Текст книги "Власть пса"
Автор книги: Дон Уинслоу
Жанр:
Криминальные детективы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 38 страниц)
– Но это ж наш шанс! – вопит О'Боп. – Это ж Семья Чимино! И они хотят с нами работать!
– Есть еще кое-что, – замечает Персик.
– Ну-ну, – откликается Кэллан. – А то я было расстроился, что все радостные новости закончились...
– Блокнот, – рубит Персик.
– И что?
– Запись про меня. Сто тысяч. Калабрезе ни за что не должен узнать про долг. Если узнает, я покойник.
– С чего это? – удивляется Кэллан.
– Эти деньги – его, – объясняет Персик. – Шихэн утаил пару сотен от Поли. Я их у Мэтта занял.
– Значит, ты обдирал Поли Калабрезе, – делает вывод Кэллан.
– Мы, – поправляет Персик.
– О господи боже!
Даже О'Боп чуть подувял.
– Ну, не знаю, Джимми, – тянет он.
– Какого хрена? – вопрошает Персик. – Чего ты там еще не знаешь? Мне был приказ шлепнуть вас, ребята. А я его не выполнил. Меня только за одно это могут убить. Я спас ваши поганые шкуры. Два раза. Сначала не убил вас, а потом убрал Мэтти Шихэна за вас. А ты еще чего-то там не знаешь?
Кэллан уставился на него.
– Значит, эта встреча, – говорит он, – сделает нас или богатыми, или мертвыми.
– Ну, что-то в этом роде, – соглашается Персик.
– Вот так хрен! – заключает Кэллан.
Богатый или мертвый.
Что ж, бывает выбор и похуже.
Встреча назначена в задней комнате ресторана в Бэнсонхерсте.
– Гнездо мафии, – комментирует Кэллан.
Да, очень удобно. Если Калабрезе решил убить их, ему только и требуется выйти и захлопнуть за собой дверь. Он выйдет через парадную дверь, а наши тела вынесут через черный ход, думает Кэллан, пока перед зеркалом пытается соорудить узел галстука.
– Ты вообще когда-нибудь раньше надевал галстук? – спрашивает О'Боп. Голос у него прерывается, ладони вспотели.
– А то. На первое причастие.
– Тьфу, дерьмо! – О'Боп пытается помочь и просит: – Ты повернись. Я так не могу завязывать, со спины.
– У тебя руки дрожат.
– Да еще как!
На встречу они идут «голенькими». Стволы полагаются только людям босса. А значит, прикончить их будет еще легче.
Не то чтобы они собираются отправиться на встречу совсем уж беззащитными. Прихватывают с собой Бобби Ремингтона и Толстяка Тима Хили. А еще одному парню из квартала, Биллу Боэну, приказано патрулировать на машине около ресторана.
О'Боп раздает четкие и ясные инструкции:
– Если из парадной двери первым выйдет кто-то другой, не мы – убейте их.
И еще одна предосторожность: Бэт и ее подружка Мойра закажут столик в общем зале ресторана. В сумочках у них будут пистолеты: у одной двадцать второго калибра, у другой сорок четвертого. Так, на всякий случай, если дельце стухнет, а у парней появится шанс выскочить из задней комнаты.
Как выражается О'Боп:
– Если мне суждено отправиться в ад, я хочу уехать туда в битком набитом автобусе.
До Квинса они добираются на метро, потому что О'Боп заявляет, что не желает после удачной встречи сесть в свою машину и вместе с ней отправиться на небеса.
– Итальянцы не пользуются бомбами, – старается убедить его Персик. – Это все ирландские фокусы.
О'Боп напоминает Персику о своем ирландском происхождении и отправляется на метро. Они с Кэлланом выходят в Бэнсонхерсте и шагают к ресторану, а когда заворачивают за угол, О'Боп бормочет:
– Да чтоб тебя. Вот дерьмо!
– Что такое?
Перед рестораном топчутся четверо или пятеро мафиози. Кэллан роняет что-то вроде: «Ну и что с того? Перед мафиозными ресторанами всегда толкутся ребятишки. У них работа такая».
– Да тут Сол Скэки! – говорит О'Боп.
Огромный, мощный детина чуть за тридцать, с глазами голубыми, как у Синатры, и серебристыми волосами, слишком коротко для мафиози постриженными. Он и похож на мафиози, думает Кэллан, и в то же время вроде и не похож. На ногах у него тупоносые ботинки, начищенные до того, что блестят, точно полированный черный мрамор. Серьезный крендель, думает Кэллан.
