Текст книги "Следователи Петра Великого"

Автор книги: Дмитрий Серов

Соавторы: Александр Федоров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц)

«Розыск чинить о тех делех, для чего он послан…»: И. С. Чебышев

Из числа первых российских следователей наиболее малоизвестной фигурой к настоящему времени остался Иван Самойлович Чебышев[48]48
  К началу XVIII века написание фамилии Чебышевых еще не устоялось и ее носители (в том числе Иван Самойлович) именовались в документах то Чебышовы, то Чебышевы.


[Закрыть]. Между тем именно гвардии капитану И. С. Чебышеву довелось руководить четвертой по счету следственной канцелярией в истории государства и права России.

Иван Самойлович являлся выходцем из нетитулованной и весьма разветвленной дворянской фамилии, документально известной со второй половины XV века. На протяжении XVII века представители рода Чебышевых занимали должности в низшем и среднем звеньях государственного аппарата, имея «московские чины» дворян московских, стряпчих и стольников. Наиболее высоких «думных чинов» никто из Чебышевых, однако, не ДОСТИГ^{242}.

Отец Ивана Самойловича, С. И. Чебышев, упоминался в 1676 году с чином стряпчего, а в 1692-м – стольника. В 1689 и 1691 годах Самойла Чебышев являлся алатырским воеводой^{243}.

Дата и место рождения Ивана Чебышева остались неизвестными. Бесспорно лишь, что в 1696 году он имел высокий «московский» чин стольника^{244}. В списках «московских» чинов 1690-х годов упомянуты также стольники Алексей Самойлович и Никита Самойлович, являвшиеся, вероятнее всего, братьями И. С. Чебышева. Каких-либо сведений о частной жизни Ивана Самойловича, его браках и детях выявить к настоящему времени не удалось.

Выяснить, когда И. С. Чебышев начал военную службу, также пока не представилось возможным. Из документального описания второго Азовского похода 1696 года явствует, что стольник Иван Чебышев принимал в нем участие в чине есаула^{245}.

По всей вероятности, в 1701 году И. С. Чебышев поступил на службу в гвардии Преображенский полк^{246}. 1 1 октября 1702 года во время многочасового штурма шведской крепости Нотебург прапорщик Иван Чебышев оказался в числе нескольких офицеров, добровольно присоединившихся к колонне, атаковавшей крепость^{247}. Судя по всему, в качестве награды за участие в штурме в том же 1702 году Иван Самойлович получил очередной офицерский чин поручика, а также был переведен из 1-й роты Преображенского полка в гренадерскую роту^{248}.

Именно с гренадерской ротой связан последующий этап гвардейской карьеры Ивана Чебышева. Гренадерские роты (появившиеся в российской армии на исходе XVII века) являлись штурмовыми подразделениями войсковых частей и комплектовались наиболее физически крепкими военнослужащими. Исходя из этого, можно предположить, что И. С. Чебышев отличался значительной физической силой и незаурядной личной храбростью.

В каких именно боях и походах Великой Северной войны принял участие Иван Чебышев после взятия Нотебурга, установить к настоящему времени не удалось, но воевал он, несомненно, достойно. Уже к декабрю 1706 года Иван Самойлович стал капитаном гренадерской роты Преображенского полка^{249}, иначе говоря, ее командиром. Несмотря на то что, командуя штурмовым подразделением, И. С. Чебышев не мог не находиться в самой гуще боев, никаких сведений о полученных им ранениях выявить на сегодня не удалось.

Во главе гренадерской роты Иван Чебышев находился до 1711 года^{250}. Далее его имя из списков полка исчезает.

Когда и при каких обстоятельствах Иван Самойлович покинул военную службу, так и осталось непроясненным. По всей очевидности, это произошло из-за серьезного ухудшения здоровья ротного командира гренадер. В документе, составленном в феврале 1718 года, Иван Самойлович упомянут уже среди отставных офицеров Преображенского и Семеновского полков^{251}.

Однако уход со строевой должности в гвардии вовсе не означал ухода И. С. Чебышева с государевой службы. Ивану Чебышеву суждено было оказаться в числе первых гвардейцев, кого Петр I назначил следователями. По именному указу от 9 мая 1715 года гвардии капитан[49]49
  В XVIII веке военнослужащий сохранял право именоваться прежним чином (равно как и носить форменную одежду) и после отставки. Позднее это перестало быть общепринятым и стало оформляться в качестве особой льготы – увольнения «с мундиром».


