Текст книги "Возвращение бомжа"
Автор книги: Дмитрий Пучков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)
Развернувшись, он выскочил из шатра и пошагал к себе.
Новость о том, что Агроном со своей бандой едет за подмогой к каким-то там «оборотням», облетела весь лагерь за считаные часы, как и слух о том, что бомж сотоварищи попросту хотят откосить всеобщую мобилизацию.
Смурной рохляндский предводитель лично заявился к дочкиному шатру и, подняв ее с постели, заявил:
– Слышь, там твой ненаглядный… это… валит он, короче, пойди, попробуй сделать чего, а я, если что, поддержу.
Уговаривать дочурку ему не пришлось – буквально в чем была, девушка выскочила из палатки, бросившись искать Агронома.
Тот уже почти закончил собирать свои пожитки когда кто-то подошедший сзади закрыл ему глаза ладонями. Агроном постоял так с минуту и недовольно пробасил:
– Ну?
За спиной послышались всхлипывания, сквозь которые пробился знакомый голосок:
– Только не называй меня Прасковьей. Это для работы, мой позывной на третью книгу. Меня папа Марфой зовет, а по паспорту я Мария. Агроном, у нас будет маленький.
Пропустив мимо ушей никчемный поток сознания, бомж уловил самую суть и, ухватив бабу за руки, резко развернул ее к себе лицом:
– Ты это… не гони! Не было ж ничего.
Девушка захлопала ресницами и ничтоже сумняшеся заявила:
– А это непорочное зачатие.
– Ага… внематочная беременность… Ты чего плетешь? – огрызнулся бомж, но девушка стояла на своем и заодно на Агрономовом:
– Ко мне ночью голубь прилетал.
Взбесившийся герой-любовник принялся трясти красотку что было дури:
– Что-то мне это напоминает. Слышь, МарЫя, а ты уверена, что не кузнец к тебе прилетал?
Отшвырнув наглую девку, он подхватил свои котомки и ломанулся прочь, оставив безутешную деву рыдать под луной.
Чем громче становились всхлипывания за спиной, тем быстрее шагал Агроном. Гиви, сидевший на завалинке возле персональной землянки (никто не решался разместиться с ним в одном помещении), завидев приятеля, который пребывал не в лучшем расположении духа, бросился ему наперерез:
– Ты чего, собрался куда?
Агроном остановился, внимательно глядя на гнома и, наконец, тяжело выдохнув, поделился переживаниями:
– Бабы достали! Одну еле сплавил, другая клеится.
Привычно подошедший сзади Лагавас похлопал бомжа по плечу и укоризненно покачал головой:
– Склоняет к сожительству, то есть к замужеству?
Как всегда охочий до нравоучений Гиви ткнул пальцем в грудь Агроному и заявил:
– Запомни, молодой человек. Пока жив – не женись.
Агроном вяло улыбнулся и пожал протянуты ему руки:
– Все равно валим, как пить дать – Бориск мне этого не простит. Прибавим ходу!
Уже через несколько минут лагерь загудел, будто встревоженный улей. От центрального шатра слышался крепко нетрезвый голос атамана, а меж палатками шарились его люди.
Смекалистей остальных оказался адъютант атаманова сына – первым выскочив на единственную уходящую из лагеря дорогу, он еще успел крикнуть вслед скрывшимся в клубах пыли беглецам:
– Агроном Агрономыч!
Сбежавшимся на его отчаянный вопль рохляндцам было что обсудить:
– Агроном Агрономыч… Лучше бы он был не Агрономычем, а АбрамОвичем.
Сын Бориса злобно харкнул вслед сбежавшим подонкам и посетовал:
– Точно, мы бы ему наш рохляндский «Челси» впарили.
Наконец-то подоспевший к месту событий атаман укоризненно оглядел собравшихся:
– Дэбилы… Эх, такой зять с крючка сорвался…
Чтобы хоть как-то загладить свою вину, кто-то из толпы предложил:
– Может, припугнуть его? Или даже отдуплить в подворотне?