– И кто таков? – спрашивает он у О'Бопа.
– Служит в «Зеленых беретах» дерьмовым полковником.
– Дуришь меня.
– И вовсе нет. И он гангстер. У него тонна медалей за Вьетнам. Если они решат сбросить нас со счетов, то Скэки вычитанием и займется.
Обернувшись, Скэки видит их. Отделившись от группы, он подходит к О'Бопу и Кэллану, улыбается и говорит:
– Джентльмены, милости прошу. Без обид, но мне полагается проверить, что под мышками у вас пусто.
Кэллан, кивнув, поднимает руки. Заученным движением Скэки обхлопывает его до самых щиколоток, потом проделывает то же самое с О'Бопом.
– Хорошо, – заключает он. – Ну что, пошли на ланч?
И ведет их в задний зал ресторана. Зал этот Кэллан видел чуть ли не в пятидесяти обалденных киношках про мафию. Фрески на стенах изображают безмятежные пейзажи солнечной Сицилии. Посередине длинный стол, накрытый скатертью в красно-белую клетку. Бокалы, чашки для эспрессо, маленькие брусочки масла, уложенные на тарелки со льдом. Бутылки красного, бутылки белого.
Хотя пришли они точно – минута в минуту, – парни уже сидят за столом. Персик, нервничая, знакомит их с Джонни Боем Коццо, Демонти и парой других. Потом открываются двери, и входят двое гангстеров-боевиков, грудь у обоих точно коровьи туши в мясной лавке, а за ними появляется Калабрезе.
Кэллан украдкой косится на Джонни Боя, ему кажется, что тот как-то злорадно ухмыляется. Но все обнимаются, целуются по сицилийскому обычаю. Калабрезе усаживается во главе стола, и Персик всех представляет.
Кэллану не нравится, что Персик испуган.
Персик называет их имена, Калабрезе поднимает руку и объявляет:
– Сначала пообедаем, а уж потом и о бизнесе потолкуем.
Даже Кэллану приходится признать, такой вкусной еды он в жизни не ел. Для начала подали щедрые порции закусок: проволоне [44]44
Сорт итальянского сыра.
[Закрыть], прошутто [45]45
Копченая острая, тонко нарезанная ветчина.
[Закрыть] и сладкий красный перец. Таких тонюсеньких рулетиков из ветчины и крошечных помидорок Кэллану видеть не доводилось.
Официанты входили и выходили, точно монашки, прислуживающие Папе Римскому.
Когда с закусками покончили, наступила очередь пасты. Ничего необычного: так, маленькие пиалы со спагетти в красном соусе. Потом подали куриную пиккату – тонкие ломтики куриной грудки в белом вине с лимоном и каперсами и запеченную рыбу. Следом еще один салат и, наконец, десерт – огромный белый торт, пропитанный анисовой водкой.
Все это вносили и выносили вместе с винами, и когда официанты подали эспрессо, Кэллана совсем разморило. Калабрезе сделал длинный глоток кофе, после чего сказал:
– А теперь скажите, почему я не должен убивать вас, парни.
Ни хрена себе вопросик на засыпку.
Какая-то часть Кэллана рвалась заорать: «Ты не должен убивать нас потому, что Джимми Пиккони украл у тебя сто штук баксов, и мы можем доказать это!», но он прикусил язык, изо всех сил стараясь найти другой довод.
Тут он услышал слова Персика:
– Они, Пол, хорошие парни.
– Зато ты, Джимми, – улыбнулся Калабрезе, – нехороший парень. Был бы ты хорошим, то сегодня я бы обедал здесь с Мэттом Шихэном.
И, развернувшись, прошил насквозь взглядом О'Бопа и Кэллана.
– Я все еще жду вашего ответа.
И Кэллан тоже. Изо всех сил стараясь сообразить, то ли ломать голову над ответом, то ли попытаться прорваться между двумя мордоворотами, охраняющими дверь, выскочить в зал, выхватить пистолеты и вернуться, поливая всех огнем.
Но даже если мне это удастся, думает Кэллан, О'Боп к тому моменту будет мертв. Да, но зато я смогу отправить его на небо в переполненном автобусе.
Кэллан пытается незаметно передвинуться на краешек. Остался еще дюйм, теперь надо подобрать ноги, тогда он сможет враз сорваться со стула. Кинуться прямо на Калабрезе, схватить его и, пятясь задом, выскочить за дверь.
