Текст книги "Солнце в бокале"

Автор книги: Долли Грей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

Глава 4

– Неужели нельзя ничего сделать? – Фрея пытливо взглянула на собеседников.

В ее обычно пустом кабинете находилось непривычно много народа. Все присутствующие, за исключением хозяйки и Жервезы, были мужчинами. Она пригласила к себе старейших работников дома «Дюфер», чтобы просить у них совета.

Из разговора с Матье Бриссаком, который занял место изгнанного Паньоля, она поняла, что Габриель заманил ее в западню, предложив пари. Он прекрасно знал то, что было неизвестно ей. Дом «Дюфер» никогда не занимался изготовлением коньячного спирта!

Да, во владениях Жана-Анри было необходимое для дистилляции вина оборудование, но работали на нем специалисты дома «Алье». Так повелось с давних времен. Две семьи дружно вели дела, заведомо разделив обязанности. «Дюфер» обеспечивал сырье высокого уровня, а «Алье» доводил его до «ума».

Только в последние несколько лет, когда семейный бизнес возглавил Габриель, у него появились свои виноградники. Правда, они были не столь обширными, как у «Дюфера», но вполне обеспечивали третьей частью необходимого сырья.

В отличие от соседей Жан-Анри не счел нужным создавать собственную лабораторию. Он не видел в том нужды. «Алье» по-прежнему выступал в качестве надежного партнера, который сам занимался производством спирта-сырца для коньячных заготовок.

Фрея, узнав об этом, пришла в ярость. Первым делом она отправилась к Габриелю и убедилась в верности своих подозрений. По условиям заключенного пари «Алье» не должен был помогать ей ни рабочими, ни советами. Габриель в очередной раз предложил молодой женщине воспользоваться услугами портнихи.

Вернувшись домой, Фрея удалилась в кабинет и дала волю обуревающим ее чувствам. Она вспомнила все самые грязные ругательства, когда-либо слышанные ею, и адресовала их Габриелю. Аннетт, ни слова не понимающая по-английски, тем не менее сразу сообразила, что к чему, и поспешила за Жервезой.

К тому времени, когда домоправительница постучала в дверь кабинета, Фрея, выпустив пар, успела успокоиться и взять себя в руки. Она попросила позвать наиболее сведущих виноградарей и стала держать совет.

Фрея рассказала о заключенном ею пари, и все моментально поняли серьезность проблемы. Однако никто не смог сказать ей ничего утешительного. Единственное, что она поняла: необходима точная формула производства коньячного спирта. При ее наличии весь дальнейший процесс станет лишь делом техники.

– Мадам, вам стоит съездить в Коньяк, – посоветовал напоследок Матье. – Возможно, тамошние специалисты смогут помочь. Однако я на это не слишком бы надеялся. В любом случае рассчитывайте на нашу поддержку.

Поблагодарив и проводив работников до дверей, Фрея вернулась к рабочему столу и устало вздохнула.

– Пожалуй, стоит устроить себе небольшую передышку. Иначе я превращусь в издерганную и истеричную особу, – пробормотала она. – Впрочем, в этом случае Габриелю придется удовольствоваться браком с малоприятной особой и это меня весьма радует.

Фрея спустилась вниз и, отыскав Майкла, отправилась на прогулку к Шаранте. День стоял, не в пример ее настроению, солнечный. На небе не было ни облачка. Оказавшись на берегу реки, Фрея расслабилась – прекрасная погода сыграла свою роль. Молодая женщина наблюдала за резвящимся сыном, и на сердце у нее становилось легче. Бог с ним, с Габриелем. Самое главное, что ее мальчику здесь хорошо, он весел, смеется и радуется жизни. Если он уже забыл о кошмаре, который им пришлось пережить в Англии, – значит, она все сделала правильно.

Странно, что Джоэл так и не смог выследить их. А может, он просто не стал этого делать? Хотя вряд ли, он никогда ничего не выпускает из своих рук. Чудовище! Воспоминания о муже заставили Фрею передернуть плечами.

– Вы опять замерзли. Увы, сегодня я не принес вам шали.

Ей не понадобилось даже оборачиваться, чтобы определить, кому принадлежит голос.

