Текст книги "Буря в раю"

Автор книги: Донна Кауффман (Кауфман)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

– Звучит соблазнительно. Люблю красивые виды.

– Вот и хорошо. Увидимся завтра. – Эйприл спустилась вниз и чинно направилась по тропинке прочь, хоть ей и хотелось побежать сломя голову. Почему, черт возьми, при своем последнем замечании – про прекрасные виды – Джек Танго окинул ее с ног до головы таким внимательным взглядом?

Но Эйприл не хотела думать об этом. И тем более не хотела замечать своей ответной реакции.

Прихлебывая утренний чай, Эйприл любовалась океаном. Одна за другой набегали на берег беспокойные волны, и их стремительное движение казалось Эйприл схожим с бегом времени. Для нее сейчас время неслось стрелой, и каждый миг приближал неотвратимый провал.

Оторвавшись от моря, она перевела взгляд на снимки, отпечатанные сегодня фотографом-любителем – семнадцатилетним племянником Кармен, который заснял вчера репетицию свадьбы и торжественный обед.

– Сенатора Смитсона хватит удар, – пробормотала Эйприл. – А невеста меня просто убьет.

И поделом – можно ли поручать съемку такого мероприятия школьнику?

Странный холодок вдруг пробежал по спине Эйприл, а волосы на затылке зашевелились. И дело было не в прохладном бризе с моря. Просто где-то рядом появился Джек Танго.

Эйприл поспешно сунула фотографии под поднос. Джек уже садился напротив, и Эйприл не могла понять – да и не желала вдумываться, – как ей удалось почувствовать его появление.

– Я не опоздал? – Голос Джека звучал сонно и одновременно чувственно.

– Нет, что вы! – Эйприл подняла глаза и ту же сообразила, что совершает ошибку. Страшную ошибку.

Исчезла неопрятная щетина. Темно-русые волосы, слегка взъерошенные ветерком, блестели на солнце. Грязную рубашку Джек сменил на желтую футболку: судя по его манере укладывать багаж, футболка должна была бы быть измятой, но разгладилась, натянувшись на его могучих плечах.

Сердце Эйприл бешено забилось. Она боялась опускать глаза, чтобы выяснить, джинсы на нем или шорты. Лучше не знать. Так безопаснее.

– Как, неужели у вас принято завтракать в строгом костюме? – От Джека не укрылся ее пристальный взгляд, и уголки его рта изогнулись в насмешливой улыбке. – Фрак я надеваю только после девяти вечера, но, если хотите, могу пойти нацепить галстук.

Эйприл улыбнулась в ответ. Злясь на себя за слабость, она все же не могла не признать, что преображенный Джек Танго очаровал ее еще сильнее прежнего. Но вот Эйприл посмотрела ему в лицо – и улыбка ее поблекла. Нельзя смотреть ему в глаза. Это вторая ошибка. Еще страшнее первой.

Солнце светило Джеку в спину, на лицо падала тень – и на темном фоне, словно драгоценные камни, горели изумрудным пламенем его необыкновенные глаза. Вчера по дороге в гостиницу Эйприл убеждала себя, что в глазах у него нет ничего такого особенного. Это ей просто показалось. Но сейчас поняла, что обманывать себя бесполезно.

– Вы прекрасно выглядите, честно признала она.

– Вы позволите вернуть комплимент?

Он просто отвечает вежливостью на вежливость, сказала себе Эйприл. И нет в его улыбке ничего такого… В самой улыбке, может, и нет, но вкупе с изумрудными глазами…

«Прекрати, Эйприл! Думай о деле!» Эйприл бросила взгляд на лежащий перед ней листок бумаги – план мероприятий. До свадьбы осталось меньше десяти часов, а сколько еще не сделано…

– Спасибо, мистер Танго.

– Джек, – быстро ответил он.

У столика появился официант с меню.

– Buenos dias, сеньор, – приветствовал его Джек. – Huevos rancheros у una taza de cafe, por favor. – Официант кивнул, и оба мужчины выжидательно обернулись к Эйприл, которая уставилась на Джека, открыв рот. – Сеньора Морган?

– Сеньорита, – машинально поправила Эйприл. Но улыбка Джека вернула ее к реальности. Эйприл повернулась к официанту. – Спасибо, Антонио.