И куда потом? – думает он. На Луну? Куда можно смыться, чтобы Семья Чимино там не разыскала?
Вот хрен, думает он. Бегом за пистолетами, надо уйти из жизни, как подобает мужчинам.
Сидящий напротив Сол Скэки качает головой. Движение едва заметное, но Кэллану понятно: шевельнись – и ты покойник.
И он замирает.
Казалось, молчание длится чуть ли не час, но на самом деле пролетело всего несколько секунд в атмосфере, ну скажем, напряженной, и Кэллан всерьез удивляется, когда слышит пронзительный голос О'Бопа, тот верещит:
– Вы не должны убивать нас, потому что... Потому что... эээээ...
– ...мы можем выполнять для вас работу лучше, чем Шихэн, – подхватывает Кэллан. – Мы сумеем добыть для вас долю в Джевитс-центре, в местном профсоюзе водителей, в профсоюзе строителей. Ни один цементный блок не продадут и не поднимут без того, чтобы вы не получили своей доли. Вы получите десять процентов с каждого доллара ростовщика или добытого на улице, и все это сделаем для вас мы. Вам и пальцем не придется пошевелить или во что-то вмешаться.
Калабрезе обдумывает его слова, тянет, наслаждаясь, время.
Кэллан начинает заводиться. Он чуть ли не надеется, что Калабрезе рыкнет: «Да пошли-ка вы на хрен, ребята», и тогда можно будет отбросить всякую дипломатическую дребедень и приступить к драке.
Но Большой Поли роняет:
– Существуют определенные условия и правила. Во-первых, брать мы станем тридцать, а не десять процентов с вашего дохода. Во-вторых, возьмем пятьдесят процентов денег, поступающих от профсоюзов и строительства, и тридцать – от любой другой деятельности. А в обмен я предлагаю вам свою дружбу и защиту. Членами Семьи вы стать не можете, потому что вы не сицилийцы, но партнерами станете. Работать будете под надзором Джимми Персика. Он будет лично отвечать за все ваши действия. Возникнет у вас какая необходимость, обращайтесь к Джимми. Возникнет проблема, тоже обращайтесь к Джимми. И кончайте со всякими разборками, тут не Дикий Запад. Наш бизнес лучше всего работает в атмосфере спокойствия и тишины. Все поняли?
– Да, мистер Калабрезе.
Калабрезе кивает:
– Возможно, изредка мне будет требоваться ваша помощь. Тогда передам через Джимми, а уж он передаст вам. Я, конечно, рассчитываю, что в обмен на мою дружбу и защиту вы не повернетесь ко мне спиной, когда я обращусь к вам. Раз ваши враги будут моими врагами, то и мои должны стать вашими.
– Да, мистер Калабрезе. – Кэллан гадает: может, сейчас положено поцеловать его кольцо?
– И последнее, – заключает Калабрезе. – Занимайтесь своим бизнесом. Делайте деньги. Наживайте богатство! Делайте все, что желаете, но – никаких наркотиков! Такое правило установил Карло, и оно по-прежнему действует. Наркотики – это слишком опасно. Я не намерен провести в тюрьме старость, так что это запрет категорический: займетесь наркотиками – вы покойники.
Калабрезе встает со стула. Остальные тоже поднимаются.
Кэллан стоит, когда Калабрезе коротко бросает «До свидания», и два мордоворота распахивают перед ним дверь.
Кэллан напряженно соображает, что не так в этой картинке.
– Стиви, – говорит он, – Калабрезе уходит.
О'Боп смотрит на него, как бы говоря «Ну и хорошо».
– Стиви, этот человек уже выходит в дверь.
Они замирают. Персик в ужасе от такой промашки и говорит с фальшивой вежливостью:
– Дон всегда уходит первым.
– Что, какая-то проблема? – осведомляется Скэки.
– Да, – кивает Кэллан, – проблема.
О'Боп становится цвета мела. Персик вцепился себе в подбородок так крепко, что теперь пальцы гвоздодером не отодрать. Демонти уставился на них, точно на что-то совсем уже экзотическое, а Джонни Бою все представляется просто забавным.
А вот Скэки – нет.
– В чем дело? – спрашивает он.
– У нас на улице люди, – сглотнув, объясняет Кэллан, – и мы приказали убить первого, кто выйдет в дверь, если это будем не мы.
