Текст книги "У алтаря любви"
Автор книги: Дорин Оуэнс Малек
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 16 страниц)
– Но выбрать этого галла! Что за выбор! Он племянник Верцингеторига!
– Есть еще одна причина, по которой он не может выдать нас, – решительно заявила Юлия.
– И в чем она заключается?
– Он влюблен в Ларвию.
Марк снова насторожился.
– Ты в этом уверена?
– Да.
– Откуда тебе это известно?
– Видела, как он смотрит на нее.
– А твоя сестра?
– Чувствует то же самое.
– Она что-нибудь предпринимает в этом отношении?
– Не знаю.
Марк закрыл глаза и потер пальцами переносицу.
– Если они решат быть вместе, то совершат преступление не меньше нашего. Должен сказать, вы с сестрой – отчаянные дамы.
– Надеюсь, она уступила своим чувствам, так как была несчастна со своим мужем. Мне так хочется, чтобы ей посчастливилось, как и мне.
– С варваром?
– Как можно осуждать ее? Посмотри, как я сама поступаю.
– Но он раб!
– Он не был им в Галлии, Марк, – спокойно возразила Юлия. – У себя на родине, в Вене, он такой же знатный, как и Ларвия. Его отец Кельтилл, царь арвернов, потерпевших поражение.
Марк промолчал.
Юлия обернулась к нему и обняла руками за шею.
– Неужели ты хочешь провести оставшееся время в разговорах о рабе Ларвии? – спросила она.
– Нет, – ответил он и доказал это.
* * *
Наступали мартовские иды, и вместе с ними праздник богини Анны Перенны, во время которого римляне пересекают Тибр, символически посещая «этрусское поле». На противоположном берегу реки они устраивали пикники, сооружали шалаши из прутьев и устраивались там с холодными закусками и вином. Обычно горожане располагались недалеко от моста, чтобы потом, на рассвете, после долгих возлияний суметь перебраться на другой берег и обратиться к богине с неистовыми молитвами, прося ее уберечь мартовские Иды, которые наступали на следующий день, от несчастий. Некоторые граждане были достаточно трезвы, чтобы тревожиться об этом.
Ларвия тоже была трезва и сидела в палатке, сооруженной для нее Веригом, наблюдая за процессией весталок, переходящих мост. Она сразу заметила среди них Юлию. На март приходилось четыре из семи публичных церемоний, в которых принимали участие все весталки. Когда Юлия подошла достаточно близко, так что можно было разглядеть ее лицо, Ларвия поняла, что с сестрой происходит что-то неладное.
Она подала знак телохранителю, стоявшему чуть поодаль и наблюдавшему за толпой, которая уже становилась шумной и веселой. Вериг сразу же подошел к ней.
– Не можете ли вы оставить это шумное веселье и отправиться со мной, госпожа Сеяна? – официальным тоном негромко предложил он, улыбаясь одними глазами.
– Куда? – спросила она, подыгрывая ему.
– Туда, где различия между нами не имеют никакого значения, – выражение его лица стало серьезным.
– И где же находится такое место? – спросила она, сразу погрустнев, – ее взгляд затуманился слезами.
– Подальше от Республики, в одну из колоний. Или даже за пределы Римской империи. Рим – еще не весь мир, Ларвия.
– Это мой мир.
– Придется поискать новый мир: могу работать строителем – хорошо все изучил, работая у Паулина. Там ты не будешь госпожой Сеяной, но сможешь быть со мной и не волноваться, что тебя могут арестовать в любой момент.
Ей так сильно захотелось дотронуться до него, что она сжала руки и спрятала их под шарф.
– Это все, что мне нужно, – прошептала она.
– Куда ты смотришь? – спросил Вериг, проследив за направлением ее взгляда.
– На сестру – хочу поговорить с ней. Сходи в шалаш Ливии Версалии и передай ей мои комплименты, попроси разрешения, чтобы Юлия пришла ко мне.
Он кивнул. Ларвия смотрела ему вслед, а затем отвела взгляд, чтобы не выдать своих чувств. Когда она снова посмотрела в ту сторону, то увидела Юлию, направляющуюся к ней.
Она выглядела бледной, как новая луна.
– Что случилось? – пробормотала Ларвия и взяв ее за руку, ввела в палатку. – Ты выглядишь, как смерть.
Прежде чем ответить, Юлия выглянула наружу убедиться, что они одни.
– Кажется, я беременна, – ответила она.
Глаза Ларвии расширились, она еще ближе приблизившись к сестре, заговорила едва слышным голосом.
