Текст книги "Следствие считать открытым"

Автор книги: Дмитрий Туманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 31 страниц)

– Болван, так ты ему череп продырявишь! Нет, надо его мечом раскроить! (Таниус)

– Ага, вместе с головой! Надо пилить! (Миррон)

– Ну, это вообще будет зверство! Да и пилы у нас нет… (снова Таниус, задумчиво)

– Тогда уж лучше топором тюкнуть, чтобы долго не мучился, ежели чего. (Штырь – смешно ему, мерзавцу!)

– Мой походный подойдет? (Таниус, с явным сомнением)

– Только он и подойдет! А вот, кстати, и пенек поблизости имеется, тащите-ка его туда. (Штырь, командным тоном. Кажется, пора и мне голос подать)

– А-а-а!!! Пустите, изверги! Таниус, ты же умный и порядочный, не слушай этих идиотов! Стойте! Остановите-е-сь!!!

Донышко горшка отвалилось, разрубленное двумя ударами, вместе с изрядным клоком моих волос. Оскальпировали-таки… Далее Миррон обрезал все стенки, кроме горлышка: оно было толстым, а у сержанта все-таки достало ума не рубить с размаху по моей шее. Остатки горшка сползли до плеч, получилось что-то наподобие обруча.

– Хороший ошейник для сыскной ищейки! – не преминул поиздеваться Штырь.

А если бы хоть раз рука дрогнула? Так эти морды стоят и ржут, им весело, Штырю – в особенности! Ну, я тебе сейчас за все отплачу – сыщик Райен страшен в гневе!

Я глубоко вдохнул свежий лесной воздух, подобрал увесистую березовую палку и уже на полном серьезе собирался обломать ее о бока маленького негодяя. Но, только раз взглянув на него, я тотчас перевел взгляд еще дальше, и мой боевой запал моментально потух – на Овечий Брод, взметая тучи брызг, влетел крупный кавалерийский отряд – клинков двадцать или тридцать. Это была погоня за нами – всадники даже не замедлили ход на перекатах, хотя на скользких валунах их кони запросто могли переломать ноги.

В минувшей короткой стычке с данийским патрулем мои ребята оказались на высоте – двоих наши боевые фаценские скакуны попросту раздавили своими шипованными подковами, третьего Таниус разрубил чуть ли не надвое, четвертый валялся чуть поодаль с разорванным горлом – это работа Штыря. У нас, если не считать мой разбитый нос, никто не получил и царапины, но мы потеряли двух коней – каурую Миррона тоже подстрелили. Зато в зарослях можжевельника обнаружилась четверка тонконогих данийских рысаков бездарно погибшего отряда. Они, конечно, повозмущались, пофыркали, даже лягнулись пару раз, но права выбора хозяина им никто не давал: почувствовав каблуки у себя на ребрах строптивые зверюги быстро сообразили, кто тут главный.

Теперь все решит скорость. После захода солнца лес выглядит совсем по-другому – сумерки сгустились, черный лес обступил нас со всех сторон. Я не был в этих краях полтора десятка лет, но Миррон уверенно гнал наш маленький отряд по заросшим тропинкам в молодом березняке. Его уверенность вызывала у меня некоторые сомнения – диверсанты, следопыты по роду своей службы, привыкли двигаться на своих двоих, но верхами раз от разу терялись даже во вдоль и поперек исхоженных краях.

Так или иначе, лучшего проводника у нас не было. Где-то позади в подлесок с большим шумом и треском ввалилась погоня. Мы еще прибавили ходу и оказались в какой-то теснине. Кажется, это место мы не проходили. Впрочем, дорога вела на подъем, а значит, мы приближались к ущелью Стремглавы.

Нас заметили снизу – сзади раздались крики, высоко над головой свистнула одинокая стрела. Дорога внезапно кончилась – мы стояли на голом каменном выступе, а под нами черной лентой петляла река. Это была Стремглава – другой столь крупной реки в здешних краях не было. Вместо того чтобы увести в предгорья, коварная лесная тропа вывела нас прямо к реке. На востоке россыпями огней светился Травинкалис. Я вдруг понял, куда мы попали.

– Лысая Круча… – ответил за меня Миррон. – Видно, сама судьба меня сюда привела.

