Текст книги "Следователи Петра Великого"

Автор книги: Дмитрий Серов

Соавторы: Александр Федоров
сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Для наилучшего же установления всего круга потаенных оппозиционеров царь вновь призвал П. А. Толстого (что было вполне логично, учитывая предшествовавшую вовлеченность тайного советника в историю с царевичем). Уже 4 февраля царь предложил Алексею четыре допросных «пункта». Все они были написаны рукой Петра Андреевича Толстого^{911}.

Развернувшееся в первые дни февраля расследование продлилось до июня. Проходило оно первоначально в Москве (а точнее, в подмосковной резиденции Петра I селе Преображенском), а с конца марта – в Санкт-Петербурге. В феврале для производства расследования по делу бывшего царевича была учреждена особая следственная канцелярия ведения П. А. Толстого, по организации и полномочиям весьма сходная с уже существовавшими «майорскими» канцеляриями, расследовавшими главным образом дела по должностным преступлениям.

Храм Богоявления Господня Московского Богоявленского монастыря. Изображение 1882 г.

Усадьба Пехра-Яковлевское, принадлежавшая П. М. Голицыну. Современный вид

Генерал-аншеф граф Г. П. Чернышев

Царевна Прасковья Ивановна, морганатическая супруга руководителя следственной канцелярии И. И. Дмитриева-Мамонова

Подписи презусов и асессоров майорских канцелярий под приговором отцу и сыну Рупышевым, находившимся под следствием канцелярии И. И. Дмитриева-Мамонова. Собрание РГИА

Запись о приведении в исполнение приговора отцу и сыну Рупышевым. 1720 г. Собрание РГИА

Церковь Флора и Лавра, место захоронения И. И. Дмитриева-Мамонова и И. И. Бахметева. Фото 1880-х гг.

Постановление следственной канцелярии И. И. Дмитриева-Мамонова и И. М. Лихарева о повешении тела Р. А. Траханиотова. Собрание РГАДА

Подвешивание за ребро

Усть-Каменогорск, основанный И. М. Лихаревым.

Картографическое изображение 1853 г.

Памятник И. М. Лихареву в Усть-Каменогорске. Современный вид

Знаменский собор Знаменского монастыря в Москве, на паперти Сергиевской церкви которого был похоронен И. М. Лихарев

Златоустовский монастырь в Москве, место погребения генерал-аншефа М. А. Матюшкина

Генерал-аншеф И. И. Бутурлин, глава последней следственной канцелярии Петра I. Портрет работы неизвестного художника

Боярин князь И. Ю. Трубецкой

Троицкий собор Успенского женского монастыря в городе Александрове Владимирской области, вблизи родового имения И. И. Бутурлина Крутцы

Семейное захоронение Бутурлиных в подклете Троицкого собора Успенского женского монастыря в Александрове. Современный вид

Дом фабрикантов Зубовых (XIX век) в селе Крутцы на месте, где находилась усадьба И. И. Бутурлина. Современный вид

Соловецкий монастырь, место упокоения П. А. Толстого.

Современный вид

Генерал-лейтенант В. И. Геннин, основавший в 1723 году Екатеринбург. Портрет 1740-х гг.

Екатеринбург в первые годы существования

Тайный советник В. Н. Татищев, подследственный В. И. Геннина. Портрет 1730-х гг.

АвтографыВ. И. Геннина

Титульный лист книги В. И. Геннина «Описание уральских и сибирских заводов»

Памятник Петру I напротив Сампсониевского собора в Санкт-Петербурге

Сампсониевский собор, возле которого находилась могила В. И. Геннина

Памятник В. И. Геннину и В. Н. Татищеву в Екатеринбурге: следователь и подследственный на одном пьедестале. Современный вид

Генералиссимус светлейший князь А. Д. Меншиков, в 1714–1724 годах подследственный нескольких следственных канцелярий. Портрет 1720-х гг.

Дворец А. Д. Меншикова в Санкт-Петербурге. Современный вид

Императрица Екатерина I

Именной указ от 9 декабря 1723 года об упразднении майорских следственных канцелярий. Собрание РГИА

Император Петр I Великий. Портрет 1723 г.