Борис оглянулся в поисках смельчака и слегка улыбнулся:
– Ну… было бы неплохо. Только… – он поднял вверх указательный палец, – пусть это будут люди не из нашего района. Ладно, идея понятна, пойду утешу дочь.
Нетвердой походкой Борис направился к заметному даже в темноте розовому шатру. Прихватив по пути бутыль шампанского и пару бокалов, он без стука вломился внутрь и, войдя, первым делом подошел к туалетному столику, смахнув с него всякие «дамские финтифлюшки». Деловито откупорив бухло, он принялся разливать шипучее содержимое в тару.
Наполнив оба бокала, он присел на кровать и похлопал по одеялу:
– Слышь, доча?
Однако ответа не последовало. Тогда Борис рванул одеяло на себя и обнаружил под ним кучу шмотья, наваленного так, что спьяну вполне могло показаться, что на кровати кто-то лежит. Ругнувшись, он подхватил бокалы и поплелся к обрыву.
Отцовские чувства не подвели – отвергнутая невеста роняла слезы, стоя у самой пропасти. Атаман подошел поближе, встал рядом, молча поглядел на полоску занимающегося рассвета и протянул бокал девушке. Та залпом выбулькала содержимое и шваркнула фужер о камни.
Ее отец укоризненно покачал головой и, стараясь не слишком давить на мозги, принялся втолковывать дочурке:
– Я тебе что говорил? Надо было про Каштанку, он это дело любит. А тебя понесло про непорочное зачатие. А теперь-то что? Теперь суши весла.
Девушка уставилась на него глазами, полными слез:
– Папа, люблю я его, окаянного.
Атаман придвинулся к ней поближе, закинул руку ей на плечо, притянул к себе и заявил:
– Дык. Елы-палы. С нашими бабками мы тебе после войны не только агронома, мы тебе весь колхоз купим.
Развернув дочурку к себе, он взял ее за подбородок и принялся разглядывать ее заплаканный фейс:
– Не переживай. Тебе и так в твои тридцать восемь больше тридцати пяти не дашь, – он похлопал ее по щеке, после чего слегка задумался над следующей фразой, но все же решил довести свою мыслью до сознания дочери: – И эта… с кузнецом-то уже завязывай…
Чтобы как-то разрядить обстановку, рохляндский царек решил слегка пошутить:
– Дак как там, говоришь, в буржуйских песнях поется? «Girl, you'll be the woman… суй»?
Сообразив, что шутка не проканала, Борис смущенно потянул дочку за рукав:
– Ладно, пойдем обратно в лагерь – светает…
Глава пятая
МЕРТВЫЕ НЕ ПОТЕЮТ
Хорошо сидим!
М. Ходорковский. Как я стал олигархом. Магадан-Пресс. 2007 год
Рассветало и над дорогой, по которой ехали трое новоиспеченных дезертиров. Перманентно любознательный Гиви не уставал крутить головой и задавать неизменно кретинские вопросы:
– И кыто зыдесь живет?
Поскольку Агроном в это утро отличался повышенной раздражительностью вкупе с необычайно мрачной молчаливостью, услуги экскурсовода предоставлял «гостю из солнечного Тбилиси» Лагавас:
– Здесь живут бывшие олигархи. Много лет назад они открыли свой бизнес, а налоги не платили. Им кто-то сказал, что платить нужно только взятки. А на самом деле платить надо и взятки, и налоги, а кроме всего прочего, налоги со взяток и взятки налоговой.
– Круто, – прокомментировал запутавшийся в тонкостях бухучета гном, а Лагавас продолжил рассказывать:
– И когда с них потребовали недоимки за последние тридцать лет и три года, они не придумали ничего умнее и спрятались здесь. Есть мнение: если пообещать им налоговую амнистию, они согласятся помочь…
Гиви почесал в затылке и, вспомнив уроки грузинской экономики, кроме которых в его школе учили только устному счету, предложил свое решение:
– А если они просто не будут платить?
Лагавас как-то странно посмотрел на гнома и покачал головой:
– Не выйдет. Налоговая претензия – очень сильное колдунство. Действует даже на привидений.
