Текст книги "У алтаря любви"
Автор книги: Дорин Оуэнс Малек
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)
– Смерть Юлии поможет этому, – тихо произнесла Ливия.
Сура сурово взглянул на нее.
– Не надо ей сочувствовать. Она нарушила священную клятву. Вы читали летописи и знаете, как редко такое случалось со времени этрусских царей. И должен вам сказать, что совсем недоволен, что суд будет под моим председательством.
Ливия восприняла это, как обвинение.
– За Юлией хорошо наблюдали, – заметила она.
– Очевидно, недостаточно хорошо – вы разрешали ей регулярно посещать дом, который, как видно из последних показаний, является притоном разврата.
– Что! – Ливия уставилась на понтифика.
– Вы слышали, что сказал врач: сестра Юлии Розальбы состоит в противозаконной любовной связи с рабом, и вы разрешали Юлии посещать ее.
– С единственной целью встречаться с врачом, понтифик!
– Вам нужно было приглашать врача в атрий.
– Вы знаете, что это против правил.
– Но вы же пригласили в атрий двух врачей, когда Юлия упала в обморок.
– Она потеряла сознание и не могла идти, – горячо возразила Ливия, испытывая негодование, что ей приходится защищаться. – И я не считаю себя начальницей тюрьмы. Мои женщины считают за честь оказанное им доверие и с восторгом исполняют свой долг.
– Одна из ваших женщин, очевидно, не испытывала этого восторга, – оборвал ее понтифик.
– Это несправедливо… – начала Ливия.
– Достаточно, Ливия, – закончил Сура, желая прекратить дискуссию. – Ссора между нами не решит спора. Это сделает публичный суд над этой заблудшей весталкой, который состоится завтра.
– А вы займетесь вторым делом, касающимся госпожи Сеяны? – натянуто спросила Ливия, все еще испытывая жгучую боль от его упреков.
Он наклонил голову.
Ливия покинула резиденцию, не произнеся больше ни слова.
* * *
Септим уже собирался отправить рабов на поиски Марка по всему городу, как в гостиной появился Кастор и доложил, что центурион Деметр ожидает его в атрии дома Гракхов.
Септим поблагодарил его.
– Проведи его сюда, а затем, пожалуйста, оставь пас одних.
Кастор, поклонившись, вышел, а Септим, подождав, пока за ним не закроется дверь, схватил друга за плечи.
– Ради всех богов, скажи, где ты был? – потребовал он ответа. – Я ищу тебя по всему городу.
– После обеда дежурил, а затем пришел прямо сюда, – ответил Марк.
Септим изучающе посмотрел ему в лицо.
– Мне уже все известно, – тихо произнес Марк. – А как ты узнал об этом?
– Отцу рассказали в сенате – об этом только и говорят. Ему неизвестно, что это за весталка, но когда я услышал, сразу понял.
– Твой отец дома? – поинтересовался Марк. Септим отрицательно покачал головой.
– Хорошо. Мне необходимо воспользоваться его библиотекой, и совсем не хочется, чтобы кто-то заглядывал через плечо.
– Библиотекой? Для чего?
– Ведь до того времени, как он стал сенатором, был адвокатом, не так ли? – нетерпеливо произнес Марк. – У него должны сохраниться копии религиозных законов, которыми будет пользоваться понтифик на суде.
– А разве это поможет тебе?
– Еще не узнаю, пока не прочитаю кодекс. Пошли. Септим провел его в библиотеку, находившуюся в задней части дома, и отступил в сторону, когда Марк стал изучать бирки с надписями на нижних полках.
– Откровенно говоря, удивляюсь, что ты сейчас не атакуешь резиденцию понтифика и не рубишь головы охранникам Юлии, – проговорил Септим.
– Таково было мое первое желание.
– И кто остановил тебя?
– Получил хороший совет от неожиданного источника, – сухо ответил друг, извлекая с полки пергаментный свиток.
– Что это значит?
– Неважно, – отозвался Марк, развернув пергамент, просмотрел его и положил на место.
– Ты советовался с сестрой Юлии? Сегодня она собирала в доме лучших адвокатов. Возможно, ей они что-то посоветовали.
– Нельзя идти туда. Если меня увидят там, то ее тоже могут привлечь к суду, – вероятно, Сура уже установил наблюдение за домом.
