Текст книги "У алтаря любви"

Автор книги: Дорин Оуэнс Малек

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 16 страниц)

В это время в атрий вошел сенатор.

– Мы вошли через окно, – тихо добавил Марк и тепло улыбнулся сенатору Гракху. – Добрый вечер.

– Пошли выпьем с нами, сынок, перед сном. Почему ты не прошел сразу в гостиную?

– Извините, не могу. Я забыл кое-что сказать Септиму. И буду очень краток.

Сенатор кивнул и вышел из зала. Септим бросил на Марка взгляд, означавший, что он пришел в норму.

– Ты говоришь, она в моей спальне? – прошептал он, подойдя к Марку совсем близко.

– Да.

Септим закрыл глаза.

– Если отец узнает об этом, его хватит удар.

– Как он может узнать ее?

– Давай не будем испытывать судьбу: даже будучи смертельно пьяным, он обращает внимание на хорошеньких девушек. Пошли, – они поспешили по коридору, направляясь в спальню Септима. – Не могу поверить, что ты привел ее сюда, Марк. Ты же не хочешь, чтобы нас всех арестовали за нарушение клятвы?

– А что мне оставалось делать? В спальню, где мы находились, рвался старый слуга. Мне нужно было вывести ее оттуда, а твой дом совсем рядом.

– И что ты собираешься сейчас делать?

– Паланкин Юлии у входа в дом Сеяна – нужно провести ее туда и сделать вид, что она выходит из дома сестры.

– Почему же сразу не отвел ее к паланкину, когда выбрались из дома Сеяна?

– У нее нет сандалий.

Септим резко остановился у входа в спальню.

– Что ты сказал?

– Очень торопились, и не было времени искать ее сандалии, они остались под кроватью в комнате.

– И теперь прикажешь искать ей сандалии, да?

– За весталками очень строго следят, Септим. Кто-нибудь обязательно заметит, что она явилась в атрий босой. Ливия Версалия ничего не пропускает.

Септим открыл дверь своей комнаты и увидел небольшую фигурку, съежившуюся на постели. Выражение раздражения сразу сменилось сочувствием. Юлия тревожно приподнялась, но, узнав вошедших, успокоилась.

Септим подошел к столу у окна, достал свечу и зажег ее от факела в галерее. Вернувшись в комнату, сел у постели рядом с Юлией.

– Как вы себя чувствуете, маленькая прелестница? Юлия измученно улыбнулась.

– Хорошо.

Септим взглянул на Марка, стоящего рядом.

– Придется дать несколько уроков моему другу по обращению с дамами – таскать босыми под дождем совсем не обязательно.

– Это не его вина.

– Дорогая, понимаю, вы, должно быть, влюблены, – сухо ответил Септим, похлопав ее по руке. – Л теперь дайте подумать, как достать пару сандалий из комнаты матери.

Когда Септим ушел, Марк обнял Юлию.

– Ты, в самом деле, чувствуешь себя нормально? – нежно спросил он. Она ощущала озноб, словно страх проник в нее до костей.

– Да.

– Септим скоро вернется, и я проведу тебя к паланкину.

Она кивнула.

Марк погладил ее волосы.

– В будущем у нас все будет по-другому, – нежно произнес он. – Уедем туда, где нам не нужно будет прятаться.

Она прижалась к нему молча, как будто хотела верить, но не могла преодолеть страх.

Вернулся Септим с парой сандалий в руках.

– Мать спит. У нее так много обуви, что, наверняка, не заметит пропажу. Возможно, обувь Теренции подошла бы лучше, но она сейчас в Геркулануме и, кажется, забрала все свои вещи с собой.

Юлия взяла сандалии и застегнула ремешки на лодыжках.

– Очень похожи на мои, никто не заметит разницы, – сказала она.

Юлия поднялась, поправила накидку и шарф на плече.

– Я выгляжу прилично?

