Текст книги "Тайны английской разведки (1939–1945)"
Автор книги: Дональд Маклахан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 32 страниц)
Глава 4
Радиовойна
Прежде чем рассмотреть некоторые операции, в которые было вовлечено разведывательное управление ВМС, необходимо сказать несколько слов о самом характере начавшейся 3 сентября 1939 года «радиовойны» и о работе поста слежения за движением немецких подводных лодок.
Война умов с помощью радио, длившаяся в течение шести лет на Атлантике и на других океанах, началась еще в 1936 году в Красном море. Если гражданская война в Испании дала немцам, итальянцам и русским возможность испытать и проанализировать результаты бомбардировки с пикирования, новую тактику пехоты и позднейшие виды боеприпасов, то нападение Италии на Абиссинию предоставило немецкой дешифровальной службе возможность снять первый «урожай» в результате обработки радиообмена английских военно-морских сил. Не будет преувеличением сказать, что подготовительные мероприятия адмиралтейства к применению санкций против Муссолини привели к тому, что через три года английскому военно-морскому и торговому флотам пришлось начать войну с гитлеровской Германией в весьма тяжелых и невыгодных условиях. Это не будет преувеличением потому, что большая часть радиообмена по вопросам о том, что должны были делать военные корабли и какие конвои запланированы (их маршруты, места сосредоточения судов, время отбытия и прибытия, различные коррективы планов), читалась немецкой службой радиоперехвата и дешифрования, анализировалась и накапливалась немецкой военно-морской разведкой и передавалась органам, занимавшимся оперативным планированием боевых действий подводных лодок, надводных рейдеров и авиации дальнего действия. Правда, это трагическое и потрясающее нарушение скрытности связи было полностью устранено к лету 1943 года, однако почти в течение четырех критических лет адмирал Дениц снимал богатый урожай потопленных судов с грузами. Лишь в одной Северной Атлантике суммарное водоизмещение потопленных судов составило 11,5 миллиона тонн, не говоря уже об унижении и потерях, понесенных нами в ходе Норвежской кампании 1940 года и в других районах.
Как же это произошло?
В период между октябрем 1935 и июнем 1936 года несколько кораблей Ост-Индийского флота, базировавшихся на Аден, наблюдали за районом Красного моря и за итальянскими приготовлениями к вторжению в Абиссинию. Поскольку эти корабли находились, по существу, на военном положении, радиопереговоры открытым текстом с командующим Средиземноморским флотом в Александрии прекратились, и корабли стали вести радиообмен, используя шифры и коды, которые предназначались для всех военно-морских сил на военное время. Поскольку корабли находились в ограниченном районе и для совершенно очевидных целей и поскольку их названия были легко доступны агентуре на берегу (или даже из лондонской прессы), их ежедневный радиообмен служил прекрасным материалом для перехвата и анализа дешифровальной службой. Расшифровать позывные сигналы было совсем нетрудно: основные слова и фразы повторялись регулярно. Из Александрии в Аден направили капитан-лейтенанта интендантской службы для организации снабжения в базе, но его пришлось переключить на другую работу с целью наведения порядка в шифровальной и дешифровальной службе на кораблях, в которых из-за долгого отсутствия практики в этом деле царил невообразимый хаос. Однако потом коды и шифры изменили так мало (регулярная смена шифров и кодов – первое правило против разгадывания их противником), что шифровальщики и офицеры знали значение некоторых цифровых сочетаний наизусть.
«Несмотря на то, что прошло тридцать с лишним лет, я помню их, – сказал один офицер автору, – 7761 означало «абзац»; 4834 – «точка». Из-за повторяемости эти значения «оседали» в памяти офицеров, из-за нее же они «оседали» в картотеках будущих противников.
В этом мы убедились при изучении в 1945 году немецких архивов.