– Ты уверена? Ведь было столько переживаний… Юлия с несчастным видом пожала плечами, не дав сестре закончить.
– У меня никогда не было задержек с месячными, ни разу – всегда точно, как греческие водяные часы и постоянно, как восход солнца.
– Какие еще признаки?
– Сегодня утром была рвота, соски стали темными и чувствительными.
Ларвия закрыла глаза, зная, что такое беременность и ее признаки.
– Должно быть, забеременела после самой первой встречи с Марком. Такое может быть?
– Да, вполне возможно, – ответила Ларвия. Юлия выглядела так, как будто сейчас потеряет сознание. Ларвия положила ей руку на плечо, успокаивая.
– Не надо поддаваться панике. Марку известно?
Юлия покачала головой.
– Сама поняла это только пару дней назад и с тех пор его не видела.
– Мы сможем сообщить ему об этом.
– Как? Я отменила встречи с врачом – это уже рискованно. У меня нет причин навещать тебя.
– Что-нибудь придумаем. Только постарайся вести себя естественно, иначе Ливия заподозрит, что с тобой что-то случилось.
Юлия кивнула, глубоко вздохнув, а затем обе переглянулись, когда Ливия вышла из своего шалаша и весело помахала им рукой.
– Тебе лучше вернуться туда, – посоветовала Ливия. – Пришлю к тебе Верига с сообщением – можешь полностью доверять ему, – Она поколебавшись, добавила: – Юлия, хочу сказать тебе кое-что о нем…
Юлия покачала головой.
– Не надо. Уже знаю.
– Что?
– Он для тебя не только верный раб, – просто ответила Юлия.
Ливия снова вопросительно посмотрела в их сторону.
– Иди, – сказала Ларвия, довольная, что ей не надо вдаваться в длинные объяснения. – Через два дня пришлю Верига.
Юлия, выйдя из палатки, изобразила на лице улыбку, и Ларвия задумалась: – хватит ли сестре сил, чтобы выдержать предстоящее испытание?
Должна выдержать.
* * *
Утром, проснувшись, Юлия поняла, что ничто не изменилось – ее подозрения верны: снова это отвращение к еде, которое нужно объяснять Марго тем, что еще не успела проголодаться после вчерашнего праздника. Сколько еще придется скрывать свое положение?
Все ее белье стирала Марго. Если вдруг ей начать это делать самой, то у нее возникнут подозрения, и скоро служанка заметит, что у хозяйки пропали месячные. Ссылки на «женские болезни» на некоторое время усыпят ее бдительность, но не надолго, а потом доложит обо всем Ливии или вызовет врача. И то, и другое означает несчастье.
Юлия, сидя за столом, глядела невидящим взглядом на крошки хлеба на тарелке, когда вдруг в комнату вбежала Марго. Весталке еще никогда не приходилось видеть у служанки такого выражения лица.
– Что случилось? – тревожно спросила Юлия, поднимаясь из-за стола.
– Цезарь убит! – крикнула Марго, заламывая руки. – Сегодня утром в зале сената группа заговорщиков напала на него с кинжалами и заколола насмерть. Он умер у подножия статуи Помпея, – когда она взглянула на Юлию, в ее глазах отразилась боль: – Первый удар нанес твой дед Каска.
ГЛАВА 8
– Ты уверена, что это не слухи? О смерти Цезаря они распускаются не в первый раз.
Марго покачала головой.
– Рабы уже отнесли его тело домой. На улицах толпы народа, никто не знает, что теперь будет…
Юлия сразу же подумала о Марке.
– Кто был с Цезарем, когда это произошло? – быстро задала она вопрос.
– Никого. Совершенно один, будто испытывал судьбу! Не взял с собой ни испанскую охрану, которую назначил Сенат, ни консула Марка Антония или центуриона Деметра.
Юлия вздохнула с облегчением.
– О, какое бедствие! – стонала Марго. – Что будет со всеми нами?
– И мой дед стал одним из убийц? – сердце Юлии сжалось: – Неужели всему причиной завистливость Каски?
Марго закрыла глаза, кивая головой.
– А также Марк Брут, Гай Кассий[30]30
Кассий вместе со своим шурином Брутом в 44 г. до н. э. принял участие в заговоре против Цезаря. После его убийства бежали из Рима. Собранное ими войско потерпело сокрушительное поражение от триумвиров Октавиана и Антония. Кассий приказал одному из вольноотпущенников убить себя, Брут покончил жизнь самоубийством.
