Текст книги "Бешеный прапорщик. Части 1-20 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Зурков

Соавторы: Игорь Черепнев
сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 118 страниц) [доступный отрывок для чтения: 42 страниц]

– Извини, Дашенька! Не мог рассказать. Это – военная тайна!

В ответ получаю маленьким, но крепким кулачком по плечу. Но в глазах – радость и веселье:

– Врун! У тебя не должно быть никаких тайн от меня!

– Мадмуазель! А как же присяга? И тайна исповеди?

И опять кулачок попадает в меня.

– А что, есть повод исповедаться?

И снова – кулачок. И не подумаю уворачиваться! Всю жизнь терпел бы такие побои, только чтоб ОНА была рядом! Но мое счастье было разбито голосом станционного дежурного, проходившего мимо вагона:

Отправляемся через пять минут! Займите свои места!

Даша грустно смотрит на меня, в уголках глаз появляются маленькие капельки влаги, тихонько шепчет:

– Денис, мой хороший, я буду ждать тебя…

– Любимая моя, где я тебя найду?

– Я возвращаюсь к родителям, буду работать в новом госпитале княгини Паскевич. Запомни адрес: улица Павловская, дом 9.

Осторожно беру ее маленькую ладошку в свои лапы, медленно подношу к губам… Как же я не хочу уходить отсюда!!!

– Я обязательно приеду!.. Обязательно!..

– Сейчас поезд тронется… Иди…

Стою на опустевшем перроне напротив ее окна. Даша прижимает ладонь к оконному стеклу, накрываю через стекло ее ладошку своей рукой. Звон станционного колокола, гудок паровоза, поезд трогается… Иду, потом бегу вместе с двигающимся вагоном, пока не кончается перрон. И долго смотрю вслед уходящему эшелону…

Настроение по возвращении в госпиталь испортилось. Все вокруг напоминало о Даше. И о том, что я ее теперь нескоро увижу. Словно с кровью оторвали от души что-то самое важное, самое драгоценное. То, без чего жить не хочется…

На автопилоте поднимаюсь на второй этаж, захожу в кабинет Михаила Николаевича. И вижу там капитана Бойко. На столике возле дивана – чашки и сверток с эклерами, которые я в суматохе бросил здесь. Пахнет свежесваренным кофе. Но запах чужой, у Даши получалось гораздо лучше…

– Присаживайтесь, Денис Анатольевич, – Бойко стоит у окна, выглядит каким-то слишком сосредоточенным и напряженным. Или мне это только кажется? – Есть серьезный разговор.

– Слушаю, Валерий Антонович. Какова тема беседы?

– Э-э, молодой человек, кажется, Вы не совсем в своей тарелке. – Вступает в разговор доктор. Капитан, как по команде, подходит вплотную и протягивает стакан с водой. Движение получается каким-то дерганым, часть воды выплескивается мне на протянутую руку.

– Ох, простите, Денис Анатольевич…

Беру стакан, делаю глоток. Михаил Николаевич снова берет инициативу в свои руки:

– Я, как врач, порекомендую Вам успокоительное другого рода.

С этими словами ставит на стол бутылку коньяка и рюмки. Сейчас лучше бы стакан водки, и отключиться. Беру наполненную посуду, механически выпиваю, абсолютно не чувствуя вкуса. Мои собеседники переглядываются. Ну, что там еще за разговор?

– О чем Вы хотели поговорить?

– У меня к Вам, Денис Анатольевич, всего один вопрос. Но он очень важный… Кто Вы на самом деле, господин подпоручик?

Оба внимательно смотрят на меня. И ждут ответа. Серьезно так, настороженно ждут.

– На самом деле, это как? Я – Гуров Денис Анатольевич, в настоящее время имею честь быть офицером Российской армии. Воюю во второй армии Северо-Западного фронта, о чем Вам, господин капитан, отлично известно.

– Денис Анатольевич, я имею все основания задать этот вопрос. Поэтому прошу Вас ответить честно: Кто Вы?

Да что ж ты привязался, как банный лист к… тазику. Какие еще основания?

– Валерий Антонович, не сформулируете ли вопрос точней?