Орден Святого апостола Андрея Первозванного

Орден Святого Александра Невского (лицевая и оборотная сторона)

Книги, посвященные истории следственных канцелярий

Постановление правительства о Дне сотрудника органов следствия Российской Федерации

Функционирование следственной канцелярии П. А. Толстого продлилось, впрочем, недолго. Уже в апреле 1718 года следственная канцелярия была преобразована в Канцелярию тайных розыскных дел (Тайную канцелярию)^{912}, возглавленную Петром Толстым и вскоре превратившуюся в специализированный суд по государственным преступлениям. В Тайной канцелярии в помощь П. А. Толстому были определены помощники: гвардии майоры А. И. Ушаков и Г. Г. Скорняков-Писарев (о котором еще пойдет речь на страницах этой книги).

Роль П. А. Толстого в расследовании дела Алексея Петровича была ключевой на всех этапах. Он неустанно допрашивал обвиняемых и свидетелей, проводил очные ставки, докладывал материалы дела Петру I, принимал решения (или испрашивал санкции у царя) о привлечении к делу новых фигурантов и применении пыток, руководил подготовкой особых выписок для передачи дел в суд.

На расследовании столь масштабного и неординарного уголовного дела не мог не сказаться фактор «большой политики». С одной стороны, нельзя не констатировать, что П. А. Толстой и его помощники проделали колоссальный объем следственных действий, установили, вероятно, исчерпывающий круг лиц, так или иначе причастных к делу опального царевича.

С другой стороны, часть уголовных дел, образовавших массив «царевичева розыска», представляются отчетливо сфабрикованными, обвинение в них основано исключительно на показаниях, которые давались под пыткой (например, описанное выше дело руководителя одной из «майорских» канцелярий дьяка Ф. Д. Воронова). Да и наиболее важные признания Алексея Петровича были также получены в застенке.

Не вызывает ни малейших сомнений, что П. А. Толстой использовал свою роль главного следователя по делу царевича не только ради установления судебной истины, но и в чисто карьерных целях. Он сумел с большим успехом решить двуединую задачу: и продемонстрировать Петру I грандиозные успехи в искоренении «крамолы», и скомпрометировать неугодных ему лиц в правительственной среде.

В последнем случае Петр Андреевич действовал в тесном союзе с А. Д. Меншиковым, положение которого к 1718 году весьма пошатнулось из-за многочисленных обвинений в должностных преступлениях. Именно дело Алексея Петровича (враждебное отношение которого к светлейшему князю было общеизвестно) позволило Александру Даниловичу не только восстановить доверие царя, но и при помощи Петра Толстого устранить ряд опасных политических конкурентов.

Как бы то ни было, процесс царевича Алексея Петровича завершился преданием его суду и смертным приговором^{913}. Подпись Петра Толстого стоит на приговоре девятой по счету.

Склонение Алексея Петровича к возвращению из Священной Римской империи и руководство следствием по его делу обернулись для П. А. Толстого чередой высочайших милостей. В 1718 году он был пожалован высшим российским орденом Святого Андрея Первозванного^{914}, 13 декабря того же года «за показанную великую службу… в привезении по рождению сына его величества, а по делу злодея и губителя отца и Отечества» произведен в действительные тайные советники и пожалован богатыми поместьями из числа конфискованных по расследованному им делу^{915}.

П. А. Толстой оказался на вершине успеха. Несмотря на преклонный возраст он активно работал в Правительствующем сенате, руководил Коммерц-коллегией и Тайной канцелярией, в 1722 году в качестве знатока Востока и главы походной дипломатической канцелярии сопровождал Петра I в Персидском походе.

Последняя государева милость была оказана Петру Андреевичу 7 мая 1724 года, в день коронации Екатерины Алексеевны, на которой он исполнял обязанности обер-маршала церемонии. В тот знаменательный день император Петр Великий собственноручно начертал на полулисте бумаги: «Объявить тайному советнику Толстому надание гравьства и наследником ево линеи»^{916}. Иными словами, Петр Андреевич был пожалован титулом графа Российской империи.