– Прекрасно, – ответил Марк и, протянув ей руку, поднял ее через подоконник. – Я выйду через дверь и приду сюда за тобой. Подожди немного.

Юлия прижалась к стене галереи и взглянула на небо. Луна едва пробивалась сквозь бегущие облака, затем снова взглянула на друзей внутри комнаты.

– Поторопись, – попросила она.

– Как ты считаешь, можно уйти, не попрощавшись с твоим отцом? – спросил Марк Септима, когда они шли в зал. – Не хочу оставлять ее одну надолго.

– Я извинюсь за тебя. Для него уже слишком много сегодня вина, чтобы волноваться из-за чего-то еще, – ответил Септим, когда они прошли атрий и остановились у дверей.

Марк положил руку на плечо друга.

– Спасибо, Септим. Не знаю, что еще можно сказать.

Септим покачал головой.

– Будь осторожен – ведешь опасную игру. Марк направился к выходу.

– Она очаровательна, Марк. Как я уже тебе говорил, в некотором смысле завидую тебе.

Марк благодарно взглянул на него и вышел из дома. Септим обернулся к слуге, который только что появился.

– Кастор, принеси мне еще один бокал вина. Пойду присоединюсь к сенатору.

Септим, мысленно послав пожелания удачи беглецам, вернулся в гостиную к отцу.

* * *

– Скоро выздоровеет, – заверил Парис Ларвию. – Он молод и здоров – через пару дней встанет на ноги, хотя, конечно, шрамы на спине останутся.

– А это никак не отразится на его здоровье? – с тревогой спросила Ларвия.

– За исключением красоты, – сухо добавил Парис. – Я дал ему настойку наперстянки от боли, и оставлю ее вам, пусть принимает дважды в день.

– Вы ее всем рекомендуете, доктор. Сестре вы тоже прописали ее. Разве это не яд? – Ларвия подозрительно посмотрела на пузырек.

– Если в больших дозах, может остановиться сердце. Проследите, чтобы ему не вздумалось выпить это все сразу, – Парис закрыл пробкой большую бутылку настойки и положил в сумку, а вместо нее достал небольшой глиняный горшочек и поставил его на край постели.

– А что это такое? – поинтересовалась Ларвия.

– Измельченные дубовые листья. Их зеленый сок помогает от воспаления. Попросите человека, который будет ухаживать за ним, тщательно промывать раны мылом, которое есть у Нестора, а затем чистой водой три раза в день. После этого приложить мазь.

– Я сама буду за ним ухаживать, – ответила Ларвия.

Парис приподнял брови.

– Понимаю. Тогда слушайте внимательно: когда начнут образовываться струпья, прекратите пользоваться мазью и продолжите прикладывать к ранам масло, чтобы они не засыхали, – шрамы станут менее заметны, хотя, как я уже сказал, избавиться от них полностью нельзя.

– Масло?

– Да. С коровьего молока снимают сливки и затем их взбивают.

– Знаю, что такое масло, доктор, но не уверена, есть ли оно в доме. Можно послать Менандра на базар.

– Скажите ему, пусть заглянет в парфянские лавки – у них масло есть точно. В Персии масло едят.

– Едят масло? – Ларвия открыла рот от удивления.

– Да. Используя его как приправу. Они также нагревают его, очищают, а затем применяют при приготовлении пищи.

Ларвия с отвращением поморщилась.

– Его можно перенести отсюда? – поинтересовалась она, кивнув на Верига.

– Куда?

– В мою комнату. Она проветривается – думаю, ему свежий воздух будет полезен.

– Завтра или через день он уже сможет ходить. Не вижу причин, почему этого не сделать, – Парис отошел от постели Верига и с любопытством посмотрел на Ларвию.

– Госпожа Сеяна, не совсем вас понимаю: вас слишком беспокоит здоровье этого раба, но разве не вы отдали приказ его высечь?

– Произошло недоразумение, доктор. Мои указания неправильно истолковали.

Парис кивнул.

