Текст книги "Следствие считать открытым"

Автор книги: Дмитрий Туманов

А костяшка встала торчком, громко щелкнула пальцами, и все, что лежало вокруг нее, включая песок на полу, кучки костей и поднимавшегося на четвереньки капитана Фрая, – отъехало на десяток шагов во все стороны. После этого рука издевательски помахала нам, показала козу и резво упрыгала в саркофаг, прикрепившись на свое законное место.

– Пора заканчивать эти детские забавы, – зловещим голосом произнес Игрок, выстукивая на все еще сидевшей в его ребрах доске замысловатую дробь, похожую на похоронную музыку. – Какая занятная руна здесь нарисована! Кто автор?

– Ну я… – неохотно признался Штырь, напряженно думавший, что же делать дальше.

– Вы думаете, что это просто буква, а буква – это несколько изогнутых линий и не более того. Отнюдь нет, вы даже и не подозреваете, что в вашем горском узелковом письме до сих пор используются знаки древнехиггского алфавита, где каждая руна была магическим символом. В том числе и эта, «осиновая». Как известно, из осины делают гробы. Не просто так, по традиции, – руна «О» означает смерть. Смерть тому, кто ее начертал.

Пока Игрок толкал речь, руна на доске наливалась багровым светом. С последним словом она отделилась от основы, вспыхнула призрачным огнем и устремилась к Штырю. Малек отчаянно кувыркнулся в сторону, но руна тоже изменила направление полета и вошла ему в спину.

Маленький вор вздрогнул всем телом, замер на вздохе, судорожно рванул клапан на поясной сумке, выхватил маленький медный цилиндр, закупоренный пробкой, но открыть его не успел. Флакон выпал из ослабевших рук, а малек медленно осел, уткнувшись лицом в песок. Я успел взглянуть в глаза Штырю перед тем, как он упал, но не увидел там ничего, кроме пустоты.

– Один готов! – злорадно произнес Игрок. – Играем дальше. Какой криворукий плотник вытесал этот кол?

– Я, – мрачно ответил Таниус, нагибая голову и поднимая меч на изготовку.

– Бездарность! Глаза б мои не смотрели! А твои уже больше ничего не увидят!

Черная доска сама собой выскочила из ребер мертвеца, разломилась вдоль на две длинные и узкие щепы, которые развернулись в воздухе и рванулись к Таниусу. Капитан даже не успел увернуться – два черных копья ударили в забрало и два окровавленных конца, пробив шлем, вышли из затылка. Упругая воздушная волна отбросила Таниуса прямо в нишу, в освободившийся гроб.

– Второй готов! И хорошо лег, даже хоронить не надо! – злорадно усмехнулся Игрок. – Играем дальше?

А что дальше? Как мне биться с этой нечистью? Не мечом же его убивать, он и так мертвее некуда. Мне нужен волшебный предмет. Я уныло посмотрел на почерневший талисман, торчащий из стенки. Вот и все, чем я располагаю. Стальная пластинка уже остыла и легко вышла из обуглившейся стены. В моем мозгу промелькнула ироничная усмешка Игрока, который соорудил вокруг себя дымчатую сферу, мерцавшую всеми цветами радуги.

– Даже и не пытайся – моя защита отразит любой магический удар в того, кто его направил!

Интересно, где это он так колдовать насобачился? Мертвый хиггийский колдун, возможно, и был в свое время одним из сильнейших магов, но это было тысячу лет назад, на заре цивилизации. В наши дни подобные фокусы может выделывать даже самый ленивый аколит.

А тут задействована большая сила и явственно чувствуется рука мастера. И колдовать на огромном расстоянии сумеет далеко не каждый маг – слишком большая трата энергии. Сейчас проверим.

Я вынул из поясной сумки Таниуса магический кристалл и чуть не ослеп – стекляшка светилась ярко-белым светом, как маленькое солнышко. Игрок заволновался – он не смог определить, что за неведомый артефакт появился у меня в руках, но отреагировал немедленно. В углу склепа задрожал и сгустился воздух, проявилось колышущееся черное пятно, потянувшее к кристаллу размытые, еще не материализовавшиеся щупальца.

