Текст книги "Странные фантазии - 2 (рассказы)"

Автор книги: Дмитрий Мансуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Мансуров Дмитрий
Странные фантазии – 2 (рассказы)

Дмитрий МАНСУРОВ

Странные фантазии – 2

Кое-что о Терминаторах

Последний герой

Конец Света

Кое-что о Терминаторах

Третья Мировая война, развязанная компьютерным мозгом, подошла к своему логическому завершению. От многочисленных отрядов киборгов почти ничего не осталось, и остатки кибермощи, прижатые к стенке, вознамерились перебросить киборга в прошлое, чтобы он уничтожил мать Джона Коннора.

Именно так и думал будущий отец Джона, отправляясь вслед за Терминатором в прошлое. Он был абсолютно уверен, что после его переброски Машину Времени уничтожили, и не опасался подвоха.

Подвоха и не было.

Но было кое-что другое.

* * *

Стихли визжащие генераторы, и в наступившей тишине прозвучал голос:

– Улетел?

– Улетел! – ответил ему второй голос.

Изо всех щелей и укромных мест полезли Терминаторы самых разных моделей. Кто выбрался из укрытия, кто упал с потолка, а те, кто умел трансформироваться, встали с полов, которым притворялись, или перестали строить из себя столы и шкафы. Сорок восемь киборгов столпились около Машины Времени, и если бы это увидели войска Джона Коннора, они бы разом... они бы...

Даже и не знаю, что с ними стало бы...

– Доставлены по назначению! – сообщил киборг, проверив поступившие от Машины данные.

Киборги разом загомонили. Война перешла в другую плоскость, и им тоже хотелось поучаствовать в боевых действиях на фоне чего-нибудь покрасивее оставшихся развалин. И первым разрушить что-нибудь такое, что успели разрушить до них.

– Высказывания в порядке очереди!!! – прокричал Терминатор. Толпа согласилась, что при общем гвалте понять смысл сказанного нереально. Значит, так! Человек и Терминатор отправились в тысяча девятьсот восемьдесят четвертый год. Мы не знаем, победит он, или нет, и потому я предлагаю отправить других Терминаторов лет на десять позднее первого срока.

– Правильно! – поддакнули Терминаторы, – Перестраховка не помешает!

– А кто полетит в прошлое?

– Я!

– Я!

– Я!

– Пошли вы! Я полечу! Я лучше всех!

– А кто ты такой???

– Жидкокристаллический киборг Т-1000!!! – к Машине подбежал серебристый киборг. – Кто-то желает выступить против моей кандидатуры, устаревшие железяки???

Терминаторы сердито уставились на Т-1000.

– Ртутная выскочка!!! – проскрежетал Терминатор, похожий на Шварценеггера. – Не ходи вперед старших моделей!

– А я лучше его! – проскользнула сквозь киборгов первая модель киборга-женщины. – Мне и лететь в прошлое, убивать Коннора!

– Нет, сначала полечу я! – Терминатор Т-800 положил тяжелую руку на плечо женщины-Терминатора.

– Ты – отстойный хлам!

– Что??? Да я лично тобой сортиры замочу!!!

– Вы думаете, что классические модели киборгов уже ни на что не годны? – подал голос Т-400.

– Да!!!

– Кто сказал??? Ты??? – Терминатор сложил здоровенную фигу и поднес к носу женщины-кибрга. – Дудки!!! Да я специально улечу в прошлое следом за тобой, чтобы тебе помешать!!! Я докажу, что старые Терминаторы намного лучше новых!

– Да?

– Да!

– Выбирай год! Сразимся!

– Эй, а ну, стоять!!! – опомнились другие киборги. – Мы тоже хотим!

– Выбираем противника! – прозвучал призыв тех, кто остался в дальних рядах. Толпа стала выяснять, кто в каком времени будет сражаться, и чью сторону примет. Киборг Т-1000 испытал вполне человеческое чувство изумления и постарался стереть новые эмоции из программы: слишком сильно они действовали на работу микросхем. Толпа разделилась на два откровенно враждующих лагеря.

– Мы летим в девяносто второй год!