[Закрыть] И. С. Чебышев был направлен в Азовскую губернию[50]50
  Несмотря на то что город Азов был в январе 1712 года возвращен Турции (по условиям Прутского мирного договора от 12 июля 1711 года) и губернским городом стал Тамбов, а в 1715 году – Воронеж, губерния продолжала именоваться Азовской до 1725 года.


[Закрыть] для расследования уголовного дела о злоупотреблениях местных администраторов. Так в России возникла четвертая по счету следственная канцелярия.

По организации и поставленной задаче следственная канцелярия Ивана Чебышева весьма напоминала первую следственную канцелярию России – гвардии майора князя М. И. Волконского, учрежденную 25 июля 1713 года для расследования злоупотреблений должностных лиц Архангелогородской губернии. Как и в случае с канцелярией Михаила Волконского, канцелярия И. С. Чебышева руководилась им единолично, а также должна была осуществлять расследование непосредственно в назначенном регионе. Правда, в отличие от М. И. Волконского, подчиненного исключительно царю, Иван Чебышев должен был «в небытность» Петра I получать указания от гвардии капитана И. Н. Плещеева, главы другой следственной канцелярии, основанной в феврале 1715 года.

Поводом для создания следственной канцелярии Ивана Чебышева явились ставшие известными царю доношения азовских комиссаров Ф. Ремезова и А. Стерлегова, а также жителя города Лебедянь Гаврилы Боева^{252} о злоупотреблениях группы местных администраторов – от дьяка губернской канцелярии Ивана Чашникова до лебедянского коменданта И. Домогацкого. Согласно архивным документам, Ивану Самойловичу предстояло расследовать выдвинутые доносителями обвинения в «похищении его государевой денежной казны… и в налогах[51]51
  В вымогательстве взяток с использованием служебного положения.


[Закрыть], и во взятках, и в неслужении[52]52
  В уклонении от мобилизации на военную службу.


[Закрыть], и вукрывательствеотслужеб[53]53
  В уклонении от привлечения на государственную гражданскую службу.


[Закрыть], недержании беглых салдат»^{253}.

В свою очередь, в сенатском указе от 18 июня 1715 года отмечалось, что Иван Самойлович был направлен из Санкт-Петербурга «от фискалских дел»^{254}. Иными словами, гвардии капитану надлежало также расследовать дела, возбужденные фискальской службой в отношении азовских администраторов^{255}. При этом, хотя количество подобных дел, попавших в производство следственной канцелярии И. С. Чебышева, осталось неизвестным, можно с уверенностью предположить, что их количество исчислялось десятками.

К примеру, как явствует из архивного документа, только в Воронежской провинции Азовской губернии местный орган фискальской службы к апрелю 1716 года возбудил 16 уголовных дел, главным образом по обвинению должностных лиц разных уровней в совершении преступлений против интересов службы^{256}. В частности, воронежские фискалы выявили эпизод преступной халатности коменданта Ф. Ляпунова, в результате чего сгнили хранившиеся в городе Острогожске запасы провианта для армии. А вот комендант города Романова[54]54
  Ныне село Ленино Липецкого района Липецкой области.


[Закрыть] был обвинен фискалами в неоднократном получении взяток от дезертиров и в хищении казенного продовольствия в особо крупном размере («крал из государевых житниц и возил подвод по 5 и болши»^{257}).

Остается добавить, что в середине 1715 года Правительствующий сенат дополнительно поручил И. С. Чебышеву осуществить проверку двух заявлений о противоправных действиях различных лиц, совершенных на территории Азовской губернии. Первым таким заявлением стала исковая челобитная группы пахотных солдат Рижского уезда, поступившая в Сенат в июне 1715 года^{258}.

Заявители утверждали, что местный помещик князь М. В. Кропоткин захватил часть принадлежавших им земель близ города Ряжска. Предшествующие попытки солдат добиться восстановления нарушенных прав собственности в судебном порядке оказались безуспешными. Более того: как указывали челобитчики, в ответ на их последнее обращение азовский вице-губернатор С. А. Колычев, действуя в угоду Михаилу Кропоткину, приказал нескольких заявителей взять под стражу, а нескольких подвергнуть телесному наказанию.