Святые Небеса! Сейчас эта дрянь кристалл заглотает и мною закусит! Я отскочил на несколько шагов и метнул сияющую вещицу в мертвый остов, таращившийся на меня из саркофага. Индикатор-кристалл хотя и назывался магическим, но волшебной энергии в нем не было ни грана. Само собой, он свободно миновал радужный барьер, попал скелету в грудь и застрял между ребер как раз там, где еще недавно торчала черная доска.

А вслед за кристаллом черной молнией метнулась омерзительная тварь, явившаяся прямиком из ночного кошмара обитателя сумасшедшего дома. Насколько я успел рассмотреть, внешне она походила на треугольный кусок склизкой черной кожи с тремя гибкими развернутыми щупальцами, усаженными присосками и оканчивающимися крупными изогнутыми когтями длиной примерно с мою ладонь. А количеству клыков в пасти, зиявшей провалом промеж щупалец, позавидовала бы самая зубастая акула.

Это жуткое создание, без сомнения, было вызвано Игроком прямиком из Бездны – от твари исходила та же волна леденящего ужаса. Но и различие их природы было ощутимо – примерно настолько, если бы в первом случае вам в темном переулке преградил дорогу бандит с ножом, а во втором случае – в темном лесу повстречался бы оголодавший волк.

А это создание было голодно – чувство голода преследовало его всегда, было естественным и обыденным. Но, несмотря на зубасто-когтистый облик, темная бестия питалась исключительно тонкой энергией. И сейчас сторожевой пес Тьмы, второпях призванный Игроком для уничтожения моего «артефакта», не обнаружил ничего подходящего для еды и потому набросился на своего хозяина – очень даже лакомого в энергетическом смысле.

– Оп-с-с. Неувязочка вышла. Но мы еще встретимся. Ты сам найдешь меня, – прошелестело в голове.

Все заклинания Игрока были «съедены» моментально. С треском разорванной ткани лопнула переливчатая защита, кости скелета распались и осыпались в каменный гроб, навсегда потускнели рубиновые глаза костяной кобры на мертвой голове, скатившейся по ступеням саркофага. Порвалась и та магическая нить, что удерживала самого монстра в чужом для него мире, – темное создание растаяло в воздухе прямо на глазах.

Может быть, мои друзья еще живы? Я бросился к Штырю и осторожно откупорил сосуд, который малек выбрал для своего спасения, но не успел им воспользоваться. Внутри оказалась мелкая красноватая пыль, заклубившаяся над флаконом легким облачком, отчего я немедленно чихнул.

А как же ее использовать? Недолго думая я натолкал Штырю целительное зелье везде: в рот, в нос, в уши, в волосы, за шиворот и даже в штаны – ну так, на всякий случай. Результат лечения не замедлил себя ждать – пациент вздрогнул, затрясся в хриплом кашле и ожесточенно начал чесаться, беспрерывно чихая и перхая, а из покрасневших глаз рекою лились слезы.

– Валиен, ты же его… перцем обсыпал… – раздался сзади голос Таниуса, прерывающийся истерическим смехом.

То, что Таниус был жив, я знал и так – мой браслет оставался целым. Но я не предполагал, что он будет жив до такой степени. Макушку капитана «украшали» две кровавые полосы, а в остальном он был очень даже ничего.

– Откуда я знал? Вообще он сам его вытащил. А этот… перец… он что, большую силу имеет?

– Убойную, особенно если его в нос засунуть. Постой, ты что, никогда не пробовал перец?

– Это что, можно есть? Таниус, ты шутишь, конечно. Этот порошок при осаде города можно мешками со стен на врага сыпать – любой штурм враз захлебнется.

– Ох, горянская темнота, нет темноты тебя темнее! На один такой мешок можно всю Фацению купить и еще пару княжеств в придачу. Перец самому королю подают к обеду в ма-аленькой фарфоровой чашечке.

– Так ведь мы – народ простой, во дворцах не живем, перцы не пользуем. Хватит уже об этом, ты лучше скажи, каким чудом вывернулся из когтей смерти.