– За что ее привлекать к суду? – потребовал ответа Септим. – Марк, что ты задумал?
– Мне здесь и половины не попятно, – пробормотал Марк, не обращая внимания на вопрос друга и пытаясь прочитать еще один пергамент. – Твой отец пишет, как курица лапой.
– Это не его почерк, – пояснил Септим. – Писал раб.
– Не знаешь, где у него лежат религиозные законы? – спросил Марк, приподнимаясь на цыпочки и заглядывая па верхние полки.
Септим пожал плечами.
– Почему не знаешь? – Марк снова наклонился к нижним полкам.
– Не особенно увлекаюсь чтением, – иронично заметил Септим, но Марк не обратил на это никакого внимания.
– Позови сюда Кастора, – сказал Марк. – Я теряю драгоценное время.
Септим пробормотал себе под нос нечто невразумительное, но тут же вышел из комнаты и вернулся с рабом.
– Где лежат религиозные законы? – задал вопрос Марк, и Кастор провел его в угол комнаты.
– Это религиозные законы? – переспросил Марк.
Кастор, встав на стул, достал с верхней полки четыре свитка пергамента, вручил их Марку, который тут же развернул один из них на столе сенатора Гракха и начал читать.
– Спасибо, Кастор, можешь идти. Раб покинул библиотеку.
– Теперь понимаешь, кто лучше всех разбирается во всех этих свитках, – иронично заметил Септим.
Но Марк не слушал его – внимательно читал, просматривая листы пергамента, пока не наткнулся на раздел «Девственные весталки».
– Вот, что мне надо, – пояснил он Септиму.
– Юлии нужен адвокат? Не знаю, что предпринимает Ларвия, но я могу нанять лучшего адвоката, – предложил Септим. – Отец хорошо знает всех адвокатов, и мы можем заплатить.
– Ей не положен адвокат: завтрашнее слушание дела – чистейшая формальность, только в назидание остальным, – ответил Марк, продолжая внимательно читать страницу.
– А бывают какие-то смягчающие обстоятельства? – нетерпеливо спросил Септим.
Марк не отвечал.
– Может, какие-то не зависящие от нее ситуации, которые привели ее к нарушению клятвы? – настаивал Септим.
Марк наконец поднялся из-за стола, лицо его выражало решительность.
– Так я и предполагал, – проговорил он.
– Что? – встревожился Септим. – Скажи, что задумал?
Марк ничего не ответил.
Он наконец знал, что нужно делать.
ГЛАВА 10
Птицы еще молчали, а Юлия, заключенная под стражу, проснулась в своем заточении в доме первосвященника. Матрацем, на котором ей пришлось спать, давно не пользовались, простыни оказались мятыми и пыльными. Вытряхнув их, она поправила постель, подошла к закрытому окну и стала наблюдать за первыми желтыми отблесками, появившимся на восточном небосклоне.
Может быть, сегодня последний день ее жизни. Она не знала, сколько времени потребуется для вынесения приговора и приведения его в исполнение. Вероятно, это произойдет вскоре после суда.
Так тому и быть. Она довольна: Марк уже в Элизиуме[37]37
Элизиум – в греческой мифологии загробный мир для праведников.
[Закрыть] – и они встретятся там.
Юлия только сожалела о будущем: положив руку на еще плоский живот, задумалась о их ребенке, растущем там и обреченным погибнуть, еще не родившись, – его родители согрешили.
Зная, что ее подвергнут публичному осмеянию, она не чувствовала себя грешницей – ей было все равно: вечера, проведенные в объятиях Марка, стоят тех лет, которые у нее собираются отнять, уверенная, что Марк перед смертью чувствовал то же самое.
Юная узница отошла от окна, задумавшись о тех заключенных, которые, возможно, как и она, стояли вот здесь: священники, нарушившие клятвы, злоупотреблявшие своими привилегиями, использовавшие за взятки свое влияние; заключенными этой кельи многие годы были всегда мужчины, и никого из них не ждала участь, выпавшая на ее долю.
К чему ей готовить себя, когда ее похоронят живьем? К медленному, страшному удушью, как многие считают? Или приятному забвению, будто тонешь? Может быть, к постепенному засыпанию с потерей сознания, которое, в конце концов, и закончится смертью?
Кто знает.