– Ну-с… хорошо. Коль Вы настаиваете, я оглашу некоторые факты и умозаключения. Я беседовал с командиром роты, где прапорщик Гуров проходил службу до контузии. Он охарактеризовал вышеупомянутого господина в нескольких словах: «Ни рыба, ни мясо». Ничем не выделялся, инициативу не проявлял. По его мнению – гражданский «шпак», неизвестно зачем отправившийся на войну. Авторитетом ни у других офицеров, ни у солдат не пользовался. Бродил по окопам, пытался ловить шальные пули, что вызывало смех и пренебрежение. Был контужен при артобстреле, отправлен в госпиталь.

Далее, отец Александр, человек очень проницательный, отметил Вашу необычность в вопросах Веры. По его словам Вы, Денис Анатольевич, играли роль верующего, но настолько поверхностно, что это сразу бросалось в глаза. Ошибались в таких пустяковых вопросах, где даже гимназист младших классов дал бы правильный ответ. Можно, конечно, стать атеистом, повзрослев, но некоторые вещи делаются автоматически с детства. Как, например, поклоны батюшке во время службы, сложение пальцев в троеперстии, или ритуал поведения на исповеди. Вы же просто неумело копировали поведение подчиненных.

Поэтому я связался через своих коллег из контрразведки с жандармским управлением в Томске и попросил опросить знавших Вас людей. Кстати, родителям после выписки из госпиталя Вы не написали ни одного письма, хотя до этого писали регулярно. Они уже стали подозревать, что их сын погиб, или попал в плен. Кстати, графолог, сравнив Ваш почерк до и после контузии, уверял, что написаны документы разными людьми.

Так вот, все опрошенные отзывались о Денисе Анатольевиче Гурове, как о неплохо образованном, благовоспитанном молодом человеке, одаренном студенте, романтическом юноше. Но абсолютно гражданском человеке! Который и в армию пошел, чтобы решить свои личные проблемы. Никаких выходок, никаких конфликтов. Стопроцентный гуманитарий. И, попав под разрыв снаряда, человек вдруг становится совсем другим. Проявляет инициативу в создании особой группы, воюет так, что знающие люди только удивляются и руками разводят. Последний рейд – тому яркое подтверждение.

Ваше отношение к нижним чинам тоже бросается в глаза. Даже самые ничтожные прапорщики военного времени изо всех сил желают называться «Их благородиями». Вы же требуете от своих солдат чуть ли не панибратского обращения. Никому из обычных офицеров не пришло бы в голову мстить за какого-то неизвестного солдата, чей брат попался им на глаза. А Вы разрабатываете и, самое главнее, отлично проводите показательную экзекуцию. После этого все в группе чуть ли не боготворят Вас. А сегодняшний вопрос о девушке-беженке? А самосуд над графским егерем и самим графом? А ошибки в разговоре? Вы иногда начинаете разговаривать совсем другим языком. Русским, но все же другим… Хотя, пьете, как истинно русский.

Валерий Антонович отпивает кофе и смотрит вопросительно на меня. Блин, оказывается накосячил, и достаточно много. Ладно, будем отбиваться…

– Вы меня в чем-то подозреваете? Да, рос тихим благовоспитанным юношей, попав на фронт, растерялся, и только контузия помогла понять что такое война. После нее в голову стали приходить все мысли, которые Вам докладывал. И, замечу, ни разу еще не подвел. Священник – тоже человек, и тоже может ошибаться. Что же касается подчиненных, то они такие же люди, как мы. И если я веду их в бой, то должен быть в них уверен. Вспомните Лермонтовское «Слуга Царю, отец солдатам». Графский егерь – остатки романтического робингудства. Насчет почерка, – после контузии изменилась моторика рук.

– Я, признаться, стал подозревать Вас в принадлежности к какой-то революционной организации, но потом понял, что неправ. Но Вы – все-таки другой человек. Согласитесь, Денис Анатольевич, у меня есть основания для беспокойства. Одно дело, когда есть сомнения в стабильности модуса операнди командира небольшой группы и совсем другое, если речь идёт, например, о кандидате на должность командира роты. Особой роты. Вот я и хочу, чтобы Вы развеяли мои сомнения.

