Текст книги "Подсказчик"

Автор книги: Донато Карризи

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 30 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Донато Карризи
Подсказчик

«Тюрьма

Исправительное учреждение № 45

Рапорт директора тюрьмы доктора Альфонса Беренджера

от 23 ноября сего года

Генеральному прокурору

Дж. Б. Мартину

Совершенно секретно

Уважаемый господин Мартин, позволю себе довести до Вашего сведения свои наблюдения по поводу необычного поведения одного задержанного нами субъекта.

Речь идет о заключенном под номером RK-357/9. Мы называем его только таким формальным образом по причине нежелания этого человека сообщить свои имя, фамилию и место рождения.

Задержание произошло 22 октября. Этот человек один в голом виде бродил ночью по проселочной дороге в районе.

Сравнительный анализ отпечатков его пальцев с уже имеющимися в нашей базе данных полностью исключил факт его привлечения к уголовной ответственности за предыдущие преступления либо за участие в еще не раскрытых правонарушениях. Тем не менее задержанный, многократно отказывавшийся назвать себя, даже в присутствии судебных органов, был осужден и приговорен к четырем месяцам и восемнадцати дням тюремного заключения.

С момента появления в стенах исправительного учреждения заключенный ни разу не был уличен в недисциплинированности, проявлял полную лояльность по отношению к тюремным правилам. Между тем этот человек очень замкнут, нелюдим и плохо идет на контакт.

Возможно, ввиду этого обстоятельства никто никогда ранее не замечал никаких странностей в его поведении, на которые обратил внимание один из наших вновь прибывших сотрудников охраны.

Заключенный при помощи куска фетровой ткани полностью обрабатывает поверхность каждого предмета, с которым контактирует, тщательно собирает все щетинки и волосы, ежедневно выпадающие с его головы, после каждого использования до блеска чистит столовые приборы и унитаз.

Отсюда следует, что перед нами либо человек с маниакальной чистоплотностью, либо, что более правдоподобно, субъект, который любой ценой стремится избежать оставленного после себя „органического материала“.

Вследствие этого у нас возникли серьезные подозрения по поводу того, что заключенный под номером RK-357/9 совершил какое-либо особо тяжкое преступление и хочет воспрепятствовать нам в получении своего ДНК для его идентификации.

Вплоть до сегодняшнего дня арестованный имел возможность находиться в камере вместе с другим заключенным, который совершенно определенно способствовал его намерениям скрыть свои биологические следы. Ставлю Вас в известность о том, что с сегодняшнего дня мы в качестве первоочередной меры лишили этого человека условий совместного пребывания, поместив его в одиночную камеру.

Всем вышеизложенным ставлю Ваше ведомство в известность о необходимости проведения дополнительного расследования и ходатайствую, в случае необходимости, о принятии судебными органами чрезвычайных мер по принуждению его к проведению проб на ДНК.

При этом следует учесть тот факт, что по истечении 109 дней (12 марта) подойдет к концу срок его тюремного заключения.

С уважением, директор тюрьмы

д-р Альфонс Беренджер».

1

Место в окрестностях В.

5 февраля

Его уносила гигантская ночная бабочка, по памяти уверенно ориентировавшаяся в ночи. Она вращала пыльными крыльями, ловко увертываясь от столкновений с горами, невозмутимыми, как уснувшие плечом к плечу великаны.

Над ними – бархатное небо. Под ними – густой лес.

Пилот обернулся к пассажиру и указал на находившуюся на земле огромную белую дыру, похожую на светящееся жерло вулкана.

Вертолет повернул в том направлении.

Они приземлились через семь минут на обочине федеральной трассы.

Дорога была перекрыта, а весь район оцеплен полицией. Мужчина, одетый в синюю униформу и с трудом удерживавший свой непослушный галстук, шел навстречу пассажиру, вплотную приближаясь к винтам машины.

– Добро пожаловать, доктор, мы вас ждали, – сказал он нарочито громко, чтобы перекричать гул вращающихся винтов.

Горан Гавила ничего не ответил.

