Текст книги "Бугорландские хроники...(СИ)"
Автор книги: Дмитрий Рассказов
Жанр:
Юмористическая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)
Узнав о решении короля посадить его в тюрьму, несчастный Лёлик (он же Леопольд, он же Леопольдус) ничуть этому не удивился. Бедняга лишь постарался припомнить, что же такое он натворил на этот раз. Но ничего стоящего тюрьмы вспомнить не смог. Тем не менее, спорить с королем Лёлик благоразумно не стал, и прямиком из караула отправился в тюрьму. Размышляя по дороге на всякие отвлеченные философские темы, в частности о том, где лучше кормят в армии или в тюрьме?
Вот только узнать это, в тот раз ему было не суждено, поскольку в тюрьму его попросту не пустили. Произошло это так. Когда печальный Лёлик тихонько постучался в тюремные ворота, из зарешеченного окошка выглянуло заспанное лицо Мороза в мятом клоунском колпаке:
– За что базар? – грубо поинтересовался тот.
– Позовите, пожалуйста, господина Грифусса, жалобно попросил Лёлик.
– На кой он тебе?
– Мне по личному вопросу.
Морозу было лень ходить за палачом, и он закричал на весь тюремный двор:
– Грифусс, тут к тебе фраер один нарисовался.
Удивленный палач подошел к воротам.
– Это ты, что ли Леопольдус? – не сразу узнал он беднягу.
– Я, дядя Грифусс... – Вот прислали... к тебе... в тюрьму...
– Ну, что, доигрался, злорадно процедил палач. – А ведь я тебя предупреждал, что ты плохо кончишь...
– Предупреждал, дядя Грифусс, вздохнул Лёлик.
– Что ты заладил, дядя, дядя, племянничек, тоже мне, нашелся. А помнишь, сколько раз я тебя приглашал к себе. Сколько раз предлагал посидеть здесь немного, образумиться. И тебе было бы на пользу, и мне не скучно. Помнишь?
– Помню, дядя Грифусс.
– А помнишь, не унимался палач, – что ты мне всегда на это отвечал? Что, дескать, в тюрьму сесть ты всегда успеешь. Помнишь?
– Помню, дядя Грифусс.
– Ну, так вот, милый мой – в тюрьму-то сесть ты как раз и не успел. Давай вали отсюда! – заорал взбешенный Грифусс, и с треском захлопнул тюремное окошечко.
Лёлик ни чего не понял. Он постоял немного в нерешительности и снова постучал.
– Ты, что рехнулся, что ли, дядя Грифусс? Открывай, давай, свою контору.
– Ишь, умник, какой выискался, послышался из закрытого окошка недовольный голос палача. – Проваливай отсюда, я сказал. Свободных мест нет. Это не тюрьма, а проходной двор какой-то. То силком сюда ни кого не загонишь, то табуном валят, как будто здесь медом намазано.
Тут из-за тюремной ограды послышалось приглушенное жужжание пилы.
– Это кто там у тебя, жужжит, дядя Грифусс? – Пчел, ты, что ли завел?
– Уж лучше бы были пчелы, тяжело вздохнул Грифусс, по другую сторону ворот. – Новые жильцы это, что-то пилят.
– Побег, что ли готовят?
– Если бы побег, опять вздохнул палач, – это было бы полбеды. Только этих отсюда и поганой метлой не выгонишь. Они, пожалуй, сами кого хошь выгонят. И, открыв тюремное окошечко, он рассказал удивленному Леопольдусу все, что недавно приключилось в тюрьме.
– Так выходит, что Горох у тебя сидит, обрадовался Лёлик.
– Да кто его знает, вздохнул в очередной раз Грифусс. – Честно говоря, я сейчас и сам не пойму, кто у кого сидит. Толи он у меня, то ли... – Как ты думаешь, озабоченно спросил палач у Лёлика, – за незаконное заключение клоунов под стражу сколько лет тюрьмы мне могут дать? Или может все штрафом обойдется?
– За клоунов много не дадут, оптимистически заметил Лёлик. – Расстреляют пару раз и все... – Ну, так я, дядя Грифусс, пожалуй, того – пойду...