Седовласый официант величественно кивнул и исчез.

Я же говорил, что со мной не стыдно показаться на людях!

Эйприл повернулась к Джеку.

– Вы заказали кофе и пару яиц – местный завтрак. Хоть и говорите вы с сильным акцентом, мистер… – Джек приподнял бровь, и Эйприл осеклась. Нет, так не годится. Если она хочет уговорить его, то должна вести себя по-дружески. Извините, Джек. Но, если вы так хорошо говорите по-испански, отчего вышло вчерашнее недоразумение с Мигелем?

– Я был совершенно не в своей тарелке. Не спал уже… – Он взял вилку и начал разглядывать се, впервые за сегодняшнее утро, отведя взгляд от Эйприл. – Попросту говоря, я чувствовал, что еще немного – и свалюсь прямо там, где стоял. Ваш сторож нес какую-то ерунду, и мне трудно было его понять. – Он поднял глаза. – Надеюсь, у него не будет из-за меня неприятностей?

– Нет, что вы! Мигель работает у нас много лет почти с самого основания гостиницы. Он очень ценит свою должность и гордится ею, но иногда бывает чрезмерно…

– Чрезмерно услужлив? – Уголки его губ снова приподнялись в скупой улыбке.

– Да, есть немного. Я должна извиниться него, если он доставил вам беспокойство. Он просто слишком серьезно относится к своей работе. – Эйприл помолчала, затем, сделав глубокий вдох, перешла к делу: – У вас все в порядке. Я хочу спросить, ваш багаж не пострадал?

– Вы спрашиваете из бескорыстной заботы о клиенте или вам что-то нужно от меня и мое багажа?

Эйприл залилась краской. Неужели ее устремления столь очевидны? Или просто Джек Танго так проницателен? Он понял все еще вчера, хотя едва держался на ногах от усталости. Похоже, ничто не укрывается от пронзительного взгляда его зеленых глаз.

Мысль о никуда не годных снимках, спрятанных от нескромных глаз под подносом, и придала Эйприл сил. Свадьба состоится сегодня вечером, и терять ей нечего. Эйприл отпила чай, аккуратно поставила чашку на место и смело встретила испытующий взгляд Джека.

– И то, и другое.

Лицо Джека расплылось в широкой улыбке.

Благодарю, сеньорита! По мне, честность – лучшая политика. Но мой вчерашний отказ остается в силе.

– Неужели вам ни капельки нелюбопытно, о чем может просить гостя хозяйка гостиницы? – Эйприл пристально смотрела Джеку в лицо, но его интерес выдавали лишь веселые огоньки в зеленых глазах. – Вы меня даже не выслушаете?

– Вчера после вашего ухода я почти сразу заснул. Но помню, что последней моей сознательной мыслью было: «Как ухитряется такая хрупкая женщина управлять огромной гостиницей? – Он сделал выразительную паузу. – Теперь я, кажется, знаю ответ.

Эйприл принужденно улыбнулась. Что это значит? Он согласен? Или готов согласиться, нужно лишь еще немного надавить?

– Вчера я невольно обратила внимание на вашу экипировку…

– Да, я заметил.

По красивому лицу Джека расплылась далекая от светской вежливости улыбка. Эйприл напряглась, почти физически ощутив нанесенный ей удар. Однако терять было нечего, и она пошла напролом:

– Вы профессиональный фотограф?

– В своем деле я один из лучших. – Он ухмыльнулся еще шире, обнажив два ряда белоснежных зубов – великолепных зубов хищника.

Нет, сказала себе Эйприл, во второй раз она не попадется! Она получила суровый урок, и хотя прошло более десяти лет, те события еще свежи в ее памяти… К тому же она десять лет управляет гостиницей и за это время научилась общаться с самыми разными людьми. Так что с несговорчивым фотографом она как-нибудь справится!

– Вы делаете снимки за деньги? – настойчиво и терпеливо повторила она.

– Так вы передумали? – ответил он вопросом на вопрос, снова уходя от ответа. – Хотите мне позировать, но боитесь высокой платы? Не бойтесь, ваш фотопортрет я сделаю бесплатно, из чистого удовольствия.

