Текст книги "Другой путь"
Автор книги: Дмитрий Бондарь
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 18 страниц)
– Перестройки, – подсказал я.
– Ну да, после нее. Глядишь, и что-то изменится к лучшему.
– Я же вам рассказал – к чему все изменится.
– Молодо-зелено, – улыбнулся старик. – После революции стране понадобилось пятнадцать лет, чтобы прийти в себя. И было все – и банды басмачей, и голод, и трудовые подвиги Пашек Корчагиных, и НЭП и партийный раскол… Конечно, сильно помогли господа капиталисты, построили нам и заводы и электростанции, но эти господа кому хочешь помогут, если почуют для себя хорошую прибыль – хоть людоеду Бокассе корону изготовят, хоть Пиночету законную власть свергнуть. А Иосиф-то Виссарионыч тоже не дурак был – пока нужны были – с удовольствием использовал, стали мешаться и просить слишком много – послал подальше. Нужно было выйти на внешний рынок – привязывал рубль к доллару, когда появилась сила самому устанавливать правила на своем собственном рынке – привязал его к золоту. Специалисты какие были! Старая школа, которая одинаково хорошо владела и рыночной экономикой и плановой и использовала плюсы обеих. Да разве все расскажешь? Вон какую страну отстроили! А нынешние? Рабы программы. Ничего, кроме решений съездов, не видят. Наковыряют в носу на основе липовых рапортов свои решения, потом вроде как выполняют – выпускают мильоны горшков и танков. Ни то, ни другое стране не нужно. Вот я и думаю, что после этой вашей перестройки стране тоже какое-то время понадобится. Свыкнуться с новыми временами. С новыми правилами. А лес рубят – щепки летят.
– Значит, не поможете, – сник Захар.
– Кажется, мы друг друга не поняли, – вдруг сообразил я. – Валентин Аркадьевич, мы вовсе не хотим продолжения этой агонии. Мы и сами уже сообразили, что сохранить Союз в его нынешнем состоянии не сможет ничто! Наша цель в другом!
– Интересно-интересно. – Дед забросил в рот пару «ирисок». – И в чем же она?
– Когда наша страна будет бесконечно слабой, ей нужна будет какая-то поддержка, какой-то вектор. – Я покрутил пальцем в воздухе. – Как говорит Захаркин отец – нужно будет выходить больного!
– Он врач?
– Да, психиатр.
– Верно сказал. Хороший у тебя отец, мальчик. – Это Захару.
Минуты три он просто молчал, хлюпая горячим чаем. Потом отставил в сторону свой стакан в мельхиоровом подстаканнике – как в поездах – и сказал:
– Хорошо, давайте говорить серьезно. Вы желаете знать, как обновившейся России не стать таким же дерьмом, каким стал Советский Союз? Вам хочется рецептов? Что ж, как говорили на Привозе – их есть у меня.
Мы тоже отодвинули свои стаканы. Я – потому что уже обпился и хлебал только из уважения к хозяину, а Захарка – с видимым сожалением.
– Итак, в чем же главная проблема России? Почему нужны все эти революции, индустриализации и коллективизации? Ответ прост – там, где живут русские, нормальным людям делать нечего. И не нужно агитировать меня за коммунизм, – сказал он открывшему было рот Захару. – Я сам кого хочешь сагитирую.
Мы не нашлись, что возразить – но только потому, что такая точка зрения была неожиданной для нас.