– Позвольте, господа, я Вас перебью. – Подает голос Михаил Николаевич, до этого сидевший молчаливым наблюдателем. – Денис Анатольевич, я по смежной специальности – психиатр, и могу авторитетно заявить, что при контузиях, конечно, бывают изменения в моторике и поведении, но не на таких глубинных уровнях сознания. Если отбросить в сторону всякую мистику, создается впечатление, что в тело прежнего Гурова вселился другой человек.

И еще, первые несколько дней в госпитале Вы были без сознания и бредили. Причем бред был таким странным, что меня позвали послушать. Это были не бессвязные слова, а вполне конкретные фразы. Но смысл их ни мне, ни Валерию Анатольевичу непонятен. Я записал несколько для памяти. Может быть, поясните нам что это такое?

На стол из кармана халата ложатся несколько листков. Читаю… и… охреневаю! Профессорским почерком написано: «Товарищ майор, дежурная смена 2-го отдела… Куб-Контур в семиградусной зоне… Сеанс управления по ноль-ноль-третьему окончен… Поправки в шкалу времени введены… Относительная нестабильность пять на десять в минус двенадцатой…». ПИ…Ц! ПРИПЛЫЛИ!..

Медленно и очень осторожно, как очень хрупкую вещь, кладу листочки на стол. Глаза собеседников, кажется, просверлят меня насквозь. Валерий Антонович напряжен, готов вот-вот вскочить… Таким же медленным движением наливаю в рюмку коньяк, выпиваю…

Ну и что делать? Отбрехиваться дальше? Типа, не понимаю, о чем Вы? Думай, голова, думай!..

Чтобы потянуть время, достаю папиросу из портсигара, взглядом испрашиваю разрешения старшего по званию. Получив разрешение, закуриваю. Ну, и что делать будем? Если играть в несознанку, или рассказывать сказки о снизошедшем откровении свыше, то остаюсь странным младшим офицером с непонятными мыслями-тараканами в голове, который пока дает неплохой результат. А дальше? Втемную капитана использовать не получится, будут вопросы. Причем чем дальше, тем больше…Валерий Антонович – не тот человек, который удовольствуется сумбурными объяснениями. Генштабист, аналитик, ему все нужно разложить по полочкам. Всякие двусмысленности и недоговоренности только усилят подозрения…

Дым колечком в потолок, взгляд туда же… Еще одна затяжка… Ох, блин, начальственное терпение испытываю. Сейчас как взорвется господин капитан!.. Мало не покажется!..

Хорошо, если рассказываю все начистоту, что будет? Или сочтут сумасшедшим и отправят в дурдом, или поверят. Пусть и не сразу. Особенно, если смогу на вопросы четко ответить, не размазывая кашу по тарелке. А если Бойко поверит, он сможет подключить все свои возможности, их не может не быть. Цель-то у нас одна. И стоим мы по одну сторону баррикады…

Последняя затяжка… Ну и что делать будем?.. Как ни крути, второй вариант лучше. Не считая опасности попасть в гости к Наполеону и другим веселым обитателям желтого дома…

По глазам вижу, пауза затянулась… Вдох, выдох, и как с обрыва в реку…

– Хорошо… Я понимаю, что это будет выглядеть почти невозможным… но, пожалуйста, доктор, не зовите санитаров со смирительной рубашкой… Я – не сумасшедший… Я… Я – Журов Денис Анатольевич, 1977-го года рождения… Старший лейтенант Военно-Космических Сил Российской Федерации… Как и зачем сюда попал – не знаю…

Немая сцена. Собеседники смотрят на меня очумелыми глазами, потом уже Валерию Антоновичу требуется коньячный допинг, а доктор переводит взгляд поверх меня куда-то в пространство. Сидит так минуты две, потом, словно очнувшись, обращается к Бойко, который уже успел выглянуть в коридор на предмет отсутствия лишних ушей и поплотнее захлопнуть двери:

– Голубчик, и мне тоже. Это – невероятно, но, скорее всего, он говорит правду. Но как это может быть?! Человек из будущего!

На душе становится гораздо легче, как будто невидимый груз упал с нее. Наверное, так чувствуют себя раскаявшиеся грешники. Хотя я никаких грехов за собой не помню. Капитан наливает рюмку доктору, потом еще раз себе… Прав был Экклезиаст, утверждавший, что «Во многих знаниях – многия печали. И умножая знания, умножаешь скорбь».

