Текст книги "Надежда умирает... (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Туманный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Любовь – медаль, в которой лицевая и оборотная сторона, как день и ночь, как утро и закат, как... жизнь и смерть. Она дает жизнь, она же ее забирает. Все дело в том, что не можешь жить? Можешь. Когда тебя не любят, ты все также дышишь, разговариваешь, живешь. Естественные процессы не прекращаются от того, что ты лишен ее. И все слова в стиле "не могу без тебя жить" кажутся просто глупыми и в чем-то даже лживыми. Но это в отношении тела. Физически ты не умираешь, но душа.... Душа отданная любимому человеку при расставании остается с тем, кому ты ее отдал. А тело без души.... Быть может, из-за этого вся остальная жизнь действительно теряет смысл и можно понять поступок Джека не как простое слабоволие, а как поступок неотвратимый по своей сути, естественно вытекающий из всего того, что случилось.... Он полюбил. Отдал ей свою душу, а она.... Она.... Майк не знал, что она.... Мог только предполагать....

А смог бы он покончить с собой из-за любви без взаимности? Предположим он Джек. У них с Анджелой все в порядке сначала, а после она его кидает? Как поступил бы Майк? Что он бы сделал и наложил бы на себя руки? "Нет", ответил он самому себе. Не смог бы. Ему конечно было бы очень плохо, а что такое "плохо" в отношении любви без взаимности Майкл знал слишком хорошо, чтобы иметь желание еще раз испытать этот ад. Но убить себя даже по этой причине он бы не смог. Он не смог бы принести боль любимой девушке, даже той, которая его бы не любила, так как он знал, что это такое – чувствовать себя виноватым. Не когда тебя постоянно попрекают в виновности, это еще можно пережить. На общественное мнение можно наплевать, но когда чувство вины грызет тебя изнутри.... Это хуже смерти и Майкл никогда, как бы плохо ему не было, не позволил бы любимой девушке испытать этот ад, который он прошел сам. Что поделать. Такова жизнь....

Майк открыл свой дневник, просто, чтобы отвлечься и перелистал. Взгляд его упал на старый рассказ.

ЖИЗНЬ.

Тринадцать лет. В эти годы ты все еще не избавлен от многих иллюзий жизни. Даже в моем районе, где иллюзии не жили никогда, но это....

Она шла по середине дороги. Грязная, невысокая, худая проститутка лет семнадцати. Ее плечи сотрясались от рыданий и к груди она что-то прижимала. Мы ехали с отцом в его форде по этой дороге и когда мы проезжали мимо я обратил внимание на то, что у нее на руках был маленький ребенок, завернутый в старые грязные тряпки. Она шла по шоссе, бездумно, словно во сне и плакала.

– Нагуляла, сука.... – Процедил отец сквозь зубы и собирался проехать мимо.

– Папа, притормози. – Попросил я его.

– Что ты не видел в этих.... – Дальше следовало бранное слово, к которым у Майка давно выработался стойкий иммунитет и он давно не обращал на них внимание. Но отец притормозил и я вышел из машины. Подошел к ней. Вблизи она казалась еще ужаснее чем из окна машины. Ужасна не в лице, в своем виде. На ее одежде, видавшей виды, грязи было столько, словно она всегда жила в подвалах. А ребенок.... Он был запеленат в такие же грязные лохмотья. Она плакала, но поразило меня не это. Не плакал ребенок. Из разорванного на груди того, что когда-то было платьем, высовывалась грудь, сосок которой она протягивала малышу. Но он не мог принять этот дар. Только тогда я понял. Он был мертв....

Она подняла на меня глаза и это выражение я запомнил навсегда. Никогда я не мог поверить, что в одном взгляде можно выразить столько боли и бессильного отчаяния.

– Пошли Майк! – Отец вышел из машины и потянул меня за руку. – Нечего глазеть на этих.... – Еще одно бранное слово.

Когда машина тронулась с места я в последний раз увидел как затряслись ее худенькие плечи....

