Текст книги "Сержант без промаха"

Автор книги: Дмитрий Кустуров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 19 страниц)

ЗА СЕБЯ, ЗА РОССИЮ

Старшина, коротыш с фуражкой на затылке, резко скинув правую руку вверх, подал команду строиться сильным голосом и с какой-то особой растяжкой. Бойцы, ставя лопаты, которыми только что рыли землю, у стен траншеи, и, на ходу отряхивая одежду и поправляя ремни, с веселым гомоном становились в строй. Старшина, забравшись на бруствер, терпеливо переждал, пока бойцы находили в строю привычные им места. Он переминался с ноги на ногу, поворачивался то направо, то налево и улыбался с явным чувством превосходства старшего. Наконец, убедившись, что все пришло в порядок и, улучив момент первых признаков успокоения, снова затянул звонким голосом:

– Ро-о-та, смир-но! Ро-о-та, ша-а-гом арш!

Затем старшина сошел с излюбленного места и, то поворачиваясь в сторону колонны, то устремляясь торопливыми шагами вперед, резко скомандовал: – За-певай!

Тут же разнеслась не очень дружная, но веселая песенка:

Ох, шинель моя, шинель, Ты подушка и постель.

Теперь рота так шла на обед. Бойцы днем рыли траншею, а вечером по два часа учились тактике наступательного боя.

Такая жизнь сначала нравилась. В день столовались три раза и каждый раз подавалась горячая пища. Подъем в семь утра, отбой – в десять вечера. Главное, шли не в смертельный бой, а трудились как в мирное время. От работы и потеешь по-другому. Солдат тут седьмым потом не исходит, мучений прихода третьего дыханья не испытывает. Если и потеет, то пот выступает разве что на лбу. Чуть отдохнул, и усталость проходит.

Но если бы Федору позволили бы выбрать работу или бой, то он предпочел бы последнее. Потому что в свободное от работы время все чаще приходили в голову непрошенными гостями беспокойные мысли о семье, о своих близких: как они там? Будет ли нынче урожай? Если как в 1942 году наступит засуха, то тогда что? Вот эта неясность вызывала у него сосущую тоску. И Федор в разговоре с друзьями повторял одно и то же: "Быстрее надо давить фашиста". Раз, возражая кому-то, даже сказал, что он "тоже Россия, семья, дети тоже", что их счастье в его руках и к ним он должен вернуться и обязательно вернется.

Подобное настроение было у многих и, как бы его кто-то подслушал, вскоре в газете появились вот такие строки: "Спросите у снайпера-якута Охлопкова, почему так ненавидит немцев? И он ответит: "Потому что желаю видеть Россию счастливой" 28.

Приказ о наступлении Охлопкову был бы желанной новостью, однако пока ничего путного не слышно.

Многие подразделения полка, в том числе отделение снайперов, после участия в проведении весеннего сева вернулись на работу по сооружению оборонительных укреплений. Рытье траншей, сооружение дзотов, даже возведение инженерных сетей для круговой обороны – результат их двухмесячной работы.

Все это, как потом окажется, нужно было для подготовки на участках 1-го Прибалтийского фронта и еще трех фронтов, расположенных от него к югу, "основной операции" 1944 года, для того, чтобы противник не узнал о предстоящем мощном наступлении под кодовым названием «Багратион». Обо всем этом солдат услышит еще через дней двадцать. А сейчас он, как мы выше рассказали, роет траншею и может лишь догадываться, что здесь, на его фронте, начнется нечто доселе невиданное. Не может же быть такого, что Калининский, переименованный в 1 Прибалтийский фронт, только поддерживал, как это случалось во время Сталинградской, Курской битв и переправы через Днепр, другие направления.