– Он говорит правду! Но этого не может быть!

Ага, этого не может быть, потому, что этого не может быть никогда. А я тогда получаюсь – какое-то недоразумение. Загадка природы, блин. Валерий Антонович, как военный человек, приходит в себя быстрее:

– Денис… Анатольевич… Расскажите, что означает «Старший лейтенант Военно-Космических Сил Российской Федерации»… Вы – флотский?

– Старший лейтенант – офицерское звание, аналог чину поручика. Военно-Космические Силы – род войск в Российской армии. Российская Федерация – название России в моем, теперь уже бывшем времени.

– Но федерация – это же не монархия!.. Что случилось с Российской Империей?!

– Валерий Антонович, рассказ об этом будет долгим и неприятным. Вы уверены, что хотите именно сейчас узнать об этом?

– Наверное… Да, наверное, Вы правы… Но, расскажите хотя бы о войне!

– Война закончилась в моей истории в 1918-м году. Антанта победила, но России в рядах победителей не было.

– Почему?!

– Потому, что воевали в угоду союзникам. В неподготовленных наступлениях полки и дивизии на смерть посылали, лишь бы на себя поболее немца оттянуть. За поставки оружия не только золотом, но и солдатской кровью расплачивались… А те союзники нам пакостили, как только могли. На Черном море линкор «Императрица Мария» около года отвоевал, взорвался прямо на Севастопольском рейде неизвестно отчего… Наши радиошифры, наверное, всему миру были известны, а мы по ним шпарили, да иногда и открытым текстом умудрялись секретные приказы доводить. Солдаты в окопах наслушались всяких агитаторов, да и озверели до того, в феврале 1917-го в России произошла революция. Император отрекся от престола в пользу Великого князя Михаила Александровича. Тот не нашел в себе сил принять престол и тоже отрекся. Власть перешла к Временному правительству, созданному Государственной Думой. А в октябре этого же года партия большевиков свергла Временное правительство и захватила власть. Не знаю с чьей подачи, но началась Гражданская война, которая длилась до 1920-го… В 18-м большевики подписали с Германией сепаратный мир на очень унизительных условиях, Императора и его семью расстреляли, пошли дальше якобинцев. Те хоть ребенка пожалели… После войны не стало трех империй: Российской, Германской и Австро-Венгерской. Простите, забыл, – четырех. Еще Османской.

– Господи Всеблагий! За что?!

– Этого я Вам не могу сказать, Валерий Антонович. Сам не знаю, за что такая судьба России…

– Да, Денис Анатольевич… Лучше бы это оказалось бредом сумасшедшего… Но Михаил Николаевич утверждает, что с Вами все в порядке. А я привык ему верить… Что же делать?!

– Пока – воевать. За Веру, Царя и Отечество. И даже если Царя не станет, Вера и Отечество останутся. Вот за них и драться беспощадно…

Остаток дня был похож на что-то среднее между допросом с пристрастием, правда без применения физической силы, и относительно подробной лекцией по истории. К концу этого мероприятия я чувствовал себя, как выжатый лимон, и даже изрядное количество влитого внутрь коньяка не могло исправить ситуацию. У капитана Бойко и доктора, на мой взгляд, голова шла кругом от обилия непереваренной информации. Поэтому было принято единогласное решение сделать перерыв до утра. Чтобы я не страдал ерундой и не маялся бессонницей, доктор дал какую-то хитрую микстурку, которая быстро свалила в тягучий сон, едва добрался до койки. Поэтому и не мог видеть, как, оставшись одни, мои собеседники закурили, думая каждый о своем. Когда пауза затянулась, доктор пристально посмотрел на Валерия Антоновича.

– Ну-с, помогла Вам святая водичка отца Александра? Изгнали беса?.. А по поводу психического здоровья нашего пациента могу сказать, что это не похоже на ни на бред, ни на сумасшествие. Логически полный рассказ. Можно выдумать общий ход событий, но не обилие непротиворечащих друг другу деталей. Да и я его смотрел во время разговора, а в моих способностях Вы, надеюсь, не сомневаетесь?

– Нет, Михаил Николаевич, нисколько… Но… это настолько невероятно!..