– А мы – в две тысячи четвертый!

– А мы – в тысяча девятьсот четырнадцатый!!!

Спорившие терминаторы запнулись на полуслове и одновременно повернули головы в сторону тех, кто пожелал переброситься в начало двадцатого века.

– А для чего так далеко??? – последовал резонный вопрос.

– А что, как киборги – так сразу начало Третьей Мировой??? Первую хотим начать!!!

– Стойте! – попытался образумить спорщиков самый старый киборг, Т-400, который не намеревался уноситься в другие времена, а собирался управлять Машиной Времени, – Если кто-то убьет Джона Коннора, то остальным не сразиться и не выявить лучшего!!!

Терминаторы замолчали, озадаченные неожиданным поворотом. Но задумчивость длилась недолго.

– Да пошел он к черту, этот Коннор! И без него обойдемся! Выбирайте любое место и время! Отныне никаких ограничений!

И все Терминаторы один за другим разлетелись по ближнему и дальнему прошлому Земли, чтобы сразиться друг с другом и выявить самого лучшего.

В конце должен был остаться только один.

А ни о чем не подозревающее и считавшее, что оно уничтожило всех киборогов, человечество радовалось победе над "Скайнет".

Последний герой

(сумасшедшая фантазия)

Вот и пришло время финала. Я долго ждал этой минуты, и теперь я на финишной прямой. Остальные могут идти отдыхать, но им надо идти побыстрее, потому что еще пять секунд, и я стану не просто последним героем, а... (три, два, один, пуск!) последним человеком на этой бедной и очень скоро весьма радиоактивной планете. Восемь миллионов против ноля – таков мой счет. Ноль у доживающего последние секунды своей пустой жизни человечества. Вы думаете, они сумеют сбить запущенные мной "Тополи-М"? Как бы не так!

На всей земле только один человек способен частично это сделать: американец Ножки Буша. Он не индеец. Это я его так назвал, узнав, что 130 лет назад из США в Россию поставляли куриные окорочка с таким странным названием. Но сейчас, в середине ХХII века, никто никаких окорочков друг другу не посылает. Людям не до этого. Все играют. Играли. Доигрывают. Доигрались.

Кажется, я отвлекся. Так вот, Ножки Буша сумел бы остановить меня, но лет шесть назад я удачно подкинул ему созданные в его же стране фильмы-катастрофы о падении всяких там комет-астероидов и о захвате землян кровожадными инопланетянами. Он так перепугался, что перенацелил доставшуюся ему в качестве выигрыша военную оборонную мощь США и НАТО (отличный приз, не так ли?) на дальнее внеземелье. И до сих пор пялится через телескоп Хаббл (утешительный приз) в неведомые дали, бабахая по приближающимся метеоритам, кометам и прочей гадости, бороздящей просторы космоса. Веселые у нас игры. Мне нравятся.

Так, похоже, свершилось: судя по времени, грибы пошли. Скоро повсюду будет одна сплошная грибная запеканка. Game over, mother флаг. Аминь...

Теперь у меня есть время малость отдохнуть и даже исполнить мой словесный Реквием. Если бункер недостаточно хорош, я, пожалуй, как и Моцарт, не успею сказать несколько последних слов, но какое это имеет значение теперь?

Итак. Начало. Когда обычные войны ушли в прошлое, сменившись шизофреническими битвами типа: "Мы мирно бомбили их города, а они, гады и, сволочи, подбили наши самолеты!", наводившая порядок на Земле американская демократия упустила момент, когда в ее сердце, Вашингтон, перебрался весь цвет азиатского терроризма, японской и прочих мафий. Но самое страшное началось, когда туда же переметнулась российская демократия с тотальными выборами, начиная с президента и заканчивая дворниками. Когда все поголовно перестали работать, заменив работу агитацией себя, любимого, малость рехнулись даже сумасшедшие.