– Вы меня преследуете, Габриель? По-моему, в нашем пари нет такого пункта, – довольно резко произнесла она.

– Что ж, значит, это печальное упущение. А вы что-то имеете против?

Он сел рядом с ней на траву. На его губах играла легкая улыбка.

– Послушайте! – возмутилась Фрея и отодвинулась от него. – Какое право вы имеете вторгаться в мою жизнь и навязывать свое общество? Неужели вы искренне верите, что мне это нравится?

– Что с вами? – удивился Габриель. – Вы рассердились на меня из-за того, что я немного слукавил при споре?

– Немного?! Да вы самый беспринципный и наглый из всех, кого я знаю! Почти такой же, как Джоэл! – Она сама не заметила, как в порыве ярости выкрикнула имя мужа.

– Джоэл? – Габриель вопросительно изогнул бровь. – Кажется, это английское имя. Кем вам приходится этот Джоэл?

– Не ваше дело! – отрезала Фрея.

– Напротив, очень даже мое, – спокойно заметил Габриель. – Как будущий муж, я просто обязан знать все тайны жены.

– Зря надеетесь. Я еще не проиграла пари. – Фрея встала и подозвала к себе сына. – Майкл, милый. Нам пора возвращаться.

– Вы умная женщина, Фрея. Вам прекрасно известно, что ваш проигрыш – дело времени. Почему не хотите признать этого?

Габриель поднялся следом и теперь смотрел на нее в упор.

– Именно потому, что у меня еще есть время, И я не собираюсь сдаваться без боя. – Фрея взяла сына за руку. – Пойдем, дорогой. Жервеза обещала на ужин пирог со сливами.

– А меня вы не пригласите? Я очень люблю пирог со сливами. – Габриель с вызовом взглянул на женщину.

– Я пришлю вам рецепт по почте, – съязвила молодая женщина. – Думаю, ваша повариха справится.

С этими словами она повернулась и зашагала по пыльной дороге к дому. Майкл засеменил рядом.

Оставшись в одиночестве, Габриель набрал прибрежной гальки и, вновь опустившись на траву, принялся пускать гладкие камешки вскачь по воде. Эту привычку он приобрел в детстве. Так лучше думалось.

Габриель размышлял о том, как последние события изменили привычный образ его жизни. Появление в «Дюфере» прекрасной англичанки и ее сына заставило его по-иному взглянуть на семейную жизнь. Он не мог не признать, что очень привязался к Мишелю. Иногда ему даже казалось, что это его сын. Его и Фреи. С самой первой встречи образ светловолосой женщины прочно воцарился в сердце Габриеля. Она была той, кого он бессознательно искал все эти годы. Когда он понял это, то испугался.

Ему, никогда не знавшему отказа у женщин, стало страшно. Он не мог решить, как вести себя с Фреей. Как дать ей понять о своих чувствах. В результате в его голове родилась идея пари, но приходилось признать, что она завершилась полным фиаско. Фрея лишь возненавидела его.

Габриель грустно посмотрел в сторону «Дюфера». В окнах огромного дома горел свет, но его там никто не ждал…

Молодая женщина переоделась в ночную рубашку и, сев на кровать, принялась заплетать волосы в косу. Спать не хотелось. Было немного тоскливо на душе оттого, что она наговорила столько гадостей Габриелю. Он нравился ей. К чему скрывать? Если она хоть день не встречалась с ним, то ловила себя на том, что скучает. Его манера появляться неожиданно, но всегда, когда это необходимо, была ей приятна. Еще приятнее было представлять их совместную жизнь.

Но существовал Джоэл. Как она могла объяснить Габриелю, что между ними непреодолимой преградой стоит ее муж? Нет, пусть уж лучше он возненавидит ее за вздорный характер, чем узнает позорную правду.

Неужели ей и впрямь суждено проиграть пари? Но она просто не имеет на это права! Потому что в таком случае все тайное станет явным и ей снова придется бежать. Только вот куда? Да и нет у нее больше сил на это.

Пытаясь избавиться от навязчивых мыслей о будущем, Фрея подумала о том, как ей не хватает матери. Уж она-то точно смогла бы дать дочери необходимый совет. Мадлен Грин всегда отличалась решительным и отчаянным характером. Ей были незнакомы уныние и страх. Лодка ее жизни редко плыла по течению, если Мадлен чувствовала необходимость, то разворачивалась – и всегда одерживала победу.