– Уходим отсюда, пока нас тут не поймали, как лису в курятнике! – воскликнул разгоряченный Штырь.

– Поздно. Мы попали в тот же капкан, что и мой отряд пятнадцать лет назад. Но теперь у нас есть время, пока погоня ищет дорогу к вершине. Там, внизу, было узкое место, проход между каменными глыбами, где может проехать только один человек. Вдвоем этот проход можно напрочь перекрыть – тогда противнику остается лезть в обход через кусты по крутому склону.

– Кони останутся здесь, – быстро решил Таниус. – Я и Сток возьмем на себя теснину. Миррон, прикроешь нас с тыла.

– Но самое главное – охраняй Райена, враг охотится именно за ним. Пойдем, боец-удалец, – нас ждет славная драчка!

– Это – конец, – упавшим голосом произнес Миррон, как только мои «хранители» убежали вниз по тропе. – Они слишком быстро взяли наш след. Бледная Тень с ними. Всегда ждал этого момента, а теперь, когда смерть распахнула свои объятия, почему-то совсем не хочется умирать. В голову так и прут какие-то незавершенные дела, недосказанные слова.

– Да ты что! Брось, перестань отпевать нас заживо!

– Э-эх, ну и… с ним! Мы с тобой – солдаты, а солдат должен умирать на поле боя, на груде поверженных врагов, в разбитых доспехах, со сломанным мечом и с крепким словом на устах. Что-то меня мандраж берет, на трезвак в смертельный бой идти не стоит. Вал иен, у тебя выпить есть?

Мое «жидкое золото», облеченное в плетеные корзинки с соломенной подкладкой, благополучно перенесло дорожные передряги и дождалось-таки своего часа. Я открыл бутылку с «Голубым огоньком», отхлебнул самую малость и скривился.

– Из горла даже с похмелья негоже! – заворчал сержант. – Посуда есть? О, а это что такое у тебя из седельной сумки торчит – никак рог? А ну-ка давай его сюда, выпьем за нашу удачу.

Меня с одного глотка перекосило, а сержант вылил в рог сразу полбутылки чистейшего перегона и выпил одним залпом.

– Давно такого зелья не пил! Ух, как забирает, сразу в голову ударило. Валиен, глянь-ка на город. Мне спьяну кажется, или ты это тоже видишь?

Я пригляделся к Травинкалису, и увиденное мною было столь странным, что первым делом подумалось – мне тоже кажется. Но когда я понял, что это мне все же не кажется, просто оторопел. Над вечерним сумеречным городом проглядывалась огромная черная туча – плотная и по своей форме похожая то ли на отощавшего кашалота, то ли на исполинский болт с опухшей шляпкой. Попытка осмыслить сей факт к успеху не привела – при взгляде на странную тучу мысли Начинали заплетаться так, словно я действительно перебрал Лишнего и начинаю воспринимать всерьез то, чего на самом деле и нет.

– Морок какой-то, – глухо высказался Миррон, вытащив мой разум из путаницы бессмысленности. – Не бери в голову, перед боем чего только не кажется… Ого, слышал? Твои парни уже в деле. Заряжай стрелялку, сейчас начнется. Жаль, иноземный доспешек тонковат, стрелу не выдержит.

Внизу снова громко щелкнул арбалет Таниуса, сразу же жалобно заржала лошадь, раздался лязг мечей и предсмертные крики солдат когорты. Там какое-то время продолжалась ожесточенная схватка, потом все резко стихло, раздался победный вопль уцелевшего вражеского бойца. Нет больше блистательного Таниуса, нет забавного Штыря. Мы остались вдвоем, настал наш черед. С тропы на площадку выскочили два солдата когорты, столкнулись с сержантом нос к носу и осели с булькающим хрипом из глоток, пронзенных ножами Миррона.

Больше никого не было, лишь ветер вяло перебирал листья на раскидистых кустах жимолости. С другого края площадки донеслось слабое шуршание. Однако туда, по почти отвесному склону, так быстро залезть никто не мог. Может быть, это ежик на ночную охоту вышел?