Солнце начало подниматься, а суд состоится в полдень, Юлия понимала, что никто ей не поможет: Марк мертв, дед скрылся, бежав из страны, а даже если бы и остался, то отказался бы от нее, опозорившей его знатный древний род. Ларвия, несомненно, что-то предпринимает, возможно, кого-то попытается подкупить, действуя за кулисами. В то же время ей было ясно, что совершившей преступление, ужаснувшее всех, нельзя надеяться на спасение.
У опозоренной весталки нет друзей.
Присев на край постели, она положила руки на колени и, сцепив пальцы, стала вспоминать, как в первый раз увидела Марка, такого красивого, высокого, гордо стоявшего рядом с Цезарем; один его взгляд обдал ее нестерпимым жаром.
Приятные мысли скрасят время до полудня.
* * *
Ларвия поднялась, когда Вериг появился в гостиной, подождала, пока он закроет за собой дверь.
– Удалось достать? – нетерпеливо спросила она. Телохранитель достал из кармана туники небольшой пузырек, который она быстро схватила, зажав в руке.
– Что это?
– Сирийский яд, или мышьяк, как называют его греки. Действует очень быстро, твоя сестра не будет страдать, если выпьет его сразу после погребения.
– Ты купил его у Париса?
– Нет, его не было дома, и никто не знает, где он. Продал его второй врач Антистий, живущий па этой же улице. Тебе разрешили повидаться с Юлией?
Ларвия печально покачала головой.
– Эта старая книжица Ливия Версалия строго следует букве закона и никого к ней не впускает. Я долго говорила с ней, но ничего не добилась. Также ничего не получилось не только с ней, но и с остальными: последние десять лет в городе можно было всех купить, но на этот раз деньги оказались бесполезны, даже не удалось подкупить писца, чтобы получить копию выдвинутого против Юлии обвинения.
– Все боятся, Ларвия: правительство гарантирует жрицам-весталкам особые привилегии, народ относится к ним с глубоким почтением и благоговением, а твоя сестра поставила их в трудное положение, которое они попробуют исправить ценой ее жизни.
– Ей и в голову не приходило ставить кого-то в смешное положение, просто влюбилась, – тихо произнесла Ларвия.
– От Деметра есть какие-нибудь сообщения? – поинтересовался Вериг.
– Нет. Но он – моя единственная надежда. И если у него ничего не получится, передам яд Юлии, хотя невыносима сама мысль, что сестра будет задыхаться, кричать, скрести ногтями каменные стены своей могилы, – она замолчала, закрыв рот рукой, Вериг прижал ее к себе.
– Найду способ передать ей яд, – заверил он. – Тебя они знают как сестру, меня – нет. Что-нибудь придумаю, не беспокойся об этом.
Ларвия взглянула на него с благодарностью.
– Когда начинается суд? – спросила она.
– Объявление вывешено на форуме, – сообщил Вериг. – Как только служитель объявит полдень, ее выведут из резиденции первосвященника.
Ларвия наклонила голову к его плечу, и он еще теснее прижал ее к себе, целуя волосы.
– Может, во всем виновата я? – прошептала она. – Наверное, следовало отговорить ее, предостеречь, не разрешить встречи?
– Не вини себя. Тебе не дано остановить их, как и предотвратить то, что произошло между нами, – это неизбежность.
– Судьба, – произнесла Ларвия.
– Да.
– Странно слышать, что галл говорит о судьбе, – добавила она, грустно улыбаясь.
– Почему? Неужели считаешь это только привилегией римлян?
– Передай яд Марго, – сказала вдруг Ларвия, отстраняясь от него. – Как рабыне Юлии, ей будет разрешено находится рядом с ней до самого конца, а значит, она сможет незаметно передать яд.
– Ты уверена, служанка не откажется? – засомневался Вериг.
Ларвия кивнула, уверенная в этом.
– Пора уже собираться, – мягко напомнил Вериг. Ларвия снова преподнесла руку ко рту.
– Как жалею, что приходится идти туда, и казню себя за все случившееся.
– Нужно пойти туда, – возможно, это последняя встреча с сестрой, – ответил он. – Будь смелой ради нее.
– Я совсем не смелая.
– Нет, смелая. И никто не знает это лучше, чем я. А теперь иди, – Вериг подтолкнул ее к спальне, и, бросив на него последний взгляд через плечо, она вышла.