– Что такое завод в России? – продолжал лекцию Изотов. – Это глубокий фундамент, упрятанные глубоко под землю коммуникации, это толстые стены, это огромные потери энергии каждую зиму, это круглосуточное освещение, потому что фонари над цехами большими не сделаешь – вымерзнут, а малые не дают столько света, сколько нужно, да и будь они большими – солнца в наших широтах не так много, как в том же Чикаго. Наш завод – это огромные расстояния для подъездных путей, это недостаточные людские ресурсы в нужных местах. Это неэффективное управление, более радеющее о соблюдении придуманных нормативов и объемов, чем в улучшении своей продукции. Мало того, мы планируем каждый свой завод так, чтобы он непременно обладал бомбоубежищем, а то и не одним, которое тоже стоит денег, которое нужно поддерживать всегда в рабочем состоянии. Простой вопрос – зачем? Ведь после применения современных боеприпасов по этому заводу, толку оттого, что сохранились его работники, разом перешедшие в разряд нахлебников, не будет никакого. Всего этого у такого же завода в США, Англии, Италии, Германии или Испании нет. Там от любого завода до моря, а дешевизну морских перевозок еще никто не отменял – рукой подать, солнце светит чуть не триста дней в году, земля не замерзает зимой. И тэдэ и тэпэ, вы ребята грамотные и должны это понимать. Любое производство у нас требует существенно больших капитальных и текущих затрат, чем такое же производство, размещенное в другой стране. Кроме, пожалуй, Монголии и Центральной Канады. Но кто-нибудь слышал о производстве в Монголии?
Мы разевали рты, пытаясь влезть в его монолог, но, прежде чем с языка срывалось какое-нибудь возражение, мы понимали, что старик кругом прав.
– Подождите-ка! – Захар не желал ничего принимать на веру. – Полно же в этом мире северных стран! Или стран, у которых тоже нет портов. И все себе живут припеваючи! Норвегия, Канада! У Японии вон вообще никаких ресурсов нет. И ничего, живут и радуются!
Валентин Аркадьевич изобразил на лице зубовную боль:
– Как же вы мне надоели, скороспелые умники! Есть северные страны, но ни одной из них не нужно кормить двести пятьдесят миллионов населения. Ни одной из них не нужно быть супердержавой, содержать армию и флот. Есть северные страны, но нет ни одной, у которой все неблагоприятные для традиционной индустрии факторы были бы собраны вместе! Если этого понимания нет, то рассуждать о чем-то дальше – просто тратить время. Так что, этот тезис принимается?
Не скажу за Захара, а я крепко задумался. Потому что с такой точкой зрения на производство столкнулся впервые.
Приняв наше молчание за согласие, Изотов продолжил:
– Соответственно любой сложный и массовый товар, предложенный нами на внешний рынок, будет либо по той же цене, что и произведенный за границей, но с худшими качеством и функциональностью, либо, при сохранении требуемых эксплуатационных характеристик, будет существенно дороже. Потому что нам тоже нужно окупать строительство своих заводов. Мало этого. Представь себе: завод выпускает неконкурентную продукцию: станки, трансформаторы, подъемные краны, рольганги и блюминги, уступающие зарубежным аналогам – в цене, в удобстве использования, в функциональности, в массе других техническо-экономических характеристик. И оснащает этим оборудованием другие заводы, усугубляя и без того их безнадежное положение на рынке! Теперь вместо ежедневного выпуска пятисот единиц продукции, как делается на заводе в Гамбурге, мы можем выпускать только триста. По более высоким ценам. Потому что даже простой завода стоит денег. Завод не работает как мог бы, не выпускает продукцию в сопоставимых с немцами объемах, работники бьют баклуши, а деньги уходят в трубу!
И чтобы как-то реализовать продукцию нашего Тяжмаша, Средмаша, Легмаша за нормальные деньги, мы политическим путем заставляем некоторых партнеров покупать у нас заведомо проигрышный товар. Для этого и придумал Иосиф Виссарионыч СЭВ. Но даже там не рискнул вводить рубль для расчетов, подобно американскому доллару, резонно рассудив еще в 1950 году, что если рубль обеспечен золотом, то со временем наши партнеры скопят этих рублей достаточно, чтобы избавить нас от золота. Что нам и продемонстрировал Де Голль в 65-м, попросив у янки обещанное золото вместо долларов. Сам Сталин или кто-то из советников заранее побеспокоились об этом и придумали искусственную валюту «переводной рубль» – для расчетов внутри организации.
