Текст книги "Возвращение бомжа"
Автор книги: Дмитрий Пучков
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Однако полностью остановить абордажные башни так и не удалось – с глухим стуком одна за другой они упирались в крепостную стену, с грохотом падал с вершины такой башни понтон, крушивший мраморные плиты, и по нему, будто по мосту, вкатывались в город толпы урок.
Пендальф, чувствуя, как обстановка стремительно уходит из-под контроля, завертелся, как юла:
– Играем от обороны!
Дальнейшие указания так и остались в его голове поскольку в этот самый момент он увидел, как на встречу ему движется вдоль стеночки совершенно вменяемый Чук – похоже было, что парень не слабо пострадал во время авианалета. Зло оглядев контуженого карапуза с ног до головы, раздосадованный разведчик принялся воспитывать «малого»:
– Оперуполномоченный Чук! Какого хрена ты тут шляешься?
Тот с видом деревенского дурачка посмотрел на весьма бодро держащегося старикана и промямлил:
– Ты же обещал показать, как надо биться!
Пендальф едва не поперхнулся от такой наглости, но секундой позже хочешь не хочешь, а был вынужден удовлетворить просьбу наглеца – зашедший с тылу отряд урок, смяв сопротивление немногочисленных защитников крепостных стен, ломанулся в глубь города, выскочив прямо на прибалдевшего карапуза и его гипотетического сенсея.
Совершив умопомрачительный прыжок наперерез урке, бросившемуся на мальчугана, Пендальф одним взмахом невесть откуда взявшегося топорика ловко состриг с головы нападавшего лишние кудряшки… вместе с головой. Обернувшись к опешившему Чуку, он заявил:
– Просил – смотри! Вот стиль дракона!
Тут же развернувшись в обратную сторону, он с диким визгом засадил промеж глаз обухом все того же топора еще одному урке, наметившему себе легкую добычу. Черепок нападавшего раскололся надвое, и жертва экстренной лоботомии рухнула под ноги старика, который не забыл вновь прокомментировать свой очередной успех:
– А вот стиль обезьяны!
Отскочив в сторону, Пендальф на секунду задержал взгляд на каким-то чудом уцелевшей статуе неизвестной гондурасской байдарочницы и, ничтоже сумняшеся выломав спортинвентарь из рук сисястой истуканши, принялся вращать им вокруг собственной головы, уже через какую-то долю секунды запросто обеспечив встречу гипсовой лопасти с наглой урочьей мордой, сунувшейся к старику чуть ближе, чем того требовала ситуация.
Весело наблюдая за полетом урки, Пендал подмигнул карапузу:
– Мой коронный удар веслом! Вот примерно так их бить надо! А ты это… не маячь тут почем зря, давай-ка дуй к генералу, проверь – как он там в целом!
Пендальф ласково развернул Чука к себе спиной и легонько сообщил ему нужное направление движения и достаточное ускорение с помощью гипсового артефакта. Когда озирающийся карапуз исчез за поворотом, Пендальф отшвырнул ненужное теперь весло и ломанулся к стене – оценить обстановку.
Осторожно выглянув из полуразрушенной бойницы, он досадливо присвистнул, моментом оценив всю серьезность происходящего: покуда защитники Гондураса отбивались от вломившихся в город урок, командование неприятельской армии не теряло времени даром, стянув к крепости стенобитные орудия, спецбатальоны подрывников и отряды огнеметчиков. Кажется, дело приобретало скверный характер…
Глава шестая
МИШИН ИМПОСИБЛ
Молодым везде у нас «дорога»…
Из пресс-релиза ОБНОН
Каменная тропа постепенно превратилась в узкий лаз, пробитый в скале, – словно кто-то прорыл здесь невесть для каких целей предназначенную траншею. Попав в этот горизонтальный колодец, давно и безнадежно страдающий клаустрофобией Федор впал в легкое беспамятство, благодаря чему Голому удалось-таки заставить карапуза совершить небольшой марш-бросок.