Он смотрел ей вслед – долго и печально. Сегодняшний день, кажется, обещает быть долгим.
* * *
Весеннее солнце светило ярко, когда из резиденции первосвященника вывели Юлию, и под охраной испанских стражников повели к ростре, специально возведенной сегодня утром для слушания дела. Процессию завершали Сура, понтифик, и Ливия Версалия в торжественном одеянии Верховной Жрицы девственных весталок. Там их уже ожидал консул Марк Антоний, который должен был окончательно решить судьбу несчастной.
Собравшая толпа с нетерпением ожидала редкого представления: римляне, воспитанные на кровавых гладиаторских боях и ужасающих казнях поверженных врагов, отдаваемых на растерзание диким зверям, с нетерпением ожидали казнь девственной весталки: сам факт, что именно девственность явилась причиной суда, придавало событию особую остроту.
Остальные весталки в одеяниях шафранового цвета, сидели рядом с рострой и должны были наблюдать суд над своей сестрой – в конце концов, это могло произойти с каждой из них.
Ропот прошел по толпе при появлении вдали тонкой фигурки Юлии; она приближалась – ее можно было рассмотреть лучше, и случилось самое непредвиденное.
Толпа замолчала: зрители, пришедшие поулюлюкать, посмеяться, увидев ее со связанными впереди руками, золотисто-рыжими волосами, струившимися по узким плечам, в простой белой рубашке вместо пышных одеяний, забыли о своих недавних намерениях.
Эта женщина совсем не напоминала проститутку – их изумленному взору предстала невинная молодая девушка, выбравшая свою судьбу и готовая поплатиться за это.
Марк Антоний выжидал, пока обвиняемая со стражниками не приблизилась к ростре. Началось слушание дела на специальном церемониальном языке, как того требовали религиозные законы. Но не успел начаться допрос Юлии, как с другого конца форума раздался крик, – все головы повернулись туда, чтобы увидеть, кто же это такой смелый, напомнивший о временах братьев Гракхов,[38]38
Гракхи, братья Тиберий и Гай – римские народные трибуны, погибшие в борьбе с сенатской знатью за осуществление реформ.
[Закрыть] не побоявшийся прервать суд над весталкой?
К ростре быстро приближался Марк Корва Деметр, герой Галлии и Иберии, в полной парадной форме, со всеми золотыми медалями, сверкавшими на солнце.
Марк Антоний с изумлением смотрел на него: что понадобилось здесь Деметру?
Увидев своего друга, Септим закрыл глаза.
Что бы сейчас не предпринял Марок, это будет глупо и одновременно очень опасно.
Ларвия, увидев Марка, вздохнула с облегчением: может быть, еще не все потеряно? Она потянулась к Веригу, стоявшему рядом, схватив его за руку.
А Юлия, в мыслях похоронившая любимого, вскочила на ноги, качнулась, едва не упала на землю, но ее поддержал один из стражников.
– Что тебе надо, центурион? – потребовал ответа Антоний, придав лицу ледяное выражение.
– Эта женщина не виновата в том, в чем ее обвиняют, – заявил Марк.
– Как так? – Антонии уже начинал догадываться, что сейчас последует.
– Она обвиняется в нарушении клятвы чистоты и невинности, и доказательством этого преступления является ее беременность. Я прав?
Антоний коротко кивнул, показав жестом, что центурион может продолжать.
– Но весталка не нарушила клятвы, а беременна потому, что я изнасиловал ее. В соответствии с религиозными законами ее нужно простить и помиловать.
У присутствующих вырвался возглас изумления: прославленный воин, любимец Цезаря, совершил насилие над такой хрупкой девушкой, над весталкой, которым поклонялись, как государственным святыням? Слишком невероятно и отвратительно, чтобы быть правдой.
Юлия не сводила глаз с Марка, по ее лицу текли слезы. Любовь к нему переполняла все ее существо, казалось, что нет этой толпы. И в следующее мгновение ей стали ясны его намерения: ценой своей жизни он пытается спасти ее, так как за связь с весталкой для человека его положения наказанием могла быть ссылка в Иллирию, на галеры или рудники Северной Африки.
Но за изнасилование весталки всегда назначалась смерть.