– Я очень удивился, когда мне сказали, что моя помощь нужна человеку, которого высекли. Всегда считал, что в вашем доме этого не делают.

– Это действительно так, – коротко ответила Ларвия. – Будут ли еще какие-нибудь пожелания по уходу за ним?

– Следите, чтобы не попала инфекция, вызывающая лихорадку и нагноения. Если появится жар или начнет бредить, или кожа вокруг ран вспухнет и покраснеет, тогда вызывайте меня. А сейчас пусть побольше спит и действуйте, как советую.

Ларвия кивнула.

– Наверное, с ним ничего неприятного не случится – выглядит очень крепким и закаленным. Сколько ему лет?

Ларвия пожала плечами.

– Двадцать шесть или двадцать восемь.

– Он из Галлии?

Она кивнула.

– Они очень выносливы, – заверил врач, закрывая свою сумку.

– Сколько я вам должна? – спросила Ларвия.

Парис задумался.

– Шесть сестерций.

Ларвия достала золотой денарий из кошелька и вложила ему в руку.

Парис был поражен – получил в двенадцать раз больше, чем попросил. Все знали его жадность к деньгам, но такая большая сумма даже у него вызвала протест.

– Слишком много, – произнес он. – А сделано так мало…

– Возьмите. То, что вы сделали, для меня очень важно.

Парис зажал монету в руках.

– И вот еще что, – продолжила Ларвия. – Пожалуйста, не рассказывайте никому о случившемся. Не хочу, чтобы подумали…

Парис поднял руку.

– Не продолжайте, госпожа Сеяна. При моей профессии я слышал и видел всякое. Никому не расскажу, как вы относитесь к этому человеку.

Ларвия почувствовала, как вспыхнуло ее лицо, по она промолчала.

– Спокойной ночи, госпожа Сеяна. Вызывайте меня в случае необходимости в любое время.

Ларвия не стала провожать его до дверей. На стуле, рядом с постелью Верига, она и провела всю оставшуюся ночь.

* * *

– Больше не стану пить эту настойку, – сердито заявил Вериг, отталкивая протянутую ему Ларвией очередную порцию лекарства.

– Врач сказал… – начала Ларвия. Вериг отвернул голову.

– Все равно, что он сказал. Это лекарство клонит ко сну, а мне хочется поговорить с вами.

– Лучше выпить это лекарство.

– Прекрасно чувствую себя без него. Садитесь. Ларвия села на стул рядом с его постелью. Все три дня, что она ухаживала за ним, Вериг категорически отказывался перейти в ее комнату, лежать в постели, а теперь еще принимать лекарство. Раны на его спине покрылись струпьями, вызывавшими нестерпимый зуд. Ларвия смазывала их прогорклым жиром, пропитавшим всю его одежду и перепачкавшим белье.

Неудивительно, что у него было плохое настроение.

– Когда это все случилось, в самый первый день, вы приходили ко мне? – требовательно спросил Вериг.

– Конечно. И вызвала Париса.

– Нет, до этого? Помню, вы были здесь, но не уверен, во сне это было или наяву, – он внимательно следил за выражением ее лица.

Ларвия почувствовала неловкость.

– Возможно, и приснилось.

– Вы что-то говорили?

– Просила не разговаривать, уверяла, что мне уже все известно, и вызван врач.

– Вы дотрагивались до меня?

Она понимала, к чему клонится этот вопрос, особенно теперь, когда миновал кризис, и в нем снова пробудился упрямый, полный собственного достоинства человек. Ему незачем знать, что произошло, когда лежал в бессознательном состоянии, лучше удерживать его в постели.

– Пытался встать, но я удержала тебя, – уклончиво объяснила Ларвия.

– Но помнится…

В дверях появился Менандр, и Вериг замолчал.

– Нестор в гостиной, как вы приказали, госпожа. Ларвия сразу же поднялась, обрадовавшись, что можно избежать его допроса.

