Текст книги "Душа для Командора"

Автор книги: Дмитрий Корниенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

5

В личных ощущениях не действуют законы физики. Сейчас, когда Андрей приближался к мечте, его все сильнее тянуло обратно домой, тогда как звезды притягивали заметно слабее. А уж сколько страхов и сомнений было в душе – и не сосчитать. И если добавить ко всему постоянное ощущение неотвратимо наползающей тени, спасало от всего этого только то, что Андрей не мог одновременно переживать по двум разным поводам, а лишь переключался с одной проблемы на другую. Мерно шагая замыкающим по разбитому асфальту шоссейной дороги, он то размышлял над проектом Орри, то вспоминал последний сон и Командора.

Странно, но он даже не пытался приписать тот страшный диалог игре своего собственного воображения. То ли события предыдущих дней начисто убили весь скептицизм, то ли эти потрясения зацепили психику, но Андрей ничуть не сомневался, что разговаривал с ним именно Командор из какой-то своей сумеречной обители, а вовсе не сновиденный образ. Теперь Андрея всерьез обеспокоило Первое Условие, и он размышлял о том, каким образом дольше продержаться без сна. Уж двое суток-то он как-нибудь продержится, а там прочь с Земли. Странная фраза о близости Командора наверняка связана с общим убийственным ментальным фоном, и, покинув эту местность, он наверняка сможет избавиться от жуткого присутствия неудавшегося претендента на тело.

"А Кея бы сильно удивилась, проснись в моем теле сегодня обманутый Командор", – подумал Андрей. Ей бы точно не поздоровилось. Он шел и смотрел на тонкую белую шею Кеи, на схваченные резинкой волосы, и неожиданно Кея на ходу обернулась и поймала его взгляд.

И вот тут только пришел в голову странный образ, словно увидел он Кею чужим зрением, и не здесь, и не сейчас, и остались только ее глаза, большие и широко поставленные, но уже не было вокруг этой равнины, а был зал, большой и свободный, и смыкались над головой куполом прозрачные, невероятной толщины стены, и эта прозрачность уходила в глубину бесконечности и терялась там, словно в толще льда.

Заколотилось сердце, кровь ударила в голову, и Андрей не удержал воспоминание. Он даже остановился и немного перевел дух. Затем прибавил шагу, поравнялся с Кеей и, успокоив дыхание, сказал:

– Расскажи, пожалуйста, что-нибудь о себе. Мне интересно, кто ты на самом деле.

– А что обо мне думал Командор?

– Его воспоминания могут не соответствовать истине, – уклончиво ответил Андрей. – Да и мало места ты занимаешь в его памяти. Я так и не понял, почему ты перешла на его сторону.

– Я не перешла. Я перебежала. И бежать мне больше было некуда. Но за убежище мне пришлось расплатиться секретами.

– От чего бежала? Или от кого?

– Может, ты лучше поделишься своими соображениями о проекте "Инкубатор"? Наверняка ты уже обдумал мои слова.

– Кроме того, что я уже сказал, ничего нового в голову не пришло. Да и неприятно об этом думать.

– А ты все-таки подумай, – не поворачивая головы, Кея мрачно улыбнулась.

– И тогда ты расскажешь наконец о себе?

– Когда же ты наконец поймешь, что до всего можно дойти своим умом, не слушая чужих рассказов. Ты знаешь достаточно, чтобы все понять, но вместо этого идешь по неверному, хотя и легкому пути выслушивания чужих рассказов. А ведь прекрасно понимаешь, что каждый будет рассказывать только то, что выгодно ему, и сам же будешь потом сомневаться и не верить.

– Знаешь, Кея, я сейчас пытался дойти своим умом, была ли у Командора в последнем сне возможность завладеть моим телом. И я дошел, что если бы у него это получилось, то ты бы уже валялась на земле лицом вниз, с перекрученной на сто восемьдесят градусов головой, любительница загадок.

– Не обижайся Андрей, "обидеться" – детское слово, – спокойно сказала Кея.

– Ошибаешься. Во мне сейчас кипит вполне взрослое слово "рассердился".

