Текст книги "Надежда умирает... (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Туманный

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Annotation

Туманный Дмитрий Яковлевич

Туманный Дмитрий Яковлевич

Надежда умирает...

Dum spiro – spero!

(Пока дышу – надеюсь! Лат.)

Глава первая.

"Когда Вселенная сходит с ума, есть только два пути. Поддаться общему безумию, повинуясь воле толпы или же стать пророком, идти против течения, против мнения масс, минуя подводные рифы неблагодарности, лжи, зла, лицемерия и предательства, которое неминуемо постигнет любого мессию, имевшего несчастье взять на себя эту неблагодарную роль. В стане любого подвижника общего блага всегда найдется Иуда, готовый за тридцать шекелей продать душу любому Ироду. Не потому, что radix malorum – est cupiditas[I] затмевает ему глаза, не зависть к ближнему застилает ему разум, а потому, что такова истинная природа человечества, в которой homo homini – lupus est[II] значит больше, чем истертая в пыль, но верно служащая человечеству истинная... любовь. Любовь к ближнему, любовь к брату своему, к сестре, к каждой живой душе, ниспосланной свыше рукой Господа или же просто нашей собственной физиологией. Не важно. Важно то, что пока мы не научимся любить. Любить искренне, до самопожертвования, до готовности отдать душу во благо любимому человеку, без надежды на ответное чувство, даже без желания этой надежды, только тогда мы сможем в полной мере понять, оценить, принять в себя мысль, что такое на самом деле это великое чувство, которое мы должны, ценить, уважать, беречь, бескорыстно делясь ею с каждым нас окружающим существом. Omnia vincit amor[III] должно стать непреложной истиной в первой инстанции для каждого живого существа на нашей и без того грешной планете. И как еще терпит нас старушка земля со всем тем злом, что творится в этом мире! Господи! Неужели Ницше был прав и ты давно почил всуе! Иначе чем еще можно объяснить все это зло? Когда сын поднимает руку на собственную мать, когда брат идет на брата, когда само слово любовь звучит как глупая насмешка над жизнью. Почему ты все это допускаешь? Почему позволяешь твориться злу в мире, созданном тобою? Или же ты только инженер? Ты построил наш мир, а мы лишь жильцы, которым раздали в этом доме квартиры и как жить ты оставляешь на наше усмотрение, не вмешиваясь, а ты только сторонний наблюдатель-биолог, который с интересом рассматривает огромный муравейник, изучая законы природы? Зачем? ".

– Сэр? – Мистер Стоун оторвался от экрана компьютера и посмотрел на свою секретаршу.

Мисс Уитли представляла собой тот тип секретарш, которые способны лучше любого компьютера извлечь любую информацию по делу с дьявольской точностью и скоростью из своей собственной памяти, не докучая вам обычным занудством в стиле "какой-то козел подрезал меня сегодня на таком-то шоссе, чтоб..." и дальше упоминание где этого "козла, он же урод, он же скотина и т.д.", его маму, отца, дедушку с бабушкой, вплоть до двоюродного кота, собаки соседа, видели.

Совсем нет! В этой хрупкой на вид блондинке тридцати двух лет с удивительными голубыми глазами не было и малой толики того обычного занудства, на которое жаловались коллеги по адвокатской практике мистера Стоуна. Исполнительная, умная, волевая (без этого работать с мистером Стоуном было также возможно, как и покупка слона в цветочном магазине со сто процентной скидкой), Сара Уитли была ярким (иногда даже слишком) образчиком порядочности, трудолюбия, аккуратности в ведении дел мистера Стоуна, который в свою очередь обладал исключительным даром создавать беспорядок во всем, чего касался, за что не раз был попрекаем своей секретаршей в стиле "жениться бы вам пора", на что постоянно отшучивался, полагая, что мисс Уитли, каждый раз, убираясь на его столе, не замечала старенькую цветную фотографию в рамке, единственную вещь резким контрастом отличающуюся от обычного беспорядка тем, что всегда стояла на своем месте в левом углу стола на расстоянии вытянутой руки сидящего. На фотографии был мистер Стоун явно молодой рядом с какой-то удивительно красивой мисс. И каждый раз, пытаясь отыскать в рабочем хаосе стола какое-нибудь срочное дело, которое в конце рабочего дня мистер Стоун как обычно забывал ей отдать, Сара не раз задумчиво разглядывала это фото. На прямые вопросы мистер Стоун не отвечал, а личная жизнь Майкла ее не касалась, но по отсутствию пыли на фото Сара знала, что эта фотография имела для Майкла Стоуна, ее шефа, особое значение.