Оба охранника Калабрезе разом хватаются за оружие. Пистолет Скэки сорок пятого калибра оказывается нацелен точно в голову Кэллана.
Калабрезе смотрит на Кэллана и О'Бопа, покачивает головой.
Джимми Персик тщится припомнить точные слова Покаянной молитвы.
Но тут Калабрезе вдруг смеется.
Он хохочет, заливается так, что ему приходится достать из кармана пиджака платок и вытереть глаза. Мало того – он даже падает на стул. Отсмеявшись, Калабрезе смотрит на Скэки и произносит:
– Ну чего стоишь? Стреляй в них!
И тут же, очень быстро, добавляет:
– Шучу я, шучу. Вы, парни, что, думаете, выйди я в эту дверь, началась бы третья мировая война? Смех, да и только!
Он машет им на дверь:
– На этот раз вы – первые.
Они выходят, и дверь за ними захлопывается. Даже через закрытую дверь еще доносится хохот. Они проходят мимо Бэт и ее подружки Мойры на улицу.
Никаких признаков ни Бобби Ремингтона, ни Толстяка Тима Хили.
Только вереница – от угла до угла – черных «линкольнов».
И рядом с ними стоят гангстеры.
– Господи, – бормочет О'Боп, – наши не смогли найти место для парковки.
Позже Бобби, извиняясь, бормочет, что не успел он и пару раз проехать мимо ресторана, как один из мафиози тормознул машину и велел им проваливать отсюда на хрен. Они и убрались.
Но это будет потом.
А сейчас О'Боп стоит на улице и глазеет на голубое небо.
– Ты понимаешь, что это значит?
– Нет, Стиви. И что?
– А значит это, – О'Боп обнимает Кэллана за плечи, – что мы теперь короли Вестсайда.
Короли Вестсайда.
Недурная новость.
А плохая та, что Джимми Персик на сто тысяч баксов, которые теперь не надо никому отдавать, купил наркотики.
И не обыкновенный героин, доставленный по обычному маршруту Турция – Сицилия. И не через канал в Марселе. И даже не по новому Лаосскому, организованному знаменитым мафиози Санто Траффиканте. Нет – купи он наркотики через какой-то из этих источников, Калабрезе прознал бы об этом через пятнадцать секунд, а еще через неделю раздувшийся труп Джимми Персика пугал бы туристов на Серкл-Лайн. Нет, Джимми Персику пришлось найти новый источник.
Из Мексики.
3
Калифорнийские девушки
Вот бы все девушки были калифорнийскими.
Брайк Уилсон. «Калифорнийские девушки»
Ла-Холла
Штат Калифорния
1981
Норе Хейден было четырнадцать, когда ее в первый раз трахнул мужчина. Один из друзей ее отца. Он подвозил девочку домой после того, как она отработала нянькой у его сынка-капризули, и вдруг он взял ее руку и положил себе на бугор. Нора хотела ее вырвать, но была загипнотизирована выражением его лица.
И чувством, которое возникло у нее самой.
Власти.
И Нора оставляет руку. Не обводит выпуклость, ничего такого, но, похоже, ему хватает и того, что ее ладонь просто лежит там. Девочка слышит, как он пыхтит, и видит, как лицо у него становится напряженным, а глаза такими чудными, что ее тянет расхохотаться, но что-то словно удерживает ее.
В следующий раз он кладет свою руку поверх ее ладони и водит ею по кругу. Нора чувствует, как растет его бугор под ладонью. Чувствует, как он дергается. Лицо у него такое нелепое.
А в следующий раз он тормозит у обочины и просит ее вынуть «это».
Ей вроде как полагается ненавидеть этого мужика, верно?
Ее тошнит от него, но она делает все, как он показывает, потому что у нее такое чувство, что главная при этом все-таки она, а не он. Ну, типа, она может его дергать и дергать, то прекращая, то начиная снова.
– Прям не пенис, – делится Нора со своей подружкой Элизабет, – а поводок какой-то.
– Нет, даже не поводок, а щенок, – возражает Элизабет. – Ты ласкаешь его, гладишь, целуешь, кладешь в тепленькое местечко, чтоб поспал, а он тебе притаскивает всякое-разное.
Норе четырнадцать, но выглядит она гораздо взрослее. Ее мама все видит, но что она может поделать? Живет Нора то у мамы, то у папы – это «совместное опекунство» – термин, имеющий в данном случае оттенок очень пикантный. Потому что каждый раз, как она живет у отца, они совместно курят травку.