В дверь робко постучали три раза. Он никого не хотел видеть, но не смог остановить вырвавшегося машинально слова:

– Войдите!

Робко, неуверенно, в комнату вошел человек. В темноте он не смог определить кто это, но его опередил женский голос.

– Можно?

Он не слышал этого голоса раньше, но понял или почувствовал, что это... она.

Спустя какое-то время она сидела рядом с ним. Он не включал свет. Не потому, что не хотел ее видеть. В этом случае проще было выгнать ее из комнаты. Она плакала. Женские слезы были для него как сталь, разящая сердце, но поддаваться чувствам в этот момент он не мог, просто не имел права. Ему нужно было трезвое мышление, не замутненное личными переживаниями. Она говорила. Он слушал. Она пришла сама, решила что-то рассказать и он, понимая, какой быть может трудный шаг она сделала, придя в эту комнату, внимательно ее слушал. И перед ним постепенно все с большей и большей ясностью вставала картина ее жизни. Картина зла, предательства, лжи лицемерия. Картина боли и не понятой тоски, картина скрытых желаний, самых страшных тайн, самых постыдных поступков, картина искренней влюбленности и брошенной в лицо ненужности, но Майкла, выросшего в среде, которая словно навсегда прививает тебя нормальным отношением ко всему мерзкому, это не могло удивить. Даже кое в чем он был не согласен с ней, когда она, обвиняя себя во многих грехах, плакала у него в объятиях. Он был не согласен в том, что виновата она, находя объективные причины, которые могли бы оправдать Анджелу в ее собственных глазах, но он ничего не говорил, не успокаивал, не потому, что не мог этого сказать. Он не хотел перебивать, понимая, что ей это нужно. Выговориться.

В его жизни было также очень много дерьма. Дерьма, которое он всегда прятал от солнечного света, любопытных глаз и бесстыдных рук, желая казаться лучше. Он настолько вошел в свою роль пай-мальчика, что сам поверил, что он такой и есть. Но сейчас. Глубокая искренность Анджелы, а быть может еще и чувства, которые он к ней испытывал, вместе с внезапно пришедшим ощущением искреннего доверия прорвали многолетний барьер в той клоаке его сознания, которую он тщетно всегда скрывал даже от себя самого. В глубине ее глаз он увидел тот свет, который искал очень долго. Очень долго таскал с собой груз своего прошлого, чтобы именно в этот день, именно здесь и сейчас, именно этой ненавидимой так же сильно, как и любимой рассказать все. Сбросить этот груз. Высказать не то, что он говорил обычно, а именно правду. Свет понимания был в ее глазах, свет искреннего участия, заботы, искреннего желания выслушать, дать надежду, что все не так плохо, что можно жить. И когда она замолчала и наступила томительная тишина, он начал.

