Текст книги "Честь семьи Лоренцони"

Автор книги: Донна Леон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 16 страниц)

5

Хотя Брунетти не был лично знаком с комиссаром, возглавлявшим расследование дела в Тревизо, он хорошо запомнил комиссара Джанпьеро Ламу, ответственного за следственные мероприятия, проводимые в венецианском управлении полиции. Лама, уроженец Рима, который еще у себя в Тревизо прославился благодаря тому, что арестовал и отправил за решетку одного известного мафиози, прибыл в Венецию ровно за два года до своего повышения. Потом, получив должность вице-квесторе, он был переведен в Милан, где, как надеялся Брунетти, и пребывал до сих пор.

И хотя они с Брунетти работали вместе, впечатления друг от друга остались не самые радужные. Лама находил, что его коллега слишком нерешителен в том, что касается поимки преступников; в этом деле нужен риск, а он не способен рисковать. К тому же Лама был твердо уверен, что закон зачастую можно обойти, а иногда и нарушить, если это необходимо в интересах следствия. И не раз так бывало, что арестованные им лица были впоследствии отпущены в связи с нарушением следственного протокола, выявленного в магистратуре. Но, как это часто бывает, после того, как Лама взялся за это дело, никто и не думал обвинять его в нарушении закона, повлекшем за собой ложное обвинение непричастного к делу лица. Наоборот, его подчас напускная отвага, его бесстрашие только способствовали его карьере, помогая ему подниматься все выше и выше по служебной лестнице.

Брунетти вспомнил, что Лама допрашивал подругу Роберто, а значит, именно он проигнорировал ее предположение (а также предположение его отца) о чьей-то злой шутке. А если даже и поинтересовался этим, то позабыл занести их слова в протокол допроса.

Брунетти снова принялся делать пометки на конверте. На этот раз он составлял список людей, которые могли бы сообщить ему что-то новое; пусть даже не о самом похищении, но хотя бы о семье Лоренцони. Список возглавлял его тесть, граф Орацио Фальер. Если кто-нибудь в Венеции когда-либо и достигал заоблачных высот, используя благородное происхождение, богатство и деловые связи, это был не кто иной, как граф Орацио.

Появление синьорины Элеттры прервало ход его мыслей.

– Я только что позвонила Чезаре, – сообщила она, кладя на стол увесистую папку, – он заглянул в компьютер и нашел все, что нужно, так что, по его словам, раздобыть копию выступления не составит труда. Он пришлет ее с курьером сегодня, во второй половине дня. – Прежде чем Брунетти удалось вставить слово, она добавила: – Это вовсе не моя заслуга, Dottore. Он сказал, что приедет в Венецию через месяц, и я подозреваю, что он решил использовать наш разговор как предлог, чтобы повидаться с Барбарой.

– А курьер? – спросил Брунетти.

– Сказал, что доставит ее вместе с репортажем об этой злосчастной автостраде, который подготовила их съемочная группа, – сказала она, напомнив Брунетти о недавнем скандале.

Миллиарды лир были выплачены так называемым «друзьям» правительственных чиновников, которые затеяли строительство совершенно бесполезной автострады, соединившей Венецию с крохотным аэропортом. Некоторых впоследствии обвинили в растрате государственных средств, но, как это часто случается, дело «зависло» из-за бесконечных апелляций, в то время как бывший премьер-министр, который неплохо нагрел руки, провернув эту авантюру, не только продолжал получать от государства пенсию, но и, по слухам, переехал в Гонконг, чтобы преумножить там свое состояние.

С трудом оторвавшись от своих мыслей, Брунетти посмотрел на синьорину:

– Пожалуйста, поблагодарите его от моего имени.

– Нет-нет, Dottore, пусть лучше думает, что это не он, а мы делаем ему одолжение: даем ему шанс наладить отношения с Барбарой. Я даже сказала ему, что намекну ей о нашем разговоре, так что у него появится повод ей позвонить.

– А зачем вам это нужно? – спросил Брунетти.