Мама! Какой теплотой светились ее глаза, когда дочурка заглядывала перед сном в родительскую спальню, забиралась к ней в постель, чтобы выслушать очередную волшебную историю, которых Мадлен знала великое множество.

Засыпая под прекрасные материнские рассказы, Фрея всегда представляла себя пришелицей из загадочного мира фантазий. Мадлен никогда в отличие от отца не распространялась о своем прошлом, и ореол некоей таинственности, окружающий мать, завораживал маленькую Фрею.

Насколько она помнила, даже в повседневной жизни ее мать находила место для секретов. Так, благодаря замыслу Мадлен, в родительском доме было оборудовано несколько тайников. И хотя большей частью ими никто не пользовался – Грины не обладали сколько-нибудь значимыми богатствами, – Мадлен говорила, что они напоминают ей о месте, в котором она родилась. Это, пожалуй, был тот случай, когда мать затрагивала тему своей добрачной жизни.

Сон все еще не шел, и Фрея, желая чем-нибудь заняться, обвела глазами спальню. Господи! Как ей раньше не пришло в голову! Если верить словам Жервезы, комната, которую она занимает, когда-то принадлежала Мадлен, а значит, в ней непременно должен находиться хоть один, пусть даже самый маленький тайничок. Вот только где?…

В задумчивости, закусив губу, Фрея окинула взглядом стены и мебель. Затем в ее мозгу всплыло смутное воспоминание и она целенаправленно подошла к окну. В Англии у матери был самый любимый тайник, устроенный как раз в спальне. Для того чтобы его открыть, необходимо было нажать на угол подоконника, и тогда в стене открывалась небольшая ниша, умело скрытая картиной, подобно той, что сейчас висела справа от окна.

Влекомая догадкой, молодая женщина надавила на ближайший угол подоконника. Тут же что-то щелкнуло и картина в тяжелой раме отъехала в сторону наподобие дверцы банковского сейфа. Ошеломленная тем, что ей с первого же раза удалось обнаружить тайник матери, Фрея некоторое время неподвижно стояла, пристально глядя в темную дыру, открывшуюся ее взору. Затем, заглянув внутрь, извлекла оттуда стопку пожелтевших от времени бумаг и две тетради. Разложив находки на кровати, молодая женщина приступила к их изучению.

– Первым делом она заглянула в тетрадь, показавшуюся ей наиболее старой. Та была в кожаном переплете и вся заполнена непонятными словами и формулами.

– Ничего интересного, – пробормотала Фрея и отложила ее в сторону.

Содержание другой оказалось более увлекательным для чтения. Дневник юной Мадлен, исписанный мелким почерком, заставил Фрею напрочь забыть о том, что за окном уже глубокая ночь. С первой же страницы она была захвачена в плен событиями, происходившими задолго до ее рождения.

Сегодня мне исполнилось шестнадцать лет. Мамочка подарила мне эту тетрадь и сказала, что я могу записывать в нее разные секреты, но у меня их пока нет. Надеюсь, в скором будущем они появятся. Пока же я стану просто описывать все, что со мной происходит каждый день.

Кроме этой тетради мамочка вручила мне старинную брошь с изумрудом, которая очень подойдет к моему новому платью. Его привез отец из Парижа еще неделю назад, но подарил лишь сегодня.

Жан-Анри, мой любимый брат, принес замечательные гребни для волос. Почти такие же я видела на прошлогодней ярмарке, когда мы всей семьей ездили в Коньяк. Они сделаны из слоновой кости и усыпаны разноцветными камешками. Когда мои приятельницы увидят их, то просто умрут от зависти. Я буду обращаться с гребнями очень осторожно, и, когда у меня появится дочь, подарю их ей…

Фрея оторвалась от дневника и ясно представила Мадлен в том возрасте, в каком она писала эти строки. Жизнерадостная, немного наивная девушка восхищала своей искренностью. Ее дочери не терпелось узнать, о чем написано дальше, и Фрея вновь погрузилась в чтение…

Рассвет скользнул ленивым взором по янтарным гроздьям винограда, с нетерпением ожидающим солнечного дня. Утренние птицы приветствовали зарю радостным пением. Фрея, листавшая материнский дневник всю ночь, захлопнула тетрадь и задумалась.