Если трибунал поверит ему, она останется жить, а Марк умрет.
Антоний взглянул на Юлию.
– Это правда, Юлия Розальба Каска? – задал он вопрос.
Толпа замерла, установилась мертвая тишина. Если бы в это время упал лист с дерева, он прозвучал бы, как гонг.
– Нет, – прошептала она, а затем более громко и взволнованно, – нет и нет!
– Юлия, не делай этого! – закричал Марк.
– Молчи! – приказал ему Марк Антоний, снова взглянув на Юлию. – Продолжай, – добавил он.
Юлия, выпрямившись во весь рост, крикнула звенящим голосом:
– Я несу полную ответственность за свое положение, встречалась с Деметром по собственному желанию и снова поступила бы так же.
Марк склонил голову, поняв, что потерпел поражение.
– Схватите его! – закричал Сура Септиму и Друзу Виницию, которые стояли недалеко от ростры.
Септим взглянул на Антония, который, вздохнув, неохотно кивнул.
Когда два трибуна направились к Марку, он сорвался с места и бросился к Юлии. Обнажив меч, разрезал веревки, связывавшие ее руки.
– Беги! – закричал Марк. Испанские стражники повернулись к Юлии, но она увернулась от них и бросилась в объятия Марка.
– Я люблю тебя, люблю, – рыдала она, а он пытался оттолкнуть ее от себя, желая, чтобы она бежала.
Трибуны и охранники, одновременно напав на них, развели их в разные стороны. Септим и Виниций держали Марка, а испанские стражники оттащили от него Юлию.
– Не позволю, чтобы суд превратили в цирк! – возмущенно крикнул понтифик Сура, поднимаясь со своего места на ростре.
– Тогда измени свои устаревшие и жестокие законы, старик, – гневно ответил ему Марк. Трибуны крепко держали его за руки. – Если бы вы не держали молодых здоровых девушек, словно кастрированных животных в загоне, в этом суде не было бы необходимости.
Все, включая Суру, изумленно уставились на Марка, открыв рты, – никто и никогда не осмеливался разговаривать с первосвященником в таком тоне.
Ливия с ужасом смотрела на происходящее: ей совсем не хотелось, чтобы эти два еретика вызвали симпатии зрителей, а судя по реакции толпы, они выражали сочувствие к печальной участи влюбленных.
Антоний поднял руку, призывая к тишине.
– Отведите центуриона в тюрьму, что на Эсквилинском[39]39
Эсквилии, один из семи холмов в Риме. Первоначально на нем находилось кладбище. Позже на западном склоне Нерон построил Золотой дворец, а Троян – термы. После победы над Галлией на месте бывших республиканских стен была возведена галльская триумфальная арка.
[Закрыть] холме, приказал он. – Его привлекут к суду после того, как сенат подтвердит ордер на арест.
Трибуны увели Марка, а Антоний обратился к Юлии.
– Юлия Розальба Каска, ты признаешься виновной в нарушении клятвы чистоты и невинности. Суд приговаривает тебя к смерти путем захоронения живьем. Приговор будет приведен в исполнение завтра на рассвете на священном поле Кампус Скелератус.
Он махнул стражникам, и они увели Юлию. Она оглянулась в последний раз на Марка, а затем покорно побрела в сопровождении стражников в сторону резиденции понтифика.
Ларвия смахнула слезы.
– Она была великолепна, не правда ли? – обратилась она к Веригу.
Он грустно кивнул, наблюдая за расходившейся толпой, ища глазами Марго, с которой познакомился, когда приносил в атрий послание Ларвии.
– И он тоже, – добавила Ларвия.
– Центуриону не откажешь в мужестве, – признал Вериг.
– Лучше бы он убил ее, когда обнажил меч, – тихо произнесла Ларвия. – Тем бы спас ее от агонии медленной и мучительной смерти.
– Не думаю, что он отказался от борьбы, – сказал Вериг.
Ларвия бросила на него вопросительный взгляд.
– Она еще жива, не так ли? – заметил Вериг.
Марго медленно шла позади процессии покидавших площадь весталок, наклонив голову, опустив плечи.
Вериг отошел от Ларвии, быстро прошел сквозь шумную толпу и приблизился к рабыне.
– Отдай это Юлии Розальбе, когда сможешь, – проговорил он, наклонившись к ее уху.