– Твоей милостью, господин расследователь, додумавшийся поставить капкан в прихожей. Меня потом полчаса из собственного шлема оружейными ножницами вырезали. С той поры подъяремного ремня в моем шлеме нет – крепить некуда, зато теперь могу голову ниже забрала опускать. А тут меня даже предупредили, куда бить будут, так что…

– Какой…………это сделал! – завопил прокашлявшийся и продравший глаза Штырь. – Этот экстракт из перца, мяты и куриной слепоты предназначен для того, чтобы ослабить чары подчинения, а не для того, чтобы мне его во все дыры понапихали!

– Я подумал…

– Нет, вы слышали, он еще и думать умеет! Я тебе сейчас этим средством задницу намажу – посмотрим, о чем ты тогда будешь думать!

Собирался ли Штырь на самом деле исполнить свою угрозу, или же просто выражал так свое негодование – выяснить не удалось: на площади что-то грянуло, засверкало, песчаное облако накрыло склеп, заставив нас припасть к полу. И вдруг, заглушая грохот, сверху полилась странная, звенящая песня-мелодия. Она была и музыкой, и песней, и гимном, и молитвой, и вообще чем угодно, в зависимости от состояния души:

 
Случайной была наша встреча,
Но в этот волнительный миг
Стал утром рассветным мой пасмурный вечер,
И мир озарил твой пленительный лик.
 
 
Твой свет – как луна над небесной купелью,
Твой голос звучит серебристой капелью,
Я жду твой восход над небесной купелью,
А сердце поет сладкозвучной капелью —
С одной только целью!
Серебро!
Сиянье Света – серебро!
В небесный оттиск натекло,
Лучами света отлив монету —
Серебро!
Луна рассвета – серебро!
Блистает в небе всем назло,
И правда в этом! И счастье в этом!
Серебро!
 
 
Пройдя через страсть и страданье,
Найдем мы взаимности мост,
И самое главное наше признанье
Случится в рассветном мерцании звезд.
Тогда воссияет в ночи бархатистой
Свет новорожденной луны серебристой,
С тобой разделю я в ночи бархатистой
Сиянье небесной души серебристой —
Влюбленной и чистой!
 
 
Серебро!
Душа из света – серебро!
Пусть время быстро протекло,
Но я от Света дождусь ответа!
Серебро!
Луна рассвета – серебро!
Сверкает в небе Тьме назло,
И правда в этом! И счастье в этом!
Серебро!
 

Чудесная песня звучала снова и снова, и в такт ей пульсировали световые вспышки, озарявшие мрачное небо над мертвым городом. Видимо, храмовники все же были живы и теперь приняли на себя всю силу удара восставшего некрополя. В третий раз задрожала земля, отчего под нами опасно затрещал пол, за стенкой что-то обвалилось с протяжным гулом, а у ближайшей гробницы отвалилась стена, и оттуда хлынула толпа мертвецов.

Конечно, рано или поздно мы все на кладбище окажемся, но помирать все же лучше в другом месте. Мы похватали свои котомки и выползли наверх по обвалившимся бревнам наката. Оказалось, очень вовремя – не успели мы отойти и нескольких шагов, как вторая половина перекрытия склепа обрушилась вниз, проламывая пол и сметая стены.

Выбравшись из пыльной ямы по обломкам стены, мы поднялись на террасу стоявшей рядом усыпальницы и оттуда воочию увидели ужасную и грандиозную картину происходящего в некрополе.

Эта картина была достойна называться Концом Света. Заполонив улицы мертвого города, к его центру рвались полчища пескоскелетов. Под ногами у них бесновалось живое песчаное море, над их головами проносились мерцающие искры и огненные шары, а в небе над некрополем свирепствовала песчаная пурга и закручивались черные воронки смерчей, искрящиеся разрядами молний.