– Знаешь, а ведь в моей жизни тоже было достаточно мерзости. Я родился не таким как все. Спинномозговая грыжа, неудачная операция и... вот я такой, каким ты видишь меня перед собой. Но с этим еще можно смириться за двадцать-то лет, у меня есть мозги, говорят не плохие. Со стороны наверное виднее. А в наше время, имея мозги, можно многого добиться. Я учусь на адвоката и гореть мне в аду, если я не стану лучшим! А там, известность, определенный вес в обществе, в конце концов деньги, хотя видит бог мне они нужны меньше всего. Ты знала до этого вечера, что я весельчак, шутник, кажется могущий посмеяться над всем, включая и самого себя, но это только маска. Сейчас ты видишь перед собой меня настоящего. Таким, какой я еще никогда не был. Да, я могу много добиться в жизни. Но добиться материального, того что можно потрогать, чем можно гордиться, это так. Но пойми меня правильно человек состоит не только из понятных и закономерных потребностей тела. У человека есть еще потребности души. Души, которая словно в темной комнате тыкается во все углы и пытается найти двери, за которыми окажется любовь. Да, я хочу любви, я хочу быть рядом с любимой девушкой, чтобы она любила меня таким какой я есть, но.... Какая может быть любовь, если я сам бываю часто просто противен самому себе! И с девушками у меня ничего не получалось. Ты спросишь почему? Так слушай. В детстве из-за моего уродства, меня часто доставали старшие ребята, придирались, старались задеть, а то и просто избить. И в возрасте восьми лет, однажды, был обычный вечер, в нашем родном чикагском районе все уже готовились ко сну. Я вышел погулять. Как всегда один, так как в моем детстве я почти всегда был один и мне в каком-то смысле даже нравилось это одиночество. Даже став взрослым я немного скучаю по нему. Один.... Не нужно притворяться, можно быть таким какой ты есть, а это значит, что можно быть честным с собой. Ни в чем себя не стеснять. Так вот.... Был обычный вечер и меня поймали старшие ребята. Озабоченная компания попалась. И.... Они пустили меня по кругу. Как в колониях. Каждый меня попользовал как девчонку. Что еще они творили, это уже не важно. Важно то, что меня опустили. А ведь известно, что первое сексуальное впечатление влияет на твою будущую половую жизнь. И с тех пор, после того, как надо мной поиздевались подобным образом, я стал самым настоящим уродом. Теперь уже не только внешне, но и в душе. Странное несоответствие проявилось во мне. С одной стороны, я очень хотел любви, мог понравиться девушке, даже при своем внешнем виде, ведь по сути дела это не так сложно. Пара умных слов, немного шуток, доля загадочности, несколько откровенных взглядов и умения располагать к себе, уметь поддержать разговор и главное выслушать собеседника, искренне проявить к девушке интерес и понимание и все. А с другой стороны я никогда не мог предложить ничего девушке иного, как дружбу. Не потому, что не хотел большего, просто не мог.... Я не говорю, что обязательно всегда стремился к сексу. В отношениях двух людей это только приятное добавление к любви, лишь один процент плотского удовольствия в добавление к тем девяноста девяти процентам платонического рая, что собственно и называется любовью. Но именно этот один процент мне никогда не удавался. С первой любовью я даже не думал о сексе, даже не представлял себе такое мерзкое, как мне казалось действо в сочетании с ней. Позже, когда я чуть повзрослел, то понял, что все не так плохо и если действительно любишь, то без физической любви, ты лишаешься того прекрасного единения двух душ и тел, без которого отношения теряют нечто очень важное. Доверие.... Как я уже говорил, человек состоит из плоти и крови. И гармоничное сочетание тех девяносто девяти процентов платонической любви и одного физической и дают то полное, стопроцентное гармоничное чувство. Любовь.... Со второй любовью я хотел этого. И она была не против, но когда мы забрались в старый отцовский форд, на заднее сиденье.... У меня ничего не получилось. Я очень этого хотел в душе, горел этим, но физически.... Наружу вылез тот душевный урод, каким меня сделали тогда. И с тех пор я не могу быть с девушкой. Придумал себе гору личных правил и принципов, сам в них поверил, старался всех своих знакомых девушек убеждать в том, что я такой принципиальный. Так казалось жить легче, избегая секса, как страшного наказания. Но тебе я могу признаться. Я всегда боялся и боюсь. Да. Я просто боюсь. Боюсь повторить неудачу, боюсь, что полюблю, но любить в полной мере не смогу. Я не такой принципиальный, каким могу показаться.... Просто боюсь....