Спецагент Стерн продолжил:

– Пройдемте. Я все объясню по пути.

Они шли по неровной тропинке, оставив за спиной гудящий вертолет, который вновь набирал высоту, засасываемый чернильно-черным небом.

Густой туман сползал как покрывало, обнажая расплывчатые очертания холмов. А вокруг ночь была наполнена смесью лесных ароматов, смягченных влажным воздухом, который, поднимаясь по одежде, обдавал кожу приятной прохладой.

– Все не так просто, уверяю вас. Вам нужно увидеть это своими глазами.

Стерн шел на несколько шагов впереди, руками прокладывая дорогу среди зарослей кустарника, и, не глядя на собеседника, продолжал рассказывать:

– Все произошло сегодня утром, около одиннадцати часов. Два подростка шли с собакой по тропинке. Они вошли в лес, поднялись на холм и вышли на поляну. Их пес породы лабрадор, а им, знаете ли, очень нравится что-нибудь раскапывать… В общем, что-то учуяв, собака едва не обезумела и раскопала небольшую яму. Так появилась первая.

Горан старался не отставать, когда они все дальше углублялись в густые заросли растительности на склоне холма, становящегося постепенно все круче и круче. Он заметил маленькую дырку у Стерна на брюках, на уровне колен, – явный признак того, что этой ночью он не раз проходил этот путь.

– Само собой, подростки сразу же убежали и сообщили о случившемся в местные органы полиции, – продолжал агент. – Те прибыли, произвели осмотр непосредственно места и окрестностей в целом ради обнаружения еще каких-либо улик. В общем, все как обычно. Затем кому-то в голову пришла мысль продолжить раскопки, чтобы посмотреть, нет ли там еще чего-нибудь… и так появилась вторая! Пока нам доподлинно неизвестно, что еще скрыто под землей. Вот мы и пришли…

Прямо перед ними открылась небольшая поляна, освещаемая прожекторами – то самое светящееся жерло вулкана. Лесные ароматы неожиданно улетучились, и оба мужчины почувствовали характерный едкий запах. Горан, глубоко вдыхая, поднял голову.

– Фенол, – определил он.

По кругу было выкопано несколько маленьких углублений. Человек тридцать в белых комбинезонах при свете галогеновых марсианских ламп, вооружившись маленькими лопатками и кисточками, осторожно снимали верхние пласты грунта.

Одни отсеивали траву, другие фотографировали и аккуратно регистрировали каждую находку. Они двигались как в замедленной съемке: все их движения были точны, четко выверены, размеренны до гипнотизма и покрыты пеленой сакрального безмолвия, лишь изредка нарушаемой маленькими взрывами вспышек фотоаппаратов.

Горан сразу заметил среди них спецагентов Розу Сара и Бориса Клауса. Здесь был и старший инспектор Роке, который тут же его узнал и большими шагами устремился к нему навстречу. И прежде чем тот успел открыть рот, доктор первым задал вопрос:

– Сколько всего?

– Пять. Каждая длиной пятьдесят сантиметров, двадцать в ширину и еще пятьдесят сантиметров в глубину… Как по-твоему, что может быть погребено в таких ямах? Везде только одно. Все то же самое.

Криминалист внимательно посмотрел на Роке.

Затем последовал ответ:

– Левая рука.

Горан перевел взгляд на людей в белом, копавшихся на этом нелепом кладбище под открытым небом. Земля отдавала всего лишь разложившиеся человеческие останки, но первопричина этого злодеяния должна быть установлена раньше этого остановившегося и нереального времени.

– Это они? – спросил Горан. Но на этот раз он уже знал ответ.

– Согласно анализу, все трупы женского пола. Кроме того, все они – белые, возраст – между девятью и двенадцатью годами…

Девочки.

Роке произнес эту фразу на одной ноте. Во рту горчило, словно от скопившейся слюны.

Дебби. Аннеке. Сабина. Мелисса. Каролина.