Офицеры время от времени исчезают: говорят, где-то они проходят спецобучение. И тогда по вечерам солдаты собирались в кучи и судачили о том, о сем сколько душе угодно. Тут были в каждой группе свои любимчики. В роте Охлопкова в центре внимания часто Оказывался пожилой солдат с седеющими кудрями. У него рассказ особенно складно получался, когда кто-то из солдат давал ему свою наркомовскую. Тогда он добродушно улыбался. Помимо анекдотов и веселых истории касался и серьезных вещей. «Старик» (так его величали солдаты) говорил, что нет и не может быть лучшего солдата в мире, чем русский. Кто самый выносливый, кто самый преданный родной стране? Он! В тот брусиловский прорыв, рассказывал старый солдат, – мы пошли наполовину без сапог. И ничего. Не хватало винтовок и пайка. И ничего, зато был дух и опрокинули всех и вся. Вот ендри-кудри.

Или он скажет:

– Кто-то против царя работал. Точно! Мясо, масло было. Ружья разного, орудий в тылу уйма. А до фронта не доходило. Зато в гражданскую мы в тупиках дорог находили все: и винтовки, и гранаты, и пулеметы, и колючую проволоку. В Петрограде буржуи гноили мясо и по ночам тайком от народа возили в мыльный завод. Все было, ендри-кудри. Только до нас не доходило. Так вот!..

Охлопков не очень вникал в смысл подобных рассуждений, но от нечего делать слушал со всеми остальными. Многие подбадривали рассказчика всякими расспросами.

– Вы не знаете, как продувают войну. Тогда продули, сейчас не продуем. Теперь не царь-дурак правит. Вы торопитесь фашиста скинуть. О, торопитесь! Народ за себя дерется. Но вы, птенчики местные, не мерьте все одной меркой своей роты. Всему свое время. Скоро и ваш час пробьет. Так вот, ендри-кудри.

Когда бойцы спрашивали о том, что, и тут надобно ли, готовиться к крупным сражениям, он за ответом в карман не лазил.

– А как же! Главному удару, может, и здесь быть. И мы можем ударить! Все к тому же: добить немца, чтоб он больше не встал! Раньше не добили, теперь добьем!

Разговоров, таких вот и других, ходит много среди солдат. Эти, в понимании Федора, небылицы нужны лишь для утоления любопытства. И сейчас он, кидая лопатой землю из траншеи вверх, весь поглощен заботой о том, как бы выполнить дневное задание без излишнего пота и в срок. Старшина – тот самый забавный малый с фуражкой на затылке – дал задание на двоих отрыть пять метров. Эти пять метров должны быть отрыты до обеда или с обеда до полдника. Федор часто посматривает на лопату своего напарника Абрара Хай-ялиева. Парень очень старался, но полную лопату не набирает и то, что набрал, сыплется обратно. Песок комками лежит на плечах, на спине, даже на пилотке. Абрар – сын чабана-таджика, как все горцы, поджарый. Но ростом, как и Федор, невелик. В начале земляных работ едва успевали рыть эти заданные пять метров. Однако пока никому еще не позволяли помочь себе. А впоследствии они кое-кого сами брали "на буксир".

После перерыва Федор чуть поднажал: к пяти должны пойти на учебный полигон. Абрар, видя как1 напарник убыстрил темп, тоже стал кидать быстрее. Улыбается. Видимо, вспоминает про «буксир». У них был уговор: в отстающих не ходить, не давать себя тянуть за уши. Федору еще по колхозу и по работе на шахтах Алдана знакомо слово «буксир». Если тебя берут "на буксир", то это значит, что ты никчемный работник.

Рыть траншею некоторым не нравится. Им это кажется лишней работой. "Наступать же будем", – говорят они. Тут такой случай, когда трудно судить, кто прав. Но если всем бойцам дан приказ рыть, то это, видимо, для чего-то надо. И потому тех, которые отлынивают и работают лишь для вида, Федор не одобряет. А это знал не только Абрар, знали псе бойцы снайперского отделения.

– Ро-о-та, ста-а-новись! – Снова послышалась команда старшины.

На этот раз старшина роту повел на учебный полигон – на небольшой луг на опушке леса. Отделение снайперов осталось в сарае. Там снайперов уже дожидался вчерашний лейтенант. Значит, будут учить тактике. С ним сидит незнакомый капитан. Сапоги начищены до блеска, пуговицы тоже поблескивают, портупея новенькая.