Папа похож на какого-то растафарианца [46]46
Растафарианское движение возникло в 30-е годы среди чернокожего населения Ямайки и распространилось в странах Карибского бассейна и США. Растафариане поклоняются последнему императору Эфиопии Хайле Селассии I, считая его земным воплощением Иисуса Христа.
[Закрыть], только белого, без дредов и религиозных убеждений. Эфиопию папа не сумеет отыскать даже на карте Эфиопии, но травку он обожает. Вот эту часть растафарианства он принимает целиком и полностью.
Мама выше этого, и это основная причина, почему они развелись. Этап хиппи она переросла, бросившись из одной крайности в другую: из хиппи превратилась в яппи, и все ровно за пять секунд. Папа так и таскает «Биркенстоки» [47]47
Торговая марка удобных сандалий на пробковой подошве.
[Закрыть], будто они приросли к ногам, а она зашагала дальше.
Короче, мама получила очень хорошую работу в Атланте и хочет, чтобы Нора жила с ней, но Нора отнекивается: «Нет, ты сначала покажи мне хоть один пляж в Атланте, тогда поеду». В конце концов дошло до суда, и судья спросил Нору, с кем из родителей она желает жить, девочка чуть не выпалила «Ни с кем», но вслух ответила: «С папой». Так что в пятнадцать лет она ездит в Атланту только на каникулы и на один месяц летом.
Что вполне терпимо, если прихватить с собой достаточный запасец хорошей травки.
Ребята в школе дразнят ее «шлюшка Нора», но ей плевать, да и им, по правде, тоже. Это не столько презрительная кличка, сколько констатация факта. Что еще можно сказать об однокласснице, которую после уроков увозят в разных «порше», «мерседесах» и лимузинах и ни одна из машин не принадлежит ее родителям?
Как-то днем Нора, совсем обалдевшая от травки, заполняет какой-то дурацкий опросник для наставника-руководителя и в графе «Занятия после школы» пишет «минет». Прежде чем замазать ответ, она показывает бланк своей подружке Элизабет, и обе хохочут.
И давай, не сворачивай «лимо» к «Микки», где еду выносят прямо к машине. И никаких «королевских бургеров», «тако белл» [48]48
Мексиканская лепешка с разнообразной начинкой.
[Закрыть] и музыкальных автоматов. У Норы, слава богу, такое лицо и фигурка, что она достойна «Лас Бризаса», «Гостиницы в Лагуне», «Эль Эдобе».
Желаешь Нору, так угости ее вкусной едой, хорошим вином и беспримесной дозой.
У Джерри Болвана кокаинчик водится всегда супер.
Он хочет, чтобы Нора поехала с ним в Кабо.
Еще б ему не хотеть. Сорокачетырехлетнему наркодилеру, у которого больше воспоминаний, чем возможностей, а у нее в шестнадцать тело как сама юная весна. Так почему бы ему и не захотеть провести с девушкой грязненький уикенд в Мексике?
Нора все принимает невозмутимо.
Ей шестнадцать, но она не сентиментальная размазня.
Она прекрасно понимает, что этот козел вовсе не влюблен в нее. А уж она в него и подавно. Точнее точного. Вообще-то она считает, что он болван болваном в этом своем черном шелковом пиджаке и в черной бейсболке, прикрывающей редеющие волосы. В выгоревших джинсах и «Найках» на босу ногу. Нет, конечно, Нора очень даже понимает его: козел в ужасе перед подступающей старостью.
Не бойся, козел, думает она. Чего уж тут трепыхаться.
Ты уже старый.
У Джерри Болвана только два преимущества.
Но они классные.
Это деньги и кокаин.
Что, в сущности, одно и то же. Потому что Нора знает, если у вас водятся деньги, то будет и кокаин. А если у вас есть кокаин, то есть и деньги.
Она делает ему минет.
Что немножко затягивается из-за кокаина, но она не возражает, все равно развлечений никаких. А растаивать «мороженое на палочке» у Джерри все-таки лучше, чем болтать с ним. А не то еще хуже, его слушать. Не желает она слушать всякую нудятину о его бывших женах, детях – да она двоих его детей и так знает, получше его самого. Она с ними учится в одной школе. А еще про то, как он сделал победный удар в чемпионате лиги софтбола.
Перестав пыхтеть, он спрашивает:
– Так ты хочешь поехать?
– Куда?
– В Кабо.
– О'кей.