– Успокойтесь, голубчик. В жизни случаются и более удивительные вещи… Вспомните Козьму Пруткова: Многие вещи нам не понятны не потому, что наши понятия слабы; но потому, что сии вещи не входят в круг наших понятий… Вы готовили себя к стезе военного, я же по роду своей деятельности знаком с некоторыми удивительнейшими случаями, среди которых феномен нашего юного друга не столь уж невероятен. Вы никогда не слышали о монахе Авеле? Который предсказывал будущее, написал три книги, в коих очень точно и подробно описал скорую кончину Екатерины Великой, Павла I, нашествие Бонапарта. А история генерала Ермолова? – Доктор, увлекшись монологом, все больше и больше оживлялся.

– Который, по слухам, был с Авелем знаком. Генерал знал свою биографию вплоть до самой смерти! И являлся обладателем дара предвидения! Ермолову посчастливилось повстречаться с самим собой, но… из будущего! Вы представляете?! Из бу-ду-ще-го!!! Совсем, как наш юный друг…А то, что в 1875 году при Санкт-Петербургском университете была организована медиумическая комиссия под руководством Дмитрия Ивановича Менделеева, Вы знаете?. И пыталась она найти не что иное, как научное объяснение такому явлению, как спиритизм… А работы Бехтерева по изучению мозговой деятельности?.. И его же предположения о том, что душа имеет энергетическую природу, и, следовательно, бессмертна и может переселяться в разные тела?.. Я уж не говорю про Бадмаева!..

Доктор перестал возбужденно бегать по комнате, сделал небольшую паузу, закуривая очередную папиросу.

– Вы не представляете, Валерий Анатольевич, что сейчас творится у меня на душе! Как будто бы скинул лет тридцать с плеч! Какой-то прямо щенячий восторг и охотничий азарт раскрыть эту тайну!

Капитан, во время монолога сопровождавший на автопилоте невидящим взглядом бегающего доктора, резко выдохнул воздух, налил коньяку и выпил одним глотком. Потом аккуратно поставил рюмку и, внезапно размахнувшись, грохнул кулаком по столешнице:

– Но то, что он рассказал!.. Не верю!.. Нет Императора, нет России!.. Как такое, черт побери, может быть?!! Не понимаю!!!

– А, может быть… он сюда и попал, чтобы этого не случилось? Как Вы думаете, господин капитан?..

Утром Михаил Николаевич заявил, что никаких разговоров сегодня он не допустит и утащил меня на медосмотр. Который, впрочем, ничего не выявил. Перед отъездом доктор заявил, что он тоже попытается помочь по своим каналам. На наши удивленные взгляды пояснил:

– Ваш покорный слуга, господа, имеет кое-какое влияние в столичных кругах, причем не только в медицинских. Так что, Вам, Денис Анатольевич, придется навестить Санкт-Петербург в ближайшем будущем. Надеюсь, Валерий Антонович этому поспособствует. Я вскоре еду туда, сообщу Вам адрес, где можно будет меня найти. А я тем временем подготовлю почву…

На обратном пути мы с Бойко продолжили разговор о наших военных делах.

– Но что мы можем сделать, Денис Анатольевич? Все решения принимаются в Ставке, после одобрения Главнокомандующим. Наш генералитет все равно будет делать то, что считает нужным.

– Генералы, Валерий Антонович, принимают решения на основе тех данных, которые им предоставляет разведка. Правда, решения зачастую неправильные. Но тут мы и можем на что-то повлиять. Вы же взаимодействуете с разведотделами других армий, с штабом фронта, со Ставкой. Неужели у Вас нет там неофициальных контактов, сослуживцев, коллег по Академии?

– Есть, и предостаточно. Еще в Академии в нас вбили этакую корпоративную солидарность генштабистов. Но ведь не каждому можно объяснить что и зачем. Чтобы разобраться кто есть кто, нужно время. И еще, Денис Анатольевич… В целом я Вам верю и признаю необычность ситуации. Но внешне наши отношения должны остаться прежними, ву компренэ?

– Валерий Антонович, с моей стороны было бы глупо требовать особого к себе отношения. И, тем более, пытаться командовать Вами, или еще кем-то. Мне достаточно моей группы.