– Товарищи снайперы, перед тактическим занятием с вами хочет поговорить капитан Слащев, – представил незнакомца лейтенант. – Пожалуйста, капитан.

Капитан, оказывается, является корреспондентом фронтовой газеты.

– Я надеюсь, что вы прочли на страницах нашей га зеты призыв Зины Тусколобовой. Ну как? Читали? Тог да очень хорошо. Я приехал к вам организовать ответное ваше письмо на этот призыв патриотки.

И действительно, снайперы где-то в середине мая прочли письмо одной жертвы фашистов – медсестры, лежащей в госпитале. Вскоре в адрес Охлопкова пришло письмо от редакции газеты "Вперед на врага" за подписью заместителя редактора майора П. Корзинкина. Как говорилось в письме, Охлопков и его боевые друзья должны были начинать движение мести снайперов фронта "за муки и страдания" этой девушки-калеки.

Со страницы газеты Зина выглядела совсем молоденькой, с коротко остриженными волосами. "Дорогие мои! – писала девушка. – Пусть это письмо дойдет до сердца каждого из вас. Его пишет человек, которого немцы лишили всего: счастья, здоровья, молодости. Мне 23 года. Уже 15 месяцев я лежу, прикованная к койке. У меня теперь нет ни рук, ни ног.

Русские люди! Солдаты! Я была вашим товарищем, шла с вами в одном ряду. Теперь я не могу больше сражаться. И прошу вас: отомстите! Отомстите за меня, за мой родной Полоцк".29

Письмо бойцы читали группой и с каждым словом письма им становилось не по себе.

Зина воевала вместе со своим мужем. Девушка – медсестрой. Марченко командиром взвода. В одном бою лейтенант не вышел с поля битвы. Зина не верила, что он пропал без вести, ей не хотелось верить в гибель мужа. И она пошла искать его. За несколько суток она вынесла с поля боя 123 раненых. Ее наградили орденом. Она продолжала искать своего Иосифа. Ей казалось, что Иосиф где-то близко лежит раненый и ждет ее… И в тот раз она ползла между телами убитых. Вдруг услышала стон, стон раненого. Повернулась лейтенант… Девушка поползла к нему. Затарахтел автомат и пули прошли сквозь ее ноги выше колен. Зина потеряла сознание. Пришла в себя от страшной боли. Это фашист наступил на ее ноги. А фашист, увидя на рукаве девушки красную повязку сестры-милосердия, с испугу или со злости стал колотить ложей автомата по ее рукам и ногам, по голове. Ее, полуживую, подобрали наши через двое суток

Затем – госпиталь, девять операций. И в каждый раз борьба за жизнь, борьба против падения духа и апатии.

Чуть стало легче, начала объезжать на носилках заводы и выступать перед рабочими. Ее желание принести хоть небольшую пользу оправдалось. Где она выступала, там план поставки военной техники фронту выполнялся.

– А один лишний патрон и снаряд – это удар по врагу. Так-то, товарищи снайперы. Теперь я жду вашего слова, – сказал в конце рассказа капитан.

Капитан, услышав что Охлопков и его друзья текст своего обращения к снайперам фронта отправили вчера, обещал прийти завтра еще раз.

– Так, тема задания на сегодня "Действие снайпера перед наступлением", – объявил лейтенант, когда ушел капитан, попрощавшись со всеми за руку. Теперь слу шайте это:

"Быть невидимкой, тщательно маскироваться на поле боя – святое правило снайпера. И в наступлении, и в обороне я всегда стараюсь примериться к местности так, чтобы враг меня не заметил.

… Перед наступлением я всегда изучаю складки местности, скрытые подступы к врагу. Заранее определяю с каким прицелом стрелять на том или ином рубеже, каким образом там можно замаскироваться".

– Кто скажет, откуда взят этот отрывок? Нет, нет, Попов. Из молодых кто скажет? Давай, давай, Баймратов? Ну– ка.

– Это из рассказов Охлопкова, – ответил боец-казах Кутувых Баймратов.

– Точно. Наверно, помните – рассказы Охлопкова о своем опыте опубликованы в "Защитнике Отечества" за 22 и 23 марта. Кто не читал их, может эти номера газе ты взять с собой. А сейчас мы с помощью самого Охлопкова отработаем приемы маскировки.