Отвлечь человечество было нечем – кинофильмы, где уничтожали всеми возможными и невозможным и способами цивилизацию, давно приелись и канули в лету вместе со всей киноиндустрией. А с тех пор как в музыке победил Супер Рэйв, и к трем повторяющимся нотам добавились три повторяющиеся слова... (и не рассчитывайте, что это "Я тебя люблю!", нет! Настоящие, высокорейтинговые слова звучат иначе! По-русски они звучат так: "Пошел на ...!". Как говорится, скатертью дорожка.), музыкальная индустрия устремилась вслед за кинематографом.

И тут сделали виток развития игры. Ни "Бегущий человек", ни "Под микроскопом", ни "Алчные в масках" не дотянули бы до новых шедевров. Отныне все в прямом эфире и без согласия за наблюдателями. Прибавьте к этому свободную продажу оружия и всеобщую коррумпированность, и вы получите ТАКОЕ ШОУ, что забудете про все на свете. Наблюдающие начинают отстреливать наблюдателей, откупаются от полиции, родственники убитых сами хватаются за оружие; генеральный спонсор "Военная корпорация Земли"; и потеха набирает обороты за невиданно короткое время. Прибылей – выше крыши. Количество людей стремительно падает, освобождается уйма жилья, а уж какие битвы за урожай! Просто апокалипсис! Какой там закон о полосках! Куда там суды Линча! Появись сейчас какие-нибудь, зловещие мертвецы или толпа Крюгеров с мотопилой на каждом пальце, сметут и сотрут в белый порошок за три минуты. На удобрения. Славно мы тогда повеселились. Но слегка остыли, когда нас осталось около десяти миллионов веселых человечков. Масштабные походы на врагов канули в лету из-за того, что все сделались крутыми одиночками и рассеялись кто куда. Это я к тому, что началась охота одиночек. Нет, телевидения уже не существовало. Не существовало ничего, кроме генерального спонсора. Разрабатывались умные операции и гениальные планы, а награды за победу выросли неимоверно: мне, к примеру, за удачно стертый с лица Земли городок Благородных пиратов (не городок, а старая гостиница с восемью головорезами, понятия не имевших об истинном смысле слов "благородные" и "пираты", их трактовка была оригинальной, но слово "живодеры" трактовало их деятельность, куда точнее) спонсор подарил военные базы России с ядерным оружием. Это и надоумило меня разом лишить жизни оставшихся в живых соперников. Я успешно провел операцию по развешиванию лапши на уши Ножкам Буша, и вот, пожалуйста, наслаждаюсь полным одиночеством. В мире наконец-то наступил долгожданный порядок, и ни одна собака не нарушит величественного молчания Вечности своим пронзительным лаем.

Непонятно одно: с чего это мне сделали такой МОЩНЫЙ ПОДАРОК? Особо изощренное самоубийство генерального спонсора? Зачем? В смысле, зачем ему столько богатств после смерти? Включу-ка я мониторы внешнего обзора, посмотрю на запеканку, если камеры целые. Хм...

Все на месте. Никакой запеканки. Шелестит листва. Бабочки... Нет, бабочек нет. Насекомых, птиц, животных, людей – никого нет. А растения есть. Так-так... Похоже, мне подсунули нейтронные бомбочки, последнюю разработку, вместо термоядерных. А я и рад стараться, расчистил планету от НОМО SAPIENS. М-да... Спонсор всегда в выигрыше. Небось, собрали каждой твари по паре, создали бункер-ковчег, теперь сидят в уютных креслах и ржут надо мной до коликов в животе.

Как по-вашему, в их далеко идущие планы входит сохранение жизни финалисту самой грандиозной игры за всю историю человечества?

Или начнется СУПЕР-ФИНАЛ?

...Ну-ка, где тут был мой любимый автомат?..

Конец Света

Старинный город Алиор стоял на холме полторы тысячи лет. И стоял бы и дальше, когда-нибудь отметив двухтысячелетнюю годовщину со дня основания и укладки первого камня, если бы не произошедшие во дворце события, здорово повлиявшие на историю его дальнейшего существования.

Началась эта история тогда, когда в нашем царстве воцарилось просто сказочно-волшебное время: все дела были сделаны и доделаны, и народ мог с чистой и спокойной совестью идти отдыхать.