Держась за стенки, кольценосец ковылял вслед за неутомимым проводником, совершенно не разбирая дороги, – ориентиром для него служила только хребтина Шмыги, которая, периодически исчезая за очередным поворотом, вносила легкую панику в шизофренический внутренний мир Федора. Он старательно прибавлял шагу и даже несколько раз умудрялся нагнать своего шустрого гида, однако стоило тому слегка ускориться, и все возвращалось на круги своя. Тропа-траншея долго петляла, забираясь все выше и выше, покуда за очередным поворотом Федор не уткнулся лбом в позвоночник своего экскурсовода.
Голый приподнял болтающуюся в районе груди Голову карапуза и, щелкнув ему по носу, заявил:
– Здесь и заночуем.
Федор постарался напрячь мышцы шеи, чтобы придать устойчивость собственной черепушке, и, кое-как справившись с поставленной задачей, принялся фокусироваться на происходящем.
Размытое пятно с неровными краями прямо по курсу упрямо не хотело приобретать четкие очертания, возможно, потому что и не располагало оными, Поскольку провал в скале по определению не облагает указанными свойствами, но Федору было сейчас не до геологических изысканий.
Вяло тряхнув головой, он поинтересовался:
– Это что, гостиница?
Голый, даже не пытаясь улыбнуться, подтвердил нелепую версию Федора:
– Пять звезд по турецкой классификации. Тетя Соня плохого не посоветует.
Порядком подзамерзший на горных ветряках Федор, пытаясь справиться с охватившей его дрожью, зло ухмыльнулся:
– Не могу я понять, ты что, персонаж комический или просто прикалываешься?
Голый похлопал рукой по укрепленной на каменной стене табличке «НИИ Мочи и кала. Служебный вход» и покачал головой:
– Ага, нашел клоуна. Я если и персонаж, то скорее отрицательный… причем резко.
Федор внимательно посмотрел на хмыря и удивленно переспросил:
– Да ты что! А есть в тебе хоть что-нибудь положительное?
Шмыга призадумался и развел руками:
– Практически ничего. Разве что реакция Вассермана.
Карапуз вяло улыбнулся:
– Эт тебе плюсик.
Но Голый сегодня был на удивление серьезен:
– Тогда уж пять плюсиков… А вообще речь не обо мне. Пора о себе подумать, хозяин. Пойдем счас тебя в приемном покое оформят, заведут санаторную карту… – он аккуратно подтолкнул карапуза.
Федор послушно двинулся вперед, миновав отсутствующую калитку, о которой напоминали только ржавые петли, торчащие из стены, и оказался в порядком запущенном саду. Повсюду валялись трухлявые стволы, куски породы, торчащие из скалы деревья переплелись кронами, образуя над головой причудливый свод. Повсюду валялись перепачканные кровью шприцы, на ветках деревьев болтались пустые капельницы и полоски лейкопластыря.
Федор едва успевал крутить головой, а Голый упрямо подпихивал его в спину, периодически подкрепляя свои действия вербально:
– Сюда, хозяин, сюда.
Они повернули направо возле покосившегося указателя «Процедурная» и оказались возле входа в пещеру. Голый подмигнул Федору и исчез внутри. Карапуз без тени сомнения шагнул за ним, и вот здесь уже пришло время растеряться: глаза не сразу привыкли к царящему внутри полумраку.
Двинувшийся практически на ощупь недомерок почти сразу наткнулся на стену и принялся отчаянно материться. Слегка успокоившись, он разглядел впереди слабое свечение и, как показалось ему, мелькнувшую спину хмыря:
– Шмыга?
Под ногами что-то противно хлюпнуло, и карапуз едва-едва не потерял равновесие:
– Блин, вляпался во что-то! – глаза наконец-то справились с недостатком освещения, и теперь Федор мог разглядеть, что под ногами валяется доверху наполненная эмалированная утка.