Андрей остановился, дождался, пока Кея уйдет вперед, и только потом пошел вслед, опустив голову и глядя на мелькающие носки своих ботинок. Болела голова, одолевали неприятные мысли, и, чтобы отвлечься, он обвел взглядом окрестности. Всегда неравнодушный к красоте, особенно красоте дикой, природной, не огороженной рекламными щитами и заборами, он тем не менее не смог разглядеть ничего красивого в окружающей местности. На диких полях по обе стороны узкой заросшей автодороги, на полях послезимних, неприглядных, не за что было зацепиться взгляду, если не считать стаи ворон, низко кружащей вдалеке, по всей видимости, над костями, и лишь впереди дорога уходила в сырой подтаявший темно-зеленый мрак хвойного леса. Но сейчас Андрею больше хотелось пробираться лесом, чем равниной. Он вспомнил, как в детстве, когда летом вывозил на дачу кошку и выпускал на полянке перед домом, та сначала испуганно прижималась к траве, замирала, а потом быстро-быстро, буквально стелясь, бежала к кустам смородины и там пряталась. Так и Андрею сейчас мучительно хотелось уйти с открытого незнакомого пространства, где вся группа была как на ладони.

Дорога наконец завела в сырую лесную тень, и деревья, которые некоторое время теснились по обочинам дороги, уже нависали сверху, а корни их расползались по разбитому шоссе подобно кровеносным сосудам. Язык не поворачивался назвать этот страшноватый и мрачный лес – весенним. Асфальт, который раньше хотя бы виднелся под толстым слоем пыли, здесь был покрыт листовым перегноем и разным лесным мусором. С обочин наползали кусты, на самой дороге лежали гниющие древесные стволы, было очень сыро и как-то сразу стал заметен пар изо рта. Очень захотелось костра. Захотелось сухости и еды, но не здесь, не на дороге, а где-нибудь на опушке, на границе между черным массивом и серым открытым простором. Собственно, это уже была не дорога через лес. Это был просто лес, в котором когда-то была дорога.

– Жутковатое место – этот ваш лес, – громко сказал Андрей, чтобы стряхнуть неприятное чувство. – Засветло выйдем?

Ему долго никто не отвечал, лишь не сбавляя шага обернулась Кея, но потом Роберт все-таки ответил:

– Мы здесь заночуем. Может, и мрачновато, зато здесь можно спать. Чем дальше от городов, тем слабее кошмары. Город, конечно, особое место, но и в маленькой деревушке, даже на хуторе – и то страшно… Везде, где раньше жили люди, мы не спим. Так что это еще спокойное место. Покошмарит, конечно, но терпимо. Да и невозможно такие расстояния без сна преодолеть.

– И скоро город? – расстроенно спросил Андрей.

– Скоро. Часа через три начнет темнеть, сделаем привал до рассвета. И уже завтра днем увидишь Город, – добавил Дюк.

"Интересно, – подумал Андрей, – а что думают о цели путешествия проводники? Ведь мы с Кеей собираемся остаться в Городе. Особо вопросов не задают, но ведь видно, что им любопытно до чертиков, особенно этому молодому". Роберт уже спросил как-то, по обыкновению хитро ухмыляясь, куда это они с Кеей все-таки собрались. Андрей, находившийся в задумчивости, ответил, что на небо, и проводник, пробормотав что-то про "не рано ли на небо собрался", отстал.

Более всего тревожил вопрос о сне как об отдыхе. Андрей примерно знал время пути и уже мог рассчитать силы, чтобы продержаться оставшиеся часы. Дрема в Городе даже днем для него означала бы смерть. Это было так же ясно, как то, что Командор действительно рядом. А вот приземлился ли Дрэйд? На этот вопрос должна ответить Кея. Андрей нахмурился: надо бы отучить ее говорить загадками.

Идти стало труднее: мешали поваленные деревья. Нагибаться с рюкзаком, чтобы пролезть под очередным стволом, вскоре стало сущей пыткой. Но никто не жаловался, и Андрей тоже молчал, лишь пыхтел и вытирал испарину с лица намокшим рукавом. Путь временами напоминал ему дорогу в заброшенном гниющем парке после урагана. Проклинал он и рюкзак, и предусмотрительных проводников, набивших его чем нужно и не нужно, и цепляющиеся за одежду ветки, и лужи. Обходил, перелезал, поскальзывался, пригибался, хватая ртом холодный воздух, и уже не следил за дорогой, не вглядывался во мрак бурелома по сторонам, не прислушивался к шорохам и не вздрагивал от треска деревьев в глубине чащи. Он сосредоточился на ходьбе с препятствиями, под конец уже еле передвигая разъезжающиеся ноги, ломило спину, промокли даже непромокаемые брюки, и пару раз он останавливался, чтобы промыть водой из фляги щиплющие от пота глаза.