Вместе с Мадлен она прожила целый год наполненной самыми разнообразными событиями жизни. Вспоминая свою юность, Фрея находила много общего между собой и шестнадцатилетней Мадлен. Благодаря этим коротеньким ежедневным записям мать стала ей понятнее и ближе.

Робкий стук в дверь прервал ее размышления.

– Войдите, – произнесла она и зевнула.

После ночи бодрствования ужасно хотелось спать, но укладываться в кровать сейчас не имело смысла. Через час Матье Бриссак будет ожидать ее у давильни, чтобы ввести в курс дела.

– Доброе утро, мадам! – Приветливо поздоровавшись, в комнату впорхнула улыбающаяся Аннетт. Она поставила на столик рядом с кроватью поднос с завтраком и принялась, по обыкновению, раздвигать шторы. – Жером сказал, что у вас всю ночь горел свет. Вы не ложились?

– Меня мучила бессонница. – Фрея взяла с подноса чашку ароматного кофе и устроилась между подушек кровати наподобие турецкого султана.

Горячий напиток немного взбодрил ее, и она попросила Аннетт приготовить ванну. Начинался новый день.

Начинался новый день. Мадлен осторожно отворила заднюю дверь дома и на цыпочках прокралась по скрипучему дощатому полу в свою комнату. Похоже, ее ночного отсутствия никто не заметил. Разобрав постель и немного попрыгав на ней, чтобы проницательная Жервеза ничего не заподозрила, Мадлен переоделась в пижаму и завальсировала по комнате. Спать совершенно не хотелось. Да и кому в голову пришла бы подобная глупость после такой волшебной ночи!

Вспомнив нежный поцелуй Шарля, когда он, проводив почти до самого дома, прошептал ей слова любви, Мадлен блаженно закрыла глаза. Ах, какой красивый, ласковый и добрый у нее возлюбленный! Ей хотелось рассказать о нем всему миру, но ни к чему лишний раз злить отца. То, что он, узнай правду о прошедшей ночи, пришел бы в бешенство, Мадлен не сомневалась.

Как жаль, что свою тайну она не может открыть никому, даже Жану-Анри. Брат не простит ей измены другу Гастону, хоть тот еще и не является ее мужем.

– Доброе утро, детка. – Жервеза неслышно появилась в дверях спальни. – Вижу, ты, ранняя пташка, уже поднялась.

Мадлен хотела сообщить няньке, что и не ложилась, но вовремя удержалась. Жервеза отнюдь не глупа и может о многом догадаться. Пусть все происшедшее останется тайной. Самое главное – чтобы никто из окружающих не заподозрил причины столь неожиданной перемены в ее настроении. Придется контролировать каждый свой шаг, чтобы ненароком не выдать, как ликует сердце в груди, а с губ так и рвется имя возлюбленного.

– Отец уже встал? – поинтересовалась она у няньки, надеясь, что сможет улизнуть из дома до того, как Поль Дюфер проснется.

Со дня смерти матери прошло уже много времени, но Мадлен все еще избегала встреч с отцом. Не то чтобы он вселял в нее страх, нет, она опасалась, что не сможет удержаться и в ответ на его обычные упреки заявит, кто подлинный убийца Себастьена. Тогда ей придется нарушить клятву, данную Соланж, и раскрыть Жану-Анри секрет его рождения. Мадлен не могла себе позволить ничего подобного. Это значило бы предать доверие матери.

Пока ее любимица умывалась, Жервеза приводила постель в порядок. Горячо привязанная к Мадлен с тех самых пор, как приняла ее от Соланж во время родов, женщина тяжело вздохнула.

– Хозяин уже спустился вниз и завтракает. Паньоль ждет его на виноградниках.

– Черт! – Мадлен не смогла сдержать ругательства.

Нянька укоризненно взглянула на нее.

– Не дело это, девочка, бегать от отца. Ты даешь повод к пересудам. Все работники только и судачат о строптивой хозяйской дочке.