Как раз в то время – в середине тридцатых годов – американцы начали отказываться от использования шифров, изготовленных вручную, и переходить на шифровальные машины, которые обеспечивали высокую степень безопасности скрытой связи и работу которых можно было распознать только с помощью очень сложной электронной аналитической техники. Военно-морской историк тридцатых годов решил бы очень трудную задачу, если бы установил точно: почему, на основании каких аргументов или из каких опасений английский военно-морской штаб не пожелал в те дни произвести аналогичную перемену на своем флоте. В армии и в ВВС уже начали испытывать шифровальную машину типа «X», изготовленную в Англии; фактически к 1937 году эту машину производили в ограниченном количестве для ВВС. В то время никому в голову не пришла мысль о необходимости объединить усилия и технические достижения в этой области всех трех видов вооруженных сил или использовать унифицированное для всех радиооборудование, или предпринять совместные шаги с целью усиления безопасности скрытой связи. Правда, наши специалисты по кодам и шифрам работали под общим руководством, которое, по идее, должно было учитывать потребности всех министерств и служб; однако представляется вполне вероятным – и это можно понять, – что руководство было меньше озабочено безопасностью своей скрытой связи, чем изысканием возможностей раскрыть и читать скрытую связь других стран. В конце концов в первой мировой войне дешифровальщики (главным образом под руководством начальника морской разведки) достигли поразительных успехов, поэтому имелись все основания продолжать усилия в этом направлении.
Как бы то ни было, создается впечатление, что безопасность скрытой связи рассматривалась многими старшими офицерами как нечто относящееся к обороне и поэтому не имеющее особенно важного значения и не представляющее особого интереса. Лорд Маунтбэттен, являвшийся выдающимся специалистом по связи и новатором в этой области, рассказывает о своей попытке в 1936 году изменить взгляды адмиралтейства на эти проблемы. В то время он был капитаном 3 ранга в управлении авиации ВМС. Путем официальных докладов и неофициальных переговоров он пытался заинтересовать другие управления идеей о том, что используемые адмиралтейством методы обеспечения безопасности скрытой связи, несомненно, устарели и что тайна связи, возможно, нарушается. Он не считал, что в то время имела место значительная утечка информации, но был озабочен войной, которая, вероятно, разразится в ближайшие пять лет.
Ничего не добившись «через обычные каналы», Маунтбэттен решил обратиться к начальнику кораблестроения и вооружения ВМС адмиралу Гендерсону. Однажды, проводя конец недели в Суссексе, после продолжительных разговоров и споров Маунтбэттен убедил адмирала Гендерсона в том, что американцы обгоняют англичан в области шифровальных машин, что адмиралтейство, следовательно, должно коренным образом пересмотреть положение со скрытой связью и что наилучшим началом в этом направлении было бы купить четыре или пять машин типа «X», с которыми проводят опыты ВВС. Адмирал Гендерсон последовал этому совету и приказал провести испытания машин в море. Однако вскоре к нему поступили доклады о том, что машины отказывают в условиях плохой погоды, что они могут выйти из строя и подвести, что они очень сложны и т. п. Маунтбэттен придерживался мнения, что при испытаниях имел место самый обыкновенный саботаж, что еще раз подтвердился старый гибельный консерватизм адмиралтейства в технических вопросах и что именно поэтому дело не продвинулось ни на шаг вперед. Не удивительно поэтому, что американцы, когда они вступили через пять лет в войну, были крайне обеспокоены и раздражены той системой скрытой связи, которой пользовались англичане («требует массы времени, старомодная и опасная» – так отозвался о ней один американский штабной офицер в разговоре с представителем разведывательного управления ВМС Великобритании). Тем не менее, несмотря на громоздкость и неудобства, английские шифры были приняты как безопасные.
В оправдание лордов адмиралтейства необходимо сказать, что очень немногие из старших офицеров того времени видели собственными глазами, как ловко дешифровальные службы могли расправиться с секретами и тайнами связи на флоте. Методы и результаты работы комнаты 40 во время первой войны против Германии были известны очень немногим; то один, то другой старший морской офицер задавался вопросом, сможет ли дешифровальная служба повторить свой успех в случае новой войны, но вся эта работа уже не находилась больше под исключительным контролем ВМС. Более того, очень многие в ВМС считали, что если во время операции корабли будут соблюдать строгое радиомолчание, то будет сделано все необходимое, чтобы «оставить безработными» станции радиоперехвата и дешифровальную службу противника. Когда Годфри стал в 1939 году начальником разведывательного управления, один из его собственных старших офицеров радиоразведки оспаривал целесообразность содержания сил и средств радиоразведки, поскольку, по его мнению, немцы и итальянцы будут соблюдать во время войны радиомолчание и это положит конец всем планам использования радиопеленгаторных станций, прокладке на карте движения кораблей противника и т. п. Такое отношение к этим вопросам кажется сейчас глупым, если не сказать больше, но подобная аргументация того времени станет понятной, если вспомнить, что в шестидесятых годах можно было услышать, как достаточно образованный, но не подготовленный в специальных вопросах человек высмеивал возможность использования в разведывательных целях летающих по орбитам искусственных спутников Земли.