Скрючившись, он едва сдержал рвотный позыв:
– Отстой!
Откуда-то из глубины помещения раздался смешок Шмыги:
– Под ноги смотри, хозяин!
Отпихнув звонко загромыхавшую «радость энурезника», карапуз бросился на звук голоса, сотрясая воздух воплями и кулаками:
– Шмыга? Шмыга! Шмыга, скотина!
Под ногами текли куда-то ручейки вонючей жидкости, с потолка капало невесть что, кроме того, периодически Федору приходилось отмахиваться от свисающих откуда-то резиновых трубок.
Внезапно коридор перед ним разделился на две части – карапуз едва не впилился в валяющуюся на боку инвалидную коляску. Федор дернулся сначала налево, потом, поразмыслив, направо, но сообразить, куда же мог деться гнида-проводник, было весьма сложно. Сложив руки рупором, он заорал:
– Ты куда меня завел?
Мрачное капание с потолка усугубило отсутствие ответа, потрясенный сотворенной проводником подлянкой, он еле слышно прошептал:
– Приплыли…
Ноги его подкосились, обозначив направление движений – карапуз устало опустился на инвалидную коляску и тут же подскочил как ужаленный: в поваленной набок повозке ютилось сухонькое тельце в зеленом больничном халате. Костлявая рука трупа сжимала пластиковый стаканчик с остатками желтовато-мутной жидкости. Хватая кислый местный воздух широко распахнутым ртом, Федор бросился бежать по одному из коридоров.
Покуда Федор и Голый держали свой путь к «полному оздоровлению организма», по глупости отказавшийся от обливаний «особого рода» Сеня плелся вниз по тропе, обливаясь на собственный лад – слезами. Скрасить невеселый путь помогали оптимистичные мысли о том, как будут скорбеть на его похоронах многочисленные «друзья и товарищи». «А Федора я на похороны не приглашу, нечего было с Голым цацкаться», – мстительно размышлял карапуз.
Слишком уж предавшись собственным фантазиям, он запутался в ногах и, легко соскользнув по каменному желобу тропы, на приличной скорости проделал значительный путь навстречу осуществлению своих планов, чему, однако, помешал нехилых размеров валун, торчавший посреди «трассы». Камешек значительно сократил тормозной путь Семена и попутно значительно увеличил припухлость его лица.
Придя в сознание после своего «феерического» дебюта в летнем бобслее, Сеня вполне трезво оценил обстановку, предусмотрительно откатившись в сторону, чтобы снова не соскользнуть вниз, и тут под ним что-то захрустело. Застонав для порядку, он, впрочем, довольно-таки быстро сообразил, что дело не в его костях, и принялся шарить рукой под собой, нащупав внушительный кусок… сухаря. Забыв о боли, он подскочил на четвереньки и принялся ползать по земле.
Площадка была засыпана обломками спецпайка и обрывками оберточной бумаги – словно кто-то, не слишком таясь, вытряхнул здесь содержимое рюкзака. По-видимому, эта же мысль пришла и в голову карапуза – он запрокинул голову, оглядывая торчащую в небо скалу, и принялся угрожающе трясти зажатым в кулак сухарем.
Опомнившись, карапуз аккуратно сгреб остатки ценного продукта в свой сидор и с невиданным доселе рвением ломанулся в обратную дорогу – вверх по тропе.
Федор метался по коридорам лечебного учреждения, оглядывая распахнутыми от ужаса глазами попадающиеся ему на пути скукоженные тела всех оттенков золотистого с различными емкостями в руках. Кое-где встречались каталки, возле которых торчали вешалки капельниц, от которых к заботливо укрытым простынками пациентам тянулись трубки, по которым в них перетекали жидкости цвета фурацилина.
Заглядевшись на одного такого персонажа, карапуз не заметил, как наступил на валяющуюся на полу грелку и, заскользив по мокрому полу, рухнул на спину, снеся по пути несколько капельниц и врезавшись затылком в какой-то хитрый прибор.