– На тот случай, если он опять нам понадобится. Никто ведь не знает, когда нам снова потребуется помощь телевизионщиков, верно? – похоже, она искренне удивилась наивности Брунетти.

Брунетти, вспомнив о том, какой кавардак творился на телевидении во время недавней предвыборной кампании, когда владелец трех самых крупных телеканалов без зазрения совести использовал их для продвижения своих кандидатов, проницательно взглянул на синьорину. Он ждал, что еще она скажет по этому поводу.

– Думаю, что это неплохая возможность для них послужить на благо общества… В лице правоохранительных органов.

Брунетти, который старался по мере сил избегать дискуссий на политические темы, счел нужным прервать разговор, придвинув к себе папку с досье и поблагодарив синьорину, когда она уходила.

Телефон зазвонил прежде, чем Брунетти успел о чем-либо подумать; а он как раз собирался позвонить. Ответив на звонок, он услышал знакомый голос. Это был его брат.

– Гвидо, привет, come stai? [7]7
  Как дела? (ит.)


[Закрыть]

– Bene, – ответил Брунетти, недоумевая, с чего это Серджио вдруг вздумалось звонить в квестуру. И сразу же подумал о матери. – Что-нибудь случилось?

– Нет-нет, ничего особенного. С мамой все в порядке. Я по другому поводу звоню. – И, как это не раз бывало в детстве, его тон успокоил Брунетти, заставив его поверить в то, что все хорошо или будет хорошо. – Ну…

Брунетти промолчал.

– Гвидо, я знаю, ты навещал маму последние два воскресенья. Нет, подожди, дай мне сказать, пожалуйста. Я поеду к ней в это воскресенье. Но не мог бы ты съездить к ней в следующие два выходных?

– Разумеется, – сказал Брунетти.

– …Это очень важно, Гвидо. Иначе я не стал бы тебя просить. – Казалось, что Серджио не слышит его.

– Понимаю, Серджио. Нет проблем. Я поеду. – Брунетти сознавал, что почему-то стесняется спросить, что произошло.

– Сегодня я получил письмо, – продолжал Серджио, – три недели оно шло из Рима, представляешь? Puttana Eva! Да я за три недели оттуда пешком быстрее дойду! У них есть номер факса нашей лаборатории, так что ты думаешь, эти умники им воспользовались? Они послали письмо, черт возьми!

Зная характер Серджио, Брунетти понимал, что как только речь заходит о плохой работе в сфере обслуживания, его не остановить.

– Так что же было в письме, Серджио?

– Приглашение, разумеется. Потому-то я тебе и звоню.

– На конференцию по проблеме Чернобыля?

– Да, они попросили нас выступить с докладом о результатах наших исследований. По правде говоря, выступать будет Баттестини, поскольку он возглавлял это дело, но он попросил меня дать необходимые пояснения, а потом ответить на вопросы. Я и не думал, что придется ехать, пока не получил это приглашение. Вот почему я только сейчас смог тебе позвонить.

Серджио проводил исследования в медицинской радиологической лаборатории. Он, как казалось Брунетти, уже несколько лет твердил об этой конференции, хотя речь шла всего о нескольких месяцах. Когда колоссальный урон, нанесенный другой стране из-за некомпетентности ее властей, уже нельзя было больше скрывать, начались бесконечные конференции, посвященные последствиям взрыва на Чернобыльской АЭС, в частности выпадению радиоактивных осадков. И вот последняя должна была состояться в Риме, на будущей неделе. И ведь никто, ни одна живая душа, думал Брунетти, не осмелится выдвинуть предложение не строить больше ядерных реакторов, не проводить ненужных исследований – все в итоге выльется в бесконечные конференции, на которых участники, предварительно исписав груды бумаги, обмениваются леденящей душу информацией.

– Очень рад за тебя, Серджио. Поздравляю. Мария Грация тоже поедет?