Тишина.... Майкл сказал все, что мог, все что наболело, все что так долго скрывал и надеялся, что никто этого не узнает и что? На что он надеялся? Чего хотел? Зачем поделился самым сокровенным? Он ждал.... Ждал, что она что-нибудь скажет, утешит, поймет и полюбит его.... А в ответ тишина. Он зажег ночник и заметил, что Анджела просто спала. Потрясение последних событий слишком утомило ее и теперь ее головка была склонена на бок и она сидя на стуле просто спала. Майкла охватила какая-то отцовская забота к этой бедной девочке, у которой просто не все в жизни так, как ей бы того хотелось. Он легко взял ее на руки, перенес на свою кровать, при этом она доверчиво во сне уткнулась носом ему в плечо, при этом что-то пробормотав неразборчиво. Он укрыл ее осторожно, чтобы не потревожить сна, а сам, вновь сел на стул и стал смотреть на звезды, изредка бросая на нее взгляды. Ему нравилось, как она спит, ведь во сне человек раскрепощается и предстает в своем истинном облике, снимая все маски носимые днем. И сейчас, в ее разглаженных сном чертах, Майкл увидел просто маленькую девочку, невинную и такую беззащитную перед огромным людским миром, в который она, казалось, попала по нелепому недоразумению. Сейчас она действительно напоминала ему ангела....[VII] Ее хотелось обнять, прижать сильно-сильно к груди, чтобы закрыть, защитить от всех мирских бед. Он смотрел на нее и понимал почему он любит ее. Сразу понял, как только увидел ее наивные детские черты во сне. Она была просто маленькой девочкой, которой необходима защита, понимание, поддержка, нежность и любовь. А звезды все мерцали за окном, своим призрачным светом навевая грустные мысли....

Не стану спорить, ты умна!

Но женщин украшают слезы.

Так будь красива и грустна,

В пейзаже зыбь воды нужна,

И зелень обновляют грозы.

Люблю, когда в твоих глазах,

Во взоре, радостью блестящем,

Все подавляя, вспыхнет страх,

Рожденный в Прошлом, в черных днях,

Чья тень лежит на Настоящем.

И теплая, как кровь, струя

Из этих глаз огромных льется,

И хоть в моей – рука твоя,

Тоски тяжелой не тая,

Твой стон предсмертный раздается.

Души глубинные ключи,

Мольба о сладострастьях рая!

Твой плач – как музыка в ночи,

И слезы-перлы, как лучи,

В твой мир бегут, сверкая.

Пускай душа твоя полна

Страстей сожженных пеплом черным

И гордость проклятых она

В себе носить обречена,

Пылая раскаленным горном,

Но, дорогая, твой кошмар,

Он моего не стоит ада,

Хотя, как этот мир, он стар,

Хотя он полон страшных чар

Кинжала, пороха и яда.

Хоть ты чужих боишься глаз

И ждешь беды от увлеченья,

И в страхе ждешь, пробьет ли час,

Но сжал ли грудь твою хоть раз

Железный обруч Отвращенья?

Царица и раба, молчи!

Любовь и страх – тебе не внове.

И в душной, пагубной ночи

Смятенным сердцем не кричи:

"Мои демон, мы единой крови!"[VIII]

Глава пятая.

« Господи, надо же было так вляпаться! И что я здесь делаю? Стою просто так и смотрю, как он будет брать ее в жены, давать клятвы любви и верности перед священником, а она, счастливая этим, во всем белом, прекрасный ангел с восхищением на лице, будет отвечать ему тем же и когда состоится обмен колец, мне еще придется их поздравлять! Господи!»: думал Майкл Стоун, стоя возле выхода католического собора, где через несколько минут она обвенчается с ним, вспоминая все события предшествующие этим.

