Текст книги "После Катастрофы"

Автор книги: Дора Штурман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 8 страниц)

"За десятилетия, что мы молчали, разбрелись наши мысли на семьдесят семь сторон, никогда не перекликнувшись, не опознавшись (выделено мною. – Д. Ш.), не поправив друг друга. А штампы принудительного мышления, да не мышления, а диктованного рассуждения, ежедённо втолакиваемые через магнитные глутки радио, размноженные в тысячах газет-близнецов, еженедельно конспектируемые для кружков политучёбы, – изуродовали всех нас, почти не оставили неповреждённых умов.

И теперь, когда умы даже сильные и смелые пытаются распрямиться, выбиться из кучи дряхлого хлама, они несут на себе все эти злые тавровые выжжины, кособокость колодок, в которые загнаны были незрелыми, – а по нашей умственной разъединённости ни на ком не могут себя проверить.

Мы же, остальные, до того иссохли в десятилетиях лжи, до того изжаждались по дождевым капелькам правды, что как только упадут они нам на лицо, – мы трепещем от радости: "наконец-то!", мы прощаем и вихри пыли, овеявшие их, и тот лучевой распад, который в них ещё таится. Так радуемся мы каждому словечку правды, до последних лет раздавленному, что этим первым нашим выразителям прощаем и всю приблизительность, и всякую неточность, и долю заблуждения даже бульшую, чем доля истины, – только за то, что "хоть что-то сказано!", "хоть что-то наконец!"..."

Для поколений, сформировавшихся умственно после Октября и бульшую часть жизни (тем более всю жизнь) питавшихся казенной умственной пищей (ведь даже и классика и переводы селекционировались), было подвигом сохранить стремление к истине, научиться отличать ее ото лжи. Мыслящим людям приходилось пробиваться сквозь тесную, с режущими уступами штольню. И сколько жизней повисло клочьями на ее стенах. А если не жизней, то изуродованных умов и поврежденных душ. Я не могу примириться с высокомерием тех (а они есть), кому либо обстановка и опыт семейные, либо собственная уникально ранняя проницательность уже в детстве и юности позволили не поддаться лжи. Ими все было понято так рано, что они отказываются видеть трагедию в жизни тех, кто постигал сущее с трудом или вовсе его не понял. Сегодня на улицах Москвы и на страницах российских газет мы видим, кто преобладал в поколениях 20-х годов рождения: ранние прозорливцы или слепые и обманутые.

Для Солженицына "Вехи" и "Из глубины", как и его собственные статьи в сборнике "Из-под глыб", явились лишь вехами осмыслительного пути. Не зная его публицистики и эссеистики, не обретя интереса к панораме "Красного Колеса", нельзя оценить того, что им сделано. Мыслители "Вех" и "Из глубины" обрели в нем продолжателя, но не эпигона. Он ничего не потерял из выполненной ими работы, но и не остановился на ими постигнутом. Вырваться из тюрьмы, осилить вколоченную в сознание ложь, вернуться к пройденному предтечами и наново, под другим углом зрения осмыслить, прощупать собственными руками множество нитей в узлах отечественной истории – много ли в истории мировой мысли таких примеров? Осталась самая малость: чтобы современники Солженицына его прочитали и поняли. Захотят ли? И успеют ли – вот в чем вопрос.

1994.

* В прошлом году сборники "Из глубины" и "Из-под глыб" рассматривались в опубликованном на страницах нашего журнала (в No 8) эссе Модеста Колерова "Самоанализ интеллигенции как политическая философия". (Прим. ред.)

1 Ленин В. И. Полное собрание сочинений, т. 35, стр. 195 – 205.

2 Все цитаты из статей сборника "Из глубины" даются по изданию: "Вехи. Из глубины". М. 1991.

3 Кагал (на иврите) – общественность, публика, община.

4 См.: Штурман Д. Городу и миру. "Третья волна". Париж – Нью-Йорк. 1988.

5 Все цитаты из статей А. Солженицына, помещенных в сборнике "Из-под глыб", даются по изданию: "Из-под глыб". М. 1992.

6 Слово "информация" употреблено здесь в наиболее общем и точном смысле (все сигналы, циркулирующие в Системе).

7 Я бы сказала – выше десяти классов школы.