Наши «звоночки» отмолчались, но Миррон, с двумя ножами наготове, все же пошел проверять. До кустов он не дошел совсем чуть-чуть – что-то тонко свистнуло, раздался глухой удар, и сержант, отлетев на пару шагов, грянулся о камни и остался недвижим. Из его груди торчали пять тонких трехгранных спиц-лезвий.

Тут же из темноты проявился дистрофичный силуэт Бледной Тени, в руках ее блеснула сталь. Я разрядил свой арбалет – болт ударил Тень и отбросил ее назад, во мрак.

Неужели я ее убил? Дрожащими руками я вновь начал натягивать трос, но тут меня что-то сбило с ног. Арбалет отлетел куда-то, резким движением я перекинулся на спину и выхватил клинок, готовясь отразить удар. Тень отчего-то не торопилась напасть на меня, медленно вытягивала стрелу из-за плеча и ждала, пока я не встану на ноги.

– Ф-фот и сф-фиделис-сь ф-фноф-фь, гос-сподин рас-следоф-фатель. Теперь уш-ше ф-ф пос-следний рас-с, – прошипела Тень, буравя меня мелкими колючими глазками.

– Ты – Игрок?

– Угадал, молодетс-с. Удобное тело, проч-чное, нас-сто-ящ-щая боеф-фая маш-шина, ни малейш-шего прис-снака душ-ши. К с-сош-шалению, по этой ш-ше притщ-щине не с-смогу долго ф-ф нем продерш-шаться. Но на тебя хф-фатит.

– А как же Чарнок?

– С-судья не опраф-фдал доф-ферия, к тому ш-ше ес-сть кое-кто поф-фыш-ше его, он меня даф-фно ш-шдет.

– И кто же это?

– Я бы тебе с-сказал, но мертф-фым с-снания не нуш-шны. Ты мне порядком надоел, с-сыс-скарь, с-сейтш-шас я даш-ше с-с тобой играть не буду. Ты отпраф-фиш-шься фс-след с-са сф-фоими тоф-фарисш-шами, ф-ф мир иной.

Я даже не увидел, как Тень метнулась во второй раз, зато почувствовал, как немеет рука, из которой был выбит меч. Третий бросок, удар в грудь, и я отлетаю, как пушинка.

– С-слабак! – со зловещей ухмылкой прошипела Тень. – Ш-шалкий тщ-щеловетш-шиш-шка! Я задуш-шу тебя голыми руками.

Отбросив кинжал, Тень нарочито показно начала шаг за шагом приближаться ко мне. Из оружия у меня оставался только засапожный нож. Где же у нее уязвимое место? Может быть, шея? Нож по рукоятку вонзился туда, где у нормального человека – гортань.

– Глупетс-с! С-сталью меня не убить! – вытащив нож, злорадно прошипела Тень, хотя после такого удара у нее должны были быть разорваны голосовые связки.

Но раз ее не берет сталь, то, может быть, возьмет дерево? Я, вспомнив, какТаниус намедни пробил «железную защиту» колдуна обычным табуретом, подхватил увесистую корягу и вдарил наотмашь бездушной твари по шее. Палка переломилась, а Тень всего лишь поправила смятый воротничок.

– Тош-ше неф-ферно! Даю еш-ше одну попытку.

С этими словами обломком моей же коряги я сам получил по шее, сделал кульбит в воздухе и плюхнулся на собственный рюкзак, что-то острое порвало мне куртку и, сдирая кожу, проехалось по ребрам. Затуманенными глазами, в которых мерцали разноцветные круги, я обнаружил, что едва не напоролся на окованное острие рога неизвестной горной животины, из которого покойный Миррон выпил свой последний глоток перегона. Может, эту нечисть кость возьмет?

Собрав последние силы и сосредоточившись, я нанес сокрушительный удар по лбу зловещего создания. К сожалению, надежда оказалась тщетной – рог разлетелся на кусочки, а Тень лишь покачнулась и прошипела:

– Игра оконтш-шена.

