Текст книги "Бугорландские хроники...(СИ)"

Автор книги: Дмитрий Рассказов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

   Подоспевшие охотники озадаченно осмотрели плоского медведя, после чего поздравили Гран-Градуса с великолепным трофеем, и вручили ему этого самого плоского медведя на память. Все равно для дальнейшей охоты он больше не годился.

   – Хоть у нас и не так уж много медведей, чтобы их пришмекивать черепахами, проворчал себе под нос Виргеум, – ну да ладно уж, дело сделано. Забирайте его себе на память, не пропадать же добру. (В душе он был даже рад, что все так закончилось, и ему уже больше не нужно будет ходить каждый год на эту чертову охоту).

   Только Гран-Градусу такой медведь и даром был не нужен. Скептически оглядев плоский трофей со всех сторон, первый советник хотел было закинуть его куда подальше в кусты, но тут случилось неожиданное.

   Ни когда не дававший бесплатных советов Али ибн Лура вдруг встрепенулся, и буркнул себе под нос:

   – Не стоит!

   Охотники дружно зааплодировали Али ибн Луре, впервые в жизни совершившему альтруистский поступок.

   Таким образом, охота неожиданно для всех закончилась на удивление удачно. Недовольным остался один лишь Виргеум, который столько раз задавал своему придворному мудрецу всевозможные вопросы но ни разу не получил на них хоть какого-нибудь мало-мальски вразумительного ответа. А тут этому выскочки и медведь достался и бесплатный совет, – все сразу. Но, не смотря на все свое недовольство, король вынужден был аплодировать и улыбаться вместе со всеми. Ведь рядом с ним стояла его жена – Киса де Мура, которая не любила, чтобы кто-либо еще, помимо нее самой, капризничал и дурил.

   – Друзья, прошу всех в тюрьму, предложил тут Горох. – Это дело надобно обмыть. И охотники всей гурьбой направились в тюрьму.

3.15.5.

   Заметив приближающуюся к ним толпу охотников, Грифусс с присущей ему прямотой принялся орать в рупор, прямо с крепостной стены, о том, что «свободных мест в тюрьме нет, и в ближайшем будущем не предвидится».

   – Да не ори ты так, осадил палача Шампиньон, – это же свои.

   – Свои в такую погоду дома сидят, у камина греются, недовольно пробурчал Грифусс, все же открывая перед охотниками тюремные ворота. Заметив среди них короля с королевой, он уже ни чему не удивился, только печально заметил:

   – И вы туда же, Ваши Величества...

   Потом опомнившись, он тут же «настучал» Гороху на баронов, что те, дескать, ловят и незаконно удерживают в тюрьме посторонних лиц.

   – То есть как это посторонних лиц, изумился Горох, – их, что много что – ли?

   – Пока их может быть и не очень много, смутился Грифусс, – но ведь со временем, когда они начнут размножаться...

   – Епископам размножаться не положено, грубо перебил начальника тюрьмы Шампиньон. – Да и не с кем ему там размножаться.

   – Сейчас может и не с кем, а...

   – Тихо, тихо, закричал тут царь Горох, – не ссорьтесь друзья мои. И выпустите же, наконец, его преосвященство. Вам, что ловить больше не кого?

   – Вот так всегда, взмахнул руками, до этого не вступавший в разговор, Батон. – Воюешь, воюешь себе, из кожи вон лезешь, а потом – бац, и... – И, всё. И всё это оказывается абсолютно напрасно! Пап, я правильно возмущаюсь? Как настоящий барон?

   – Не совсем так, сынок. Настоящий барон вообще не возмущается. Ведь настоящий барон живет так, как ему нравится, и у него просто не бывает поводов для возмущения. Что же касается попа, то ему и впрямь тут делать нечего, пусть лучше работать идет.