Когда началась война, все изменилось. Кодирование и шифрование, раскодирование и расшифрование стали неотъемлемой составной частью дневной и ночной работы на борту сотен английских военных кораблей и торговых судов, разбросанных по всему миру.
Нарушение безопасности шифров могло означать теперь смерть и беду, а не только выговор, который получали в таких случаях на учениях мирного времени. Вопрос состоял теперь не в том, слушает и перехватывает ли противник наш радиообмен; мы были абсолютно уверены, что он делает это. Когда мы посылали подводные лодки в опасные районы, туда, где их могли потопить и поднять или повредить и захватить, разведывательное управление обязано было убедиться в том, что на них находится минимум секретных документов и что коды и шифры, используемые ими для связи с базой, в случае возможной компрометации в результате боевых действий можно немедленно изъять из употребления. В апреле 1940 года в известном морском бою в районе Нарвика получил повреждения и выбросился на берег Уфут-фьорда эсминец «Харди», и на его борт попали немцы.
Поскольку такой случай был не первым, 10-й отдел разведывательного управления ВМС, отвечавший за безопасность скрытой связи, был вынужден разослать на корабли соответствующие указания об аннулировании действующих документов, и это на длительный период парализовало связь на флоте. 10-й отдел поступил именно так, потому что вынужден был предположить, что весь комплект кодов и шифров командира флотилии эсминцев попал в распоряжение дешифровальной службы противника. Немецкий военно-морской архив показывает, что фактически этого не произошло, но в 1940 году такое предположение было для адмиралтейства единственным, гарантирующим безопасность скрытой связи. Совершенно случайно меры, принятые адмиралтейством в связи с этим эпизодом, доставили немецкой дешифровальной службе первые с начала войны серьезные неприятности и затруднения. Тем не менее и в этом, и в других подобных случаях сотни английских кораблей в метрополии и на заморских театрах необходимо было обеспечить посредством специальных курьеров тысячами новых кодовых книг и шифровальных таблиц, чтобы запутать и поставить в тупик дешифровальщиков в Берлине.
Разведывательное управление ВМС сознавало, что английские малонадежные шифры, вероятно, будут разгаданы. И действительно, в армии и в ВВС они были разгаданы обеими сторонами. Там, где требуются незамедлительные действия, где решаются скорее тактические, а не стратегические задачи, где приходится иметь дело с большим количеством получателей в штабах низшего звена, попытки использовать надежные системы шифра себя не оправдывают. Поэтому подслушивание и запись слабо закодированных переговоров, ведущихся то ли торговыми судами, то ли танками, то ли самолетами, хотя и считались само собой разумеющимися, переговоры такие тем не менее разрешались. Однако при этом постоянно существовала опасность того, что те или иные командные инстанции, получив совершенно секретную оперативную или разведывательную информацию, зашифрованную шифрами высокой надежности, могли передать ее нижестоящим инстанциям, пользуясь менее надежными системами шифра. Такие ошибки могли предоставить дешифровальной службе противника (если она располагала достаточным штатом) необходимый материал, чтобы по уже раскрытым шифрам малой надежности со временем раскрыть и шифры высокой надежности со всеми вытекающими отсюда последствиями для безопасности последних. Во время войны это произошло с шифрами обеих сторон, и адмиралтейство вряд ли можно было винить за допущение такого риска. Впрочем, когда после 1942 года мы начали проводить крупные операции, в которых существенную роль играл фактор внезапности и в которых участвовало огромное количество кораблей и войска большой численности, то и такой «позволительный» риск, казалось, был исключен путем огромных усилий, направленных на повышение бдительности людей и упорядочение методов и процедуры скрытой связи. Эти усилия оказались настолько эффективными, что были для немцев не только неожиданными, но и поставили их в тупик.