Последовавшая в январе 1725 года кончина императора Петра Великого хотя и явилась для П. А. Толстого поводом для изрядных переживаний^{917}, однако никак не поколебала его карьерных позиций. Более того: императрица Екатерина I (занявшая престол при активном содействии Петра Андреевича) 10 мая 1725 года назначила его старшего сына И. П. Толстого президентом Юстиц-коллегии^{918}. 30 августа императрица пожаловала П. А. Толстого в кавалеры ордена Святого Александра Невского^{919}. Но все это благополучие оказалось хрупким.

Потрясения ожидали Петра Андреевича весной 1727 года, когда Екатерина I тяжело заболела. Недуг императрицы со всей остротой поставил вопрос о том, кому наследовать престол. Наиболее вероятными кандидатурами были вроде бы дочери Петра и Екатерины Анна и Елизавета. Оставался, правда, еще полузабытый двором двенадцатилетний великий князь Петр Алексеевич.

В подобной династической комбинации П. А. Толстой выступил, разумеется, сторонником воцарения одной из дочерей Петра I. Однако в этот момент внутриполитическая конъюнктура повернулась самым неожиданным образом.

За передачу престола великому князю Петру решительно выступил А. Д. Меншиков, сумевший договориться о его помолвке со своей старшей дочерью Марией. Тем самым сын дворцового конюха оказался в шаге от родства с правящим домом Российской империи. Соответственно противники воцарения великого князя Петра оказались в одночасье злейшими врагами светлейшего князя.

Удар по недоброжелателям великого князя Петра Алексеевича был скор и решителен. 28 апреля 1727 года была сформирована особая следственная комиссия, по итогам трехдневной работы которой группа бывших приближенных Петра I была предана очередному специальному судебному присутствию – Учрежденному суду. Центральными фигурами процесса стали первый генерал-полицмейстер Санкт-Петербурга сенатор граф А. Э. Девиер, П. А. Толстой и его бывший помощник по Тайной канцелярии генерал-майор Г. Г. Скорняков-Писарев. Так Петр Андреевич впервые в жизни оказался в статусе подследственного, а вскоре и подсудимого.

Расплата была жестокой: 6 мая Учрежденный суд приговорил Антона Девиера и Петра Толстого к смертной казни с конфискацией имущества, лишением чинов, титулов и орденов.

В тот же день (ставший и днем ее кончины) Екатерина I утвердила приговор[170]170
  По всей очевидности, никакого приговора умиравшая императрица не утверждала, а все итоговые документы суда были подготовлены под диктовку А. Д. Меншикова (писать светлейший князь не умел).


[Закрыть]. Смертная казнь П. А. Толстому была заменена на ссылку в Соловецкий монастырь. Заодно в итоговом документе в число осужденных был добавлен старший сын Петра Толстого – президент Юстиц-коллегии И. П. Толстой, не привлекавшийся ни к следствию, ни к суду (!), а потому не упомянутый в исходном тексте приговора. Иван Петрович был направлен в ссылку вместе с отцом^{920}.

Второй раз в жизни Петру Толстому довелось оказаться в тюремных казематах. Ссыльные отец и сын Толстые были помещены под круглосуточную охрану в тесные, темные и неотапливавшиеся кельи. Прогулок для осужденных не предусматривалось^{921}. Это были условия, мало чем отличавшиеся от тех, в которых некогда пребывал Петр Андреевич в стамбульском Едикуле.

Итог столь тяжкого заключения был предсказуем. 7 июня 1728 года скончался заболевший цингой Иван Петрович Толстой. Вскоре настал черед и Петра Андреевича. Как известил Учрежденный суд начальник караула капитан Григорий Воробьев, «в нынешнем 1729 году генваря с первых чисел оной Толстой заболел жестоко… И сего же генваря 30 дня оной Петр Толстой от той болезни умре»^{922}.

Иван и Петр Толстые были погребены внутри монастырской ограды, близ западной стороны Преображенского собора. В начале XX века их могила еще сохранялась, однако надпись на надгробной плите уже полностью стерлась^{923}.

В настоящее время могила П. А. и И. П. Толстых утрачена.