   К чести Епископа нужно отметить, что он вполне достойно перенес свое пленение. Когда его, наконец, развязали, и выпустили из камеры, он не стал жаловаться, кричать, или топать ногами. Нет, он лишь посмотрел на всех с немой укоризной, и принялся, как ни в чем не бывало, отряхивать сутану от тюремной пыли. Внешний вид Епископа оставлял желать лучшего, – некогда парадная ряса была разорвана в нескольких местах, волосы всклочены и под правым глазом виднелся огромный иссини – фиолетовый синяк.

   – Ну, всё, – не видать нам теперь тюрьмы как своих ушей, огорчился Гран-Градус.

   – Ну, это как сказать, пробурчал Епископ. – Тьфу ты, я тут совсем с вами запутался.

   – Ваше высокопреосвященство, не судите их строго, вступился за баронов Гран-Градус. – Они это не со зла.

   – Конечно, не со зла, пробурчал себе под нос Батон. – Было бы со зла, – он бы так легко не отделался.

   – «На войне – как на войне», добавил со своей стороны Шампиньон.

   Епископ искоса посмотрел на баронов, и вновь ни чего на это не ответил. Такое необычно тихое поведение Епископа объяснялось тем, что тот, сидя в камере, трезво рассудил, что уж лучше ему здесь немного посидеть, чем встречаться один на один с диким зверем в лесу.

   Тут, вспомнив про свои прямые обязанности по сбору информации, (а ведь именно для этого он якобы и сиганул в тюрьму), Епископ обратился ко всем присутствующим со своим традиционным теперь уже вопросом:

   – Есть у кого-нибудь, какие ни будь жалобы, просьбы, предложения?

   – У меня есть, встрепенулся Грифусс, – у меня есть жалоба, Ваше Высокопреосвященство. Это что же получается, раньше все было нормально, все тюрьму за версту стороной обходили. А сейчас все словно сбесились, затараторил палач, высказывая все, что накопилось у него на душе. – Толпами валят, словно здесь медом намазано.

   – Много текста, перебил палача Епископ, – говори короче.

   – Это не тюрьма, это проходной двор какой-то, не унимался Грифусс, – все лезут сюда, кто не попадя. Вы вот и сами.... того ... тоже... Палач испуганно замолк, поняв, что затронул больную для Епископа тему, но было уже поздно.

   – Проходной двор говоришь, не на шутку разозлился Епископ. – Все лезут, говоришь, а кто в камеру всех подряд без разбору запирает, уж не ты ли?

   – Да у меня должность такая...

   – Цыц, вертихвостка тюремная. На-ка вот – выпей, и дело с концом, протянул Епископ тюремщику небольшую фляжку со своим чудодейственным бальзамом.

   – Ваше высокопросвященство, пощадите, я больше так не буду, взмолился Грифусс, падая перед монахом на колени.

   – Пей, давай, нечего здесь нюни распускать, приказал Виргеум. – Хоть ты этого и не заслужил, конечно же, но все равно – пей.

   – Пей, пей, заорали остальные охотники.

   – Вот вы как, все на одного... Я сразу вас всех раскусил... болтали тут о возвышенном... – А у самих одно на уме – конкурентов устраняете...

   – Ну, ладно, решился Грифусс, – если вы все этого хотите – я выпью. Только своего... – Не привык, знаете ли, чужим инструментом пользоваться.... И начальник тюрьмы, с трудом поднявшись с колен, достал из кармана своего сюртука маленький хрустальный флакончик, на котором крупными красными буквами было написано – «ОСТОРОЖНО! ЯД».

   – Ну, ну, не балуй, прикрикнул тут на палача Епископ, одновременно с этим отбирая у того флакончик с ядом. Он давно уже подумывал о том, что неплохо было бы иметь у себя под рукой такой вот флакончик с ядом. Так, на всякий случай, в жизни ведь всякое может случиться. Бывает, что против иных врагов и ракетная установка не всегда помогает, а вот яд действует быстро и безотказно. Спрятав яд в карман (от греха подальше), Епископ вновь протянул Грифуссу фляжку со своим бальзамом.

   – Испей сего напитка, неразумный брат наш, и – пусть разум твой освободится.