Будучи осведомлены о прибытии в Азовскую губернию Ивана Чебышева, челобитчики просили поручить разбирательство дела именно ему (именуя при этом Ивана Самойловича «розыщиком»[55]55
  Уникальное народное прозвание главы следственной канцелярии первой четверти ХУП1 века.


[Закрыть]). Сенат удовлетворил ходатайство ряжских солдат в полном объеме. Согласно уже упоминавшемуся сенатскому указу от 18 июня 1715 года И. С. Чебышеву поручалось не только проверить обстоятельства дела, но и вынести по нему судебное (!) решение.

Вторым заявлением явилось пространное доношение, направленное в Сенат дьяконом соборной церкви города Корочи Лазарем Лофицким^{259}. В доношении содержались обвинения корочанского сотника И. Л. Тевяшева в совершении многочисленных преступлений против интересов службы.

В частности, заявитель привел сведения о получении Иваном Тевяшевым взяток с 66 (!) лиц, причем сопряженных с вымогательством^{260}. Доноситель утверждал также, что сотнику оказывали покровительство полковник Острогожского полка И. И. Тевяшев и сам вице-губернатор Степан Колычев. 27 июля 1715 года Правительствующий сенат указал направить доношение Л. Лофицкого для проверки гвардии капитану И. С. Чебышеву^{261}.

Следственная канцелярия Ивана Чебышева не имела постоянной дислокации, функционируя попеременно то в Воронеже, то в Тамбове. Кроме того, на период одного-двух месяцев она располагалась также в Козлове[56]56
  Ныне город Мичуринск, административный центр одноименного района Тамбовской области.


[Закрыть] и в Ельце. В последний год своего существования канцелярия размещалась в Москве.

Аппарат канцелярии состоял из нескольких канцелярских служащих во главе с дьяком Василием Калининым, откомандированным в распоряжение И. С. Чебышева из Московской губернской канцелярии^{262}. Кроме того, Иван Чебышев нередко временно мобилизовывал в следственную канцелярию и местных «приказных служителей». Один из них – Семен Ремезов (прежде трудившийся в комиссии по демаркации новой границы с Турцией) – отработал в канцелярии Ивана Самойловича до самого ее закрытия^{263}.

Судя по документам, введенным к настоящему времени в научный оборот, Иван Чебышев повел следствие с размахом и без всякой оглядки на руководство губернии. Воспользовавшись присутствием в регионе присланного из Санкт-Петербурга следователя, местные жители принялись напрямую обращаться к нему с заявлениями как о злоупотреблениях азовских администраторов, так и неправосудности вынесенных ими судебных решений.

В итоге следственная канцелярия Ивана Чебышева стала наводить буквально трепет на попавших в поле ее зрения администраторов. Как явствует из позднейшего документа, дошло до того, что оказавшийся в 1715 году под следствием по обвинению в должностных преступлениях елецкий подьячий Данила Данилов, опасаясь изобличения еще и в совершенном им умышленном убийстве, покончил с собой^{264}.

Подобная независимая позиция следственной канцелярии не могла не вызвать противодействия со стороны губернских властей. Непосредственно управлявший Азовской губернией вице-губернатор Степан Колычев обратился с жалобами на действия Ивана Самойловича в Правительствующий сенат и к входившему в ближайшее окружение Петра I номинальному руководителю губернии генерал-губернатору Ф. М. Апраксину^{265}. В посланиях генерал-губернатору Степан Андреевич обвинил И. С. Чебышева, в частности, в том, что он оказался под влиянием местных дворян Ремезовых, которые провоцировали в регионе «всякие непорядки… и мятежи… а простого народа людей привели к камандирам в непослушание и бесстрашие»^{266} [57]57
  Судя по всему, одним из этих Ремезовых был уже упоминавшийся Семен Ремезов, привлеченный И. С. Чебышевым в качестве канцелярского служащего.


[Закрыть].

Реакция Ф. М. Апраксина достоверно неизвестна (хотя какие-то действия он, несомненно, предпринял, ведь генерал-губернатор всячески покровительствовал Степану Колычеву). А вот Сенат откликнулся на обращение С. А. Колычева изданием указа от 12 марта 1716 года, согласно которому Ивану Самойловичу предписывалось «розыск чинить о тех делех, для чего он послан… а в другие росправные дела не вступать»^{267}. Иными словами, И. С. Чебышеву было воспрещено самостоятельно возбуждать уголовные дела.