– Боюсь, это невозможно, – вежливо ответила Эйприл.

Но улыбка Джека померкла, и Эйприл мгновенно раскаялась в своем отказе. В конце концов, ей нужна его профессиональная помощь. Другого выхода нет: если он не согласится, ее ждет позор. Ради спасения своей деловой репутации она просто обязана дать Джеку все, что он попросит!

Даже, если он потребует ее саму.

– Я уверена, здесь, в гостинице, вы легко найдете кого-нибудь, кто охотно согласится…

– Мне нужен не «кто-нибудь», а вы. – Он говорил негромко и мягко, но голос был холоден как лед, и Эйприл догадалась, что он оскорблен ее неудачным предложением. – Не потому, что вы первая, кого я здесь встретил. Не потому, что вы управляете гостиницей. И не потому, черт побери, что я хочу что-то получить от вас взамен своих услуг! – Джек вдруг осекся и опустил глаза, поигрывая вилкой. Он смотрел на длинную серебряную ручку так пристально, словно надеялся прочесть там ответ на какое-то свое мучительное сомнение.

Прежде чем Эйприл успела ответить, он вздернул голову и пригвоздил ее к месту взглядом.

– Впрочем, насчет последнего я поторопился.

Эйприл твердо решила слышать лишь то, что он говорит, и не обращать внимания на то, как звучат его слова.

– Что вы хотите этим сказать?

– Все очень просто. Я сделаю то, что вам нужно – в разумных пределах, конечно, – если вы согласитесь мне позировать.

– Но вы даже не знаете, чего я хочу! – Эйприл не пыталась скрыть своего изумления таким неожиданным поворотом разговора.

– Верно, не знаю. Но не думаю, что хозяйка первоклассной гостиницы станет просить гостя о чем-то незаконном. Или непристойном. Тем более что при малейшем намеке на фривольность вы заливаетесь краской, словно майская роза. – Эйприл снова покраснела, и быстрая, как молния, улыбка осветила лицо Джека. – Ну что, договорились?

При первой же его фразе у Эйприл буквально отвисла челюсть. Наконец она смогла закрыть рот и выдавить из себя слабое подобие фирменной улыбки.

– Вы правы, я не предлагаю вам ничего незаконного, – начала она, стараясь говорить небрежным тоном, но голос ее звучал сухо и напряженно. Комментировать последнее его заявление она, понятно, не собиралась вовсе. – Это отнимет у вас не больше двух-трех часов, и, разумеется, я готова оплатить ваши услуги.

– Я же сказал, деньги мне не нужны.

– Тогда что же вам нужно? – Эйприл прищурилась, голос ее предательски задрожал.

– Вы должны потратить на меня столько же времени сколько я на вас.

«Так я и знала!» – мысленно воскликнула Эйприл. Чего еще ждать от мужчин? Она уже сталкивалась с подобными предложениями, но на этот раз разочарование было острым и на удивление глубоким. Что ж, Джеку Танго, как и всем остальным, предстоит узнать, что Эйприл Морган не продается.

Эйприл не понимала и не хотела понимать, почему сама мысль о позировании Джеку так ее отталкивает. Она чувствовала, что сейчас не время для самоанализа, и поспешно подыскала самое простое объяснение. Только не хватало ей ходящего за ней по пятам человека с камерой! Мало ли в каком виде он может ее подстеречь, мало ли что потом сделает с этими фотографиями! А она – хозяйка гостиницы, ей нужно заботиться и о своей репутации!

И потом… он ничего не сказал о позировании. Кто знает, чем ей придется заниматься эти два или три часа?

– Договорились, – услышала она свой собственный голос. – Но при одном условии.

Джек, похоже, был искренне удивлен ее безропотным согласием. Отлично, мысленно воскликнула Эйприл. Очко в ее пользу.

– Каком же?

– Я уделяю вам время тогда, когда мне будет удобно. Ваша помощь нужна мне сегодня вечером, однако, боюсь, следующие несколько дней у меня полностью заняты.

У столика появился официант с подносом, и Джек молча кивнул. Дождавшись, пока официант отойдет, он поднял глаза:

– Я пробуду здесь пару недель, и у вас будет время, чтобы выполнить свое обещание.