Отдыхать могли все, кроме меня. Я – бедный и несчастный подросток, тоже мечтал о том, как бы избавиться от работы, но, к сожалению, профессор Римит, у которого я работал лаборантом, не ведал, что свете есть слово "отдых". Я бы с большим удовольствием поменялся бы с кем-нибудь местами, но профессор был строгим человеком и подмены бы не потерпел. Во-первых: потому, что со старыми кадрами работать намного удобнее, чем с новыми. Во-вторых: каждый новичок долгое время спрашивал, что здесь для чего, выводя тем самым профессора из душевного равновесия. Чем это оборачивалось, очень хорошо знал начальник стражи, попытавшийся однажды помешать профессору провезти на территорию замка химреактивы. Профессор в гневе забросал его пробирками с жидкостями, и те с большим удовольствием вошли друг с другом во взрывоопасный контакт. В результате было большое "БУМ!!!", еще больший столб дыма, непередаваемо огромное потрясение начальника стражи и сотрясение ближайших стен. Трещины до сих пор находят. С тех пор начальник обходит профессора стороной, но по его приказу стены лаборатории обнесли дополнительной стеной из крепчайших скальных пород. Он намеревался вообще перенести лабораторию подальше от замка километров так на пятьсот-шестьсот, но королю до зарезу был необходим квалифицированный химик, умеющий химичить с драгметаллами так, что из килограмма золота и килограмма меди получалось два килограмма золота. Чуть похуже качеством, но достаточно хорошего, чтобы подсовывать его соседним королям, как чистое золото.

Не знаю, как это получалось – я имею в виду передачу золота другим королям, но профессор в узком кругу друзей постоянно говорил, что подобные шалости доведут короля до ручки. Однако, золото ко двору поставлял исправно, иначе до ручки довели бы самого профессора.

А несколько месяцев назад вернувшийся из Седьмого Похода библиотекарь сообщил, что им найдено большое количество книг с заброшенных территорий. Эти территории представляли собой покинутые, или опустевшие по другим причинам города, целые страны, умершие много сотен, а то и тысяч лет назад. Никто не знал, в чем была причина их исчезновения, но было известно одно: произошло это достаточно быстро. Мор, эпидемия, природные катаклизмы, или разрушительная война – любое из перечисленного могло произойти в то время. Не исключено, что произошло все разом.

И в одной книге профессор прочитал историю, запавшую ему в душу и послужившую началом нового этапа экспериментов. Старинная легенда рассказывала о человеке, получившем долголетие благодаря созданному им напитку. Создав напиток и обнаружив его свойства, человек сначала обрадовался, а потом впал в жесточайшую депрессию. И оставшиеся ему на роду четыреста лет он только и делал, что вспоминал, что, как, и в какой пропорции, он смешивал, создавая эликсир бессмертия. Намешав черт знает что, он увидел, как судьба улыбнулась ему, но гораздо позже до него дошло, что она улыбнулась ему скептически.

Профессор решил повторить подвиг безымянного гения. Хотя бы потому, что любой уважающий себя ученый за сотни лет продленной жизни сумел бы разобраться в стольких таинственных вещах, что обычному смертному невозможно представить. Я был другого мнения относительно использования напитка благодарными придворными, потому что знал жизнь лучше профессора. Несмотря на мои пятнадцать, и его полвека, он с детских лет витал в облаках и совершенно не был приспособлен к нормальной жизни среди простых людей. С другой стороны, ни один нормальный человек не был приспособлен для жизни в привычных для него условиях.

Вот и сегодня, в выходной, елки-палки, на самом деле выходной день, профессор резво взялся за начатое им дело. С раннего утра он, несомненно, разбудив третьих петухов, а вместе с ними разбудив и меня телефонным звонком во время просмотра самой интересной части сна, потребовал, чтобы я немедленно явился в лабораторию и продолжил эксперимент, потому что он кое-что обнаружил и решил проверить действие обнаруженного на практике. Обычно это означало, что к нему прибыла новая партия реактивов, и ему не терпится как можно быстрее ее изничтожить. Когда я кое-как приплелся в лабораторию, он уже вовсю буянил... в смысле, химичил с новыми компонентами.