Костлявые гибкие руки подняли меня за воротник, встряхнули, перетряхнули, и я почувствовал себя тряпичной игрушкой в лапах молодого тигренка. Тень приблизила свое «лицо» к моему, взглянула в лучших традициях Игрока и внезапно рявкнула и щелкнула зубами. Меня прошиб холодный пот, внутри все опустилось, я громко икнул со страху. Тень, учуяв запах перегара, резко отдернула голову, поморщилась и прошипела:

– Ф-фу, алкоголик нес-счас-стный! Я буду с-смотреть тебе в глас-са, когда ты будеш-шь умирать. Когда ты ис-спус-стиш-шь пос-следний фс-сдох, я с-саберу тф-фою душ-шу и обреку ее на ф-фетш-шные с-страдания ф-фо Тьме. Да будет так!

Длинные пальцы Тени скользнули на мое горло. То есть не на горло, а на горлышко от медного горшка, которое до сих пор болталось на моей шее. Я с ужасом ощутил, как податливая медь начинает гнуться и ломаться в тисках стального захвата.

А! А-а-а… Спасите, я же сейчас умру! Спасите, помогите!!!

Не ори попусту, никто тебе уже не поможет – все погибли. Так что помогай сам себе, глупый сыскарь, работай головой, пока тебе ее не оторвали. Кажется, Тень не любит алкоголь. Влить бы в нее оставшуюся половинку «Голубого огонька». Но до рюкзака уже не достать. А это что у тебя зажато в руке? Навершие разбитого рога, еще не просохшее от перегона. Это мой последний шанс. Получай, тварь!

Бледная Тень настолько увлеклась моим удушением, что даже не заметила движения моей руки. Обломок рога с чмоканьем воткнулся Тени прямо в глаз, утонув в нем почти наполовину. Хватка не ослабла – Тень еще не поняла, что с ней случилось, второй глаз презрительно смотрел на меня.

Но вот руки, вдавливавшие искореженную медь в мое горло, дрогнули. Затем смертоносное создание вздрогнуло уже всем телом. Оно еще держало руки на моей шее, не догадываясь о том, что капля за каплей перегон растворяется в ее крови. А когда Тень с большим запозданием сообразила, что является причиной столь странного состояния, было уже поздно: жестокая ломка скрутила члены бледного человечка, не позволяя ему выдернуть гибельный рог. С хриплым то ли шипением, то ли кваканьем Тень корчилась и извивалась на камнях, постепенно сползая к обрыву над рекой. Изогнувшись в очередной раз, она свалилась с кручи, снизу раздался глухой удар тела о камни на берегу реки.

Наступила тишина. Даже ветер утих. Я сидел и тупо смотрел в темноту, окутавшую мир. Я сделал это. Я сразил зло. Но никогда еще смерть не подходила так близко, не дышала мне прямо в лицо. Я победил, но я остался один: безликая дама в сером саване забрала за грань всех моих друзей.

Впрочем, не всех. В стороне раздался слабый хрип – Миррон был еще жив. Его надо было спасать, но, увы, я – не лекарь, разве что сумею кровь остановить да повязку на рану наложить. Первым делом надо вытащить эти спицы из груди сержанта.

– Не трогай, не поможет… – слабее шелеста опавшего листа прошептал Миррон. – Яд уже в крови, я ничего не чувствую. Я думал, умирать больно. Нет же, просто сознание затуманивается… Жаль, кольчужную броню утопил, она бы меня сейчас выручила… Без меня вам в горах не скрыться. Уходите на запад, в пустыню, найдите наш рейдерский путь, что пролегает через мертвую голову, мертвый город, врата мертвых и… дар смерти. Пройдя этот путь, вы выйдете в тыл врага и нанесете ему точный и смертельный удар. Вспомни золотые слова нашего старого легата: «Диверсанты – кость имперской армии, и пока жив хотя бы один из них – Империя будет стоять». Теперь ты – последний из «Летучих Мышей». Теперь только ты сможешь спасти Империю. А я ухожу, пришел конец старому служаке… Мои мальчики… Они стоят на восходе, в лучах алого солнца… Они простили меня, они протягивают мне руки… Они зовут меня… Прощай…

Прощай. Я закрыл навсегда остановившиеся глаза, машинально посмотрел на свои ободранные о каменную крошку руки, и внезапная мысль-догадка взрезала мой оцепеневший разум. Неразъемные Браслеты по-прежнему на моих руках. Мои друзья живы!