Тем временем и без того не широкая дорога окончательно превратилась в тропу, петляющую в зарослях странного вида деревьев. Гиви едва удержался в седле, когда одна из ветвей зацепила его за рукав.
– Это что еще за ботва? – процедил он через зубы.
Лагавас как великий знаток ботаники откликнулся мигом:
– Это священное вечнозеленое дерево самшит.
Агроном, пребывавший наедине со своими мыслями, в задумчивости пробормотал:
– Самшит? Вот именно что some shit…
Тропа наконец окончательно уткнулась в глухую стену, в которой виднелся вырубленный человеческими руками портик, поверх которого по всей стене шли загадочные руны. Возможно, когда-то портик скрывал внутри себя дверь – но сейчас на ее месте зиял зуботычиной темный провал. Лагавас спустился с лошади, принявшись разглядывать диковинные письмена на стене, а Агроном попытался заглянуть внутрь.
В этот самый момент нечто скрывающееся за стеной исторгло из себя хриплую отрыжку, и из провала понесло замогильным холодом. И без того не слишком спокойно ведшие себя лошади поднялись на дыбы и, развернувшись, ломанулись прочь от этого гиблого места.
Не успевший сойти на твердую землю гном был сброшен с лошадиной спины и, пребольно ударившись спиной о какой-то трухлявый пень, охал и ахал, распластавшись подле стены. Лагавас был слишком занят расшифровкой древних посланий, чтобы успеть среагировать на происходящее, и только Агроном успел было дернуться за стремительно утрачиваемыми средствами передвижения:
– Лошадкаааа!
Однако догонять трусливых тварей по этой донельзя пересеченной местности было делом, изначально обреченным на провал, а потому бомжу пришлось вернуться к оставленным друзьям несолоно хлебавши.
Поглазев на вновь обретенных спутников, он предупредил:
– Хочешь, не хочешь, а дальше придется пешком.
Лагавас ткнул пальцем на древние письмена и уверенно заявил:
– Тут написано – Фейсконтроль, дресскод, вход по клубным картам или по предъявлении VISA Platinum.
Гиви ошарашенно покачал головой:
– Ну ви прыдумалы тоже! Налоговая претензия, тридцать лет и три года… Оны же пакойныкы! – но тут же, поймав на себе недобрый взгляд Агронома, тяжело вздохнул и согласился: – Ладно, пошли!
Впрочем, его согласия никто не ждал, Агроном и Лагавас запросто шагнули в провал, и, оставшись в одиночестве, гном, еще успев непонятно зачем вдохнуть побольше воздуха, очертя голову бросился за ними.
В тайном лагере рохляндской народно-освободительной армии все было готово к выступлению. По давно уже составленному плану командиры подразделений в это утро в обстановке строжайшей секретности вскрыли предназначавшиеся им «совсек» конверты, пересчитали причитавшиеся им же гонорары и были готовы выводить свои отряды в поход.
Неожиданно энергичный атаман Борис носился по лагерю как угорелый, пинками подгоняя всех, кому по его мнению не хватало усердия. Вломившись в палатку к своему белобрысому отпрыску, он оглушил того диким ревом невесть откуда взявшейся фанатской дудки и завопил дурным голосом:
– Ну что, корнэт, труба зовет! Путь, однако, неблизкий. – Тут же выскочив наружу, атаман наткнулся на мечущегося в непонятках Гека, все еще не переменившего глупый костюм мушкетера на что-нибудь, более приличествующее случаю. Ухватив «участника карнавала» за ухо, он радостно сообщил мальцу: – И ты, карапуз, поедешь с нами. Как безлошадный, побежишь пешком за телегой.
Вырвавшись из лап атамана, Гек огрызнулся:
– Лучше дайте мне мерина со стремянкой! Или на худой конец боевого ишака!
Рохляндский управитель протяжно свистнул и заявил:
– Нет у меня ишаков с худыми концами. Поедешь десантом на броне.
Излишне обрадовавшийся карапуз не верил собственным ушам:
– На танке, что ли?