– Иди.
– Я ухожу, дядя Грифусс...
– Иди, иди...
– Я ведь совсем ухожу...
– Да иди же ты черт безрогий, заорал разозленный палач. Лёлик от испуга отбежал на несколько метров от ворот, но потом вновь вернулся.
– Дядя Грифусс, а справку можно получить, что ты сам меня в тюрьму не пустил. А то ведь мне ни кто не поверит.
– Ну, все, ты меня достал, заорал окончательно выведенный из себя Грифусс. – Сейчас я тебе покажу справку... – Я тебе сейчас такую справку покажу...
По ту сторону тюремных ворот послышался лязг отпираемых многочисленных замков. Лёлик не стал дожидаться покуда Грифусс выполнит свои угрозы, и благоразумно побежал к своим, докладывать о том, что царь Горох нашелся.
2.20.3.
Грифусс же в избежание в дальнейшем подобных эксцессов дописал на воротах тюрьмы, пониже надписи – «Добро пожаловать» еще три слова – «Посторонним вход воспрещен».
Бедолага Лёлик, по возвращению из тюрьмы, снова заступил в караул.
Глава 21. Тюремная история.
2.21.1.
Известие о том, что Горох перебрался из музея в тюрьму, поначалу весьма обрадовало Виргеума. Музеи в Бугорландии всегда ценились значительно выше тюрем. Но, потом, немного поразмыслив, королю стало жалко тюрьму. Какое – никакое, а все же родное имущество, которое он бесплатно отдавать ни кому не собирался.
Хотя тюрьма эта была больным местом для всей просвещенной бугорландской общественности. Поскольку это, с позволения сказать, исправительное учреждение, фигурировало во всех справочниках по Бугорландии, и пятнало, (по мнению все тех же просвещенных бугорландцев), светлый образ их страны.
«Раз в стране есть тюрьма, значит там не все в порядке с порядком», логично считали иностранцы, и отказывались иметь из-за этого с бугорландцами какие– либо дела. Между тем в Бугорландии уже много лет не совершалось ни каких преступлений, и тюрьма простаивала все эти годы без дела. Бугорландцы уже не раз подумывали о сносе тюрьмы, чего бережливый король, допустить, конечно же, ни как не мог. Он дорожил любым своим имуществом, каким бы нелицеприятным оно не было. Вот продать тюрьму Виргеум продал бы с радостью, однако желающих купить ее до сих пор не находилось.
А ведь когда-то эта тюрьма знала и лучшие времена. Еще каких-нибудь триста лет тому назад именно здесь сидел мятежный герцог Рокфор, отказавшийся жениться на дочери короля Вига Пятого – принцессе Гере. Отсидел он тогда добрых 9,5 недель. Отсидел бы и больше, но тут тюремная жизнь ему наскучила, и он уехал лечиться на воды, где подхватил воспаление легких, отчего в скором времени и умер.
А вот если бы он остался в тюрьме, то глядишь, был бы жив, и здоров. Впрочем эта сиятельная особа, и так успела сделать для тюрьмы много полезного и значительного. Первым делом мятежный Герцог велел выкрасить тюремные казематы в нежно-розовый цвет, и украсить стены всевозможными коврами и гобеленами. Сами камеры при этом были значительно расширены за счет сноса внутренних перегородок. В результате чего в тюрьме появилась возможность проводить балы, рауты и другие торжественные официальные мероприятия. Тогда же в тюремном дворике были высажены целые клумбы гиацинтов и эдельвейсов, а центральную лестницу облицевали нежно – голубым каррарским мрамором. Все это было сделано с одной лишь целью – чтобы герцог мог принимать гостей с подобающим ему шиком и блеском.
Желаемое было достигнуто, вследствие чего вся культурная жизнь королевства плавно и незаметно переместилась из Трунштейна в тюрьму. Неугомонный герцог давал здесь балы, устраивал маскарады и всевозможные торжества. Бродячие циркачи и комедианты первым делом ехали не куда-нибудь, не в Трунштейн, а именно сюда, в тюрьму. В тот период тюрьму посетили многие знаменитости – как местные, так и заграничные. Ворота тюрьмы в те дни были открыты для всех желающих. Историки же окрестили тот период просто и незатейливо – тюремным ренессансом. Но с отъездом герцога всё закончилось также внезапно, как и началось.