Все началось двадцать пять дней назад с небольшой заметки в провинциальной газете: исчезновение юной ученицы престижного колледжа для детей из богатых семей. Все думали, что речь идет о банальном побеге. Героине этой истории было двенадцать лет, и ее звали Дебби. Одноклассники вспомнили, что видели ее уходившей из школы после уроков. В спальном корпусе отсутствие девочки заметили только после вечерней поверки. Это событие походило на те истории, которые сначала заслуживают место центральной статьи на третьей странице газеты, но затем уменьшаются до размеров незначительной заметки в ожидании счастливого конца.

Однако вскоре исчезла Аннеке.

Это произошло в маленьком городке с деревянными домами и белой церковью. Аннеке было десять лет. Сначала все думали, что девочка, вероятно, заблудилась в лесу, где она часто устраивала головокружительные гонки на своем горном велосипеде. В ее поисках приняли участие все жители города. Безуспешно.

Прежде чем люди могли осознать, что же случилось на самом деле, произошло еще одно исчезновение.

Третью девочку звали Сабина. Она была самой маленькой – всего семь лет. Все произошло в городе, в субботу вечером. Она отправилась с родителями в луна-парк, точно так же, как и множество других семей. Взобралась на лошадку одной из каруселей, до отказа переполненной детьми. Ее мать, увидев, как дочь промчалась мимо нее в первый раз, помахала ей рукой. Затем второй круг – и женщина махнула снова. Больше Сабины уже не было.

Только тогда кто-то предположил, что исчезновение сразу трех девочек на протяжении всего трех дней отнюдь не простая случайность.

Внезапно поиски приобрели широкомасштабный характер. Были организованы телевизионные обращения к общественности. Сразу же заговорили об одном или нескольких маньяках, возможно даже о целой преступной банде. На самом же деле какие-либо конкретные сведения для формулирования точной гипотезы в расследовании отсутствовали. Полиция организовала телефонную линию для сбора информации, включая ее анонимную форму. Сигналов поступало сотни, и для того, чтобы проверить каждый, потребовались бы месяцы. Но о девочках по-прежнему не было никаких известий. Более того, поскольку исчезновение детей происходило в разных населенных пунктах, местные правоохранительные органы так и не смогли прийти к согласию в вопросах юрисдикции.

Подразделение по расследованию особо тяжких преступлений под руководством старшего инспектора Роке приступило к работе только сейчас. Случаи исчезновения людей не входили в компетенцию его группы, но нарастающий массовый психоз вынудил пойти на этот исключительный шаг.

У Роке и его подчиненных уже вовсю кипела работа, когда исчезла четвертая девочка.

Мелисса была самой старшей из всех – ей было тринадцать лет. Как и для всех девочек этого возраста, ее родители, опасавшиеся, что их дочь может стать жертвой маньяка, державшего в страхе всю страну, установили для нее комендантский час. Но нахождение Мелиссы взаперти совпало с днем ее рождения, а у нее на этот счет были совсем иные планы. Она с подругами придумала небольшой план побега, чтобы отметить свое торжество в боулинг-клубе. Явились все, кроме Мелиссы.

С этого дня началась охота за монстром, зачастую спонтанная и беспорядочная. На поиски детей были мобилизованы почти все горожане, готовые даже учинить самосуд. На дорогах полиция установила блокпосты. Ужесточился контроль за субъектами, имевшими судимости либо подозреваемыми в совершении преступлений в отношении несовершеннолетних. Родители не решались выпускать детей одних из дому, даже в школу. Многие учебные заведения были закрыты по причине отсутствия учеников. Люди покидали свои жилища только в случае крайней надобности. С наступлением часа X улицы городов пустели.

Пару дней сообщений о новых исчезновениях не поступало. Многие стали подумывать, что все предпринятые меры предосторожности, направленные на сдерживание любых поползновений маньяка, привели к желаемому результату. Но они ошибались.

Похищение пятой девочки стало самым громким.

Ее звали Каролина, и было ей одиннадцать лет. Девочку, сонную, похитили прямо из кровати собственной комнаты, находившейся по соседству со спальней родителей, которые ничего не заподозрили.