Он перевел дух и продолжил:
– Но мы говорим о России. Значит, чем меньше степеней переделки сырья, тем – в государственном смысле – нам дешевле обходится товар и тем выше прибыль по отношению к затратам. Не нужно строить заводы, обрабатывающие сырье и на каждом этапе переделки увеличивающие издержки, не нужно содержать огромное количество социальных объектов для персонала заводов. Нам улыбнулась удача, вернее, стараниями нашей разведки и ЦК, мы во многом сами создали ситуацию, в которой война на Ближнем Востоке дала нам такой товар – нефть. С начала семидесятых основной оборот во внешней торговле, если исключить участников СЭВ, придется как раз на поставку ресурсов. Мы стали мировым донором, хлопцы, вовсе не обладая достаточными объемами крови. Мы затыкаем дыру собственной экономической несостоятельности достоянием будущих поколений.
– Как же так? – возмутился Захар. – Если судить по отчетам изысканий, наши запасы нефти едва ли не самые большие в мире!
– Во-первых, молодой человек, не самые большие. Процентов десять от общемировых. Не больше. А скорее всего, сильно меньше. Зная, как раздают премии за объемы найденных месторождений, проще предположить лишние, липовые объемы, чем реальные. А во-вторых, они все труднодостижимые. Не как у саудитов – подгоняй танкер к берегу и черпай из ямы черпаком. Нам требуются железные дороги, требуются нефтехранилища, требуются трубопроводы – по три тысячи километров длиной! А это все затраты, которые будут заложены в конечную цену. Так что когда нефть стоила три доллара в течение сорока лет – никому и в голову не приходило тащить ее на внешний рынок. И мы потихоньку обходились своими собственными заводами – потому что валюты для покупки продукции у капиталистов просто не было. Помню, как лично Анастас Микоян ездил в Америку покупать заводик по производству томатного сока! Мы делали дорогие станки, над которыми смеялся весь мир, и, надрывая жилы, выпиливали на этих станках свои спутники и ракеты.
– Несколько попыток увеличить объем внешнего рынка для реализации промышленного производства – все эти пляски с «Капиталом» Маркса вокруг африканских и азиатских корольков – только увеличили круг нахлебников, едущих на издыхающей лошадке. Мы не смогли им продать ничего, кроме некоторого количества тульских «пряников» от товарища Калашникова, но взамен получили целую когорту шантажистов, норовящих сорваться с крючка каждый раз, когда поток «безвозмездной помощи» хоть чуть-чуть ослабевает.
– Так что же, – потерянно спросил Захар, – выхода, выходит, нет?
Изотов рассмеялся и, оставив нас переглядываться, понес самовар на кухню – долить воды.
Он вернулся минут через десять.
– Выход, конечно же, есть. – Он последовательно наполнил нам стаканы. – Особенно в ситуации, когда нет тайн в завтрашнем дне. Ведь нам не обязательно вкладывать те небольшие средства, что приходят к нам в страну, внутри нашей страны. Правда, то, что я сейчас скажу – страшная крамола и признание, но только частичное, превосходства капиталистического способа производства. Так что принимать этот рецепт или нет – судите сами.
Захар весь подался вперед, зависнув почти над серединой стола, едва не спихнул самовар на пол. А я уже знал, что нам скажет Изотов, поэтому наоборот – откинулся на спинку стула.
– Но, прежде чем давать вам советы, я хотел бы задать вам несколько вопросов.
– Спрашивайте, – воскликнул Захар, пустив «петуха». – Ой.
Валентин Аркадьевич улыбнулся и разгладил свои усы.
– Скажите, хлопцы, готовы ли вы на все ради выполнения этой задачи?
Захар оглянулся на меня, я кивнул, и мой друг повторил мой жест.
– Хорошо. Готовы ли вы бросить Родину, отринуть друзей, подружек, родственников?
– Мы все это уже сделали, – встав в героическую позу, заявил Майцев и продолжил словами Сэмуэля Харриса: – Все подружки – в сад! Родина еще осталась, но если нужно, – он опять дождался моего согласного кивка, – то проживем и без нее!
– Тогда последний вопрос – у вас есть деньги? Не жалкие тысячи, а настоящие деньги? Миллиарды. Желательно в долларах?
Я развел руками, и Захар очень похоже отзеркалил.
– Ладно, вы еще молоды, и у вас есть неоспоримое преимущество – инсайд, – сказал Изотов.