Еще в начале 1940 года сотрудники 10-го отдела разведывательного управления ВМС стали проявлять все возраставшее беспокойство по поводу того, что унаследованная ими организация не отвечает своему назначению. Сами они вовсе не были дешифровалыциками – создание кодов и шифров и раскрытие их не входило в задачи ВМС, – но с помощью своих коллег в оперативных и разведывательных органах они могли видеть и анализировать события, которые показывали, что немцам известно о передвижении английских кораблей и намерениях командования, ВМС, причем эти знания никак не могли явиться ни результатом воздушной разведки, ни результатом обнаружения кораблей в море. Очевидно, те в немецком штабе руководства войной на море, кто отвечал за действия подводных сил и другие операции флота, прилагали невероятные усилия, чтобы не обнаружить поступление достоверной информации; тем не менее совпадения имели место все чаще и чаще. Появление немецкой подводной лодки, способной идти со скоростью не более шести узлов, на курсе одиночного быстроходного судна, следующего со скоростью пятнадцать узлов и поддерживающего строгое радиомолчание с момента выхода из порта; воздушная атака эскадры крейсеров Флота метрополии в условиях и обстановке, при которых обнаружение кораблей воздушной разведкой до атаки было исключено; сосредоточение большого количества подводных лодок на пути следования хорошо охраняемого конвоя – все это были «совпадения», которые снова и снова заставляли офицеров разведывательного управления задаваться вопросом: почему же такое происходит? Стремление объяснять такие случаи совпадениями, а не утечкой информации, было довольно сильным. Известно, что военнопленные офицеры – наиболее вероятный источник раскрытия успехов разведки противника. Однако, насколько известно автору, допрос военнопленных офицеров в то время никаких указаний на такой успех не давал; почти до самого конца войны ничего подобного не обнаруживалось и из захватываемых документов. Деятельность немецкой службы дешифрования была столь же засекречена, сколь и успешна.
Независимо от непрерывного обсуждения проблем безопасности скрытой связи, что происходило в управлении и отделах связи, а также в оперативно-информационном, центре, попытки проникнуть в тайну шифров иногда предпринимались талантливыми офицерами-шифровальщиками, потратившими многие часы на разгадывание используемых кораблями шифров, однако заметных успехов в этом деле добились лишь тогда, когда начали проводить крупные морские десантные операции. Чтобы затруднить работу дешифровальной службы противника, изобрели новые устройства и методы скрытой связи, и, как теперь известно из немецких документов, скрытая связь в более поздних крупных наступательных операциях оказалась совершенно неприступной для немецких дешифровальщиков. Выдающейся в этом отношении была операция «Торч» – высадка в ноябре 1942 года союзных войск в Северную Африку. Это была одна из тех операций, сохранение фактора внезапности в которых представлялось наименее вероятным. Высадить сначала 90 000 человек, а позднее еще 200 000 со всем их имуществом, снаряжением и оружием на предположительно враждебную территорию, перебросив войска на расстояние 1500 миль из Великобритании и 3000 миль из Соединенных Штатов в район, где свободно могла действовать немецкая и итальянская разведывательная авиация, базирующаяся на Сицилию, да еще при условии, что конвои формировались и авиация сосредоточивалась, можно сказать, на глазах испанцев в Гибралтаре 0099] – все это оказалось возможным, лишь потому, что до самого последнего момента противник не имел никакого представления относительно конечного назначения сосредоточиваемых сил. Что силы находились в районе Средиземного моря или что они шли туда – скрыть было невозможно. Но для какой цели это делалось? Малейший намек мог выдать все планы. Только абсолютная безопасность скрытой связи обеспечила сохранение тайны стратегического замысла.
Однако то, что оказалось возможным сделать во время операции «Торч» и позднее, во время проведения еще более крупных операций, таких, как «Нептун» в проливе Ла-Манш, нельзя было сделать для союзных военно-морских операций в более ранний период. Поэтому нам придется возвратиться назад и проследить основные этапы радиовойны – войны умов между двумя военно-морскими флотами.