Пять похищенных девочек за одну неделю. Потом семнадцать долгих дней затишья.

Вплоть до сего момента, до обнаружения этих пяти закопанных рук.

Дебби. Аннеке. Сабина. Мелисса. Каролина.

Горан перевел взгляд на круг из небольших углублений. Мрачный хоровод рук. Ему казалось даже, что он слышал звуки детской песенки.

– С этого момента становится ясно, что речь уже идет не просто о случаях исчезновения, – продолжал Роке, жестом призывая окружающих выслушать его краткую речь.

Такова была давняя традиция. Роза, Борис и Стерн приблизились к нему и слушали его замечания, уставившись в землю и скрестив за спиной руки.

– Я думаю о том, кто привел нас сюда в этот вечер. О том, кто предвидел все произошедшее. Мы здесь только потому, что именно онэтого захотел и именно онвсе это задумал. И соорудил это все для нас. Это зрелище рассчитано на нас. Только для нас он приготовил его очень тщательно, предвкушая этот момент и нашу реакцию. Для того чтобы ошеломить нас, показать нам, насколько он велик и силен.

Все закивали.

И каким бы изощренным этот субъект ни был, он действовал абсолютно спокойно.

Роке, который на всякий случай уже давно включил Гавилу в оперативную следственную группу, обратил внимание на то, что криминолог, неподвижно глядя перед собой, был полностью поглощен своими мыслями.

– А ты, доктор, что об этом думаешь?

Горан, вынырнув из глубокого молчания, в котором пребывал, произнес только одно слово:

– Птицы. – Сначала никто не понял. Но он невозмутимо продолжал: – Я не сразу заметил и только сейчас обратил на это внимание. Странно. Послушайте…

Из мрака леса доносилось щебетание множества птиц.

– Они поют, – с изумлением произнесла Роза.

Горан обернулся к ней и согласно кивнул.

– Все дело в свете. Птицы перепутали и решили, что это рассвет. И потому запели, – объяснил Борис.

– Вам кажется, что в этом нет никакого смысла? – снова продолжил Горан, теперь уже глядя прямо на них. – Тем не менее он есть… Пять закопанных рук. Части тел, лишенные самих тел. Если на то пошло, во всем этом нет никакой жестокости. Без тел нет лиц, без лиц – нет индивидуумов, личностей. Нам следует задаться вопросом: «А где же девочки?» Потому как здесь, в этих могилах, их нет. Мы не можем посмотреть им в глаза. Не можем почувствовать, что они такие же, как мы… Потому что, на самом деле, во всем этом нет ничего человеческого. Это – только части…Никакого сострадания. Он не позволил его почувствовать. Он оставил нам только страх. Невозможно испытать жалость к этим маленьким жертвам. Он всего лишьхочет, чтобы мы знали, что они мертвы… Тысячи птиц во мраке вынуждены щебетать вокруг неестественного по своей природе света. Нам не удается увидеть их, в то время как они наблюдают за нами – тысячи птиц. Что это такое? Все очень просто. Вот он – результат обмана. Обратите внимание на фокусников: зло, принимая форму самых обыденных вещей, иногда вводит нас в заблуждение.

Мертвая тишина. Криминолог очередной раз отыскал маленькое и емкое, полное особого смысла символическое значение. То, что другим зачастую просто не под силу увидеть либо – как в этом случае – почувствовать. Детали, очертания, оттенки. Мрак, окружающий вещи, темная аура, в которой притаилось зло. У каждого убийцы есть свой замысел, точная форма, обеспечивающая ему удовлетворение и гордость. Самая сложная задача – понять, каково же его видение. Именно поэтому Горан был здесь. Именно за этим его и позвали: он нужен был для того, чтобы, опираясь на вселяющие уверенность сведения его науки, найти это необъяснимое зло.

В этот момент к ним приблизился техник в белом одеянии и с выражением недоумения на лице обратился напрямую к старшему инспектору:

– Господин Роке, тут еще одна проблема… теперь рук уже шесть.

2

Учитель музыки разговаривал.