– Кстати, о группе. Мы с Вами уже говорили о расширении штата, и все доводы я помню. Не хотел говорить это до вчерашнего разговора, теперь же… Начштаба предложил увеличить численность личного состава до роты. С добавлением «технарей», как Вы просили. Чтобы одновременно работало несколько групп. Подготовьте предложения по вооружению и оснащению, только реально обоснованные. Что сможем, найдем.

– Спасибо, требования остаются прежними – все трофейное. Может быть, будут какие-то изменения в форме одежды, но только в боевых условиях. Вот если бы найти где-нибудь ручные пулеметы…

– Ну, начинается!.. «Тетенька, дайте попить, а то так есть хочется, что аж переночевать негде». У нас сейчас каждый патрон и снаряд на счету, а Вы – про пулеметы!

– Валерий Антонович, знаменитый русский бардак не сегодня и не вчера родился. Может быть, лежат себе на складе невостребованные, у нас под носом. Надо интендантов потрясти как следует.

– Ладно, подумаем. А Вы пока поговорите с беглецами – сибиряком и артиллеристом. И в ближайшем будущем ждите приказ по итогам рейда. Надо же неявно создавать Вам реноме любимчика и протеже. Я на пару дней уезжаю в штаб фронта, – везу пленного оберст-лейтенанта и его драгоценный портфель. Попробую прощупать там почву.

– Если позволите, я завтра утром передам трофеи, а заодно и отчитаюсь по финансам.

– Пригодились все-таки деньги? Вот-с. А Вы их брать не хотели. Да, а что за трофеи?

– Несколько клинков из графской коллекции, ну и пару люгеров из старых запасов могу отдать. Мы себе еще добудем.

– Добудете, не сомневаюсь. Вам дай волю, так у всей германской армии пистолеты поотбираете. И чем они так приглянулись?

– Валерий Антонович, на сегодняшний день это самый точный и надежный ствол. Конкуренцию ему может составить только американский кольт М1911, но у него отдача сильнее. Не каждому подойдет. А маузер – его же заряжать неудобно.

– Любите Вы, Денис Анатольевич все заграничное. А как же наш наган?

– Единственное его достоинство по сравнению с пистолетами – безотказность. Патрон дал осечку, – жми еще раз на крючок, сработает следующий. Но это перекрывается двумя недостатками: поочередной перезарядкой и слабым патроном. Для обычного офицера это некритично, а у нас каждая секунда может быть вопросом жизни и смерти. А насчет нашего, родного – насколько я помню, сейчас должен уже быть создан автомат Федорова, но в войска в моей истории он не пошел. Валерий Антонович, можно ли как-то узнать о его судьбе?

– Попробую разузнать что-либо. Хотите заменить ими ручные пулеметы?

– Нет, они все равно не будут полноценной заменой. Но десяток человек с автоматами всяко лучше такого же количества бойцов с винтовками.

– Кстати, Денис Анатольевич, ничего не вспоминается насчет событий этого лета? Как велись боевые действия в Вашей истории?

– Валерий Антонович, я уже говорил, у нас эту войну называли «забытой». И широкая публика ей не интересовалась. Я постараюсь, пока Вас не будет, что-нибудь вспомнить…

Так, я снова «дома», в смысле – на базе. А вокруг – моя «семья». Все – как и должно быть. «Малышня» носится по полосе препятствий под руководством «младшего папы» Михалыча. «Дядя» – прапорщик Оладьин стоит рядом. Судя по выражению лица – уже немного попривык.

– Ну как, Сергей Дмитриевич, освоились?

– Не совсем, Денис Анатольевич. У Вас… простите, у НАС – действительно подразделение для особых задач. Как я понимаю, чтобы оные решать, необходима особая подготовка, которой сейчас они и занимаются. И, думаю, мне тоже предстоит этими навыками овладеть. Только вот… как-то неловко… вместе с нижними чинами…

– Сергей Дмитриевич, наша специфика еще и в том, что командир на практике должен знать и уметь чуть больше подчиненных. И они должны это видеть. Тогда будет уважение и авторитет.