После того ночного разговора их с Анджелой прошло три года. Их отношения перешли в стойкую дружбу, в которой он с трудом терпел ее рассказы о многочисленных похождениях, втайне мучаясь желанием быть на месте ее постоянных увлечений. Казалось, даже после смерти Джека она не изменилась. Все те же увлечения, безумные поступки и прочее, что уже давно было в ее крови и что она при всем желании сама не могла бы искоренить в себе. А Майклу досталась почетно-жестокая роль ее исповедника, которому она рассказывала все, словно не замечая, как действовали на него ее рассказы. Но что делать.... Одни увлечения сменяли другие и он уже перестал относиться к этому так болезненно. И каждого нового парня Анджелы крестил за глаза "увлечением на неделю", что впрочем было недалеко от истины, так как они действительно были не долги и длились всегда от силы пару месяцев, так что по этому поводу он не беспокоился. Единственное, что оставалось для него загадкой, так это реакция Анджелы на эти разрывы. Чем более страстным было увлечение, тем больше она сама страдала при разрыве, тем больше было слов и иногда даже слез, с чем ему волей-неволей пришлось свыкнуться. И тем сильнее он любил ее, понимая, что она такая какая есть и пусть она легко увлекается, но именно способность понимать своих избранников, сочувствовать, а иногда и жалеть, все сильнее притягивала его к ней. Демон в отношениях с парнями, она была ангелом при разрыве. Но что было интересно, она всегда так прекрасно описывала своих парней. Какой он симпатичный, умный добрый, принимает ее такой какая она есть, все для нее сделает, хоть луну с неба достанет, хотя они скорее доставали не это небесное тело, а ее самое. Она делилась с ними всей своей душой, рассказывала о себе все, хотела, чтобы ее любили такой какая она есть. Что Майку было не понятно, почему же все-таки, еще вчера прекрасный парень сегодня ей становился безразличен. Все дело было в сексе? Она просто насыщалась и теряла интерес, ища новизну отношений с другими? Или же, делясь с ними всем, даря каждому из них свою душу, она в какой-то момент убеждалась, что сделала это напрасно, что ее не поняли и все слова "не могу без тебя жить, ты нужна мне" и прочее были продиктованы лишь желанием ее прекрасного тела? И поэтому, поняв в какой-то момент, что ее не любят, а просто хотят, тем более, что секс пусть и занимал в ее жизни не последнее место был отнюдь не самым главным, чего она хотела от любимого человека, он ей переставал нравиться? Быть может, она хотела быть счастливой не только плотскими наслаждениями, а еще и душевными? И поэтому рассказывала все не просто так, а давая понять, что ищет понимания? Над этим Майки и ломал себе голову постоянно, памятуя, что он только друг, только ее тень, только исповедник ее души за бокалом вина, так как в основном ее можно было разговорить только в легком опьянении, бесясь при каждом новом ее знакомстве и радуясь каждому новому разрыву. Но он не только радовался этому, понимая, что значит быть брошенным.

"Но только до тех пор, пока в ее жизни не появился.... Роберт Дэймонс. Гром среди ясного неба! И что самое неприятное, с самого начала нашего с ним знакомства (как же, упустит она случай познакомить меня со своей очередной жертвой, и знает ведь как мне все это нравится!) этот высокий симпатичный брюнет мне понравился! Да-да! Сам не ожидал, что мне может понравиться кто-то рядом с ней тем более в качестве нового увлечения! Было в его глазах, да и во всей фигуре, манере держаться, говорить, но в особенности в глазах, я сразу это заметил, что-то притягательное, из-за чего любой человек, находящийся рядом с ним чувствовал себя уверенно, надежно, зная, что в трудную минуту он поможет, если не советом, то делом, поймет, выслушает и... в общем от наличия несомненных достоинств этого парня меня просто всего наизнанку выворачивало от желания видеть его одновременно в гробу в белых тапках и единственной достойной кандидатурой в мужья моей любимой. И разве бывает так? Бывает, в этом я убедился тогда основательно. А само их знакомство! Бывают же случайности....