Впрочем, правильно делал, что не верил, поскольку Борис Николаич, в очередном энергично-деловом припадке запрыгнув на коня и лихо сорвавшись с места, данную версию не подтвердил:
– Я сказал – на броне.
Застывший в недоумении карапуз недолго пребывал в состоянии прогрессирующей экзистенции, поскольку был грубо схвачен за шкирку и вбит в седло пролетавшим мимом всадником. Карапуз уже собирался развернуться и вдарить обидчику промеж глаз, но голос рохляндской принцесски остановил его от совершения глупого поступка:
– БрОней мою кобылу кличут.
Моментом забыв ночные обиды, Гек откинулся на спину и, уперевшись в девичью грудь, поведал с дебиловатой улыбкой:
– Я кобыл сильнее люблю, чем ишаков!
Выкатывавшиеся на общее построение подразделения занимали свои места в соответствии со строгим распорядком, а по стремительно пустеющему лагерю носился на своей кобылке отпрыск рохляндского атамана и по совместительству командир элитного подразделения половцев. Спортсменчик подгонял особо замешкавшихся, как говорится, «и словом, и делом», – не уставая раздавать налево и направо тычки своей любимой клюшкой и столь же усердно деря глотку:
– Строиться! Выходи строиться!
Когда же, наконец, все войска выстроились перед очами рохляндского главнокомандующего, он приподнялся в стременах и, соблюдая верность собственному ораторскому немногословию, проревел:
– Вперед! На Гондурас!
Многотысячная армия потекла из урочища, будто сошедшая с ума горная речка, стремительно вышедшая из берегов…
Троице, пробиравшейся по подземелью в свете где-то уворованного Агрономом факела, наконец-то удалось вырваться из душных коридоров, по которым они плутали уже не вполне приличное время – один из боковых ходов, по какому-то наитию выбранный Агрономом вывел их в огромный зал с высоченным потолком и едва различимой вдали противоположной стеной.
Гиви закрутился на месте, судорожно оглядываясь по сторонам, – для него все же было привычнее шариться по местам, кратко характеризуемым словом «задница».
Внезапно под сводами заскрежетал чей-то противный голос:
– Кто тревожит души олигархов?
Обернувшись, Агроном увидел, как по широкой лестнице, сбегающей в центр зала откуда-то из-под потолка, спускается шикарно прикинутая мумия.
Моментом сообразив, что с таким перцем слабину давать не стоит, бомж сразу перешел к делу:
– Французская налоговая. Парни, мне нужны бабки.
Кажется, сие требование совершенно не удивило «неживого делового», не моргнув и глазом (который, впрочем, попросту отсутствовал), он предложил:
– Огласите, пожалуйста, сумму.
Агроном, сообразив, что забыл нечто важное, поспешил подкорректировать список требований:
– Только еще придется попотеть.
Почему-то эта реплика нашла куда больший отклик у бизнеструпа – под сводами заметался его хищный смех, и по всему залу принялись загораться люстры и светильники, отвоевывая у темноты детали весьма и весьма богатого интерьера, до сих пор остававшиеся невидимыми для непрошеных посетителей.
Откуда-то потек вонючий дым, будто местные «звезды» пользовались концертными дымовыми установками, и в клубах искусственного тумана из темноты, беря «святую троицу» в кольцо, надвинулись разнообразные мертвецы – все как на подбор в дорогущих шмотках и шузах, облепленных ярлыками «всемирно известных» лейблов, обвешанные гирляндами драгоценностей. Казалось, что не нужно никакого дополнительного освещения – надписи Rich, Gucci, Armani, выполненные исключительно стразами, слепили глаза не хуже стадионных прожекторов.
Агроном, Лагавас и Гиви сгрудились в центре зала, а глава этой мертвой братвы снова заговорил:
– Мертвые не потеют, юноша! А поработать можно, но с условиями.
Он спустился по лестнице, встав прямо перед Агрономом:
– Первое, оно же главное.
Кажется, у Агронома сдали нервы, поскольку он рванул с ремня свою джыддайскую саблю, выставив Клинок перед собой, и тот угрожающе загудел, осыпая все вокруг синими искрами.
