Текст книги "Тайны английской разведки (1939–1945)"
Автор книги: Дональд Маклахан
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 32 страниц)
В комнату 8 поступал нескончаемый поток фактов: срочные донесения на телетайпной ленте; донесения-молнии со станции «X», которая перехватывала радиограммы и анализировала радиообмен различных схем связи противника; пеленги на работавшие радиостанции противника со станций «Y», а вслед за ними и определенные по этим пеленгам места тех или иных объектов; донесения с эскортных кораблей, установивших контакт с немецкими лодками в районах за тысячи миль от адмиралтейства; донесения об обстановке из штабов округа западных подходов, Ливерпульского района и других морских командований, установивших тот или иной контакт с противником; информация из оперативного поста управления торгового судоходства о выходе и прибытии конвоев; выдержки из захваченных документов; подробные отчеты о допросах немецких военнопленных подводников и многие другие данные.
Данные всех этих источников позволяли следить за основными этапами «жизни и деятельности» каждой подводной лодки. Когда новая подводная лодка впервые появлялась в водах Балтики с целью прохождения испытаний и отработки экипажей, ее номер и другие данные иногда становились известными в результате перехвата и дешифрования радиообмена между эскортными кораблями, местными береговыми штабами и плавучими маяками в бухтах или в открытом море; как правило, для радиообмена в этих случаях использовались шифры малой надежности. Немцы должны были хорошо знать, что все эти переговоры перехватывались нашими станциями «Y» и передавались для обработки на станцию «X». Здесь радиограммы дешифровывались и передавались по телетайпу в оперативно-информационный центр, где заводилось «досье» на еще одну подводную лодку противника и ее командира.
Такой же процесс продолжался и тогда, когда подводная лодка, сопровождаемая эскортными кораблями, выходила из Балтики в Северное море в свое первое боевое плавание, когда она прибывала в базы на норвежском побережье или в Бискайском заливе или когда возвращалась в базы на побережье Германии. Такие фрагменты вполне надежной информации в дальнейшем позволяли делать вполне обоснованные предположения о месте нахождения той или иной подводной лодки. Если, например, подводная лодка проходила в какой-то день через пролив Бельт, то через определенное время следовало ожидать, что по прибытии в зону патрулирования она даст соответствующую радиограмму. На основании этих данных можно было делать заключение о скорости хода лодки данного типа, о дальности плавания, о длительности периодов боевого патрулирования, отдыха, пополнении запасов и т. п.
Нам были известны характерные черты тех или иных радиограмм подводных лодок. Мы могли, например, отличить радиограммы, которыми лодки доносили в штабы об обнаружении конвоев или сообщали об условиях погоды в районе патрулирования, или длинные радиограммы (хотя расшифровать их, как правило, не удавалось) о полученных повреждениях. Мы знали также о средней продолжительности боевого патрулирования лодки: она не могла оставаться в море более месяца, а если получала повреждения или расходовала свои торпеды, то период патрулирования соответственно сокращался. Любая подводная лодка могла возвратиться в базу только по одному из трех путей: в Бискайский залив, между Исландией и Фарерскими островами и по прибрежным норвежским фарватерам в Балтику; наблюдение же за этими путями патрульными кораблями и авиацией непрерывно усиливалось и совершенствовалось. Объем накопленных данных и возможность на основе этих данных делать предположения достигли такого уровня, что к 1942 году пост слежения за подводными лодками был способен прослеживать все этапы жизни и деятельности подавляющей части немецких подводных кораблей.
Наиболее срочные и важные факты передавались сотрудникам, работавшим над основной картой, в сыром, необработанном виде; подавляющая же часть информации предварительно обрабатывалась и анализировалась так, чтобы данные можно было сразу же наносить на карту, где они становились элементами общей обстановки. На дежурстве в посту круглосуточно находились сотрудники, которые принимали данные радиопеленгования и наносили их на главную карту обстановки только после тщательной обработки и анализа. Другие сотрудники занимались обработкой на малых столах донесений береговых наблюдателей, донесений кораблей и торговых судов об обнаружении подводных лодок или о произведенных ими атаках, показаний спасшихся с потопленных судов, донесений воздушной разведки, заключений, которые можно было сделать из передач широковещательных радиостанций противника и т. п. Большая часть этих данных оказывалась не имеющей особого значения и малоценной, но иногда и среди них попадались такие, которые были весьма полезными для уточнения обстановки на главной разведывательной карте.