[Закрыть] и другие – десять или двенадцать человек.
– Кто тебе об этом рассказал? – спросила Юлия, тревожась о дальнейшей судьбе Марка: если заговорщики одержат верх, его жизни грозит опасность.
– Я помогала Дануте сушить белье, и к Ливии Версалии прибыл гонец от Марка Антония: она уже в храме, молится о спасении государства, вся в слезах – ты же знаешь об отношении к ней Цезаря. Гонец предупредил, чтобы все мы не выходили за пределы храма. Поскольку Цезарь особо покровительствовал весталкам, Марк Антоний опасается, что мы можем стать очередной мишенью для убийц.
– А где сейчас друзья Цезаря? Кто возглавляет правительство?
Марго вскинула вверх руки.
– Марк Антоний, Лепид и остальные – скрылись, никто не знает, где и что собираются делать.
Юлия догадывалась, что они недолго будут скрываться, скоро объявятся и предпримут какие-то действия.
– А что делает Сенат? – спросила она.
– Гонец очень подробно рассказал, – продолжала Марго, – что заговорщики собирались сбросить тело Цезаря в Тибр, конфисковать собственность и отменить все его эдикты. Но, увидев панику среди сенаторов, узнавших о смерти Цезаря и разбежавшихся в страхе, сами вынуждены были скрыться на Капитолии с отрядом гладиаторов, которыми командует Децим Брут.
– Значит, им не удалось захватить власть? – с надеждой спросила Юлия.
Марго пожала плечами.
– Кажется, сейчас власти нет. Убийцы надеялись, что сенат обрадуется их решительным действиям, будет счастлив, что Цезарь мертв. Никто из них не ожидал, что сенаторы в ужасе разбегутся и будет некому поддержать их.
– Замыслы убийц понятны, – рассудительно отозвалась Юлия. – Цезарь всегда пользовался особой популярностью среди народа, а не в сенате, который не мог смириться с оказанными ему почестями, постоянно напоминавшими о его заслугах: золоченый трон в здании сената, новый календарь[31]31
В 47 г. до н. э. Цезарь издал декрет, согласно которому за основу был взят солнечный календарь. По нему средняя длина года равнялась 365, 25 дня. После каждых трех лет «вставлялся» високосный год в 366 дней. К юлианскому календарю восходят и принятые ныне названия месяцев: январь, по имени бога Януса, февраль, по названию ежегодных очистительных обрядов – Februa, март, по имени бога Марса, апрель, май, по имени богини Майи, июнь, по имени богини Юноны – Juno. В 44 г. до н. э. по закону Антония месяц квинтилий был переименован в июль (Julius) в честь убитого Юлия Цезаря. В 1582 г. юлианский календарь сменился григорианским.
[Закрыть] с седьмым месяцем, названный в его честь, диктаторство с титулом императора и отца всей страны. Все его статуи и корреспонденция помечались этими титулами.
– Календарь погубил его, – мрачно прервала Юлию Марго. – Март – первый месяц и всегда им останется. Мы до сих пор празднуем его, как начало года. Но назвать летний месяц июлем в свою честь, это уже слишком – он бросил вызов богам.
– Ты считаешь его нечестивым? – спросила Юлия.
– Скорее, надменным и высокомерным, не обращавшим внимания на все знаки и предзнаменования, а ведь мог бы избежать этого и остаться в живых.
– Какие знаки? – задала вопрос Юлия.
Марго пододвинула стул ближе к Юлии и заговорщески зашептала ей на ухо.
– Кальпурния, его жена, предупреждала и просила остаться дома, пока не прошли мартовские иды, советовала не созывать сенат до этого времени. Недавно во сне ей снился Цезарь, истекающий кровью.
– Кто тебе рассказал все это?
– Данута. Кальпурния доверилась Ливии Версалии и просила ее помолиться за него. И это еще не все.
Юлия слишком тревожилась о Марке, чтобы интересоваться сплетнями, но понимала, что, может быть, узнает от Марго что-нибудь ценное.
– Что же еще? – поторопила она.
– Когда Цезарь сегодня утром сверился с ауспициями,[32]32
Ауспиции – гадание но наблюдениям за полетом и крикам птиц.
[Закрыть] они оказались неблагоприятными, но Брут убедил его, несмотря на это пойти в сенат, уговорив поговорить с сенаторами и отложить дела на более удачный день.
– Какое предательство, – пробормотала Юлия. – Брут был в числе лучших друзей Цезаря, как и Марк.