Учитывая активность Ивана Чебышева в разоблачении криминальных деяний азовских администраторов, можно предположить, что гвардии капитан взялся собирать компрометирующие материалы и на вице-губернатора С. А. Колычева. В любом случае расследовать дело в отношении вице-губернатора И. С. Чебышеву не довелось. По решению Петра I уголовное дело Степана Колычева было направлено в производство следственной канцелярии гвардии майора С. А. Салтыкова, учрежденной 9 декабря 1717 года (о ней речь пойдет ниже).

Между тем, руководя следственной канцелярией, Иван Чебышев сам оказался под следствием. Причем по обвинению в совершении особо тяжкого государственного преступления. Началось с того, что 30 марта 1718 года дезертир, бывший драгун Великолуцкого полка Андрей Полибин, находясь в «колодничьей палате»[58]58
  Место содержания под стражей подследственных и подсудимых, прообраз современного СИЗО.


[Закрыть] Преображенского приказа, подал письменный «извет»[59]59
  Заявление о совершении или подготовке к совершению государственного преступления.


[Закрыть] на двух руководителей следственных канцелярий – гвардии поручика князя М. Я. Лобанова-Ростовского и гвардии капитана И. С. Чебышева^{268}.

Содержание извета было неординарным. А. Полибин объявил, что Михаил Лобанов-Ростовский и Иван Чебышев замышляли убийство (!) Петра I, которое планировали совершить в Москве, во время «потехи» на Царицыном лугу 1 декабря 1717 года. Будучи допрошен 31 марта и 9 апреля 1718 года, бывший драгун подтвердил содержание извета. В качестве источников информации Андрей Полибин сослался на разговор между Иваном Самойловичем и князем Михаилом Яковлевичем, который он подслушал во время пребывания под стражей в следственной канцелярии И. Н. Плещеева в Москве, а также на письмо (!) некоего подследственного, содержавшегося в той же канцелярии (уже, впрочем, умершего).

В принципе уголовное дело по извету А. Полибина могло и не возбуждаться. Во-первых, как явствует из последующих событий, бывший драгун страдал очевидным психическим расстройством. Во-вторых, покушение на Царицыном лугу в указанное изветчиком время заведомо не могло состояться по причине того, что почти весь 1717 год Петр I провел за рубежом и в Санкт-Петербурге, прибыв в Москву лишь 21 декабря. Учитывая, что в Москве царь неизменно проживал в своей резиденции в селе Преображенском, где дислоцировался и Преображенский приказ, его руководители не могли быть не осведомлены об отмеченной дате.

Однако, судя по всему, приняв во внимание особую общественную опасность преступления, о подготовке которого сообщил Андрей Полибин, в Преображенском приказе решили все же не оставлять извет без внимания. И. С. Чебышев и М. Я. Лобанов-Ростовский были срочно вызваны в Преображенское. На допросах оба гвардейца отрицали не только знакомство с А. Полибиным, но и само нахождение в Москве в указанное им время^{269}.

Но бывший драгун не унимался. 21 августа 1718 года он подал новый извет, заявив на этот раз, что Иван Чебышев и Михаил Лобанов-Ростовский не только хотели убить Петра I, но и намеревались выбрать новым царем (!) главу Преображенского приказа князя И. Ф. Ромодановского. В конце концов после пытки на дыбе и очных ставок с гвардейцами А. Полибин сознался, что оговорил обоих, причем Ивана Чебышева назвал только потому, что мельком видел его в канцелярии И. Н. Плещеева^{270}.

Следственная канцелярия И. С. Чебышева была ликвидирована в конце 1719 года. Одно из последних ее решений касалось доносителя Г. Боева. Придя к выводу (как представляется, ошибочному), что упоминавшееся выше заявление Гаврилы Боева о злоупотреблениях коменданта И. Домогацкого явилось ложным, Иван Чебышев приговорил доносителя к наказанию кнутом^{271}.

Уголовные дела, находившиеся в производстве канцелярии Ивана Самойловича, были переданы в Московский надворный суд. По всей вероятности, это было предпринято по образцу передачи в тот же суд дел следственной канцелярии И. Н. Плещеева, осуществленной, как уже говорилось выше, в соответствии с сенатским указом от 19 июня 1719 года.