Однако вовсе не это было самым удивительным. Подобное случалось неоднократно. Многие одинокие люди, сидя за стенами собственного дома, высказывают вслух свои мысли. Миле тоже случалось разговаривать с самой собой, когда она оставалась одна.

Нет, самое поразительное заключалось в другом. И именно это стоило целой недели засад, устроенных ею на холоде в собственной машине, неотлучно находившейся перед домом коричневого цвета. При помощи маленького бинокля девушка следила за тучным и белесым мужчиной лет сорока, преспокойно передвигавшимся в своей маленькой, размеренной вселенной и постоянно повторявшим одни и те же жесты, словно это были нити паутины, о которых, однако, знал только он один.

Учитель музыки разговаривал. Но на этот раз новость заключалась в том, что он называл имя.

Мила видела, как буква за буквой оно возникало на его губах. Пабло. Это было подтверждением, ключом, позволявшим ей проникнуть в этот таинственный мир. Теперь он был ей известен.

У учителя был гость.

Каких-то десять дней тому назад Пабло был всего лишь восьмилетним мальчишкой с каштановыми волосами и озорными глазами, обожавшим носиться на своем скейтборде по всему кварталу. Одно оставалось совершенно неизменным: если Пабло должен был выполнить какое-либо поручение своей матери или бабушки, то он непременно делал это на своем скейте. Он часами катался взад-вперед по дороге на этой штуковине. Для соседей, постоянно видевших его под своими окнами, маленький Паблито – как его все ласково называли – казался неотъемлемой частью общего пейзажа.

Возможно, именно поэтому никто в то февральское утро не заметил ничего особенного в маленьком жилом квартале, где все знали друг друга по именам, а дома и жизни их обитателей были как две капли воды похожи. Зеленый фургон «вольво» учитель музыки нарочно выбрал себе такую машину, потому что он ничем не отличался от других семейных автомобилей, припаркованных по соседству, – появился на пустынной улице. Тишина самого что ни на есть обычного субботнего утра была прервана медленным шуршанием асфальта под шинами колес и тоскливым шарканьем катившегося скейтборда, медленно набиравшего скорость… Потребовалось шесть долгих часов, прежде чем кто-то заметил, что среди привычных звуков в ту субботу чего-то не хватало. Того самого шарканья. И что маленький Пабло, разлученный в то леденящее солнечное утро с любимым скейтом, был поглощен наползающей тенью, не захотевшей больше его отпускать.

Эта доска с четырьмя колесиками вскоре исчезла в толпе полицейских, сразу же после поступившего сигнала оцепивших квартал.

Все случилось каких-то десять дней тому назад.

И это могло оказаться слишком поздно для Пабло. Поздно для его хрупкой детской психики. Поздно для того, чтобы, проснувшись, не получить тяжелой травмы от этого дурного сна.

На этот раз скейт оказался в багажнике полицейской машины, наряду с другими предметами, игрушками, одеждой мальчика. Вещдоки, которые Мила обследовала в поисках следов и которые привели ее к этому мрачному логову. К учителю музыки, который преподавал в высшей школе и каждое воскресное утро играл в церкви на органе. Он был вице-президентом музыкальной ассоциации, которая ежегодно организовывала небольшой Моцартовский фестиваль. Безликий и робкий одинокий человек в очках, с залысинами и влажными потными руками.

Мила очень хорошо его изучила. Потому что у нее был особый талант.

Она, закончив академию, пришла в полицию с вполне определенной целью и полностью посвятила себя этому делу. Ее не интересовали преступники, как таковые, а еще меньше сам закон. Вовсе не из-за этого она непрерывно прочесывала каждый угол, где злобный призрак свил свое гнездо и где вдали от всего мира томилась чья-то жизнь.

Мила почувствовала резкую боль в правой ноге в тот самый момент, когда прочла имя Пабло на губах его тюремщика. Возможно, это было вызвано длительным пребыванием в машине в ожидании сигнала. А может, из-за раны в бедре, на которую она уже успела наложить пару швов.