   Грифусс на этот раз спорить с ним не стал, и, зажмурившись, сделал несколько крупных глотков из монашеской бутыли. После чего, отойдя в сторонку, он лег под ближайший к нему куст ракиты, закрыл глаза, и приготовился к смерти.

   – Ничего, ничего, успокоил всех присутствующих священник, – палачу полезно иногда подумать о смерти. Ну, а мне, господа, с вашего соизволения, разрешите откланяться. Работа, как говориться, не ждет. Материал нашей комиссией собран большой... не побоюсь этого слова – всеобъемлющий материал... Епископ с нежностью оглядел свою черепаху, доверху забитую всевозможными съестными припасами, оружием, хозяйственным инвентарем и другими не менее замечательными вещами, прикарманенными им во время этой экспедиции. Даже те мушкеты, что охотники получили на время охоты Епископ возвращать ни кому не собирался. В крайнем случае, он всегда мог сослаться на то, что мушкеты эти временно конфискованы в качестве вещественных доказательств. Так, что, от всей этой инспекции Епископ в накладе не остался, по крайне мере с материальной стороны.

   – Осталось дело за малым – все это переработать. Но это дело я не доверю ни кому. Лично сам все изучу, переработаю, в смысле – обработаю, и...

   И тут на глаза Епископу попался большой зазубренный топор, воткнутый в старую дубовую колоду. Плаха эта, с воткнутым в нее топором издавна была неким своеобразным символом бугорландской тюрьмы. Символом и только. Голов на ней не рубили уже лет двести. Епископ всего этого не знал, а впрочем, если бы и знал, это вряд ли бы его остановило. Уж больно приглянулся епископу этот топор. Тем более что ему нужно было как-то материально компенсировать свое сидение в тюрьме. С большим трудом, отодрав топор от плахи, монах сильно размахнулся, и с первой же попытки закинул его на борт черепахи, в то время как владелец этого самого топора – Грифусс лежал себе под ракитой, не живой ни мертвый.

   – Ну, вот и все, господа, заметил тем временем Епископ, удовлетворенно потирая руки. – С таким собранным материалом можно и... – Прощайте, господа, не поминайте лихом. Мы с вами неплохо повеселились, а это в наше время, не так уж и мало. После чего с трудом вскарабкавшись на черепаху, Епископ направил свое единственное в мире передвижное епископство в дальние районы Бугорландии, подальше от людских глаз.

   Остальные же охотники тоже поспешили разъехаться по своим квартирам, пока деятельная Киса де Мура еще чего-нибудь не придумала для всеобщего веселья.

Книга четвертая

 

 

 

 

 

 

 

 

Виноваты все!

Глава 1. Неспокойное спокойствие.

4.1.1.

   С тех памятных событий, что описываются в предыдущей главе нашего повествования, прошло довольно много времени, а от Епископа, между тем, не было ни слуху – ни духу. Он словно бы в воду канул вместе со своей черепахой. Остальные же участники этой истории места себе не находили в ожидании окончательного решения их вопроса.

   Бугорландцы хоть теперь и не воевали с завоевателями, (из-за объявленного перемирия), но и признавать их тоже не спешили. Они их терпели, до поры до времени. Такое положение вещей крайне не нравилось царю Гороху, но ничего поделать с этим глава завоевателей не мог. У него попросту не хватало людей, для того, чтобы что-нибудь с этим поделать.

   Виргеум переживал не в меньшей степени, чем Горох. Одно дело быть полновластным правителем в своем государстве, и совсем другое дело, когда в твоем государстве появляется какой-то выскочка и прохвост.

   Начали понемногу тревожиться за дальнейший ход военных действий и бугорландские солдаты. Лето подходило к концу, и зимовать в палатках им явно не хотелось. Одно дело жить в палатке летом, когда солнце ярко светит над головой, и в листве деревьев весело щебечут птички. И совсем другое дело жить в палатке осенью или не дай бог зимой, когда и птичек-то ни каких нет и в помине, и только промозглый ветер сотрясает тонкие брезентовые стенки палатки. И хотя теоретически перемирие могло продлиться и до следующего лета, но бугорландские солдаты в это мало верили. Они хорошо знали своего короля и особенно королеву. Зимой в Бугорландии особо делать было нечего, и королевская чета запросто могла разорвать мирные отношения с Горохом чтобы решить все свои вопросы именно в зимний период. Солдатского мнения в таких случаях ни кто, конечно же, не спрашивал.