Но все когда-то кончается, и вот уже он заметил, что стало пасмурнее, проводники наконец-то замедлили шаг и остановились, сбросив рюкзаки прямо на дорогу. Андрей сразу же сел на сырой поваленный ствол и припал к фляжке, делая короткие паузы, чтобы отдышаться. Между тем, вечер принес с собой холод, и в сырой одежде знобило. Дюку с трудом удалось разжечь костер из сырых веток, который больше дымил, чем давал огня. В ожидании, пока он разгорится, все четверо молча уселись рядом и, даже не пытаясь ничего разогреть, стали есть всухомятку, запивая галеты и холодную тушенку водой. Андрей почти не чувствовал вкуса, ел мало, быстро наелся и, отказавшись от коньяка, чтобы не разомлеть, решил все-таки вскипятить воду для кофе. Он принял решение не спать в эту ночь, если Кея подтвердит, что Дрэйд сел в назначенной точке и завтра они будут уже на месте. С одной стороны, такая задача была вполне по силам, но присутствовали и некоторые сомнения. Не так уж сложно не спать пару суток, если ты слоняешься по квартире с кружкой кофе в руке, но не заснуть, преодолев столько километров на свежем воздухе, возможно, будет очень непросто. По крайней мере таких экспериментов он раньше не делал. Бывало, после утреннего похода за грибами, с подъемом часов в шесть и возвращением после полудня, он сразу вытягивался на диване, даже не разбирая корзины, и спал часа два – три, а то и до вечера.

По итогам раздумий, Андрей подсел к Кее и тихо задал все те вопросы, ответы на которые его больше всего интересовали. Сонно моргая, Кея пробормотала, что Дрэйд уже на месте, во всяком случае, соответствующий сигнал получен, а то, что группа должна будет достичь места посадки на следующий день, так это он и сам знает. Что касается сна, то тут она бессильна что-либо посоветовать. Андрей отодвинулся, вяло поразмышлял и решил все-таки не спать. Лицо покраснело от разгоревшегося костра, он умылся и стал хлопотливо приспосабливать маленький котелок с водой, который тут же оплели языки пламени. Проводники же сняли куртки, развесив их на воткнутых рядом с костром палках, разулись и залезли в спальники, а Кея свой расстелила и легла на него сверху, не залезая внутрь и не снимая ботинок, лишь прикрывшись грубым походным одеялом. К тому времени, как Андрей заливал кипятком кофе в жестяной кружке, все уже заснули, и он сел у поваленного, обросшего мхом дерева на сложенное одеяло и стал смотреть на огонь.

Прихлебывая кофе, Андрей отдыхал, привалившись к рюкзаку ноющей спиной, и прислушивался к лесу, к треску костра, выбрасывающего красные искры к белым звездам. Что же думали об этих ярких точках на небе древние люди? Наверное, то же, что думает о них ребенок. Но спрашивать у детей бесполезно и можно лишь вспомнить самому. Вот и Андрей попытался воскресить свои детские мысли о звездах и луне, но вспомнил лишь то, что казалось, будто до них можно дотянуться рукой.

Почему-то вспомнилась история грузовика Команды Z. А если этот майор обнаружил в особняке указание на еще какие-то ценности, находящиеся среди камней Гиредора, и немедленно направился туда? Исключено. Гораздо более реальной выглядела ситуация, что некто захватил грузовик и направился на нем в противоположную от периметра сторону. А смертельно раненый майор пришел в себя и успел передать сообщение. Или же команда получила ментальный приказ, а майор в какой-то момент освободился от контроля… В любом случае Андрей начал бы поиски именно в особняке, а не в округе, потому что именно в особняке была потревожена та сила, которая погубила команду.