– Зайду позже, – бросила Ларвия и буквально вылетела из комнаты.

Нестор, ожидая хозяйку, стоял посреди комнаты и смотрел в пол. Она остановилась перед ним, он не смел поднять на нее глаза.

– Ты непростительно превысил свою власть в отношении Верига, – сурово произнесла Ларвия. – Я никогда не разрешила бы такое наказание, тем более, что не приветствую такое жестокое обращение со слугами. С тех пор как умер мой муж, передав всю власть мне, в этом доме ни разу не наказывали плетьми.

– Но, госпожа…

Ларвия предостерегающе подняла руку.

– Я дала тебе несколько дней, чтобы мог обдумать свой поступок, но не вижу твоего раскаяния: ты относился к Веригу с подозрением с самого первого дня, а приказав наказать его плетьми, излил на него свою злобу.

– Он на вас плохо влияет, – сухо произнес Нестор, – и это видно не только мне, многие слуги заметили ваше пристрастное отношение к нему.

– Это касается только меня, Нестор, а не тебя! С этого часа ты освобождаешься от всех обязанностей и теперь должен находиться в своей комнате. Всеми делами в доме займется Менандр. Потом решу, что делать с тобой. На этом все.

Старик не двигался. Казалось, его ноги приросли к полу. Ларвия заметила, что его бьет дрожь, и ей стало не по себе: некоторые безжалостные хозяева отказывались от старых слуг, когда те уже не могли хорошо исполнять свои обязанности. Судьба стариков иногда складывалась плачевно: их иногда продавали в более бедный дом или даже выбрасывали на улицу. Возможно, именно поэтому Нестор опасался нового раба с самого первого дня его появления. Отличавшийся умом и способностями Вериг, благодаря своему положению, постоянно находился рядом с хозяйкой.

– Все будет хорошо, – добавила Ларвия, смягчившись. – Ничего плохого с тобой не произойдет. Необходимо время, чтобы все обдумать. Должно быть, я плохо управляю домом, если такие вещи могут случаться под моей крышей. Еще поговорю о твоей последующей жизни, когда все станет на свои места.

Нестор поклонился и быстро вышел, явно успокоенный.

Ларвия села на диван и стала размышлять, что ей делать со старым слугой, с Веригом, с запретной любовной связью Юлии и о том, какой тревожной и опасной становится ее жизнь.

* * *

Юлия стояла на коленях перед сундуком с одеждой, перебирая платья, и, наконец, извлекла нужное.

– Вот оно, – показала она Марго, – Я знала, что оно здесь.

Она подала служанке отделанное золотой каймой одеяние, которое использовалось только раз в году на первое марта.

Марго внимательно осмотрела платье.

– Нужно отпарить, я отдам служанке в гардеробную, – она сложила вуаль на туалетный столик. – Тебе также нужно приготовить пурпурную накидку. Где она?

Юлия указала на лежащую на стуле тунику. Обе женщины готовились к новогодней церемонии, которая должна состояться на следующий день. Она заключалась в погашении и разжигании священного огня богини Весты. Во времена этрусских царей огонь зажигался от трения друг о друга деревянных палочек; теперь использовались солнечные лучи, которые фокусировались с помощью вогнутого зеркала. В старинные времена, если вдруг огонь – основа самой жизни поселян, так как использовался для разжигания домашних очагов – угасал, беспечную весталку наказывали плетьми. Но во времена Юлии огонь уже играл символическую роль, за ним следили постоянно. Священный очаг гасился только один раз и совершала это Верховная Жрица-весталка на Новый год в присутствии внимательных глаз римлян.

Специальные одеяния Юлии составляли часть ритуала. Ливня Версалия сама зажигала огонь в присутствии остальных весталок, одетых в древние одежды. Редко кто из простых римлян помнил истоки этой церемонии, но она являлась одной из любимых старинных традиций, ритуалом, объединяющим римский народ.