   Епископ же, первой мыслью которого было как можно быстрее убраться из этого неспокойного королевства, тем временем передумал, и решил остаться в Бугорландии еще на какое-то время. С тем расчетом, чтобы урвать себе в этой неразберихе, еще чего– нибудь. Он старался лишь без особой надобности не попадаться на глаза царственным особам, которые запросто могли спросить с него результат порученной ему работы. Монах всё ни как ни мог принять чью либо сторону в этом вопросе, и, поэтому вынужден был скрываться ото всех в не очень густых бугорландских лесах. Выезжали они из лесу только для того, чтобы пополнить запасы еды, соли и спичек.

4.1.2.

   Факс поначалу долго следил за священнослужителем, надеясь заснять на пленку момент принятия эпохального для всей страны решения. Бедняжка, сколько же ему пришлось вынести бед и невзгод ради этого. Черепаха ведь дорог не выбирала, и ломилась как слон сквозь колючие кусты и непролазные дебри. Да и питаться режиссеру приходилось лишь тем, что приносила ему в клюве его верная крылатая помощница. Несколько раз Факс, забываясь во сне, соскальзывал с хвоста черепахи, и падал в колючие заросли терновника. Трижды Вова стрелял в него, принимая за медведя, и один раз даже попал. Но все эти режиссерские мучения оказались напрасными, Епископ принимать свое эпохальное решение явно не торопился.

   И тогда Факсу, как натуре яркой и творческой, вскоре надоело однообразие монашеской жизни, и он без всякого сожаления покинул скользкий черепаший хвост. Вместо себя вести наблюдение за Епископом режиссер оставил свою помощницу – ворону, строго – настрого наказав ей при этом не спускать с монаха глаз.

   – Я тут ненадолго отлучусь, сказал он ей на прощанье. – А ты смотри – глаз не спускай с толстопуза (так режиссер за глаза называл Епископа). – И как только тот решиться, наконец, все решить – сразу же, со всех ног, лети ко мне. Все поняла? В ответ на это ворона громко каркнула во все свое воронье горло.

   – Чего, чего? – не понял режиссер. – Ты, что, чудо в перьях, говорить разучилась? – Ну-ка отвечай, как положено...

   – Бывает и хуже..., нехотя фыркнула ворона.

   – Вот то-то же, успокоено заметил режиссер. – А то раскаркалась, здесь, понимаешь, как ...ни знаю кто.

Глава 2. Бильбо Бе.

4.2.1.

   Больше ни чего интересного в эти дни в Бугорландии не происходило. Только вот у Бильбо, простого бугорландского солдата, внезапно умерла тетка – миллионерша, жившая где – то далеко заграницей. А так как при жизни эта тетка ни разу с Бильбо не встречалась, то относилась она к своему племяннику довольно– таки неплохо. И умирая, она оставила все свои деньги именно ему, а не многочисленной родне, столпившейся у ее предсмертного ложа.

   Узнав про доставшееся ему наследство, Бильбо поначалу сильно расстроился. Уж больно он не хотел, чтобы в Бугорландии узнали его настоящую фамилию. По документам ведь Бильбо был и не Бильбо вовсе, настоящая его фамилия была – Бельмо. Этой своей фамилии он очень стеснялся, и всем представлялся именно как Бильбо. Ну или в крайнем случае – Бильбо Бе.