– Когда Брут нанес ему удар, Цезарь, взглянув на него, произнес: «И ты, Брут?»
Юлия молчала – все это выглядело так печально.
– Цезарь не стал слушать предсказателя Спуринну, предупреждавшего его во время их встречи. Император заметил, что мартовские иды наступили и все в порядке. А Спуринна многозначительно ответил: «Да, наступили, но не прошли».
– Откуда тебе все это известно, Марго? – Юлия изумленно смотрела на служанку. – Уж, конечно, гонец не стал бы все это рассказывать Ливии.
– Нет, конечно. Узнала все от прачки Цостии, которая по утрам также работает у Кальпурнии. Она-то как раз работала в доме Цезаря, когда Кальпурнии принесли известие о его смерти, – прачка слышала все, что там говорилось.
– И теперь рассказывает всем, кто пожелает ее слушать, – возмутилась Юлия.
– Скоро об этом узнают все, – заявила Марго. – Всем интересны подробности смерти великого человека: – она задумчиво посмотрела на Юлию: – Как ты думаешь, эти убийцы не одержат верх, в конце концов?
Юлия медленно покачала головой.
– Не знаю. Надеюсь, нет. Такие преступления не вознаграждаются.
– Бегство сената дает сторонникам Цезаря время выработать стратегию, – высказала свое мнение Марго. – Антоний – влиятельный консул. Лепид – предводитель кавалерии, тоже обладает большой властью. Не говоря уже о Деметре и легионах, которые находятся в Риме, – это все сторонники Цезаря.
– Ну, у Брута тоже большая сила, как у консула Цизальпинской Галлии, – подчеркнула Юлия, обдумывая баланс сил противников.
Но кто сможет предсказать, чем все закончится? И где сейчас Марк? Что делает? Он настолько ассоциировался с Цезарем как единое целое, что Юлия не сомневалась: если бы Марк был сегодня утром вместе с диктатором, то убили бы и его.
Сколько времени ему удастся оставаться в живых, если заговорщики одержат верх?
В комнату вошла Данута со слезами на глазах.
– Ливия вызывает всех весталок в храм, чтобы вознести молитвы в этот час опасности.
Юлия кивнула и поднялась.
– Сейчас она спрятала в алтаре семь священных реликвий, – добавила Данута.
Юлия и Марго переглянулись – опасность, действительно, велика. Устойчивость римской власти зависела от этих святынь: главной среди них считалась древняя статуя Минервы, богини войны и победы. Согласно преданию, эту статую вынес Эней[33]33
Эней – в античной мифологии один из главных защитников Трои, легендарный родоначальник Рима и римлян.
[Закрыть] из горящей Троп. Паллада выставлялась только в момент чрезвычайной опасности с целью спасения Республики и безопасности парода.
Если Ливия решила обратиться к этим святыням, значит, считала ситуацию очень опасной.
– Иду, – ответила Юлия, забыв о своих личных заботах.
Цезарь убит, Марк в опасности, а она, вероятно, беременна. Но если Ливия выставляет Палладу, все весталки должны присоединиться к ней и продемонстрировать свое единство.
Юлия покинула свои апартаменты и направилась в храм.
* * *
Старый и полуразрушенный амбар па краю Субуры использовался, в основном, как склад для зерна в годы обильных урожаев. Марк, надев простую шерстяную тунику и галльский плащ с капюшоном, чтобы не так бросаться в глаза, прошел по улице, ведущей к амбару, стараясь ничем не привлекать к себе внимание; иногда останавливался под навесами крылец или прятался в дверных проемах. Он шел с большими предосторожностями, избегая шумных толп народа, заполнявших улицы и выкрикивающих ругательства и грозящих зажженными факелами. Невозможно было определить, кто за, а кто против Цезаря или колеблется между теми и другими. Ему только было ясно, что если его узнают, то схватят или вовлекут в драку, но ему предстояла ответственная встреча.
У дверей амбара, со стороны улицы, стоял одетый в простую одежду Септим и ждал его. Увидев Марка, сделал ему знак следовать за ним. В переулке, довольно далеко от шумной и бурлящей толпы, обернулся к нему.
– Там есть черный ход.
Обнаружив его, друзья вошли внутрь, предварительно убедившись, что за ними никто не следит. Уже у двери были слышны голоса. После яркого солнца их глаза не сразу привыкли к темноте пахнущего плесенью амбара. В полосках света, проникавших сквозь щели, вился рой мошкары, на полу лежал толстый слой соломы.