И все это валом обрушивалось на центральную площадь – туда, где в мрачно-песчаной круговерти еще мелькали белые одежды и блистали стремительные клинки. Восемь рыцарей Храма окружали Регисту, стоявшую прямо на могильной плите черной гробницы и устремившую сверкающую дугу в небо. Это ее лунный меч исполнял пронзительную и чарующую песнь – он звенел и дрожал от напряжения, он вспомнил древнего противника, против которого был выкован. Пульсирующие волны белого света срывались с Серебристой Луны. Попадая в такой световой всплеск, скелетные орды превращались в пыль, а жалкая доисторическая магия мертвых колдунов рассеивалась, как дым на ветру.

Но главный враг скрывался там, под плитой. Тяжелый черный монолит дрожал и трясся, а по сознанию шипастой плетью хлестал тягучий призывный стон: «О-осво-обо-оди-ите-е…» Несколько раз Региста пыталась нанести удар прямо в плиту, но серебристый меч, режущий обычный камень, как масло, бессильно отскакивал – настолько крепка была незримая броня, защищавшая проклятую могилу.

Несмотря на выкашивающие их ряды светоносные удары, большая часть оживших мертвецов все же успевала добраться до кольца храмовников, однако их мечи были тоже отнюдь не просто кусками железа. В священное оружие была вложена частица силы Храма – от каждого удара по три-четыре костяка разлетались на кусочки.

Но враг давил количеством. Все выше громоздилась куча поверженных костяков вокруг доблестных рыцарей, все реже взлетали клинки – рыцари Храма, несмотря на их феноменальные способности, все же не были выкованы из железа. Свет, срывавшийся с лунного клинка Регисты, также потускнел и стал более прерывистым – видимо, и небесная поддержка леди командора тоже не была бесконечной.

Нас восставшая из могил армия поначалу игнорировала, не считая достойной целью. Однако когда мы опрометчиво попытались спуститься вниз и оказать посильную помощь выдыхающимся храмовникам, какой-то хилый костячок в красных штанах, восседавший на руинах соседней усыпальницы и с сомнительным успехом исполнявший роль воеводы мертвого войска, оживленно запрыгал и замахал руками в нашу сторону. Тотчас с полсотни ближайших пескоскелетов рванулись на крыльцо освоенной нами гробницы и заставили нас поспешно ретироваться на ее крышу, благо скелетоиды были схожи с живыми людьми в том, что по стенам они лазать не умели.

А что мы могли сделать? Обычные мечи эту нежить не брали, а некромантов, способных одним взмахом руки уложить беспокойных мертвецов, или боевых магов, способных другим взмахом руки уложить вообще всех, кто еще не лежит, – в наших рядах отчего-то не оказалось. Да о чем тут было спорить? Спустись мы сейчас вниз, и мертвые толпы попросту втоптали бы нас в песок по макушку.

Поэтому мы, сжав зубы, сидели на карнизе гробницы и смотрели, как из последних сил сражаются наши воины. А храмовники уже стояли на дне воронки из песка и костей, с краев которой пескоскелеты прыгали им прямо на головы. Натиск начал ослабевать – в рядах наступающих мертвецов появились просветы. Но теперь враг бросил в бой свои лучшие войска – мертвых воинов. Какое-то время храмовники еще держались, но вот малорослый покойник в ржавой дырявой кольчуге поднырнул под меч одного из рыцарей и ударил его кривым ножом в забрало. В следующую секунду череп в крылатой каске разлетелся вдребезги, а тот, кто отвлекся, чтобы отомстить за гибель товарища, был подцеплен крюком за ногу, упал и исчез под грудой костяков. Остальные продержались недолго…

Ни один пескоскелет не посмел ступить на черную плиту, Не обращая никакого внимания на вступившую в неравный бой Регисту, разметывавшую десятки остовов одним ударом, множество мертвых рук уперлись в могильный камень и под торжествующий вой обитателя проклятого упокоища со скрежетом стали сдвигать надгробие. Сейчас это вырвется на свободу, и тогда…

Даже страшно подумать, что случится. Если повелитель мертвых восстанет из могилы, в которой он был запечатан в течение последней тысячи лет, то все покойники мира зашевелятся в своих гробах. Это и будет приходом апостола Тьмы – там, где пройдет Черный Человек, мертвые восстанут. И так будет продолжаться, пока на планете не останется ничего живого.