Запутавшись в трубках, он принялся дергаться, будто муха, присевшая на паутину, свалил себе на голову внушительных размеров бутыль. Вместе с болью в его затылок постучалось неожиданное воспоминание – невесть откуда в мозгу всплыли слова докучливой нимфоманки Электродрели:
– Вот тебе, Федор, лампочка Ильича. Ступай, засвети им там всем по-взрослому! Только тут одна тонкость есть: не забывай в нее керосин подливать.
Федор запустил руку в карман и вытащил подарок не к ночи будь упомянутой тетки. Несмотря на хрупкий вид, фиговина достаточно стойко перенесла походные условия, оставалось только проверить работоспособность артефакта. Федор потер лампу рукавом, потом подышал на нее, но похоже было, что принцип работы осветительных приборов несколько изменился с тех пор, когда о них писали сказки.
Карапуз почесал в затылке и пробормотал:
– Калима-Валима, Сим-Селябим, Ахалай-Малахай, Ляськи-масяськи, как там, блин, еще?
Израсходовав весь набор имеющихся знаний по управлению магическими предметами, раздосадованный Федор пошел по единственно верному пути настоящего ламера – шваркнул девайс об стенку, отчего тот засветился вдруг ярким синим светом.
Федор заозирался по сторонам и тут же заорал от ужаса – в нескольких шагах за его спиной стояла высокая тетка в халате. Лицо тетки закрывала марлевая повязка, из-под шапочки с вышитым красным крестом выбивалась прядь волос, а в руке тетка держала шприц, наполненный золотистой жидкостью.
Внимательно оглядев карапуза с ног до головы, медичка поманила бедолагу пальчиком, украшенным старательно наманикюренным ноготком. В другой ситуации подросток, возможно, гораздо больше внимания уделил бы и этому ноготку, и не слишком существенной длине халатика, но сейчас Федор загипнотизированно пялился на то, как медленно-медленно катится по игле маслянистая капля.
Повинуясь непонятным рефлексам, карапуз маханул лампой, ослепив страшную тетку, и отступил назад, спотыкаясь о какой-то хлам, что тут же помогло ему растянуться на полу. Шустро простучали каблучки, и медсестричка склонилась над Федором – в глазах ее плавала улыбка, но карапуз не был готов любезничать, вместо этого он мазанул пятерней прямо по руке, сжимавшей шприц, и, вывернувшись, вскочил на ноги, принявшись петлять по коридору, то и дело спотыкаясь и поскальзываясь на мокром полу.
Назойливая обладательница десятисантиметровых каблуков и не менее внушительного бю… шприца не отставала от прыткого пациента, несколько раз едва не ухватив шалуна за воротник. Федор же, демонстрируя крайнюю степень «негалантности», что было сил отбивался от притязаний докучливой медсестры. На его стороне были молодой задор, хамство и… не слишком приспособленные для бега каблучки.
Впрочем, тетка сохраняла олимпийское спокойствие совершенно не зря – Федор не удосужился проявить хоть каплю внимания к указателям на стенах, сообщавшим, что коридор, по которому он спасается бегством, ведет его прямиком в «Процедурную».
Однако оценить собственную ошибку карапуз смог, только когда оказался в тупике перед единственной дверью. Влетев в кабинет, он заметался меж диковинных аппаратов и приборов в поисках выхода, покуда его внимание не привлек высокий лежак с толстенными ремнями поперек матраса, над которым была укреплена огромная воронка. Недолго думая, он залез под лежак, затаив дыхание.
Скрипнула дверь, острые каблучки принялись буравить запуганный мозг карапуза, кругами приближаясь к его укрытию, – он мог наблюдать, как стройные ножки, затянутые в колготки-сеточку, перемещаются по кабинету в изящных лакированных туфельках кричащего красного цвета. Внезапно они остановились буквально в метре от затаившегося карапуза, наступила тишина, нарушаемая лишь капающей где-то водой, и ласковый голос произнес:
– Зайка моя, я твой пальчик!!!