В 1721 году из Московского надворного суда уголовные дела упраздненной канцелярии И. С. Чебышева были перенаправлены в Воронежский надворный суд. Как явствует из архивного документа, в феврале 1723 года в Воронежском надворном суде числилось дел, «которые имелись в канцелярии от гвардии капитана господина Чебышова»: незавершенных производством – 467 (!), завершенных – 15 9^{272}. Таков был итог работы четвертой следственной канцелярии России и ее руководителя.

Сведения о судьбе Ивана Чебышева после закрытия возглавлявшейся им следственной канцелярии крайне скудны. Известно только, что он был произведен в полковники, а в 1722–1725 годах занимал должность главы администрации Переславль-Залесской провинции^{273}.

Все остальные сведения об Иване Самойловиче после 1725 года, приводимые в имеющейся литературе, относятся в действительности к его почти полному тезке – полковнику Ивану Васильевичу Чебышеву, 1669/1670 года рождения[60]60
  Начав службу в стольниках царицы Прасковьи Федоровны, И. В. Чебышев принял участие в Крымских походах 1688–1689 годов, начальных кампаниях Великой Северной войны, Прутском походе 1711 года. В 1704 году получил ранение при взятии Дерпта (ныне город Тарту Эстонской Республики). В 1716–1732 годах возглавлял Суконный двор в Москве, а в 1732–1739 годах – Ямскую канцелярию. В феврале 1740 года уволен в отставку. Скончался в том же 1740 году. Степень родства И. С. и И. В. Чебышевых осталась непроясненной.


[Закрыть].

Ни времени, ни места кончины Ивана Самойловича Чебышева установить к настоящему времени не удалось.

II. ПРЕЗУСЫ «МАЙОРСКИХ» КАНЦЕЛЯРИЙ, УЧРЕЖДЕННЫХ 9 ДЕКАБРЯ 1717 ГОДА

«Изволте… с назначенными афицерами… ехать сюда в немедленном времяни»: Князь П. М. Голицын

1722 года января 21 дня в Спасо-Преображенском соборе Московского кремля состоялась необычно торжественная церковная служба. В тот день в неприметный старинный храм у стен Большого Кремлевского дворца явились высшие церковные иерархи, сенаторы, генералы, недавно прибывший в Москву гетман Малороссии И. И. Скоропадский, а затем и сам Отец Отечества, император всероссийский Петр Великий. Во время Божественной литургии к государю приблизился офицер, который сообщил ему о только что последовавшей кончине князя Петра Михайловича Голицына^{274}.

Кто же такой был П. М. Голицын? И почему о его смерти императору было доложено прямо в ходе богослужения?

Петр Михайлович принадлежал к знатному и разветвленному роду князей Голицыных, которые вели происхождение от великого князя Гедимина^{275} (Оейетпнпщ), правителя Великого княжества Литовского в 1316–1341 годах. Непосредственным родоначальником фамилии Голицыных явился потомок Гедимина – князь Михаил Булгаков-Голица, боярин великого князя московского Василия II Ивановича^{276}.

Ко времени прихода к власти Петра I Голицыны прочно вошли в ряды правящей элиты России, стали одним из наиболее влиятельных аристократических кланов. Достаточно сказать, что в XVII веке девять представителей рода были удостоены высшего чина боярина^{277}. Причем один из этих бояр – князь Б. А. Голицын (1654–1714) – состоял при будущем императоре воспитателем.

Π. Μ. Голицын был средним сыном боярина князя Михаила Андреевича Голицына (1639–1687) и Прасковьи Никитичны, урожденной Кафтыревой (1655–1715)^{278}. Семья была многодетной: Петр Голицын имел четырех сестер и троих братьев^{279} (старший из которых родился в первом браке отца[61]61
  Этот факт очевиден из сопоставления дат рождения П. Н. Кафтыревой (1655) иД. М. Голицына (1665).


[Закрыть]).

И оба старших брата, и младший брат князя Петра Михайловича проявили себя как выдающиеся государственные и военные деятели России XVIII века. Д. М. Голицын (1665–1738) состоял президентом Камер-коллегии, сенатором, членом Верховного тайного совета, дослужился до чина действительного тайного советника. Μ. М. Голицын-старший (1675–1730) стал прославленным полководцем Великой Северной войны, генерал-фельдмаршалом, президентом Военной коллегии. Μ. М. Голицын-младший (1684–1764) достиг должностей президента Адмиралтейств-коллегии и сенатора, чина генерал-адмирала. Все трое братьев были удостоены обоих высших орденов того времени – Святого Александра Невского и Святого Андрея Первозванного^{280}.

Не менее видной фигурой в правительственной среде XVIII века являлся двоюродный брат и тезка Петра Голицына – П. А. Голицын (1660–1722). Князь Петр Алексеевич был первым российским послом в Священной Римской империи, архангелогородским, рижским, а затем киевским губернатором, сенатором «первого призыва». В 1710 году Петр I возвел его в кавалеры единственного тогда ордена Святого Андрея Первозванного^{281}.

Поскольку Π. М. Голицыну оказалось суждено уйти из жизни в сравнительно раннем возрасте, память о Петре Михайловиче была, аллегорически выражаясь, закрыта тенью судеб его знаменитых родственников. Неудивительно поэтому, что введенные к настоящему времени в научный оборот сведения о нем скудны, фрагментарны и отчасти недостоверны.

Согласно надгробной надписи, родился Петр Михайлович 11 июля 1682 года^{282}. Поскольку в 1682 году боярин Михаил Голицын служил воеводой в Пскове^{283}, не исключено, что его сын Петр появился на свет именно там. Обстоятельства первых двадцати шести лет жизни Π. М. Голицына поныне достаточно туманны.

Точно известно, что в отличие от старших братьев Дмитрия и Михаила-старшего, успевших стать комнатными стольниками царя Петра Алексеевича^{284}, П. М. Голицын не получал никакого старомосковского чина. По данным последнего историографа гвардейского Семеновского полка императорской армии гвардии поручика П. Н. Дирина, князь Петр Голицын начал службу в Семеновской потешной роте, при учреждении в 1695 году Семеновского полка был зачислен в его состав с чином поручика, а в 1698 году произведен в капитаны^{285}.

Однако при том, что в потешные роты могли зачисляться лица весьма юного возраста (М. М. Голицын-старший вступил в ту же Семеновскую потешную роту в 1687 году, двенадцати лет от роду, начав фельдмаршальскую карьеру учеником барабанщика^{286}), сведения, приведенные Петром Дириным о службе П. М. Голицына, представляются не вполне достоверными. Тем более что никаких подробностей служебно-боевой деятельности князя Петра Михайловича за вторую половину 1690-х – первую половину 1700-х годов выявить на сегодня не удалось.

Из этого периода жизни Петра Голицына известно также, что в 1703 году в Москве он вступил в брак с княжной Феодосьей Долгоруковой, дочерью покойного боярина В. Д. Долгорукова и родной сестрой уже упоминавшегося гвардии капитана князя В. В. Долгорукова^{287}, будущего руководителя одной из первых следственных канцелярий Петра I, а впоследствии генерал-фельдмаршала. В приданое за невестой П. М. Голицын получил поместье внушительной стоимостью две тысячи рублей. Брак князя Петра Михайловича и княжны Феодосьи Владимировны оказался бездетным.

Лично знавший П. М. Голицына в последний год его жизни камер-юнкер герцога голштинского Ф.В. Берхгольц назвал князя «одним из воспитаннейших и образованнейших русских»^{288}. Однако где именно и когда Петр Голицын сумел получить образование, совершенно не ясно.

По крайней мере, документально установлено, что в отличие от старшего брата Дмитрия Михайловича и двоюродного брата Петра Алексеевича Петр Михайлович не был включен в группу из 66 дворян, направленных в январе 1697 года в длительную образовательную командировку в Западную Европу^{289}. Вместе с тем из сохранившихся в архивных документах образцов подписи П. М. Голицына явствует, что он достаточно уверенно владел пером (чего нельзя сказать о Михаиле Голицыне-старшем, который не имел навыка связного письма, расписываясь «черточками»).

Первое бесспорное свидетельство о боевой службе П. Μ. Голицына относится к 1708 году. Согласно документам полкового архива, майор Семеновского полка Петр Голицын принял участие в уже не раз упоминавшемся сражении 28 сентября 1708 года с корпусом шведского генерала Адама Людвига Левенгаупта (Adam Ludwig Lewenhaupt) при деревне Лесная. В этом сражении (Семеновский полк понес тогда самые значительные за всю Великую Северную войну потери[62]62
  Из 1200семеновцев, принявших участие в сражении, 144 были убиты и 690 ранены.


[Закрыть]) князь Петр Михайлович получил ранение в голову («нос перешиблен пулею»)^{290}. На следующий год майору П. Μ. Голицыну довелось участвовать в Полтавской битве^{291}.

В начале 1710-х годов в карьере Петра Голицына наступил перелом: он был поставлен во главе Семеновского полка (точная дата этого события неясна)^{292}. Учитывая, что предшествующее десятилетие Семеновский полк находился под командованием (непосредственным либо общим) Μ. Μ. Голицына-старшего[63]63
  Был произведен в подполковники Семеновского полка 11 сентября 1701 года.


[Закрыть], представляется возможным предположить, что Петр I целенаправленно ставил семеновцев под начало боевых офицеров из клана Голицыных.

В 1711 (или в 1712) году П. Μ. Голицын был произведен в подполковники Семеновского полка, а 15 ноября 1716 года царь присвоил ему параллельный чин «полевого» генерал-майора^{293}.

Первое соприкосновение Петра Голицына с органами следствия произошло в 1715 году, когда ему довелось выполнить поручение главы следственной канцелярии гвардии подполковника князя В. В. Долгорукова по выяснению неких эпизодов злоупотреблений должностных лиц Санкт-Петербургской губернской канцелярии^{294}. Поручение оказалось разовым, и более к работе в следственной канцелярии шурина П. Μ. Голицын не привлекался.

Ситуация изменилась осенью 1717 года, когда Петр Голицын переводил Семеновский полк из Ревеля[64]64
  Ныне Таллин (Tallinn), столица Эстонской Республики.


[Закрыть] на зимние квартиры в Псков. И ноября 1717 года Владимир Долгоруков направил Петру Михайловичу царский указ о его немедленном прибытии в Санкт-Петербург. Как гласил указ, «изволте по получении помянутого царского величества указа с назначенными… афицерами ехать сюда в немедленном времяни»^{295}. Вместе с полковым командиром в столицу предписывалось командировать еще семерых офицеров-семеновцев.

Внешне ординарный вызов в Санкт-Петербург явился прологом к изрядным переменам в жизни гвардии подполковника П. М. Голицына. По всей очевидности, собранные в столице гвардейские офицеры (помимо семеновцев туда были направлены еще восемь преображенцев) образовали собой военно-судебное присутствие («кригсрехт»), перед которым предстал глава первой следственной канцелярии России гвардии майор князь М. И. Волконский, обвиненный в совершении преступлений против интересов службы.

Поскольку подсудимый числился офицером Семеновского полка, председателем («презусом») суда, вероятнее всего, стал Петр Голицын. Однако, вызывая в столицу группу лично известных ему «от гвардии штап– и обор-афицеров», Петр I не собирался ограничиваться проведением судебного процесса над Михаилом Волконским.

Дело в том, что в это время будущий император приступил к выработке проекта о реорганизации специализированных органов следствия. До сих пор для расследования особо важных уголовных дел учреждались взаимоизолированные следственные канцелярии, организация и функционирование которых никак не регулировались нормативно (первой из них как раз и была канцелярия под руководством М. И. Волконского, основанная в июле 1713 года). Теперь вместо них Петр I решил создать целостную систему одинаково устроенных канцелярий, нормативной основой для деятельности которых должен был стать особый типовой «Наказ».

В конце ноября – начале декабря 1717 года царь подготовил два ключевых документа: предварительную роспись следственного состава задуманных новых следственных канцелярий (с реестром подлежащих расследованию резонансных уголовных дел)^{296} и черновой проект типового «Наказа» их руководителям^{297}. Объявление об учреждении новых семи канцелярий (вскоре названных царем «майорскими»^{298}) и обнародование «Наказа» состоялось в Санкт-Петербурге 9 декабря 1717 года – в день публичной казни Михаила Волконского. Одну из этих канцелярий возглавил князь П. М. Голицын.

Новые канцелярии имели коллегиальное устройство, сходное с организацией кригсрехта: при презусе состояли два или три асессора, младших участника следственного производства. Асессорами в канцелярию Петра Голицына были определены его давние сослуживцы, заслуженные боевые офицеры: капитаны Преображенского полка князь Г. А. Урусов (о нем еще пойдет речь) и А. К. Петров-Солово^{299}, а также капитан-поручик Семеновского полка И. Ф. Козлов^{300}.

Аппарат следственной канцелярии составили 11 подьячих во главе с дьяком А. Ф. Докудовским, откомандированных из Ближней и Военной канцелярий, Поместного приказа и Санкт-Петербургской губернской канцелярии^{301}.

Как явствует из архивного документа, в производство следственной канцелярии Петра Голицына была передана подборка резонансных уголовных дел по обвинению различных должностных лиц в преступлениях против интересов службы^{302}. Подследственными князя Петра Михайловича оказались московский губернатор К. А. Нарышкин (присвоение имущества жителей завоеванного Дерпта[65]65
  Ныне Тарту (Tartu), административный центр одноименного уезда Эстонской Республики.


[Закрыть], самовольное установление губернского налога, использование работных людей на строительстве собственного дома); бывший адмиралтейский советник, некогда весьма близкий к царю, А. В. Кикин[66]66
  А. В. Кикин руководил созданием и первоначальной деятельностью петербургского Адмиралтейства, был шафером на свадьбе Петра I и Екатерины Алексеевны. В личной переписке 1700-х годов царь обращался к нему «дедушка» или по-голландски «Min Her Grotvader» («мой господин дедушка»).


[Закрыть] (организация фальшивых подрядов провианта под именем Барсукова); нижегородский вице-губернатор С. И. Путятин (махинации при организации подрядов на поставку алкоголя, сбор денег с населения в свою пользу); бывший санкт-петебургский вице-губернатор Я. Н. Римский-Корсаков и его брат, бывший белозерский комендант В. Н. Римский-Корсаков (казнокрадство, получение взяток, участие в фальшивых подрядах).

Еще одним подследственным П. М. Голицына стал санкт-петербургский генерал-губернатор, президент Военной коллегии и сенатор, генерал-фельдмаршал, светлейший князь А. Д. Меншиков. Он обвинялся в организации все тех же фальшивых подрядов, казнокрадстве, финансовых махинациях. Необходимо отметить, что в случае с делами Александра Меншикова, Александра Кикина, Якова и Василия Римских-Корсаковых речь шла в действительности о продолжении расследования, осуществлявшегося в отношении этих лиц с 1714 года следственной канцелярией В. В. Долгорукова (как уже упоминалось, фактически ликвидированной в декабре 1717 года).

Наибольшая сложность, с которой столкнулся в связи с делом А. Д. Меншикова князь Петр Голицын, заключалась в том, что в декабре 1717 года Петр I не освободил Александра Даниловича на период расследования ни от одной из занимаемых им высоких должностей. И хотя Петр Михайлович являлся заслуженным гвардейцем и представителем одного из аристократических кланов, его тогдашнее влияние в коридорах власти было все же несопоставимым с могуществом «полудержавного властелина» Александра Меншикова.

Быстрее всего канцелярия П. М. Голицына завершила расследование уголовного дела Александра Кикина. Уже в начале 1718 года канцелярия подготовила обвинительное заключение, в котором за получение «воровской» прибыли в особо крупных размерах предложила приговорить Александра Васильевича к смертной казни^{303}. Однако вскоре бывший адмиралтейский советник оказался осужден совсем по другим обвинениям.

В ночь на 7 февраля 1718 года в Санкт-Петербурге генерал-фельдмаршал А. Д. Меншиков, экстренно вызвав к себе во дворец генерал-майора П. М. Голицына и нескольких старших офицеров гвардии, объявил им только что доставленный курьером секретный указ Петра I. Одновременно по тревоге была поднята небольшая команда гвардейских солдат.

Во дворце светлейшего князя офицеров и солдат разделили на две группы. Первая группа, возглавленная А. Д. Меншиковым и Петром Голицыным, арестовала в собственном доме Александра Кикина^{304}. Вторая взяла под стражу Ивана Афанасьева, камердинера царевича Алексея Петровича. Водворив закованных «в железа» арестантов в гвардейских казармах, участники операции в пятом часу утра разъехались по домам и местам службы^{305}.

Эти ночные аресты явились одними из первых следственных действий в многоэпизодном уголовном деле по обвинению в государственной измене наследника престола – царевича Алексея Петровича. 11 февраля 1718 года в Петропавловской крепости Александр Кикин был допрошен[67]67
  Допрос был проведен в соответствии с секретным указом Петра I от 7 февраля 1718 года, доставленным А. Д. Меншикову в середине дня 11 февраля.


[Закрыть] А. Д. Меншиковым и П. М. Голицыным и под пыткой сразу же признался, что неоднократно советовал Алексею Петровичу бежать за границу^{306}.