– Послушайте, надо вырезать их черные сердца, – свирепо говорил Тиберий, сжимая руки в кулаки. – И первым должен понести суровое наказание Брут.
Марк Антоний, одетый как простой крестьянин, с темной челкой волос и висками, посеребренными сединой, устало кивнул друзьям при их появлении.
– По пути сюда ничего не произошло? – спросил он Марка.
Марк покачал головой.
– Они заслуживают того же, что сделали с Цезарем, – добавил Тиберий.
Марк взглянул на него, не уверенный, сможет ли Тиберий контролировать своп поступки и использовать гнев во благо, так как, будучи храбрым, отличался необузданностью, когда дело касалось мести; ему следовало бы сдерживать свои чувства и больше думать, как это пытался делать Марк. Если все сторонники Цезаря выбегут сейчас на улицу с обнаженными мечами, им не продержаться долго против распоясавшейся толпы, грабящей и поджигающей все подряд. Тогда можно заранее сказать, что победу одержит Брут.
– Чтобы убить, их сначала надо найти, – с негодованием произнес Лепид. – Все они попрятались, как трусливые негодяи.
– «Такова участь тирана», – кричали они, убивая Цезаря, – тихо добавил Антоний. – Рассчитывали, что их будут приветствовать как спасителей республики. После же злодейского убийства сенаторы обратились в бегство, что явилось для них неожиданностью, а сейчас боятся, что мы придем за ними.
– И придем, – твердо заявил Тиберий. Антоний поднял руку.
– Нужно обдумать, что лучше для блага страны: я жажду мести так же, как и ты; они специально задержали меня в дверях разговорами, чтобы Цезарь оказался один. Но мы не должны вовлечь страну в еще одну гражданскую войну – задача в том, чтобы контролировать правительство и одновременно добиться, чтобы Брут и остальные ответили за свое преступление.
– Надо обратить гнев народа против убийц, – впервые заговорил Марк.
Антоний внимательно посмотрел на него.
– Как и мы все, народ любил Цезаря. Стоит напомнить людям, как Цезарь их любил, сколько реформ провел ради их блага, не забывал делиться с ним захваченными военными трофеями во время триумфов, назначал пособия, устраивал празднества за счет казны. Антоний, тебя поддержат также легионы, расквартированные в Риме. После испанской кампании мы все получили по двести пятьдесят золотых монет и новую ферму. Помнишь? Против этих фактов поблекнут напыщенные речи и бред Кассия и Брута но поводу пурпурных одеяний Цезаря, золоченых тронов и лавровых венков.
– Если бы Октавиан был здесь, – вздохнул Септим. – Если бы смогли убедить, что племянник Цезаря одобряет наши цели, многие из тех, кто колеблется, перешли бы на нашу сторону.
– Его нет в Риме – направился с молодыми рекрутами в Аполлонию, – коротко заметил Антоний. – Надо действовать без него и надеяться, что он вернется сюда живым.
– Они оставили его лежащим на полу зала Ассамблеи, – прошептал Тиберий. – Истекающего кровью и умирающего – никого рядом не было. Когда, наконец, три мальчика-раба понесли его в паланкине домой, одна свисавшая безжизненная рука волочилась по земле.
Марк закрыл глаза, стараясь не думать об этом. Было ясно, что Тиберий повторяет ужасные детали смерти императора, чтобы разжечь ярче огонь ненависти.
– Если мы одержим верх, сделаю все, чтобы эти рабы получили в награду свободу.
– Цезарь на улице получил от Артемидора записку, предупреждающую об опасности, но у императора не было времени прочитать ее. Ее нашли среди бумаг Цезаря после смерти.
– Таких предупреждений было много, – ответил Марк. – Но он игнорировал их, так и продолжал ходить без охраны, хотя знал, что против него ежедневно плетутся заговоры, – казалось, устал от всех предосторожностей, хотел испытать судьбу и узнать, благоволит ли она к нему.
– Каска утверждал, что Цезарь беззаботен, потому что считает себя богом, – мрачно заметил Лепид.
– Каска! – взорвался Тиберий. – Сам придушу этого старого негодяя – посмотрим, как его белоснежные одежды обовьются вокруг шеи.
Марк опустил глаза, с беспокойством подумав о Юлии и надеясь, что статус весталки защитит ее, независимо, что произойдет с дедом. Как ему встретиться с ней? По приказу Антония весталки уединились в храме.
– Тиллий Цимбр, этот подонок, сделал вид, что хочет задать Цезарю вопрос, а затем, схватив его за плечи, держал, пока другие наносили удары, словно мясники, – мрачно продолжал Тиберий.