Ветер бродил по верхушкам деревьев, почти не тревожа затухающий костер, и тогда Андрей с кряхтением поднялся и подбросил в огонь еще хвороста, заодно долив в котелок воды. Самое время было поразмышлять об Орри и их проекте, а также о том, как это угрожает человечеству, но почему-то подобные вопросы сейчас его интересовали мало. Как заблудившегося в пустыне без воды человека мало тревожит цунами на другом конце света. "Положим, – лениво думал он, – "Врата Ада" служат для входа и для выхода. Значит, Орри собираются открыть для кого-то эти врата. Через сны. Либо отсюда – туда, либо оттуда – сюда. Так кому и зачем? Опять же, что понимать под Адом? Да и то ли это место, чтобы обдумывать такие вопросы?" Он сонно клюнул носом.

Заметно похолодало. Созвездия потускнели и передвинулись. Хворост закончился еще до того, как вода вскипела, Андрей встал, решив собрать еще веток, и вдруг заметил – что-то изменилось. Лес по сторонам вдруг как-то предутренне проявился из темноты, но свет на ветках был беспокойным и странно колыхался. Андрей зачарованно уставился на верхушки деревьев, и тут из-за спины до него донесся гул. Он резко обернулся и расширившимися от ужаса глазами уставился на близкий уже свет фар приближающейся машины. Гигантский грузовик несся по заваленной дороге прямо на Андрея, на спящих вокруг костра Кею и проводников, и в свете его мощных фар разлетались в стороны трухлявые стволы поваленных деревьев. Преодолев оцепенение, Андрей бросился к спящей Кее, ее одну еще можно было успеть спасти, схватил девушку в охапку и попытался перебросить через бревно, вдоль которого она лежала, на обочину. Кея сразу проснулась, закричала и изогнулась как кошка, но ему все-таки удалось ее перекинуть и прыгнуть сразу же вслед за ней. Андрей успел увидеть, как размыто несутся через лагерь огни автопоезда, и зажмурил глаза, ожидая треска, но… все стихло. Отняв грязные ладони от лица, он увидел, как вылезает из спальника Роберт с фонарем в руке, как крутит головой невредимый Дюк, и силуэт Кеи виднеется чуть поодаль, а поваленные стволы вовсе не раскиданы, и мирно угасают поседевшие угли.

Дрожа и запинаясь от пережитого, Андрей начал рассказывать о видении, и возбужденная речь его громко и странно звучала в предутренней тишине. Лица спутников он видел смутно.

– Похоже на временную петлю, – задумчиво отозвался из темноты Дюк. – Здесь все становятся как дети – видят то, чего не могут увидеть взрослые. Наверное, ты увидел грузовик, который проехал здесь лет десять назад.

– Да какая временная петля, – прервал Роберт хриплым после сна голосом. – Он просто заснул. Приснился кошмар. К слову, мой сон был не лучше…

Кея никак не прокомментировала видение и лишь молча стала складывать спальник. Обнаружилось, что и проводники больше спать не собираются. Рассвет должен был вот-вот наступить, они занялись костром и завтраком, а Андрей подошел к Кее. У нее на щеке виднелась свежая ссадина, он протянул было руку, но Кея отпрянула.

– Я ведь хотел тебя спасти, – укоризненно прошептал Андрей, все еще волнуясь. – Сама понимаешь, когда на тебя мчится грузовик, не будешь думать о миражах.

– Я думаю, ты хотел меня убить, – тихо, чтобы не слышали проводники, сказала Кея. – Посмотри сюда… Видишь этот острый сук? Ты бросил меня прямо на него. Если бы я не успела прийти в себя и выставить руки, этот сук вошел бы мне точно в горло. Полагаю, Командор действительно очень близко. Ближе, чем ты думаешь, и гораздо ближе, чем думала я.

– Кея, ты считаешь…

– Сделай одолжение, не вставай у меня за спиной, пока мы не покинем эту планету, – с металлом в голосе произнесла Кея и поправила браслет на руке.