– Пусть. Я не собираюсь ни перед кем оправдываться. – Мадлен повернула к ней наполовину намыленное лицо. – Если честно, то я их ненавижу. Все они, как отец. Никто из них и пальцем не пошевелил, когда он обижал маму. Если мне представится возможность бежать отсюда, я это сделаю.

– Не говори то, о чем впоследствии можешь пожалеть, девочка, – предостерегла ее Жервеза. – «Дюфер» твой дом, и ты всегда будешь связана с ним. Он не в ответе за поступки твоего отца. В тебе течет кровь этой земли, а значит, ни ты, ни твои потомки нигде более не смогут чувствовать себя так свободно, как здесь. Человек без родины все равно что птица с подрезанными крыльями.

– Ох, Жервеза! Твое сердце слишком наполнено добротой, чтобы ты могла видеть всю низость окружающих тебя людей. – Мадлен подошла и порывисто обняла няньку. – Ты и мама всегда были рядом со мной. Теперь осталась лишь ты. Знай же, если до сих пор я не покинула «Дюфер», то лишь потому, что твое присутствие здесь облегчает мою жизнь.

– У тебя есть Жан-Анри, твой брат… – начала Жервеза, но Мадлен грустно покачала головой.

– Был. Он слишком предан отцу и не желает слышать в его адрес ни малейшего упрека. Я люблю Жана-Анри, но не доверяю ему. Он не поддержал меня, когда я воспротивилась желанию отца выдать меня замуж.

– Думаю, во всей округе не нашлось бы никого, кто сказал бы, что Гастон Алье плохая партия для девушки из порядочной семьи, – заметила Жервеза.

– Гастон – хороший парень, но мои чувства к нему скорее сестринские. Зачем Бог дал мне сердце, если я не имею права на любовь? – спросила Мадлен.

– Тебе необходимо уже вырасти, милая. Это наша с Соланж ошибка. Мы рассказывали нашей малышке слишком много сказок. Увы! Любовь, о которой ты говоришь, редко покидает волшебный мир. Поверь, для того чтобы двое были счастливы в браке, довольно лишь взаимного уважения и доброты. А любовь – это лишь иллюзия.

– Не верю! – перебила ее Мадлен с каким-то отчаянным упрямством. – Любовь есть. Я знаю!

– Откуда, глупышка? – И Жервеза нежно погладила ее по голове.

Мадлен еле удержалась, чтобы не рассказать ей о Шарле. Она прекрасно понимала, что добродушная нянька воспримет англичанина как угрозу для чести ее воспитанницы и тут же донесет отцу, нимало не сомневаясь, что делает доброе дело.

После того как Жервеза ушла, Мадлен оделась и с тоской посмотрела из окна в сторону Шаранты. Ей безумно хотелось видеть Шарля, почувствовать ласковое прикосновение его губ… Но нельзя. Чем меньше ее будут видеть в компании английских студентов, тем надежнее. Господи, до вечера еще целый день! Быстрее бы он закончился!

Ужин в семейном кругу превратился в настоящее испытание. И Мадлен собрала все силы, чтобы с честью выдержать его. Она сидела напротив отца и хранила молчание, не поднимая глаз от стоящей перед ней тарелки.

Поль Дюфер тоже не стремился к общению с дочерью. Лишь Жан-Анри, похоже испытывающий неловкость от царящего за столом напряжения, пытался создать видимость разговора, но тщетно. Все его слова словно проваливались в пустоту, и от этого атмосфера за столом становилась все невыносимее.

– Мадлен…

Поль Дюфер отодвинул свою тарелку и поднял тяжелый взгляд на дочь. Его голос прозвучал подобно удару кнута в руках циркового дрессировщика. Это сравнение сразу же пришло ей на ум, и она не смогла сдержать усмешки. Сейчас последует «Алле-ап!».

Когда глаза Мадлен встретились с его, в них читался вызов. Секунду они не моргая смотрели друг на друга, словно скрещивали шпаги. Затем отец не выдержал и отвел взгляд в сторону. Девушка мысленно поздравила себя с победой.

– Мадлен, – повторил он, и на этот раз его голос прозвучал несколько миролюбивее. – Скоро твоя свадьба, дочка, а у тебя совсем нет приданого. Твоя мать не считала нужным позаботиться о нем.