История начинается с кода, который английские ВМС использовали еще с 1934 года для административной (а не оперативной) связи и который был скомпрометирован во время событий в Красном море. (О них уже говорилось.) К 1938 году немцы уже раскрыли и имели в своем распоряжении значительную часть кода. Однако в дешифровальной службе немцев было слишком мало людей, чтобы раскрыть и тот шифр, который англичане использовали для оперативной связи. К тому же в августе 1939 года, за десять дней до объявления войны, адмиралтейство приняло некоторые меры предосторожности, сильно затруднившие работу немецких дешифровальщиков.
Тем не менее в течение следующих шести недель немцы добились существенного успеха и получили возможность читать небольшую часть интересующих их шифрованных радиограмм, особенно тех, которые касались движения кораблей и судов в Северном море и в проливе Скагеррак. Немцы узнали строго охраняемую нами тайну использования бухты Лох-Ю в качестве базы Флота метрополии. Когда крупные немецкие корабли вышли в Атлантику и в ноябре 1939 года «Шарнхорст» потопил «Равалпинди», немцы были в состоянии прочитать множество наших радиограмм, прошедших через эфир в связи с контрмерами Флота метрополии.
Но худшее было еще впереди. Весной 1940 года, во время триумфа нацистов в Норвегии, а позднее и во Франции, немецкая дешифровальная служба обеспечила возможность заранее узнавать практически все. связанное с действиями наших сил в Норвегии и у побережья этой страны: ей удавалось в этот период расшифровывать и читать от тридцати до пятидесяти процентов радиообмена наших ВМС. Кроме того, немецкое командование располагало точнейшей информацией о диспозиции кораблей Флота метрополии. Немецкий штаб руководства войной на море лишился такой информации в августе 1940 года, после того как адмиралтейство сменило и административный и оперативный коды и шифры. Это означало некоторый перерыв и известные трудности для немецкой дешифровальной службы, штаты которой непрерывно расширялись. Постепенно немцы начали приближаться к раскрытию новых систем шифров, но в январе 1941 года перед ними возникло новое препятствие: по предложению 10-го отдела разведывательного управления ВМС в методы и порядок скрытой связи были внесены некоторые изменения. В течение четырех последовавших недель противник не мог прочитать ни одной радиограммы; после еще одного месяца немецкие дешифровальщики опять напали на след, но прежних успехов добиться уже не смогли. К сожалению, дальнейшие изменения, произведенные в сентябре 1941 года и имевшие своей целью еще больше затруднить работу немецкой дешифровальной службы, кажется, наоборот, облегчили ее. К началу 1942 года дешифровальщики противника снова достигли прежних вершин и поставляли Деницу и Редеру неоценимую информацию.
На основании немецких архивов теперь установлено, что к тому времени, когда адмиралтейство сменило коды и шифры, штаб немецких подводных сил получал от дешифровальной службы следующую информацию, основанную на чтении более 2000 радиограмм в месяц.
(а) Время прибытия атлантических конвоев в прибрежные воды Великобритании и данные о распределении прибывших судов по портам назначения. На основании этого представлялось возможным делать далеко идущие заключения о времени выхода и прихода конвоев.
(б) Информация об успехах эскортных сил, об атаках немецких подводных лодок, причиненных им повреждениях или потоплении.
(в) Районы подхода конвоев или одиночно следовавших судов.
(г) Представление о количестве одиночно следовавших судов.
(д) Информация о метеорологических условиях со всех океанов.
Прежде чем перейти к описанию дальнейших событий, необходимо указать на следующее: обеспечить безопасность скрытой связи и прекратить утечку информации – необычайно трудоемкая, выполняемая неделя за неделей, месяц за месяцем административная задача. Так, например, печатание кодов (часть издательства Оксфордского университета была занята этим в течение всей войны) – само по себе очень большое дело, но кроме того, отпечатанные книги и таблицы необходимо было, соблюдая особые меры секретности и безопасности, рассылать с курьерами на все корабли флота. Эта функция была одной из многих функций административно-строевого управления адмиралтейства. Чтобы в условиях военного времени в течение нескольких недель разослать шифры на корабли, разбросанные по семи морям и океанам, нужно было иметь весьма четко действующую организацию, и этого не следует забывать никаким критикам. О том, чтобы проводить такое мероприятие без особой нужды, не могло быть и речи. Обсуждая после войны встававшие перед англичанами трудности, сотрудники немецкой дешифровальной службы искренне восхищались настойчивостью, с которой эти трудности преодолевались.