Пошатываясь, как тростинка на ветру, я побрел вниз по тропе. За вторым или третьим поворотом мне открылась панорама минувшего боя. Проход между двумя огромными валунами был завален трупами коней и людей, а по эту сторону камней лежали Таниус и Штырь, оба без видимых повреждений, забрызганные кровью с головы до пят и при этом мирно посапывали, словно были не на поле боя, а в какой-нибудь таверне. Ребята, видно, до того умаялись мечами махать, что заснули прямо в процессе сражения. Причем не они одни – из-за валуна доносился раскатистый храп.

«Команда, подъем!» – с этими словами я пнул капитана Фрая в бронированный бок, рискуя получить травму ноги. Хоть бы пошевелился, увалень. Ну уж этой-то малокалиберной сопелке я сейчас точно ребра пересчитаю!

Я примерился, отвел ногу и от души врезал ребром башмака туда, где, по моему предположению, у Штыря должен был быть бок. Однако моя нога не нашла намеченной цели, рванулась в небеса и предательски повалила меня на травку – маленький хитрец услышал, каким способом я пытался поднять Таниуса, и был готов к такой же «побудке». Поэтому в последний момент Штырь просто перевалился на другой бок, издевательски смотря на меня прищуренными сонными глазками.

«Пока вы тут дрыхли, Миррон погиб!» – хотел крикнуть я, но голос внезапно задрожал.

– Это все он! – прогудел из-под забрала проснувшийся Таниус, – В самый разгар боя нашему rope-алхимику вздумалось метнуть во врагов свою газовую гранату! Не спорю, вещь оказалась на редкость убойной – с той стороны камня всех как косой скосило. Но этот раздолбай-гранатометчик не сообразил, что ветер дует в нашу сторону, так что сонной дури и на нас хватило.

– Что было – то прошло, а что прошло – то забыто, – сделав умное лицо, заявил Штырь. – А сейчас надо повязать солдат, пока они еще спят, и с рассветом уходить от Кручи. Долго здесь задерживаться нельзя – хотя бы один боец должен был остаться сторожить коней когорты, и этот счастливчик теперь наверняка чешет без оглядки в сторону Травинка-лиса. Если он предупредит контрразведчиков, и Бледная Тень заявится сюда сейчас…

– Тень уже сдохла, но нам от этого стало не намного легче, – ответил я, поднимая слезящиеся от газовых испарений глаза в сторону вершины. – Чарнок будет землю носом рыть и камни грызть, но нас достанет, ведь он узнает, в какой стороне нас искать. Все дороги в Травинате перекрыты уже сейчас, а теперь, после смерти Миррона, скрыться в пригорных лесах мы уже не сможем: не пройдет и дня, как агенты Контрразведки возьмут наш след. Фактически нам остается только одно: уходить ущельем Стремглавы в горы и дальше – в пустыню Хиггии.

– Тебе виднее, – ответил Таниус, связывая очередного бесчувственного стражника. – Я в этих местах не был, Сток – тоже…

– И мне не довелось. Но во время войны диверсионный отряд, в котором служил Миррон, тогда еще рядовой солдат, сделал невозможное: пройдя через пустыню и горы, они вышли в глубокий тыл армии Коалиции, где навели такого шороху, что данийцы были вынуждены немедленно прекратить военные действия и заключить перемирие. Именно за этот поход Миррон был награжден высшей наградой Империи – Золотым Лотосом.

– Уж если они прошли этот путь на своих двоих, то верхом нам это большого труда не составит, – откликнулся Штырь, наскоро потрошивший карманы солдат. Конечно, кроме оторванных пуговиц и тряпиц для чистки сапог, он там ничего не нашел, но свое неуемное любопытство удовлетворил.

– Как знать… В горах нет надежнее фаценского барана, в пустыне – хиггийского верблюда, но никакой зверь не сравнится с человеком по части воли. А лошадь – существо избалованное, может ногу сломать, животом зачахнуть и вообще околеть без какой-либо ведомой причины.