Собираемые данные и сделанные на их основе предположения, заключения и выводы необходимо было доводить до заинтересованных инстанций, а это, в свою очередь, требовало обсуждения. Каждый день, не позднее девяти часов утра, происходили 15–20-минутные телефонные разговоры с начальником штаба военно-морского округа западных подходов в Ливерпуле и начальником штаба авиации берегового командования. Уинн или его заместитель докладывали основные данные, поступившие за прошедшую ночь: насколько усилились или уменьшились опасности, о которых сообщалось накануне, какие новые ситуации могли возникнуть и ближайшее время, какие были допущены ошибки и просчеты. Они обсуждали вероятность атак подводных лодок, желательные в связи с этим отклонения конвоев с курсов, сравнивали состав подводных сил противника и противолодочные силы, которые могли быть использованы против них.
Более ясное представление о деятельности поста слежения за движением подводных лодок читатель получит, если мы расскажем об обязанностях двенадцати сотрудников, работавших в комнате Уинна.
Гражданские дежурные сотрудники.Получали все донесения и вели вахтенный журнал поступающих данных; вели прокладку движения наших конвоев на основании данных, получаемых из оперативного поста управления торгового судоходства; регистрировали движение наших военных кораблей. Важнейшие оперативные донесения сразу же передавались дежурным офицерам военно-морского флота.
Прокладчики радиопеленгов (8Х).В этой группе был только один офицер военно-морского флота. Сотрудники группы поддерживали постоянную связь с центральным радиопеленгаторным постом, куда по телефону сообщались данные пеленгования со всех радиопеленгаторных станций. Проложив на своей карте поступившие радиопеленги на выходившие в эфир подводные лодки, они сообщали полученные таким образом данные дежурному офицеру для нанесения их на главную карту обстановки.
Дежурные офицеры военно-морского флота (8S).Вели прокладку движения всех кораблей и подводных лодок противника и круглосуточно следили за главной картой обстановки. Когда, по их оценке, возникала опасная ситуация, они немедленно докладывали о ней Уинну или его заместителю; последние в свою очередь, докладывали обстановку начальнику отдела ПЛО и начальнику оперативного управления. В составе этой группы всегда дежурил, кроме того, офицер, представлявший начальника отдела ПЛО, который отвечал за подготовку сил ПЛО, тактику и используемое ими оружие.
Сотрудники, работавшие в дневное время.В эту группу входили только гражданские работники, занимавшиеся различного рода исследованиями и анализом, накоплением, систематизацией и обобщением данных, изучением показаний военнопленных, слежением за ходом строительства противником новых подводных лодок, ведением досье, картотек и т. п.
Основным во всей этой работе, какие бы данные ни поступали со станции «X», были, конечно, места подводных лодок, определенные радиопеленгованием. Каждый день в 11.30 дежурные прокладчики радиопеленгов сменялись, при этом вновь заступающая группа подробнейшим образом информировалась о событиях, происшедших за истекшие сутки. Главное внимание всегда уделялось радиопеленгаторному центру в северной части Англии, на который сообщались все радиопеленги, зафиксированные английскими станциями. Данные десятка различных радиопеленгаторных станций обрабатывались этим центром в течение нескольких минут, и результаты немедленно сообщались по телефону в адмиралтейство. Все пеленги регистрировались в журнале с указанием времени перехвата, источника, позывных групп и т. п. сведений. Во время групповых действий немецкие подводные лодки (одновременно участвовало иногда до десяти – двенадцати единиц) в течение одного часа посылали в базу иногда тридцать – сорок донесений об обнаружении судов и результатах их атаки; пеленгование работы радиостанций лодок позволяло в таких случаях составить полную картину их боевого развертывания. Используемая лодками радиочастота и их повседневный радиообмен были хорошо изучены капитан-лейтенантом Питером Кемпом (8Х) и подчиненными ему экспертами по радиопеленгам. Сотрудники этой группы, как и операторы радиопеленгаторных станций, научились лишь по одному взгляду на цифровые значения пеленгов определять район, из которого та или иная лодка передавала радиограмму. Само собой разумеется, что, как только немецкую лодку обнаруживали вблизи конвоя, командиру сил охранения немедленно направлялось соответствующее предупреждение.