   Да и встречаться со своими пусть и дальними родственниками у него не было ни какого особого желания. Но, внимательно ознакомившись с телеграммой, в которой указывалась сумма причитающегося ему наследства, Бильбо резко изменил свое мнение по этому поводу. Увидав такое множество нулей, он поначалу решил было, что это заел телеграфный аппарат, а когда сумма подтвердилась, его фамилия стала казаться ему и не такой уж и плохой. Посмотрев еще раз на эти нули Бильбо, точнее теперь уже Бильбо-Бельмо окончательно уверился в том, что фамилия у него очень даже ничего, весьма достойная фамилия. Фамилия – весьма достойная наследства. И успокоенный такими выводами он с легким сердцем тут же написал заявление на отпуск за свой счет (теперь он мог себе это позволить.)

4.2.2.

   Узнав об неожиданно открывшемся наследстве своего подчиненного, Киса де Мура и король Виргеум, тут же пригласили счастливца к себе во дворец. При встрече король дружески пожал ему руку, а королева, ласково улыбнувшись, сказала, что она очень рада за своих верноподданных, у которых есть такие заботливые и самое главное – богатые родственники.

   – Были, поправил королеву Бильбо-Бельмо, чего, конечно же, ни когда бы себе до этого не позволил бы, будучи простым солдатом.

   – Что – были? – не поняла королева.

   – Были у меня богатые родственники, хмуро уточнил Бильбо-Бельмо. – А теперь их уже нет.

   – Как бы там ни было, строго заметила Киса де Мура, которую не так– то просто было сбить с мысли. – Мы искренне надеемся на то, что эти самые верные подданные сделают все возможное для спасения своей бедной и несчастной корол... родины, которая сейчас очень нуждается в их поддержке. И не только словом – но и делом, лучше всего деньгами. Таким вот образом королева недвусмысленно дала понять Бильбо-Бельмо, что ожидает от него некоторой суммы денег, которую тот должен был внести в королевскую казну в виде благотворительного вклада или пожертвования. Тайну этого вклада, королева, как представительница власти, обещала строго сохранить.

   Бильбо-Бельмо, как истинный бугорландец, сделал вид, что ни чего не понял из сказанного королевой. Бугорландцы в таких случаях становились крайне не понятливым народом.

   Тогда Виргеум прямым текстом заявил, что с него (с Бильбо) причитается, и если он (Бильбо) в дальнейшем надумает открыть банк или биржу на территории Бугорландии, то он, (король Виргеум) окажет ему, (Бильбо) всяческое в этом содействие. Более того, он (король) будет первым и основным заемщиком в его банке, так, что пусть Бильбо на этот счет не беспокоится. Произнося эту речь, Виргеум весь вспотел от непривычки. Богатые наследства встречались в Бугорландии крайне редко, и Бугорландские короли давно уже отвыкли просить денег у своих подчиненных.

   Раньше такие дела в королевстве решались очень просто. Согласно указу, изданному еще Генрихом III Косым, если сумма наследства превышало десять годовых прожиточных минимумов, новоиспеченного наследника большого состояния сразу же казнили как врага народа. И все его деньги поступали в королевскую казну. Через много столетий, уже почти в наше время, Винилом Четвертым была принята поправка к этому суровому указу. Согласно этой поправки часть денег из наследства (примерно 1% от всей суммы, не считая налогов) все же отходила семье покойного на возмещение затратов по погребению. Но папа Виргеума – Леопольд Простодушный, отменил и сам указ, и поправку к нему, наивно полагая, что больших наследств в королевстве больше не осталось. За это и еще за многое другое его и прозвали в народе Леопольдом – Простодушным.

   Вот почему Бильбо, получив такое огромное наследство, до сих пор был еще жив, и богат.

   Напоследок королевская чета, пригласила Бильбо к себе на обед, правда не сейчас, а сразу же после того, как тот получит деньги. И пожелав вновь испеченному наследнику счастливого пути, король с королевой оказали ему великую честь, которой удостаивались даже не все царственные особы, а именно – проводили его до самого порога своего замка.

4.2.3.

   Царь Горох в это время тоже зря время не терял. Перехватив Бильбо у ворот Трунштейна, он без лишней волокиты пригласил его в свое подданство, и даже обещал выделить ему участок земли под виллу.