«Отец… ево научил не пахать, но арихметике и геометрии»: Г. Г. Скорняков-Писарев

1734 года ноября 11 дня в городе Якутске в доме поручика Кузьмы Шкадера в собрании гостей завязалось необычайное прение. В разгар застолья главный командир Охотского правления господин Григорий Скорняков-Писарев объявил себя автором геометрии.

В ответ на это глубокомысленное утверждение флота лейтенант Михаил Плаутин, резонно заметив, что «науки геометрии сочинитель Евклид», посоветовал собеседнику, чтобы тот «не возвышался и не сказывал на себя, что прежде ево зделано». Уязвленный напоминанием об античном предшественнике Григорий Григорьевич обозвал лейтенанта «детинишкой и сукиным сыном», веско прибавив, что тот «потерял свой смысл, не зная ничего». Услышав в ответ, что он сам «каналья», вконец разволновавшийся главный командир схватился за шпагу и с криком «Зарежу!» ринулся на обидчика. Полемистов растащили…^{924}

Между тем самохвалебное заявление охотского гостя вовсе не было абсурдом. Дело в том, что он в самом деле являлся автором геометрии.

Григория Григорьевича Скорнякова-Писарева затруднительно отнести к числу хрестоматийно известных государственных деятелей России XVIII века. Между тем его военная и правительственная карьера была сколь успешной, столь и неординарной. Достаточно только сказать, что в чин генерал-майора Григорию Скорнякову-Писареву довелось быть произведенным трижды.

Первый обер-прокурор Российской империи Г. Г. Скорняков-Писарев был выходцем из старинной, но незнатной фамилии каширских дворян, родоначальником которой, как уже говорилось, считался польский шляхтич Семен Писарь, выехавший в 1440-е годы на службу к великому князю московскому Василию II Васильевичу^{925}.

На протяжении XVII века 16 представителей фамилии сумели выслужить «московские» чины, войдя в число «царедворцев»^{926}. Из рядов низового дворянства сумел выбиться также и отец будущего обер-прокурора Григорий Нефедьевич, достигший чина дворянина московского. Примечательно, что он позаботился дать сыну Григорию весьма необычное для России того времени домашнее образование. Как в 1722 году засвидетельствовал Григорий Григорьевич, «отец… ево научил не пахать, но арихметике и геометрии»^{927}.

Заодно отец основательно выучил сына и русской грамоте. Как явствует из многочисленных сохранившихся автографов, Григорий Григорьевич обладал почти каллиграфическим почерком со многими архаическими элементами графики XVII века.

Согласно архивному документу, в июне 1718 года Г. Г. Скорняков-Писарев показал себе 43 года^{928}, то есть родился он или в 1674-м, или в 1675 году. Григорий Григорьевич имел младшего брата Богдана, о котором уже повествовалось на страницах этой книги. Из обстоятельств частной жизни Григория Скорнякова-Писарева тостоверно известно, что он был по меньшей мере дважды женат.

Первую его жену звали Екатерина Ивановна, в 1718 году ей было 40 лет. Родопроисхождение Е. И. Скорняковой-Писаревой установить к настоящему времени не удалось. В этом браке «автор геометрии» имел дочь Анастасию 1708 или 1709 года рождения и сына Ивана, родившегося в 1713 (или 1714) году^{929}. О второй супруге Григория Скорнякова-Писарева известно лишь, что звали ее Марина Кирилловна^{930}.

Карьеру Григорий Григорьевич начал в стольниках при дворе царицы Прасковьи Федоровны, жены царя Ивана V Алексеевича, соправителя Петра I Алексеевича в 1682–1696 годах. Затем, подобно многим другим молодым придворным, Григорий Скорняков-Писарев был призван в армию («взят в ученье пехотному салдацкому строю»)^{931}.

Не вполне ясным эпизодом биографии Григория Григорьевича является его образовательная поездка в Западную Европу. Известно, что в 1697 году для сопровождения направленного в итальянские государства князя Ивана Урусова был определен солдат Григорий Скорняков^{932}. Однако традиционная идентификация этого солдата с Г. Г. Скорняковым-Писаревым вызывает изрядные сомнения: судя по всему, в Италию был командирован полуоднофамилец будущего обер-прокурора^{933}. В этой связи неясна и достоверность сведений о последующем обучении Григория Григорьевича в Берлине механике и инженерному делу^{934}.