«Потом еще подлечу», – пообещала она себе. Однако это будет потом. Думая об этом, девушка для себя уже решила, что стремительно проникнет в этот дом, чтобы разрушить колдовские чары и прекратить этот кошмар.

– Агент Мила Васкес – Центральному управлению. Обнаружен субъект, подозреваемый в похищении Пабло Рамоса. Местонахождение – дом коричневого цвета, номер 27, бульвар Альберас. Возможно, он вооружен.

– Хорошо, агент Васкес, мы направляем к тебе два патруля. На это уйдет минут тридцать.

Слишком много времени.

У Милы его нет. У Паблоего нет.

Ужас от мысли, что может быть уже поздно, вынудил ее направиться к дому.

Звуки радио отзывались дальним эхом, и она, с пистолетом в руке, внимательно оглядываясь по сторонам и передвигаясь стремительными короткими перебежками, быстро добралась до забора бежевого цвета, огораживавшего только заднюю часть строения.

Огромный платан отчетливо вырисовывался на фоне дома. Листья изменяли свой цвет в зависимости от ветра, выставляя напоказ серебристый профиль. Мила добралась до деревянной калитки, притаилась за забором и прислушалась. Время от времени до ее ушей долетали звуки песни в стиле рок, приносимые ветром из находившегося поблизости коттеджа. Мила, приподнявшись над калиткой, увидела перед собой хорошо ухоженный сад с пристройкой для рабочего инвентаря и красный резиновый шланг, кольцами извивавшийся по траве до самого разбрызгивателя. Пластиковая мебель и газовый барбекю. Все абсолютно спокойно. Стеклянная матовая дверь цвета мальвы. Мила просунула руку в калитку и осторожно подняла задвижку. Петли заскрипели. Девушка приоткрыла калитку ровно настолько, чтобы беспрепятственно проникнуть в сад. Затем снова закрыла ее за собой, чтобы никто внутри дома, выглядывая наружу, не заметил бы никаких перемен. Все должно быть так, как было. Мила, осторожно на цыпочках ступая по траве, чтобы не оставлять после себя следов, – точно так, как ее учили в академии, – направилась к коттеджу. В случае необходимости девушка в любой момент была готова снова встать во весь рост. За доли секунды она оказалась рядом с дверью черного хода, сбоку от которой было невозможно отбросить тень, если заглянуть внутрь дома. Она так и сделала. Матовые стекла двери не позволили ей разглядеть, что творилось внутри, но по очертаниям мебели она поняла, что, скорее всего, это была кухня. Мила пошарила рукой по двери, пока не нащупала на противоположной стороне ручку. Она ухватилась за нее и опустила вниз. Щелкнул замок.

Дверь была не заперта.

Учитель музыки, должно быть, чувствовал себя вполне безопасно в этом логове, которое он устроил для себя и своего пленника. И совсем скоро Мила поймет почему.

От соприкосновения с резиновой подошвой скрипел покрытый линолеумом пол. Девушка попыталась следить за своими шагами, чтобы не издавать лишнего шума, но затем она решила снять кроссовки и оставить их рядом с мебелью. Босая, она добралась до коридора, где и услышала его разговор…

– Мне нужен готовый обед и какое-нибудь средство для чистки керамической посуды… Да, как раз именно это… Затем привезите мне шесть упаковок куриного супа, сахар, одну телепрограмму и пару пачек сигарет лайт, той же самой марки…

Голос доносился из гостиной. Учитель музыки делал заказ по телефону. Что, слишком занят, чтобы выйти из дому? А может, он просто не намерен покидать свое жилище и хочет остаться, чтобы следить за каждым движением своего гостя?

– Да, номер 27, бульвар Альберас, спасибо. И непременно сдачу с пятидесяти долларов. У меня только такие купюры.

Мила, ориентируясь на голос, прошла мимо зеркала, в котором увидела свое искаженное отражение. Почти такое же, как в луна-парке. Приблизившись к двери комнаты, она вытянула вперед руки с пистолетом и, затаив дыхание, влетела в комнату. Девушка надеялась застать его врасплох, может, даже со спины, у окна, да еще и с трубкой в руках. Прекрасная живая мишень.