Мертвый олигарх криво усмехнулся:
– Почему это у тебя сабля синяя? У хороших – сабли зеленые!! Впрочем, нам по барабану. Итак, первое. Мы никуда не пойдем… пока нам не объявят амнистию.
Теперь уже не выдержал горячий парень Лагавас, как всегда, свято веривший в быстроту своих рук. Он и вправду весьма шустро выхватил ствол и, не целясь, от бедра всадил всю обойму в скалящегося упыря. Вот только убить мертвого, похоже, оказалось непосильно сложной задачей для мягкомозгого эльфа.
Маслица в назревавший конфликт подлил лично Агроном, чье внезапное олимпийское спокойствие уникальным образом поддерживала джеддайская сабелька:
– Нет, амнистий просто так не бывает.
Выходка Лагаваса, хотя и не принесла никакого вреда мертвецу, но разозлила того не на шутку, а потому для приличной разборки хватило бы и куда как более политкорректного заявления.
Мертвый принялся бычить уже совершенно в открытую, двинувшись на Агронома и на ходу доставая собственную сабельку:
– А с каких это пор амнистии объявляют бомжи? – сделав обманное движение, он попытался рубануть противника своей ржавой саблей, но Агроном запросто парировал выпад и сам перешел в атаку, едва не снеся полголовы слишком уж прыткому трупу.
Зашатавшись, тот быстро ретировался в толпу своих сподвижников и захрипел:
– Ты вообще кто?
Агроном, всегда любивший визуальные эффекты, описал светящейся саблей в задымленном воздухе красивую дугу и прогромыхал на весь зал голосом рекламного диктора:
– Конь в пальто. И до кучи – король Гондураса. Что в принципе одно и то же.
Еще раз махнув саблей для пущей острастки, он скомандовал:
– Выходи строиться, мальчики налево, девочки направо. Бегом на пристань!
Несмотря на то, что упыри выглядели совершенно подавленными, никто из них даже не дернулся с места. Агроном, удивленно крутя патлатой башкой, двинулся в расфуфыренную мертвяцкую толпу, вглядываясь в порядком разложившиеся лица, подсвеченные сабелькой. Упыри боязливо расступались перед ними, но выполнять команду совершенно не собирались. Агроном начал сердиться:
– Бегом на пристань.
За мертвяков неожиданно вступился Гиви, до этого как-то уж очень пристально разглядывавшим сгрудившуюся вокруг них толпу:
– Не сэрчай, Аграном. Тут у них сплошной унисэкс. Одни скелеты.
Самопровозглашенный король Гондураса, хоть и вынужденный признать собственную ошибку, тем не менее решил не прекращать разговаривать с толпой мертвецов с однажды завоеванной позиции силы:
– Значится так. Мальчик, девочка… какая в ж… разница – Гиви не даст соврать, – гном согласно закивал головой, а Агроном продолжил давить мертвяков авторитетом: – Я два раза повторить не буду, бегом на пароходы! Бизнес должен быть социально ответственным! В Гондурас поплывем на Авроре.
Урки, воодушевленные тем, как легко они расправились с гондурасской конной милицией, сунувшейся по дурости в Кемь, не стали выжидать, покуда враг залижет раны, и к моменту, когда солнце выкатилось к двенадцати часам дня, подошли к самым нам Гондураса.
Вот это была психическая атака на славу – покуда хватало взгляда, степь кишела полчищами урок. Да и, в отличие от доморощенных гондурасских военных психологов навроде Эффералгана, урочьи полководцы не собирались лезть с «голой ж… на ежа», а потому высоко над толпой плыли внушительных размеров осадные башни.
Впрочем, пока что войска урок остановились на внушительном расстоянии от высоченных стен гондурасской цитадели – главнокомандующий урок, вовсю предвкушавший свое воцарение в резиденции гондурасских королей, решил слегка пощекотать нервишки защитникам крепости.
Из первых рядов урочьего войска выпустили лошадку, которая галопом направилась к городским воротам – со стен легко можно было разглядеть, как, подпрыгивая на кочках и оставляя за собой след в степной пыли, за лошадью тащится бездыханное тело. Когда животина оказалась под самым стенами, откуда-то поступила команда, передан по цепочке с верхних этажей города:
– Открывай ворота!