Это не я придумал, это давным-давно предсказали церковники Храма, и теперь их предсказания начали с пугающей точностью вписываться в происходящие события. Знали ли древние мудрецы, что останавливать рвущееся в мир зло придется последнему из их воинов? Видимо, знали. Но могли ли они предполагать, что этому воину просто не хватит сил, чтобы одолеть страшного противника? Конечно, Серебристая Луна обладала невообразимой мощью и могла одним ударом высвободить душу из тела и убить любого врага. Однако, как ни старайся, нельзя освободить душу, которой нет и нельзя убить того, кто и так уже мертв.

С опозданием, но леди командор все же поняла, что одной безграничной веры в торжество Света оказалось недостаточно для спасения мира. Чтобы пробить заклятие могильной плиты, требовалось нечто большее. И тогда Региста решилась на отчаянный, последний шаг – использовать силу, что дана от рождения каждому живому человеку и совершенно недоступна мертвецу. Силу средоточия жизни – магию крови.

Магия есть везде. Магия была всегда. Испокон веков люди постигали способы опосредованного воздействия на окружающий их мир. Многие из тех, кто отважился идти вперед по этому опасному пути, погибали страшной смертью, но на их место становились другие – человек любопытен по своей природе, а любопытство – двигатель прогресса.

Таким образом, путем опытов и ошибок означенная тайная наука и развивалась – от первобытных наскальных рисунков до современных стихийных школ. Но сквозь тысячелетия красной нитью проходила одна колдовская истина-аксиома, самая проверенная и самая жестокая. Нет магии сильнее, чем та, что замешена на жертвенной крови, и нет жертвы весомее, чем собственная жизнь.

Региста преклонила колени в краткой молитве, поцеловала Серебристую Луну, подбросила ее высоко, сколько хватало сил, и упала на плиту, устремив руки в небеса. Меч Вознесения падал всегда лезвием вниз…

Белая молния пронзила грудь прекрасной воительницы Храма, черный камень под ней треснул, и слепящая струя белого пламени хлынула внутрь гробницы. Раздался отчаянный посмертный могильный стон, и вдруг как-то разом все стихло. Рассеялась песчаная метель, прояснилось небо, замерли костяные орды. Струйки песка стекали из пустых глазниц, оплакивавших гибель того, кто познал бессмертие ценой своей жизни и получил смерть ценой жизни человека, добровольно убившего себя во имя спасения мира. Жертва была принесена, и она не была напрасной. «И ниспадет на землю ущербная луна. И мертвые заплачут…» – вспомнилась еще одна строка из Десятого Апокрифа.

Когда мы подошли к надгробию, ставшему жертвенным алтарем, Региста еще была жива. Зеркальные доспехи потемнели от пыли, роскошные каштановые волосы разметались, смешавшись с песком и могильным прахом. Запавшие, обведенные темными кругами, открытые до предела карие глаза пронзали небосвод, а с бледных губ, беззвучным шепотом читавших молитву, стекала тонкая красная струйка.

При виде нас леди командор попыталась выдернуть Серебристую Луну. Но то ли Региста была настолько слаба, то ли сила зачарованной плиты цепко держала меч – он даже не шелохнулся, и тонкие длинные пальцы, забранные в кольчужную чешую, бессильно сползли по лезвию.

– Таниус… освободи меч из камня… Я разрешаю… Он не тронет… пока я его держу, – еле слышно произнесла Региста.

Капитан Фрай взялся за эфес, потянул сначала осторожно, потом сильнее, потом изо всех сил. Меч изогнулся, но не выдвинулся и на палец, а Региста от страшной боли прокусила губы насквозь, слезы брызнули из ее глаз, а по вискам потекли капли пота, смешиваясь с кровью. Она не издала ни стона, ни звука.

Таниус отошел, опустив голову и закрыв глаза рукой. Несокрушимый капитан королевской стражи заплакал навзрыд, как маленький ребенок, страдая от собственного бессилия при виде жестоких мук той, которую, несмотря ни на что, все еще любил.