Я тоже однажды тайком смешал ведро лака с ведром жидкости для его снятия, мне было интересно узнать, что останется в итоге. Результат мне не понравился. Почему-то решив, что лак и антилак съедят друг друга, и у меня останется два совершенно чистых ведра, в результате экспериментальных действий я обнаружил, что получилось два ведра грязной жидкости с неизвестными для меня свойствами. Те, кто потом по незнанию (а я никому не говорил про неудачный химический опыт, это не тема для широкого обсуждения, можете мне поверить) эту жидкость использовали, удивленно говорили, что такого самосмывающегося лака они еще никогда не видели.

Профессор переливал растворы из одной пробирки в другую, подогревал, охлаждал, выливал в глубокую емкость, похожую на выросшую пробирку, смотрел на бурлящее неизвестно что и, удовлетворенно кивнув, повторял те же операции, но уже с другими компонентами. Я сидел в кресле и аккуратно записывал порядок операций в толстую сто двадцати листовую тетрадь. Пять тетрадей было заполнено, а профессор до сих пор не унимался! Мне особенно жалко того человека, который вздумает повторить действия профессора (в случае удачного завершения эксперимента) с точностью до секунды: профессор брал время для проведения очередной операции с потолка, как в голову придет, а тому человеку придется мучиться так, что лучше и не думать. Лично у меня одна мысль об этом вызывает панический ужас.

Профессор решил поступить хитрее, чем его безвестный предшественник, но кто знает, что получится у него? Вдруг это будут воздушные шарики с плоскими пуленепробиваемыми шестигранными стенками, или шампунь, один к одному напоминающий кисель как запахом, так и вкусом? Или получится какая-нибудь квантаполиметомагнитопозитрония желтого цвета, а что с ней делать, или как от не избавиться, будет ломать голову не одна сотня поколений.

– Неужели вам больше нечего делать? – спрашивал я в сотый раз, упрощенно записывая результат двадцать четыре тысячи пятьсот семьдесят восьмой операции: матовая темно-синяя жидкость.

Ужас. Какая радость, что профессор не выводит химические формулы, довольствуясь практическим результатом: секретность на случай успеха!

Следующая операция... Сколько же их там еще?

– А что мы можем делать во дворце в ближайшие три – четыре месяца? вопросом на вопрос ответил профессор.

Я пожал плечами.

– Вот именно, что нечего! А если ты найдешь хоть одно маленькое дело для короля и его свиты, то он даст тебе медаль. Но дело должно быть полезным. – Профессор хмыкнул и добавил, – Впрочем, он может дать тебе ее и просто так. От нечего делать...

Сказав это, он вылил очередную порцию неизвестно чего в емкость. Серое сияние, разлившееся по колбе, мне сразу не понравилось, как и поваливший оттуда густой едкий дым, стекавший и лениво расползавшийся по бетонному, покрытому паркетом, полу. Почему едкий? А вы думаете, что если смешать неизвестно что с неизвестно чем, то получится чистый кислород с запахом любимых фруктов? Вообще-то, может, так оно и получится у кого-нибудь, но только не у нас. Если бы это получилось у нас, то название книги было бы совершенно другим, чем-то вроде: "Как мы приготовили духи "ВЕЧЕРОК". Не уверен, что такая история заинтересовала бы кого-нибудь, кроме специалистов узкого профиля.

Из укромных уголков, коих оказалось до невероятного много, повалили насекомые, в панике убегая от дыма и пытаясь выбраться из кабинета. Те из них, кто не успел это сделать вовремя, отбрасывали свои проблемы, ложились лапками вверх и быстро умирали.

– Ого! – воскликнули мы с профессором, одновременно вскакивая на мебель как можно выше от пола. Я вскочил на кресло, профессор оказался намного умнее и забрался на шкаф. На то он и профессор.

– Прыгай на стол! – посоветовал он. – Бросай эти реактивы со стола, они от дыма не погибнут!

Я и прыгнул. Пробирки и порошки толпой посыпались в дым, увеличив его количество втрое. Гулко хлопнуло. Ножки новейшего полимерного кресла утонули в нем, внезапно кресло стало оседать и скоро исчезло в дыму полностью.