– Да, но… драться с подчиненными!.. А если…

– Если кто-то из нижних чинов Вас одолеет, появится отличный стимул для тренировок. И ничего постыдного в этом нет. Невозможно всегда быть победителем. Вспомните историю нашу. Пестунами у князей киевских простые дружинники были. И сам Петр Алексеевич не гнушался службу начинать рядовым в бомбардирской роте. И еще, каждый синяк или ссадина на тренировках могут спасти Вам жизнь в бою. Я, когда набрал первую пятерку, без оружия казаков одолел, только с Михалычем в ничью разошелся. А на шашках они меня тут же уделали. И – ничего, с тех пор тот же Митяев меня в фланкировке натаскивает. А я его с пистолетом работать учу. И бегаем все вместе.

– А бегать-то зачем? Польза от этого какая?

– Во-первых, бег, как упражнение, прописан в «Наставлении для обучения войск гимнастике», А во-вторых, спросите казаков – помогло им это в рейде автомобиль с ранеными толкать и быть готовыми к бою с германцами?

– Ну, хорошо, убедили… Разрешите еще один вопрос, Денис Анатольевич. Насчет денщика.

– А вот тут, Сергей Дмитриевич, я ответить не готов. Пока был один. – сам справлялся, столовался из общего котла, особых проблем не было. Но сейчас надо думать. Есть у меня один вариант, главное, чтобы его начальство одобрило. Что касаемо занятий, – рукопашным боем вместе будем заниматься. А все остальное – когда обещанное пополнение получим, тогда в полную силу и начнем. Теперь же прошу простить, необходимо поговорить с нашими беглецами. Впрочем, если хотите, можете поприсутствовать. А вечером мы с Вами еще побеседуем. Расскажите мне, как докатились до такой жизни… В смысле попали в нашу группу…

Собеседники нашлись легко. Вся троица беглецов из плена сидела в казарме и занималась обычными солдатскими делами. Сибиряк разложил на нарах чистую дерюжку, разобрал снайперский маузер, и, не торопясь, чистил оружие. Рядышком пристроился артиллерист Савелий со своей винтовкой. Платон за неимением оружия занимался подгонкой выданной вчера формы – сидел в одних шароварах и что-то подшивал в гимнастерке, тихонечко напевая под нос какую-то песенку. Увидев нас, поднялись, принимая положение строевой стойки.

– Ну что, орлы, оклемались? – после обязательной бани, стрижки, бритья, смены одежды, горячей сытой еды и отсыпания выглядели они не в пример лучше, чем в нашу первую встречу. Почувствовали, что уже – «дома».

– Так точно, Вашбродь. Благодарствуем. – за всех ответил Семен. Вот так и рождаются стихийные лидеры. Надо запомнить.

– Заканчивайте дела, мне необходимо поговорить с вами. Через пять минут жду вас в канцелярии.

Там от канцелярии – только название, стол, да несколько стульев. Ну да разговор будет официальный, нужно соответствовать. Сажусь за стол, Оладьин устраивается у окна, наблюдает, как казаки шашками машут. Потом поворачивается ко мне:

– Денис Анатольевич, о чем разговор будет?

– Да вот хочу эту троицу в группе оставить. Отпускать их хлопотно, могут разболтать про странных разведчиков. А нам лишние разговоры ни к чему.

– Так попросите капитана Бойко, чтоб поспособствовал. Приказом оформят и всего-то делов.

Ага, а глазки-то хитрые, хоть и напускает на себя простодушный вид. Вот чует моя ж… мое сердце, что «казачок-то – засланный». Ладно, не понравится, будет посланным. В «прекрасное Далёко». Или еще куда…

– Видите ли, Сергей Дмитриевич, мне нужны добровольцы, а не простые исполнители. Чтобы не случилось, как в том анекдоте про… денщика. – Видя заинтересованное выражение лица, рассказываю одну из армейских баек. – Поручик приходит со службы на квартиру, а там его встречает денщик. Вытянулся во фрунт и докладывает:

– Вашбродь! Честь имею доложить, Ваше приказание выполнено!

Поручик задумался на пару минут, потом и говорит:

– Васька, так я же ничего не приказывал!

Денщик в ответ:

– Так точно,! Дык я ничего и не делал!..

– Вашбродь! Честь имею явиться! Стрелок 53-го Сибирского полка Семен Игнатов!