Он замолчал, обдумывая следующую фразу, а Мадлен сжала под столом кулаки до такой степени, что ногти впились в ладони. Этот подонок смеет в чем-то упрекать Соланж. Даже мертвую он не желает оставить ее в покое!

– Завтра Гастон, твой жених, собирается ехать в Коньяк с поручением от отца, – продолжил Поль Дюфер. – Ты отправишься с ним, чтобы сделать необходимые покупки. Думаю, Жервеза поможет составить тебе список. Заодно лишний раз пообщаешься с Гастоном, а то парень обижается, что каждый раз на его приглашения ты отвечаешь отказом. Не дело так поступать, дочка. Что подумают о нашей семье люди?

– Насколько я помню, Гастон не у меня просил руки. С этим он пришел к тебе. – Мадлен сначала не поняла, что уверенно прозвучавший голос принадлежит ей. – Мне кажется, ты преувеличиваешь его страсть ко мне. Если вместо меня с ним поедет кто-то другой, он даже не заметит подмены. Его куда больше порадует твое общество. Придется тебе самому ехать и покупать мне свадебное платье и белье. Да, и не забудь о подвязках. – Последнюю фразу она произнесла пренебрежительным тоном.

Поль Дюфер онемел от подобной наглости. Его лицо стало медленно наливаться кровью.

– Мадлен, извинись перед отцом! – Предчувствующий беду Жан-Анри сделал попытку спасти бунтарку.

Поздно! Поль Дюфер с необычайным для своего возраста проворством оказался подле дочери, прежде чем она что-либо сообразила, и мощной пощечиной сбил с ног.

– Дрянь! Ты такая же дрянь, как и твоя потаскуха мать! Я бы вырвал твой поганый язык, если бы мог!

– Ничтожество! – выплюнула ему в лицо Мадлен. Несмотря на сильную боль, она совсем не испытывала страха, лишь ненависть. Безграничную, выношенную ненависть.

Заслонившись рукой от новых побоев, Мадлен метнула взгляд на брата. Жан-Анри словно прирос к месту и окаменел, в его глазах застыл ужас. И ей стало его жалко. Бедняга, он порабощен чудовищем, которое называет себя их отцом, а на самом деле является подлым убийцей.

– Я запру тебя до самой свадьбы и посажу на хлеб и воду! Ты будешь молить меня на коленях о прощении!

Отцовский крик доносился до слуха Мадлен словно сквозь толстый слой ваты. Ею овладело безразличие. Она не стала сопротивляться, когда Поль Дюфер волоком протащил ее по лестнице и коридору и швырнул на пол в спальне. Щелчок ключа, повернутого с обратной стороны двери, не привел Мадлен в чувство.

Жесткий ворс ковра, на котором она лежала, колол щеку, но ощущения дискомфорта не вызывал. Шевелиться не хотелось, наоборот, состояние неподвижности радовало ее наравне с полным отсутствием мыслей. Мадлен словно проваливалась из этого мира в никуда.

Дневной свет в окне сменился вечерним сумраком, а затем звездным одеялом ночи, наброшенным на землю. Все это время Мадлен провела без движения, лишь равномерно вздымающаяся грудь свидетельствовала, что в ее теле теплится жизнь.

За дверью несколько раз возникал Жан-Анри и шепотом просил сестру ответить. Ему на смену являлась Жервеза. Но все эти обращенные к ней голоса словно раздавались в ином измерении и нисколько ее не трогали, как и тихий шорох за окном, послышавшийся внезапно в ночной тишине.

Словно огромная птица, взметнувшись, возникла на подоконнике человеческая фигура. Некоторое время она оставалась неподвижной. Незнакомец давал глазам возможность привыкнуть к царящей в комнате темноте.

Затем он осторожно спрыгнул на пол и позвал:

– Мадлен…

Голос показался знакомым. Тогда Мадлен, считая, что все это ей чудится, зажмурилась и вновь открыла глаза. Призрак не исчез. Напротив, обрел еще большую реальность. До ее слуха донеслось дыхание ночного гостя, и тогда Мадлен обнаружила свое присутствие, прошептав:

– Я здесь, Шарль, на полу.