Заревев от ужаса, Федор подкатился под ноги своей преследовательнице и, повинуясь каким-то непонятным инстинктам… укусил аппетитную ножку. Раздался пронзительный женский визг, а моментально прочухавшийся карапуз вскочил на лежак и, воспользовавшись замешательством своей преследовательницы, выпрыгнул в открытое окно.
Падать оказалось невысоко, да к тому же под окном удачно расположилась клумба, которая успешно спасла подрастающий организм от черепно-мозговых травм, которые, впрочем, тут же принялся причинять Федору… Голый.
Свалившийся невесть откуда хмырь напрыгнул на едва очухавшегося после падения карапуза и принялся почем зря мутузить несостоявшегося пациента:
– Ты зачем хамил тете Соне? Зачем лампочку включал? Ты что, не знаешь, что моча мутнеет на свету и теряет свои лечебные свойства?
Федор, которому побои обычно шли на пользу, оклемался довольно-таки быстро и так же быстро перевел дохлого хмыря в партер, принявшись колошматить Голого по мордасам, покуда тот не принялся просить пощады:
– Да я-то здесь при чем? Свет включать нечестно! Это нарушение режима и рекомендаций Минздрава! Пожалуются на тебя главврачу, и вылетишь из санатория без больничного листа!!!
Федор наконец отпустил задыхающегося хмыря и сам рухнул на землю, стараясь утихомирить рвущийся из груди «пламенный мотор». Едва отдышавшись, он заявил хмырю, старательно изображающему невинно убиенного:
– Шмыга, я больше лечиться не хочу. Мне надо в мордовскую домну. И ты меня туда отведешь.
Несмотря на понятную слабость во всем теле, он решительно поднялся на ноги, принявшись отряхивать с себя куски земли, налипшей на одежду после удачного приземления в клумбу и поединка со хмырем.
Голый, не прекращавший всем своим видом давить на жалость, тем не менее внимательно следил за карапузом и, дождавшись, покуда тот повернется к нему спиной, ловко запрыгнул на него сверху, вцепляясь грязной пятерней в волосы:
– Тогда чур я на тебе поеду!
Не ожидавший такой подлянки Федор рухнул набок и в обнимку с крепко висевшим на нем хмырем-прилипалой кубарем скатился по пологому склону, уходившему прочь от санаторных корпусов.
«Веселая горка» заканчивалась прямо на краю скалы, и когда-то территорию санатория ограждал забор, от которого нынче остались только бетонные столбы, в один из которых на собственное счастье и загремел по касательной карапуз. Получив жестким ребром в живот, Федор на несколько минут лишился дыхания, но ему повезло куда больше, чем Голому, – от удара тот соскользнул-таки с карапуза и отправился прямиком в пропасть, оставив на память о себе знаменито-альпинистское «У бляааааааааааа», постепенно растаявшее где-то далеко внизу.
Глядя на бездонный «путь Карлито», Федор постепенно приходил в себя, покуда не нашел в себе силы прекратить созерцание и отползти-таки в сторону. Шатаясь, словно пьяный, он поднялся на карачки, держась за торчавшую из земли хилую елку, после чего его благополучно стошнило. Подняв голову, карапуз злобно посмотрел сначала на здание санатория, потом на пропасть за спиной и зашипел от бессилья:
– Блин, как вы меня задолбали. Пошли вы все! – погрозил он кулаком кому-то невидимому и, рухнув под вечнозеленое растение, попытался потерять сознание.
Мир вокруг стал приобретать приятные глазу краски: солнышко грело спину, а ухо щекотал теплый мох, но сознание почему-то не покидало Федора, или все же покидало – сообразить он не успел, однако голос почудившейся ему Электродрели звучал в его голове, словно колокол:
– Ты колечко взял, дурачок, тебе с ним и париться. Вставай, балбес… почки застудишь!