А дело было так. Прошло уже довольно много времени после нашего знакомства с Анджелой и подошла пора нашего выпуска, который у меня совпал с ней и по счастливой случайности было решено скинуться и погулять в каком-нибудь приличном ресторане, что наш курс и сделал, сняв на ночь не плохой ресторанчик невдалеке от океана, так что шелест волн, легкая мелодичная музыка и некоторое количество горячительного, ну это уже кому что нравится, создавали определенный романтический настрой. Анджела не захотела праздновать со своим курсом и была с нами. И вот, в разгар всеобщего веселья я уединился в клозете, так как пара литров легкого пива давала о себе знать, а когда вернулся, то моим глазам предстало следующее. На полу, в позе для молитвы стоял Чарли, мой сосед по комнате, сменивший погибшего Джека. И как я терпел этого парня! Если у Джека еще были какие-то понятия о морали, пусть грехов у него было не мало, то для Чарли законы были не писаны. Более отвязного субъекта еще не знали стены университета. Он творил, что хотел и только чудом, а быть может тем, что декан приходился двоюродным братом его матери, он сумел окончить учебу вместе с нами, хотя видит бог, его будущим клиентам лучше будет самим, совершив преступление поскорее собрать вещички и переселиться в тюрьму, так как в адвокатуре он смыслил примерно столько же, сколько папуас из Новой Гвинеи в теории субатомных частиц. И так, Чарльз стоял на коленях перед Анджелой, с четко обозначенным кровоподтеком в левом уголке рта и, вспоминая всех ангелов милосердия, среди которых я не удивился бы, услышав и ее имя, с жаром, достойным одновременно удивления и восхищения вымаливал у нее прощение. А рядом с моей любимой стоял ОН! Пока мне незнакомый, Роберт Деймонс с видом карающей десницы господней и терпеливо ждал окончания этого словесного душе извержения. Наблюдавшие за этой сценой сокурсники помогли мне восстановить упущенный ход событий. Оказалось, что в мое отсутствие, Чарли самым наглым образом, подстегиваемый энным количеством алкоголя, приставал к Анджеле и тут, когда уже сокурсники сами хотели вмешаться в эту наглость и устроить ему суд его тески[IX], совершенно неожиданно, появился Роберт, просто случайно зашедший в ресторан, не зная, что тот снят для частной вечеринки с намерением поужинать и застал эту сцену. Рассказывать дальнейшее не было необходимости, так как по виду Чарли было видно чем все кончилось.

В общем после этого Роберт стал очередным увлечением Анджелы. Надеясь, что это пройдет, я беззаботно работал в одной адвокатской конторе, ни о чем, кроме нее естественно, не мечтая. Но с каждым днем положение становилось все хуже и однажды я понял, что она наконец нашла себе любимого человека, с которым готова соединить свою жизнь, несмотря на все свои прежние заявления о нежелании быть за мужем, так как ей якобы просто не интересно было бы видеть перед собой постоянно одного и того же человека.

Так и оказалось. Однажды, когда я разбирал очередное дело об оскорблении чести и достоинства какого-то богатого ублюдка, словно только у богатых есть честь и достоинства и эти доблести прямо пропорциональны их счетам в банке, раздался телефонный звонок.

– Майкл? – Интонация голоса Анджелы заставила его чуть насторожиться. Было в нем что-то такое неуловимое, чего раньше определенно не было.

– Ангел? – Так он ее называл последнее время. – Что случилось? – В трубке минутная тишина и наконец ее голос. – Приходи ко мне сегодня.... – Обычный самоуверенный тон, что для нее было вполне обычно и не задевало Майка, хоть немого и коробило. Она разве не понимает, что у него своя жизнь, свои необходимости, обязательства и прочее, но вместо того, чтобы прежде спросить не занят ли он, Анджела в своей обычной манере все решила за него. Как будто думает, что я все брошу и побегу к ней. Но самое обидное, что она права!

– Во сколько?

– К девяти.

– А наш крутой Робби?

– Сегодня его не будет. Мне надо поговорить с тобой.

К девяти я был у нее. Она жила здесь же в Лос-Анджелесе, нашла работу, сняла приличный домик на берегу океана и жила в свое удовольствие. Я позвонил. Дверь открыла она и сразу же поразила меня своим видом. На ней было зеленое вечернее открытое платье. С чего бы это?

– Привет. Привет. – Дружеский поцелуй щеки и я уже в главном зале, который поразил меня еще больше. Приятная полутьма, легкая приятно волнующая музыка, на столе накрыто на двоих, аля ужин при свечах и она.