Снайперов лейтенант разделил на опытных и на молодых. Опытные Охлопков, Квачантирадзе, Смоленский – отходят метров на триста и ложатся в отдалении друг от друга. Они должны маскироваться. Молодые – Журин, Сартмамбетов, Попов, Парфенов, Хаялиев, Баймратов – остаются на месте. Им дано задание: найти место расположения опытных, используя складки местности, подойти незаметно до ста пятидесяти метров от них. Затем каждый из них должен встать и указать на того, кто лежит перед ним, подойти к нему. А опытные должны считать, сколько раз молодые дали себя заметить.

Получив задание, опытные пошли рядом к местам расположения. Примерное расстояние между ними по сто метров друг от друга. Скоро они исчезли из виду. Через пять минут двинулись молодые, но ползком.

Через десять минут молодые встали и, указав предполагаемое место расположения впереди лежащих, двинулись к своим «жертвам».

По итогам необычного соревнования молодых наилучшие результаты оказались у Журина и Сартмамбетова. Из опытных не обнаружили лишь Охлопкова.

Все пошли к месту, где лежал Охлопков и стали разбираться в «секретах» его маскировки. И ничего необыкновенного не нашли. Он не выбирал места, где густая трава, наоборот, лег там, где травы было меньше. Отполз шагов на десять назад, причем выпрямляя примятую им траву. Остановился среди отдельных кустиков полыни и лебеды. За одним оставил полено, надев на него пилотку, а сам отполз в сторону и притаился, присыпав травой голову.

– Ну, товарищи снайперы, в данных условиях проще такой маскировки вряд ли придумаешь. Теперь объясни те, почему Попов и Хаялиев не обнаружили Охлопкова? – допытывался лейтенант.

Некоторые сказали, что складки местности его скрыли. Они, чтоб убедиться, отходили назад и присматривались оттуда. Если убрать полынь, то человек виден достаточно четко. Другие объяснили тем, что Охлопков лег между двумя стебельками полыни, тем и заслонил обычные контуры плеч. С этим объяснением лейтенант согласился. Однако спросил у самого Охлопкова.

– Медведь скрывается от человека не за пнем или деревом, а за кустиками между этими пнями или деревьями, – ответил он. – И пока не подойдешь на 5–6 шагов, его так и не заметишь.

Опять заспорили. Кто-то сказал, что медведь не человек, цвет его шерсти тот самый для леса и шиш ты его увидишь. Другой сказал, что медведь вовсе на прячется, он же хищник, он может притаиться, чтоб при опасности напасть на человека. А лейтенант все-таки нашел в «медвежьей» маскировке отвлекающие зрение моменты: пни, деревья, медведь за ними притаиться может; когда сытый, ведь он никогда не набрасывается на человека. Когда лейтенант попросил подтверждение своих слов, Охлопков кивнул головой и добавил:

– Я по-медвежьему и сделал. Справа – поленце с пилоткой, слева кочка. И взгляд ребят из трех точек остановился на более привычном – на пилотку с поле ном.

Лейтенант от удовольствия качал головой и широко улыбался. А молодые снайперы все еще продолжали спорить между собой, мол, кто может предположить, что наденет пилотку на полено или не залезет в низину. Когда пыл молодых чуть остыл, лейтенант спросил у Охлопкова:

– Федор Матвеевич, вот на фронте был ли у вас случай, когда ты притаился от немцев вот так, по-медвежьи?

Снайперы уже шли к сараю, когда Охлопков рассказал про тот случай, который приключился с ним год назад.

Полк стоял недалеко от озера Сапшо у высоты «Желтая». Случилось это в апреле месяце, когда возвращались с разведки. Три бойца: разведчик, корректировщик и он, стрелок, выполнив задание, то есть выяснив место прибытия новой артиллерийской части немцев, дожидались темноты, чтоб перейти линию фронта. Разведчик с биноклем искал наиболее удобное для перехода место. Он вдруг обнаружил только что установленный пулемет и приказал корректировщику взять на заметку эту новую огневую точку. И корректировщик, чтоб уточнить месторасположение этой точки, поднялся на небольшой бугорок и расположился в кустах. Видимо, ему оттуда лучше была видна передовая линия немцев. А Охлопков стоял на середине бугорка почти на голом месте. Над ними пролетели вражеские самолеты, вызывая досаду тем, что летают так безнаказанно.