Такого слова я еще не слышал и потому немедленно поинтересовался, что оно значит.
– В вашем случае это знание, недоступное остальным участникам рынка. Но перейдем к моим рекомендациям. Только учтите, что для их воплощения нужны на самом деле огромные деньги! Нужно такое состояние, которого ни у кого никогда не было. И полное подчинение себя выполнению задачи.
Захар выпучил глаза, да и я сделал вид, что мне интересно, хотя уже знал весь план Изотова.
– Итак, суть моего плана в том, чтобы найти некий источник финансирования, который бы позволил инвестировать колоссальные суммы в рентабельные предприятия.
– А что в этом нового? – спросил Майцев.
– А нового вот что: вы станете инвестировать деньги в те иностранные – американские, английские, японские, китайские предприятия, которые будут развиваться особенно быстро и стабильно! И знание будущего вам в этом поможет. Чем успешнее будут работать эти иностранные предприятия, тем большими средствами вы будете обладать. И дай бог через пару десятков лет у вас что-то начнет получаться. Нечто подобное уже пытались сделать неоднократно. Когда в России полыхала Гражданская, дальновидные люди – первые советские бизнесмены – учреждали в Лондоне Arcos Ltd. В нее вбухивались совершенно астрономические деньги, но и выгода от этих вложений была колоссальная. Через пару лет деятельности они организовали свой собственный банк – под тем же именем. И привлекали в него сумасшедшие средства – за шесть лет работы заработали сто миллионов фунтов! В те годы, я вам скажу, это был капитал! Троцкий гонял по стране всяких Врангелей и Колчаков, а в тиши кабинетов недалеко от Риджент-парк на Moorgate, 49, – в самом сердце лондонского Сити, пламенные большевики-бизнесмены готовили квартальные отчеты о перемещении миллионов. Проект оказался настолько жизнеспособен, что нечто подобное устроили и в САСШ – компанию «Амторг». Они скупали технологии, единичные образцы продукции, занимались обычным капиталистическим бизнесом. Наше социалистическое отечество всегда было немножко двуличным. Впрочем, как и все остальные «отечества». Социализм, идеология – это все для широких масс. На самом деле есть только разница между плановой и рыночной экономикой. И все. Остальное: кризисы, народные стройки, раскулачивания и войны – просто неизбежное зло, сопровождающее обе системы. Для некоторых стран развитие только рыночными методами смерти подобно, равно как и для других путь плановой экономики – лишние путы на ногах. Но истина, как водится, где-то в балансе этих двух способов хозяйствования.
– А почему все это кончилось? Arcos, Амторг? Ведь могли бы и дальше делать то же самое? – Мне в самом деле было интересно, и я понимал, что в открытой печати ничего подобного я не найду.
– Arcos обвинили в шпионаже и, дело дошло даже до разрыва дипломатических отношений между Британией и СССР в двадцать седьмом, по-моему. Какие люди работали над этими проектами! Самородки-гении! Иван Маклаков – Джон Маклехи, Лемишев, Валянский, Туполев! Многие приложили руку к нашим зарубежным операциям. Кстати, Туполев оказался в шарашке именно из-за своих заокеанских гешефтов: брал деньги у Сикорского и еще бог знает у кого в обмен на обещание закупаться только у них. Кутил в Нью-Йорке наш доморощенный талант так, что его визиты запомнили надолго! Об этих делишках прознали люди Берии – от заместителя Туполева Кербера и упрятали авиагения в места не столь отдаленные. Так что «невинная жертва сталинского режима» не столь уж невинна, как пыталась убедить общественность после смерти Хозяина. Но на самом деле все это дела давно минувших дней, правду о которых нам не дадут узнать никогда. Потому что речь идет о деньгах.
Мне показалось, что он умело ушел от ответа на прямой вопрос, но переспрашивать я постеснялся – Изотов и без того наговорил нам столько лишнего, что, наверное, серьезно рисковал. А может быть, он именно таким образом и ответил, и это значит, что ничто не кончилось – те же Амторг и Arcos, но под другими вывесками продолжают свою деятельность где-то на берегах Атлантического океана. И все так же невидимые широкой общественности «советские бизнесмены» ведут свою деятельность, ворочая миллиардами долларов, фунтов и марок.