Марго резко остановилась и повернулась к нему лицом. Выражение ее лица сразу изменилось, когда она узнала галла.
– Это яд, – добавил Вериг, когда они оба смешались с толпой. – Смерть наступит мгновенно, и это спасет ее от страданий.
Марго кивнула, опустила руку вниз, спрятав ее в складках платья. Вериг вложил в ее ладонь пузырек, почувствовав, как сжались пальцы служанки.
– Спасибо, – прошептала она. – Госпожа будет благодарна.
Марго быстро направилась вперед, стараясь отдалиться от Верига, как можно быстрее. Она быстро смешалась с возбужденной толпой, наполнявшей форум. Вериг повернул в другую сторону.
«Когда нельзя сделать, что хочешь, – подумал он, – делаешь, что можешь».
* * *
Марк примостился у мокрой стены тюрьмы, вырубленной в скале, замышляя побег. Но он обезоружен и заперт на замок, а Юлия еще жива.
Суметь бы вырваться из тюрьмы, до рассвета добраться до Кампуса Скелератуса, тогда, возможно, можно спасти ее.
Он сел, изучая своих товарищей по несчастью, – сборище пьяниц, бродяг и карманных воров, выразивших легкое удивление, узнав знаменитого центуриона.
От них не приходилось ждать никакой помощи – придется действовать в одиночку.
Он поднял голову, когда дверь в пещеру распахнулась и стражник объявил:
– Консул Марк Антоний к заключенному Марку Деметру.
Центурион выпрямился, ожидая Антония, входящего в пещеру. Ворота закрылись – консул опустился рядом с ним.
– Ну что ж, Корва, – произнес он, облокотившись локтем на колено и оглядываясь на спящих бродяг. – Представить себе не мог, что встретимся в подобном месте.
– Можешь ли ты что-нибудь сделать для Юлии? – сразу же задал вопрос Марк.
– Я пришел сюда, чтобы помочь тебе, – ответил Антоний.
– Ты можешь ее освободить? Антоний, вздохнув, покачал головой.
– Этот старый лицемер Сура и Ливия Версалия требуют исполнения буквы закона: Розальба признала свою вину в присутствии всего города – ничего нельзя сделать.
– Хотелось бы принести в жертву саму Верховную Жрицу на ее собственном алтаре, – мрачно произнес Марк.
– О, эта Ливия всегда была порядочной сволочью, но она очень могущественна – народ любит весталок и испытывает к ним какие-то мистические чувства: к девственным богиням, Диане-охотнице и прочим. Я нахожу это варварством, противоречащим природе человека, но мне приходится считаться с религиозными законами, а они говорят, что эта женщина должна умереть. Марк промолчал.
– Тебе что-нибудь нужно? – спросил Антоний.
– Выбраться отсюда.
– И в этом бессилен, но смогу представить возможность сделать выбор между халдейскими галерами, рудниками Нумидии или холодными просторами Северной Иллирии.
Марк отвел взгляд, твердо решив избежать всех этих мест. Если не удастся спасти Юлию, то убьет себя.
– На твоем месте я бы выбрал Иллирию, – посоветовал Антоний. – На галерах у тебя одна рука станет длиннее другой, а на рудниках умрешь от сердечного удара. В Иллирии холод компенсируется другим – югославские женщины очень красивы.
Марк изумленно взглянул на него. Антоний положил руку на плечо молодого человека.
– Не стану мучить тебя дальше, напоминая, какую славную карьеру бросил к ногам этой женщины, – сказал Антоний. – Думал, ты поможешь мне в осуществлении будущих планов. Мне будет тебя не хватать, но уверен, и сам догадываешься об этом.
– Считаю, Что время, проведенное с ней, стоит той цены, – ответил Марк.
Антоний слегка улыбнулся.
– Кто мог бы подумать, что именно ты окажешься таким романтиком?
Марк грустно улыбнулся в ответ.
– Наверное, я не способен вот так потерять голову из-за женщины, – добавил Антоний.
– Возможно, тебе не встретилась такая женщина, – отозвался Марк.
Антоний засмеялся и поднялся на ноги, упираясь головой почти в потолок пещеры.
– Желаю удачи, мой друг. Во время суда кивни головой, чтобы я знал, какое место ты выбрал: постараюсь спасти тебя от смертного приговора и ограничусь высылкой на несколько лет.