– Тилий всегда был безмозглым пресмыкающимся, – с негодованием произнес Антоний. – Появится на поверхности, когда все закончится и станет утверждать, что был в Капуе, когда все это случилось.
– Я знаю, что он был там, и не забуду этого, – тихо произнес Тиберий. – Врач Антистий, производивший посмертный осмотр, сказал, что ни одна из нанесенных ран не была смертельной, кроме второй в грудь. И все же там было так много крови, что рабы до сих пор моют полы зала Ассамблеи. Эти мясники кромсали его безжалостно, пока он не упал, – губы его твердо сжались. – Я сам представлю его паромщику.[34]34
Согласно преданию, старый паромщик Харон переправляет души умерших через реку Стикс из царства света в царство мертвых, откуда уже пет возврата.
[Закрыть] Антоний поднял руку.
– Достаточно, Тиберий. Этим ты не поможешь делу Цезаря. Мы должны действовать так, чтобы сохранить то, что он оставил нам. Считаю, Корва прав: надо воззвать к чувствам граждан Рима, которые уже поднялись, и, кажется, толпы, в основном, оплакивают Цезаря. Думаю, смогу их чуть подтолкнуть, и они выполнят нашу работу.
– Что ты имеешь в виду? – задал вопрос Лепид.
– Произнося речь на похоронах, напомню гражданам Рима, что Цезарь был их другом. Если обстановка для убийц станет… неблагоприятной… нам не придется даже пошевелить пальцем. Все они крысы, и разбегутся, покидая тонущий корабль.
– А мне хочется пошевелить пальцем, – закричал Тиберий. – Сам размозжу их головы!
– Ты будешь делать то, что приказываю я! – грубо оборвал его Антоний тоном, не допускающим возражений.
Тиберий молча уставился на него, остальные обменялись тревожными взглядами: Антоний, как самый старший по военному званию, без сомнений, возьмет на себя командование, но Тиберий в гневе бывал неуправляем.
Молчание затянулось, и все ждали, что будет дальше.
Наконец Тиберий отвел взгляд в сторону, выражение его лица свидетельствовало о том, что ему это не нравится, но вынужден подчиниться.
– Мы должны поступиться своим личным желанием отомстить ради достижения более высших целей, – убеждал Антоний, опытный и непревзойденный стратег, смягчив тон. – Моей первой задачей как консула будет созыв сената, который гораздо труднее убедить, чем народ, – ведь сенаторы открыто высказывали недовольство Цезарем, поэтому убийцы и посчитали, что их наградят, если они убьют его. Правильно?
Марк кивнул. Все смотрели па Антония, ожидая инструкций.
– В сенате встречусь с оппозицией, постараюсь привлечь их на свою сторону. Инстинкт самосохранения – главное чувство большинства людей: Цезарь прямо назначал большинство сенаторов или рекомендовал их избрать, тем самым оказывал влияние и контролировал; если они согласятся, что все эдикты Цезаря недействительны, потеряют свои места и, наверняка, не захотят новых выборов, так как со смертью Цезаря не получат никакой гарантии, что за них снова проголосуют. Не так ли?
Марк, опытный воин и искусный стратег, всегда восхищался Антонием, изумляясь изворотливостью его ума и талантом политика, ничуть не уступающими самому Цезарю.
Цезарь убит, но дело его еще может победить.
– А теперь послушайте меня, – Антоний поставил ногу на ящик, опираясь на колено, – сейчас мы предпримем вот что.
* * *
Ларвия, попрощавшись с цеховым мастером гильдии кожевников, вдруг услышала на улице крики взволнованной толпы. Вчера она провела день в мастерских кожевников на празднике богини Минервы, а сегодня утром вернулась, чтобы подписать попечительские книги, завершить финансовый год гильдии. Выйдя из мастерской, увидела бежавшего через форум[35]35
Форум, рыночная площадь, центр политической и культурной жизни римского города.
До сих пор в мировой литературе дискутируется проблема тираноубийства и связанный с ним образ Цезаря: с одной стороны – заслуживает восхищения его государственный ум и энергия; с другой – неприятие обществом тирании как формы правления. Данте («Божественная комедия»), Петрарка («Триумфы») предавали проклятию убийцу Цезаря Брута; однако при этом Петрарка также выступал и против тирании. Шекспир характеризовал Цезаря («Юлий Цезарь»), как волевого, властолюбивого человека и политического деятеля. Отношения Цезаря и Клеопатры положили в основу своих произведений Корнель («Смерть Помпея») и Б. Шоу («Цезарь и Клеопатра»). Немецкие писатели рассматривали Цезеря как предшественника германского кайзерства.