Без того слабые ноги подкосились, и Андрей опустился на бревно. Завтракать он не стал. Пить кофе – тоже: руки и так дрожали. Он только сделал из фляжки глоток коньяка. Проводники же спокойно позавтракали, скатали спальники и неспешно потягивали из кружек кофе до тех пор, пока в ночи не появились серые оттенки. Тогда Дюк взвалил на плечи рюкзак и взмахом руки открыл второй день пути. Теперь последней шла Кея, а Андрей, словно конвоируемый двумя автоматчиками, уныло брел между Робертом и Дюком.

Андрей был в ступоре. Он чувствовал, что события этой ночи выбили его из колеи. "А ведь это только начало, – думал он. – Что же будет дальше"? "А дальше будет целый день борьбы со сном", – ответил он сам себе. И это то малое, что он знает наверняка. А сколько еще неизвестных препятствий? Ведь дальше Дрэйд, Кунц, звездолет, планета Крон, план Кеи… Господи, а она еще пыталась заинтересовать его Разрушителем. Планы Орри, проекты касеан… Да ведь сейчас Разрушитель – его единственная надежда выжить и не сойти с ума. Спрятаться за надежными стенами сильнейшего оружия в Галактике, уйти в дрейф меж звезд и спать, спать, спать… А если еще никто не будет копаться в мозгах, это будет совсем хорошо. Это будет просто замечательно! И ничего больше не надо. Ничего. Только бы не сойти с ума сейчас. Выдержать. Не спать. Дойти.

Группа вышла из леса. Идти стало много проще, сквозь туман замаячило пятно солнца, и только благодаря его теплу Андрей понемногу приободрился.

– Часа через два увидим город, – сказал на привале Дюк, сидя на скамейке в ржавом остове бывшей автобусной остановки. – А там до вашей точки еще часа три. Как договаривались, на окраине мы вас и оставим. По условиям нашего замечательного договора двойной оплаты вопросов мы не задаем, поэтому если что еще от нас понадобится, скажите сейчас.

Андрей покачал головой. От проводников ему точно ничего не надо было. А воображение уже рисовало проступающие из отравленного тумана серые башни и шпили высоток, которые, словно далекие горы, будут медленно приближаться, постепенно застраивая горизонт. Он даже не подумал в этот момент, что город, в который они направляются, по определению не может быть высоким, а, как и все его восточные собратья, он всегда был низким, промышленным, и потом еще много лет его ломала и затаптывала природа. Но все равно в течение последних часов он ждал, что уже за следующим холмом, щетинистым облезлыми желтыми елями, увидит он наконец низенькие домишки окраины на фоне сереющих в дымке необъятных развалин, и остановится, и сожмется сердце от гремучей смеси нетерпения, надежды и страха.

6

Хигус тревожно прислушался, но ничего, кроме воя собак – его основной пищи за многие годы – так и не услышал. Все еще косясь на маленькое слуховое оконце подвала, через которое почти не проникал дневной свет, он направился к разложенной на деревянном столе тощей тушке. «Чем они сами-то здесь питаются?» – неожиданно для себя подумал он. Впрочем, подобные мысли приходили к Хигусу редко, да и сейчас он усмотрел этот вопрос лишь в обтянутом шкурой скелете и тут же об этом забыл, привычно орудуя разделочным ножом.

Подготовив мясо, он стал насаживать его на крючки, а крючки на палки. Для копчения Хигус использовал две бочки, поставленные друг на друга. В верхней бочке он укрепил поперечные перекладины, на которые клал палки с подвешенными на них кусками собачатины. В нижней сделал дыру для закладки костерка. Верхняя бочка была закрыта крышкой с отверстием, а трубу Хигус вывел в оконце. Куски мяса он предварительно просаливал (соль в брошенных квартирах водилась в избытке) и долго коптил на тихом огне, чтобы дым не был горячим. Так можно было добиться длительной сохранности мяса, что было немаловажно – собаки стали очень пугливы.

Развесив мясо, Хигус вытер бурой тряпкой нож, побросал кости в корзину и стал разводить огонь. Закончив, он почувствовал голод, неохотно встал и прошаркал к железной лестнице, торчащей из квадратного люка. Оставляя на ладонях сырую ржавчину, он стал спускаться из сумрака подвала, где он обитал последние десять лет, в полную темноту, но свет ему уже не был необходим, как раньше. Ориентировался в подземелье он не хуже слепого в собственном доме, а страх перед тьмой ушел давно, еще когда в неполные тридцать лет стал считать себя мертвецом. Но не простым мертвецом, а скорее тем самым скелетом, уложенным в виде указателя, какие оставляли пираты, чтобы отметить путь к сокровищу для своих более удачливых товарищей.