– … Бомбардир-наводчик 6-й батареи 77-й артиллерийской бригады Савелий Малышев!

– … Обозный ездовой 6-й батареи 77-й артиллерийской бригады Платон Ковригин!

Во как дружно, чуть ли не хором. Спелись, красавчики. Ладно, не будем уточнять кто в армии является, а кто прибывает… Оп-па, а сибиряк-то непрост оказался! На гимнастерке Георгиевская медаль «За храбрость» висит. И где же он, шельма, ее все это время прятал? В сапоге, скорее всего. Ладно, поговорим, узнаем…

– Садитесь, в ногах правды нет. Есть к вам серьезный разговор… К своим мы вас вытащили, но больно многое увидали вы за это время. Того, о чем рассказывать никак нельзя. Никому. – Ага, сейчас нагоним страху, мол, слово и дело государево. – Поэтому хочу предложить вам остаться у нас в группе.

Тебя, Семен, хотел бы снайпером оставить, то бишь, «охотником» за гансами. И по лесу ходить умеешь, и в засаде сидеть, и стреляешь – не всякий так сумеет. Будешь на охоту ходить, как раньше, только дичь будет двуногая. Всяко лучше, чем в окопе сидеть. Подумай…

Артиллеристы мне, Савелий, тоже нужны. Дело тебе будет не совсем привычное, фугасы и мины из снарядов делать, да взрывать их у германцев. Ты лаборатористом в японскую был, тонкости знаешь, думаю, справишься…

И тебе, Платон, дело найдем. Не всем в разведку ходить, кому-то надо и за хозяйством приглядывать. Будешь у нас за каптенармуса, денщика, да и так, по хозяйству командовать.

Сидят, думают, переглядываются. Если артиллеристы, вроде, согласны, то сибиряк какой-то мутный. Нахмурился, смотрит под ноги. Тишина в канцелярии напряженная, аж какая-то зловещая.

– Ну, что скажете?

– Ваше благородие, так мы согласные, вон Платошка уже надоел аж со своими причитаниями, мол, чё дальше будет. – Подает голос Савелий, – Тока вот сумлеваюсь я, потяну ли. Посмотрел, как Ваши казаки воюют. А как не сдюжу?

– Тебе, Савелий и не надо будет германцев толпами резать, да в штабеля укладывать. Немного поднатаскаешься, – за себя постоять сможешь. А задача твоя будет – взрывать, мины закладывать. Да и делать это будешь не в одиночку. Найдем тебе грамотных помощников. Согласен? А ты, Платон? Ну вот и ладушки.

Теперь – последний. Семен-сибиряк. Что-то не видно на лице особой радости. Интересно, что ему не так?..

– Ну, а ты, Семен, что скажешь? Вижу, не хочешь. Почему так?

– Ваше благородие, извиняйте, коль что не так скажу. Мы – сибирские стрелки, а не пехота какая, нам бы в полк родимый, обратно. Да и в Новониколаевске ишо с мужиками-промысловыми артель составили земляцкую. Друг за друга клялись держаться. Хотел бы у Вас остаться, да слово дадено – вернуться, если жив буду. – Семен поднимает на меня глаза, полные решимости. – Не можно мне из артели нашей охотницкой уйтить. Нас и так в ней пятеро осталось.

– Жаль, очень жаль. Ты бы мне очень к месту пришелся… – Вдруг в голову приходит интересная мысль. – А давай вот что сделаем! Я к тебе в полк съезжу, коль у вас там артель, с ними со всеми поговорю. Может быть отпустят тебя?

А, может, и всех охотников к себе сагитирую. С их начальством мне проще договориться будет. Если Бойко поможет…

После обеда решил подготовить трофеи для Валерия Антоновича. В смысле, для его вояжа в штаб фронта. Поэтому попросил Михалыча принести пару люгеров, которые у нас остались. Естественно, не длинноствольных артиллерийских. Их я никому не отдам! А какому-нибудь тыловому интенданту сойдет и обычный в обмен на помощь в поисках нужных нам мадсенов. Клинки же пойдут в подарок кому-то более важному и всемогущему. Например, адьютанту командующего, или еще каким-нибудь персонам, приближенным к Верхам.