Как это случилось, что он не услышал тарахтенье моторов, не понимает и до сего времени. Вдруг из-за поворота на дорогу прямо перед ним выскочил мотоцикл. Шевелиться нельзя, фашисты – и водитель, и автоматчик – сразу заметят. Федору оставалось стоять неподвижно как тень, а мотоцикл приближался все ближе и ближе. Фашисты о чем-то громко переговаривались словом, галдели только так. Как увидят, надо будет открыть огонь по ним. Тогда начнется перестрелка и вряд ли разведчикам удастся уйти, если даже он, Охлопков, пристрелит этих двоих. Тогда смерть или плен… И в следующий миг между мотоциклом и Федором появились тальниковые ветви с распускающимися почками. Оказывается, перед ним стояли два тоненьких кустика. Мотоцикл шел уже не прямо, а чуть отклоняясь в сторону. Федор, не меняя позы, передвигал ноги так, чтобы лицо его оставалось за этими кустиками.

Когда фашисты, не заметив стоящего от них в десяти шагах человека, пронеслись мимо, Охлопков обернулся и увидел, что сзади был еще один бугор, а на нем торчали несколько срезанных снарядом стволов деревьев.

Этот случай также вызвал оживленный спор снайперов. "Фрицы, наверняка, были пьяные", "Стволы эти спасли", "Ничего особенного, настолько были знакомые места, немцы могли и так пройти", – рассуждали они. Но Федору не хотелось бы попасть еще раз в такой опасный оборот. Он, занятый своими мыслями, до сарая шел молча.

На следующий день капитан Слащев пришел к снайперам, когда те рыли ту же траншею, что и вчера. Он долго присматривался, кое с кем побеседовал, Охлопкова между прочим похвалил за легкость обращения с лопатой, так сказать, за сноровку.

Во время перерыва капитан снова начал разговор с Зины Туснолобовой и поведал снайперам, что движение за муки и страдания этой молодой девушки из Белоруссии все расширяется, что оно охватило танкистов, летчиков, артиллеристов всего фронта.

Заканчивая беседу, капитан вдруг спросил:

– Вы сказали, что будете участниками движения. Как и когда исполните свое слово?

– На передовую скоро пойдем же, – выпалил за всех Журин.

– А когда окажетесь на передовой?

– Откуда нам это знать?

– То-то, – сказал капитан, многозначительно подняв указательный палец.

Капитан обещал об этом поговорить с командованием и открыто признал, что снайперам рыть траншеи ни к чему, так они могут потерять нужные боевые качества.

Скоро так оно и случилось: вышла большая статья этого капитана "Так ли надо заботиться о снайперах?" Она была напечатана во фронтовой газете. Однако Охлопкову в статье многое не понравилось. Может, по поводу закрепления отделения к определенному подразделению и его тренировок сказано верно. Но зачем же снайперам нужны офицерские пайки, вместо ботинок с обмотками те же офицерские сапоги? Ведь снайпер тоже солдат, и ему ни к чему особые условия.

Перед этой статьей, 31 мая, вышло обращение отделения Охлопкова ко всем снайперам фронта. Оно, как понимал Охлопков, было действительно стоящим делом.

В обращении говорилось:

"Родной наш товарищ, дорогая Зина!

… Мы слышим твой голос, мы видим твои страдания! Сердцем своим солдатским мы с тобой в этот суровый час. Крепись, родная, близок светлый день радости, близка победа!

… 1333 немца полегло костьми от наших снайперских пуль. Этот счет мы будем увеличивать изо дня в день.

Сегодня мы обращаем свое слово к снайперам нашего фронта:

"Мстите, товарищи, за горе и муки Зины Туснолобо-вой, за русских девушек, за их погубленную жизнь. Ни одной минуты не давайте покоя врагам!..