И с тех самых пор, сколько не пытались бугорландские короли сбагрить кому-нибудь эту злополучную тюрьму, ни чего у них из этого не получалось. Тюрьма ни какого дохода не приносила, а средств на ее содержание с каждым годом требовалось всё больше и больше. И вот теперь продать ее стало делом вообще не мыслимым. Ну, кто же в здравом уме купит тюрьму с сидящим в ней Горохом.
"Нет, так дело не пойдет, решил король. Ладно бы я сам его туда посадил, это еще куда ни шло... – А самовольно занимать пусть и пустующие тюрьмы я не позволю! Да он там еще и не один сидит, ужаснулся король, – а с целой бандой. Это что же за границей скажут, – что в Бугорландии тюрьмы переполнены! Какой ужас! – Ну уж нет, – Гороха нужно выселять! И немедленно! Нечего ждать зимы. Приняв такое судьбоносное решение, король со спокойной душой отправился спать.
2.21.2.
В тюрьме же тем временем вовсю продолжалась масштабная перестройка затеянная Горохом для улучшения бытовых условий новых жильцов. Все камеры были вычищены от многовековой пыли и паутины, потолки побелены, засовы и замки смазаны машинным маслом. Завоеватели поначалу хотели даже спилить решетки на окнах, да только прутья эти оказались слишком толстыми, поэтому решетки просто покрасили белой краской, чтобы они так не бросались в глаза.
В довершении ко всему Горох издал очередной указ о переименовании тюрьмы в замок Кремнице, от слова кремень. Указ этот он издал в стихотворной форме. У царя, видать от долгого сидения взаперти, крыша слегка поехала, иначе как еще можно было объяснить его рифмоплетство. Приводим полностью это царское творение:
"Тюрьма без названия
– Кремницем стала,
Гороховым замком
– оплотом державы,
И это не все-
это только начало!"
Солдаты дружно похлопали в ладоши такому необычному царскому указу, и разошлись по камерам спать.
Глава 22. Уравнение в правах.
2.22.1.
На следующее утро, после завтрака, Виргеум принялся в очередной раз собирать свое войско. На этот раз он подошел к этому делу более основательно. Для начала он издал указ, согласно которому со всех концов страны в Трунштейн должны были прибыть солдаты, до этого по каким либо причинам оставшиеся не задействованными в предыдущих сборах.
Не осталась в стороне и королева. Начитавшись дамских романов о воинственных амазонках, Киса де Мура тоже решила внести свою лепту в формирование королевского войска. Фрейлины ее величества часто ссорились между собой, и шуму от них было много, а вот толку ни какого. И вот теперь, в свете предстоящих событий, королева решила отослать самых нерадивых из них в отдаленный замок Катцебург, чтобы те заменили собой местный гарнизон. Таким образом, сама того не ведая королева уровняла в правах мужчин и женщин, о чем издавна втихаря мечтала вся женская половина королевства. И вот мечта их осуществилась. Теперь умирать на войне имели право не только мужчины, но и фрейлины. Понравилась ли местным женщинам такая уравниловка история умалчивает.
Королева оставила при себе только свою любимицу, имя которой автор запамятовал. Остальные же фрейлины сразу же после завтрака отправились в Катцебург. Неожиданная ссылка в отдаленный замок казалось ни чуть не огорчила легкомысленных фрейлин. Они ушли, как настоящие фрейлины, подобрав юбки и гордо задрав носы.
2.22.2.
Когда Тефлон, начальник Катцебургского гарнизона, увидел, кто пришел им на смену, он ни сказал ни слова, лишь молча сплюнул на землю. Тефлон был старый служака, солдат до мозга костей, и приказы начальства привык исполнять не обсуждая, какими бы дурацкими они не были. Вот и сейчас, они с Кварком, (вторым и последним солдатом катцебурского гарнизона) честно выполнили свой военный долг, – передав управление крепостью в нежные и избалованные руки фрейлин.