Стража, охранявшая главный вход в город, исполняя указание, нешироко распахнула створки высоких ворот, пропуская внутрь взмыленную скотнику, а вслед за ней и волочущееся по земле тело.
Начальник охраны, опустившийся на колени перед измочаленным трупом, откинул прядь волос, сбившихся в бесформенную массу, с лица незнакомого бойца, и лицо его стало белее мела. Потеряв дар речи, он замахал руками на своих подчиненных, показывая, чтобы те срочно поднимали тело на руки, откуда-то из боковой улицы примчалась четверка пацанов с носилками в руках, облаченные в накидки отмеченные красными крестами. Подхватив травмированного под руки и ноги, они срочно погрузили его на брезент и понеслись вверх по петляющим улицам города. Впереди с мигалкой в руках бежал начальник охраны и распугивал замешкавшихся горожан, отчаянно матерясь в болтающийся на груди матюгальник:
– Быстро! Давай сюда, – командовал он медицинской бригадой.
В этот момент гоблины невероятных размеров и столь же невероятной степени уродства покатили к стенам города с десяток метательных установок. Главнокомандующий урочьей армии, подгребший к пухнущим от стероидов безмозглым такелажникам, решил лично проконтролировать вторую часть собственноручно разработанного им плана по деморализации защитников Гондураса.
Самодовольно ухмыляясь, он наблюдал, как его подручные загружали люльки гигантских пращ весьма необычными зарядами:
– Скильки я зарезал… Скильки перерезал… Скильки душ невинных загубив…
Невесть откуда появившаяся в толпе «красотка» орочьих кровей, с весьма причудливой прической на голове, улыбалась, вслушиваясь в слова командурки. Тот же, словно почувствовав на себе ее внимательный взгляд, обернулся и, завидев тетку, пошагал ей навстречу, улыбаясь военбабе, словно старой Подружке:
– Юленька, знала бы ты, как я обожаю запах напалма по утрам!
«Красотка» визгливо хихикнула в ответ:
– Это запах победы!
Урка взмахнул рукой, и гоблины повернули рукоятки катапульт, отправив за крепостную стену очередную порцию «подарочков» для горожан, что вызвало настоящий приступ хохота у «Юленьки».
Защитникам крепости, на которых посыпались отрубленные головы их товарищей, порубленных давеча под Кемью, в тот же самый момент стало не до смеха….
Верхние этажи города-башни тем временем были еще страшно далеки от разворачивавшегося под самым носом действа – вбежавших на вертолетную площадку подле королевского дворца носильщиков встречал сам все еще мало что соображающий генерал Димедрол собственной персоной.
Носилки аккуратно поставили на каменные плиты в скверике у подножья знаменитого дерева, и пьяненький начальник ГУВД опустился на колени подле не подающего признаков жизни парня. Всмотревшись в лицо травмированного, Димедрол покачал головой:
– Эффералган! Стало быть, не отбили погребок…
Начальник охраны принялся оправдываться так, будто лично виноват в случившемся:
– Урки гурбой навалились. Сожрали все, что было.
Димедрол приложил ладонь к шее Эффералгана, пытаясь нащупать пульс, провел рукой по изрешеченному пулями бронежилету:
– Налицо многочисленные ранения. Несовместимые с жизнью!
Вскочив на ноги, генерал бросился прочь – на смотровую площадку, откуда открывался вид на город. Споткнувшись, он растянулся на зеленом газончике, а вслед ему завопили перепуганные медбратья:
– Но пациент еще жив!
Тряся головой в припадке, Димедрол поднялся на колени и на карачках пополз прочь от ужаснувшей его картины:
– Оперативное вмешательство нецелесообразно…
Где-то за спиной предостерегающе крикнули:
– Доктор, мы его теряем!