Несколько минут прошли в молчании. Джек с аппетитом поглощал завтрак, а Эйприл размышляла о том, что же она только что ему пообещала. И не находила ответа.

– Вы будете доедать свой тост или скормите его птичкам?

Эйприл опустила глаза: только сейчас она заметила, что в задумчивости ковыряет вилкой ломтик поджаренного хлеба. Молча она отставила тарелку и взялась за чай. Интересно получается, думала она, Джек Танго рядом с ней спокоен и уверен в себе, а вот она рядом с ним – совсем наоборот. От чего же это зависит?

– Если вы больше не хотите, позвольте мне доесть? – Он указал на ее тарелку. – Я проспал почти сутки и теперь умираю от голода.

– Пожалуйста. Если хотите, я могу позвать официанта, и вы… – Она осеклась, увидев, как Джек пододвинул к себе тарелку и впился крепкими зубами в ту сторону тоста, от которой только что откусывала она сама.

Встретившись с ней взглядом, Джек молча улыбнулся, продолжая грызть хрустящий поджаренный ломтик хлеба. Эйприл смотрела на него как завороженная. Она никогда бы не подумала, что простой прием пищи может превратиться в эротическое действо! Но это случилось, и когда Джек покончил с тостом и с наслаждением облизывал вымазанные в масле пальцы, Эйприл почувствовала, что чашка с чаем мелко дрожит в ее пальцах.

– Как видите, официант не понадобился, – заметил он, наконец, вытирая руки льняной салфеткой. – Аппетит у меня зверский, но порой, чтобы удовлетворить его, достаточно чего-нибудь… небольшого, но вкусного.

Пока Эйприл гадала, не скрывается ли в его словах двойной смысл, Джек заговорил снова – и на этот раз выстрелил боевым патроном:

– Что до нашего договора – располагайте временем, как вам будет удобно. Но имейте в виду, mi cielo, я своего не упущу. И стоят мои услуги недешево.

Эйприл вскинула глаза и уставилась на Джека почти с ужасом. В мозгу ее резко прозвучал сигнал тревоги. Господи, за какие-то сутки Джеку Танго удалось разрушить стены, которые она старательно возводила вокруг себя десять лет! А может быть, все это время она лишь воображала себя в безопасности?

Но испанское выражение, которого она эти десять лет не слышала, помогло ей вернуться к реальности.

Mi cielo. Мои небеса.

Усилием воли Эйприл подавила непрошеную боль воспоминаний. Джек не мог знать, как больно ранят ее эти слова. Пожалуй, его испанский сослужил ей добрую службу: Эйприл ясно поняла – с этим сумасшествием пора кончать. Немедленно. Прямо сейчас. Она не хочет пережить все это снова. Никакая безумная страсть не стоит такого риска.

– Уверена, мы сможем прийти к согласию. – Она положила салфетку на пустой поднос. – А теперь, извините, мне пора идти. Я пришлю Антонио, и вы сможете заказать еще что-нибудь. Меню «Райского уголка» несколько эклектично: наш повар – француз, но он владеет секретами кухни многих народов мира и гордится своими талантами. Надеюсь, его кухня придется вам по вкусу. – Она поднялась и хотела идти, но голос Джека приковал ее к месту:

У каждого из нас – своя гордость. – Что бы ни чувствовал Джек, он явно не собирался открывать своих чувств: голос его был таким же непроницаемым, как и лицо.

Эйприл осмелилась поднять глаза.

– Думаю, мы оба это понимаем.

– И не только это.

Она замешкалась с ответом, и Джек, протянув руку, вдруг крепко сжал ее запястье. Эйприл оцепенела, но затем, собравшись с силами, твердо взглянула ему в глаза.

– Пожалуйста, отпустите меня!

Джек немедленно подчинился.

– Простите, я не хотел вас обидеть, – произнес он, как показалось Эйприл, вполне искренне. – Просто мне показалось странным, что вы уходите, так и не объяснив, что же, собственно от меня требуется?

Щеки Эйприл запылали. Господи, он сочтет ее полной идиоткой – и будет прав!

– Ах да, конечно…

Неожиданно Джек вытащил из-под подноса неудачные фотографии.

– Ваша просьба как-то связана с этим снимками?