При этом они строго настрого запретили фрейлинам, что-либо трогать в крепости до их возвращения. После чего солдаты с глубокой печалью на лице покинули замок.
– Фи, как тут грязно и пушка вся в паутине, только и фыркнули на прощание фрейлины. Но протереть пыль даже и не подумали, они же были фрейлинами, а не какими-нибудь там служанками.
Глава 23. Война – войной, а обед по расписанию.
2.23.1.
И вот, собранное общими усилиями Бугорландское войско выступило, наконец, в поход. Впереди всех, на ярко разукрашенном ради такого случая слоне (старшем, более спокойном) ехал король Виргеум. За его спиной гордо развивалось знамя Бугорландии – шелковое полотнище, на красном фоне которого сияла белая подкова.
Несмотря на всю торжественность обстановки король сильно нервничал, ведь для него это была первая военная компания. До этого дня его роль верховного главнокомандующего состояла в том, чтобы руководить ежегодным военным парадом. На этом параде все было красиво и торжественно, а если и стреляли, то только вверх и только холостыми патронами. Сейчас же могло произойти всякое.
В самый последний момент Виргеум совсем уже было решил ни куда не ходить, и отправить с войском вместо себя Тортенсона, но у королевы на этот счет были другие планы. Ее муж, за все время их супружества ни чем особенным себя, как король, не проявил. И при встрече с другими королевами, когда речь у них заходила о своих мужьях, Кисе де Муре и сказать-то было не чего. Теперь же у нее, точнее у Виргеума появилась хорошая возможность показать себя великим полководцем или гениальным политическим деятелем – освободителем страны от жестоких и коварных захватчиков. Поэтому ни какие доводы короля насчет того, чтобы остаться дома хотя бы до ужина, королева и слушать не желала.
– Съездите в небольшую командировку, проветритесь немного, приказала она Виргеуму. – А там, глядишь, и медальку получите. Все лучше, чем на диване лежать.
Таким образом, Виргеуму ни чего не оставалось, как последовать вместе со всеми на войну. Он уже десять раз пожалел, что поддался сиюминутному импульсу, и затеял все это дело. Но назад пути не было.
Вслед за королевским слоном шли пехотинцы во главе с Тортенсоном. Шли они налегке, без артиллерии, поскольку король строго– настрого запретил Тортенсону брать с собой пушки. Иначе солдаты не оставили бы от его тюрьмы и камня на камне. Бугорландские солдаты любили палить из всех видов оружия почем зря. Особенно за чужой (т.е. королевский) счет. Поэтому даже на войне бугорландским солдатам порох и патроны выдавали только перед самым боем, а если этот бой по каким либо причинам не состоялся, солдаты должны были сдать полученные боеприпасы обратно. Вот и сейчас солдаты шли в строю с незаряженными мушкетами.
Замыкал колонну пехоты Али ибн Лура верхом на младшем слоне. Его, беднягу, (мудреца, конечно же, а не слона) на старости лет, тоже привлекли к этой компании для увеличения общей численности войска. Мудрец хотел было отвертеться от такой принудиловки, на том основании, что воевать он не нанимался, но хитрые бугорландцы показали ему пункт в договоре, в котором говорилось о том, что главный мудрец королевства должен был всегда находиться подле короля. Так, что Али ибн Луре ни чего не оставалось, как покорно следовать за своим королем. При всем при этом он старался без особой надобности не слезать со слона, всячески надеясь на его защиту в трудный момент.
2.23.2.
Спустя какое-то время королевское войско дошло неспешным шагом до тюрьмы, и также не спеша, окружило ее со всех сторон. Таким образом, местные жители и завоеватели поменялись местами, теперь в замке сидели завоеватели, а аборигены собирались их оттуда вытурить.
Впрочем, хоть войско Виргеума и окружило со всех сторон тюрьму, дальше этого дело не пошло. Тюрьма в Бугорландии была построена на совесть, и взять ее штурмом было не так-то просто.