Тем не менее документально известно, что в 1700 году, получив первый офицерский чин прапорщика, Григорий Скорняков-Писарев был зачислен в знаменитую бомбардирскую роту гвардии Преображенского полка^{935}. В ту самую роту, командиром которой числился сам царь Петр Алексеевич, проходивший в полковых документах как Петр Михайлов.

Служба в привилегированном гвардейском подразделении отнюдь не являлась синекурой. С Преображенским полком Григорий Скорняков-Писарев прошел фронтовыми дорогами Великой Северной войны и Прутского похода и на склоне лет отмечал, что был «в атаках у швецких, полских, голстинских, померанских у десяти городов и на многих баталиях и акциях»^{936}. Характерно, что фронтовая судьба хранила «автора геометрии»: в отличие от многих однополчан за все кампании он не получил ни царапины.

Воевал Г. Г. Скорняков-Писарев, судя по его продвижению в чинах, достойно (без реальных боевых заслуг гвардейцев тогда в чинах не повышали). Уже в 1704 году стал «командующим офицером» бомбардирской роты (то есть ее фактическим командиром), в 1711-м – «от бомбардир» капитан-поручиком, а в январе 1716 года – гвардии майором^{937}. За участие в битве при Лесной будущий обер-прокурор получил серебряную медаль, за Полтаву – обширное имение Экиматово из вотчин подмосковного Троице-Сергиева монастыря.

Примечательно, что в связи с пожалованием этой деревни Г. Г. Скорняков-Писарев попытался заменить не вполне благозвучную часть своей фамилии. В документах 1710-х годов Григорий Григорьевич стал регулярно фигурировать как Экиматов-Писарев (подобное использование названия имения в качестве фамильного прозвища имело тогда широкое распространение среди польской шляхты). Новый вариант фамилии будущего обер-прокурора, однако, не утвердился.

Земельные владения Григория Григорьевича прирастали и позднее. В 1714 году он стал владельцем восьми пожалованных дворов в новозавоеванном Копорском уезде, а в 1717-м – целой кирхи в 197 дворов в Выборгском уезде^{938}.

Однако прочно вошедший в военно-походное окружение Петра I, завоевавший репутацию знатока артиллерийского и инженерного дела Г. Г. Скорняков-Писарев в правительственной среде продолжал оставаться фигурой малозаметной. Ситуация кардинально переменилась в 1718 году.

9 февраля 1718 года гвардии майор Григорий Скорняков-Писарев получил собственноручно написанный царем секретный указ отправиться в Суздаль^{939}. Боевому офицеру-артиллеристу надлежало установить возможную причастность к делу опального царевича Алексея Петровича его матери – первой супруги государя Евдокии Федоровны. Еще в 1698 году насильно постриженная в монахини под именем Елены бывшая царица содержалась в Покровском девичьем монастыре.

Возложение на Г. Г. Скорнякова-Писарева поручения провести, в современном понимании, доследственную проверку в отношении бывшей царицы было не случайным. К 1718 году Петр I уже неоднократно откомандировывал лично известных ему гвардейцев для исполнения поручений следственного характера – в первую очередь в состав следственных канцелярий.

Как бы то ни было, царь Петр Алексеевич не прогадал с новым поручением своему сослуживцу по бомбардирской роте. Прибыв 10 февраля в Суздаль, не имевший никакой юридической подготовки[171]171
  Элементарное представление о процедурах судопроизводства Григорий Григорьевич мог получить, разве что заседая в полковом военном суде – «кригсрехте».


[Закрыть], Григорий Скорняков-Писарев провел в Покровском монастыре серию грамотно организованных обысков и допросов. В итоге менее чем за недельный срок гвардии майор сумел не только получить сведения, изобличавшие Евдокию в оппозиционных настроениях, но и выявить сложившийся вокруг нее кружок единомышленников из числа светских и духовных лиц^{940}.