– Пока не знаю. Она почти закончила работу на канале Джудекка, но тут кто-то попросил ее составить смету полной реконструкции четырехэтажного палаццо в Гетто, и если она не успеет разобраться с этим к моему отъезду, сомневаюсь, что она сможет поехать.

– А она тебя одного отпустит? – спросил Брунетти, сознавая, как глупо, должно быть, прозвучал его вопрос. Во многом похожие, они с братом очень любили своих жен, что было предметом постоянных насмешек со стороны их друзей.

– Если ей удастся заключить контракт, то я смогу запросто отправиться на Луну, а она даже и не заметит.

– Так о чем, говоришь, ваш доклад?

– Да так, в основном технические подробности, об изменениях в составе крови в течение первых двух-трех недель после сильного облучения. В Окленде, как мы выяснили, некоторые ученые проводят подобные исследования. Мы связались с ними и выяснили, что, похоже, пришли к одним и тем же результатам. Вот почему, в частности, я так хотел поехать на конференцию – Баттестини все равно поехал бы, но теперь нам оплатят все расходы, и мы сможем встретиться с этими ребятами и сопоставить наши результаты.

– Отлично, рад за тебя. Как долго ты там пробудешь?

– Конференция продлится шесть дней, с воскресенья по пятницу. Потом я планирую задержаться в Риме еще на пару дней; так что вернусь не раньше понедельника. Подожди минутку, сейчас я точно тебе скажу. – В трубке послышалось шуршание, – с восьмого по шестнадцатое. Я вернусь шестнадцатого утром. Гвидо, обещаю тебе, что следующие два выходных за мной.

– Ладно тебе, Серджио. Всякое бывает. Я присмотрю за мамой, пока ты будешь в отъезде, а потом ты поедешь к ней в ближайшее воскресенье. Потом – снова я. Не сомневаюсь, ты бы на моем месте поступил так же.

– Я просто не хочу, чтобы ты подумал, что мне неохота к ней ехать, Гвидо.

– Давай не будем об этом, ладно?

Брунетти был поражен, что брат до сих пор принимает так близко к сердцу все, что касается матери. В течение прошлого года он тщетно пытался, без малейшей надежды на успех, смириться с тем, что их мать, энергичная, жизнерадостная женщина, которая вырастила их, вложила в них душу, теперь не с ними. Но где? Где-то далеко-далеко, в сокрытом от посторонних глаз мире. В ожидании, когда наконец эта пустая безжизненная оболочка, бывшая когда-то ее телом, соединится с ней, дав ей возможность, покинув этот мир, обрести вечный покой у Престола Всевышнего.

– Не хотел я просить тебя об этом, Гвидо, – сказал брат, в очередной раз, по обыкновению, напомнив ему о своем старшинстве, о том, как он всегда боялся им злоупотребить, и об ответственности, которая вследствие этого была на него возложена.

Брунетти припомнил словечко stonewall, [8]8
  Уйти от настойчивого оппонента с помощью уклончивого ответа (англ.).


[Закрыть] которое частенько употребляли его американские коллеги, когда разговор заходил в тупик и нужно было срочно сменить тему. Вот и сейчас он попытался прибегнуть к тому же маневру:

– Как дела у ребят, Серджио?

Серджио рассмеялся в ответ: он, как всегда, считал необходимым оправдаться, а Гвидо казалось, что это вовсе не нужно.

– У Марко уже заканчивается срок службы в армии; в конце месяца приедет домой на четыре дня. А Мария Луиза болтает теперь исключительно по-английски. Так что этой осенью отправим ее в Лондон, любоваться картинами Куртолда. [9]9
  Галерея Куртолда – ценное собрание картин в Лондоне. Самая большая из представленных в ней коллекций – дар фабриканта С.Куртолда (1932 г.).


[Закрыть] Это какое-то безумие, Гвидо, ехать в Англию, чтобы изучать там технику реставрации!

Паола, супруга Брунетти, преподавала английскую литературу в университете Ка'Фоскари. Так что Серджио вряд ли удалось бы удивить Брунетти рассказами о несуразностях системы высшего образования в Италии.