– Что ты там делаешь? Я ждал тебя у реки, но ты не пришла, и тогда я…

Он склонился над Мадлен. В это мгновение луна выглянула из-за облаков и осветила лежащую на ковре девушку. Чарлз увидел следы побоев на ее лице и не сдержал возгласа:

– Кто это сделал?

– Тише! – Опираясь на руку возлюбленного, Мадлен села, превозмогая ноющую боль в боку. – Это отец. Мы немного поспорили…

– Немного?! – Чарлз был не в силах сдержать охватившего его возмущения. – Да он избил тебя до полусмерти!

– Чепуха, – отмахнулась Мадлен. – Я ведь пока еще жива. – Она перевела дыхание и попросила: – Помоги мне добраться до кровати. Боюсь, одной мне не справиться.

– О боже! – Чарлз с легкостью подхватил ее на руки и, прижимая к себе, отнес в постель. – Ты не можешь оставаться в этом доме.

– Мне и не придется. – Мадлен откинулась на подушки, еле сдерживая стон. – Через месяц я выхожу замуж.

– У тебя есть жених? Почему ты не сказала мне об этом? – Судя по выражению его лица, известие о предстоящей свадьбе стало для Чарлза потрясением.

– Гастон – хороший парень, но это был не мой выбор. Так решил отец. Алье – известная семья, и ему не терпится с ней породниться.

– Но он не может заставить тебя.

– Может. У него для этого имеются слишком веские доводы, чтобы я могла противиться. Результат у тебя перед глазами. Отец иногда бывает очень убедителен. – Мадлен невесело усмехнулась и вновь поморщилась от боли.

– Тебе необходимо бежать. Поедем со мной в Англию. Твой отец не сможет отыскать тебя там. Я никому не позволю встать между нами.

Чарлз был полон решимости. Мадлен и не подозревала, что за спокойствием светловолосого юноши кроется подобная страстность.

– Я слишком слаба, чтобы решиться на подобное путешествие. Кроме того, отец обладает в Бордери большой властью. Уже на следующий день нас схватят. Тебя вышлют из страны, а меня вернут домой, и тогда всем будет еще хуже. – Она обессиленно закрыла глаза.

Губы Чарлза нежно коснулись ее лица.

– Мадлен, никогда нельзя сдаваться. Верь, моя любовь защитит тебя. Скажи лишь, что я не безразличен тебе и ты готова связать свою судьбу со мной. Клянусь, тебе никогда не придется пожалеть об этом!

– Шарль, – призналась Мадлен, – я никого не люблю так, как тебя, но, увы, судьба слишком поздно подарила нам встречу. Пусть другой мужчина будет обладать моим телом, но сердце я оставлю тебе. Увези его далеко-далеко, и я буду счастлива, зная об этом. – По ее щеке покатилась слеза, отражая заглядывающие в окно звезды. – А теперь поцелуй меня в последний раз и уходи. Я не хочу, чтобы кто-нибудь увидел тебя в моей комнате. Работники просыпаются рано.

Чарлз неистово приник к губам Мадлен, подарив ей самый нежный и долгий поцелуй.

– Я поступлю так, как ты хочешь, любимая. Но уверяю, что не успокоюсь, пока не освобожу тебя. Завтра я вновь вернусь, а пока спи. И пусть темные мысли не омрачают твой сон.

Он стремительно подошел к окну и растворился в ночной темноте. Мадлен бросила ему вслед печальный взгляд и прошептала:

– Я люблю тебя, Шарль…

Фрея уже несколько раз побывала у давильни, заглядывала в кухню и ходила гулять к реке с Майклом. Но ни разу ей не встретился Габриель. Создавалось впечатление, что он послушно выполнял требование больше не преследовать ее.

К концу дня молодая женщина уже сожалела, что так грубо обошлась с ним накануне. Она и представить не могла, как ей будет одиноко без колких насмешек Габриеля. Приходилось придумывать множество занятий, чтобы избавиться от этого чувства, но безрезультатно. Где бы Фрея ни оказывалась, ее глаза невольно искали кареглазого красавца соседа.