Однако при всем своем неуважении ее начальника к порядку, мисс Уитли знала, что ей повезло работать у лучшего адвоката на всем Калифорнийском побережье. При всей своей неорганизованности в кабинете, мистер Стоун в судах отличался хваткой бультерьера, чему явно не соответствовала его слегка полноватая фигура и всегда добродушное выражение лица с маленькими въедливыми глазками, которые, казалось, буравили вас насквозь, сразу проникая в самую вашу суть, извлекая из нее самые сокровенные и постыдные ваши тайны. "Адвокат Дьявола", это было еще его университетское прозвище, которое он вполне заслуживал. Впрочем, и более честного адвоката вы вряд ли нашли бы среди коллег мистера Стоуна. Он всегда без сожаления отказывался от дел, если сомневался в искренности клиента или же узнавал наверняка, что тот ему лжет, причем делал это на любой стадии судебного процесса, за что и носил под левой лопаткой пулю сорок пятого калибра, которую получил в качестве гонорара от одного из братьев Марио, в момент произнесения заключительной речи, в которой прямо заявил, что "в тюряге он видел таких тварей, как Марио и его приспешников". Как подзащитному удалось пронести в зал суда пистолет, так и не удалось выяснить, а тридцати пяти летнему адвокату достался такой милый презент, который к тому же являлся уникальным барометром, тонко чувствующим приближение дождя, за что мистер Стоун расплачивался резкой стреляющей, прошу прощения за каламбур, болью под лопаткой. Врачи не рекомендовали трогать пулю в связи с ее очень неудачным расположением относительно сердца и Майклу приходилось носить этот подарочек в своем теле, изредка, в особо сильные моменты приступов, проклиная всех эскулапов в мире. Сам он не любил оружия и никто не мог бы сказать точно, когда в последний раз стрелял его старенький магнум, мирно покоящийся в правом ящике стола под слоем пыли и воспоминаний.

Кроме того, Мистер Стоун отличался некоторой сентиментальностью и тягой к самовыражению в качестве писателя, чем он собственно и занимался, когда его побеспокоила мисс Уитли.

– Да, Сара? – Странно, что она сама к нему зашла, а не вызвала его по громкой связи. Значит, это было что-то личное и Майкл, быстренько поставив на экран компьютера заставку, приготовился слушать.

– Я хотела поговорить с вами, сэр. Вы могли бы уделить мне немного времени?

– Как двоюродная сестра жены моего троюродного брата, ты вполне можешь рассчитывать на аудиенцию где-то.... – Он для вида покопался в календаре. – Ко второму пришествию. – Но шутка не имела успеха. Сара лишь вымученно улыбнулась обычной подколке шефа насчет родственных связей и произнесла.

– Это очень важно. И, если вы уделите мне немного времени, между вашими литературными потугами и желанием заказать пиццу, несмотря на рекомендации вашего врача, не есть жирного, то вы убедитесь, что я говорю правду.

– Ну что же. – Майк с сожалением вздохнул. – Ты только что похоронила во мне литературного гения, но гений адвокатуры внимательно слушает тебя. – Он указал ей на кресло против стола.

– Мне нужен не адвокат. Мне нужно мнение человека, которому я могу доверять.