– А когда хочешь? – спрашивает Джерри Болван.
– Да без разницы, – пожимает плечами Нора.
Она уже выходит из машины, когда Джерри протягивает ей пакет, полный отличной травки.
– Эй! – окликает ее отец, когда Нора входит. Растянувшись на кушетке, он смотрит повтор «Восемь хватит». – Как прошел день?
– Отлично. – Девочка швыряет бэгги на кофейный столик. – Джерри тебе прислал.
– Для меня? Ну класс!
Так классно, что отец даже встает с кушетки, вдруг превращаясь в настоящего Мистера Инициативу, и сворачивает себе чудесненькую тугую самокрутку.
Нора проходит к себе в комнату и закрывает дверь.
Прям не поймешь, что думать про папочку, который за дозу продает собственную дочь.
В Кабо у Норы происходит встреча, перевернувшая всю ее жизнь.
Она знакомится с Хейли.
Нора лежит у бассейна рядом с Джерри Болваном, а эта дамочка на шезлонге, по другую сторону бассейна, явно рассматривает ее.
Такая уверенная, такая вся из себя леди.
Лет под тридцать, коротко стриженные темно-каштановые волосы под солнечным визором. А две черные тонюсенькие ленточки купальника открывают стройную худенькую фигурку, слепленную в спортзалах. Красивые украшения – золотые, неброские, дорогие. Каждый раз, когда Нора поднимает глаза, сталкивается взглядом с этой дамой.
А у той эдакая улыбочка, почти усмешка.
Дама постоянно возникает рядом.
Смотрит Нора со своего шезлонга – она рядом. Гуляет по пляжу – вот она, невдалеке.
Обедает в зале отеля – дама тут. Нора избегает встречаться с ней взглядом и всегда первой отводит глаза. Наконец Нора не выдерживает. Дождавшись, пока Джерри погрузится в обычную сиесту после секса, она выходит к бассейну, садится на шезлонг рядом с женщиной и заявляет:
– Вы за мной следите.
– Все правильно.
– Меня такое не интересует.
– Ты даже не знаешь, – смеется женщина, – что такое то, что тебя не интересует.
– Я не лесби.
Ну, типа не любит она женщин, впрочем, как и мужиков. Тогда остаются только кошки и собаки, но кошек Нора терпеть не может.
– И я нет, – откликается женщина.
– Тогда?..
– Позволь спросить тебя. Ты получаешь деньги?
– Э?..
– Ты ведь «кокаиновая цыпочка», ты делаешь на этом какие-то деньги?
– Нет.
Женщина качает головой:
– Малышка, да с твоим личиком и фигуркой ты могла бы разбогатеть.
Разбогатеть... Слово ласкает ухо.
– Но как? – спрашивает Нора.
Женщина лезет в сумочку и протягивает визитку.
Хейли Сэксон, и номер телефона в Сан-Диего.
– А вы чем занимаетесь? У вас торговый бизнес?
– Ну, в некоторой степени.
– Ха!
– «Ха»! – передразнивает Хейли. – Про что я и говорю. Если желаешь стать богатой, то надо прекратить бросаться всякими словечками вроде «Ха».
– Ну а может, я не желаю!
– В таком случае веселого тебе уикенда! – Хейли снова берется за журнал и углубляется в чтение. Однако Нора никуда не уходит, а остается сидеть рядом, чувствуя себя полной идиоткой. Проходит чуть ли не пять минут, пока она наконец набирается духу заговорить:
– О'кей, ну, может, я и хочу стать богачкой.
– О'кей.
– Так чем вы торгуете?
– Тобой. Я продаю тебя.
Нора уже открывает рот для очередного «Ха», но тут же спохватывается:
– Не совсем понимаю, о чем вы.
Хейли улыбается. Кладет изящную руку на Норину ладонь.
– Да все просто. Я продаю женщин мужчинам. За деньги.
Нора – девушка сообразительная.
– А, так это с сексом связано.
– Детка, – откликается Хейли, – да все в этом мире связано с сексом.
И Хейли произносит целую речь, но суть сводится к одному. Весь мир – и так было всегда – только и ищет сексуальных удовольствий.
И заключает монолог:
– Если желаешь – дари его задарма или продавай по дешевке, это уж твое дело. А хочешь продавать его за большие баксы, тогда это мой бизнес. Сколько тебе лет?
– Шестнадцать.
– Господи. – Хейли качает головой.
– Что?
Хейли вздыхает:
– Какой потенциал!