Хигус по памяти обошел лужу, миновал стороной торчащую из стены острую арматурину, от которой у него остался шрам на правом бедре, пригнулся под свисающими с потолка проводами. Открыв железную дверь в комнату, служившую ему кладовой, он достал с полки кусок мяса, головку чеснока, сложил все это в хлопающую по ноге котомку, но уходить не спешил. Достав спички, он зажег огарок свечи на полке и направился в угол, где лежали вещи проводников. Разглядывая накопленное добро, он по привычке запустил грязные пальцы в жиденькую бородку, размышляя, чем можно воспользоваться.

Скукоженные ботинки самых разных размеров выстроились вдоль стены, сразу за кучей камуфляжного тряпья. Отдельно, в большом деревянном ящике лежало оружие. В основном это были охотничьи ружья, но присутствовал и пяток укороченных полицейских автоматов, и даже одна штурмовая винтовка. Патроны, разные, вперемешку, были ссыпаны в большой холщовый мешок. Но Хигус никогда не пользовался огнестрельным оружием и подбирал его просто так, на всякий случай, да и чтобы не валялось на виду. А единственное оружие, которым он пользовался, находилось здесь же – несколько трубок разного размера – самодельные духовые ружья.

Дело в том, что Хигус физически не мог переносить громкие звуки и, сделав выстрел, тут же ронял ружье и зажимал уши, воя от боли в раскалывающейся голове. Но будучи химиком по образованию, он еще пятнадцать лет назад работал по особому направлению в исследовательском центре и знал о ядах все. Это и определило его выбор. Яды он мог изготавливать сам в обнаруженной спустя некоторое время химической лаборатории, брошенной военными после катастрофы. Лаборатория находилась здесь же, и от подвала до нее можно было добраться сложной системой подземных переходов. И хотя несколько лет назад лабораторию окончательно затопили грунтовые воды, все, что нужно для производства отравленных дротиков, у него уже было.

Изготовить духовые ружья было несложно. Для охоты на собак он подобрал метровую алюминиевую трубку, а стрелы изготавливал из швейных игл с утолщенным хвостовичком и желобком возле острия (удобно для заполнения ядом). Иглу он вставлял в тонкую трубочку с уплотнителем из резины, чтобы придать стреле свойство поршня в насосе и прикручивал к ней ниткой стабилизатор, сделанный из лоскутков ткани. Яд Хигус подбирал с таким расчетом, чтобы парализованную им собаку можно было потом есть без опаски.

Для охоты же на людей Хигус изготавливал другие стрелы и трубки брал длиннее. Тяжелые стрелы были из стальных вязальных спиц, концы которых Хигус затачивал напильником, а затем шел уплотнитель из ластика или резины, хвостик из пучка ниток, и вот стрела готова. Таким оружием он легко пробивал даже самую плотную одежду, а если попадал в шею или глаз, особенно с близкого расстояния, то жертва погибала сразу, и даже не требовалось, чтобы паралич охватил все тело.

В этот раз, вопреки обыкновению, Хигус все-таки порылся в ящике с оружием и достал из него пистолет. Хотя к этому пистолету он приделал в свое время подобие глушителя, но им пользоваться тоже не приходилось, и взять его сейчас заставил только страшный гул, слышанный накануне. Надо было обойти свою территорию и выяснить причину этого звука. И все-таки, почти избавленный от страха, Хигус нервничал и не решался покинуть подвал. Он повертел пистолет в руках, размышляя и гримасничая, а затем осторожно положил его обратно в ящик. Несколько дней назад он напоролся на гвоздь и сейчас оправдался перед собой тем, что далеко ходить не позволит больная ступня.