   – К тому времени как ты вернешься, сказал Горох, – мы как раз оттяпаем у Виргеума еще какой-нибудь кусок земли. Можешь даже заказать для себя любой участок, какой тебе больше нравиться. При этом Горох клятвенно пообещал Бильбо, что это обойдется ему совсем недорого, почти задаром.

   – Планов у меня громадьё, честно признался царь, – и на твои деньги, и на Виргеумские земли. Так, что побыстрей возвращайся, мы будем ждать тебя! – толи пообещал, толи пригрозил он напоследок. Бильбо-Бельмо, ничего на это царю не ответил, только ускорил шаг.

   Впрочем, далеко уйти он не успел.

4.2.4.

   Его тут же перехватил Епископ, специально по такому случаю выбравшийся из лесу. Он, особо не церемонясь, напомнил наследнику, что иметь много денег вредно для здоровья, и к тому же это очень сильно отвлекает от главного, – от веры.

   – В виде исключения, добавил, немного подумав, Епископ, – много денег могут иметь только царственные особы, да и то не для себя лично, а для поддержания жизнедеятельности своего государства, ну и некоторых своих особо приближенных придворных.

   – Но, слава богу, радостно заметил при этом Епископ, – ты у нас не король. Так, что хочешь, не хочешь, а придется тебе раскошелиться.

   Видя, что Бильбо-Бельмо ни как не реагирует на его слова, Епископ стал разъясняться проще, и предложил спустить все его деньги на богоугодное дело. А за это он пообещал ему царство, правда, только небесное. Из земных же благ Епископ пообещал присвоить ему любой церковный сан вплоть до кардинала.

   На что Бильбо-Бельмо только хмыкнул, смысл этого хмыканья не понял ни Епископ, ни сам Бильбо. И не известно чем бы закончилась вся их беседа, но тут Епископу показалось, что где-то впереди в кустах мелькнул черный френч царя Гороха. Вследствие чего монаха сразу же, как ветром сдуло.

4.2.5.

   Однако злоключения Бильбо-Бельмо на этом еще не закончились. Не успел он перевести дух и отдышаться, как следует, словно бы из-под земли перед ним возник Факс, который, не долго думая, предложил ему совместно основать первую в стране кинокомпанию.

   – Мы им всем еще покажем, гордо заявил при этом режиссер. – В смысле показывать буду я, а ты все это будешь оплачивать.

   Оплачивать все Бильбо-Бельмо почему-то не захотел, и особо не церемонясь послал Факса и его кинокомпанию куда по дальше.

4.2.6.

   Однако и это было еще не все. Уже у самой границы отставного солдата настигли бароны, которые, сидя в тюрьме узнавали все последние новости в самую последнюю очередь. Поэтому, чтобы догнать Бильбо-Бельмо им пришлось задействовать все свои скрытые резервы. А именно – свою верную свинью, которая в крайних случаях могла вынести и двоих всадников. Только все их усилия оказались совершенно напрасными, денег у Бильбо-Бельмо бароны так и не нашли, сколько бы его не обыскивали. На все дурацкие баронские вопросы по поводу денег у Бильбо-Бельмо был один, не менее дурацкий ответ, – что «сегодня денег у него нет, и не будет. Зайдите завтра». Пустые обещания гордых баронов не интересовали, им нужны были деньги сейчас, и все сразу. Делать было нечего, – пришлось баронам Бильбо отпустить, а самим вернуться обратно в тюрьму, не солоно хлебавши.

 

4.2.7.

   Таким вот образом скука в королевстве на какое-то время была забыта. И теперь все бугорландцы, от мала до велика, с нетерпением ожидали окончания этой истории. Всех их интересовал один только вопрос – кому именно достанутся Бильбовские деньги. Однако история эта закончилась также необычно, как и началась. Не прошло и месяца с того дня, как Бильбо покинул пределы Бугорландии, глядь, а он уже вернулся обратно. Как ушел он в своем стареньком потрепанном кителе, так в нем и вернулся. Как будто ни чего и не случилось.

   Ранним утром, постучавшись в палатку к Тортенсону Бильбо (теперь снова просто – Бильбо, без всяких там дурацких приставок) как ни в чем не бывало, доложил своему военноначальнику о своем прибытии.