Определение радиопеленгованием места вышедшей в эфир подводной лодки получало хорошую оценку, если ошибка не выходила за пределы сорока – пятидесяти миль; оценка «отлично» давалась в том случае, если ошибка не превышала десяти – пятнадцати миль.
Принимая во внимание невысокую скорость хода лодки в подводном положении (в среднем не более трех узлов, а в надводном положении при благоприятной погоде – не более одиннадцати узлов), можно сказать, что сторожевые корабли и эскадренные миноносцы, особенно в условиях высокой волны на море, получив своевременно данные радиопеленгования, имели вполне реальную возможность установить контакт с лодкой и атаковать ее. Оснащенный же радиолокатором самолет имел еще большие шансы. Один из сотрудников поста слежения за подводными лодками помнит случай, когда засеченная радиопеленгованием в Балтийском море немецкая лодка была обнаружена и потоплена самолетом берегового командования в трех милях от сообщенного ему места, причем все это произошло в течение тридцати минут с момента перехвата работы радиопередатчика лодки.
Сотрудник, определяющий место лодки по радиопеленгам, если он обладает достаточно большим опытом, может определить по характеру и объему перехваченной радиограммы, давно ли лодка всплыла в надводное положение. Он может также с достаточной уверенностью предположить, передает ли она донесение об обнаружении судна или данные о погоде или докладывает ежедневную сводку о состоянии запасов топлива и торпед. По мере развития военных событий было введено «рафинирование» результатов работы радиопеленгаторщиков, которое осуществлялось с помощью сидящих рядом с ними младших научных сотрудников. Эти сотрудники давали советы, как из большого количества выделят наиболее надежные пеленги, как могут быть допущены ошибки, и что надо делать, чтобы избегать их. Такая практика позволила оперативно-информационному центру оценивать работу отдельных радиопеленгаторных станций, совершенствовать подготовку их операторов и, следовательно, повышать точность радиопеленгования.
Самая напряженная умственная работа начиналась после получения первичных данных, то есть после того, как лодка выходила в эфир и выдавала этим свое место. На этом этапе за работу брался Уинн: в каком направлении пойдет эта лодка? Очевидно, в направлении к конвою, если она обнаружила его и сообщила об этом, или она будет наводить на конвой другие лодки волчьей стаи. В таком случае можно предположить, какими курсами пойдут к конвою другие лодки и с достаточной точностью рассчитать время их выхода на позиции. Точность этих расчетов зависела от погодных условий и от того, насколько хорошо мы знали тактические приемы противника.
Последние становились нам известными частично в результате изучения отчетов о боевых действиях конвоев, частично из допросов военнопленных. На основании допущения различных вероятностей и обоснованной оценки обстановки часто появлялась возможность предсказать, в каком районе можно ожидать следующую атаку подводными лодками и направить соответствующее предупреждение командиру конвоя и командиру сил охранения.
С помощью бывших сотрудников поста слежения за движением подводных лодок автор воспроизвел картину того, что происходило в комнате 8 в типичном случае напряженной обстановки. Во второй половине дня, например, могло поступить донесение от авиации берегового командования, базирующейся на Исландию или на Северную Ирландию, об обнаружении немецкой подводной лодки в надводном положении в районе, не отмеченном на карте обстановки никакими булавками и символами. «Смотри-ка, Роджер, – сказал бы в этом случае один из помощников Уинна, – появилась какая-то новая. Интересно, откуда она пришла сюда?»
Затем, вооружившись циркулями, булавками и значками, они начинали подсчитывать и рассчитывать, действительно ли это новая лодка или та, за которой уже следили, но, возможно, ошиблись по каким-либо причинам в прокладке маршрута ее движения. Они находили такую лодку, которая могла бы за прошедшее время пройти расстояние из района, в котором ее обнаружили последний раз, однако при существовавших погодных условиях это казалось маловероятным. Но недалеко отсюда была и такая лодка, которая могла изменить направление своего движения после последнего засечения ее радиопеленгами. Какая же из них попала в этот новый район?