– А она достаточно хорошо владеет языком?

– Куда уж лучше! Если бы это было не так, мы бы отправили ее к вам с Паолой на лето.

– И чем бы мы, по-твоему, с ней занимались? Болтали по-английски с утра до вечера?

– Ну да.

– Знаешь, Серджио, мы переходим на английский, только когда хотим, чтобы дети нас не поняли. Но теперь им так хорошо преподают его в школе, что они практически всё понимают, и мы и этого больше не можем делать.

– А ты попробуй перейти на латынь, – сказал Серджио со смешком, – она всегда тебе давалась.

– Боюсь, что я все позабыл. Сколько лет прошло… – отозвался Брунетти.

Ему стало грустно.

Серджио каким-то чудом уловил его настроение. Это ему всегда удавалось.

– Я еще позвоню тебе перед отъездом, Гвидо.

– Хорошо. Stammi bene. [10]10
  Будь здоров (ит.).


[Закрыть]

– Чао. – И Серджио положил трубку.

В течение своей жизни Брунетти не раз слышал подобное: «только благодаря ему…», и всякий раз не мог не вспомнить о Серджио. Когда Брунетти, который всегда хорошо учился, исполнилось восемнадцать, было решено, что на обучение в университете у семьи нет денег; что он должен сначала встать на ноги и начать вносить свой вклад в семейный бюджет. Брунетти желал учиться так же страстно, как другие в его возрасте желают близости с женщиной. Но что ему оставалось делать? Смириться и начать искать работу. И тогда Серджио, в то время только получивший должность техника-лаборанта, настоял на том, чтобы брат не прерывал учебу, при условии, что он сам будет оказывать семье посильную материальную помощь. Уже тогда Брунетти был уверен, что хочет изучать право, и не столько современное законодательство, сколько историю права, его эволюцию, и причины, по которым оно развивалось именно так, а не иначе.

Поскольку в университете Ка'Фоскари не было юридического факультета, Брунетти пришлось уехать в Падую, что прибавило Серджио новых расходов; ему даже пришлось отложить женитьбу на три года, в течение которых Брунетти стал одним из самых успевающих студентов на факультете. Он даже начал подрабатывать, давая уроки студентам младших курсов.

Не поступи он в университет, он никогда не встретил бы Паолу, с которой познакомился в студенческой библиотеке; и, разумеется, никогда не стал бы полицейским. Иногда он задавал себе вопрос: если бы обстоятельства сложились по-другому и он стал, к примеру, страховым агентом или обычным городским чиновником, изменился бы его внутренний взгляд на мир, на окружающие его вещи? Чувствуя, что праздные раздумья затянулись, Брунетти решительно протянул руку к телефону и снял трубку.

6

Брунетти так ни разу и не поинтересовался у Паолы, сколько комнат в особняке ее родителей; ему казалось, что это пошло. Он до сих пор не знал, сколько же на самом деле комнат в этом шикарном палаццо. Вот и сейчас он понятия не имел о количестве телефонных номеров, которыми располагал Орацио Фальер. Брунетти знал три номера: первый предназначался для публичного пользования, для друзей и партнеров по бизнесу, второй – только для членов семьи, и третий – личный номер графа, которым он практически не пользовался.

Сначала он позвонил по первому номеру, будто дело было не такое уж срочное и едва ли личное.

– Резиденция Фальер, – откликнулся незнакомый Брунетти мужской голос после третьего гудка.

– Доброе утро. Меня зовут Гвидо Брунетти. Я бы хотел поговорить с… – Брунетти слегка замешкался, стоит ли упоминать титул или достаточно будет сказать «с тестем».

– Он сейчас говорит по другой линии, Dottore Брунетти. Может, он перезвонит вам через… – затем последовала долгая пауза, – у нас тут отключили свет. Я сейчас вас соединю.

Брунетти услышал мягкий щелчок, а затем в трубке зазвучал глубокий баритон его тестя:

– Фальер.

Точка.

– Доброе утро. Это Гвидо.