Штырь полез было в свою сумку, но передумал и со вздохом пожал плечами: конечно, никакая разрыв-трава не могла расколоть такой камень.

– Райен… ты попробуй, – тяжело вздохнула Региста, и новая струйка крови сбежала по подбородку. А я-то что тут сделаю? – этот меч, поди, табуном лошадей не вытянуть. Но если дело тут в другом, если командор Каштановая Прядь задумала до конца исполнить свое предназначение, то получается, что тогда я сам суну голову в капкан? И если на последнем дыхании она все же решилась убить меня, то… Не верится, нет… Или все же – да?

– Может, не надо? Я – человечек слабый, еще надорвусь от перенапряжения… – участливо проблеял я, пытаясь отгородиться выставленными ладонями от непосильной и опасной задачи.

– Тащи!

Ну уж так и быть, если женщина требует…

Я, опасливо косясь на когтистые полумесяцы, положил руки на гарду, готовый отдернуть их в любую секунду. Ничего не произошло. Тогда я легонько потянул вверх, и эфес, откликнувшись биением моего пульса, пошел следом. Региста слабо вскрикнула и обмякла, а Серебристая Луна вышла из камня и тела без малейшего сопротивления – ни кусочка грязи, ни капли крови не прилипло к идеально ровному и гладкому лезвию.

Я торопливо вложил меч в руки доблестной воительницы, а Штырь уже вливал ей в рот целительно-отвратительный эликсир, который только одним своим запашком мог поднять и покойника с посмертного одра. Леди командор вздрогнула всем телом, зашлась в кровавом кашле, но пришла в себя и даже сумела сесть – в нее словно бы влилась новая жизненная энергия.

«Ненадолго…» – прошептал наш народный целитель, а может, он и не сказал ничего, но я как-то понял его мысль.

– Райен, на колени! Склони голову перед силой Единого Храма в моем образе! – вдруг резко и отрывисто произнесла Региста, вставая и поднимая меч в боевую позицию. – Здесь и сейчас решится все. Если ты – апостол Тьмы, то Серебристая Луна низвергнет тебя обратно в Бездну, если же нет…

«То сумасбродная фанатичка попросту снесет мне голову», – додумал я за нее. Какой глупый и бессмысленный конец. Впрочем, сейчас или потом – какая разница? А так хоть мучиться не буду, даже боли не успею почувствовать. Таниус, Штырь, что ж вы не броситесь на нее, как отчаянно бросается волчица на охотника, поймавшего ее волчонка…

– Именем Света…

Вот и все. Прощайте, люди добрые, и простите, если что не так…

– …я, Региста Гористок, командор ордена Единого Храма, властью, дарованной мне Храмом, посвящаю тебя, Мельвалиен Райен, в храмовые рыцари и вручаю тебе священный меч Вознесения – Серебристую Луну. Не как самому достойному, но как последнему, оставшемуся в живых. Последнему Рыцарю.

Лунный клинок лег мне на плечо, от него исходило странное, но приятное веяние, словно тысячи невидимых ниточек связывали меня с приятной прохладной и вместе с тем живой сталью меча.

– А как же проверка насчет принадлежности к Тьме?

– Ты ее уже прошел. Никогда Тьма не склонит голову перед Светом в смиренном ожидании своего поражения.

– Хм, как все просто. А что означает – «Последний Рыцарь»? И почему им назначен я? Ведь Таниус и Штырь много достойнее меня.

– Так гласят древние предсказания первых служителей Храма, так записано и в Уставе нашего Ордена. Последний из рыцарей Храма в роковой час Аверкорда примет бой против Тьмы. На его деснице будет рдеть кровавым цветком Священный Лотос.

Я взглянул на ладонь и присвистнул от удивления – ожог, полученный от раскаленного талисмана, и в самом деле напоминал соцветие лотоса. Тогда я вытащил из кармана саму стальную пластинку. С ее лицевой стороны был все тот же оттиснутый замок с башенками, а обратная сторона не была обработана, и выступавший контур оттиска оказался точь-в-точь таким, каким отпечатался на моей руке, – грубоватым и стилизованным, но очень похожим на распятие Священного Лотоса.