Горох обрадовался поначалу, что наконец-то нашлись официальные власти, которым можно было предъявить свою лицензию на завоевание. Что он и сделал. Предъявив документ Горох попытался объяснить бугорландцам, что он имеет законное право на завоевание любого королевства, какое он только в состоянии завоевать.
На что разозленные бугорландцы посоветовали царю идти с этой бумажкой, а главное со всем своим войском, куда подальше. У бугорландцев тоже было свое право – право на защиту своего королевства. И их право (по мнению бугорландцев) было намного правее.
Все эти тонкости юриспруденции и объяснил Гороху парламентер Тефлон, стоя у ворот с рупором в руке. При чем объяснил он это в самой доступной форме, используя в своей речи весьма двусмысленные фразеологические обороты и специфические местные идиотизмы. Проще говоря – ненормативную лексику. Надобно сказать, что культурные бугорландцы в быту вообще не имеют привычки грубо выражаться, но на войне порой происходят и не такие вещи.
Ошарашенный услышанным, Горох так растерялся, что ни чего не смог на это ответить. Исправить создавшееся неловкое положение и пошатнувшийся престиж завоевателей, взялся безбашенный Мороз. Встав в полный рост в проеме амбразуры, так, чтобы его отовсюду было хорошо видно, он без всякого рупора так отчехвостил Тефлона, и всю его родню до седьмого колена, по отцовской и уж тем более по материнской линии, что тому ни чего не оставалось, как в спешном порядке, позорно, ретироваться. Мороз же еще долго посылал ему вслед самые страшные проклятья, а напоследок даже в клочья разодрал свой новый клоунский сюртук.
Тем временем, все Виргеумское войско, выстроившись в боевой порядок, прямиком отправилось ... на обед.
Согласно бугорландским военным законам, солдатам и офицерам строго настрого запрещалось воевать в выходные и праздничные дни, а также во время обеденного перерыва. Первый пункт военного устава Бугорландии так прямо и гласил – «Война – войной, а обед по расписанию». Второе пункт устава был на эту же тему, и гласил – «Режим питания военнослужащих нарушать нельзя».
В обеденное время в Бугорландии ни кто не работал. В это время дня в стране закрывались абсолютно все предприятия и учреждения, магазины, школы, библиотеки, и все жители дружно шли домой на прием пищи.
Даже Дюбель, и тот закрывал с часу до двух пополудни центральные ворота Трунштейна и шел на кухню обедать. И все, кто опоздал, вынуждены были заходить в Трунштейн с черного хода, даже короли.
Так повелось издавна и ни кто не смел эти правила менять. Когда Вильдебранд Третий хотел было урезать обеденное время на пятнадцать минут, его самого тут же урезали на целую голову. После этого ни кто из королей на обеденное время покушаться не решался. В том числе и Виргеум.
Глава 24. Первые потери.
2.24.1.
После того, как Виргеумское войско отправилось на обед, Горох решил от них не отставать и тоже пойти отобедать. Обедал Горох вместе со своими приближенными за одним общим столом. В тот раз, как пишут историки, на обед у завоевателей был вермишелевый суп с тушенкой, а на второе овсяная каша. Питались завоеватели в основном местной пищей, поскольку тюремного пайка, выдаваемого им Грифуссом, вполне хватало. Только в выходные и праздничные дни Горох разрешал увеличить тюремный рацион продуктами из своих личных запасов. В будние же дни тюремная пища была хоть и калорийной, но недостаточно вкусной, что нравилось далеко не всем завоевателям.
И вот, когда Хомяк принес из кухни огромный котелок с овсяной кашей, Факс поморщился, и спросил у него:
– Это что это еще за баланда такая?
– Овсянка, сэр! – пафосно ответил Хомяк, накладывая молочно – зерновую жижу ему в тарелку.
Этого режиссер уже не выдержал и во всеуслышание заявил, что эту дрянь он есть не будет.
Горох же, будучи не привередливым царем, ел все, что ему положат в тарелку. Того же он требовал и от своих поданных.
– Овсянку будут есть все, заявил царь Факсу.