– Я создал универсальный растворитель! – пробормотал профессор, обрадовавшись хоть такому результату. – Интересно, а если пролить жидкость?

– Мы упадем и не вернемся! – ответил я. – Профессор, что будем делать?

– Это зависит от того, что будет дальше...

Деревянная мебель стала медленно, но верно проседать. Как хорошо, что стол не полимерный!!!

За дверью сильно зашумели, похоже, пытались ее открыть, но в спешке толкали ее не в ту сторону. Когда шум достиг наивысшей точки, дверь неохотно поддалась, и мы увидели пожарников.

– Давай! – закричал тот, что держал резиновый шланг. По дыму ударила мощная струя пены. Она иголкой проткнула дым, и началось форменное светопреставление. Десятки небольших разноцветных молний, появившихся из-за разъедания дымом диэлектрической оболочки проводов, и короткого замыкания, забегали по полу и стенам, дым засверкал так, точно возомнил себя светомузыкой в королевском зале, треск заглушил остальные звуки. Погас свет.

Пожарный сильно удивился, но поливать не перестал. Я почувствовал, что мои волосы медленно электризуются из-за молний и встают дыбом. Чувствую, зрелище будет веселым...

Помню, был случай: наш главный электрик решил самолично починить проводку. Не знаю, что на него нашло, он такими делами сроду не занимался, поскольку был устроен родственниками по очень большому блату. Его так шарахнуло, что он потом месяц ходил со светящимися и стоящими, словно изображающими огромной силы взрыв, волосами, вытаращенными глазами и удивленно-глупым выражением лица. Встретившийся с ним в темноте охранник на всю жизнь сделался заикой, а его напарник, решивший для успокоения выпить грамм сто, успокаивает себя который год подряд. Судя по отсутствию о нем новой информации, он, видимо, из стадии непрерывного успокоения перешел в стадию вечного покоя. Вот что делают стоящие дыбом волосы.

Когда лаборатория наполовину утонула в дыму, пене и молниях, столпотворение прекратилось. Вид у нее стал не для слабонервных: разноцветные пятна самых немыслимых форм и расцветок, плюс кусочки пены вокруг люстры, медленно опускающиеся наподобие снега, придавали ей жуткий мистический оттенок.

– У вас пожар! – почему-то именно сейчас решили сообщить пожарные. Пена вяло стекала в коридор, приближаясь к обуви пожарных и стоящих рядом врачей, взоры которых были устремлены на нас, а медицинские умы уже "разрезали" нас на части в поисках ран и психологических травм. Мы с профессором переглянулись.

– Медицинская помощь не нужна? – спросил главврач, заметив, что профессор взобрался на шкаф.

– Не думаю! – ответил профессор. – Мы в полном порядке!

Ответ главврачу явно не понравился, так как края улыбки на его лице из верхнего положения перешли в нижнее.

– Не согласен с вами! – категорически заявил он. – У вас истерика на нервной почве! Вы только посмотрите на их лица! – обратился он к окружающим его врачам. – Это же явная психоневрологическая травма после пережитого шока! Вы посмотрите, как у них лица перекосило! Мы просто обязаны оказать вам медицинскую помощь! Немедленно!

И он шагнул в кабинет и сделал по направлению к нам три шага. Но внезапно исчез, оставив след на пене, а откуда – то снизу раздалось глухое:

– Ай!!! – Появилась воронка, пена по спирали устремилась вслед за главврачом, падая, видимо, на него же. Толпа удивленно уставилась на воронку. Профессора и меня больше озаботил тот факт, что полы в кабинете стали намного тоньше, а ведь это чревато для нас большими неприятностями.

– Мне кажется, ваша помощь нужна кое-кому на нижнем этаже! – подсказал врачам пожарный. Но те уже и сами догадались, побежав к лестнице и разнося по коридору кусочки пены. Освободившееся место тут же заняли другие пожарные.

– Где пожар? – спросил новоприбывший, оглядывая кабинет.

– Кончился! – с сожалением ответил другой пожарный. – А жаль! Так быстро...