– Чьи это сандалии? – спросила Марго, оборачиваясь к Юлии и указывая на сандалии госпожи Гракх.

– Сестры Ларвии, – не моргнув глазом, выпалила Юлия. – Днем шел дождь, и мои туфли промокли, она дала свои.

– Нужно было принести их сюда, – нахмурилась Марго. – Возможно, еще сгодятся, ведь за твой гардероб платят римляне, и ты не можешь быть расточительной.

Юлия улыбнулась про себя: Марго так давно прожила в атрии, что начала рассуждать, как Ливия Версалия, – долгие годы службы наложили на нее свой отпечаток, и она едва уже помнила, откуда родом.

– Почему вчера пришла так поздно? – задала вопрос Марго. – Ливня осведомлялась о тебе.

– Осмотр врача занял много времени.

– Он считает, что лечение помогает?

– Ему виднее.

– Ты в самом деле чувствуешь себя лучше?

Юлия кивнула.

– Хорошо. Значит, визиты к врачу скоро прекратятся, хотя я считала, что должна ходить с тобой, но ты же знаешь, Ливия всегда находит для меня какую-нибудь работу, когда тебя нет.

Юлия, действительно, хорошо знала Ливию: Верховная Жрица распоряжалась временем Марго как своим, считая, что рабыня должна заниматься делами и хозяйством, а не сплетничать со слугами в доме Сеяна, пока Юлия навещала сестру. Ей оставалось благодарить судьбу за это: если бы Марго получила разрешение сопровождать Юлию, хитрость с врачом стала бы бесполезной – она не осталась бы на улице в паланкине с носильщиками, ждала бы в доме, следя за каждым шагом своей подопечной, словно заботливая мамаша, кем она и была на самом деле, исключая лишь сам акт рождения.

Встречи с Марком стали бы невозможны, а она теперь только этим и жила.

Казалось, что следующий базарный день отделяет вечность. Лежа по ночам без сна, вспоминая его сильное тело, нежные прикосновения, она испытывала приступы желания, которое мог удовлетворить только он, Марк, поэтому не находила себе места, плохо спала и худела. Марго, следившая за ней, словно страж, отвечающий головой за солнечные часы, замечала изменения в поведении весталки, но не могла определить, чем они вызваны. Юлия тоже понимала это и пыталась убедить служанку, что причиной всему ее «болезнь». Вот почему Марго так внимательно расспрашивала ее о мнении врача – рабыня выискивала признаки улучшения в состоянии своей госпожи и не находила их.

А всему причиной была любовь Юлии.

В дверях апартаментов появилась Данута.

– Юлия Розальба, тебе нужно идти в храм, скоро начнется очищение.

Юлия поднялась с колен, отряхнула руку и последовала за рабыней в зал. Накануне Нового года все весталки мыли место поклонения водой из священного источника, готовили храм к завтрашней церемонии. Для совершения ритуала запрещалось использовать воду из водопровода. Марк в свое время и воспользовался походами весталок за водой к источнику и впервые заговорил с Юлией.

– Все уже ждут тебя, – добавила Данута тоном, который подчеркивал, что Юлия опаздывает.

Юлия вздохнула. В последнее время она уже не могла, как раньше, терпеливо исполнять долг весталки, требовавший так много времени и казавшийся ей теперь не таким уж важным.

Ее мечты – это побег с Марком.

Но пока до этого далеко, надо продолжать исполнять свой долг и ежедневно хитрить.

Следом за Данутой Юлия вошла в храм.

* * *

Вериг, сидя на краю постели, надевал тунику, морщась от боли, раны на спине затянулись, но нельзя было делать резких движений. Он встал, осторожно потянулся, причесал волосы, вышел из комнаты и направился в зал.

Была середина ночи – все спали.

Ему нужно было немедленно переговорить с Ларвией.

Ее изменчивое поведение измотало его: ей можно обманывать себя, но не его, хорошо помнившего ее приход в его комнату после зверской экзекуции, и знавшего, что слова любви, ее ласки не были сном. А теперь, когда он выздоровел, она снова отдалилась, стараясь сделать вид, что заботится о нем так же, как о всяком другом.