Марк кивнул. Ему было все равно, но он понимал, что Антоний желает ему добра.
– Прощай, Деметр, – произнес Антоний, подав знак стражнику.
Марк смотрел, как Антоний наклонился, проходя сквозь ворота, а затем снова выпрямился, удаляясь в темноту.
Его мысли снова вернулись к побегу.
* * *
Ларвия не отрывала глаз от освещенного луной неба, думая о том, что вот-вот взойдет солнце, и Юлия умрет: Марк не смог ее спасти, и теперь уже никто не поможет. Ее нежной маленькой сестрой сначала пожертвовали ради чести семьи Каски, а сейчас приносят в дань древней традиции, которую чтут больше, чем народ, представляющий культуру страны, – это неправильно и несправедливо. Ларвия никогда еще не чувствовала себя такой беспомощной.
Услышав стук в дверь, женщина обернулась.
– Войдите, – отозвалась она. Вошел Нестор с бокалом вина.
– Я подумал, что, возможно, захотите выпить, госпожа, – произнес он, ставя бокал на столик у кровати.
– Спасибо, Нестор.
– Мы все очень жалеем Юлию Розальбу, госпожа, – добавил он.
Ларвия кивнула.
– Потревожил вас в такое тяжелое время домашними делами, – поколебавшись, сказал Нестор. – Двух носильщиков сегодня нет весь день.
– Кого же?
– Като и Домиция.
– Да.
– Поскольку вы сказали, что вам не понадобится паланкин, сегодня утром я послал их на базар, и они не вернулись.
– Может быть, где-то задержались по своим любовным делам. Ведь так молоды, – отозвалась Юлия, желая прекратить разговор.
– Они всегда были так послушны, – с сомнением добавил Нестор.
– Хорошо, если не вернутся к утру, что-нибудь предпримем, – коротко ответила Ларвия.
«Почему он надоедает мне с этим сейчас?» – раздраженно подумала она.
Нестор, наклонив голову, удалился. Ларвия бросилась на постель лицом вниз.
Вериг придет так нескоро, после того как все заснут.
Как ей дождаться его?
Вдруг она почувствовала, как на кровать кто-то опустился и, удивленная, обернулась. Рядом сидел Вериг, и она бросилась к нему в объятия.
– Как рада тебя видеть, – прошептала Ларвия, целуя его в щеку и шею. – Мне так одиноко.
– Воспользовался возможностью и пришел раньше, – проговорил он, еще крепче прижимая ее к себе. – Подумал, что, возможно, ты нуждаешься во мне.
– Ты мне нужен, очень.
– Я здесь.
Вериг прилег на постель, и она опустилась рядом с ним, положив голову ему на грудь, – успокаивающее тепло крепкого тела передалось ей.
– Ларвия, нужно бежать из этого города, – сказал он, – ты только посмотри, что эти люди сделали с твоей сестрой. Если такое возможно, никто не может чувствовать себя в безопасности.
Она приложила пальцы к его губам.
– Знаю: вернувшись после суда над Юлией, я написала письмо сенатору Гракху с просьбой заняться передачей моей собственности родственникам Сеяна. Когда появится решение, объявляющее меня отсутствующей, он займется этим делом и все устроит. Особо просила, чтобы таким рабам, как Нестор, дали свободу и хорошее пособие – они заслужили право спокойно доживать в старости. Гракх обещает проследить, чтобы сеяновское отродье выполнило это условие. Остальные рабы перейдут вместе с поместьем в собственность родственников Сеяна.
– А можно доверять твоему соседу?
– Конечно, сенатор такой же хитрый, как и остальные, но у него нет причин не выполнить мою просьбу. Он всегда честен, если его интересы не затронуты.
– Тогда давай убежим сегодня ночью, – предложил Вериг.
Ларвия молчала.
– Что? – спросил он, посмотрев ей в лицо.
– Я должна увидеть Юлию завтра утром, до того как… – она остановилась, закусив губу.
– Ларвия, тебе не дадут поговорить с ней, – тихо произнес Вериг. – Или дотронуться до нее, не говоря уже, чтобы попрощаться.
– Знаю, но хочу, чтобы она перед смертью увидела любящее ее лицо. Ты можешь это понять?