Эйприл молча кивнула, но Джек этого не заметил. Он сосредоточенно разглядывал фотографии.

– Кошмар! Просто перевод пленки! – пробормотал он.

– Вы говорите таким тоном, словно плохо фотографировать – преступление! Я знаю, что снимки не слишком хороши, но…

– Не слишком хороши? Да я никогда еще не видывал такой халтуры! – С гримасой отвращения он взглянул на нее. – Надеюсь, это не вы снимали?

Эйприл невольно улыбнулась:

– Неужели вы работаете только для клиентов, которые умеют обращаться с камерой не хуже вас? Тогда мне на вас рассчитывать не стоит!

Эйприл ожидала саркастического ответа, но Джек молчал. Он словно застыл на месте, сжав в руке снимок; мгновение спустя пальцы его разжались, и фотография плавно спланировала на стол. Эйприл видела, как медленно расслабляются напряженные мышцы его спины и шеи. Похоже, она задела у него какое-то больное место.

«Что ж око за око», – сказала себе Эйприл, хотя победа не доставила ей никакого удовольствия.

– Простите меня, – сглотнув, произнесла она. Я пошутила.

– Знаю. – Он вздохнул и повернулся к ней лицом; уголки губ дрогнули в знакомой улыбке. – Не странно ли: ведь я приехал сюда, чтобы доказать!

– Что доказать?

– Что на меня нельзя рассчитывать.

3

– …А теперь поцелуйте новобрачную.

Жених откинул фату и с волнением вгляделся в глаза невесты – нет, теперь уже жены. Джек поймал в объектив этот взгляд, полный любви и нежности и, и щелчком камеры подарил ему вечность.

Губы новобрачных слились в поцелуе. Гости разразились приветственными криками и аплодисментами.

Поцелуй затягивался. Интересно, раздраженно подумал Джек, долго эта парочка может обходиться без кислорода? Или они решили немедленно исполнить последние слова брачного обета: «Пока смерть не разлучит нас…»?

На всякий случай он сделал еще несколько снимков и тронулся с места, чтобы запечатлеть новобрачных, когда они будут спускаться к гостям по белой ковровой дорожке, расстеленной ради такого случая на лужайке с восточной стороны здания.

Джек подхватил камеру и двинулся к импровизированному алтарю, украшенному цветами.

– Джек Танго снимает свадьбу! Надо же опуститься до такого! – проворчал он сквозь зубы.

Слава богу, его не видит Франклин! Старый друг, коллега и соперник отдал бы год жизни, чтобы застать обладателя Пулитцеровской премии за таким занятием. Джек не любил хвастать своими достижениями, но всякий, кто хоть что-нибудь смыслил в фотографии, согласился бы: это все равно что заставить Жана Поля Готье моделировать детский подгузник!

Джек растянул губы в улыбке и снова подтянул сползающий пояс. Пояс достался ему по наследству от Стива, а беглый фотограф, похоже, неплохо кормился в местном буфете. Устанавливая треногу, Джек рыскал взглядом по толпе – и по какой-то только богу ведомой причине взгляд его то и дело натыкался на Эйприл. Хозяйка гостиницы переходила от одной группы гостей к другой, и всюду ее встречали и провожали улыбки. Эта женщина умела вести светский прием. Гости были довольны.

Как ни странно, доволен был и Джек. И тщетно он убеждал себя, что ввязался в эту историю только из желания провести с прелестной хозяйкой несколько часов наедине. Нет, он все яснее понимал, что просто не смог бы ей отказать.

Эйприл повернулась спиной к толпе, и улыбка ее померкла. Джек увидел, как она поднесла к губам первый и единственный бокал шампанского. Теперь он понимал, что его влечение к Эйприл – не просто физическое. В этой хрупкой женщине он ощущал удивительную душевную силу и полноту жизни: казалось, от одного ее присутствия солнце светит ярче и трава становится зеленее. Однако за лучезарной улыбкой Эйприл Джек угадывал тревогу… нет, даже страх. Чутье журналиста подсказывало ему, что эта женщина что-то скрывает. Или от кого-то прячется.