Я не стал оглашать одну странную деталь знаменитого диверсионного рейда – никто из его участников не помнил совершенно ничего из происшедшего с ними. Миррон всячески избегал разговоров на эту тему и лишь однажды, во время разговора по душам, признался, что всех уцелевших «спасителей Империи» сразу же после вручения наград загнали в темный подвал близлежащей сельской церквушки. Там служители Храма посредством настойчивого убеждения начисто «промыли» рейдерские мозги, причем до такой степени, что некоторые воины потом не могли вспомнить даже своего имени.

Самого Миррона от помутнения рассудка спасло только то, что по возвращении он от переизбытка чувств опорожнил бутыль с перегоном, и в злополучный подвал его тащили на руках. Что там с ним сотворили, он не помнил, но все его воспоминания о минувшем рейде смешались и перепутались настолько, что любая попытка реконструировать происходившие события вызывала лишь головную боль. Осталось лишь чувство того, что имперские диверсанты нашли в пустыне что-то чрезвычайно необыкновенное и важное и это «что-то» способно было совершенно изменить мир. Но что именно это было, Миррон так и не вспомнил, хотя с той поры минуло четверть века. К тому же он совершенно позабыл путь своего отряда – в его памяти уцелели лишь обрывочные «мертвые» моменты.

Стало быть, дорогу нам придется искать самим – поутру; затемно же отправляться в путь по лесным тропам было опасно из-за большой вероятности заблудиться в незнакомых местах без проводника. А проводника у нас больше не было…

Миррон был похоронен на вершине Лысой Кручи, под насыпью, – всю ночь мы таскали камни на его могилу. Также мы хотели привлечь к этому делу и пленных, но снотворное зелье Штыря оказалось на редкость крепким – ни один солдат когорты не проснулся самостоятельно. Одного мы попытались растормошить для допроса, но он лишь тупо смотрел на нас и снова впадал в забытье.

Каждый раз, глядя на восход солнца, чувствуешь восторженность в душе. Где бы ты ни был, кем бы ты ни был, кем бы ты себя ни считал – солнце встает для всех людей на свете, но его сияние даровано лично тебе. Это – твое ощущение причастности к рождению нового дня. Этот прекрасный рассвет – для тебя, это розовое сияние – для тебя, этот рассекающий тьму сияющий поток направлен прямо в твое сердце.

Она, идущая по первому лучу Света… Ее ты узнаешь сразу, и тогда твоя жизнь изменится раз и навсегда. Не нужно храмовых зеркал, чтобы увидеть Ее. Построй Храм в своем сердце, открой в нем настежь все двери и окна, чтобы свет не встретил преград. И когда Она войдет в твою обитель, ты станешь самым счастливым человеком мира. Поймай этот луч в глаза – зеркало твоей души. Когда ты закроешь глаза, Ее образ останется. Запомни его и храни его в своей памяти. Это – твой маяк в жизни. Это – частичка Света, она навсегда останется с тобой.

С первым лучом солнца мы двинулись по едва заметным лесным тропам в сторону ущелья Стремглавы, не отходя далеко от речного русла. Эти дикие безлюдные места сохранили свою первозданную прелесть – каскады шумящих порогов, могучий сосновый лес, нетронутый рукой человека, многочисленные зверюшки, чьи любопытные глаза смотрели на нас из подлеска. Как хотелось задержаться здесь на денек, приобщиться к этой красоте, искупаться в кристально чистой ледяной воде, поваляться на пригревающем солнышке, выловить пару жирных форелей, гуляющих по дну…

Но нам было не до того – я нутром чуял погоню. Мы гнали лошадей весь день, практически не останавливаясь и лишь в короткие ночные часы давая отдых измученным животным. Мои опасения насчет лошадей подтвердились самым худшим образом: изнеженные данийские скакуны оказались непригодны для перехода по каменистым тропам ущелья – одна из лошадей ни– с того ни с сего пала в первый же день пути. После второго дня, когда ущелье резко пошло вверх, а тропа стала каменистой, захромали еще две, и их пришлось бросить.

А преследователи были все ближе – по вечерам на горизонте поднимались в небо дымные столбы их костров. Расстояние между нами сокращалось каждый день и теперь составляло полдня пути.