   – А где есть твой, как это? – Мани, мани? – первым делом поинтересовался Тортенсон у горе-вояки. В свое время, когда Бильбо уходил, он был в отпуске, вследствие чего не успел занять у него денег, и теперь сильно злился по этому поводу.

   – Я их все потратил, вашбродь, радостно доложил Бильбо. – Казина там всякие, рулетки, бега, и прочие излишества. Опять же, – женщины! В общем, хорошо погулял – вдрызг.

   – Что есть – дрызг? – не понял Тортенсон.

   – Это значит, что всё! – денег больше нет. Готов хоть сейчас приступить к несению службы, заорал Бильбо во все горло, одновременно с этим вытягиваясь по струнке «смирно» и отдавая честь своему начальнику.

   – Ну, и правильн. Это все – есть карашо, отшень карашо, одобрил его поведение Тортенсон. – Настоящий зольдат должен бить бедный зольдат или мертвый. Богатый зольдат ест плёхой зольдат. Так, что тафай – бистро – бистро заступай караул. И потерявший всякий интерес к Бильбо Тортенсон побыстрее выпроводил солдата из своей палатки.

   Из всей этой истории простым бугорландцам больше всего понравилось то, что Бильбовских денег ни кто так и не получил. Поэтому авторитет Бильбо среди простого населения страны заметно возрос. И проходи в то время выборы, в какой-нибудь местный муниципалитет, Бильбо наверняка избрали бы мэром. Но до выборов в Бугорландии было еще далеко.

   Что же касается остальных участников этой истории, то все сделали вид, что будто бы ничего и не произошло.

   Только Виргеум, заметив как-то раз марширующего в строю Бильбо, напомнил ему по простоте душевной:

   – Не забудьте, мы ждем Вас к нам на обед. Как только получите очередное наследство, так сразу же и заходите. Без всяких там церемоний. После чего сладко зевнув, король отправился отдыхать к себе в кабинет. Бильбо кивнул в ответ, и продолжил, как ни в чем не бывало, маршировать в строю.

Глава 3. Хомяк и его харчевня.

4.3.1.

   Но на этом история с наследством не закончилась. Оказалось, что наибольшую выгоду от Бильбовского наследства получил, как это ни странно Хомяк, который с момента своего прибытия в Бугорландию ни чем примечательным среди завоевателей особо не выделялся. Работал он себе тихо – мирно на кухне, подальше от караулов и поближе к теплу и еде. В самое пекло не лез, а если и лез, то это было не пекло военных действий, а пекло очага, что согласитесь намного приятнее.

   Так было до тех пор, покуда не настали относительно мирные времена. И тогда Хомяк загрустил. Если остальные солдаты, отстояв положенное им время на посту или в карауле, имели теперь массу свободного времени, то он вынужден был все также постоянно и неотлучно находиться на кухне, и кормить всех также как и прежде – три раза в день. И что самое обидное – делал он это совершенно бесплатно. Вот этого Хомяк перенести уже ни как не мог. Он давно уже подумывал о том, чтобы уйти в отставку и открыть собственное дело. Единственное, что его удерживало от такого безрассудного поступка, было полное отсутствие денег. И стоять бы вечно Хомяку у солдатской плиты, если бы не Бильбо.

   После объявления перемирия Хомяк и Бильбо как-то незаметно для себя сильно подружились, на почве общих интересов ко вкусной и обильной пищи. И теперь все свободное от несения службы время Бильбо околачивался на Гороховской кухни, помогая Хомяку по хозяйству. За что тот подкармливал бугорландца остатками с царского стола.

   Как – то раз, размечтавшись сильнее обычного, Хомяк пообещал Бильбо, что если у него, когда-нибудь будет своя собственная харчевня, то он будет всегда кормить в ней Бильбо до отвала и совершенно бесплатно.