Вновь очнувшись на каменной тропе, Федор никак не мог отделаться от ощущения, что его, как всегда, злобно провели. Кое-как справившись с эмоциями, карапуз поковылял вверх по тропе и буквально за следующим поворотом едва было не лишился остатков ума: впереди виднелось здание, увенчанное громадной неоновой вывеской в виде глаза.
В приступе панического настроения Федор спрятался за камнями и принялся оттуда разглядывать вожделенную цель своего гребаного турпохода.
Прямо к «глазу на ножке» поднималась вырубленная в скале лестница, у подножия которой, собственно, и находился карапуз. Сидя в своем укрытии, он старательно проводил сеанс аутотренинга по воспитанию мужества и, в конце концов, уломал-таки себя на последний марш-бросок.
Подойдя к лестнице, он мысленно пересчитал ступеньки до ста (дальше не умел), и тут его внимание привлек подозрительный шум сзади. Он резко обернулся, словно пытался застать кого-то врасплох, но каменные «джунгли» за его спиной не подавали никаких признаков жизни.
Испуганно озираясь по сторонам, Федор не заметил, как на тропе появилась его старая знакомая – медсестричка из санатория. Неслышно двинувшись к карапузу, она похлопала его по плечу и, когда тот испуганно дернулся ей навстречу, всадила ему в шею шприц.
Карапуз удивленно моргнул, изо рта его пошла пена, и он рухнул на землю, едва не расквасив свое личико о ступеньки. Медсестричка удовлетворенно щелкнула пальцами, достала невесть откуда нарисовавшийся чемоданчик, незатейливо украшенный красным крестом, и принялась настойчиво и умело накладывать гипс на бездыханное тело Федора.
Судя по скорости, с которой Федор превращался в гипсокартон, работал настоящий профессионал. Любо-дорого было посмотреть, как ловко медсестра укатывает карапуза в бинты, – такие умения вполне могли бы пригодиться на службе в чикагской мафии, – какие там тазики с цементом по сравнению с настоящим искусством?
Тутанхамон уже завидовал Федору нечеловеческой завистью, когда за спиной медсестры появился пухлый сводный брат пациента – это был Сеня собственной персоной.
Опальный оруженосец, обуреваемый жаждой мести, бросившись вслед за Голым и Федором, все же не рискнул сунуться в санаторий, решив жить по принципу «нормального» героя. Каменная тропа, делавшая петлю вокруг оздоровительного учреждения, привела его под окна мрачного санаторного корпуса, где, обнаружив на тропе все еще тлеющий фонарь, он услышал какую-то возню впереди и, решив, что Голый таки покусился и на святое, бросился на выручку своему легкомысленному приятелю, попавшему в руки предателя.
Выскочив на площадку, где происходила процедура мумификации народного героя, он надеялся застать другого врага, а потому, размахивая ножиком, завопил:
– Ночной дозор, всем выйти из сумрака. У меня фонарь, животное!!!
Медичка, не ожидавшая подобных выходок в этих безлюдных местах, сперва даже отступила в сторону, прикрываясь руками от метившего ей прямо в глаза луча, но быстро сообразила, что за фрукт перед ней. Не пытаясь даже скрывать своих намерений, она порылась в своем ридикюльчике, извлекла оттуда неслабых размеров шприц и двинулась к замешкавшемуся карапузу.
Сенин мозг, попавший в логическую западню, отказывался воспринимать реальность происходящего – не мог же в самом деле Голый при всех своих актерских способностях так быстро прикинуться бабой. С другой стороны, предположить, что эта телка завалила Федора, было достаточно сложно, и, кроме того, происходящее не давало ответа на вопрос: «Где Голый?»