– Вот так-то, парни. И вы тоже поедете туда и займетесь инвестированием. Но не вздумайте вкладывать деньги в традиционное массовое производство внутри нашей страны! Россия должна стать фабрикой изобретений, научных открытий – только в этом путь успешного развития для нашей северной страны. Они, с Запада, должны ехать учиться к нам – прикладным и фундаментальным наукам – от дизайна и маркетинга до квантовой физики. Патенты-патенты-патенты – вот вторая часть вашей головоломки. Немногие предприятия с сумасшедшей рентабельностью, дающие на вложенный рубль десять рублей прибыли – только такие производства должны остаться в России. Ну, разумеется, кроме тех, которые будут обеспечивать энергетическую и продовольственную безопасность. Пусть капиталисты занимаются обычным производством – они умеют это делать лучше, быстрее и качественнее нас. А мы будем жить на дивиденды от удачных инвестиций, на патентные отчисления, на доходы от самых наукоемких предприятий, на предоставлении научных данных и всем том, что умеем или научимся делать хорошо. Вот таким я вижу решение вашей головоломки. И будь мне лет на двадцать поменьше, я бы с радостью к вам присоединился.
– Да вы и сейчас – ого-го себе! – польстил деду Захар, потирая бок.
Я же раздумывал над словами Изотова.
В России сто пятьдесят – двести миллионов человек. Сколько-то занимаются брюквой-зерном-коровами-курицами, кто-то будет добывать нефть-газ (гораздо в меньших объемах, чем в том мире, что я помнил), уголь, лес и металлы. Еще немножко будут всем этим управлять и перевозить сырье с места добычи на место переработки и товары на место потребления. Но большинству лет через пятнадцать-двадцать-тридцать предстоит стать учеными – математиками, физиками, химиками, генетиками, кибернетиками… Все это было достаточно просто на словах, но над воплощением проекта в жизнь следовало еще работать и работать. Без моего знания будущего этот проект вообще нежизнеспособен.
– Разве мы сможем угнаться за всем миром? – вслух спросил я. – В Европе живет почти полмиллиарда народу, в США и Канаде триста миллионов. А еще остаются всякие Аргентины-Бразилии, где тоже люди чего-то делают. И Китай вот-вот примется выбираться из своих социальных экспериментов и культурных революций. И Индия. Итого конкурировать с нами будут страны с общим населением более трех миллиардов человек. Чисто статистически у них всегда будет рождаться больше светлых голов, чем у нас. Что такого мы сможем предложить всему миру, чего бы у него не было? В том будущем, что еще имеет шансы сбыться, из России сбежит большинство ученых. За зарплатами, достатком да просто за работой!
– Хороший вопрос, Сергей, – одобрил мои размышления Изотов. – И будь на дворе какой-нибудь пятый век до Рождества Христова, я бы тебе сказал – шансов нет. Но нынче на дворе двадцатый век. Теперь для научного открытия недостаточно поковырять палкой в песке. Нужна технологическая база для проведения экспериментов. Дай обычному человеку инструменты, и восемь из десяти испытуемых сделают тебе стул. Кто-то кривой и неустойчивый, но большинство представят вполне пригодные образцы. И отбери все инструменты у дипломированного краснодеревщика – и можешь быть уверен: лучшее, что он сможет предложить – проект стула. Нарисованный палкой на песке. А зарплатами и инструментом обеспечить их всех – и есть твоя задача. Такая же как и кадровый отбор достойных получать эту зарплату и работать с этими инструментами.
– Я не смогу все делать один. Вернее, вдвоем с Захаром, – поправился я и оглянулся на своего друга.
– Значит, ты согласен реализовать такой план?
– Ничего другого у нас нет. Ведь так же, Захар?
Майцев сидел, открыв рот. Между губ его виднелся кусок сушки, которую он никак не мог разжевать. Он растерянно кивнул.