Я поступила совершенно правильно, запретив Габриелю появляться в «Дюфере», твердила она, словно пытаясь убедить себя в верности принятого решения. В конце концов наши отношения не привели бы ни к чему хорошему, а только к ненужным пересудам. Однако сердце ее думало иначе.

К ужину кухарка испекла сливовый пирог, и молодая женщина вновь подумала о сладкоежке Габриеле. Она представила, сколько восторгов и комплементов вызвало бы у него подобное лакомство. Совесть назойливым червячком продолжала грызть изнутри. Нет, не следовало обижать Габриеля, он ведь не сделал ничего плохого.

Уложив Майкла в кровать и дождавшись, пока он заснет, Фрея прокралась в кухню и, отыскав остатки пирога, завернула их в бумагу. Она решила, что, чем мучиться, лучше пойти к виновнику ее беспокойства и помириться. Тем более что для встречи имеется такой повод, как сливовый пирог.

Сделав вид, будто легла спать, Фрея незаметно выскользнула из дома и направилась в сторону виноградников. Она знала, что если идти напрямик, то дорога в «Алье» займет всего полчаса.

Сумерки оглашались неумолчным треском цикад, притаившихся среди виноградных лоз. Земля, нагретая за день солнцем, парила, обменивая тепло на вечернюю прохладу. Фрея торопливо шла меж длинных рядов, усыпанных тяжелыми гроздьями янтарных ягод настолько, что они почти скрывали листву.

Матье Бриссак сказал, что такого хорошего урожая не было уже лет пять. Это одновременно и радовало, и огорчало молодую женщину. Радовало, потому что природа словно одобряла ее присутствие на этой земле, отмечая его щедрым даром. Огорчало сознание собственного бессилия. Если она не придумает, как поступить с собранным виноградом, то все старания ее работников пойдут прахом.

Может, стоит поступиться гордостью и признать правоту Габриеля? Ей не под силу вести хозяйство «Дюфера». Погруженная в свои мысли, Фрея свернула в следующий ряд… и вскрикнула от страха, когда прямо перед ней возник высокий мужской силуэт.

– Странно, обычно женщины несколько иначе реагируют на мое появление. Почему вы так испугались, Фрея? И вообще, что вы делаете здесь одна в такой час? – Габриель не скрывал своего удивления.

– Тот же вопрос я вполне могу адресовать и вам, Габриель, – ответила Фрея.

Она уже оправилась от замешательства и теперь смотрела на него с неким вызовом. О муках совести, терзавших ее всего несколько минут назад, она даже не вспомнила.

– И все же? Я спросил первый. – Он оказался настойчив.

– Я несла вам сливовый пирог, – буркнула Фрея. И тут же, опасаясь, что Габриель истолкует этот жест как знак капитуляции, поспешила добавить: – По просьбе Жервезы. Я не могла отказать ей.

– Почему вы мне лжете, Фрея? – вкрадчиво поинтересовался Габриель. От теплых ноток в его голосе ее захлестнула волна нежности. – Мне прекрасно известно, что Жервеза ни о чем вас не просила. Если бы ей захотелось послать мне пирог, она выбрала бы несколько иной способ. И, согласитесь, странно, когда домоправительница отсылает хозяйку ночью с поручением. Отчего вам просто не признать, что вы соскучились по моему «невыносимому» преследованию?

– Вот еще! – фыркнула Фрея и сунула сверток с пирогом в руки Габриелю. – Впрочем, можете думать, что вам заблагорассудится. Я ухожу.

Она повернулась и с гордым видом шагнула в обратном направлении.

– Не делайте того, о чем будете сожалеть после, – тихо произнес Габриель ей вслед.

Она остановилась и медленно повернула к нему лицо.

– Вы о чем?

– О том, что вы упускаете замечательную возможность побыть наедине с самым завидным холостяком Бордери. Любая женщина на расстоянии в тысячу лье мечтала бы оказаться на вашем месте. – Даже несмотря на темноту, Фрея готова была поклясться, что на его лице играет довольная улыбка.

– О! Я с удовольствием его уступлю, месье Самоуверенность. Счастливо оставаться! – Она сделала шаг, остановилась и бросила через плечо: – Да, когда будете есть пирог, не сорите крошками. Эта земля пока еще принадлежит мне.