Мы выйдем, дорогая наша сестра, на «охоту» и откроем счет мести в честь твоего светлого имени. Будь уверена, родная, что ни один фриц, которого увидит наш глаз, не уйдет живым.

Счастья и успеха желаем тебе, наш боевой товарищ, дорогая Зина!

Снайперы сержанты Ф. Охлопков, В. Квачантирадзе, К. Смоленский, Л. Ганьшин".

Но "стоящее дело", то есть свое обращение, снайперам предстояло еще подтвердить уже боевым счетом.

В тот самый день, когда ушел капитан Слащев, вечером у снайперов было проведено очередное занятие. Там разбирался опыт Квачантирадзе – наблюдение за противником и приемы выманивания вражеских снайперов. За Василия больше объяснял лейтенант. Однако занятие прошло оживленно. Потому что Василий свое неумение объясняться по-русски восполнял полушуточными, но броскими движениями. Лейтенант объясняет, что опытный на лопатку с пилоткой не пойдет. А Василий двигает вырезанную из картона фигуру с пилоткой, которая будто что-то уронила, повернувшись, подняла и снова начала идти по изначальному пути. Ребята за проделками Василия следили то с улыбкой, то с удивлением. На поле боя, где нет ни окопов, ни картонных фигур, иногда приходится ввести в заблуждение противника уже обманными движениями, начиная с отходов, уклонов то в одну, то в другую сторону, кончая отлеживанием «мертвым».

– Хитрый, говоришь? – отвечает Василий на чье-то замечание. – Хочешь жить, будешь все делать. Только не трусь. Струсишь – крышка.

Ребята почувствовали, что Василий разговорился и не преминули воспользоваться этим. На вопрос, кто помог быть таким ловким и метким, Василий ответил с напускным удивлением:

– Кто, говоришь? Моя Грузия. Город Махарадзе слыхали? Нет? А Колхиду? Знаете. Так, Махарадзе на юге Колхиды стоит. Махарадзе – центр моего района. Родное село мое – Гурианта. Егерь, садовод, повар – моя работа там. И жена работку дала. Она мне родила двоих в подарок.

Ребята дружно хохочут.

– Еще охота. Вай-вай, во она! Спросите у Федора. Раз сломал ногу. Так, наотрез. Больше не ломал. Сам грузин. Все.

Снова хохочут ребята.

А примечательного в жизни и у Василия, и у Федора, казалось, и на самом деле было маловато. У того и у другого – образование три класса, оба еле изъясняются по-русски и оба обычно предпочитают молчать. Василию казалось, что Федор по-русски знает лучше его. А Федору, наоборот, кажется, что Василий говорит лучше. Все же, когда останутся наедине, разговорчивее становился он, Василий. Так получилось и в тот самый вечер. Ребят вызвали на комсомольское собрание. Разговор шел вокруг событий дня. Вспомнили и про девушку из Полоцка. И вдруг Василий с необычным для него волнением сказал:

– Знаешь, друг, хочу домой, сильно хочу. Вай-вай… Ты же слышал. Чего только не бывает на фронте. Вай– вай… Мои далеко от фронта живут. Это правда. Но все равно меня тянет туда. Ты не думай, что я трус. Фашиста не боюсь. А вот семья, жена… Ох…

На вопрос, при чем тут девушка из Полоцка, он долго объяснял. И с каждым словом все горячее, будто доказывал свою правду перед невидимым человеком, который не хочет его понять. Женщине, как он говорит, от войны, оказывается, достается больше, чем мужчине. Мужчина погиб, и все с ним. Ей надо оплакивать его, кормить детей, семью. В детские годы он, Василий, видел женщин в вечном трауре, одетых с ног до головы во все черное. Те были вдовы гражданской.

– В моей Грузии черных вдов, однако, сейчас стало много. Ох, не хочу, чтоб моя Вера ходила в черном. Как она одна поднимет на ноги Циалу, Ленку?

В обычное время Василий предпочитал отмалчиваться, выглядел спокойным, степенным. Некоторые ему говорили, что он не похож на грузина. Тогда он иногда огрызался: "Грузин балаболка что ли? Или грузин джигит? Джигит не надо. Я обыкновенный, как все вы".