Сегодня за завтраком Джек, бросив свою загадочную реплику, быстро перевел разговор на технические детали будущей работы. И Эйприл увлеченно – даже слишком увлеченно – пустилась с ним в обсуждение освещения и количества снимков. Джек мог поклясться, что она сама изо всех сил старалась замять чем-то неприятный ей разговор.

Эйприл поставила бокал, так и не отпив из него. Взгляд ее блуждал по толпе. Джек попытался проследить за ним, чтобы понять, кого она ищет, но тут же оборвал себя. «Нет, я в ее проблемы больше ввязываться не собираюсь… Черт бы побрал Франклина!» С этой мыслью Джек повернулся к Эйприл спиной и принялся за работу.

Надеясь, что его гримаса сойдет за улыбку, Джек сделал несколько снимков двоюродной бабушки жениха и подождал, пока родственники извлекут из-за праздничного стола троюродного дядю невесты. «Господи, хоть бы пленка поскорее кончилась!» – думал он. В этот миг в поле его зрения вновь возникла Эйприл: она с улыбкой пожимала руки жениху и невесте. Жених прошептал ей что-то на ухо, и Эйприл звонко, искренне рассмеялась.

Не раздумывая, Джек поднял камеру и сделал несколько снимков. Он еще ни разу не видел Эйприл такой радостной: его поразило ее открытое смеющееся лицо. Так вот какова Эйприл Морган, когда не притворяется и не скрывает своих чувств! Конечно, с ним она тоже была приветлива, даже улыбалась, но такая беззаботность…

Что же заставило женщину, столь живую и щедрую по натуре, скрыть свои душевные достоинства под маской приветливого безразличия? Джек познакомился с ней меньше суток назад, однако успел заметить неоспоримые признаки глубокой душевной раны. Ему ли не заметить! Сколько раз он наблюдал эти признаки в зеркале!..

– Извините, молодой человек, вы нас не снимите?

– А? – не слишком учтиво отозвался Джек. Обернувшись, он обнаружил перед собой компанию старушек, разодетых в немыслимые вечерние платья, вышедшие из моды лет этак пятьдесят назад. – Ах да. Разумеется, леди.

Джек улыбнулся, довольный возможностью отвлечься от неприятных мыслей. Начиная работать в журналах, он выработал для себя особый комплекс приемов, устанавливающих контакт между журналистом и объектом его репортерского внимания. Не последнее место среди них занимала улыбка. «Улыбайся – и мир улыбнется в ответ», – таков был девиз Джека.

– Без вашего группового фото свадебный альбом невесты будет неполным!

Час спустя Джек ругался сквозь зубы на нескольких языках и проклинал тот час, когда ввязался в эту затею. Вот уже полчаса он усаживал клиентов для последнего – самого распоследнего – группового снимка. Выяснилось, что куда-то исчезла тетушка Минни, и с полдюжины гостей отправились ее отыскивать.

Никогда больше, клялся себе Джек, ни одна хрупкая фея с волосами цвета воронова крыла не втянет его в подобное предприятие! Ни какую плату! Дело того не стоит!

Дожидаясь, пока все усядутся, Джек скользил глазами по праздничным столам. В дальнем конце одного из столов он увидел Эйприл: подвыпивший сенатор Смитсон, обняв ее за плечи, что-то по-отечески ей втолковывал.

Джека поразило ее лицо – бледное, напряженное, с плотно сжатыми губами. Журналистские инстинкты немедленно подсказали ему, что на том конце стола происходит нечто из ряда вон выходящее, но в следующий миг…

Что за чувство охватило его? Желание защитить? Или, может быть, ревность?

«Успокойся, Танго! – приказал он себе. – Сенатор ей в отцы годится. Или в друзья отца. Возьмись-ка лучше камеру, не пропускай такой кадр!»

Кивком головы Джек подозвал к себе племянника Кармен – начинающий фотограф вызвался ему помогать, – поспешно, не заботясь больше о том, попадет ли в кадр голова тети Минни, объяснил ему, как настраивать фокус и куда нажимать, а сам достал из сумки на поясе более сильный объектив, поставил его на свою камеру и двинулся вдоль стола, раздвигая плечом толпу и следя за тем, чтобы не сбить локтем какую-нибудь салатницу. Он хотел подойти к Эйприл и сенатору поближе, прежде чем они закончат разговор.