Но никого не оказалось.

Гостиная была пуста, трубка аккуратно висела на телефоне.

Только когда девушка почувствовала упиравшиеся ей в затылок, словно в поцелуе, холодные уста пистолета, она поняла, что из этой комнаты никто никуда не звонил.

Он стоял у нее за спиной.

Мила проклинала себя за то, что оказалась такой дурой. Учитель музыки очень хорошо обустроил свое логово. Скрипсадовой калитки и пола, покрытого линолеумом, послужил сигналом тревоги, указывающим на присутствие непрошеного гостя. Потом этот фальшивый телефонный звонок как наживка для заманивания добычи. Искажающеезеркало, для того чтобы незаметно встать за спиной. Все это было частью западни.

Девушка успела почувствовать, как он протянул к ней руку, чтобы выхватить пистолет. Мила не оказала сопротивления.

– Ты можешь выстрелить в меня, но это тебя не спасет. Скоро здесь будет полиция. Теперь ты не сможешь выкрутиться и тебе лучше сдаться.

Он не ответил. Краем глаза ей показалось, что она увидела выражение его лица. Неужели он улыбался?

Учитель музыки отступил. Дуло оружия отделилось от головы Милы, но ей показалось, что она все еще чувствовала магнетическое притяжение между своим затылком и пулей в стволе. Затем мужчина повернул Милу к себе лицом и попал наконец в поле ее зрения. Он долго и пристально изучал девушку, при этом совсем не глядя на нее. В глубине его глаз Мила разглядела некое подобие врат в преисподнюю.

Учитель музыки безо всякого страха повернулся к ней спиной. Мила видела, как он уверенным шагом направился к роялю, стоявшему у стены. Остановившись перед инструментом, сел на табурет и посмотрел на клавиатуру. На углу рояля, с левой стороны, он положил оба пистолета.

Мужчина приподнял руки, а через мгновение уронил их на клавиши.

Звуки шопеновского Ноктюрна до минор разнеслись по комнате. Мила тяжело дышала, напряжение от сухожилий и мышц шеи передалось всему ее телу. Пальцы учителя музыки легко и грациозно скользили по клавишам. Загипнотизированная нежностью звуков, Мила превратилась в их невольного слушателя.

Пытаясь изо всех сил вернуть себе прежнюю ясность рассудка, она медленно пятилась до тех пор, пока снова не оказалась в коридоре. Переведя дух, девушка попыталась немного успокоить учащенно бьющееся сердце и, преследуемая мелодией, стремительно помчалась по комнатам в поисках ребенка.

Последовательно, одну за другой, она осматривала комнаты. Кабинет, ванная, кладовая…

И так до тех пор, пока не наткнулась на запертую дверь.

Девушка плечом выбила ее. У нее болело бедро, поэтому всю тяжесть удара она перенесла на дельтовидную мышцу. И дерево поддалось.

Слабый свет коридора первым проник в комнату с показавшимися на первый взгляд замурованными окнами. Мила шла вслед отражению в темноте до тех пор, пока ее взгляд не натолкнулся на застывшие от ужаса глаза, в упор смотрящие на нее. Паблито сидел на кровати с прижатыми к тщедушной груди коленями. На нем были только трусы и футболка. Он изо всех сил пытался понять, что случилось, следует ли этого бояться и является ли Мила также частью его дурного сна. Девушка сказала то, что всегда говорила детям, которых находила:

– Нам нужно идти.

Он кивнул, протянул руки и взобрался на нее. Мила прислушивалась к музыке, которая, продолжая звучать, ни на мгновение не переставала преследовать ее. Девушка боялась, что пьеса вскоре закончится и у нее не останется времени покинуть этот дом. Ею вновь овладела тревога. Она подвергала риску свою жизнь и жизнь заложника. И теперь она боялась. Боялась вновь совершить ошибку, споткнуться в самый последний момент, когда будет выбираться из этого проклятого логова. А может, боялась того, что этот дом никогда уже больше не выпустит ее и она будет заточена в нем, как в коконе, оставаясь его вечной пленницей.