Покуда карапуз пребывал в легком трансе, медсестра уже почти вплотную подошла к своей жертве, и, когда до новоиспеченного пациента оставалась буквально пара шагов, красотка мелодично проворковала:
– Нолик ты мой, я твой крестик!!!
Этого было достаточно, чтобы Сеня, выпав из транса, принялся размахивать своим ножиком, вопя более чем дурным голосом:
– Залягаю до смерти!!! Не подходи, хуже будет!!!
К его ужасу, коварная чувиха и ухом не повела. Едва заметным движением поправив повязку, закрывавшую на лице все, кроме пары бесстыжих глаз, она двинулась на карапуза, выставив вперед руку со шприцем и вытесняя его с площадки в узкую горловину тропы.
Боровшийся со страхом и совестью карапуз пребывал в полнейшей растерянности: с одной стороны – бить бабу было ну совершенно не по-пацански, с другой же – телка сама лезла на рожон. Трезво рассудив, что первое и второе пацанское предупреждение уже сделано, Сеня выждал, как ему казалось, удобный момент и прыгнул на бабищу, стремясь «сбить шалаву с копыт», но вместо того получил короткий удар носком туфли по копчику, пролетая мимо шустро разобравшейся что к чему медички.
Прочертив носом по камням, он залился краской до кончиков ушей от пережитого позора и, накрепко разозлившись на поганую девку, решил брать хитростью. Притворившись, что потерял сознание, карапуз затаил дыхание, неподвижно скорчившись на земле. Краем глаза выглядывая, покуда ловкая бабища подойдет поближе, он нашарил в кармане давно припасенный кастет и теперь готовил силы для прыжка.
На этот раз ему улыбнулась относительная удача – карапузу удалось что было мочи вломить свинчаткой по руке настырной тетки, склонившейся над пациентом для укола. Однако переменчивость Сениной удачи оказалась выше всяких предположений – «подбитая» телка выпустила шприц, но и только-то – Сенина «коронка» на этот раз не прошла. Напротив, сам карапуз едва не потерял сознание от резкой боли в руке – по его ощущениям, он вломил по куску чугуна, что оказалось не так уж далеко от истины. Дико захохотавшая тетка рванула со своей руки изорванную перчатку, и в свете электродрелевской лампы обнаженная кисть блеснула… золотым отсветом.
Сеня, будучи весьма впечатлительным парнем, едва не бухнулся в обморок. «Сонька золотая ручка… Тетя Соня!!!» Кажется, теперь все сходилось, вот только оптимизма это никак не добавляло. Сеня окончательно отбросил все свои слюнтяйские предрассудки, касающиеся джентельменства, и, выставив ухваченный двумя руками кинжал перед собой, будто герой порнофильмов, пошел на фальшивую медсестру Глаза его наполнились слезами, когда он вдруг представил себе заголовок в «Пионерской правде»: «Награжден посмертно. Юный герой задержал рецидивиста».
Тетка тем временем тоже бросила шутить шутки и, перестав заигрывать с карапузом, двинулась на него, держа в одной руке шприц, а в другой – здоровенный тесак, невесть откуда взявшийся в ее сумочке.
Когда между ними оставалась буквально пара метров, нетренированный мозг карапуза не выдержал напряжения схватки, и, поддерживая собственный боевой дух истеричным воплем, подросток бросился в атаку.
Получив грамотную подножку, Сеня снова оставил свой след на местных камнях и тут же едва успел увернуться от нанесенного сверху убийственного удара. Тяжелый тесак воткнулся в землю подле его уха с таким реализмом, что карапузу показалось, будто орган слуха утрачен навсегда. Впрочем, времени раздумывать не было вовсе – переведенный в партер горе-боец, извиваясь, будто туалетная бумага на ветру, еле-еле успевал уходить от ударов, которые обрушила на него ополоумевшая баба. Положение его становилось ужасающим, тем более что рецидивистка явно посещала курсы самообороны для домохозяек, поскольку всякий ее удар стремился принести вред не только жизненно, но и морально важным для мужчины органам.