Вскоре Джек увидел их снова. Сенатор уже отпустил Эйприл: теперь он рассматривал ее, стоя на расстоянии вытянутой руки, и, по всей видимости, отпускал комплименты то ли ей самой, то ли ее платью. Платьем Джек успел восхититься и сам. Белоснежное, с открытыми плечами и пышной юбкой, оно удивительно шло Эйприл, подчеркивая ее нежную женственность… Джек мысленно напомнил себе: не забыть вытащить из пачки снимков, предназначенных для невесты, сделанные им сегодня фотографии Эйприл.

Сейчас Джек стоял по другую сторону стола, как раз возле многоэтажного свадебного торта. Он навел камеру и взглянул в объектив, но в этот миг широкая спина сенатора закрыла от него Эйприл. Когда же Джек увидел женщину снова, то застыл, словно сапер на минном поле, как будто малейшее его движение могло вызвать страшный взрыв. Лицо хозяйки гостиницы было белым, как шелк ее платья.

Джек ни минуты не колебался. Чертыхаясь сквозь зубы, он бросился вокруг стола к ней.

Смитсон, абсолютно слепой ко всему, что творилось с его собеседницей, отпустил еще какую-то реплику. Эйприл пошатнулась, словно ее не держали ноги. Джек оперся рукой о стол между двумя блюдами и, перепрыгнув через него, направился прямо к ней.

…Чья-то крепкая рука поддержала ее под локоть. Обернувшись, Эйприл встретилась с улыбающимся Джеком – казалось, он материализовался из ниоткуда. Крепко обняв ее за талию левой рукой, правую руку он протянул сенатору Смитсону.

Чудесная свадьба, сенатор. Вы, должно быть, гордитесь своей дочерью. – Джек горячо тряс руку сенатора, все крепче прижимая Эйприл к себе.

Седовласый джентльмен с достоинством закивал:

– Да, Дэб – моя единственная дочь. Простите, не припомню вашего имени, молодой человек, кажется, я где-то вас встречал. – Говорил он с техасским акцентом, таким же сильным, как линзы его очков.

Джек старательно смотрел сенатору в глаза.

«Идиот, – подумал он, – как же я не сообразил, что он может меня узнать!» Правда, Джек редко брался за политические репортажи, но благодаря средствам массовой информации мир в наше время стал тесней, чем прежде.

– Вы не…

– Местный фотограф? Да, он самый. Мисс Морган наняла меня специально для съемок этой свадьбы. – Он наконец отпустил руку сенатора и потряс камерой, как бы подкрепляя свои слова.

– Что ж, уверен, вы отлично поработали.

Сенатор снова нацепил маску счастливого отца, и Джек украдкой вздохнул с облегчением.

– Должен вам признаться, – продолжал старик, – что я не входил ни в какие детали. Просто оплатил счета. Устройством банкета занималась Марта – моя жена.

Эйприл все еще отчаянно прижималась к Джеку, словно прося защиты. Джек готов был поспорить на приз «Хассельблад», что через несколько минут она устыдится своей слабости. Однако эта мысль не поколебала его решимости защитить ее любой ценой.

Эйприл не знала, что и думать о странном поведении Джека. Впрочем, сейчас ее занимало только одно: скоро ли от нее отвяжется старик? Эйприл чувствовала, что еще секунда – и она упадет замертво с приклеенной к лицу улыбкой. В какой-то миг Джек ослабил хватку, но она прижалась к нему так, словно спасала свою жизнь.

– Все в порядке, mi cielo, – прошептал ей Джек, пока сенатор увлеченно расхваливал свою дочь. – Обопритесь на меня.

Эйприл сжалась в комок.

– Спасибо, но я могу сама… – начала она шепотом, но Джек только крепче прижал ее к себе и снова обернулся к сенатору.

– Ах, сенатор, не могу поверить, что мне удалось сфотографировать вас вместе с вашей прелестной женой… если не ошибаюсь, ее зовут Мартой? – С этими словами Джек подхватил простодушного политика под руку и вместе с Эйприл повел к уставленному закусками столу.