На самом деле Хигусу не было никакой необходимости жить в подвале. Он мог занять любую пустующую квартиру. Но сознательно возведя аскетизм в принцип своего существования, он не шел на компромиссы. Да, можно было устроиться удобнее, можно было ходить охотиться в лес, но еще в самом начале своей миссии Хигус решил, что если потакать желаниям, искать комфорта, то недалек будет тот день, когда он больше не сможет себя удерживать в мертвом городе и уйдет обратно. А теперь он привык, ему было безразлично качество еды, не тревожил быт, и, словно схимник, Хигус совсем отказался от цивилизации.

Сначала Хигус был не один. Они шли на Восток навстречу потоку беженцев. Но собратья по предназначению один за другим сходили с ума, и он убивал их, потому что в них больше не было проку. Но последнего убил не без торжества. И эта смерть убедила Хигуса, что судьба благоволит ему. Тогда же он окончательно определился в своей миссии. Именно осознание избранности привело его в такую эйфорию, что ее отголоски поддерживали в нем жизнь даже спустя годы.

В конце концов, решив захватить самое длинное духовое ружье, Хигус снял с крюка потрепанный серый плащ, позволяющий сливаться с развалинами, осторожно достал из большой лакированной шкатулки тяжелые стрелы и рассовал их в специальные нагрудные кармашки, как на бурке, пять справа и пять слева, а потом сунул в котомку банку с ядом. Только после этого он задул свечу и пошаркал обратно в подвал. Не зная, чего опасаться, Хигус все-таки решил затушить костерок под коптильней: дым мог его выдать.

Проводников затворник не опасался. Давно уже не ходят они по ночам, а днем их убивать опасно. Днем можно получить и пулю в ответ, все-таки яд не так быстро действует, чтобы не успеть поднять автомат. Совсем другое дело – плюнуть отравленной стрелой с двадцати-тридцати шагов под покровом ночной тьмы. Даже от царапины проводник к утру умирал. Не нужны были Хигусу ни оружие, ни вещи, да и не так уж необходимы консервы – ему хватало того, что есть, или что можно при желании найти в брошенных домах. Ему нравилось чувствовать себя полновластным хозяином ночного города, насаживая на кол очередную голову.

Хигус избегал встреч с редкими группами военных, справедливо считая их слишком опасными для себя, а значит и для миссии. Лишь один раз он не удержался и, воспользовавшись случаем, запер одно такое подразделение в бункере, рядом с той самой подземной лабораторией, где брал яды. Он просто закрыл за ними тяжелый маховик бронированной двери – единственный выход с уровня. Что искали военные, было ему не ведомо, но зашли они туда со стороны бомбоубежища под заводом на окраине города. Хигус потом приходил к той двери каждый день, садился под ней и долго прислушивался к глухим звукам за толстой стальной перегородкой, пока они окончательно не затихли.

Иногда Хигус гордо размышлял, как же случилось так, что он единственный не сошел с ума. Так, откровенничая сам с собой вслух, он договорился даже до того, что возможно, и он все-таки помешался, так же, как и все, но просто не осознает это, как и любой сумасшедший. Хигус отогнал эту мысль. Нет, его защита слишком сильна. Ведь это Орден Сна разбудил в нем избранного.

Дело в том, что в своей прошлой жизни, о которой Хигус иногда вспоминал с улыбкой превосходства и которая прошла в одном из западных мегаполисов, он всегда очень ревностно относился к достижениям других людей. С детства невероятно тщеславный, он всегда считал, что должен получить от жизни больше других. Всего. Однако с годами он стал замечать, что многие, кто половчее да поудачливее, обходят его в этом деле. Да так, что наверстать упущенное и догнать их, уже нет никакой возможности. Именно в тот период жизни совершенно случайно он и попал в секту сновидцев, или, как они себя называли, Орден Сна. А уж когда Хигус обнаружил способность контролировать свои сны, да так, что могли позавидовать и ветераны Ордена, поприще наконец было выбрано и он отдался новому увлечению со всей силой своей жадной до первенства души.

Восточная катастрофа всколыхнула Орден Сна. И Хигус поверил, что Ордену было предначертано защитить человечество. Естественным образом он оказался в числе тех немногих, кому была доверена особая миссия. В числе тех, кто был посвящен в тайну. Ведь никто, кроме него, не мог так сопротивляться Орри. И сейчас, спустя десять лет ожидания, Хигусу впервые стало страшно. Он почувствовал, что война началась.