После того как этот вопрос так или иначе решался – а иногда благодаря необыкновенной способности Уинна угадывать образ действий подводных лодок он решался очень быстро, – возникали другие вопросы. «Куда сейчас идет эта лодка?», то есть прямо в направлении такого-то и такого-то конвоя или нет? «Есть ли в этом районе другие немецкие лодки?», то есть является ли обнаруженная лодка одной из патрулирующих на каком-то рубеже? Если так, то как расположен этот рубеж и какова его протяженность? Пока кто-то занимался рассмотрением различных вероятностей и возможностей, Уинн мог сказать: «Лучше, пожалуй, пригласить сюда поскорей Холла».
В комнату 8 из соседней комнаты 12 поспешно входил Холл и спрашивал: «О каком конвое идет речь, Роджер?» «Об НХ.42, – отвечал Роджер. – Видишь, вот здесь появилась подводная лодка, которую мы не ждали. Она всего в пятидесяти милях к югу от конвоя. Возможно, там есть и другие. А как у тебя дела с конвоем?»
Холл знакомился с обстановкой на карте; Уинн обращал его внимание на опасность.
«С конвоем дело плохо, – задумчиво говорил Холл. – У кораблей охранения на исходе запасы топлива, и приказать конвою существенно изменить курс просто невозможно. А ты уверен, Роджер, что опасность серьезна?»
«Уверен! Ты знаешь не хуже меня, Дик, что в этой игре в кошки-мышки ни в чем нельзя быть уверенным на сто процентов. Но предчувствие подсказывает мне, что твой конвой, если он пойдет прежним курсом, не избежит атаки».
«Ну хорошо, – говорил Холл, – пойду переговорю со штабом западных подходов и информирую их, что может быть в худшем случае», – и выходил из комнаты 8. Минут через двадцать Холл возвращался. Его расплывшееся в счастливой улыбке круглое лицо напоминало черты его отца – выдающегося адмирала, начальника разведывательного управления во времена Ютландского боя. «Мы спасены, – радостно сообщал он, – западные подходы говорят, что у них есть сейчас группа кораблей, которую они могут послать к конвою, если мы отклоним его от курса, а прежние корабли охранения смогут пополнить запасы топлива в Исландии».
«Ну вот, – говорил Уинн, – это уж намного лучше. Давайте теперь посмотрим, куда выгоднее отклонить конвой».
Вооружившись измерителями, они начинали обсуждать новую проблему. Если подводная лодка шла в таком-то направлении в надводном положения со средней скоростью десять узлов, – может быть, немного меньше из-за плохой погоды, – то она должна обнаружить конвой и донести о нем в такое-то время и в таком-то районе. Если она является одной из лодок на рубеже патрулирования, то остальные смогут сосредоточиться приблизительно через пять-шесть часов.
Для полной гарантии Уинн предлагает приказать конвою НХ.42 отвернуть на 90° на восток и пройти новым курсом четыре часа, а затем сделать поворот на 45° в обратном направлении и пройти так еще один час. «Возможно, что это окажется недостаточным, – говорил Уинн, – но поскольку к этому времени к конвою присоединится новая группа кораблей охранения, можно пойти на риск встречи их с лодками противника».
Предложение Уинна обсуждено, и, поскольку решение принято, начинают быстро делать все необходимое, чтобы отправить конвою радиограмму через командующего военно-морским округом западных подходов, предварительно завизировав ее у начальника управления торгового судоходства. Затем начинается знакомое утомительное и напряженное ожидание. Все, что можно было сделать, сделано. Уинн и его сотрудники продолжают выяснять и анализировать движение многих других подводных лодок и конвоев, но одновременно то и дело посматривают на часы, чтобы убедиться, правильным ли было их решение отклонить конвой НХ.42, удалось ли им еще раз перехитрить Деница или в этом районе произойдет еще один ожесточенный бой. Если бой все же произойдет, все будут знать, что, по крайней мере, было сделано все, чтобы избежать тяжелых потерь, атака противника не будет неожиданной, разведка свою миссию выполнила.