– Что случилось? У тебя сегодня кошка родила вчера котят, а имена ты не придумала? – Пусть не воспримет читатель излишнюю шутливость мистера Стоуна за легкомыслие. Просто так ему лучше думалось, а в остальном он был сама серьезность, что прекрасно знала его секретарша, давно привыкшая к некоторой экстравагантности своего шефа и платила ему той же монетой. К тому же когда дела были действительно серьезны, тогда к Майклу было вообще опасно подходить без миноискателя. А в данном случае все оказалось слишком банально. Банально и просто. Просто и неинтересно, неинтересно и скучно, в общем вместо того, чтобы читать дальше, предлагаю просто пойти и вздернуться. Если же перспектива быть большой трагедией вашей маленькой семьи вас не прельщает, то читайте дальше.

– Я выхожу за муж. – В самом заявлении не было ничего особенного и оно не слишком удивило Майкла, кстати, удивить которого было очень трудно и могла сделать это в его жизни только одна.... С некоторым трудом Майк подавил в себе эти воспоминания.

– Поздравляю, но при чем здесь я?

– Я бы хотела пригласить вас на венчание.

– С удовольствием. Когда свадьба? Ты меня познакомишь с женихом?

– Дело в том.... – Сара немного замялась и даже смутилась. Мистеру Стоуну это уже начало не нравиться. Что-то здесь было не так.... И через мгновение он понял что!

– Дело в том. – Наконец родила мисс Уитли, прямо и уверенно взглянув на Майкла. – Дело в том, что жених это вы!

"Народ безмолвствует"[IV].... Вспомнились слова русского классика, когда-то давно прочитанного и успешно забытого и лишь эта фраза как нельзя кстати всплыла в памяти ошарашенного адвоката. Неужели он способен так удивляться вновь? После.... Его взгляд упал на фотографию....

Глава вторая.

Их банальная до невозможности встреча состоялась возле небольшого кафе, расположившегося невдалеке от университета. В то утро Майкл, еще двадцатилетний, полный сил и отсутствия присутствия следов здравомыслия на счастливом и смазливом до безобразия лице, ехал на своем велосипеде, который предпочитал перед всеми другими средствами передвижения только за то, что не отвлекал своим шумом, как автомобиль, от его постоянных мечтаний о будущем.

А в недалеком будущем он представлял себе легкий ланч в вышеупомянутом кафе на свежем воздухе в приятном созерцании вошедших недавно в моду коротеньких юбок многочисленных студенток, и предвкушать себе вечер в приятной компании одной из них.

Уже подъезжая к кафе, он заметил изящную спину, сидящей за столиком девушки с волнистыми густыми светлыми золотистыми волосами до плеч. Девушка обернулась, что-то сказать официанту, но и этого мимолетного движения хватило Майклу для того, чтобы сделать сразу два дела. Первое: понять, что он обречен. Второе: аккуратно въехать в ближайший фонарный столб. Последнее что он заметил, было удивление на ее миловидном личике, огромные, словно занявшие всю вселенную ее поистине прекрасные глаза формата А-четыре, официант опрокинувший поднос ей на платье, кажется, что-то разлилось, "надеюсь не горячий кофе", подумал Майкл и его окутала блаженная темнота забытья, из которого его вывел чей-то голос.

– Мистер? Как вы? – Он открыл глаза и решил, что бредит. Как я уже сказал, их встреча оказалась слишком банальной. Это, естественно была никто иная, как... ее сестра, которая обедала вместе с ней и сейчас, когда настоящая виновница в туалете или в дамской комнате, как кому приятнее, пыталась вывести пятна на светло-голубых джинсах, Дженис (так звали сестру), сидела над нашим героем, чем сразу же снизила настроение Майкла до абсолютного нуля. Ему даже захотелось вновь закрыть глаза в надежде, что вновь открыв их, он обретет наконец перед собой Ее. Куда там! – Как вы, мистер? – Голос приятный, вот только остальное не совсем на уровне. Слегка полновата, на лице приятная озабоченность и удивление, глаза не как у сестры, не такие огромные, но значительно добрее. И вместе с тем черты лица округлы и правильны, так что как друг она вполне ничего, решил Майкл. Но пора было уже вставать, а то толпа начала расти и кто-то уже орал как резаный насчет скорой.