Для начала голос.
– Если тебе хочется по-прежнему делать минет на задних сиденьях машин для всякой мелкоты, то давай продолжай говорить, как пляжная девчонка, – заявляет Хейли через пару недель после их знакомства в Кабо. – Но если желаешь продвинуться в этом мире...
Хейли определяет Нору на выучку к какому-то алкоголику – бывшему актеру из Королевской Шекспировской труппы, и он опускает голос Норы ниже на октаву.
– Это важно, – наставляет Хейли. – Низкий голос заставляет «петушка» настораживаться и слушать.
Учитель-алкаш округляет Норе гласные, делает четче согласные. Заставляет ее читать монологи Порции, Розалинды, Виолы, Паулины...
Голос у Норы становится интеллигентным. Глубже, сочнее, мелодичнее. Это – составная часть товара. Точно так же, как одежда, которую водит ее покупать Хейли. Книги, которые Хейли заставляет читать. Ежедневная газета. «И не страничку моды читай, детка, или там про киношку, – наставляет Хейли. – Куртизанка перво-наперво знакомится со спортивным разделом, с финансовой страничкой, ну а уж потом может и новости просмотреть».
Нора стала приходить в школу с утренней газетой. Ее подружки на паркинге ловят последнюю минутку, чтобы успеть трахнуться до звонка, а Нора сидит и читает, каков индекс Доу-Джонса, редакторскую страничку. Она читает «Нэшнл Ревью», «Уолл-Стрит джорнел» и дерьмовый «Крисчен Сайнс Монитор».
И теперь только так Нора проводит время на заднем сиденье машин.
В Кабо уезжала «шлюшка Нора», а возвратилась Нора – Ледяная Дева.
– Она снова девственница, – объясняет Элизабет недоумевающим друзьям. Она не хочет сказать ничего обидного, просто, похоже, это правда: Нора съездила в Кабо, и там ей восстановили девственную плеву.
– А я и не знала, что теперь это возможно, – позавидовала их подружка Рейвен.
Элизабет только вздыхает.
Рейвен спрашивает фамилию доктора.
Нора становится завсегдатаем спортзала, по нескольку часов тренируясь на велосипедах-тренажерах, а еще больше на «бегущей дорожке». Хейли нанимает ей личного тренера, настоящую фашистку, свихнувшуюся на здоровом образе жизни, по имени Шерри. Нора прозвала ее «спортивной террористкой». У этой нацистки фигура борзой, и она начинает формировать тело Норы в упругий соблазнительный товар, какой хочет выставить на рынок Хейли. Заставляет ее делать отжимы, приседания, прыжки, поднимать гири.
Самое интересное, что Нора начинает западать на все это – суровые умственные и физические тренировки. Нора постепенно втянулась. Как-то раз утром она встает и отправляется умываться (специальной пенкой, купленной для нее Хейли), смотрится в зеркало и восклицает что-то вроде: «Ого! Кто эта женщина?» Идет на урок, слышит, будто со стороны, свои рассуждения о текущих событиях и опять думает: «Да кто же эта женщина?»
Но кто бы эта женщина ни была, Норе она нравится.
Отец перемен в ней не замечает. Да и как ему разглядеть? – думает Нора. Меня же в бэгги не приносят.
Хейли везет ее на Сансет-Стрип в Лос-Анджелес показать шлюх, подсевших на крэк. Крэк охватил страну, точно вирус, и шлюхи подцепили его. На Сансет самый разгар эпидемии. Шлюхи стоят на коленях в переулках, лежат на спинах в машинах. Есть молодые, есть старые. Нора потрясена, что выглядят они все одинаково – старухами. И такими отвратительными.
– Никогда я такой не стану, – заявляет Нора.
– Но можешь, – возражает Хейли. – Если подсядешь на наркотики. Держись подальше от наркоты, не замутняй себе мозги. А самое главное – откладывай денежки. На пике успеха ты продержишься лет десять—двенадцать, если будешь о себе заботиться. Огромные деньги станешь делать. А потом – все под горку и под горку. А потому нужно приобретать акции, облигации, вкладывать во взаимные фонды [50]50
Инвестиционные фонды открытого типа.
[Закрыть]. В недвижимость. Я сведу тебя с моим финансовым консультантом.
Ведь девочке обязательно потребуется консультант, думает Хейли.
Нора – товар.
Когда ей исполнится восемнадцать, она будет готова для Белого Дома.