Можно представить себе, что необходимое для такой борьбы с тактикой Деница огромное умственное напряжение Уинн и его сотрудники выносили только потому, что борьба, по существу, превращалась для них как бы в игру на шахматной доске. В течение пяти лет участия в этой борьбе Уинну и его основным помощникам приходилось держать под строгим самоконтролем свое воображение, рисовавшее картину тяжелых жертв и ужасных страданий людей, если случалось так, что разведке не удавалось предотвратить несчастье.
Не будь они способны на такой самоконтроль, напряжение оказалось бы слишком большим. Впрочем, однажды имел место случай, когда охватившее их горькое чувство подавить было трудно. Некий капитан 3 ранга Бойл, всеми уважаемый и любимый сотрудник комнаты 8, работавший в ней в течение многих напряженных месяцев, а затем переведенный на флот, командовал силами охранения конвоя из одиннадцати танкеров, шедших из Тринидада. (Жена его работала в то время в комнате 8 секретарем.) Уинн и его сотрудники оказались беспомощными наблюдателями того, как день за днем противник уничтожал из состава этого важного и уязвимого конвоя одно судно за другим, пока в нем не остался всего один танкер. К счастью, сам Бойл остался жив.
Типичным примером умелых и уверенных действий группы Уинна является следующий эпизод. Холл следил за переходом через Бискайский залив ценного, следовавшего самостоятельно торгового судна и хотел убедиться в том, что оно избежит встречи с подводной лодкой, показанной на карте Уинна и, вероятно, шедшей в восточном направлении в подводном положении со скоростью три узла.
Уинн заявил, что если имеется полная уверенность в точности места нахождения судна в данный момент, то, по его мнению, опасности встречи его с лодкой нет. Тогда Холл приказал судну нарушить радиомолчание и сообщить свои координаты. Когда пришел ответ с координатами судна, Уинн доказал, что если оно пойдет прежним курсом, то встречи с подводной лодкой не произойдет, поскольку судно пересечет курс лодки далеко за ее кормой. Десятью днями позднее капитан судна прибыл в адмиралтейство и потребовал приема у помощника начальника морского штаба, отвечающего за конвои. Капитан с возмущением пожаловался на то, что адмиралтейство приказало ему нарушить радиомолчание и сообщить свои координаты, поставив тем самым судно в опасность и нарушив строжайшие приказы о соблюдении радиомолчания. Лишь с большим трудом капитану 3 ранга Холлу удалось убедить капитана в том, что если бы адмиралтейство не уточнило координаты его судна и не приказало ему следовать намеченным курсом, то, вполне возможно, он был бы не в состоянии прибыть в адмиралтейство и заявить свою жалобу.
Авторитет, которым пользовался в адмиралтействе пост слежения за движением подводных лодок, несмотря на то, что главную роль в нем играли переодетые в военную форму гражданские сотрудники, был большим. Поскольку события иногда развивались очень быстро, утверждать что-нибудь с полной уверенностью чаще всего было невозможно. Но, как однажды сказал об этом сам Уинн, сотрудники должны были развивать в себе способность «рабочей выдумки». «То, что в действительности представляло собой всего лишь расчеты и догадки, приходилось принимать за факты и соответственно действовать». Во всем адмиралтействе, пожалуй, не было таких, кто мог бы позволить себе не считаться с выводами, заключениями и предложениями комнаты 8. Работавшие в ней сотрудники не имели возможности консультироваться на более высоком уровне, да они и не нуждались в этом, потому что располагали всей имевшейся информацией.
Начальник поста слежения за подводными лодками с самого начала был огражден начальником разведывательного управления и начальником оперативно-информационного центра от давления вышестоящих начальников, что коренным образом противоречило традиционному порядку в ВМС, в соответствии с которым вышестоящий офицер всегда был прав.
Заместитель Уинна с 1942 года капитан-лейтенант добровольческого резерва ВМС Патрик Бисли припоминает случай, когда комната 8 вышла победителем в конфронтации с вышестоящими офицерами. Размышляя однажды вечером над одной из труднейших проблем относительно конвоя, Уинн и Бисли пришли к заключению, что имеющиеся данные разведки позволяют сделать два вывода, причем ни один из них не был убедительнее другого. Действия в соответствии с одним из этих выводов – назовем эти действия вариантом «А» – причинили бы флоту много хлопот, связанных с изменением курсов, переформированием сил охранения и т. п., в то время как вариант «Б» не требовал ничего подобного. Уинн не без труда убедил Бпсли, что следует избрать вариант «А», несмотря на то, что вышестоящему начальству этот вариант, естественно, не понравится.