Федор не знал, в каких условиях вырос его друг, но все же знал и чувствовал, что мнргое роднит их. Оба из простой крестьянской семьи. Оба участвовали в организации первых сельских артелей, оба работали немного в промышленности: он, Федор, на золотых приисках Алдана, а Василий на рудниках Рустави. Они почти ровесники – Василию 34, Федору 33. Оба семейные: у Федора два сына, у Василия две дочери. Оба коммунисты: Василий Шалвович вступил в партию за два года до войны, Федор – летом 1942 года на фронте. Как снайперы стали отличаться также одновременно, с ноября 1942 года. Такая была одинаковая судьба у них – у сына "Солнечной Грузии" и у сына "Полюса холода – Якутии". Но у них была одна общая родина – Россия, одна общая колыбель – труд.

Трудится Федор столько, сколько помнит себя. Приучил к труду старший брат, который всю жизнь работал за двоих. Так, идя на покос, приготовит заготовку для саней, а возвращаясь домой, несет ее на плечах домой. Зимой днем возит сено, по вечерам бондарит или столярничает. Как нужда заставит, днем ходит на строительство, а ночью принимает участие в выгрузке баржи. Выходных у Охлопковых не было. Они работали в сутки обычно не менее 12 часов. Когда пароходы топились дровами, на заготовку дров они с Иннокентием Никитиным обычной пилой пилили и ставили в день 40 кубов дров. Колол и ставил штабеля Иннокентий, а братья пилили.

После вот такой спартанской школы трудом Федор приобщился к технике, когда он в 1932–1933 годах по призыву комсомола работал на приисках Алдана сначала в шахте, затем на драге. Условия были непривычные и тяжелые. Люди, не знакомые с трудом под землей, в шахты спускались без спецовок, в одних ичигах вместо сапог. Не хватало не только спецодежды. Жили в барачных комнатах по 30–40 человек. В столовых кормили лишь в обеденный перерыв. Первая из них предназначалась для стахановцев и для тех, кто завоевал переходящий вымпел в выполнении дневных, недельных, месячных заданий. В старой обычной столовой, если чуть зазеваешь, то можешь остаться и без обеда. Щи со свежей капустой давались где-то до ноября. Затем наступала пора кислых щей с кусочком мяса, потом и без него. С марта или с апреля в столовой кроме кислых щей и соленой рыбы ничего не давалось. Май-июнь, до подхода первых пароходов – это уже пора полуголодной жизни с фунтом хлеба и хвостиком селедки в день. Людей поражала цинга. Их, ползущих на карачках, из-за отсутствия лекарств вывозили на первый зеленый лук прямо на поле. За ними приезжали через одну-две недели. Скудное питание у многих вызвало туберкулез легких. Даже Федор, неприхотливый с детства к еде, нажил было туберкулез, но после приезда домой быстро поправился.

Конечно, сейчас об этом мало когда вспоминает. Но из житейской закалки, которую он прошел в Алдане, главным приобретением для него были: общение с рабочими людьми, братание с ними и знакомство с техникой.

Зато он помнит разные, по его пониманию, необычные случаи из своей жизни. Раз Федор Старший при очистке водопоя ото льда, сломав черенок, выронил ледокол на дно озера. Ледокол оказался единственным и без него нельзя было прожить и дня. И его, девятилетнего мальчика, Федор Старший заставил раздеться в январскую стужу наголо и нырнуть в водопой, завязав его за ноги веревкой. Когда нашел на дне этот злосчастный ледокол, Федор Старший вытащил мальчика из водопоя и, завернув тут же в заячье одеяло, увез на санях домой.

А это приключилось, когда он был уже подростком. Шел ледоход на Алдане – реке широкой и с быстрым бурным течением. Человеку, за взбалмошный характер и необъяснимые выходки прозванному недоброжелателями Василием Сумасбродом, к перелету гусей надо было перейти через реку на остров. Василий Сумасброд в напарники взял Федора. С шестом на руках они прыгали со льда на лед. И, как Федору показалось, легко перешли бушующую реку.