Тем не менее, история шифра, которым пользовались главным образом для обеспечения конвойных операций в Атлантике, прискорбна. После того как в октябре 1941 года в этих операциях начали играть активную роль Соединенные Штаты, объем радиообмена в связи с ними, естественно, значительно возрос, и немцы вскоре заметили это. Этот радиообмен легко отличался от других по характерным позывным сигналам и потому еще, что он происходил почти исключительно между силами охранения конвоев. Используемый в этом радиообмене шифр немецкая дешифровальная служба назвала «конвойным шифром». К февралю 1942 года немцы уже достигли значительного прогресса в раскрытии «конвойного шифра» и читали большую часть зашифрованных им радиограмм, которые относились не только к североатлантическим конвоям. В период между февралем 1942 года и июнем 1943 года (когда эту систему шифра заменили другой, которую немцы так никогда и не раскрыли) немецкий штаб, руководства войной на море регулярно получал и читал передававшуюся адмиралтейством во многие адреса ежедневную сводку о диспозиции подводных лодок противника. Это, несомненно, давало немецкому командованию представление о том, что думали о планах и возможностях Деница руководители английского поста слежения за движением подводных лодок противника и командование оперативно-информационного центра адмиралтейства. К счастью, более детальные и более секретные радиограммы адмиралтейства шифровались другой системой шифра, которую немецкая дешифровальная служба так никогда и не разгадала. Этот специальный шифр использовался для связи командующего Флотом метрополии с командующим силами округа западных подходов к Англии.
Между тем немецкой дешифровальной службе удалось раскрыть еще один шифр, используемый в битве за Атлантику. К октябрю 1942 года они уже знали большую часть этого шифра и читали радиообмен с конвоями настолько быстро, что Дениц иногда получал информацию о предстоявшем движении судов за десять – двадцать часов до фактического осуществления того или иного маневра. Эта информация дополнялась той, которую немцы без труда извлекали из чтения повседневного радиообмена между командованием округа западных подходов и Галифаксом, а также из радиопереговоров по коду для торговых судов. Раскрытие кода для торговых судов явилось прямым следствием соблюдавшейся английским правительством экономии и господствовавшего убеждения, что «войны больше не будет», это и привело в конечном итоге к такому положению, при котором наш огромный торговый флот вступил в борьбу с немецкими подводными силами, не располагая средствами надежной скрытой связи.
Дениц и его подводные лодки пользовались не только этой информацией. До июня 1942 года наши силы не располагали каким-то специальным шифром для связи между тремя видами вооруженных сил в таких совместно проводимых операциях, как операция в Норвегии, или позднее в рейдах на Дьепп и Сен-Назер. Вместо специального шифра в таких случаях использовалась шифр-система для связи различных постов видов вооруженных сил с отделениями министерства иностранных дел в доминионах и в колониях. Немцы быстро раскрыли эту систему, и, поскольку она использовалась консульствами для донесений о движении судов в нейтральных портах, они легко узнавали о маршрутах одиночно следовавших судов, о некоторых мерах английских ВМС, предпринимавшихся для борьбы с вооруженными немецкими рейдерами. К счастью, в ноябре 1941 года это стало вызывать подозрения в Уайтхолле, и для береговых военно-морских властей была введена новая шифрсистема.
Справедливости ради следует подчеркнуть, что успех немецкой дешифровальной службы в раскрытии тактических кодов и шифров английских ВМС был переменным, поскольку зависел от количества перехваченных радиограмм в тот или иной период проведения операции и от длительности периода действия того или иного шифра.