Когда для обсуждения решения в пост слежения за подводными лодками спустилось «высокое начальство», Бисли с удивлением услышал, как Уинн начал подробно излагать аргументы в пользу действий по менее беспокойному варианту «Б», то есть те аргументы, которые только что отстаивал Бисли в споре с Уинном. Закончив изложение, Уинн добавил с характерным для него красноречием адвоката, что существует другой взгляд на обстановку и другой вариант действий, о которых он должен беспристрастно доложить, поскольку этого взгляда придерживаются его коллеги, суждение которых он, Уинн, уважает. Однако он, Уинн, понимает, что этот вариант вряд ли приемлем, поскольку потребует затруднительных для штаба изменений плана и диспозиции сил охранения. Умиленное возможностью показать свое безразличие к такого рода аргументам и хоть один раз не согласиться с доводами Уинна, высокое начальство приняло решение действовать по варианту «А», то есть по тому варианту, который предпочитал Уинн.
Один из бывших сотрудников Уинна, офицер добровольческого резерва ВМС, рассказал автору о работе комнаты 8 следующее:
«Старшие офицеры морского штаба иногда менялись. Было очень интересно наблюдать за их первой реакцией при встрече с Уинном и за тем, как с течением времени между ними устанавливалось тесное и дружественное рабочее сотрудничество, несмотря на явное недоверие и скептицизм на первых порах со стороны кадровых офицеров флота, только что переведенных с корабельной службы на береговую. Уинн был всегда корректен со старшими офицерами и относился к ним с уважением. Для привлечения внимания слушателей к своей точке зрения Уинн полностью использовал свое юридическое образование и адвокатское красноречие, часто преподнося какой-нибудь непопулярный взгляд таким путем, что помощник начальника штаба или другой высокопоставленный офицер начинал верить, что это он, а не Уинн проник первым в существо проблемы и нашел правильное решение.
Уинн был в высшей степени индивидуалистом, и хотя наша работа носила групповой характер, он стремился лично познакомиться с мельчайшими фактами и свидетельствами и никогда не полагался на выработанные своими сотрудниками предложения и решения каких-либо частей общей загадки. Я думаю, что это было вполне естественно для него и что по-другому он просто не смог бы работать. Но, откровенно говоря, такой подход был в то же время необходим. Начальник на таком участке не мог позволить себе пренебречь какой бы то ни было информацией; он должен был лично тщательно просматривать, оценивать и решать все части общей проблемы, а не только ее центральную задачу.
Уинну все время приходилось испытывать огромное напряжение. И дело не только в том, что у него был продолжительный рабочий день – он редко работал меньше, чем по одиннадцати часов в сутки, а часто, при напряженной обстановке, намного больше, – но и в том, что он постоянно чувствовал возложенную на него огромную ответственность. Минуты, не использованные для своевременной оценки данных, для рекомендации конвою курса уклонения из опасного района или для составления проекта радиограммы с указаниями, часто могли стоить потери нескольких судов и, что еще важнее, многих жизней. Уинн всегда держался спокойно и не терял контроля ни над собой, ни над обстановкой, но он достигал этого лишь благодаря огромному нервному и физическому напряжению.
Недюжинные умственные способности и твердая уверенность в себе Уинна дополнялись высоким чувством моральной ответственности. Решения, которые он рекомендовал, могли иметь, и часто действительно имели, далеко идущие последствия. Люди всегда склонны давать своим начальникам такой совет, какой последним хотелось бы получить, но Уинна обвинить в подобной слабости было бы несправедливо. Взгляды Уинна на такие вопросы, как: увенчалась ли успехом попытка атаковать немецкую подводную лодку; в каком районе Дениц сосредоточит свои силы в ближайшее время; каковы темпы строительства немцами новых подводных лодок; каковы возможности немцев продолжать подводную войну из норвежских баз в случае, если территория собственно Германии будет покорена, и на многие другие часто делала его непопулярным – по крайней мере, на время – среди тех, кто должен был действовать в соответствии с этими взглядами. Решения и предсказания Уинна обычно оправдывались или опровергались в течение нескольких дней, а иногда и в течение нескольких часов, и для признания этого тоже требовалось немало мужества, ибо на карту ставилось очень многое.