– Ты видишь будущее, Сергей. Тебе должно хватить этого умения, чтобы подобрать достойных помощников. Я тебе тоже кое-чем помогу. Сам, к сожалению, я уже не тот боевой конь, что покорял Вену, Гамбург и смоленский облфин, да и возможности у меня не те. Но вот с одним человеком, который вам обязательно поможет, я сведу. Только учтите одно – Геннадий Иванович такой стопроцентный коммунист, хотя и не у дел теперь, что лучшим выходом для вас будет убедить его, что все, что вы задумали – будет делаться для сохранения СССР.
– Как это сделать, если уже через пять-семь лет от Союза останутся рожки да ножки? – возмутился предложением Захар.
Ему всегда трудно давалась ложь, наверное, поэтому его любили девушки? Когда он говорил комплимент – он был предельно искренен. А они чувствовали этот посыл и таяли и млели.
– А вы, если поднимется такая тема, не говорите, что все будет вот так скоро, – подмигнул Захару Валентин Аркадьевич. – Отнесите еще лет на десять в будущее. Или предложите использовать капиталы для реставрации Союза и Интернационала. Важно, чтобы он помог сейчас, а ко времени реализации вашего плана либо ишак сдохнет, либо падишах. Геннадий Иванович в годах уже преклонных, постарше меня будет, главное, чтобы он поверил.
Мудрость Ходжи Насреддина показалась мне уместной.
– Когда вы устроите нам встречу?
Изотов встал из-за стола и прошелся по комнате, сложив руки в замок и похрустывая пальцами.
– А вот это, молодые мои друзья, дело пока непонятное. Болеет мой бывший начальник. Так что нужно будет подстраиваться. Впрочем, позвонить ему можно и сейчас. – Он скрылся в соседней комнате, чем-то там шуршал и скрипел, потом появился с телефоном в руках.
За аппаратом тянулся черный гибкий провод, которому, казалось, не будет конца.
Изотов сел и поставил телефон на колени.
– Но прежде дай-ка мне руку, Сережа.
Я протянул ему вспотевшую ладонь.
Он зажал ее в своей руке и спросил, глядя прямо в глаза:
– Что произойдет в ближайшие две недели? Я должен быть уверен в том, кого рекомендую Воронову.
– Наше правительство откажется от Олимпиады в Лос-Анджелесе. Сегодня или завтра.
– Понятно, это давно назревало. Что еще? Скажи что-то такое, о чем никто знать не может. И догадаться тоже.
– Суд в Гааге вынесет решение о запрете США морской блокады Никарагуа. Тоже совсем на днях.
– Уже лучше. Еще что-то?
– 18 мая в Североморске будет взрыв. Вернее, несколько взрывов. Сгорят хранилища с ракетным топливом, будет угроза ядерного заражения, но корабли и подводные лодки с ядерными боеприпасами на борту успеют отойти от берега.
– Диверсия? – Взгляд его стал колючим.
– Я не знаю, честно, – признался я. – Всякие версии рассматривались. Не знаю, что там было на самом деле. Вы же понимаете – секретность.
– Хорошо. Я проверю.
Изотов отпустил мою руку и набрал на диске телефона несколько цифр. Все так же смотря прямо мне в глаза, поднес трубку к уху. Громкие гудки вызова были ясно слышны и нам с Захаром. И еще я услышал, как стучит мое сердце. После пятого гудка трубку сняли.
– Здравствуйте, Геннадий Иванович! Да-да, это я. Сижу вот, думаю, как там… Опять? И куда они все смотрят? Нет, Геннадий Иванович, ну так же нельзя! Правильно, вот это правильно! В конце концов, вы пенсионер союзного значения, орденоносец, они это должны понимать?! Что? Ну да, ну да. А Константину Устиновичу? Да как же, помню, конечно! Понятно. У него своих болячек как блох на барбоске. Да и не помнят люди добра. А я по-старому. Пыхчу еще. Огород-малина, будь она неладна! Истыкался колючками весь. Я чего звоню-то, Геннадий Иваныч? Что? Да! Нет, ну это само собой, десять лет уже. Так чего звоню – дело у меня к вам образовалось. Нет, по телефону долго все рассказывать, а мне нюансы важны. Хотел в гости заехать, если можно. Что? В больницу? Надолго? Так это хорошо. За две недели я подготовлюсь, да и вы пободрее будете. Конечно, конечно, Геннадий Иваныч, собираюсь вас поэксплуатировать. Ну вот и чудно. Только я не один приеду. Внуки мои. Нет, за них хлопотать не стану, они парни уже взрослые, сами о себе похлопочут. Просто показать хочу – надумали они кой-чего. Через две недели? Хорошо, Геннадий Иванович, буду считать, что мы договорились. Выздоравливайте. Хорошо, конечно. Всего доброго.