– Когда моя сила иссякла, Серебристая Луна сама выбрала тебя, став частичкой твоей души, – сказала Региста слабеющим голосом, вкладывая блестящее лезвие в мои ладони.

Нехотя выпустив меч из рук, воительница опустилась на холодный камень, из-под ее спины растеклась темно-бурая лужица.

– Я знаю, рана смертельна, мне уже недолго осталось… – тихо и печально прошептала Региста. – Прощай, маленький плутишка, с тобой было очень весело. Я рада, что наши сердца оказались сродни. Прощай, мой дорогой друг, самый честный и ласковый человек в моей суетной жизни. Не унывай, мы с тобой скоро встретимся и больше не расстанемся никогда. Теперь идите, не смотрите, как я умираю. Райен, задержись на минутку…

Региста, взяв мою руку и смотря мне прямо в глаза, продолжила, уже с трудом выговаривая слова:

– Путь Последнего Рыцаря – это тропа скорби, дорога горя, стезя одиночества. Никто не скажет тебе ободряющее слово, никто не поддержит тебя в трудную минуту, никто не прикроет твою спину во время Аверкорда, в последнем бою с Тьмой. Не будет никого и ничего, только ты и священный клинок… Ты не лучший, но ты – избранный, и я почему-то верю, что ты дойдешь до конца и победишь. Именем Света… – …да будет так, – склонил я голову в прощальном поклоне, прикрыл веками принявшие небо глаза и отсалютовал вверенным мне оружием, как провожают в последний путь героев, погибших за правое дело.

Все умирают – кто раньше, кто позже, славу сниская людскою молвой. Вечная память тем, кто не дожил, долгие лета – тем, кто живой. Наш нелегкий путь продолжается, и наше большое дело все еще ждет своих героев.

Дорога, выведшая нас из некрополя, обогнула скальные выступы, повернула на восток и исчезла в гигантском тоннеле, прорубленном в горе. Это и были легендарные Врата Мертвых, и свое зловещее название они носили по праву – их своды были выложены десятками тысяч человеческих черепов. Вверху, на месте арочного замка, красовался рогатый череп доисторического ящера размером с небольшой домик. Я невольно вздрогнул, живо представив его прижизненные размеры.

Нам – туда. По старинным преданиям, через Врата Мертвых души умерших уходят из нашего мира на восход, где ими обретается вечное счастье и вечный покой. В тоннеле – сплошная темнота, непроглядная тьма, и лишь где-то там, вдали, горит слабая искорка света. Нам – туда. Нам надо дойти, рассеяв всю тьму, что встанет стеной на нашем пути. И мы дойдем. Мы обязательно дойдем. Это – наш путь.

Рано или поздно все тоннели кончаются, и этот проход под горами тоже не оказался исключением из правил. Хотя в конце древняя дорога и была завалена, но шла под уклон, поэтому вода из высокогорных ледников постепенно пробила себе путь, источив неприступный базальт. Коридор, постепенно сужаясь в высоту и ширину, заканчивался крутым скатом – пересохшим подземным водостоком.

Лихо прокатившись по выглаженному подземной рекой каменному желобу, мы вылетели в узкую, заросшую сталактитами пещеру – самое настоящее звериное логово. Наше появление «из ниоткуда», да еще и с факелами в руках, ввергло местных обитателей, не то шакалов, не то лисиц, в неописуемую панику – ослепленное и перепуганное зверье, истошно и отчаянно визжа, полезло во все щели и закоулки расталкивая друг друга и порою застревая в узких лазах. Еще бы, если поздней ночью к вам в дом через каминную трубу ввалится незнамо кто, весь черный с головы до пят – не то бес, не то грабитель, не то поддатый трубочист, – вы еще и не так заорете и забегаете.