– Ангел мой, что происходит? – Мне все это определенно не нравилось. Провести вечер с Анджелой было конечно для меня не внове, хотя последнее время такие вечера стали редкостью из-за Роберта, попить легкого вина, поговорить, это было нормально, но никогда еще не было всего того, что я наблюдал сейчас.

– Я.... – Она присела рядом с ним на софу. – Я выхожу замуж.

В мою больную грудь она

Вошла, как острый нож, блистая,

Пуста, прекрасна и сильна,

Как демонов безумных стая.[X]

Так на меня повлияла эта новость. Что поделать. Человечество изначально больно эгоизмом в большей или меньшей степени и мне конечно было больно знать, что она с другим. Быть может я привык к ее постоянным увлечениям потому, что они были недолговечны и у меня был призрак надежды, что когда-нибудь она обратит свой взор на меня и не как на друга. Но теперь эта новость забрала у меня последнюю надежду. Хотя.... Кому нужна надежда с моим-то прошлым? Даже если бы она была со мной, что бы я мог предложить ей хотя бы не как человек, я зарабатываю достаточно, а просто как мужчина? А Роберт? Он ей вполне подходит. И пусть лучше она будет с ним чем со мной. Мне не чего ей предложить, кроме своей любви, а он ее достоин. Достоин как никто другой и так будет лучше.

Она улыбнулась, прочитав по выражению моего лица все то, о чем я думал.

– Я знала, что ты поймешь. И... – Она подвинулась ближе.

Все следующее за этим я до сих пор вспоминаю как странный сон. Ее жаркое дыханье, губы, словно вытягивающие из моих все соки. Мое испуганное "я боюсь", ее нежное и спокойное "расслабься, доверься мне" и.... Не знаю, что она сделала в ту ночь, но у меня все получилось! Она, словно сделав мне последний подарок, за дружбу и понимание, восстановила во мне веру в себя. Я стал мужчиной. Быть может, это было последнее прости или извинение за то, что она осталась с ним, а не со мной, над этим я не думал и не хотел думать. Знал только, что после того, что было уже никогда не смогу полюбить кого-либо кроме нее. Да, теперь я мог любить кого хочу в полном смысле этого слова, но мне нужна была только та единственная, которой я был слишком многим обязан. И.... Только тогда я понял, что в тот вечер она вовсе не спала....":

И теперь, Майкл Стоун, преданно любящий Анджелу и искренне ненавидящий Роберта, хотя бы за то, что он единственный из ее парней который ему не менее искренне к тому же нравился, был обречен иметь честь быть приглашенным на их свадьбу, грозящую состояться через несколько минут.... Комментарии, я думаю, излишни! Тем более, если учесть, что ее отец, в силу случившегося недавно недомогания не смог присутствовать на свадьбе, то нашему герою предстояла завидная роль, по просьбе самой Анджелы (издевается что ли?), провести ее по собору к алтарю и символически передать жениху, то есть сыграть роль так не кстати приболевшего отца....

Само место было выбрано просто идеально. Величественный собор в готическом стиле, возвышающийся над всем своей монументальностью, древний, как сама история. Не одну свадьбу видели эти стены, где органные звуки Баха обрушиваются на вас подобно девятому валу, напоминая само величие божье и, уносясь под высокие своды, вовсе не для того, чтобы умереть, затихнув навеки, но чтобы продолжать звучать в самих душах людских. Огромный золотой алтарь, перед которым через некоторое время прекрасные губы Анджелы произнесут неотвратимое "да". Огромные цветные витражи, сквозь которые разноцветными бликами прорывается солнце. Интересно, как они будут играть у нее на платье? Длинные ряды скамеек, где уже разместились все приглашенные, в предвкушении прекрасного зрелища и столь же прекрасного угощения после необходимых церемоний. Их совсем не много, только самые близкие и друзья. С ее стороны мама, сестра, какие-то дальние родственники, имен которых Майкл при всей своей феноменальной памяти просто не мог вспомнить и подружки невесты. С его стороны только несколько человек довольно строгой наружности, держащие себя довольно строго и с каменными выражениями лиц, насколько знал Майкл, это были друзья будущего мужа Анджелы. Родителей жениха видно не было. Они давно умерли, погибли в автомобильной катастрофе, как рассказывала Анджела помимо прочих своих восхищенно-влюбленных рассказов об их с Робертом отношениях. Освещение соответствовало. Многочисленные свечи, почти не разгоняли вековой полумрак и лишь само место действия возле алтаря было освещено должным образом, дабы дать возможность вступающим в брак предстать во всем своем величии и дать возможность гостям искренне помереть от зависти. А в воздухе разливался божественный аромат цветущих яблонь, со всех сторон окружающих это монументальное строение.