Покуда у засохшего тополя бригада реаниматологов боролась за жизнь Эффералгана, его ополоумивший папашка скреб ногтями по траве, подползая все ближе и ближе к смотровой площадке, оглашал окрестности диким ревом, который разносился Практически над всем городом, сея панику в рядах, и без того не отличающихся высоким боевым духом защитников города:
– Все пропало!
Впрочем, по причине того, что подчиненные до сих пор не успели доложить генералу, все утро тупо валявшемуся в беспамятстве после ночной пьянки в своем кабинете, об урочьей армии, подошедшей к городу, – главное открытие еще только поджидало местного бога внутренних дел.
Когда он поднялся на ноги, судорожно вцепившись в поручни смотровой площадки, и наконец увидел, что происходит под стенами города, новая волна паники накрыла его крепко проспиртованный мозг, Димедрол даже не расслышал, как взвизгнул за его спиной Чук, хохмы ради сунувший свой палец в приоткрытый рот Эффералгана:
– Ай, кусается!
Генерал же, не веря своим глазам, долго вглядывался в раскинувшееся внизу урочье море с двигавшимися в сторону городских стен осадными башнями, после чего обхватил голову руками и потрясенно прошептал:
– Похоже, кубок УЕФА нам не светит.
Со всей дури он засветил кулаком по микрофонной стойке (смотровая площадка частенько выступала в роли правительственной трибуны) и заорал:
– Рохляндия не вышла из подгруппы. Все пропало! Судьи куплены!
Воздев руки к небу, он явно намеревался обрушить на головы притихнувших горожан еще немало обличительных речей, но вместо этого с козырным заявлением выступил невесть откуда подоспевший Пендальф, который без тени сомнений засветил крикуну, позорящему высокий моральный облик начальника ГУВД, промеж ног и до кучи добавил синих красок похмельному личику паникера.
«Успокоив» генерала, Пендальф взобрался на трибуну и дал короткую тронную речь:
– Спорткомитет назначает вам нового тренера. Специалиста по игре на траве. Кончилась власть Гребня в погонах!
Выключив микрофон, он спустился к порядком опешившей свите Димедрола и, нисколько не стесняясь, заявил:
– Устроили тут майдан, понимаешь! А ну все: бегом на стены!
Подозвав к себе начальника охраны, он о чем-то деловито поговорил с ним по душам, и уже через пять минут по городу несся милицейский козелок, оглашая улицы Гондураса воем сирены и фирменной Пендальфовской хрипотцой в матюгальник:
– Урки идут в решительную атаку на наши ворота! Кержаков, давай на центр поля! Аршавин, на правый край!
Покуда на верхних этажах власти разбирались, что к чему, первый оборонительный эшелон гарнизона крепости уже успел почувствовать на собственной шкуре абсолютно нешуточные намерения урок. Вслед за окровавленными головами катапульты принялись старательно забрасывать город куда менее устрашающими, но ровно в той же мере более разрушительными зарядами. Огромные валуны запросто превращали в труху красивые, но непрочные мраморные стены крепости.
Чук, выползший поглазеть на собравшуюся внизу банду, едва унес ноги, дико матерясь и распихивая окружающих:
– Атас! Они камнями кидаются! И Карапуз бросился бежать прочь от крепостных стен, постаравшись как можно быстрее укрыться в боковых улочках города:
– Ну его на фиг, лучше в подвале пересижу!
Оставшиеся на стенах бойцы гибли под обвалами и от прямых попаданий, задетые осколками и разбавленные целыми подразделениями. Среди жителей города началась настоящая паника – толпы обезумевших людей рвались вверх по улицам города, и, если бы не вовремя подоспевший Пендальф со своими патентованными методами убеждения и станковым пулеметом, укрепленным в открытой кабине козелка, – для Гондураса все могло закончиться плачевно, даже не успев начаться.
Взяв командование в свои руки, старый разведчик мигом вернул обороняющихся на стены, после чего заставил расчеты катапультных машин заряжать свои орудия единственно доступными зарядами – обломками стен, благо недостатка в них в ближайшее время не ожидалось, и принялся лично корректировать огонь батарей, концентрируясь на осадных башнях, слишком уж плотно придвинувшихся к стенам крепости.