– А я – ннне буду, заартачился режиссер.
– Будешь, собака! – заорал в гневе царь.
– Нннне бууууду...
– Тогда – вон отсюда! – воскликнул в сердцах царь, ударяя со всей силы кулаком по столу. И тогда Факс молча собрал свои вещички и покинул столовую, а потом и тюрьму. Спрыгнул со стены и даже не расшибся.
Оставшиеся за столом клоуны, в установившейся мертвой тишине, быстро, не поднимая глаз, доели свою кашу.
– Такая прекрасная, понимаешь, пайка, несколько успокаиваясь, заметил Горох, с удовольствием поедая овсянку. – Здоровая и калорийная, чего ему, еще нужно?
Историки до сих пор спорят о том, выгнал ли тогда Горох режиссера только из-за стола или из тюрьмы вообще. Современные ученые все больше и больше склоняются к тому мнению, что Факс и Горох просто не поняли друг друга. И царь вовсе не собирался выгонять строптивого режиссера из своего окружения, а только хотел лишить его сладкого на десерт. Так или иначе, но факт остается фактом – на одного завоевателя в тот злополучный обед в тюрьме стало меньше.
2.24.2.
Злоключения же режиссера на этом не кончились. Не успел он отойти от тюрьмы, как его тут же поймали, арестовали и прямиком доставили в стан к Виргеуму.
– Очень, очень рад Вашему решению добровольно покинуть мою тюрьму, похвалил испуганного Факса король. – Еще мой дедушка, несравненный Фердинанд Пятый, говорил, – что «настоящей интеллигенции не место в тюрьме. Она должна быть здесь, в окопах». Вспоминая этот известный лозунг своего деда, Виргеум тактично заменил слово «гнить» на слово «быть» по простоте своей наивно полагая, что суть высказывания от этого не меняется.
Факс же, в свою очередь, расплакался, и пожаловался королю на то, что в тюрьме его талант совсем не ценили, на волю выпускали редко, и кормили всякой гадостью. И в таких вот невыносимо-тяжелых бытовых условиях он вынужден был снимать свой новый фильм – «Битва титанов». На что Виргеум заметил, что название у фильма хорошее только немного неточное. Ну какой из Гороха титан. Правильнее было бы назвать этот фильм «Священная война». Факс благоразумно спорить с королем не стал, чем сразу же заслужил одобрение бугорландцев.
2.24.3.
После обеда переговоры между сторонами возобновились. Только вместо Тефлона, который так и не смог придти в себя от эмоционального выступления Мороза и остался на кухне мыть посуду, вести переговоры поручили Кварку.
Тот не стал разводить особых церемоний и, подойдя вплотную к стенам тюрьмы, громко закричал:
– Самозванец Горох, извольте немедленно освободить помещение. Вы – обречены.
– И не подумаю, ответил ему с крепостной стены царь, беззаботно ковыряясь в зубах зубочисткой.
– Да тут и думать ни чего не надо, по простоте душевной посоветовал Кварк царю. – Отдайте нам тюрьму и – все. Ну, чего Вам стоит, а? А то вас наказать могут, даже посадить.
– Куда посадить? – не понял Горох
– Как, куда? – в тюрьму.
– Дурень, так мы и так уже здесь.
– Н-да, Кварк в задумчивости почесал затылок, – об этом, я как-то не подумал...
– Ну, так иди, и подумай для начала, посоветовал Горох озадаченному Кварку. И тому ничего не оставалось, как вернуться в лагерь.
– Ваше величество, запугать их не удалось, жизнерадостно отрапортовал он при этом Виргеуму. – Поскольку пугать у нас нечем... Я вот тут подумал – может им денег предложить?
– У меня таких умников и без тебя хватает, недовольно проворчал король. – За деньги каждый из тюрьмы выйдет, а ты попробуй их без денег оттуда вытащить.
– Без денег трудно, согласился с королем горе – парламентер, на этом переговоры и закончились.
Глава 25. Первый бой – он трудный самый, или живи и – помни!
2.25.1.