– Кстати, мне показалось…

– Извините, сенатор, – вежливо перебил его Джек, – я хочу предложить мисс Морган подкрепиться. Увлеченность работой – страшная штука: мисс Морган вечно не хватает времени поесть. Она, наверно, умерла бы с голоду, если бы благодарные служащие не заботились о ней.

Джек болтал, не давая ни сенатору, ни Эйприл вставить ни слова. Впрочем, Эйприл и не смогла бы сейчас поддерживать светскую беседу: слишком сильно она была потрясена новостью, которой поделился с ней «между прочим» словоохотливый сенатор. Эйприл и оглянуться не успела, как Джек усадил ее в кресло; в одной руке у нее оказалась тартинка, в другой – стакан пунша. Когда Эйприл немного пришла в себя и сообразила, что надо бы поблагодарить его за помощь, Джек уже беседовал с сенатором на другом конце лужайки.

Рассеянно откусывая кусочек тартинки, Эйприл наблюдала, как к двум мужчинам присоединяется Марта Смитсон – элегантная блондинка средних лет. Джек немедленно обратил все свое очарование на даму.

«Но как он догадался, что мне нужна помощь? – спрашивала себя Эйприл. – И чем мне придется заплатить за его «благородный порыв»?»

Во время церемонии и последующего обеда Эйприл несколько раз ловила на себе пристальный взгляд Джека. Она уже не спрашивала себя, как ей удается спиной чувствовать его взгляд: она просто чувствовала, и все. Не хватало еще признаваться себе в том, что Джек интересует ее не меньше, чем она его!

Эйприл с трудом отвела взгляд от Джека и занялась едой. Что из того, что строгий костюм сидит на нем как влитой, а брюки только подчеркивают длинные мускулистые ноги? Смокинг идет всем мужчинам.

Почему же тогда Эйприл не может избавиться от мыслей о его мощном и гибком теле?

И он снова назвал ее «mi cielo». Это испанское обращение глубоко въелось ей в память – не вытравишь и кислотой. Так называл Эйприл отец. Именно с этим ласковым словечком на устах он уговаривал ее не подавать в суд на Алана Маркхема – патрона Эйприл, партнера ее отца и кандидата в сенат штата – за сексуальные домогательства.

Задолго до того, как дело дошло до суда, отец заговорил с ней совсем другим тоном. А потом новоиспеченный сенатор, воспользовавшись своими связями, облил отца и дочь потоками грязи – и с отцовской любовью было покончено. Уже более десяти лет Эйприл не слышала от отца ни слова.

И вот теперь Эйприл узнает, что Маркхем, опозоривший ее перед целой страной, выставил свою кандидатуру в президенты Соединенных Штатов…

Кусок застрял у нее в горле. Пора кончать. Больше она этого не выдержит. Эйприл отдала тарелочку с недоеденной тартинкой и недопитый пунш пробегавшему мимо официанту и пошла попрощаться с молодыми. Новобрачные едва заметили, что хозяйка гостиницы уходит: они не отрывали друг от друга счастливых глаз.

При виде влюбленной пары сердце Эйприл сжалось от горечи, но она подавила неуместное чувство и начала оглядываться, ища глазами сенатора и его жену. Невежливо уходить, не прощаясь, но, по совести сказать, Эйприл готова была бежать без оглядки – так ей сейчас было худо.

Наконец ярдах в десяти от себя Эйприл заметила родителей невесты. Джек по-прежнему развлекал их беседой. Забыв о вежливости, Эйприл развернулась и поспешно пошла, почти побежала к себе в кабинет. Сейчас она не смогла бы объяснить даже самой себе, какой встречи больше опасалась – с сенатором или с Джеком.

Джек поднял глаза – как раз вовремя, чтобы заметить, как Эйприл исчезает в дверях гостиницы. «Черт возьми!» – мысленно воскликну он. Сердце Джека устремилось за ней, но, сдержав свой порыв, он отпил глоток вина и спокойно продолжал беседу. Чтобы узнать, что произошло у Эйприл с сенатором, времени ему хватит. Джек взглянул на часы. Так… если он не ошибся в подсчетах, Эйприл должна ему пять часов свободного времени.

Будем надеяться, что она не станет увиливать. Он честно выполнил свое обещание и ждал того же от нее. Дело в том, что, по крайней мере для него, стадия игр в их отношениях уже окончилась.