[Закрыть] обезумевшего человека, вне себя от гнева.
– Цезарь мертв! Цезарь убит! – громко кричал он. – Сегодня утром в Сенате!
Ларвия молча смотрела на него, решив, что, возможно, человек сошел с ума. Вериг, стоявший рядом с входом в мастерскую, подошел к Ларвии.
– Что происходит, госпожа Сеяна? – спросил цеховой мастер, выходя на улицу.
– Этот сумасшедший кричит, что Цезарь мертв, – объяснила Ларвия.
Цеховой мастер уронил бухгалтерскую книгу, бросился к бегущему и схватил его за руку.
– Это правда? – угрожающе потребовал он ответа.
– Правда, правда! – ответил человек. – У Капитолия собралась толпа и двинулась на курию громить ее.
– Кто, – задала вопрос Ларвия. – это сделал?
– Брут, Кассий и старый Каска, – ответил посланник. – Они набросились на него все одновременно с ножами, чтобы разделить вину. О-о, отец нашей страны мертв! – он вырвал руку и побежал дальше, продолжая кричать.
Ларвия словно приросла к земле, не в силах сдвинуться с места, что-то тихо пробормотав, Вериг стал с нею рядом. На другом конце форума появилась толпа – шум нарастал. Они одновременно взглянули в том направлении и увидели несколько сотен людей, бушующих и яростных: некоторые кричали, другие потрясали кулаками, многие несли свечи, хотя было светло.
– Нужно убираться отсюда как можно скорее, – тихо предложил Вериг, потянув Ларвию в другом направлении.
– Ты слышал, что он сказал? – прошептала Ларвия. – Мой дед убил Цезаря.
– Слышал, – ответил Вериг, с беспокойством ища, где можно укрыться, но рядом такого места не было.
– Он знал, – пробормотала Ларвия. – Уже в тот вечер, когда приходил ко мне и советовал забрать деньги из банков. Задумал это убийство уже давно!
– Сейчас это не имеет значения, – Вериг с беспокойством оглянулся на приближающуюся толпу. – Нужно как можно быстрее добраться домой, – он оглянулся на носильщиков: – Спрячьте носилки за этой лавкой.
Ларвия недоуменно посмотрела на него.
– На паланкине герб, – объяснил он. – Если эти люди за Цезаря, то, поверь, не станут приветствовать родственников убийц.
Ларвия в ужасе закрыла глаза, телохранитель потянул ее за собой, обессиленную и растерянную.
Рабы-носильщики, совсем еще мальчики, побежали за ними, срывая с себя пояса с гербом дома Сеяна и отбрасывая их подальше.
В конце улицы они наткнулись еще на одну толпу, появившуюся из-за угла. Вериг резко повернул в переулок, крепко держа Ларвию за руку.
– Как быстрее всего добраться до Палатинского холма? – задыхаясь, спросил он носильщиков.
Один из мальчиков указал, в какую сторону нужно бежать, и Вериг вытолкнул его вперед.
– Беги и показывай дорогу, – приказал он, и мальчик вместе с остальными рабами помчались вперед. Вериг и Ларвия молча устремились за ними. Один из ее сандалий порвался, и она, быстро сбросив его с ноги, продолжала бежать, придерживая тунику.
Мальчик, повернув налево, обогнул плетеные корзины с мусором, которые должны были вечером забрать сборщики мусора, оказался между двумя зданиями – отсюда вдали, на Палатинском холме, виднелся их дом.
Вериг крепко держал Ларвию за руку, не волнуясь, видит их кто-нибудь или нет.
– Быстрее, – торопил он. – В доме вы будете в безопасности – никто еще вас не узнал. – И потащил Ларвию за собой, но вдруг резко остановился.
Из дверей дома на противоположной стороне улицы вышли три человека – они заметили Ларвию.
– Она из семьи Сеяна! – закричал один из них. – Внучка Каски!
Все трое, повернувшись, двинулись на Верига, Ларвию и мальчиков-рабов, оценивая, что им может противостоять только один из них.
Вериг, закрыв собою Ларвию, не стал ждать, когда па него нападут: бросился вперед и сильно ударил одного из троих в живот, от боли он скорчился и рухнул на землю; быстро развернувшись, нанес следующий удар в пах второму, подставив ему подножку: третьего, напавшего со спины, перебросил через голову, тот, ударившись о землю, попытался подняться, но получил по челюсти.