– Не поверите, такое ощущение, словно в фонарный столб врезался! – Кряхтя, он поднялся и протянул руку. – Майкл Стоун, прошу любить и жаловать! Жаловать можно хоть сейчас, а вот насчет любви пока подождем до более близкого знакомства. А вы, прелестное созданье, обладаете именем? Если конечно у ангелов вообще есть имена?

– Дженифер Блэкхарт. Можешь называть меня Дженис или Джен.

– Как медсестру из того фильма? Как его...

– Ты имеешь ввиду ту сентиментальную историю "Прости"?

– Точно!

– Да, как ту китаянку! Ты смотрел этот фильм?

– Смотрел. Только мне как-то не очень было понятно, почему же Джон бросил Иоланту, когда она попросила прощения? Он же ее любил и любит! Как он мог так просто вырвать из своего сердца те жестокие слова в конце?

– Наверное, потому, что любил ее и не мог поступить иначе? Может быть он просто не хотел, чтобы она оставалась с ним? С тем, кем он стал, с солдатом. Да, она сделала его таким, она же и извинилась, но прошлого не изменить, не изменить и того что уже сделано. Тот, кем он был при их первой встрече, тот Джон мог на ней жениться и сделать ее счастливой, а Джон-солдат, грубый, неотесанный, с раной на сердце, при всем желании не смог бы дать его того, что она заслуживала и возможно он сказал так специально, чтобы она ушла. Но он любил и любит ее, как ты правильно заметил. Просто время было потеряно, они оба слишком изменились и прошлого при всем желании было не вернуть.

– Наверное.... Ты словно сама писала сценарий!

– Нет. Перед тобой будущий кинокритик. Мы же все-таки в Лос-Анджелесе или как?

– Еще одна акула Голливуда, которую будут в гробу видеть все режиссеры?

– Приблизительно. А вот и сестренка!

Видение, с довольно заметным пятном на джинсах, приблизилось к столику и сейчас Майклу представилась исключительная возможность хорошенько рассмотреть эту, без всякого сомнения очаровательную светловолосую нимфу, которая без всякого сомнения помянула бы его в своих молитвах, так как с ее очарованием даже Бог должен был забывать об остальных грешниках и принимать ее молитвы вне очереди. Что поделать! В конце концов Бог тоже мужчина, что ни говори! А этот сладкий аромат ее духов.... Сразу все остальные ароматы поблекли и Майкл впал в странное полу эйфоричное состояние. Душа рванулась навстречу неизведанному и.... Оглушительная пощечина моментально вернула его на землю приблизительно с Венеры и перед ним предстала уже не нимфа а сама Фемида, которой только меча да тоги не хватало для общего сходства. Впрочем, насчет меча это как сказать.... Если бы он был, то одним Майклом на этом грешном свете стало бы меньше. Он только ответил, растерявшись:

– Я тоже рад с вами познакомиться.... – От чего на его второй щеке запылала еще одна пощечина, что недвусмысленно дало ему понять, что обладательница легкой на вид, но довольно увесистой руки, к тому же лишена чувства юмора и поспешил, извинившись, ретироваться за соседний столик, где в гордом одиночестве утопил обиду в кофе, прикидывая в уме причины столь поспешного рукоприкладства и пришел к единственному выводу, что все дело в испорченных джинсах, а в чем же еще, если вместо того, чтобы спросить о его самочувствии, ему прямо дают понять, что лучше бы он посильнее поцеловался со столбом и не приходил в себя по крайней мере до того, как Фемида (Майкл сразу окрестил любительницу рукоприкладства) остынет до температуры того мороженного, так некстати оказавшегося у нее на джинсах. Хотя сама по себе причина была смешной, чтобы так близко принимать ее к сердцу, да к тому же еще неизвестно, кто сильнее был виноват в данном случае. Он, заглядевшись на нее и въехав в столб, чем и был вызван весь инцидент с мороженым, или же она, так некстати оказавшаяся в этом кафе и пленившая (так кажется говорится в дешевых романах) сердце Майкла. Впрочем, взвесив все за и против, Майк пришел к выводу, что пора забыть все это и просто отправился на очередную лекцию в университет на своем почти не пострадавшем, в отличие от хозяина, велосипеде, который противно скрипел, словно жаловался на жизнь, чем мешал нашему герою думать, что он и отложил до конца всех лекций.