– Да, понимаю, – произнес он, сожалея, что предложил ей побег. – Один день не сыграет большой роли. Подождем.
– Не могу поверить, что они, в самом деле, убьют ее, – прошептала Ларвия. – Мне кажется все это сном, каким-то ужасным сном. Вот скоро проснусь и буду благодарить, что это оказалось лишь воображением.
– Ты забудешь это, Ларвия. Когда-нибудь ты едва будешь помнить это время.
– Никогда.
– Это правда. Во время войны я многое повидал – римляне совершали ужасные вещи, мой народ пережил много страданий. Тогда думал, что воспоминания об этом будут преследовать меня всю жизнь. Но постепенно стал о многом забывать и, в конце концов, влюбился в тебя.
– На это понадобилось восемь лет.
– Значит, через восемь лет ты тоже сможешь забыть – это не так много. Ты останешься все такой же цветущей, а я буду с тобой рядом.
– Правда? – она взглянула на него.
– Конечно, – он наклонился, поцеловал и привлек ее к себе. В глубине дома послышался громкий стук в переднюю дверь.
– Что такое? – встревожено спросила Ларвия.
– Пойду посмотрю. Оставайся здесь, – он поднялся и вышел через дверь на галерею, исчезнув за углом дома. Ларвия надела халат и поспешила из спальни к передней двери.
Нестор уже открыл ее, несколько воинов стояли по стойке смирно в атрии дома.
Ларвия узнала среди них Друза Виниция и обратилась к нему.
– Что означает это вторжение, трибун? Я уже спала. Как вы смеете вторгаться в мой дом в середине ночи?
Виниций чувствовал себя неловко. Он уже участвовал сегодня утром в слушании дела Юлии и сожалел, что теперь пришлось вторгаться в дом к ее сестре. Получалось, будто он преследует семью Каски.
– Очень жаль, – отвечал Виниций, – но у меня имеется ордер на арест некоего Верига, вашего раба, обвиняемого в противозаконных половых отношениях со знатной женщиной.
Ларвия – та самая «знатная женщина» – свысока посмотрела на Виниция, и тот отвел взгляд.
– Какие у вас доказательства для предъявления подобных обвинений? – потребовала ответа Ларвия, надеясь, что Вериг увидит, поймет, в чем дело, и сможет бежать.
Виниций жестом подозвал одного из стражников, который вручил ему свиток. Трибун, развернув пергамент, громко зачитал:
– Объявление предъявлено по показаниям Париса, свободного гражданина, врача-грека, живущего на улице Сакра, и двух лигурийских рабов из дома Сеяна – Като и Домиция…
Ларвия взглянула на Нестора.
Теперь понятно, что произошло с носильщиками.
– Надеюсь, понимаете, что вы должны выдать мне этого раба, – сказал Виниций, и в этот момент Ларвия увидела появившегося Верига за спиной трибуна.
Она подала ему знак уходить, и Виниций заметил это. Вериг повернулся, пытаясь убежать, а Ларвия бросилась наперерез трибуну, чтобы помешать преследовать ее возлюбленного. Трибун грубо схватил Ларвию, она вскрикнула от боли – Вериг оглянулся и, увидев произошедшее, бросился на выручку, повалив на пол наглеца. Два стражника навалились на Верига. Виниций, мгновенно вскочив на ноги, пришел им на помощь.
Ларвия в ужасе смотрела на происходящее.
– С вамп ничего не случилось? – тяжело дыша, спросил Вериг, с тревогой глядя на Ларвию.
Она молча кивнула, не в силах отвести глаз от меча, приставленного к горлу Верига.
– Кажется, придется еще кое-что добавить к прежнему обвинению, – произнес Виниций, поправляя одежду.
– Сколько будет угодно, – огрызнулся Вериг. – Очевидно, благородный воин не в состоянии понять, что я не мог допустить, чтобы так грубо обращались с дамой.
Виниций весь покраснел от гнева.
– Не вижу здесь дамы, – со злостью ответил он. Его сочувствие к Ларвии быстро улетучилось из-за наглости ее любовника. – Римские женщины не спят со своими рабами.
Вериг снова рванулся к Виницию, и Ларвия вскрикнула, увидев, как лезвие меча вдавилось в его шею и появилась кровь.