Заодно в первом же донесении от 10 февраля Григорий Григорьевич крайне встревожил Петра I известием, что Евдокия Федоровна вообще не была пострижена^{941}. Совершившееся в 1711 году бракосочетание царя с плененной в 1702 году бывшей пасторской служанкой Мартой Скавронской (в крещении Екатериной Алексеевной) оказывалось в этом случае незаконным, а родившийся в 1715 году государев любимец царевич Петр Петрович становился внебрачным ребенком. Впрочем, к облегчению государя, в ходе дальнейшего расследования информация о непострижении Евдокии не подтвердилась.

Верно оценив значение добытых Г. Г. Скорняковым-Писаревым сведений, Петр I предписал ему арестовать бывшую царицу и «ея фаворитов» и этапировать их в Москву. Уголовное дело по обвинению Евдокии и ее сообщников («суздальский розыск») стало одним из составных частей многоэпизодного дела по обвинению в государственной измене бывшего наследника престола царевича Алексея Петровича.

Продолжившееся с 16 февраля 1718 года в Москве, точнее в подмосковном селе Преображенском, расследование дела бывшей царицы осуществлялось форсированными темпами. Общее число арестованных по «суздальскому розыску» очень скоро достигло сорока пяти человек (включая 16 лиц духовного звания).

При всем том, что основная часть фигурантов дела, включая саму Евдокию, была повинна лишь в словесной критике Петра I и его нововведений да в ожидании воцарения Алексея Петровича, следствию удалось, вероятно, выйти на след реального заговора против царя-реформатора. Это произошло в ходе выяснения обстоятельств взаимоотношений Евдокии с бывавшим в Суздале неким майором С. Б. Глебовым.

Будучи арестован и допрошен 20 февраля, Степан Глебов незамедлительно дал признательные показания, что якобы состоял с Евдокией Федоровной в интимных отношениях («жил с нею блудно»). На следующий день, 21 февраля, эти показания на очной ставке с ним подтвердила и сама бывшая царица^{942}.

Подобные показания были крайне выгодны Петру I, весьма заинтересованному в компрометации бывшей жены. Лучшего сюжета, чем «блуд» монахини с мирянином, придумать было трудно. Загвоздка в данном случае заключалась в ином.

Дело в том, что при обыске в доме С. Б. Глебова была найдена подборка зашифрованных записей («писма цифирныя»). И ключ к шифру столь легко согласившийся дать показания о связи с царицей-монахиней Степан Глебов выдать отказался, причем утвердился в этом отказе в ходе серии допросов под пыткой.

В итоге следствие было вынуждено удовлетвориться показаниями С. Б. Глебова, что шифрованные записи содержат «выписки из книг» (?) и что он «цыфирь складывал сам и ни с кем не соглашался»^{943}. Что же касается романических отношений с Евдокией Федоровной, то они, по всей очевидности, явились фантазией следователей, стремившихся в угоду царю (или же по его прямому указанию) скомпрометировать бывшую царицу^{944}.

Между тем отказ выдать ключ к шифру обернулся для С. Б. Глебова не просто смертным приговором. Раздосадованный и встревоженный стойкостью подследственного, Петр I распорядился подвергнуть его крайне редко применявшейся в России квалифицированной форме смертной казни – посажению на кол.

Казнь Степана Глебова состоялась в Москве в морозный день 15 марта 1718 года. На тот случай, если осужденный изъявил бы желание покаяться в ходе медленного умирания, на эшафот были направлены трое доверенных священнослужителей. Однако, несмотря на то что Степан Глебов промучился на колу почти сутки[172]172
  Для этого при казни Степана Глебова к колу была прибита горизонтальная рейка, чтобы казнимый под силой тяжести тела не сполз к земле. Кроме того, на казнимого надели шубу и меховые сапоги, чтобы он не замерз, и тем самым продлили его страдания.


[Закрыть], никаких откровений от него не последовало.