Лекции протекли слишком быстро, да он так и не смог сосредоточиться на учебе и когда в прямом смысле слова отмучился, то рад был поскорее приехать в общежитие, бросить сумку в угол и упасть на кровать, предаваясь мечтам о будущем, в котором богиня правосудия Фемида преобразилась в гордую нимфу Сирингу, а он, рогатый Пан стремится обладать ее девственным телом, потому что не просто желание затмевает ему рога, а стрелы Эрота пронзили насквозь его в общем-то доброе сердце. Но Сиринга не желает быть женой простого козла и убегает от него, пересекает реку и не видя другого пути просит богов укрыть ее от Пана. Боги превращают ее в тростник у реки и Пан теряет ее след, когда подбегает к реке. Он стоит, переводя дыхание, но вот слышит в шорохе колеблемого ветром тростника, добрый привет Сиринги, срезает несколько тростинок и делает из них свирель. И еще долго, в уединении, среди птиц, деревьев и других праздных слушателей раздаются эти печальные мелодичные волшебные звуки. Если бы она знала, как эта история была схожа с историей самого Майкла....

Вечный шутник, весельчак Майкл родился и вырос не под жарким Калифорнийским солнцем. Родиной нашего героя был обычный затхлый Чикагский район, где вечно пьяные бомжи норовят стрельнуть у вас доллар-другой, а когда нападают на добряка, решающегося расстаться с одной монетой, то, пройдя пару кварталов, его карман оказывается чудесным образом облегчен от непосильной ноши бумажника, так неудобно его отягощавшего, где готовы убить просто потому, что вы не того цвета кожи или же просто от того, что ваш телевизор сломался на самом интересном месте осточертевшего серила, где солнце бьет с самого утра в окно после бессонной ночи, когда ваш сосед сверху всю ночь бьет жену за то, что она не дает ему денег на выпивку, слева старые пружины соседской кровати помогают вам еще в шестилетнем возрасте понять откуда берутся дети, справа живут наркоманы, а под вами, унылый сумрак подвала, в котором творятся самые грязные дела, которых боится даже солнце, никогда не заглядывающее в эти мрачные тайники разврата, похоти, насилия, всего самого низменного в человеке, если после этого человек вообще может называть себя человеком.

И лишь человек с гипертрофированным чувством юмора мог выжить в этом заброшенном районе, пошутив в ответ. Таким и был Майкл. Со слишком большой головой, всего лишь ВЧД, а не излишняя мудрость была тому виной, сутулость, искривленные ноги, все из-за того, что.... В общем даже сам Майкл не мог сказать, что было виной тому, алкоголизм отца или же другие очевидные причины, он этого не знал и не хотел знать, понимая, что или он будет смеяться со всеми теми, кто смеялся над ним, или же превратится в жалкое уродливое существо в душе, каким был снаружи. Ему ничего другого не оставалось, как спрятать себя очень глубоко, в самые дальние уголки души, а наружу выпускать лишь шута, смеявшегося над жизнью, которая очень давно жестоко пошутила над ним. Но при все этом он был человеком, со всеми присущими человеку чувствами и желаниями. Никто не мог сказать, что этот добряк, весельчак, вечный задира, каждую ночь бессильно плакал в подушку от того, что вся жизнь словно проходила мимо его окна. С начала тех мелких неурядиц на детской площадке, от которых он носил несколько шрамов на теле и душе, до первого отказа его самой первой любви, когда она просто посмеялась над ним, как и все до этого и после. Просто смех. Смех был и причиной того, что ни с одной девушкой у него никогда ничего не было, не потому, что он этого не хотел. Хотел и очень, как все люди хотят любить и быть любимыми и не только в платоническом смысле слова. Но что мог сделать Майки, когда его вторая любовь, которую он все же сумел полюбить, рассмеялась над ним, когда у него ничего не получилось на заднем сидении отцовского форда. Сопливая девчонка просто посмеялась над его бессилием, идущим от темного прошлого, с которым при всем желании Майкл не мог, да и не хотел расставаться, иначе он лишился бы той энергии злости, которую он черпал из этого прошлого. Откуда шли его уникальное упрямство, гипертрофированное чувство жестокости, в большей степени к себе, чем к кому бы то ни было и эгоизм. Именно благодаря этим качествам он и взялся за себя основательно.