В моей памяти осталось два эпизода, ярко иллюстрирующих готовность Уинна принять ответственное решение и стойко придерживаться его. Запомнилась его непоколебимая решимость пытаться во что бы то ни стало вести прокладку движения подводных лодок от их последнего известного места, несмотря на недостаточность или даже полное отсутствие новых данных. Нельзя забыть и другого – его предчувствия, что немцы запланировали предпринять в 1943 году наступление подводных лодок в районе мыса Доброй Надежды. Оснований для такого предположения было очень мало, тем не менее, день за днем мы тщательно прокладывали путь вышедших из Бискайского залива лодок, «довели» их до экватора и далее в Южную Атлантику. Никто не утверждал, что мы ошибались в наших предположениях, но большинство очень удивилось, когда оказалось, что в конечном итоге мы были правы.
Работать с таким человеком было нелегко. Он держал сотрудников, что называется, в ежовых рукавицах и не стеснялся в выражениях, когда считал, что кто-нибудь из нас сделал что-то далеко не лучшим образом. Тем не менее, все мы видели и понимали, что к себе он предъявляет еще более жесткие требования, чем к нам, и что он всегда оказывал нам полную поддержку и ревностно защищал нас, если мы принимали то или иное решение в его отсутствие. В результате он добился такого порядка, при котором вышестоящее начальство стало полагаться на советы и решения сотрудников, дежуривших ночью, почти так же, как оно полагалось на прогнозы и решения самого Уинна днем. Вследствие этого, хотя в центре внимания всегда был сам Уинн – и надо сказать, вполне заслуженно, – все мы чувствовали себя частью общего организма и испытывали чувство гордости за полезную деятельность комнаты 8 и за высокую репутацию, которую она завоевала в адмиралтействе. Можно даже сказать, что многие из нас смотрели на себя не иначе как на играющих главную роль в достижении победы».
Уинн всегда настаивал на том, чтобы его сотрудники выражали единое и единственное мнение. Между собой они могли спорить сколько угодно, могли критиковать друг друга и выражать свое несогласие. Но если в комнате появлялся посторонний, то во избежание недоразумений и путаницы ему должны были излагать только официально принятый взгляд, согласованное мнение и решение.
К 1943 году адмирал Иделстен, занимавший тогда должность помощника начальника штаба ВМС по ПЛО и торговому судоходству, установил порядок, согласно которому без его разрешения ни одно судно или конвой не могли быть отправлены в плавание по такому маршруту, который противоречил бы рекомендациям Уинна.
Иногда по соображениям оперативного порядка и в свете требований министра военного транспорта или других высокопоставленных руководителей пост слежения за подводными лодками вынуждали менять принятое им ранее решение. Уинн припоминает, как в декабре 1942 года ему заявили, что лайнер «Керамик», перевозивший в Такоради срочно потребовавшихся там специалистов по аэродромам, необходимо отделить от конвоя, с которым он шел и как можно быстрее направить в порт назначения на побережье Африки. «Керамик» шел в составе конвоя, направлявшегося на юг по рекомендованному Уинном маршруту: Галифакс – Нью-Йорк – Хаттерас – Карибское море – Ресифе. Затем следовал короткий переход через Южную Атлантику. В течение четырех дней Уинн отказывался отделить «Керамик», потому что считал, что за конвоем ведут наблюдение и доносят о нем немецкие подводные лодки, но в конце концов вынужден был уступить давлению министерства торгового судоходства и согласился отделить от конвоя лайнер и два эскадренных миноносца. Через два-три часа после выхода из конвоя «Керамик» обогнал сопровождавшие его эсминцы; позднее он был потоплен подводной лодкой, которая подобрала лишь одного спасшегося с него человека. Уинн взял на себя всю ответственность за решение, которое, как он считал, было принято им под значительным давлением и вопреки его суждениям.