Исходя из обстоятельств дела С. Б. Глебова, можно предположить, что он был участником (или даже одним из руководителей) заговора против Петра I, возникшего, вероятно, в среде офицеров «полевой» армии (гвардейцы были, несомненно, лояльны к царю). Как бы то ни было, тайну этого заговора, если он и в самом деле имел место, Степан Глебов унес с собой в могилу.

Из числа духовных лиц крупнейшим деятелем, изобличенным Г. Г. Скорняковым-Писаревым, явился ростовский епископ Досифей, лишенный сана 27 февраля 1718 года (далее в судебно-следственных документах он именовался «розстрига Демид»). Как было установлено следствием, Досифей-Демид всячески покровительствовал Евдокии Федоровне, предсказывал возвращение ей статуса царицы, высказывал негативное отношение к Петру I и желал скорейшего воцарения Алексея Петровича^{945}.

Публичным итогом «суздальского розыска» явилось обнародование 5 марта 1718 года беспрецедентно откровенного по содержавшимся «амурным» подробностям «Манифеста о бывшей царице Евдокии», типографски опубликованного тремя (!) тиражами^{946}. Очень уж разбирало Петра I стремление «втоптать в грязь» бывшую супругу… Вслед за этим Евдокия Федоровна 20 марта была отправлена в ссылку под строгий надзор в девичий монастырь в Старую Ладогу.

После завершения «суздальского розыска» Г. Г. Скорняков-Писарев вслед за царем выехал в Санкт-Петербург. Здесь гвардии майор продолжил следственную деятельность уже на постоянной основе, будучи назначен государем в руководство только что основанной Тайной канцелярии, главой которой стал главный следователь по делу царевича Алексея Петровича тайный советник П. А. Толстой.

В новом качестве будущий обер-прокурор принял активное участие в продолжении расследования дела царевича и вошел также в состав специального судебного присутствия, которое приговорило Алексея Петровича к смертной казни^{947}. Уже после вынесения приговора Григорий Скорняков-Писарев 25 июля провел последний допрос царевича^{948}, скончавшегося на следующий день от последствий пыток.

Активное участие в расследовании дел Евдокии Федоровны и Алексея Петровича продвинуло карьеру Г. Г. Скорнякова-Писарева никак не менее, чем поля сражений. В декабре 1718 года «за верные труды в бывшем розыске» он получил чин полковника, 200 крестьянских дворов и каменный дом на Васильевском острове Санкт-Петербурга[173]173
  Будучи капитально реконструирован Г. Г. Скорняковым-Писаревым, этот дом (несколько перестроенный в XIX веке) сохранился до настоящего времени. Его современный адрес: набережная Лейтенанта Шмидта, 7.


[Закрыть] из числа конфискованных у разных лиц, осужденных по делу царевича Алексея^{949}.

Работая в Тайной канцелярии, Григорий Скорняков-Писарев имел отношение к судебному следствию по многим делам. Так, в 1722 году он вел дело воронежца И. М. Завесина, который в состоянии сильного алкогольного опьянения объявил себя «холопом государя Алексея Петровича». Несмотря на то, что согласно добросовестно собранной Григорием Григорьевичем информации обвиняемый в пьяном виде и ранее допускал, мягко говоря, эксцентричные выходки, он был подвергнут пытке, а затем приговорен Тайной канцелярией к наказанию кнутом^{950}.

Однако судебно-следственная деятельность в Тайной канцелярии отнюдь не исчерпывала круга занятий Григория Григорьевича. Еще 3 декабря 1718 года царь возложил на него руководство строительством Ладожского канала. Месяц спустя, в январе 1719 года, Петр I определил его на престижную должность начальника Морской академии^{951}, а 8 мая того же года последовало высочайшее поручение руководить также устройством бечевника (дороги для бурлаков) от Ладоги по рекам Волхову и Мете^{952}.

Находил Григорий Григорьевич время и для интеллектуальных трудов. В августе 1720 года он подготовил для слушателей Морской академии «Науку статическую или механику» – первое отечественное пособие по механике. Сочинение гвардии майора Григория Григорьевича представляло собой глубокую сокращенную переработку двухтомного пособия немецкого математика и философа Иоганна Штурма «Молодая математика. Путеводитель для юношества по математике», изданного в Нюрнберге в 1702–1705 годах.

Автографический список «Науки статической…» был поднесен Григорием Скорняковым-Писаревым Петру I в ноябре 1720 года^{953}. В феврале 1722 года «Наука статическая…» была типографски опубликована в Санкт-Петербурге^{954}. Так что как ни поверни, а Григорий Григорьевич являлся все-таки «автором геометрии».

Возглавлял Морскую академию Григорий Григорьевич три года. 18 января 1722 года, вслед за распоряжением о назначении генерал-прокурором Российской империи генерал-майора П. И. Ягужинского, император собственноручно начертал: «В обор-прокуроры Григорья Писарева»^{955}. Так 47-летний Г. Г. Скорняков-Писарев стал первым обер-прокурором Правительствующего сената. 22 января он был произведен в генерал-майоры.

Пребывание Г. Г. Скорнякова-Писарева на вершинах петербургской власти, однако, не затянулось. 2 октября обер-прокурор имел неосторожность принести протест на незаконное решение Сената от 26 сентября о выплате излишнего жалованья (в размере 298 рублей 84 копеек) советнику Берг-коллегии М. П. Шафирову^{956}. Итогом протеста явился острейший конфликт, разгоревшийся между обер-прокурором и инициатором незаконного решения сенатором и вице-президентом Коллегии иностранных дел бароном П. П. Шафировым – старшим братом советника Михаила Шафирова.

Ареной многочисленных перепалок между Григорием Григорьевичем и бароном Петром Павловичем стали заседания Сената. В последние месяцы 1722 года регулярно повторявшиеся «многоплодные крики» обер-прокурора и барона друг на друга стали затруднять текущую работу сенаторов: и Григорий Скорняков-Писарев, и Петр Шафиров отличались неуравновешенностью и склонностью к агрессии.

Попутно участники конфликта направили серию взаимообличающих посланий к находившемуся в Персидском походе Петру I^{957}. Возвращение 18 декабря императора в Москву пригасило страсти.

Обратившись к делам после новогодних празднеств, государь пожелал прояснить обстоятельства недавней «междоусобной ссоры» в Сенате. 9 января 1723 года Петр 1 собственноручно написал указ об отстранении от должностей обоих участников склоки и об учреждении особого Вышнего суда для разбирательства их взаимных обвинений^{958}. Процесс над обер-прокурором и сенатором не затянулся^{959}.

13 февраля за нарушение порядка на заседаниях Сената и ненадлежащий надзор за исполнением Сенатом одного из именных указов Вышний суд приговорил Г. Г. Скорнякова-Писарева к разжалованию в рядовые «до выслуги» и конфискации имущества (кроме родового). Петр I утвердил приговор без изменений^{960}. Правительственная карьера бомбардира закончилась.

Вновь командированный (на этот раз без предоставления должности) на строительство Ладожского канала, Григорий Скорняков-Писарев недолго пробыл в немилости у императора. Воспользовавшись законным поводом – предстоящей коронацией Екатерины Алексеевны, опальный «автор геометрии» подал челобитную о возвращении чинов и «пожалованных деревень».

Последовавшая 7 мая 1724 года высочайшая резолюция отличалась неординарной пространностью: «Сказать, что он за дерзновение брани в Сенате доволно наказан и в старой чин достоин был бы. Но в каналном деле потачка и недосмотр. Того ради и за оную вину то тому сам себя учинил недостойным. Но для нынешнего торжества и обличенья Шафирова даетца чин полковничей и половина взятых деревень»^{961}. Иными словами, восстановлению бывшего обер-прокурора в чине генерал-майора помешали его упущения в деле строительства Ладожского канала.

Положение Григория Григорьевича изменилось к лучшему после кончины Петра I. 21 мая 1725 года по предложению П. А. Толстого и А. Д. Меншикова императрица Екатерина I возвратила Григорию Скорнякову-Писареву вторую половину конфискованного имущества. 28 июля 1726 года императрица определила Г. Г. Скорнякова-Писарева начальником Артиллерийской конторы Военной коллегии, а 24 ноября – вторично произвела в генерал-майоры^{962}.