Так, например, немцы очень редко могли заблаговременно извлечь информацию о передвижении военных кораблей. В операции «Торч» в ноябре 1942 года был использован специально изданный для этой операции шифр, и немцы не смогли раскрыть его; не прочитали они ни одной радиограммы и во время операций Флота метрополии, приведших к потоплению «Шарнхорста» у норвежских берегов в декабре 1943 года. Они перехватили около тридцати радиограмм Флота метрополии, но, несмотря на то, что применявшийся при этом шифр доживал последние дни, им не удалось расшифровать ни одной из них. Попытки раскрыть этот шифр предпринимались немцами до 10 января 1944 года, но безуспешно. Еще один пример успешного применения шифра имел место при высадке в Анцио в январе 1944 года. Здесь также был использован специально изданный на операцию шифр, и немецкой дешифровальной службе, несмотря на то, что она перехватила 158 радиограмм, раскрыть этот шифр не удалось.
Однако на последних стадиях войны успех немецкой дешифровальной службы в раскрытии тактических кодов и шифров снова повысился. Возможно, это объясняется тем, что боевые действия надводных кораблей и авиации союзников в битве за Атлантику к этому времени значительно активизировались и число контактов с немецкими подводными лодками, следовательно, возросло. В эфир стали отправлять значительно больше тактических донесений, и это давало немцам возможность извлекать ценную информацию о наших противолодочных операциях и о прибрежных конвоях. Немцы утверждают, что в этот период им удавалось читать до 1500 радиограмм в месяц, а такое количество, по мнению наших специалистов, удивительно велико. Однако летом 1944 года еще один ценный источник информации о маршрутах конвоев перестал приносить плоды немецкой разведке: союзники ввели новый, значительно более надежный шифр для связи с судами конвоев. Все попытки немцев раскрыть этот шифр успехом не увенчались.
Как противник использовал информацию, извлекаемую из радиоперехвата и дешифрования, и насколько ценной она была для командиров подводных лодок, хорошо видно на специфическом примере проводки конвоев НХ.229 и SC.122, которым пришлось вести длительную борьбу с большой группой немецких подводных лодок в период с 16 по 19 марта 1943 года, то есть как раз перед тем как инициатива в битве за Атлантику перешла на сторону союзников.
До первой атаки лодками этих конвоев штаб немецких подводных сил прочитал шестнадцать радиограмм, в которых содержалась заблаговременная информация о движении обоих конвоев. Особенно важными среди них были радиограммы, отправленные в 22.10 4 марта и в 19.32 13 марта. В первой сообщались подробности океанского маршрута для конвоя НХ.229 и для отставших от него одиночных судов, а во второй обоим конвоям давался приказ уклониться от маршрута на основании данных о диспозиции немецких подводных лодок, сообщенных оперативно-информационным центром адмиралтейства. Хорошо информированный штаб немецких подводных сил сосредоточил для атаки этих конвоев сорок подводных лодок, и это закончилось для союзников потерей двадцати одного судна суммарным водоизмещением 140 000 тонн, в то время как немцы потеряли всего одну подводную лодку. Официальный английский военно-морской историк назвал это «серьезным бедствием для дела союзников».
В главе, где описывается это событие, капитан 1 ранга Роскилл цитирует заключение английского морского штаба: «Немцы никогда не были столь близки к полному нарушению коммуникаций между Новым и Старым светом, как это им удалось в первые десять дней марта 1943 года».
В том, что период ужасных потерь и кризисов с удивительной быстротой сменился периодом триумфального контрнаступления, в результате которого к июню 1943 года немецкие подводные лодки были вынуждены уйти из Северной Атлантики, не последнюю роль сыграло то обстоятельство, что с этого времени и впредь немецкая дешифровальная служба перестала обеспечивать подводные силы информацией, к которой они так привыкли. Именно в июне 1943 года была введена в действие новая система шифра, решившая многие проблемы для ВМС. Постоянно и настойчиво проводившиеся адмиралтейством меры по обеспечению безопасности скрытой связи увенчались наконец успехом. Дениц признал поражение своих подводных сил 24 мая, когда «приказал подводным лодкам перейти в район к юго-западу от Азорских островов, соблюдая при этом чрезвычайные меры осторожности». Ежемесячные потери немецких подводных сил в процентном отношении к количеству действовавших в море лодок стали резко увеличиваться: с 3,9 процента в первой половине 1942 года до 9,2 процента в первой четверти 1943 года.