   И это наивное пустое обещание так глубоко запало в душу простодушного Бильбо, что, разбогатев, он не забыл старого друга. По пути из банка, (где он получил наследственные деньги) в казино, (где он эти самые деньги благополучно просадил), Бильбо зашел на почту и отправил Хомяку денежный перевод, которого должно было как раз хватить на постройку небольшой харчевни. Настоящий бугорландец ни когда бы так конечно же не поступил, но у Бильбо, как мы уже знаем, было немножко и чужеземной крови. Совсем немножко, но этого хватило на маленькое безрассудство.

4.3.2.

   Получив деньги, Хомяк тут же побежал к Гороху за отставкой. Только оказалось, что записаться в ряды завоевателей было легко, а вот выйти из этих самых рядов – совсем не просто. Царь об этом ни чего и слушать не хотел, у него людей и так было в обрез. После долгих споров и уговоров стороны пришли, наконец, к соглашению, согласно которому Хомяк полностью освобождался от военной (завоевательской) службы, но за это он должен был три раза в день бесплатно кормить всех завоевателей. При чем исключительно горячей пищей, ни какие сух.пайки или консервы не допускались.

   Таким образом, Горох, потеряв еще одного бойца, сумел, тем не менее, сохранить обеспечение питанием своей армии. А Хомяк получил долгожданную свободу, правда, весьма дорогой ценой.

   Уйдя так опрометчиво с военной службы, Хомяк взвалил себе на плечи неподъемный груз забот. Если раньше он работал на всем готовом, и ни о чем не думал, за него думали другие, то сейчас все приходилось решать самому.

   Так, в первую очередь, нужно было решить вопрос со строительством харчевни, – а именно, где ее строить – на чьей территории, на Бугорландской или Гороховской. Учитывая сложное международное положение и неопределенность границ, после долгих раздумий, харчевню решено было построить на нейтральной территории – на мосту через речку Клячу. Таким образом, харчевня стояла бы только на мосту, и ни чью землю не затрагивала бы. Сам мост был деревянным и довольно старым, и не представлял из себя ни культурной, ни исторической, ни финансовой ценности, поэтому воюющими сторонами и не оспаривался.

   Построить харчевню на ничейном мосту посоветовал Хомяку ни кто иной, как Али ибн Лура, подтвердив тем самым свое звание самого умного человека в стране. Причем сделал он это за весьма умеренную плату, удовольствовавшись пирогом со свежей капустой и куском жаренного гуся.

   Напарник Хомяка по ресторанному бизнесу Бильбо (как законопослушный бугорландец) решил все же подстраховаться от всяких неожиданностей и попросил у Виргеума разрешение для размещения на мосту харчевни. Виргеум великодушно разрешил, правда, не бесплатно. За это Хомяк должен был кормить еще и Бугорландскую армию. Покричав немного для приличия о произволе местных властей, Хомяк вынужден был согласиться и на эти условия. Другого выхода у него все равно не было.

   Со строительством самой харчевни проблем ни каких не возникло. Харчевню в разобранном виде выписали из-за границы. После чего представители фирмы «Три в одном» возвели на мосту сборно-щитовую харчевню за одну ночь.

   А уже на следующее утро Тортенсон и Гран-Градус привели своих солдат на завтрак. Пересчитав сначала Виргеумских, а потом и Гороховских солдат по головам, Хомяк решил, что в этом мире развелось слишком много военных. И с этого момента он раз и навсегда заделался ярым пацифистом – противником всяческих войн. Впрочем, каким бы ни был он ярым пацифистом, обязанности по кормежке военных ни кто с него не снимал.

4.3.3.

   А тут еще Епископ нагрянул во вновь открытую харчевню со своей ревизией. Ему давно уже надоело питаться всухомятку, поскольку разводить огонь в лесу он не решался, боясь быть замеченным и пойманным.

   И вот теперь, используя все имеющиеся в его арсенале доводы и убеждения (в том числе и известную всем ракетную установку) священнослужитель добился себе права на ежедневное трехразовое питание (полторы порции себе, и половинка порции для Вовы). Не бесплатно, конечно, а за религиозное просвещение, и отпущение грехов.