– Спасибо, – заставив себя улыбнуться, ответила Изабель. – Это лучшее, что вы могли мне сказать.
– Еще ничего не кончено, – зло посмотрев на нее, затем на Флору, прорычал Хавьер. – У меня есть деньги и власть, чтобы добиться своей цели. И поверьте мне – я добьюсь этого!
С этими словами Мурильо поспешили удалиться. Игнорируя прозвучавшую в словах Хавьера угрозу, Изабель и Нина победно пустились в пляс.
– Ты была неподражаема! – обнимая Изабель, воскликнула Нина. – Как ты на них посмотрела! Bay!
Флора же, несмотря на внешнюю невозмутимость, отнеслась к угрозам Мурильо вполне серьезно. Чем скорее Изабель вернется в Санта-Фе, тем лучше.