До темноты в глазах, до потери сознания занимался на тренажерах, пытаясь из своего тела задохлика слепить нечто более приемлемое, но не для того чтобы разбить головы всем тем, кто когда-то смеялся над ним, хотя он сделал бы это с удовольствием, а только для того, чтобы перестали смеяться. Много читал, прекрасно учился в школе и в конце концов поступил в Лос-анжелесский университет на факультет права. Решил учиться на адвоката. Даже скорее не он решил. Все уже было решено заранее. Он слишком хорошо знал проблемы угнетенных, униженных и невинно оскорбленных, так как сам побывал в этой шкуре и отголоски этого прошлого навсегда изуродовали его душу, в которую он никого не пускал, а если и пускал, то никогда не заходил дальше определенного предела, которым была любовь. Не платоническая, но любовь тела, без которой он научился обходиться и без применения онанизма, но все же при всем своем железном характере (не пил, не курил, по бабам не ходил) Майкл оставался человеком, которому хотелось быть любимым. Именно его исковерканная душа решила за него кем он будет. Он будет защищать угнетенных, так как прекрасно знает, что такое быть в их шкуре.

"Адвокат Дьявола". Таким было его прозвище потому что, как сказал однажды мистер Уитмен (преподаватель права): "Дьявол, молодой человек, был изгнан из рая только потому, что у него не было такого адвоката, как вы". С тех пор и приклеилось к нему это прозвище. Более изворотливого адвоката, способного и самого вышеупомянутого дьявола обелить в глазах Бога, было просто не найти на всем его курсе.

Майкл вернулся от своих печальных дум о той незнакомке с тяжелой рукой, открыл личный дневник и написал несколько строк:

"Красота. Что мы знаем о красоте? О женской красоте, я имею ввиду. Она притягивает, очаровывает, околдовывает. Дает нам, мужчинам право называть ту или иную представительницу прекрасного пола «роковой женщиной». Мы теряем голову, делаем безумные и на первый взгляд бездумные вещи. И все ради чего? У одних это ради спортивного интереса – еще один приз в коллекции. Такие ловеласы обычно долго не волочатся. Впрочем, бывает и по-другому. Им интересны женщины, которые им отказывают. Они хотят добиться своего. И... иногда добиваются. У других это серьезное чувство. Влюбленность или любовь. В этих случаях все действительно очень серьезно. Чувства, признания, прогулки под луной и прочая дребедень.... Но что значит красота для самой обладательницы этого природного дара? Гордость? Презрение к недостойным ее светлости партнерам? Уверенность в себе? Обеспеченная жизнь? Выгодный брак, красивые дети, удачная карьера? Возможно.... А как насчет постоянных сладострастных взглядов мужчин и критически-завистливых у женщин? Как насчет того, когда на вас смотрят просто как на красивую куклу, которую можно просто купить в ближайшем универмаге? Что вы скажете на то, что вас не ценят как человека? Что вы не интересны в общении, в столь важном и нужном общении между людьми? Да это и не важно. Вы красивы! А разве это не главное? Главное.... А когда в зеркале вы обнаружите первую морщинку, которую уже никогда не сгладят кремы? Первый седой волосок, который еще можно вырвать, но это лишь неминуемо отдалит неизбежность вашего возраста? Что тогда? Где все эти льстивые озабоченные мужчины-друзья, постоянно околачивающиеся вокруг вас? Где зажигательные вечеринки, в которых вы хотели взять все возможное от своей молодости? Где ваши друзья, которых след уже давно простыл, стоило им только понять, что с вас нечего взять? И это они когда-то говорили: «Я люблю тебя, ты мой божественный свет, без тебя я не могу жить».... Где эти «вечно любящие»? Где? Когда вам далеко даже не за тридцать, а намного больше, то остаются лишь действительно преданные вам, искренне любящие вас люди. Люди, которые ценят ваш внутренний мир, ваше содержание, а не просто красивую упаковку вашего тела. Они любят вас.... И возраст для них не имеет значения. Они любили вашу красоту и молодость – они полюбят и вашу старость. Ваши морщинки, избороздившие когда-то прекрасное тело, седые волосы, которые так приятно было ласкать когда-то, ощущая их упругое шелковое тепло, старческий дребезжащий голос, который очаровывал в глубоком прошлом своими обертонами жизни, трясущиеся руки, прежде бесчисленно целованные, прежде налитая кровью, теперь бледно-пергаментная кожа. Они, оставшиеся преданными вам, они будут ценить вас и любить и за это тоже. Время не властно над истинными чувствами и лишь одно имеет значение. Любовь..... Только любовь и ничто более, ни физическое угнетение, ни материальные блага, ни физ потребности, ни что не имеет значения, кроме одной только фразы, дарующей самое прекрасное, что есть на свете... Я.... Люблю.... Тебя.... ".

– Опять любовный бред? – Майкл быстро захлопнул дневник и убрал его от любопытных глаз Джека Смитсона, который бесцеремонно заглядывал через его плечо.

– Уберись!

– Ладно, док. Не придирайся! – Он прыгнул на свою кровать и запустил в Майка подушкой. Джек был в принципе не плохим парнем. Высокий брюнет с зелеными глазами, правильными чертами лица, спортивно сложенный он представлял собой тип людей вполне довольных жизнью и было даже странно, как этот сосед Майкла с первого курса стал его другом, так рознились их характеры.

– У тебя вид кота сожравшего канарейку! – Отбивая подушку, крикнул Майкл. – Никак подцепил еще одну смазливую девчонку и теперь вечером мне придется вновь делать вид, что уже давно сплю, благо ночевать мне негде, а вы будете сношаться у меня под носом?

– Не боись, док! Ее подруга местная и одолжила ей ключи на этот вечер от дома родителей, которые по счастливому стечению обстоятельств отрываются на Гавайях. Вечеринка, как понимаешь, частная, в тесном кругу нас двух с ней, так что, извини, не приглашаю, и ты можешь в полном одиночестве мечтать о той единственной, благодаря мечтам о которой все еще остаешься девственником. – Резко брошенная подушка заткнула фонтан его красноречия, и парни немного успокоились.

В наступившей тишине прозвучал голос Майкла.

– Опиши мне ее, Джэк. Какая она?

– Ты знаешь, что красивые слова и те писульки в твоем дневнике, в общем, изящная словесность это скорее по твоей части. Я же могу сказать, что она то, что надо! Что тебя интересует конкретно?

– Ну, какие у нее глаза, волосы? Как она улыбается, как смеется, как это идти с ней рядом по улице или же ехать в открытом автомобиле, когда ветерок ненароком поднимает ее юбку, а ты при этом делаешь вид, что ничего не заметил, судорожно пытаясь вспомнить анекдот, который только что рассказывал. В общем, какая она, Джэк?

Джэк странно посмотрел на него и ответил.