Но вот ущелье закончилось. Река с узким гремящим каньоном осталась позади, а перед нами открылось еще одно ущелье. Тысячу лет назад Стремглава была большой рекой и несла свои бурные воды с Хиггийского плато. Но после того как Хиггия превратилась в пустыню, Стремглава уменьшилась чуть ли не втрое, оставив в память о своем былом величии крутые обрывистые берега в своем нижнем течении и пересохшее русло в верховьях, заполненное песком.

Как раз оно и простиралось сейчас перед нами. В этой пустоши, защищенной горами от горячих пустынных ветров, ухитрялись произрастать какие-то чахлые деревца и жесткая бурая травка, которую даже кони отказывались есть. Но горячее дыхание знойной пустыни ощущалось уже и здесь.

Мы разбили лагерь между песчаными холмами, под большим скальным выступом, закрывавшим нас от постоянных порывов ветра со стороны пустыни. Таниус, раскопавший ямку для костра, присвистнул от удивления и позвал нас. Под слоем песка обнаружилось старое кострище, в котором, помимо головешек, отыскалась очень знакомая мне вещь – сломанный метательный кинжал со стилизованной летучей мышью на лезвии. Оказалось, мы остановились на ночевку точно в том месте, где много лет назад стояли лагерем имперские диверсанты. По крайней мере мы идем верной дорогой, хотя другой здесь, похоже, и вовсе нет.

– В этом ущелье был кто-то еще, – заявил Штырь, вернувшись после сбора дров. – Совсем свежие порубки, дня три или четыре назад.

– Может, кого-то из прорвавшихся фаценцев занесло в эту глушь? – предположил я, хотя подумал совсем о другом.

Ущелье могло быть под наблюдением агентов Контрразведки. Впереди, высоко над нами, чернели окна, прорубленные прямо в скале, – там были жилища древних людей и возможные наблюдательные пункты врага. По преданиям, в доисторические времена в скалах Хиггийских гор были вырублены целые города, а впоследствии через это ущелье проходил путь из Хиггии в Южные Земли. Даже теперь, спустя века, грубо обтесанные дорожные плиты кое-где проглядывают из-под песчаных холмов.

Но нас больше тревожил не какой-то неизвестный враг впереди, а тот, который шел вослед за нами. Завтра мы войдем в пустыню – только там было возможно сбить погоню со следа, хотя при этом мы сами рисковали потеряться в безбрежном песчаном океане.

Горная ночь наступила внезапно, словно небо задвинули черным занавесом. С наступлением темноты пустыня ожила: зашуршали жуки-навозники, затрещали кузнечики, забегали скорпионы и фаланги, какие-то упитанные зверьки, похожие на мышь и зайца одновременно. Проснулась и живность покрупнее: раскатисто ухнул пустынный сычик, вылетевший из своего скального гнезда поохотиться, вдалеке обиженно затявкал шакал. Под покровом ночи кто-то кого-то изловил и теперь поедал с утробным урчанием и рычанием.

Из крупных хищников в этих местах водились лишь осторожные пустынные рыси и барсы, но последние – высоко в горах. Гораздо больше стоило опасаться происков со стороны двуногих хищников, поэтому ночь мы распределили на три дежурные смены. Мне досталась последняя – «петушиная», но это было все же лучше, чем средняя – «собачья».

Сутки, проведенные в седле, давали о себе знать: та важная часть моего тела, которую весь день «массировало» жесткое армейское седло, онемела до состояния деревянной чурки, а ноги, искривившиеся колесом «под коня», просто отказывались меня держать. Ну что поделать – я все-таки городской житель, уважающий удобные стулья и мягкие подушки, и к тяготам и лишениям походной жизни я не привыкну еще долго, если такое вообще возможно. Наскоро похлебав горлодерный супчик «от Штыря», сваренный из филейных частей подстреленного им же варана, я отполз под тент и моментально отключился.

Сны редко посещают меня. Может быть, потому, что человек я достаточно прагматичный, а может быть, потому, что я не пытаюсь понять их скрытый смысл. Как правило, мои сны являются отражением уже произошедших событий. Вот и сейчас я обнаружил себя в компании Таниуса и Штыря блуждающим по коридорам замка Лусар. Я знаю, что ничего нужного для следствия здесь мы не найдем, но все же мы что-то упорно ищем. Вот и кафедральный чертог, только он почему-то очень большой, больше даже, чем зал Верховного Прихода.