Как-то раз, уже будучи в колхозе охотником, чуть было не попал в лапы медведю, вырвавшегося из бревенчатой пасти. Когда Федор подходил к пасти, медведь уже мог встать на ноги и с ревом пошел на него. Нетрудно предположить, что было бы, если бы ружье оказалось незаряженным.

Но, независимо от того, что помнишь или не помнишь, подобные приключения вряд ли серьезно влияют на судьбу человека. А навыки, приобретенные в труде, как понимает Федор, просто ничем незаменимы и на войне. От труда закалка и выносливость, смекалка и уверенность. Более того, тот, кто ценит и любит труд, и к людям отзывчивее и добрее. Честность и благородство также исходят только от труженика. И, наконец, труженик менее зависим, менее уязвим, потому что он все за себя делает сам.

Вот почему Охлопков и сейчас земляные работы выполняет на совесть. Многие толкуют так: будем наступать – эти траншеи заставляют рыть для отвода глаз. Немца не обманешь. ^Он и без того все видит и знает. А Федор от своих требует, чтоб они без лишних слов выполняли задание. Откуда знать солдату каждый раз то, что ему следует делать. К каждому наступлению ведь подготовка бывает разная. "Знаешь, что тебя ждет? Ну вот, выполняй приказ это твой долг", – всегда повторяет он. Или еще скажет: "Рой, лишь земля прячет солдата". А так наступления ждут все. Ждет и готовится и Охлопков.

Новичкам он спуска не дает, чтоб те винтовки свои содержали всегда в исправности. Как и люди, винтовка винтовке рознь. У каждой свои особенности: у одной спуск твердый, у другой, наоборот, мягкий. Бывает и бой разный: одна бьет выше, другая ниже. Когда спуск твердый, чуть выше надо целиться. Помнится, Журин в первые дни появления в отделение как-то показал винтовку: дескать, она плохо бьет. С нее действительно нельзя было попасть в цель. Потому что парень, видимо, не почистил ее вовремя от сильного загрязнения и ствол вздулся чуть ниже мушки. И как же попадешь из вздутой винтовки в цель? Журину тогда сменили винтовку, а Охлопков внушил ему, как нужно содержать боевую подругу. Снайпер, когда надо, выходит "на охоту" в любую погоду. Например, утром был туман, днем температура поднялась на 10 градусов, тогда с расстояния 350 метров надо целиться на десять сантиметров ниже или прицел следует поставить вместо 3,5 на 3. Или же ты ждешь появления фашиста на расстоянии 400 метров, а он выскочил на 200 метров дальше. Тебе некогда устанавливать прицел. В этом случае надо целиться выше на целый метр.

Еще от новичков Охлопков требовал во всем правдивого ему объяснения и честного отношения друг другу. Сам он в молодые годы охотно отдавал всего себя строительству новой жизни. Для него исключен был возврат к старой жизни с ее несправедливостью. Новая жизнь – это свет, это культура, это справедливость. И справедливость старался блюсти с юных лет. Будучи в свои двадцать лет председателем артели по совместной обработке земли – ТОЗа по артельным делам в райцентр ходил пешком туда и обратно километров двадцать.

Однажды односельчане не приняли в артель мужика по той простой причине, что два года назад был у него проездом незнакомый человек, который, как потом сказывали, стал главой банды в далеком Оймяконе. Дело было зимой, на острове реки Алдан, где этот мужик жил временно, откармливая свой скот сеном, заготовленным еще летом. А избушка стояла недалеко от большой дороги. И откуда было знать мужику, кто проезжает по ней каждый божий день? Федор взял да пошел в райцентр и принес справку от органов о том, что тот мужик не виновен в побеге того главаря банды. Мужика приняли в артель.

Охлопков знал, что новая справедливая жизнь идет из России, которую здесь, на фронте, он и защищает. Вернее, защищая Россию, защищает себя, свою семью, свою Якутию, ту жизнь, которую называют социализмом. Для него ясно, за что он воюет, за что отдаст, если понадобится, и жизнь. Пока будто все ясно и просто.