Все трое нападавших еще несколько секунд шевелились, стонали, а затем затихли.
Вериг стоял над ними, тяжело дыша. Хозяйка и мальчики-рабы изумленно смотрели на него, открыв рты, не произнося ни слова: Ларвия никогда не видела таких мощных и стремительных ударов – все закончилось в мгновение ока.
Вериг снова схватил Ларвию за руку и потащил за собой.
– Пошли, могут появиться другие. Нужно быстрее добраться до дома.
Они побежали вверх по холму, опережая нарастающий шум толпы. Ларвия споткнулась – было неудобно бежать в одной сандалии. Не замедляя бега, Вериг подхватил ее на руки и остальную часть пути нес ее на руках.
Открыл им дверь Нестор, ни слова не говоря, они промчались мимо него. Слуга наблюдал, как Вериг, схватив кочергу у камина, заложил ею дверь, затем бросился в гостиную, откуда через узкое окно открывался вид на спуск к форуму.
– На холме никого не видно, – сообщил он Ларвии, которая не отставала от него, без сил рухнула в его руки. Он крепко прижал ее к себе, поглаживая волосы. Оглянувшись, Вериг заметил, как Нестор и двое носильщиков в недоумении наблюдают за ними.
Ларвия, оглядевшись вокруг, обратилась к слугам.
– Хорошо. Мы сейчас в безопасности, но Цезарь убит, и можно ожидать мести за его убийство, поскольку дед замешан в этом. Нестор, запри и закрой на засов все остальные двери, Като и Домиций, станьте па страже у окоп со стороны галереи и дайте мне знать в случае опасности. А теперь можете идти.
Когда слуги ушли, Ларвия закрыла за ними дверь.
– Они видели нас. Вериг кивнул.
– Знаю, но сейчас это не самое главное. Слух, что Каска – участник убийства, распространится быстро. Тебе нельзя появляться в городе, нужно оставаться в доме, пока не выясним, кто из них одержал победу.
Ларвия вздохнула, пытаясь все осмыслить, – за такое короткое время произошло столько событий.
– Собиралась покинуть Рим сразу же после того, как сообщу сестре, куда мы отправляемся.
Он сел на диван, и она опустилась ему на колени, поджав, как ребенок, ноги. Вериг заметил, что они покрыты ссадинами.
– Схожу к Юлии, но ты оставайся в доме, Ларвия. Не рискуй – эти люди сошли с ума. Мне приходилось видеть толпы и раньше: совершенно благоразумные люди, увлеченные безумием толпы, способны на неслыханные зверства.
Ларвия содрогнулась.
– Можешь не убеждать меня, – разве не видела выражений лиц тех троих, напавших на нас? Слепая ненависть, а ведь они даже не знают меня!
– Знают, что твой дед убил Цезаря, – и этого достаточно.
Ларвия уронила голову ему на плечо.
– Каска давно задумал это, даже не вспомнив про Юлию и меня. Его зависть к Цезарю заслоняла все, она давно съедала его: Цезарь умен, привлекателен, пользовался любовью народа; дед, не обладая пи одним из этих качеств, имел только деньги, но этого ему казалось мало.
– Цезарь – жесток и аморален, демонстрировал свою доброту и милосердие только после того, как достиг целей, не надо делать из него героя после смерти, – бесстрастно ответил Вериг.
Ларвия посмотрела на него и провела пальцем по губам.
– Было бы наивно считать тебя его поклонником. Диктатор умел заставить народ идти за ним, и внушал к себе доверие, а Каска только и мог, что подкупать людей, когда хотел получить желаемое.
– Цезарь тоже использовал подкуп – в этом одна из причин его разногласий с сенатом.
– Он поссорился с сенатом, потому что разрешил таким галлам, как ты, занимать высокие посты, – усмехнулась Ларвия.
Вериг бросил на нее гневный взгляд.
– Это правда: позволил давать галлам гражданство, чтобы вместо римлян они представляли свою родину в сенате. Разве не слышал песенку, которую поют дети?
Вериг отрицательно покачал головой. Ларвия, приняв артистическую позу, запела:
Цезарь с триумфом привел галлов в Рим,
Он вел вверх по холмам и вел их вниз,
А затем привел к зданию сената,
Месту славы нашего города.
«Снимайте свои брюки! – закричал он.
– И наденьте пурпурные туники!»
Ларвия закончила петь, ожидая его реакции.