Наконец хищники «утрамбовались» в отнорках и теперь тихо таращились оттуда немигающими красными огоньками глаз. А мы тем временем осмотрелись по сторонам и нашли кое-что интересное. Оказывается, шакалы здесь жили не всегда – бывший владелец пещеры, огромных размеров пещерный медведь, давным-давно упокоился в дальнем углу, будучи нашпигован арбалетными болтами. Судя по тому, что тело почившего хозяина было обглодано до костей, пустовала освобожденная «квартира» недолго.

Приглядевшись еще внимательнее, мы поняли, что та часть подземелья, куда мы так удачно выпали, являла собой нечто вроде храма – фантасмагорические рисунки людей и животных в изобилии украшали стены пещеры, а в ее центре около десятка грубо обтесанных каменных истуканов окружали массивную каменную плиту на постаменте. Судя по скверному качеству отделки и по стершимся очертаниям фигур, это было очень древнее капище, даже, наверное, не доисторических хиггов, а их первобытных прародителей.

Подойдя поближе, мы наткнулись на истлевшие человеческие останки – я, пробираясь между бесчисленных колонн сталагмитов, наступил на каменную глыбу, которая развалилась ошметками известкового наплыва и хрупкими пожелтевшими костями. Поверх всего этого в свете факелов тускло блеснул массивный, грубой выделки золотой браслет.

– Ух ты! Я первый увидел! – возбужденно воскликнул Штырь, тут же потянул к браслету свои загребущие ручонки и выразил бурное негодование, когда я оттащил его от «законной» добычи. – Э! Ты чего, в натуре? Кто цацку нашел, тот ей и хозяин!

– А ты не задумался, почему ее прежнего хозяина падальщики не тронули, хотя он и упокоился прямо у них в логове? – возразил я, осторожно пошарив в куче праха сталактитовой сосулькой и выудив оттуда потускневший армейский жестяной медальон – развернувшую крылья и острые когти черную летучую мышь. – Похоже, наш брат-диверсант, которому для приобретения стойкости к отравлениям приходится съесть уйму всякой дряни, к концу своей карьеры становится совершенно несъедобным. Шутки шутками, но дело здесь нечисто…

– Чуть подальше, у стены, мертвецы штабелями лежат, там их с полсотни и даже более, – сообщил Таниус, обойдя капище кругом. – И все – нетронуты хищниками.

Что же их убило? Скорее всего какая-то опасная и заразная болезнь, потому что соратники их не похоронили, даже не засыпали камнями, а просто оставили здесь умирать. Один из окаменевших трупов покоился прямо на алтаре, который, по-видимому, был жертвенным, с наклонными желобками-кровостоками. Этот покойник сжимал в одной руке огарок факела, а в другой – почти полностью исписанное угольное стило.

– Если есть стило, значит, где-то поблизости есть и то, на чем им писали, – предположил я, проверяя каждую впадину между известковыми столбиками. – Ищите надписи.

– Но здесь нет даже следов пергамента или бумаги, – разочарованно пробормотал Штырь, смахивая с плиты огарь, падавшую с факелов. – А если что и было, то в этой сырости все давно уж сгнило – у жмурика даже кожаные сапоги до дыр прохудились.

– К сожалению, ты прав, у него от воды целый панцирь на спине нарос – как у черепахи. Но надпись можно сделать на чем угодно, и в связи с этим у меня возникла занятная догадка. Я могу с уверенностью сказать, что настоящие диверсанты даже в самых ответственных случаях не пользовались бумагой (надеюсь, вы совершенно правильно поняли, что я имел в виду), поэтому писать будущий покойник мог только на камне. Судя по золотистому оттенку значка, который, испуская дух, зажал в зубах наш писатель, – это не просто диверсант, но еще и имперский офицер. Стало быть, писать он мог не иначе как по-имперски, то есть снизу вверх. А значит, своим телом он мог прикрыть часть написанного…

Как всегда, Таниус и Штырь поняли меня с полуслова. Я еще не успел завершить цепочку своих логических измышлений, а они, надев перчатки и обвязав лица платками, уже с осторожностью отрывали старые кости, местами вросшие в плиту. Ура, наш мозговитый расследователь Райен вновь оказался на высоте! Под заизвесткованным трупом обнаружились нечеткие и расплывшиеся, но еще читаемые руны: