Текст книги "19 рассказов"

Автор книги: Дмитрий Притула

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 11 страниц)

Бандиты ушли, оставив Марию Евгеньевну привязанной к стулу. Хорошо, оказались человеколюбцами: тряпку изо рта вынули. Иначе женщина умерла бы привязанной к стулу.

Соседи услышали долгий протяжный стон, нет, не стон, а надо сказать точно – вой. Безостановочный. Часами. Ну, уж кто открывал дверь – неважно. Милиция, то-се. Но дело в том, что вой не прекращался и при посторонних людях. И тогда Марию Евгеньевну увезли в больницу.

Где она почти все время и находится. Когда ей становится лучше, ее отпускают, месяц-другой она тихо сидит дома, иногда выходит в магазин и даже в парк, но помаленьку, видать, возвращается соображение, что Вали более нет на свете, и тогда возобновляется вой. Сперва тихий, как постанывание, а потом громкий и непрерывный, и Марию Евгеньевну увозят.

Что характерно, внушения докторов и знакомых, что хотя Вали нет, но картинки ее остались и где-то они светятся, и даже сияют, и слепят глаза, на нее не действуют. Видать, ей нужны не так даже картинки, как сама Валя, толстая неопрятная женщина, вытирающая рукавом шмыгающий нос.

Царевна-лягушка

Чего только человек не умеет делать! Буквально все! Абсолютно все!

Но по порядку. Алла Андреевна – инструктор районного Дома культуры, и она отвечает за работу с самодеятельными людьми. Нет, не за тех, кто поет и танцует, нет, она отвечает за умельцев. К примеру, человек рисует, но исключительно для себя, то есть он художник и домашним, конечно, говорит: я – художник, но непременно добавляет: я нигде не учился и рисую исключительно для себя.

Или же человек бродит по лесу и высматривает сучья ли, ветви, а потом их чуть подстрогает, покроет лаком, назовет лесными фантазиями, вот это лисичка, не правда ли, а это, смотрите, лесной царь.

То есть Алла Андреевна отвечала за работу с народными умельцами. В старые времена она устраивала выставки – самодеятельные художники, резьба по дереву, лесные умельцы, – в новые же времена выставки стали редкими, поскольку у людей, в том числе и у умельцев, изменились устремления, и они ищут не лесного царя, а что-либо более пропитательное.

Зарабатывает Алла Андреевна тем, что ведет платные курсы вязания, кройки и шитья, но зарплату получает – хоть и очень смешную – как раз за работу с народными умельцами.

И вот однажды к ней пришел старичок, лет так семидесяти, сухонький, шустренький и улыбчивый. Лицо морщинистое-морщинистое, ну да, человек всю жизнь прожил на воздухе, и морщинки у глаз были расположены так, что казалось, старичок все время улыбается. А может, он и, верно, все время улыбался.

И старичок сказал, что он всю жизнь делает чучелки и они у него очень красивые, но он ни разу никому их не показывал, а почему, а не знаю, стеснялся, а теперь, думаю, пора, всякое в жизни бывает (в смысле, а ну как помру), и надо хоть кому-нибудь показать эту красоту. А вы привозите нам, нет, никак нельзя, эти вещи хрупки, никак нельзя, я бы очень просил приехать в гости, это двадцать минут отсюда, пять остановок на автобусе, потом десять минут ходьбы, и мой домик почти у самого залива, очень прошу вас, трудно, знаете, всю жизнь работать только для себя, надо уже показать понимающему и культурному человеку, а вы, я узнавал у вашего начальства, человек именно понимающий, именно культурный.

Да, а чьи чучела вы делаете? Чучела лягушек, ответил старичок, и я вас жду в любое время.

Сумасшедший, подумала, понятно, Алла Андреевна, но рассказала про старичка своей подруге, методистке Дома культуры, придется ехать, сказала та, вот такие сухонькие и улыбчивые старички – самые жалобщики, он ведь уже к начальству сходил, не поедешь – телегу накатает, директор скажет: человек сам приходит, а вы его отталкиваете.

И Алла Андреевна поехала, нашла домик сразу: старичок все точно рассказал. Аккуратненький домик, аккуратненький садик, несколько ульев, на крыльце сидел старичок и что-то строгал, и он радостно и порывисто вскочил, и он залепетал, ой, как рад, как же я рад, и он крикнул хозяйку, и та вышла на крыльцо, радостно улыбаясь, и она до удивления была похожа на своего мужа, тоже сухонькая, улыбчивая и очень морщинистая. Но что поразило Аллу Андреевну – глаза хозяйки. Голубые-голубые, нет, не выцветшие, не ясное небо в сентябре – октябре, а молоденькие голубые глаза, как у старшеклассницы, которая буквально всему улыбается и от дальнейшей жизни ждет исключительно счастья.

Чаю с мёдиком, прошу, у меня свежие булочки, но Алла Андреевна строго отказалась, я по пути, абсолютно по делу, ждут люди в Доме культуры, так что у меня только полчаса.

Хорошо, хорошо, тогда прошу в мастерскую. Это была маленькая притемненная комнатка. И всюду – на шкафу, на полочках и на столе – были лягушки. Алла Андреевна сперва ахнула, а потом обомлела. Старичок гордо показывал ей свои работы. Вот лягушата идут строем, и на грудках у них маленькие красные тряпочки, а впереди горнист, и он так ловко вскинул руку с горном, что Алле Андреевне показалось: горнист сейчас заиграет побудку, старичок подошел к маленькому барабану, нажал кнопку, барабан изнутри осветился, и два барабанщика начали выбивать дробь.

А это наш акробат – старичок нажал кнопку, и лягушонок начал вертеться на турнике, да, там было еще немало чудес, а вот и главное чудо, сказала хозяйка, я его больше всего люблю, – это царевна-лягушка, видите, мы ей даже корону сделали, да, это было Божье чудо.

Всю ночь шел дождь, и рано утром я вышла на крыльцо и, не поверите, задохнулась от счастья, небо яркое, голубое, и лучи солнца ослепили меня, да, а сад уже ожил, и как же в то утро пели птицы, и я хорошо помню огромную каплю на зеленом листе яблони у крыльца (Алла Андреевна потом признавалась, у нее мелькнуло, а ведь старушка, пожалуй, стихи пишет, но слушать я не стану, скажу – не специалист), и как же легко дышалось, Боже мой, какое это чудо – сама жизнь, и на крыльце в лучах солнца сидела красавица лягушка, да, главное забыла, висела радуга, и своим земным концом она опиралась на эту красавицу, и царевна была ослеплена солнечным светом.

Не правда ли, красавица? Не правда ли, царевна-лягушка? И что удивительно, сейчас она красивее, чем тогда, при жизни. Потому что ее жизнь коротка, а у нас красивой она будет всегда. И это самое главное. И это всего важнее.

Журнал «Нева» № 7 (2002)

Об авторе

Дмитрий Натанович Притула (15 июля 1939 – 8 ноября 2012) – один из самых ярких прозаиков нашего времени. В том, что он незаслуженно мало известен, виноват, вероятно, излюбленный им жанр – короткий рассказ. Писатель обычно стремится заявить о себе романом, объемной формой, которая, кажется, самим размахом соответствует всеобъемлющему явлению жизни. Но это только кажется. Короткий рассказ – самый трудный жанр, требующий от писателя высокого искусства. Подобно тому, как в капле воды содержатся все химические свойства этой субстанции, рассказы Притулы вмещают знание скрытых законов жизни, тайных причуд судьбы, хитросплетений человеческих связей.

Стиль его повествования – сказ. В эту свою манеру Притула вложил горячность и человечность души. Простодушное изложение не напоминает маску, которой пользуются сказители (Зощенко, например). Постоянным внезапным обращением к собеседнику-читателю Притула завладевает вниманием, заражая своим сердечным интересом к перипетиям чужой судьбы. Невозможно оставаться сторонним наблюдателем. Как притягательны эти междометия, которыми автор вводит новые повороты сюжета! («Да, что еще важно…»; «Да, но как же любовь?»; «Но! С матерью и отчимом Алеша жил неразлучно…»; «Нет, напомнить надо…»; «Ну, если разобраться… Но нет» и т. д.) Попробуйте, что-то рассказывая, начинать каждый абзац с междометия. Сразу почувствуете присутствие собеседника, и не где-нибудь в неизвестном пространстве и отдаленном времени («глубокочтимый читатель»), а тут, рядом, и желание рассказать, убедить, поделиться.

В маленьком пригороде Фонарево, которое напоминает маркесовское Макондо из «Ста лет одиночества», разворачивается драма жизни с надеждой и разочарованием, трудом, радостями и болезнями. Отчасти это быт советской и постсоветской провинции, точный по хорошо узнаваемым деталям, отчасти – Бытие с большой буквы. Люди ведь одинаково плачут и смеются, болеют и умирают, любят, ненавидят и радуются жизни – в Фонарево так же, как в Дании или Италии.

Разнообразие сюжетов и персонажей рассказов Притулы удивительно. И что еще интересно: о самых горьких вещах Притула умеет говорить, не теряя чувства юмора.

Живые, остросюжетные рассказы, в которых лирика и юмор шествуют рука об руку.

В прозе последних десятилетий привычным средством привлечь читателя стали экзотические сюжеты, эротические сцены, уголовщина. В этих сильно действующих уловках тонет реальное, тихое, но от этого не менее острое, хочется сказать – простое, но нет, как раз непростое человеческое чувство. Притуле удалось вывести его на свет божий, и это поистине удивительно: трудно его высвободить из повседневности, еще труднее описать, не впадая в штампы. Та последняя прямота, которая здесь требуется, проистекает из высокого искусства, владения стилем, композицией, формой. Ведь короткий рассказ, как уже сказано, – самый сложный прозаический жанр. Везде, где читатель прозревает заранее замысел автора, складывается впечатление, что нас ведут известными путями, и только там, где неожиданность и эффект присутствия в чужой жизни кажутся необъяснимыми, проза достигает доступных искусству вершин. Большинство рассказов Дмитрия Притулы таковы.

Елена Невзглядова

Журнал «Нева» № 1 (2013)