Этому пора положить конец.

Вериг шел по дому в полной тишине, факелы, бросая тусклые отблески на полированный пол, указывали ему путь к комнате Ларвии. В приоткрытую дверь было видно, что ее постель пустовала. Взглянув в сторону галереи, в лунном свете увидел ее сидящей на скамейке с поднятой головой, – очевидно, рассматривала звезды, надеясь получить успокоение. Он пересек спальню и вышел наружу, остановившись за ее спиной. Ларвия подняла голову. Увидев его, замерла.

– Что ты здесь делаешь? – проговорила она. – Должен спать.

– Как и вы.

Ларвия поднялась – сквозь прозрачную ночную рубашку из рифленого шелка в свете луны просвечивалось ее стройное тело. Она торопливо скрестила руки на груди.

– Иди спать, Вериг. Ты еще не выздоровел. Что будет, если кто-нибудь увидит тебя со мной?

– Мне все равно. В любом случае, уже поздно, и все спят.

Ларвия собралась уходить – он схватил ее за плечи, а потом за запястье и повернул к себе.

– Ларвия, я хорошо помню, что ты говорила в тот день, когда меня высекли, знаю, это был не сон. Помню, что ты делала, как касалась и что говорила.

Женщина смотрела на него широко раскрытыми светлыми глазами.

– Ларвия, ты меня любишь? – решительно спросил он. – Признайся?

На ее лице читался ответ, но она молчала, отказываясь признать правду.

– Если любишь, скажи об этом сейчас, а если нет, я сегодня же ночью покину этот дом, и ты никогда не увидишь меня. Мне все равно, даже если никогда не получу свободу или ты пошлешь за мной всех ищеек Рима. Не могу оставаться здесь дольше и видеть тебя и не владеть тобою.

Ее била дрожь, словно лист на ураганном ветру.

– Или считаешь, что унизишь себя своей любовью ко мне? – спросил Вериг. – Да? Так? Или волнуешься, что скажут люди? Как можно рисковать, помогая сестре, а самой оставаться такой трусливой?

Ларвия пыталась вырваться, но он крепко держал ее за руку.

– Неужели боишься потерять все это? – он кивнул в сторону дома. – Доверенные твоего мужа могут лишить тебя всего, узнав, что ты спишь с рабом?

Она закрыла глаза.

Возмущенный, Вериг оттолкнул ее от себя так грубо, что она пошатнулась.

– Я ухожу, – произнес он. Лишь слабая дрожь в голосе выдавала бурлящие внутри его страсти. – Если что-то еще значу для тебя, не посылай ищеек. Еще лучше – скрой мое исчезновение в течение нескольких дней, это поможет мне надежно скрыться.

Он успел уже пройти половину галереи, когда она бросилась за ним и загородила дорогу.

– Пожалуйста, не уходи, – прошептали ее губы, а слезы текли по лицу.

Вериг резко остановился, сердце его бешено забилось.

– Ты не представляешь, что они могут сделать с тобой, – добавила она, утирая ладонью слезы.

– Кто? – тихо спросил он.

– Магистраты. Если узнают, осудят за сексуальное преступление, то есть незаконные половые отношения с благородной женщиной – приговорят к смерти.

– Думаешь, меня это волнует? Сколько раз меня приговаривали к смерти? День кажется скучным, если это не случается.

Ларвия улыбнулась сквозь слезы, покачав головой в ответ на абсурдность его слов.

– Ларвия, не сдерживай своих чувств, сейчас очень поздно, нет ни единой души, кроме нас, никто не увидит, если поступишь так, как хочешь, а не так, как обязана.

Ее глаза закрылись, а когда вновь открылись, выражение лица сделалось решительным и одновременно страстным.

Вериг протянул руки, и она бросилась в его объятия.