Слегка поломав голову, Пендальф разделил стратегические задачи между батареями следующим образом: большая часть из них взяла на себя тактику урок, принявшись тупо заваливать камнями живую силу противника, а те, которым удавалось обеспечить хотя бы мало-мальскую кучность попаданий, сосредоточились на отстреле осадных орудий.
Самолично руководивший артподготовкой главнокомандующий урочьей армии едва было не стал жертвой одного из первых выстрелов с крепостных стен – внушительный обломок разрушенной сторожевой башни похоронил под собой нехилое количество урок, просвистев над самой головой любителя напалма и странных женских причесок. Не двинув и бровью, командурк поспешил успокоить своих подчиненных:
– Фактически недолет.
Уркам, впрочем, и так было намного легче – они совершенно не заморачивались прицельностью бомбардировки, благо цель их атаки отличалась недюжинной солидностью – и спьяну не промахнешься. Любой их выстрел обязательно находил свою цель за стенами, а вот гондурасским артиллеристам приходилось демонстрировать чудеса баллистических расчетов, что, кроме всего прочего, усложнялось тем, что пулять приходилось по движущимся объектам.
Один из обломков, призванный разнести в клочья особо метко бьющую по городским объектам катапульту, благополучно приземлился на добрую сотню метров позади вожделенной цели – зато снова едва не лишил урочье войско командира. Впрочем, командурка не стал паниковать по примеру собственных подчиненных, бросившихся врассыпную при виде приближающегося многотонного «подарочка», а, будучи подкован в баллистике не хуже артиллеристов из крепости, всего лишь сделал единственный спасительный шаг в сторону и весьма самодовольно прокомментировал сей факт:
– Обратно недолет! – и смачно сплюнул на едва не раздавивший его снаряд.
Впрочем, одно дело – поднятие боевого духа личным примером и совсем другое – трезвая оценка происходящего. Опытный вояка уже отметил для себя, что первоначальная растерянность в стане неприятеля прошла, и продвижение урочьей армии порядком приостановилось под шквальным огнем со стен. Кажется, пора было подкидывать гондурасцам новые задачки и неожиданности. Он подозвал к себе адъютанта, принял из его рук ракетницу и выпустил высоко в небо зеленую ракету.
Буквально через пять минут в небе над Кемью появились сперва едва различимые отсюда точки, начавшие стремительно приближаться к Гондурасу, и командир урок тем временем отдал приказ увеличить интенсивность огня, дабы по ту сторону стены не смогли раньше времени разглядеть грозящую городу новую опасность.
Его задумка удалась на все сто процентов – мало кто из защитников крепости сообразил, что происходит, когда из облаков со стороны солнца на головы им спланировала эскадрилья люфтваффе.
Выкашивая людей с крепостных стен, первый эшелон истребителей привел за собой тяжело груженные бомбардировщики, которые принялись укладывать живописные коврики на улицах Гондураса.
Пендальф бросился выводить в бой последние резервы:
– Открыть кингстоны! Затопить торпедные отсеки! Главный калибр к бою!
Однако совсем не атака с воздуха была основной задумкой коварных урок – то был не более чем замечательный отвлекающий маневр, призванный по новой раскрутить панические настроения среди обороняющихся. Покуда сопровождаемые истребителями юнкерсы, взявшие на себя роль кукушек старательно подкладывали тротиловые яйца в гондурасские гнезда, уводя людей в глубь города, гоблины-качки, побросав никчемные теперь катапульты принялись совершать нехилый забег, толкая впереди себя высоченные башни, призванные взять крепость на абордаж.
Пендальф, пусть и запоздало, но все же сообразил, что происходит, бросившись поднимать боевой дух бойцам, все еще остающимся на стенах.
– Патронов не жалеть! Мочите козлов! Мумий-троллей мочите! Мочите всех!
Бойцы, под чутким руководством старого разведчика сумевшие перестроиться в условиях изменившейся обстановки, перенесли огонь на стремительно приближающиеся стенобитные установки, в большей степени стараясь нанести урон их расчетам, что принесло замысленные Пендальфом плоды.