Голос тестя слегка смягчился:

– А, Гвидо, как поживаешь? Как дети?

– У нас все отлично. А как вы? – у него не хватило духу выговорить «Донателла» (так звали его тещу), а называть ее графиней почему-то не хотелось.

– Мы тоже в порядке, спасибо. Так чем обязан? – Граф прекрасно понимал, что коль скоро зять позвонил ему, на то имелись веские причины.

– Мне хотелось бы знать, что вам известно о семье Лоренцони.

Граф замолчал. Судя по затянувшейся паузе, Брунетти догадался, что он мысленно копается в составленной за много лет картотеке скандальных историй и сплетен вперемешку с информацией, которой он располагал обо всех знатных семьях в городе.

– А почему тебя это интересует, Гвидо? – осведомился граф, а затем добавил: – Если это не секрет, конечно.

– Речь идет об останках молодого человека, которые раскопали неподалеку от Беллуно. Рядом с останками было обнаружено кольцо с фамильным гербом Лоренцони.

– Это мог быть тот, кто украл у него кольцо, – предположил граф.

– Разумеется, – согласился Брунетти, – но я внимательно изучил материалы дела о похищении Роберто, и у меня возникло несколько вопросов, которые я хотел бы прояснить, если вы, конечно, не возражаете.

– Например?

За двадцать с лишним лет своего знакомства с графом у Брунетти не нашлось бы повода упрекнуть его в несдержанности; мало того, он был уверен: что бы он ни сказал, это останется между ними.

– Двое допрошенных в ходе расследования лиц почему-то предположили, что это чья-то злая шутка. И тот камень, заблокировавший ворота… Его положили со стороны виллы.

– Признаться, Гвидо, я смутно припоминаю все эти подробности. Если мне не изменяет память, нас в то время не было в городе. Это произошло на их вилле, не так ли?

– Да, – отозвался Брунетти. В голосе графа прозвучала какая-то странная нотка. Это заставило его насторожиться, и он спросил: – А вам доводилось бывать там?

– Всего один или два раза, – уклончиво ответил граф.

– Тогда вам должно быть известно, как устроены ворота, – сказал Брунетти. Он решил, что не стоит пока напрямую спрашивать, насколько близки отношения между его тестем и семьей Лоренцони. Пока не стоит.

– Конечно. Они открываются вовнутрь. В стену вмонтировано переговорное устройство, и, чтобы проехать к вилле, каждый посетитель должен позвонить и представиться. Ворота можно открыть и из дома.

– Или снаружи, если известен код, – добавил Брунетти, – именно так и пыталась сделать подружка Роберто, но ворота не открылись.

– Ее фамилия Валлони, не так ли? – спросил граф.

– Да, – ответил Брунетти. Фамилия была знакома ему из материалов дела. – Франческа.

– Хорошенькая. Мы были на ее свадьбе.

– На свадьбе? И как давно она вышла замуж?

– Чуть больше года назад. За парня из семьи Сальвьяти. Энрико, сын Фульвио; помешан на быстроходных катерах.

Брунетти неопределенно хмыкнул. Признаться, ему не много было известно об этом молодом человеке.

– А вы были знакомы с Роберто?

– Встречался с ним пару раз. Не могу сказать, что он произвел на меня сильное впечатление.

Брунетти задумался, что дает графу право так нелестно отозваться о покойнике. Его титул, социальное положение? Или тот факт, что Роберто уже два с лишним года нет в живых?

– Почему же?

– Потому что он унаследовал всю гордыню своего отца и ни одного из его талантов.

– А какие таланты у графа Лудовико?

В трубке послышался шум, будто захлопнулась дверь, а затем граф сказал:

– Извини, Гвидо, я сейчас. – Через минуту он снова взял трубку: – Прошу прощения, Гвидо, но я только что получил факс, и мне нужно сделать несколько срочных звонков, пока мой агент в Мехико еще не ушел.

Брунетти не был уверен, но ему казалось, что разница во времени с Мехико составляет двенадцать часов.