Таниус и Штырь отстали, теперь я в одиночестве иду между рядами колонн к блестящему алтарю-«сундуку». Но одиночество мнимо. Я чувствую, вижу боковым зрением, что чуть позади меня по левой галерее шаг в шаг, нога в ногу, двигается человек в черном. Если это Игрок, то почему я его совсем не боюсь? По правую руку от меня, мелькая светлым пятном в полумраке колонн, идет некто в бело-серебристом развевающемся платье, явно женского пола. Может быть, это Лусани? Я не могу повернуть голову, чтобы рассмотреть их. Даже не так – я не могу отвести взгляд от алтаря, который с каждым моим шагом блистает все ярче, словно золото начинает светиться изнутри. Это разгорается пламя жизни, оно влечет меня, оно зовет меня. За высокими стрельчатыми окнами розовым заревом разгорается заря, стены храма мелко содрогаются. Сейчас свершится чудо, алтарь раскроется, словно огромная золотая ракушка, и в потоке ослепительного света миру явится Мессия. Я буду первым человеком, кого она увидит. Даже неловко как-то – посланницу Небес, воплощенную красоту и чистоту, встречает какой-то грязный оборванец в шутовских клетчатых штанах.

Солнце встает. Я спешу дойти до алтаря, но успеваю пройти лишь несколько шагов – слепящий луч ударил мне в глаза, я вновь увидел Ее. Она пришла ко мне, Она позвала меня по имени. Только не закрывать глаза – пусть они ослепнут, но я должен запомнить Ее образ!

– Валиен. Валиен, проснись.

– Таниус?.. Убери факел!

– Бедненький, как же ты вымотался, даже заснул с открытыми глазами. Я тебя будил минут пять.

– А зачем?

– Твоя очередь в ночных сторожах. Не забудь костер поддерживать, да и сам в полудреме в него не свались.

Таниус, как есть в доспехах, неуклюже заполз под тент, и уже вскоре оттуда раздавался богатырский храп, распугивавший мелких хищников, чьи глаза изредка поблескивали в темноте в отсвете костра. Да за кого меня тут держат – обращаются, как с дитем неразумным! Я, между прочим, ветеран войны, получивший ранение в бою. Более того, я не просто бывалый солдат, я – диверсант, ночной рейдер, черная летучая мышь. Сейчас вы все увидите, на что я способен…

Лагерь мы разбили наспех – единственным защитным средством была веревка, которой окольцевали палатки. Представим, что где-то рядом, под покровом тьмы таится враг. Он нас видит, мы его – нет. Как предупредить нападение?

Первым делом на наиболее вероятных путях подхода противника ставим сигнальные нити-растяжки, причем на таком расстоянии, чтобы их не было видно в свете костра, но при этом было понятно, в каком месте прозвучит сигнал тревоги. Впрочем, на растяжки я особо не надеялся – этот нехитрый прием эффективен только там, где есть тропы, а в этой пустоши их нет ни одной.

Итак, удачно миновав мою примитивную сигнализацию, вражеский лазутчик подходит к костру на расстояние броска метательного ножа. И кого он там видит? Конечно же, меня – нерадивого сторожа, беспечно прикорнувшего у огонька. В потемках метнуть нож в спящего охранника сподобится только новичок – слишком высока вероятность, что жертва будет всего лишь ранена и поднимет своим истошным воплем не только весь лагерь, но даже и птиц, спящих в гнездах на скалах. Нет, опытный рейдер бесшумно подкрадется сзади и даже не будет пачкать оружие кровью – просто и без затей свернет соне шею.

Но мы тоже не вчера родились, знаем все диверсионные хитрости и заморочки. Вместо меня у костра будет маячить… скажем, Таниусов рюкзак, увенчанный его же шлемом и накрытый плащом. А я набью карманы семечками, заползу на холмик, сольюсь с темнотой и буду наблюдать оттуда, держа под рукой пару арбалетов.

Откуда-то донесся приглушенный лошадиный топот, потом снова, но уже тише. Все-таки к нам пожаловали гости. Ну что ж, милости просим, господа лазутчики, – наши стрелы давно ждут вашей кровушки. Хотя подкованные кони на