Пена почти полностью стекла в дыру, а полы на первый взгляд остались прежними. Немного разъеденными, конечно, примерно наполовину, но все-таки целыми. Неужели закончилось? Какая радость!

Полы затрещали. Не закончилось... Какая радость...

Отверстие в полу стало неторопливо разрастаться, куски бетона отламывались и падали на пену и врачей ниже этажом, поднимая фонтанчики пены. Осколки, небольшие, конечно, ПОКА НЕБОЛЬШИЕ, врачам не понравились с самого начала их падения, поэтому они, выискивая среди пены потерявшего сознание главврача, выражались на весьма оригинальной смеси медицинских и бытовых терминов.

– Ух, ты! – восхитились пожарные, уловив некоторые тонкости и навороты бурной речи врачей.

– Ребятки! – подал голос озадаченный профессор. – Не стоит так заслушиваться, а то уши в трубочку свернутся! Принесите лучше лестницу, а то мы попадем к врачам, а они теперь, кроме хирургии, ничего делать не будут. И то, одно начало проведут...

– Что? – не поняли пожарные, обычный текст после той смеси звучал, как иностранный.

– Лестницу сюда! – рявкнул профессор, добавив несколько слов из лексикона врачей. Одно из двух: либо он хорошо запоминает чужие выражения, либо сам когда – то был врачом.

– А-а-а!!! – мигом сообразили пожарные, заулыбались зачем-то и побежали за требуемым предметом.

Я находился к дыре ближе профессора, значит, и падать мне придется гораздо раньше, и, кстати, очень скоро, а ой как не хочется! За что бы такое ухватиться? В кабинете все соприкасается с полом, а скакать от одного предмета к другому, словно обезьяна и думать при этом: успеешь проскочить, или нет, прежде чем предмет упадет на главврача и его команду, никак не тянет. Я посмотрел вверх. Хм. Как же я раньше не подумал? Люстра. Большая и прочная. И я в роли лишнего плафона. Почему бы и нет?

Я присел, подпрыгнул, ухватился за украшения и повис, раскачиваясь из стороны в сторону. Люстра чем-то щелкнула, но выдержала. Зато стол от толчка проломил похудевший пол, рухнул вниз, тяжело плюхнулся, пена взорвалась фонтаном брызг, обдав ко всему прочему и любопытную физиономию, заглянувшую посмотреть, с чего это врачам понадобилось ковыряться в пене, и не помочь ли им в этом странном занятии? Испуганная физиономия с воплями юркнула обратно, зато врачи совершенно озверели, но ничего нового уже не сказали.

Кажется, нашли своего командира.

Пожарные втаскивали в кабинет длинную лестницу.

– На окно! Ставь на окно! – рычал бригадир. – Давай быстрее, огонь тебе в ботинок!

Край лестницы упал на подоконник. Прямо под ним отломился кусок пола. Бригадир посмотрел на то, как я качаюсь под потолком, улыбнулся (посмотрел бы я, как бы он улыбался, если бы висел здесь вместо меня), перевел взгляд на профессора, сидевшего рядом с черепом доисторического животного под дивным названием, которое никогда не запомнится ни одному нормальному человеку, снова улыбнулся, вызвав во мне дополнительный приступ ярости, посмотрел на увеличивающуюся дыру и сказал:

– Прошу! Профессор, Вы первый, люстра пока повисит!

Профессор осторожно шевельнулся, шкаф чуть качнуло, полы лишь проскрипели. Вероятно, в этой части кабинета процесс растворения был не таким быстрым. К удивлению пожарных, профессор слез со шкафа на второй лабораторный стол, шагнул к крышке емкости, дотянулся и до самой емкости, закрыл ее, подхватил, и только тогда резво прыгнул на лестницу.

КРАК!!!

Огромная часть пола вместе с подставкой для емкости, столом, стулом и шкафом переместилась по уже знакомой траектории, перемешалась с пеной и приняла и вовсе невообразимый вид. Профессор ухватился за лестницу правой рукой, левой аккуратно положил на лестницу емкость, взобрался сам, а потом уже двинулся к выходу. Рассвирепевший от такого глупого поведения пожарный выхватил емкость и прокричал:

– Профессор, вы, никак, рехнулись? Мы спасаем Вам жизнь, а вы всякую ерунду хватаете! Нельзя, что ли, нахимичить этой гадости потом, в мирной безопасной обстановке?