– Разве там сейчас не двенадцать ночи?

– Да, но ему заплатили, чтобы он задержался в офисе, и теперь мне надо застать его, прежде чем он уйдет.

– Понятно, – вздохнул Брунетти. – Когда мне теперь вам позвонить?

Граф не замедлил с ответом:

– А мы не могли бы вместе пообедать, Гвидо? Я давно хотел кое о чем с тобой поговорить. Мы могли бы совместить полезное с приятным.

– С удовольствием. Когда?

– Прямо сегодня. Что, слишком скоро?

– Нет-нет, что вы. Я сейчас же позвоню Паоле. Вы хотите, чтобы она к нам присоединилась?

– Нет, – отрезал граф, а потом добавил: – Некоторые вопросы касаются непосредственно ее, так что ее присутствие было бы нежелательно.

Брунетти, которого резкий тон графа слегка сбил с толку, ответил только:

– Хорошо. Где мы встречаемся? – Он подумал, что граф назовет сейчас какой-нибудь шикарный ресторан.

– Есть один ресторанчик неподалеку от Кампо-дель-Гетто. Он принадлежит дочери одного моего знакомого и ее мужу. И готовят там очень вкусно. Думаю, что он нам вполне подойдет, если тебе не кажется, что это слишком далеко.

– Отлично. Как он называется?

– La Bussola. [11]11
  Компас (ит.).


[Закрыть] Это сразу за Сан-Леонардо, по дороге к Кампо-дель-Гетто-Нуово. Час дня тебя устраивает?

– Вполне. Встречаемся в ресторане. Ровно в час. – Брунетти положил трубку и снова придвинул к себе телефонную книгу. Перелистал страницы, пока не нашел фамилию Сальвьяти. В книге значился только один номер, принадлежавший Энрико, «консультанту». Брунетти всегда смущали и одновременно смешили подобные определения. Консультант!

К телефону долго никто не подходил; наконец чей-то женский голос раздраженно откликнулся:

– Слушаю!

– Синьора Сальвьяти? – осведомился Брунетти.

Женщина тяжело дышала, как будто ей пришлось бежать, чтобы взять трубку.

– Да, а в чем дело?

– Синьора Сальвьяти, с вами говорит комиссар Гвидо Брунетти. Я хотел бы задать вам несколько вопросов по делу о похищении Роберто Лоренцони.

Внезапно из трубки раздался громкий младенческий вопль; такой пронзительный и жалобный, что ни одна живая душа на свете не посмела бы его проигнорировать.

Он услышал, как трубка со стуком брякнулась на какую-то твердую поверхность; ему даже послышалось, что женщина попросила его подождать, но ее голос заглушил новый вопль, еще более пронзительный. Затем вдруг все стихло.

Она снова взяла трубку.

– По-моему, я вам уже все тогда рассказала. Я уже ничего не помню. Это было так давно. Столько воды утекло…

– Понимаю, синьора, но вы бы оказали неоценимую услугу, уделив мне совсем немного своего драгоценного времени. Это ненадолго, уверяю вас.

– Тогда почему мы не можем поговорить по телефону?

– Я предпочел бы встретиться с вами лично, синьора. Боюсь, что в данном случае телефон не самая лучшая идея.

– Когда? – с неожиданной готовностью осведомилась она.

– Я знаю, что вы живете в районе Санта-Кроче. Сегодня утром я как раз там буду. – На самом деле он не собирался туда ехать, но это было недалеко от traghetto [12]12
  Паром (ит.).


[Закрыть] на Сан-Маркуола, а значит, потом он мог быстро добраться до Сан-Леонардо, чтобы поспеть к обеду с тестем, – так что для меня не составит никакого труда заехать к вам. Если вы, конечно, не возражаете.

– Погодите, я только загляну в свой ежедневник и выясню, что у меня со временем, – отозвалась она и снова положила трубку.

Ей было семнадцать, когда Роберто похитили, так что сейчас ей нет еще и двадцати, да еще и грудной младенец… Неужели она так занята?