Тем не менее дверь отворилась, и они оба оказались на свободе, идя навстречу этому тусклому, но такому ободряющему дневному свету.

Когда сердце девушки немного успокоилось и она уже могла, не задумываясь об оставленном там, в гостиной, пистолете, крепко прижать к себе Пабло, чтобы отбросить прочь все его страхи и стать для него горячим щитом, ребенок потянулся к ее уху и шепнул:

– А она не пойдет с нами?

Неожиданно Мила почувствовала, как потяжелели ее ноги. Она качнулась, но устояла.

Подстегиваемая силой ужасающего осознания, Мила, сама не зная почему, спросила мальчика:

– А где она?

Мальчик поднял руку и пальцем указал на второй этаж.

Дом смотрел на них глазницами окон, издевательски ухмыляясь проемом настежь открытой двери, что чуть раньше позволила им покинуть это звериное логово.

Именно тогда страх полностью улетучился. Мила преодолела последние метры, отделявшие ее от машины. Она осторожно усадила Пабло на сиденье и тоном, преисполненным торжественности, пообещала ему:

– Я скоро буду.

И снова вернулась, чтобы зловещий дом в очередной раз поглотил ее.

Мила оказалась у подножия лестницы. Посмотрела наверх, не подозревая о том, что ее там ожидало, и стала подниматься, крепко вцепившись в перила. Звуки Шопена все так же невозмутимо продолжали преследовать ее. Ноги словно приклеивались к ступеням, руки липли к перилам, которые, казалось, с каждым шагом пытались все сильнее удерживать девушку.

Музыка резко прекратилась. Мила в напряжении замерла на месте. Затем послышался хлопок выстрела, глухое падение и бессвязные звуки фортепьяно под тяжестью тела учителя музыки, рухнувшего на клавиши. Мила еще быстрее устремилась на верхний этаж. Она не могла быть полностью уверена, что на этот раз речь не шла еще о какой-нибудь уловке. Лестница повернула, и лестничная площадка перешла в узкий коридор, застеленный толстым ковром. В самом конце – одно окно. А перед ним – человеческое тело. Хрупкое, худое, в контражуре, приподнявшееся на носочки на стуле, с руками и шеей, вытянувшимися навстречу свисающей с потолка петле. Мила увидела ее в то время, когда та пыталась продеть голову в петлю, и истошно закричала. Девушка ее заметила и поторопилась довершить начатое. Потому что именно так он сказал, и именно этому он ее учил: «Если они придут, ты должна убить себя».

«Они» – это люди из внешнего мира, те, которые не смогли бы понять и никогда бы не простили.

Мила кинулась к девушке в отчаянной попытке остановить ее. И чем быстрее она приближалась, тем больше ей казалось, что она отдаляется в прошлое.

Много лет тому назад, в другой жизни, эта девушка была обычной девочкой.

Мила прекрасно запомнила ее по фотографии. Она досконально, черточку за черточкой, изучила ее снимок, прокрутив в мозгу каждую складочку, каждую родинку на лице, запоминая и повторяя каждую особую примету, включая любой, даже самый неприметный, дефект на коже.

И эти глаза. Такие живые, голубые в крапинку, способные сохранить без изменений свет от вспышки. Глаза десятилетней девочки Элизы Гомес. Эту фотографию сделал ее отец. Он выхватил это выражение лица дочери в один из праздничных дней, когда она собиралась открыть подарок и никак не ожидала, что ее будут снимать. Мила явственно представляла себе всю картину: то, как отец просит девочку повернуться к нему, чтобы, застав ее врасплох, сделать снимок, и как Элиза поворачивается, не успев даже удивиться. В выражении ее лица навсегда остался запечатленным особый момент, нечто такое, что обычно не воспринимается невооруженным глазом. Чудесное зарождение улыбки, перед тем как она появится на губах или засветится в глазах, словно восходящая звезда.