И вот. Приоткрывается дверь из толстого дуба, обитого позолоченной инкрустацией и входит невеста, улыбается Майклу, а Бах сменяется свадебным маршем. Майк берет ее под руку, напуская на себя торжественный и в какой-то мере степенный вид уже пожившего человека, осознавая, что слегка переигрывает, но он ничего не мог с собой поделать. Вся торжественность обстановки просто обязывала его соответствовать. Все обернули голову в их сторону, замерев от восхищения. Анджела действительно прекрасна. Платье невесты, конечно, вне всякой критики, но и оно лишь подчеркивало ее собственную красоту, а сквозь фату все видят ее счастливое лицо с тем выражением, что Майкл видел не раз в минуты, когда ей было особенно хорошо. В глазах и во всем лице нежная бархатная теплота, которую, кажется, можно даже погладить рукой, так явственно она ощущалась, а во всем облике непередаваемое ощущение радости и предвкушения великого события в ее жизни. Длинный шлейф фаты сзади поддерживали два ангелочка. Совсем маленькие мальчик и девочка. Мальчик одет как взрослый, в смокинг, с почти взрослым, вызывающим улыбку, выражением на лице, а девочка в точную копию платья Анджелы в миниатюре, только без фаты. И вся эта торжественная процессия степенно, давая всем возможность насладиться этим незабываемым зрелищем, двигалась по направлению к алтарю, где улыбающийся (черт бы его побрал!) жених стоял, проявляя едва заметное и вполне понятное нетерпение.

Наконец они поравнялись. Майкл передал руку Анджелы Роберту с явно читаемым выражением на лице "береги ее как зеницу ока, парень, иначе тебя в этом же храме и отпоют" и отступил назад, заняв место чуть позади невесты, держа наготове кольца на любезно поданном золотом блюдечке. Рука его от волнения немного дрожала и кольца выдавали себя легким, едва слышным звоном.

Что говорил священник Майкл запомнил довольно смутно и лишь напоследок, когда согласно обряду святой отец объявил их мужем и женой и предложил жениху поцеловать невесту, он с трудом подавил желание свернуть Роберту шею.

Букет, брошенный Анджелой в толпу наивных дурочек, так стремящихся поскорее выскочить замуж, достался Джен.

Спустя какое-то время после свадьбы она позвонила.

– Майкл? Как дела?

– После свадьбы? Сама догадайся! Разрываюсь между двумя желаниями. Вздернуться или же увидеть в ней Роберта.

– Не смешно.

– Знаю. Ты звонишь по делу или как? Голос у тебя взволнованный.

– Да. Мы можем встретиться?

– Где и когда?

– Приезжай в мемориальный госпиталь.

– Ты больна?

– Вовсе нет! Объясню на месте. Это очень важно. Только скорее, пожалуйста.

– Еду.

Я встретил Джен в одном из коридоров. Она одиноко сидела на стульчике в углу и о чем-то грустила.

– Джен?

– Привет, Майк. – Джен в своей обычной манере сразу взяла быка за рога. – Помнишь автора "Прости"?

– Максима? Помню и что?

– Он умирает здесь, в больнице, опутанный проводами. Страшное зрелище. Худой, бледный, но в ясном сознании. Ты ведь помнишь, что у него рак?