Изотов положил трубку. Посмотрел на нас и сказал:
– Ну вот, можете собирать вещи. Либо на Колыму, либо… куда Геннадий Иванович отправит. Он мужик резкий – посылал в дальний путь и Фрола Козлова и, если нужно было, дорогого Леонида Ильича. И хоть сейчас давно уже на пенсии, но связи и люди остались. Многое может, если поверит вашим… байкам.
– К-к-кто это? – слегка заикаясь, спросил Майцев.
– Воронов Геннадий Иванович. На западный манер – бывший премьер-министр России лет десять назад. Да нет, уже больше прошло… А потом глава народного контроля – он лучше всех знает ситуацию в нашем хозяйстве. В начале семидесятых они с Байбаковым и Косыгиным пытались объяснить Брежневу и Суслову, что внедряемая ими аграрная политика дотирования сельского хозяйства на самом деле убивает село и вызовет продовольственный кризис. Его сняли с должности, а продовольствие очень скоро пришлось закупать за рубежом. Вот такие дела. Так что жду вас здесь ровно через две недели, хлопцы. А мне на огороде нужно поработать. И без того мы с вами уже заболтались – весь день пропал, считай.
Ошарашенные новостью о скором знакомстве с бывшим Председателем Совета Министров РСФСР, мы молча – не прощаясь – вышли на улицу, пребывая в каком-то ступоре, понимая, что только что наши полугодовые приготовления подошли к значимому промежуточному итогу. И либо неведомый пока Воронов нам поможет, либо… О втором варианте развития событий думать не хотелось.
– Смотри, как все хорошо устроилось! – сказал Захар, когда мы поднимались на платформу Жаворонки, зажав в руках только что купленные билеты до Москвы. – Поговорим с этим дядькой, все порешаем – и в бой! Надоело уже читать доклады и отчеты перед съездами и пленумами. Все одно там ни слова правды нет.
Я промолчал, потому что подходящая электричка издала пронзительный гудок, в котором ничего нельзя было расслышать.
– Домой поедем на две недели? – спросил я, когда мы устроились на жестких деревянных сиденьях. – Или останемся парад на девятое мая смотреть?
– Конечно, останемся! Когда еще увидим такое?
– А жить где будем?
– Ну-у-у, – протянул Захар. – Можно, конечно, в гостиницу, а можно…
Он довольно ухмыльнулся чему-то.
– Договаривай, Захарка.
– А можно к Леньке Попову в общагу завалиться! На пару дней-то он нас пустит?
– К Леньке? – Я поморщился. – А адрес есть?
– Вот. – Предусмотрительный Майцев извлек из кармана клочок тетрадного листка. – ДАС, улица Шверника, дом девятнадцать. Станция метро «Университет».
Ленька Попов в школе дружил с Захаром – одноклассником и первым собутыльником. Мое с ним знакомство свелось лишь к нескольким коротким эпизодам. Мы учились в разных школах и встречались только на турнирах «Кожаный мяч», где каждый играл за сборную команду своей школы. И воспоминания о нем у меня были не самые хорошие – я играл в нападении, а он, более рослый и тяжелый, в защите, и поэтому частенько мне доставалось от него по ногам.
– Поехали, заодно узнаем, чем дышит советская журналистика!
– Ладно, – вздохнул я. Про советскую журналистику и в самом деле было интересно. – Черт с тобой, ты ж не отвяжешься.
И мы поехали. По настоянию Захара не в метро, а на трамваях – чтобы увидеть Москву.