– Послушай моего совета, дружище. Тебе срочно надо завести подружку. Иначе, со своими романтическими бреднями, ты так и останешься девственником до конца своих дней. Это же надо, глаза, волосы, идти по улице, да еще, наверное, под ручку держаться! Смотри на жизнь проще, приятель! Потусовались на дискаче, пообнимались в киношке, пару раз проводил до дома и встретил рано утром, подвезя ее до университета, она кстати на другом курсе учится и можешь смело прыгать в кровать, а не захочет, так ничего. Адью, мон амур, и ищи себе новую пассию. Они же только для того и нужны, чтобы твои естественные половые инстинкты не оказались в музее древностей в качестве главного экспоната.... А вот, кажется, и она! – за окном общаги два раза просигналили из подъехавшего авто. Веселая компания что-то кричала и Майк с Джеком кинулись к окну. Один радостно помахал, одиноко сидящей на заднем сиденье красотке, а другому не оставалось ничего другого, как побледнеть. Это была она! Фемида! Приветливо улыбаясь, она крикнула Джеку, чтобы он спускался.

– Ладно. – Быстро сказал Джек, не заметив в полутьме комнаты резкого колористического изменения лица друга. – Всего! Вернусь, наверное, к утру. Не скучай. Оставляю тебя гибнуть среди мертвых книг на поприще адвокатуры, а меня ждут дела более важные. – Что мог сказать Майк? Она выбрала его. Мир казался унылым, скучным и каким-то бесцветным, как его лицо.

Дверь быстро захлопнулась и Майк остался один. Книги впервые в жизни внушали отвращение, жизнь показалась какой-то пустой и ненужной, быстро отжавшись от пола пятьдесят раз, Майклу удалось загнать в себя эти чувства и пока они не вернулись, быстро принял душ, выпил чашку крепкого чая и, измолотив подушку, вымещая на ней всю обиду за свою судьбу, упал в объятия Морфея.

Глава третья.

Я бы мог с тобою быть,

Я бы мог про все забыть,

Я бы мог тебя любить,

Но это лишь игра.

В Лидии, у горы Сипила, находился богатый город, называвшийся по имени горы Сипилом. В этом городе правил любимец богов, сын Зевса Тантал. Всем в изобилии наградили его боги. Не было на земле никого, кто был бы богаче и счастливее царя Сипила, Тантала. Неисчислимые богатства давали ему богатейшие золотые рудники на горе Сипиле. Ни у кого не было таких плодородных полей, никому не приносили таких прекрасных плодов сады и виноградники. На лугах Тантала, любимца богов, паслись громадные стада тонкорунных овец, круторогих быков, коров и табуны быстрых, как ветер, коней. У царя Тантала был избыток во всем. Он мог бы жить в счастье и довольстве до глубокой старости, но погубили его чрезмерная гордость и преступление.

Боги смотрели на своего любимца Тантала, как на равного себе. Олимпийцы часто приходили в сияющие золотом чертоги Тантала и весело пировали с ним. Даже на светлый Олимп, куда не всходит ни один смертный, не раз всходил по зову богов Тантал. Там он принимал участие в совете богов и пировал за одним столом с ними во дворце своего отца, громовержца Зевса. От такого великого счастья Тантал возгордился. Он стал считать себя равным даже самому тучегонителю Зевсу. Часто, возвращаясь с Олимпа, Тантал брал с собой пищу богов – амврозию и нектар – и давал их своим смертным друзьям, пируя с ними у себя во дворце. Даже те решения, которые принимали боги, совещаясь на светлом Олимпе о судьбе мира, Тантал сообщал людям; он не хранил тайн, которые поверял ему отец его Зевс. Однажды во время пира на Олимпе великий сын Крона обратился к Танталу и сказал ему:

– Сын мой, я исполню все, что ты пожелаешь, проси у меня все, что хочешь. Из любви к тебе я исполню любую твою просьбу.

Но Тантал, забыв, что он только смертный, гордо ответил отцу своему, эгидодержавному Зевсу:

– Я не нуждаюсь в твоих милостях. Мне ничего не нужно. Жребий, выпавший мне на долю, прекрасней жребия бессмертных богов.