Белые стены, белый ковер, белая мебель. Настоящее мучение содержать все это в чистоте, но труды того стоят: такой интерьер усмиряет мужчин в первую же минуту. (Среди них нет ни одного, кто мальчишкой не напугался бы до колик, пролив соус на белое платье матери.) И когда тут дежурит Хейли, она тоже вся в белом: дом – это я, а я – это дом. Я неприкосновенна, и мой дом также.
А ее девушки всегда носят черное.
И ничего кроме – только черное, безо всяких цветных пятен.
Хейли хочет, чтобы ее девушки отличались от всех других.
И они всегда тщательно одеты. Никаких разгуливаний в нижнем белье или в халатах: Хейли держит не какое-то задрипанное ранчо в Неваде для солдатни. Одевает она девушек в свитерки под горло, деловые костюмы, маленькие черные платья, в вечерние платья. Одевает так, чтобы мужчины могли вообразить, как они раздевают девушку, а та заставляет их помучиться, пока дело дойдет до раздевания.
Девушка, пусть даже она в Белом Доме, дается им непросто.
На стенах висят черно-белые изображения богинь: Афродита, Ника, Венера, Хэди Ламарр, Сэлли Рэнд, Мэрилин Монро. Нора подолгу стоит у фотографий, особенно ее привлекает портрет Монро, потому что они немного похожи.
Без шуток. Действительно есть сходство, думает Хейли.
И она рекламирует Нору как молодую Монро, только и разницы – у нее спортивное, натренированное тело.
Нора нервничает. Она уставилась в монитор, показывающий гостиную, изучает клиентов: кому-то из них она впервые окажет профессиональную секс-услугу. Сексом она не занималась уже полтора года, и она не уверена даже, что помнит, как это делается, не говоря уж о том, чтобы качественно отработать пятьсот баксов. Нора надеется, что ей достанется вон тот – высокий, темноволосый, застенчивый; похоже, и Хейли старается предложить ему именно Нору.
– Нервничаешь? – спрашивает ее Джойс – полная ей противоположность: плоскогрудая девчонка-сорванец в костюме парижанки 50-х годов. Джиджи в роли шлюхи: вызывающе накрашенная, в черной блузке с открытым воротом навыпуск, черная юбка.
– Да.
– Все первый раз нервничают. Потом все становится привычно-обычным.
Нора все поглядывает на четверых мужчин, неловко жмущихся на широком диване. На вид – все молодые, чуть за двадцать, но не похожи на балованных студентиков колледжей. И она гадает: откуда же они раздобыли денег? И зачем они вообще пришли сюда?
Кэллан удивляется тому же.
Какого черта мы сюда притопали?
Большой Поли Калабрезе взбесится, если узнает, что Джимми Персик уехал налаживать трубопровод, который будет засасывать кокаин из Колумбии, точно гигантская соломинка. И через Мексику переправлять в Вестсайд.
– Слышь, расслабься! – говорит Персик. – Заказ на столе, так, может, сядешь и будешь есть?
– Займешься наркотиками – ты покойник, – говорит Кэллан. – Калабрезе отвечает за свои слова.
– Ага, – подхватывает Джимми. – Без наркотиков тоже покойник, только с голоду. Дает нам этот козел хоть попробовать кусочек от профсоюзов? И не думает. От денежек на лапу? Нет. От водителей? Нет. От строительства? Ну так и пошел-ка он на хрен. Пусть даст мне хоть понюхать эти кормушки, а уж потом распоряжается, чего можно, а чего нельзя. А пока что я буду переправлять наркотики.
Дверь за официантом с пустым подносом еще не захлопнулась, а Персик уже заявил, что желает наведаться в «кошатник», который ему рекомендовали ценители.
У Кэллана нет никакой охоты.
– Мы что, летели три тысячи миль, чтобы трахнуться? – спорит он. – Трахнуться можно и дома.
– Нет. Так, как здесь, нельзя, – возражает Персик. – Говорят, роскошнее кисок, чем в этом заведении, во всем мире нет.
– Секс есть секс, – стоит на своем Кэллан.
– Да ты-то откуда знаешь? Ты, ирландец...
Кэллан, конечно, соблазнился бы, но поездка намечалась вроде как деловая, поэтому он и занимается бизнесом. Он достаточно жесткий человек, чтобы обуздать братьев Пиккони. Нечего спотыкаться о собственные члены на работе, за женщинами можно бегать и в другое время.