– Если вы придете не позже четверти двенадцатого, мы с вами сможем поговорить. Но имейте в виду, я уже приглашена к обеду.

– Великолепно, синьора. До встречи, – выпалил он и быстро повесил трубку, прежде чем она успела бы передумать или снова заглянуть в свой ежедневник.

Он позвонил Паоле и сообщил ей, что не сможет прийти сегодня домой обедать. Она, как всегда, приняла эту новость с такой бесстрастностью, что Брунетти заподозрил, что у нее имеются какие-то свои планы.

– А ты что будешь делать? – спросил он.

– Что ты сказал? Почитаю, наверное.

– А ребята? Ты справишься?

– С голоду они не умрут, не волнуйся. Ты же знаешь, как только мы с тобой перестаем следить за их манерами, у них сразу же просыпается волчий аппетит. Так что у меня будет куча свободного времени.

– Надеюсь, ты тоже поешь?

– Гвидо, ты помешан на еде. Ты ведь и сам это знаешь, правда?

– Только потому, что ты не даешь мне об этом забыть, дорогая, – рассмеялся он и хотел было добавить, что она, в свою очередь, помешана на книжках, но вовремя спохватился, что Паола вряд ли воспримет его слова как комплимент. Поэтому он сказал только, что будет дома к ужину, и повесил трубку.

Брунетти покинул здание, не сказав никому, куда идет, и благоразумно воспользовался боковой лестницей, принимая во внимание, что сейчас начало двенадцатого, а значит, вице-квесторе Джузеппе Патта, скорее всего, сидит у себя в кабинете.

Выйдя из квестуры, Брунетти с удивлением обнаружил, что на улице потеплело; на нем были теплый шерстяной костюм и пальто, которые он надел с учетом утреннего холода. Он зашагал было по набережной и уже собирался повернуть налево, к череде улочек, ведущих к площади Санта-Мария-Формоза, а уже оттуда – к мосту Риальто, но вдруг остановился и, решительно сняв пальто, устремился обратно, в сторону квестуры. Когда он подошел к зданию, охранники, сидевшие внутри, узнали его и открыли массивные стеклянные двери. Брунетти направился в небольшой кабинет, расположенный слева, где увидел Пучетти. Тот сидел за столом и говорил по телефону. Увидев начальника, Пучетти тут же положил трубку и вскочил на ноги.

– Пучетти, – заговорил Брунетти, сопровождая свои слова энергичным взмахом руки, показывающим, что он может садиться, – я хотел бы оставить здесь свое пальто. Буквально на пару часов. Я заберу его, как только вернусь.

Пучетти, вместо того чтобы занять свое место за столом, шагнул вперед и осторожно принял пальто из рук Брунетти.

– Я отнесу его к вам в кабинет, если вы не возражаете, Dottore.

– Нет-нет, пусть лучше останется здесь, не беспокойся.

– Лучше все-таки отнести его наверх, сэр. У нас тут за последнее время пропало несколько вещей.

– Как так? – удивился Брунетти. – Из комнаты охраны? В квестуре?

– Так точно, сэр, – отозвался Пучетти, кивая в сторону бесконечной очереди, протянувшейся от дверей «Ufficio Stranieri, [13]13
  Иностранный отдел.


[Закрыть] в которой, как казалось, сотни людей терпеливо ждали, пока им выдадут формы, после заполнения которых их пребывание в городе будет наконец узаконено. – Сейчас у нас тут полно албанцев и разных там славян, а уж они, как известно, тащат все, что плохо лежит.

Если бы Пучетти сказал нечто подобное Паоле, она просто-напросто стерла бы его в порошок, заклеймив фанатиком и расистом и доказав ему, что нельзя судить обо всей нации по отдельным ее представителям. Но поскольку Паолы в кабинете не было, а Брунетти, признаться, отчасти разделял взгляды Пучетти, он ограничился тем, что поблагодарил молодого человека и, выйдя из кабинета, покинул здание.