Текст книги "Живи и ошибайся 2 (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Соловей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Глава 9

Путешествие весной по дорогам России это нечто невообразимое. До Москвы мы добрались относительно нормально. Наши тяжеловозы могли вытащить кареты из самых глубоких ям, заполненных смесью воды, грязи и размокшего снега. Где не получалось парой, запрягали четверых коней. Один раз помогли какому-то столичному чиновнику и зареклись делать это в дальнейшем.

Возможно, просто кадр такой попался, но мне проявлять благотворительность резко расхотелось. Мужчина не только спасибо не сказал, он вообще оказался ещё той сволочью. С ним мы пересеклись на ближайшей станции. Путешествовал чиновник не один. В его подчинении были слуга и парнишка лет семнадцати. Чем-то он не угодил или не так сказал. Мужчина его начал избивать прилюдно. Бил кулаками довольно сильно. Когда парень упал, то добавил ногами. Никто не вмешивался и останавливал. Такие избиения младших по должности дело обычное.

Мы с Лёшкой было сунулись, но Куроедов остановил, кратко пояснив, чем может обернуться заступничество. Парень потом выбрался из-под лавки, куда его загнал пинками начальник, и, кланяясь, поблагодарил за науку. Дальше сел рядом с возницей и продолжил путешествие с чиновником.

В другой раз мы наблюдали сцену жестокости, но уже не по отношению к человеку, а к коню. Чиновник был другой, а повадки схожие. Пользуясь тем, что лошади почтовые, он вначале избил животное, а после приказал умертвить. Чем уж ему не угодил конь, мы так и не узнали. Снова Куроедов отговаривал вмешиваться, мол, кому надо разберутся, деньги господин заплатит.

Соседа подобные сцены ничуть не удивляли. Помещики в это время подвергают крепостных крестьян более серьёзным наказаниям за самые мелкие прегрешения, и сам Куроедов отнюдь не ангел во плоти. Пусть и сократил свой гарем, но крепостных крестьян за людей не считает.

Наверное, я никогда не привыкну к этой стороне жизни в девятнадцатом веке. Идти против системы бесполезно, пополнять число ссыльных в Сибирь у меня нет желания.

Так что сосредоточился на том самом прогрессорстве. В Петербурге своеобразную диверсию мы уже устроили, теперь на очереди был Московский университет, с профессорами которого уже доводилось сталкиваться. Люди эти вполне просвещенные. Я им чуть позже периодическую систему химических элементов подкину. Пока же пусть наш медицинский справочник почитают.

Куроедов согласился не продавать в Москве книги, а сделать подарки, присовокупив к каждому экземпляру адрес. Ну-ну. Скандал в медицинской академии ничему его не научил. Медики во все времена были самыми консервативными из учёной братии. Ох и забросают они письмами Куроедова! Хотя… возможно, на это и был расчет. Сбылась мечта заурядного помещика – стал более известным, чем покойный папенька. Есть чем прихвастнуть перед соседями.

Пока же до тех соседей ехать и ехать. Мне казалось, что я давно привык к неустроенному быту девятнадцатого века, но, как оказалось, это я просто весной не ездил на дальние расстояния. Возницы, пообщавшись на станциях со служивым людом, рассказывали, что в сухую погоду почтовые лошади даже по ночам везут путешественников. Якобы пятьсот вёрст за трое суток преодолевают. Несильно я верил в эти сказки, но был согласен, что со сменными почтовыми лошадьми мы бы продвигались гораздо быстрее.

Пока же преодолевали путь под дождём и в грязи. Последняя была кругом и везде. Отсыревшая одежда не успевала к утру просохнуть, приходилось надевать влажные вещи и сырые сапоги. Лёшка с Куроедовым простыли и дружно выискивали в справочнике симптомы самых невероятных болезней. Попутно пытались чем-то лечиться. Я им в Покрове прикупил мёда и прополиса. Цены явно были завышены раза в два, чем в Самарском регионе. Но всё лучше, чем слушать нытьё Куроедова об отсутствии лекарств.

Меня насморк и прочие симптомы простуды обошли стороной, зато выскочило несколько фурункулов. И в таких неудобных местах, что дамам я их не стал бы демонстрировать. В результате в карете сидеть мог на одном полупопии, а ночью спал только на животе, поскольку спина и шея были покрыты гнойниками.

Лёшка предлагал их вскрыть, но я не рискнул. Ещё какую заразу в организм занесу. А фурункулы из-за сырости не проходили. Не успевали одни сойти, как на том же месте вскакивали новые. В общем, сплошное мучение и плохое настроение.

Результат нашей поездки в Петербург уже не выглядел так чудесно, как казалось до этого. Тыранова убили, картину мы отдали бесплатно в дар, гувернёра сыну я не нанял. Из сомнительного приобретения только дед в тушке Пети. Он как раз был всем доволен. С радостью туриста рассматривал все, мимо чего мы проезжали. Мне приходилось отвечать на многочисленные вопросы деда, поскольку ехали в одной карете. Всех сопливых и кашляющих разместили во второй, где секретарь Куроедова ухаживал за хозяином и Алексеем.

Первые три дня беседовать с дедом было интересно. Он рассказал, как перемещал сознание. Как вычислял что-то там и мастерил, используя искусственные рубины, искал по архивам подходящее тело, лично нашёл могилу и даже тёмной ночью её раскопал. Зачем это ему понадобилось, я так и не понял. В результате всех манипуляций дед сумел переместить сознание. Не иначе магия какая. Разумного объяснения этому феномену я не находил. Вернее, никак не мог понять, как именно деду удалось занять именно выбранное тело. Дед пояснял, причём такими словами, где русскими оставались одни предлоги. Остальное было из мира фантастики с какими-то импульсами, резонансами и прочими терминами.

Потом я стал уставать от общества деда. Вечерами развлекался тем, что писал книгу для Лизы, а днём откровенно скучал. Ждал с нетерпением, когда мы до Казани доедем и повернём на юг. Конечно же, слушал нескончаемые байки Куроедова и задумывался на тему того, как объединить все сплетни соседа в отдельное издание. Порой он рассказывал довольно познавательные истории.

К примеру, в селе Полдомасово Ксенофонт Данилович припомнил, что перешло оно в наследство сыну Егора Ивановича Кроткова – Степану Егоровичу.

– Жену свою любил безмерно, – повествовал Куроедов. – Деток двадцать душ народили.

Невольно я содрогнулся, представив такую толпу детей. Понятно, что долгими зимними вечерами помещикам особо заниматься нечем. И уж если жену любил, а не девок дворовых, то понятно откуда такое количество детей. А как содержать их? Словно подслушав мой вопрос, Куроедов продолжил:

– Часть отрядов, что гоняла разбойника Пугачёва, как раз через наши места шла. И надо же такой оказии случиться, что разбойники с награбленным добром в усадьбе Кроткова встали.

Оказалось, что помещик Кротков не только жену и детишек любил, но и с крестьянами был добр. Те его укрыли от мятежников. Потом пришли войска государыни и разбойников перебили. А по сараям и клетушкам хозяйства Кроткова остались припрятанные бочонки с серебром и золотом. Что-то помещик вернул разграбленным церквям и монастырям, что-то императрице отправил. Себе оставил тысяч триста. Но Куроедов не верил в эти официальные данные.

– Мульон, не меньше, – с горящими глазами озвучил он сумму всех богатств Кроткова.

На эти деньги Кротков начал активно скупать земли в Симбирской губернии, обустроил свою усадьбу. Не забыл о церквях и приходах. Попы деяния помещика благословили и помогли с выкупом владений в Подмосковье, а затем и в Москве. Деловые качества помещика сама Екатерина II оценила. Предположу, что государыня не вникала, как именно помещик смог от трехсот душ крепостных получить десять тысяч. Без денежных вливаний никакой рачительный хозяин так не развернётся.

Сыновья Кроткова поддерживать отца не спешили, предпочитая вести праздный образ жизни, и сильно возмущались теми ограничениями, которые ставил родитель. А дальше случилась та история, из-за которой Куроедов и начал рассказ. Приструнить сыновей, погрязших в кутежах и играх в карты, у Степана Кроткова получалось плохо. Разбаловал он их в детстве, не пошла впрок любовь папеньки.

Один из обиженных сынков решил провернуть аферу. Он продал самое лучшее из владений Кроткова, вместе с этим внес в список крепостных крестьян имя своего отца, назвав его бурмистром, то есть старостой, Степаном Кротковым, сыном Егоровым. Так помещик в семьдесят лет лет стал крепостным.

Потом-то правда открылась. Сынка хотели посадить, но любящий родитель простил и, заплатив немалую сумму, поспособствовал тому, что дело закрыли.

Но обиду на старших сыновний помещик затаил, и вскоре Кротков-старший женился на молодой даме (к тому времени предыдущая супруга умерла). Этой жене помещик отписал дома в Москве и владения в Подмосковье. В Симбирской губернии владельцем сёл и деревень стал один из сыновей – Иван Кротков. Неплохой оказался хозяин. В селе Полдомасово мы лично наблюдали, как ведутся дела у рачительного помещика. Здесь имелся и постоялый двор, помимо почтовой станции, и кузница, и платная баня для путешественников, которой мы с удовольствие воспользовались.

Именно истории Куроедова не давали мне окончательно заскучать в пути.

Немного «повеселила» нас очередная пересадка на речной транспорт. Нанимать баржу от Казани мы не стали по той причине, что заранее не договаривались. Ждать оказии смысла не было, проще двигаться по дорогам и переправляться в нужных местах с одного берега на другой. Путь получался очень замысловатый и не самый быстрый. На будущее я решил разузнать подробнее дорогу у купцов. Не очень-то рациональным оказалось наше путешествие.

Куроедов сразу предлагал ехать из Казани в Оренбург, а после возвращаться через Бузулук. Мы с Лёшкой развернули карту и по-умному, дураки такие, оказались от предложенного маршрута, решив, что это лишние четыреста вёрст. Как выяснилось, зря не послушались. Неделю пути мы себе точно прибавили.

Проще было дождаться подходящего судна и спуститься по реке из Казани, по времени одинаково получилось бы. Я и не знал, что уже в это время по Волге ходили пароходы Соболевского. Мало того, они имели паровые двигатели и могли идти против течения. Мы, подъехав к очередной переправе, наблюдали зрелище массового молебна. Вначале и не поняли, что случилось, и деликатно уточнили у Куроедова. Вдруг какой христианский праздник пропустили или еще что-то значимое? Сосед достаточно быстро разобрался в ситуации, пообщавшись с парочкой купцов, ждавших переправы.

Оказалось, что это бурлаки. Молебен был посвящён «дьявольской машине», которая ходила по Волге. Поговорив ещё со знающими людьми, мы узнали, что те пароходы настолько маломощные, что при сильном течении не тянут судно вверх и тоже нанимают бурлаков. Зато как дымят!

– Как есть диавол внутрях, – заверял один мужичонка.

– Тьфу, чертова расшива*, – поддакнул другой.

Десятник артели спросил, куда господа идут, и, услышав, что нам на другой берег в Самару, сразу потерял интерес. Зато Петя, в смысле дед, вцепился в бурлаков с любопытством этнолога.

– Как бы мы до завтра здесь не застряли, – подошёл ко мне Лёшка, оценив толпу собравшихся.

– Куроедов сейчас все разрулит и подвинет очерёдность, – ничуть не обеспокоился я, разглядывая берег и людей.

Телег, повозок и колясок я насчитал всего шестнадцать. Никто из них конкуренции нам не мог составить. Мужики точно не полезут впереди. Купцы уже почёсывали затылки и хмурились. Из обрывков разговоров я понял, что они тоже просчитали ситуацию. Не будь у нас таких крупных лошадей, парочку телег купцы могли бы втиснуть на баржу, теперь же опасались перегруза.

Крестьяне из числа тех, кто не участвовал в молебне, стали устраиваться на берегу. Кто-то повел лошадей поить, кто-то отправился договариваться с рыбаками и перевозчиками на лодках.

В любом случае нас пропускали вне очереди, вот только баржи на правом берегу не наблюдалось.

– Пироги возьмём? – спросил у меня Алексей, кивая на бабёнок, которые спускались с холма.

Что это за населённый пункт, я не понял. Скорее всего Рождествено. Кормились местные крестьяне от реки, но и немного приторговывали за счёт переправы.

– Откуда весной нормальная мука? Да и в съедобности начинки не особо уверен, – не поддержал я друга.

– Говорят, с рыбой.

– Лучше свежей купить да уху сготовить.

– Дрова здесь денег стоят, – подключился к обсуждению обеда Куроедов.

После он действительно всё организовал в лучшем виде, отправив наших возниц кого за дровами, кого за водой и рыбой.

Реально мы успели не только сами отобедать, но и накормить сопровождение, а баржа только появилась из-за острова. Мало того, её к месту переправы подтащат бурлаки, поскольку течение сносит посудину ниже причала.

Позже я с интересом разглядывал это судно для перевозки людей и животных. Несколько раз переспросил у Куроедова и всё равно поднимался на настил с большим опасением.

Ожидал, что это будет подобие баржи. А оказалось, с десяток лодок, которые сверху перекрыли брёвнами и досками по принципу понтона. Всё это опасно раскачивалось, скрипело и шаталось. Наши кони тоже отнеслись к плавсредству с недоверием. Намучились, пока завели всех. Спасибо возницам от купцов. Те, чтобы ускорить наше отправление, вызвались помочь с погрузкой. Коней завели и кареты как-то там по-умному расставили.

Управлялась данная конструкция огромными вёслами и шестами. Нелёгкий и тяжёлый труд у паромщиков. Хотя у тех же бурлаков работа ещё сложнее.

Дед был немного в курсе, плюс расспросил мужиков, и по пути в Самару делился историями. Раньше не раз и не два мне доводилось видеть, как идут в связке калики перехожие. Этим слепым подавали из жалости. Кто-то специально останавливался послушать песни, кто-то просто бросал еду или мелочь.

В нашем регионе большинство нищих слепых было из числа бурлаков. Оказывается, когда долго тянешь лямку, деформируются не только кости грудной клетки. Постоянный наклон головы и прилагаемые усилия сказываются на зрении и люди слепнут. Плюс у бурлаков проблемы с лёгкими и ногами. От постоянного хождения по песку растягиваются жилы, а там, где берег каменистый, возникали другие проблемы. Не забываем про погодные условия: жара летом, дождь весной и осенью, встречный ветер и так далее. Неудивительно, что продолжительность жизни этих людей невелика, а те, кому посчастливилось дожить лет до сорока, становились инвалидами и выглядели древними стариками.

– На дальнюю путину от Астрахани до Нижнего ходят дней семьдесят, – продолжал просвещать дед по поводу бурлаков. – Путины делятся на перемены. Одна артель тянет не постоянно. Они меняются на переменах с другими группами. От той же Астрахани до Нижнего пятьдесят семь перемен.

Куроедов, послушав про трудности бурлаков при высокой и низкой воде, решил развлечь нас более кулуарными историями, сообщив, что отчалили мы от земель Орловых. Сейчас здесь хозяйка Новосильцева, старшая дочь графа Владимира Григорьевича, младшего из знаменитых братьев Орловых.

– В двадцать пятом году поручик Чернов и флигель-адъютант Новосильцев стрелялись. И как стрелялись! – с восхищением рассказывал Куроедов. – Оба были ранены. Константин Чернов в голову, почти сразу умер, а Новосильцев получил пулю в печень. Матушка его, графиня, ажно тысячу рублей доктору обещала, если вылечит! Но Владимир Дмитриевич скончался через четыре дня. Тело потом бальзамировал сам профессор Буяльский! Он мне лично рассказывал. Бальзамировать усопших он начал ещё до Наполеона. Тело императрицы Марии Фёдоровны тоже его рук дело. Ну и Новосильцевым не отказал. Графиня Екатерина Владимировна с тех пор траур не снимает.

– А по какой причине стрелялись? – не понял я.

– Новосильцев волочился за сестрой Чернова, а после отказался жениться. Маменька отговорила. Мол, «никогда мой сын не женится на какой-то Черновой, к тому же по батюшке Пахомовне!»

– Девица, похоже, была незнатной, – проявил знание предмета Лёшка.

– Скорее небогатой. Так-то Пахома Чернова, генерал-майора, в Петербурге уважали. Его сына хоронило Северное тайное общество. Ну знаете… из этих… которых государь в Сибирь сослал. Так все шли за гробом пешком, ни одного экипажа или верховых. Полтыщи было! – закончил очередную историю Куроедов.

Так неспешно за беседами и переправились на левый берег.

– Самара, почти дома, – с нотками ностальгии пробормотал дед.

Я покосился в его сторону, но высказываться не стал. В принципе ни о чем не жалею и эту «шалость» деду давно простил. Меня дома Лизонька и с Максимкой ждут. Надеюсь, супруга ещё не родила.

Отдыхать в городе не стали, спешили в поместье и уже на следующий день грузились на переправе. В будущем этот район назовут Сухая Самарка, чуть дальше будет Хлебная площадь, появится железнодорожный и автомобильные мосты. В это же время переправу осуществляли на баржах.

Через три дня наконец-то добрались до владений Похвистневых. Дед заверил, что после со всем ознакомится. Там же мы попрощались с Куроедовым. Поскольку Ксенофонт Данилович оплатил несколько и наших патентов, то пару лошадей и карету Лёшка ему подарил. На этих тяжеловозах Куроедов и отправился домой. А мы наконец-то въезжали на свои земли.

–

* Расшива – парусное речное плоскодонное судно.

Глава 10

Первое, что сильно удивило, это наличие шлагбаума на границе моих земель. Сурового вида мужики с кольями преградили путь и по какой-то причине велели разворачивать карету.

– Вы кто такие?! – не понял я сути происходящего.

– Не велено, – невнятно ответил один из мужиков, изображающих дорожный патруль.

– Вы совсем оборзели? – выбрался на дорогу Лёшка.

Наше сопровождение тем временем достало ружья, хотя на разбойников мужики, перегородившие путь, не походили. Да и обустроен ККП был солидно.

– Это мои земли, по какому праву вы меня не пускаете? – попытался я выяснить причину.

– Гы… – почесал затылок один из «сторожей».

– Осип, Пахома кликни, пусть глянет на барина, – крикнул в сторону сторожки второй персонаж, пряча палку за спину.

Из придорожного строения вышли ещё мужики. В одном из них я узнал своего охранника, которого управляющий нанял года два назад.

– Пахом, это что? – задал я очевидный вопрос.

– Батюшка, Георгий Павлович! А мы вас заждались! – засиял щербатой улыбкой Пахом. – Эй, шельмы, освободите барину дорогу!

– Для чего вообще перегородили? – продолжал я недоумевать.

– Так это святой старец велел. Уж больно много людишек приходить стало, – ответил Пахом. До меня начало доходить происходящее.

– Похоже, что меры предприняты не просто так, – сообразил и Лёшка.

– Нужно срочно возводить гостиницу, – ответил я, возвращаясь в карету.

В Перовке велел не останавливаться. Лучше узнаем обо всех событиях в усадьбе.

– Слава Богу, слава Богу, успели! – радостно встречала меня заметно округлившаяся Лиза.

– Папа, почему тебя так долго не было?! – выскочил из дома Максим.

– Ужо мы заждалися, – вторил им управляющий.

Дворня набежала, бабы закудахтали, засуетились. Лёшка первым делом расспросил, как добрался наш обоз, отправленный в январе. Оказалось, что без происшествий. Наших лошадей запомнили. Особенно на Волге. Приходили письма. Какие-то незнакомые помещики просили продать лошадей. Это мне по-быстрому поведал секретарь.

Из основных событий – огромное число паломников, как нищих, так и из благородных.

– Подъели все припасы, – возмущался Дмитрий Николаевич. – Я корм для лошадей послал закупать, но это не дело, Георгий Павлович.

– Не дело, – согласился я, мельком глянув на расходы. – Почему мы этих всех кормили?

– Дык… Елизавета Африкановна отказать не могли.

– Дармоеды, – отозвался Алексей, вникнув в проблему с неожиданными гостями. – Завтра же займёмся постройкой гостиницы.

– Отец Нестор молодец. Немного притормозил поток, – запоздало оценил я шлагбаум.

Новостей дома особо много не было. В основном именно проблемы с паломниками и теми из господ, кому нужны были советы старца Самарского.

Мы рассказали о своих приключениях за вечерним чаем. Крендовский огорчился, услышав о смерти своего приятеля, забросал вопросами, как вообще в Петербурге приняли картину. Ответили ему честно, что если бы не смерть Тыранова, то фиг бы взяли полотно в академию художеств. Про реакцию Николая I мы были не в курсе. При нас император «Флибустьерами» не интересовался.

Поездку в Перово запланировали с утра. Михаилу Тыранову нужно печальную весть озвучить и батюшку нашего ушлого проведать.

Отец Нестор обрадовался мне чуть ли не больше, чем жена и сын. Оно и понятно, я у него источник информации и предсказаний о будущем. А мне его и порадовать было нечем. Все интересные события этого года я озвучил. В следующем ничего значительного не то что в России, но и за рубежом не случится. Для каких-то стран это будет важно, к примеру, независимость Никарагуа или трёхсторонний договор Великобритании, Пепджаба и бывшего шаха Афганистана, но для нас, вернее, для нашего «пророка» это были вторичные события.

Чтобы старец Самарский продолжал оправдывать своё предназначение, выдал отцу Нестору новый медицинский справочник. Зная нашего батюшку, я был уверен, что он не только внимательно изучит, но и переработает информацию, а после начнёт выдавать как откровение свыше. И это будет неплохо для населения, пребывающего в незнании элементарных гигиенических норм.

– Гостиницу нужно не одну ставить, – резюмировал Алексей итоги визита к отцу Нестору. – Одну на берегу Самарки для тех, кто водным путём прибудет, а вторую рядом с Перовкой. И начать закупку продовольствия.

С этим я был полностью согласен. Похоже, наши планы придется отодвинуть. Гостиницы нужны срочно. Домик, который успели поставить в прошлом году, не вмещал и сотой части желающих послушать проповеди старца Самарского. Мне же проявлять гостеприимство у себя в поместье совершенно не хотелось. Помещики в это время не берут деньги с гостей за постой. Возможно, совсем чужих людей Лиза бы не приняла, но приезжали какие-то дальние родственники Похвистневых и наши ближайшие соседи. Всю зиму столовались и жили в поместье. Жена ни выгнать, ни намекнуть о том, что ей хлопотно проявлять гостеприимство, не осмелилась.

Я же настроен был более категорично. На третий день после нашего прибытия, ничуть не смущаясь, завернул какого-то дворянина, отказавшись селить даже во флигеле. Господин возмущался, что-то обещал и даже грозил, но я и слушать не стал. К тому же отец Нестор покинул Перовку. Предлог выбрал благовидный, что-то там связанное с покаяниями, я сильно не вникал. Главное, что батюшка выдвинулся из Перовки в неизвестном направлении.

Как оказалось, отец Нестор спрятался на нашем конезаводе. Даже «святого» старца достали поклонники. Отцу Нестору хотелось в спокойной обстановке почитать медицинский справочник. Думаю, его содержания хватит для проповедей в течение двух лет, а то и больше, при условии озвучивания каждый день новой болячки.

Алексей предлагал на основе нашего справочника сделать ещё один чисто по симптомам, но я отказался. Народ в это время мнительный, напридумывают себе болезней. Пусть лучше «ипохондрией маются». И вообще, основной задачей у нас было лечение и популяризация растительных препаратов. На это и нужно делать упор.

Четырнадцатого мая Лиза разродилась сыном. Здоровенький, крепкий пацан родился. Дед настаивал на имени Игорь, но в списке православных имён на май месяц оно отсутствовало. Отец Нестор хотел было сам выбрать, но я вовремя подсуетился и намекнул, что Кирилл подойдет лучше, чем Акакий или Еспер.

Если у Максима крестным отцом был Алексей, то крестить Кирилла вызвался дед, чем сильно удивил супругу. Пришлось отдельно рассказать Елизавете, как столичная жизнь преобразила её родственника. Что Пётр Петрович изменился в лучшую сторону и полностью отринул соблазны. Просто новый человек! Жена к такому заявлению отнеслась с недоверием, но особо вникать не стала. У неё другие хлопоты и заботы. У меня, к слову, тоже.

Тут ещё заявился Куроедов и подключился к делам. Не иначе за пару недель успел соскучиться и пересказать ближайшим соседям о своих приключениях в Петербурге. Но я всегда рад спихнуть на кого-то часть своих проблем.

Как всегда, коммерческая жилка Куроедова была на высоте. Он согласился, что гостиницы нужны, и выдвинул встречное предложение устроить при них аптеки «как в столице». Вполне разумная идея. Здесь и заработать получится, и популяризировать всё то, что отец Нестор на проповедях будет рассказывать.

Он, кстати, брошюрку по гигиене тоже прочитал и взялся переписывать на старославянском. Выкупил у Куроедова грамотного крепостного и посадил его копировать текст. Такие писаные от руки брошюрки батюшка стал успешно продавать и без нашей подсказки. Освящённые книжечки покупали по пятьдесят рублей те, кто приезжал специально к старцу. И никто не поморщился из-за высокой цены, ещё и благодарили, кланялись в пояс. То-то же! Это столичные медики не оценили, а у нас здесь народ простой, верующий. Сказал старец не пить сырую воду из водоёмов, и все послушно стали её кипятить.

Приостановить поток паломников немного удалось, но только тех, кто приезжал в каретах или верхом на лошадях. Пеших путников мы никак не могли ограничить. Эти пробирались через поля, минуя дороги, сразу в Перовку, где помощники отца Нестора их отлавливали и переправляли в Александровку на строительство. Я решил первую гостиницу поставить на берегу и мне требовались рабочие руки.

Ночевали эти православные в шалашах, питались выловленной в Самарке рыбой, что-то им приносили мои деревенские. А руководил строительством отец Нестор. Неплохой прораб из него получился. Безусловно, батюшка не разбирался в строительстве, да и не вникал особо. Главное, что наставлял «на путь истинный». Что-то там вещал про труд во благо и прочие бла-бла.

Лёшка с Куроедовым мотались, обеспечивая стройматериалами и всем необходимым. Поскольку у нас будет канализация, то заказали у трёх гончаров глиняные трубы. После немного поспорили, куда сделать отвод. Повезло, что теперь в помощниках имелся дед. Вернее, он и стал главным строителем. Что-то я подсказывал, но основная работа легла на плечи деда. Он решил, что мы и без архитекторов справимся. Какие-то чертежи сам выполнил, посмотрел устройство моего дома. Тот, что у Похвистневых, оценил и дал отмашку на заливку фундамента.

Возвели коробку в рекордные сроки. Часть паломников пыталась сбежать, но тут уже отец Нестор бдил. Без его благословения ни один работник не смел покинуть стройку. Батюшка отрабатывал свою миссию на сто процентов, устраивая по вечерам длинные проповеди на стройке. Народ рассаживался прямо на земле и с горящими взорами слушал откровения о том, что «в здоровом деле здоровый дух».

Только для внутренней отделки я нанял профессионалов. А плотники у нас свои были. Плюс приехала знакомая артель мужиков, которая на строительстве дачи работала. Как говорится, всем миром возвели двухэтажную гостиницу меньше чем за три месяца. Соблюдать технологию сушки древесины я не стал. Нет у нас времени ждать четыре года для получения доски. К тому же я помнил, что в будущем обходились сушильными камерами. В наших условиях это обычный сараюшка с печью.

Для второй гостиницы в Перовке залили фундамент. Здесь у нас будет четырёхэтажное здание и отдельное крыло под больницу на двацать коек. На самом деле я плохо представлял, как оно получится. Дед уверял, что если создадим нормальные условия, то к нам приедут и врачи, и элитные больные. Особенно те, у которых смертельные случаи. По сути мы же не только лечение, но и какие-то деяния святого старца популяризируем. Церковники точно ничего против не скажут, поскольку у отца Нестора в покровителях князь Голицын.

Кроме наблюдения за строительством и отвешивания чудотворных подзатыльников, я занимался подбором персонала. Если с управляющим решил достаточно быстро – Дмитрий Николаевич своего младшего сынка рекомендовал, то с остальным персоналом оказалась полная засада. Свободных подходящих людей не так много. Покупать крепостных не вариант. Люди, привыкшие к определённой работе, не смогут качественно выполнять ту, что никогда не делали.

Повезло, что в тех краях, где было приданое моей жены, умер один помещик. Наследники во владение вступили, но передрались в процессе дележа. Там что-то было заложено, и не раз. В результате пришлось усадьбу и дворню продавать и закрывать долги. Алексей узнал об этом, когда навещал деревеньки и ставил задачу по производству серы (спичечный заводик мы почти восстановили).

Лёшка же и выкупил почти всех крепостных, которые работали у помещика в доме. Эти как раз привычные прислуживать и в качестве персонала гостиницы были идеальным приобретением. Конечно, натаскивать их и обучать пришлось долго. После я заказывал форму, которую сшили по моим эскизам. Ткани вообще пришлось много покупать. Не только полотно для кроватей требовалось, но и шторы, скатерти и прочий текстиль. Не будь денежного вливания со стороны Куроедова, мы бы не потянули.

Сосед остался доволен, как мы с ним рассчитались за поездку в Петербург. Попутно заказал «портреты» пяти лошадей у Евграфа Крендовского, чем сильно нас выручил. Алексей обещал художнику, что будут пейзажи, а реально заниматься этим творчеством не было времени. Без надзора Крендовский написал парочку невнятных пейзажей, которые Лёшка забраковал и с радостью отправил художника к Куроедову.

Тот насмотрелся в Петербурге картин и поставил Евграфу вполне адекватную задачу, выделив свои краски, а сам переключился на другие дела. Они с Елизаветой продолжали запасать травы для аптеки.

На третьем этаже нашего дома, там где раньше была «секретная комната», устроили сушильню и хранилище. Всё, что привезли из двадцать первого века, было давно израсходовано. Лёшка сложил архив, неработающий ноутбук и немного иновременных мелочей в обитый железом сундук. Всё остальное давно было в деле, и занимать целую комнату под эти секреты не стоило.

Лиза заказала плотникам стеллажи, я добавил картонных коробок и столов для просушки. На самом деле, когда травы сушились, их раскладывали или подвешивали пучками прямо в коридоре третьего этажа. Весь дом пропах этой травяной аптекой. Предположу, что у Куроедова в особняке ещё больше помещений забито подобными полезностями.

Со стеклянной тарой вопрос пока не решили, оставив это на осень. Там, глядишь, и самогонный аппарат, заказанный в Самаре, придёт. Так-то медные трубки и чугунные радиаторы уже доставили, но это для гостиницы, переделывать их для чего-то другого я не хотел. И без того на все задумки не хватало оборудования.

Мы там много чего планировали устроить. На будущее паровой насос. Пока же заполнять бак с водой будут крестьяне вручную. Водопровод устроим с холодной водой. Подогревать в таких объемах пока не получится, но парочку купален и баню сделаем обязательно.