Время шло, а дело с мертвой точки не двигалось, Горох и не думал сдаваться, и возвращать тюрьму его законному владельцу.
Бугорландцы неудомевали, что Горох нашел в этой тюрьме, что он так за неё держится? Первый раз в своей жизни они столкнулись с тем, что кто-то по собственной воле забрался в тюрьму, и никак не желал оттуда выходить.
Ситуация, при этом, получалась весьма абсурдная. Бугорландцам предстояло изгнать Гороха и его подчиненных из тюрьмы лишь для того только, чтобы потом их туда же (в тюрьму) обратно посадить. Тем не менее, сделать это было необходимо. Ведь сейчас Горох и компания сидели в тюрьме незаконно, т.е. без суда и следствия, а это было явным нарушением всех юридических норм и правил, с чем бугорландцы смириться, конечно же, не могли.
А лето между тем неумолимо подходило к своему закономерному концу. Еще немного и наступит осень, – время сбора урожая.
Но не это смущало сейчас Виргеума, на время сбора урожая осаду тюрьмы можно было бы и приостановить. Смущало короля другое обстоятельство, о котором он ни когда, ни кому не говорил, даже своей жене. Боялся, что его засмеют. Дело в том, что у Виргеума не было специального военного образования. Так уж сложилось издревне, что все короли в его роду были профессиональными военными. Все, кроме него. А все из -за того, что Виргеум в молодости рано лишился родителей, и не кому было наставить его на путь истинный. Поэтому после окончания средней школы он поступил не в военную академию, как все его предки до седьмого колена, а в сугубо гражданский сельскохозяйственный институт. (Виргеум с детства увлекался ботаникой и биологией.) Были бы живы его родители, они, конечно же, никогда бы не допустили бы такого безобразия. И вот теперь король боялся, чтобы кто-нибудь, невзначай, не вспомнил об этом нелицеприятном факте в его биографии. Тогда все военные неудачи (если они, не дай бог, случаться) точно спишут на его непрофессионализм в ратном деле. Поэтому королю как воздух была необходима быстрая и громкая победа.
Между тем реальный выход из создавшегося положения предложил первый мудрец королевства Али ибн Лура. Предложил он это сам, по собственной инициативе, так и не дождавшись, покуда у него об этом спросит король. Уж больно мудрецу хотелось побыстрее закончить с этим делом и вернуться домой.
Мудрец предложил, во избежание большого кровопролития, и для ускорения процесса выявления победителя, выставить от каждого войска по одному представителю, которые в схватке между собой и решили бы исход битвы. Царь Горох по своей неопытности с радостью согласился на это предложение. Ему тоже чертовски надоело сидеть взаперти.
Бугорландцы же, при всей своей кажущейся наивности временами были довольно коварным народом, особенно когда дело касалось денег либо иной материальной выгоды. Вот и сейчас они ловко подловили завоевателей на незнании местных национальных особенностей. Бедные завоеватели даже и предположить не могли, с кем им придется встретиться в этом поединке. Ведь они никогда до этого еще не видели местную знаменитость – Тумбу, двухметрового гиганта, со стальными мышцами и полным отсутствием каких либо мозгов. Поскольку этот самый Тумба, хоть и был уроженцем Бугорландии, в последнее время жил и работал в основном за границей, постоянно с кем-то там дерясь и прославляя тем самым свою малую родину. То одного борца отлупит, то другого, то отлупят его самого, впрочем такое случалось крайне редко. Обычно победа оставалась за Тумбой. И вот сейчас, наконец-то его неуемная (по местным понятиям) сила пригодилась и родной стране. Посему Тумбу срочно вызвали домой, для участия в намечающемся поединке.
Тумба прибыл из-за границы на личном паровозе. Паровоз этот ему подарили благодарные зрители одной из соседних стран, (как говорили злые языки, – только ради того, что бы тот побыстрее от них уехал). Как бы там ни было, завидев своего знаменитого соотечественника, бугорландцы радостно заорали. Многие из них уже забыли, как выглядит их прославленный боец, и сейчас, глядя на него, они искренне радовались тому, что так редко видят его у себя на родине. Тумба был ужасен в своей мощи. Огромный топор для рубки мяса в его могучих руках казался просто-напросто детской игрушкой.