В очередной раз, когда острый каблук едва не пробил дыру в демографических планах карапуза он, не на шутку разозлившись, ухватил-таки барышню за ногу и вцепился в ее голень зубами. Далее случилось невероятное – раздался треск рвущих колготок, вверх по очаровательной ножке побежала «стрелка», сопровождаемая пронзительным дамским визгом, и только что полыхавшая гневом богиня войны бухнулась на землю, заливаясь горючими слезами. Принявшись ползать по земле, она собрала свои вещи и, прикрыв рукой «срам», срочно ретировалась с поля боя, оставив опешившего карапуза и полнейшем недоумении.
Наконец-то вспомнив о друге, Семен бросился к почти законченному шедевру египетской погребальной культуры, что так и провалялся все это время у самого подножия лестницы, уходившей к «глазастой» башне. Гипс еще не успел схватиться полностью, поэтому Сене удалось, приложив определенные усилия и свой нож, вырезать овальное отверстие на месте предполагаемой посмертной маски.
Синюшное лицо Федора выражало крайнюю степень согласия с происходящим. Разревевшийся от избытка переполнявших его чувств Сеня принялся трясти своего мумми-друга:
– Федор Михалыч, кончай прикалываться. Федор, Феденька! Тебе что, моча в голову ударила? – предположил он, совершенно не соображая, как недалек от истины.
Подняв голову друга себе на колени, Сеня склонился над самым лицом Федора и принялся ласково приговаривать:
– Федюнчик, не молчи, проклятый, кажется, к тебе обращаются!!! Что ж это ты в жвачке весь? Ну кто ж так пузыри надувает? Говорил же – не нужны тебе эти обертывания проклятые!!!
В этот самый момент над головой послышались какие-то звуки: судя по всему, кто-то спускался по леснице. Моментом оценив обстановку, Сеня подхватил валяющийся на земле нож и, отпустив голову мумифицированного «вождя», с глухим стуком ударившуюся о камни, укрылся в каменной нише.
Показавшиеся из-за поворота урки-стражники, увидев валяющуюся на земле горизонтальную статую желтоватого цвета, гурьбой ссыпались по лестнице, столпившись вокруг неожиданной находки. Первый из урок, сообразивший, что находка эта – некотором смысле человек, удивленно почесал в затылке и глубокомысленно изрек:
– Не понял, а этот как сюда пролез? Весь какой-то дрянью облеплен!!!
Его коллега по партии и уровню интеллекта предложил:
– С виду вроде симпатичный, давай его в казарму заберем?
Первый урка попинал ногой гипсовый кулек, наклонился, чтобы получше разглядеть лицо, и осклабился:
– Действительно симпатичный!!!!
Сеня, так и не привыкший к повышенному вниманию со стороны педофилов, заматерился в своем укрытии, наблюдая за происходящим с кислой физиономией:
– Да что ж это такое? Проклятый шоу-бизнес это ж надо за вшивую ролишку в третьесортном блокбастере так отдуваться!!!!!
Двое урок внизу, видимо, в силу старшинства словно не замечавшие остальных сослуживцев, принялись делить неожиданную находку:
– Давай договоримся: с понедельника до пятницы – он мой, а с пятницы до понедельника твой, – предложил более находчивый персонаж и продолжил убалтывать своего менее разговорчивого коллегу: – Распишем сладкого по календарю чтоб порядок был!!! Со всем уважением!
Обернувшись к остальным, он перестал бы столь любезным, скомандовав опешившим доходягам:
– Урки, тащите его на козлодерню!
Сеня, едва не грызя от злости укрывавший его от посторонних глаз валун, медленно офигевал:
– На козлодерню???
Словно отвечая притаившемуся в укрытии карапузу, находчивый урка продолжал радоваться неожиданной удаче:
– Обожаю симпатичных карапузов! Седня оттянемся!