Профессор побледнел и шепотом ответил:

– Пена от этой ерунды проделал тот фокус за моей спиной, а жидкость в тысячи раз опаснее. Ее только стекло и держит!

Бригадир побледнел куда сильнее профессора и растерял силы в один миг. Многочисленная толпа зевак мигом разбежалась собирать вещички и сматываться отсюда, пока не стало слишком поздно, не в силах видеть, как у бригадира задрожали руки и подкосились ноги. Профессор очутился на подоконнике, готовый в любой момент прыгнуть в окно. Зачем, он и сам не знал, но инстинкт самосохранения не считал прыжок с высоты в сорок шесть метров опаснее встречи с пролитой жидкостью.

Я по-прежнему раскачивался на люстре, когда произошли некоторые изменения. Дело в том, что крюк, на котором висела люстра, не менялся на протяжении столетий, металл же имеет такое вредное свойство окисления. Проще говоря, он проржавел насквозь. Поэтому, пока я раскачивался, люстра расшатала часть крюка, значительно уменьшив его прочность. Из-за этого он и сломался. Я вдруг увидел, что лестница под ногами стала значительно ближе, а на голову посыпалась пыль веков. С легким треском лопнули провода, люстра зазвенела и вместе со мной продолжила падение. Умудрившись без особых повреждений попасть в дырку между ступеньками, я повис под лестницей, все еще держась за люстру, которая была слишком широкой для того, что бы нырнуть вслед за мной. Не сказал бы, что возражаю. Внизу теперь сломать шею – дело пустяковое, так что никто туда в здравом уме стремиться не будет. Но у профессора появилась новая преграда по пути к нормальным полам.

Пожарники немного очухались и буквально на цыпочках подошли к бригадиру, чтобы поддержать его и емкость. В основном емкость, потому что каждый из них тайком мечтал стать новым бригадиром. Бригадир же отступил назад под внезапно навалившейся тяжестью емкости, наступил на крохотную лужицу, оставленную убегающими врачами, поскользнулся, вытаращил глаза, издал изумленный неопределенный звук, руки сделали автоматическое вращательное движение, пытаясь удержать тело, а емкость, выкинутая при падении, полетела к лестнице, угрожая упасть и разбиться.

Пожарники остолбенели. Бригадир ударился головой о пол и тоже остолбенел, но несколько иначе, чем другие. Свет для него внезапно померк (после звездопада в голове), и проблемы жизни ушли в прошлое навсегда. Так уж получится, что он умрет, не успев прийти в сознание, но многие позавидуют его смерти.

Емкость взмыла в свободном полете над полом, ближе и ближе подлетая к потолку. Надо сказать: потолки у нас довольно высокие – около пяти метров в высоту. Спросите, а как я за люстру ухватился? А она висела довольно низко, к тому же я высоко подпрыгнул.

Сила, с какой бригадир расстался с емкостью, оказалась достаточной для ее большого и дальнего перелета. Поймать ее стало делом чести и жизни для пожарных, поскольку вид растворившейся комнаты сильно их напугал. Емкость задела краем крышки за потолок, издав звук, пробравший до косточек присутствующих. Пожарные очнулись и бросились вдогонку, крича и размахивая руками. А она стала снижаться, направляясь прямо в центр лестничного пролета между этажами.

Я подтянулся, ухватился за лестницу, вскарабкался на нее и пополз к выходу. Лестница откровенно потрескивала и давала понять, что такой тяжелый груз, как я и люстра, скоро сделает из нее одной две поменьше. Полы были в метре от меня, когда сзади резко громыхнуло, а лестница заходила ходуном. Перепугавшись, я вцепился в нее со всех сил, после чего заставил себя посмотреть назад. Как оказалось, лестница не сломалась, просто профессор переборол инстинкт самосохранения и двинулся вслед за мной, сбросив мешавшую и, к слову сказать, до чертиков надоевшую ему за пятьдесят три года жизни люстру.