Гороховцы же, увидав, в свою очередь, с кем им придется бороться, сразу же сильно приуныли.
– Первый раз в жизни из тюрьмы выходить не хочется, задумчиво молвил Цап Царапыч. – Кто бы мог подумать...
– А вы еще удивляетесь, чего это я тридцать лет здесь сиднем сижу, грустно заметил Грифусс. – Вот так вот выйдешь однажды... и все – обратно уже и не вернешься.
– Ну, вот и всё, сынок, печально заметил Шампиньон, пристально глядя на Тумбу. – Погуляли мы с тобой, пора и честь знать. Пришло время платить.
– За что платить? – не понял Батон.
– За всё, сынок, и за всех. Ну, я пошел, не поминайте лихом, джентмены.
– А как же я? – не понял Батон.
– А ты? Ты – живи... – Живи и помни...
– Спокойно ребята, тихо сказал Яшка, сплевывая на землю сигарету. – Не надо ни кому, ни куда уходить. У меня тут идейка одна появилась, как этого урода завалить. Только мне нужен будет кое– какой реквизит. Хочу – чтобы все было красиво. Озадаченный Горох повелел выдать писарю все, что тот не запросит. Яшка взял из неприкосновенного запаса две бутылки водки, потом, подумав, добавил еще одну, потом еще одну, так, на всякий случай. Водки, как известно, много не бывает, бывает мало закуски. Из закуски же Яшка взял с собой увесистый шмат сала, с тонкой розовой прослоечкой мяса, пару луковиц, пачку плавленого сырка (в простонародье называемый – «мылом»), и батон свежего белого хлеба. Не забыл он взять с собой и два граненных стаканчика, и газету вместо скатерти. Не прошло и пяти минут, а Яшка уж был готов к поединку, о чем и доложил царю.
– Не стоит тебе туда ходить, задумчиво произнес Горох. – Я..., я все отменю...
– Вот всегда Вы так, Ваше величество, укоризненно заметил Яшка. – Чуть, что – сразу на попятную идете. Таким макаром Вы никогда настоящим правителем не станете. Да и поздно уже, что – либо менять. Люди, вон, ждут, кивнул Яшка в сторону стоявших в ожидании бугорландцев.
– Ты, что, удивился Фиштулла, – смерти не боишься?
– Мне мой врач твердо обещал, что умру я через два месяца, пояснил Яшка. – А прошло только три недели, так, что помирать мне пока рановато... – Мы еще поживем.
Заткнув бутылки с водкой, за пояс, словно гранаты, он вышел из стен тюрьмы на свободу.
– На его месте, задумчиво почесал голову Фиштулла, – я не стал бы так безрассудно доверять врачам.
– Поэтому – то ты и не на его месте, ухмыльнулся Маргадон.
2.25.2.
Завидев худосочного Яшку, в толпе бугорландцев пронесся гул разочарования. Поединок, которого они ждали с таким нетерпением, обещал быть скорым и... неинтересным.
Яшка же, тем временем, недоуменно огляделся по сторонам.
– Вроде бы и выпивка есть, и я на свободе, и погода хорошая, а что-то мне не весело, грустно заметил он при этом сам себе. – Привередливые мы все нынче стали, всё – то нам не угодишь. После чего, разыскав в толпе бугорландцев режиссера – перебежца, Яшка обратился непосредственно к нему:
– А ты, целлулоидная голова, чего уставился? Проверь-ка лучше кассету в аппарате, а то у тебя вечно пленка на самом интересном месте кончается. Я хочу, чтобы хоть память обо мне хорошая осталась. Режиссер ничуть не обиделся на то, что его при всех обозвали целлулоидной башкой, наоборот, он был даже рад, что его выделили в такой момент среди прочих. Значит, он что-то да значит еще в этой жизни, если люди, идущие на смерть, вспоминают о нем. Выполняя пожелания Яшки, он вставил в аппарат новую кассету и, глядя в видоискатель, спросил у него: