Текст книги "Гонщик (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Матвеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)
Слезы, в том числе и женские, рано или поздно заканчиваются. Закончились и эти. Оторвавшись от моего изрядно подмоченного сюртука, Томилина сразу же застеснялась:
– Ах, Владимир Антонович, я сейчас ужасно некрасива, так что идите.
Я поднялся и уже почти повернулся к дверям.
– Нет, стойте! Наклонитесь ко мне.
Анастасия обхватила меня за шею и наградила полноценным поцелуем. В щеку. И зашептала:
– Спасибо тебе, Володенька, спасибо за все. Ты сейчас такой камень с моей души снял! Теперь все, ступай. Как траур выйдет, я сама тебе записку пришлю.
Наши с Клейстом каторжные труды увенчались успехом: к концу недели мы успели закончить заказ больницы, и уже в ближайший понедельник на мой счет в местном отделении Государственного банка должна была поступить приличная сумма. Кроме того, мы разобрали по винтику и собрали обратно гоночный мобиль в поисках возможных неисправностей. Ну а главное – заменили кузов Игнатьевскому «Даймлеру», и сейчас я отправлялся на нем в гости к заказчику.
Я ехал неспешно, поглядывая краем глаза на прохожих, улыбаясь симпатичным барышням, когда такие встречались на пути. А прохожие глядели во все глаза на проезжающее мимо чудо. Еще бы: этот мобиль сейчас единственный в своем роде, и не только в Тамбове. Помнится, в моем мире на создание подобного дизайна понадобилось лет сорок.
Прохор караулил меня у ограды, и едва только мобиль показался в конце улицы, распахнул ворота. Я не торопясь прокатился по широкой дорожке и плавно затормозил возле крыльца особняка. Мне навстречу, перепрыгивая через ступеньку выбежал Игнатьев-младший.
– Здравствуйте, Владимир Антонович! – выдохнул он, не отрывая взгляда от мобиля. – Вы уверены, что это мой «Даймлер»? Даже не верится! Вы сотворили чудо, я просто в восторге. Скажите, откуда вы берете эти идеи? Думаю, завтра половина членов гоночного клуба будет умолять меня продать им этот уникальный экземпляр. И денег предложат как бы не вдвое против той цены, за которую я купил мобиль у «Даймлера».
– Действительно, молодой человек, откуда такая фантазия? – раздался за спиной солидный баритон.
Я обернулся. Рядом с мобилем стоял господин на вид лет сорока в легком чесучовом костюме-тройке английского фасона и щегольских штиблетах. Пиджак был расстегнут, открывая вид на изрядной толщины золотую цепь, тянущуюся от жилетного кармана к поясу. На пальце правой руки был надет массивный перстень с крупным камнем. Лицо его, украшенное тщательно подстриженной бородкой, было живым и подвижным, точно таким же, как и у моего приятеля, разве что с поправкой на возраст.
– Игнатьев Иван Платонович, купец первой гильдии, – отрекомендовался он, протягивая мне широкую твердую ладонь.
– Стриженов Владимир Антонович, гонщик, – ответил я в том же духе, напрягая кисть и пытаясь не дать купцу продавить себя.
– Силен, – оценил мои старания хозяин, прекращая терзать мою руку. – Так откуда эти твои идеи?
Такая фамильярность меня покоробила, но я решил обстановку пока не нагнетать и посмотреть, что будет дальше.
– Из головы, Иван Платонович. Ну и еще из чисто практических соображений.
– Тогда пройдем к столу, поужинаем и побеседуем о практических соображениях.
Я человек непритязательный. Щей, каши и блинов, которыми потчевали меня сестрички с добавлением выпечки из ближайшей лавки, вполне хватало: достаточно вкусно, достаточно сытно, достаточно обильно. Но ужин у купца Игнатьева я был вполне в состоянии оценить. Пожалуй, здешний повар был даже поискусней Авдотьи в пансионе мадам Грижецкой, а уж та была редкой мастерицей. И ведь все это на дровяной плите, где точная регулировка температуры невозможна в принципе. Все это я и высказал Ивану Платоновичу в самых изысканных выражениях. Тот довольно улыбнулся в бороду:
– Еще бы, из самой Франции повара выписал. Впрочем, все это так, пустяки. А теперь, позвольте, я тебя порасспрашиваю. А то от сына только и слышу целыми днями: Стриженов то, Стриженов сё… Да и репутация у тебя сложилась довольно скандальная.
Я пожал плечами:
– Репутацию люди мне сами придумали. Накопали какие-то крохи, раздули их до небес, и теперь меня же ей попрекать пытаются. А мне на эту репутацию не то, чтобы совсем начхать, но мобили чинить да в гонках побеждать она не мешает.
– Это, конечно, так, – покивал Игнатьев-старший. – А что ты скажешь насчет…
На первый вопрос я ответил вполне подробно. На второй более сжато. А когда последовал третий, да еще на достаточно личную тему, я решил, что с меня хватит.
– Скажите, Иван Платонович, к чему все эти вопросы? Совместных дел у нас нет, в зятья к вам я не набиваюсь. Между тем, ваше любопытство начинает граничить с неуважением.
Купец сделал вид, что не заметил моего сухого тона и легко рассмеялся.
– Честно говоря, я бы от такого зятя не отказался, да только вот бог дочерей не дал. А что касается совместных дел… есть у меня один должник. И в счет долга он собирается отдать мне механическую мастерскую. Так вот, неплохо было бы нам составить товарищество. Мой пай – та самая мастерская со всем оборудованием и, если захочешь, с работниками. А твой – ты сам, твоя голова и твои идеи. С прибыли будешь получать, скажем, процентов пятнадцать.
Мне стало противно: меня собрались грубо поиметь. С видом благодетеля дать убитую мастерскую, поманить условно большими деньгами, а после, когда я впахивая, как вол, налажу процветающий бизнес, похлопать по плечу и отодвинуть в сторону. Пока был я никто и денег у меня не было ни гроша, я был никому не нужен. Разве что госпоже Неклюдовой, которая успешно вытягивала из моего предшественника все невеликое жалование за исключением платы за пансион. Теперь же… Я уверен, что прежде, чем позвать меня на ужин, Игнатьев собрал обо мне всю доступную информацию. А поскольку Володя Стриженов предыдущие почти тридцать лет своей жизни был слабаком и мямлей, то закономерно посчитал его лёгкой добычей. Тем более, что никакой «крыши» у него не наблюдалось. Ну считать же таковой шапочное знакомство с несколькими полицейскими и пару любовниц из числа светских дам.
И как же мне на это реагировать? Предыдущий Володя, на которого было рассчитано все это представление, сейчас бы уже с готовностью согласился на все условия, почитая Ивана Платоновича за благодетеля. Но я-то не он! И если не начать огрызаться, то меня схарчат. Не Игнатьев, так кто-нибудь другой.
– Что молчишь, язык от радости проглотил? – поторопил меня купец.
Я хлопнул ладонями по подлокотникам кресла и поднялся.
– Прощайте, Иван Платонович, мне пора. Жаль, что поговорить с вами так и не получилось.
Хозяин нахмурился.
– Куда это ты собрался? Мы еще не договорили.
– А мы о чем-то говорили? Пока что вы бесцеремонно расспрашивали меня о моих личных делах, да пытались навязать какие-то сомнительные сделки. А у меня завтра гонка, мне выспаться надо, отдохнуть.
– Ишь ты, обидчивый какой! Садись, закончим разговор. Гонка начнется в полдень, успеешь отдохнуть.
– Увы, мне не о чем с вами разговаривать. Ваше так называемое предложение мне не выгодно. Я не собираюсь делиться прибылью ни с вами, ни с кем другим. И прекратите, в конце концов, мне тыкать. Я вам не мальчишка, и брудершафт мы с вами не пили. А потому – прощайте. Можете не провожать, выход я найду сам.
Помещица Анастасия Томилина. Арт прислал мне Юрий Рыжий (/u/loto22)
Глава 21
Ипподром был полон. Трибуны были забиты публикой так, что яблоку упасть было негде. В центральной же части расположились гонщики со своими мобилями и командами. Всю эту неделю я безвылазно просидел в своем доме, ковыряясь то с фургонами для больнички, то с игнатьевским мобилем, то подготавливая к гонке презент от баронессы Сердобиной. А оказывается, за эту неделю в город приехало масса гонщиков, каждый со своим мобилем. Многих сопровождали механики, а некоторые вообще были не сами по себе, а в составе довольно крупных команд.
Были и местные участники. В клубе гонщиков, который я так и не удосужился посетить, нашлось несколько господ, достаточно состоятельных, чтобы иметь собственный гоночный аппарат. Выступали также две команды: товарищество «Успех» под предводительством господина Маннера и товарищество «Скорость», во главе которого стоял некий баронет Вернезьев.
Все это рассказал мне Игнатьев-младший после того, как закончил длительное многословное извинение за вчерашнее. Мол, папаша его отличается резкостью в суждениях и действиях, и в данном конкретном случае он – Федор – с ним не согласен. Но Игнатьев-старший еще и упрям, как сто ишаков. И если уж он вбил себе что-то в голову, то это как минимум надолго. По этому поводу сразу после моего ухода между отцом и сыном возникла острая дискуссия с переходом на личности. И она, эта дискуссия, помешала журналисту подбросить меня домой.
У меня по этому пункту претензий не было, хотя, признаться, я надеялся, что пешком идти не придется. Но не настолько уж я обленился, чтобы часовая прогулка быстрым шагом вызвала у меня затруднения. Заодно я ощутил на себе благодарность местного криминала. Недалеко от дома из темной подворотни мне навстречу вышли было две темных личности. Я уже принялся нашаривать в кармане свой «бульдог», но тут к первым двум бандитам подскочил третий, что-то им сказал, некультурно указывая на меня пальцем, и все трое вновь исчезли в подворотне. Этот эпизод вселил в меня не уверенность, нет, но надежду на то, что тамбовского андеграунда мне теперь можно не опасаться.
Мы с Клейстом последние три дня по вечерам выезжали на ипподром, чтобы осваивать мобиль. Это ведь не случайные покатушки с не слишком умелыми мажорами. Те считали, что количество индикаторных сил под капотом решает все. Здесь же придется соревноваться с профессионалами, и для победы нужно чувствовать свой мобиль до последнего болтика. Вот я и пытался ощутить аппарат: как он ведет себя в поворотах, как– при ускорении, как – при торможении, как подпрыгивает на ямках и кочках и прочее, прочее, прочее. Удалось? Нет? Покажет гонка.
Формат соревнований меня удивил. Он походил, скорее, на правила спидвея: заезды по пять мобилей, по четыре круга. Первые двое из каждого заезда переходят в следующий круг и так далее, до финала. Четыре круга – это, вроде, недолго. Минут пять на собственно заезд и еще минут десять-пятнадцать на организационные моменты. Вот только по жребию мне в первом туре достался последний заезд. Участников тридцать восемь душ, и передо мной должно было состояться семь заездов. Два часа ожидания – кто такое выдержит?
В качестве развлечения, я бродил по ипподрому и разглядывал прибывшие на состязания мобили. Руки я намеренно засунул в карманы, чтобы не вызывать подозрений со стороны своих конкурентов. По себе знаю: незнакомцы, ошивающиеся рядом с подготовленной к гонке машиной, вызывают острый приступ паранойи, быстро переходящей в неконтролируемую агрессию.
Конструкции мобилей были самые различные. И серийные с виду аппараты, и безымянные самоделки вроде моего, и несуразные внешне уродцы – явно плоды труда непризнанных инженерных гениев.
Суеты на ипподроме хватало. Одни мобили выезжали к старту, другие возвращались после гонки. Кричали болельщики, ругались механики, палил револьвер, объявляя старт очередного заезда. Не было только привычного мне рева мощных моторов. Для полноты ощущений не доставало и запаха сгоревшего топлива. Я уже нагулялся и двинулся обратно, к своей площадке, как вдруг увидел чуть в стороне вывеску: «Товарищество «Скорость». А под вывеской у солидного с виду мобиля яростно распекал гонщика знакомый еще с бала брюнет. Тот самый, что фамильярничал тогда с баронессой к неудовольствию последней.
Подходить не стал – я же не самоубийца – и, едва вернувшись, принялся расспрашивать Клейста. Тут-то и выяснилось, что это и есть тот самый баронет Вернезьев. Баронет – насколько я помню – это отпрыск барона, который пока не может наследовать полный титул в виду излишней живучести родителя. А если такой женится на Сердобиной, то может взять ее фамилию и сразу станет бароном. Ну и богатство баронессы наверняка будоражит воображение потенциального мужа: бал губернского масштаба могут позволить себе немногие дворяне. Но мне до баронессы особого дела нет. Она, конечно, женщина редкой красоты, да и ума у нее в достатке. Только навряд ли она позволит себе, подобно Настеньке Томилиной, любовную интрижку с гонщиком. Замуж тоже не пойдет, иначе титул потеряет. Да и не понравилось мне её отношение к себе любимому: словно я игрушка, заморская диковина. Нет уж, мадам Грижецкая в этом отношении намного честнее.
Наконец, настал и мой заезд. Я сунул руку в карман, вытащил свои гогглы и только тут вспомнил, что я за всей чехардой последних недель напрочь забыл сносить их в ремонт.
– Что случилось? – обеспокоенно спросил Клейст, видя мое замешательство.
– Вот, – протянул я ему разбитые очки. – Совсем запамятовал. В понедельник непременно схожу к мастеру. А сейчас…
– Да, проблема, – подтвердил мой механик. – У вас есть запасные?
– Откуда? Вы же знаете, в какую дыру уходили все мои деньги.
– Тогда…
Клейст секунду помедлил, потом решительно тряхнул головой:
– Не побрезгуйте, возьмите мои.
И, видя, что я собираюсь возражать, добавил:
– На одну гонку. А в понедельник съездите к мастеру.
Не знаю, что за линзы были в Клейстовских гогглах, но в них я стал видеть дорогу до крайности отчетливо. Я и без того не жаловался на зрение, но в этих очках видеть стал что тот орел, который различает суслика с высоты двух километров.
– Спасибо вам, Николай Генрихович!
– Потом поблагодарите. На старт пора. С богом!
Я тихонько выехал к стартовой линии. Мне досталась внешняя дорожка. Не самая выгодная позиция. Но кто знает – может, мой мобиль реально лучше конкурентов?
В предыдущий заезд поставили четыре мобиля, и сейчас у меня было три соперника. На старте стояла относительная тишина, нарушаемая только негромким фырчанием парогенераторов. Даже трибуны поутихли, слушая объявления распорядителя. Там, в прошлой жизни, сейчас бы все подгазовывали, чтобы держать обороты мотора. Здесь же это было бесполезно, да и невозможно, поэтому голос стартера был отчетливо слышен. Он поднял вверх руку с револьвером, объявил:
– Восьмой заезд!
И нажал на спуск.
Паровик разгоняется неторопливо, так что я вдавил педаль пара в пол чуть раньше, за доли секунды до стартового выстрела. Этот экземпляр стартовал намного быстрее старого игнатьевского, но все равно медленно. Никакого сравнения с привычными мне гоночными машинами. Где динамика? Даже в сиденье ускорением не вжимает, да и само сиденье такое, что при нормальном старте можно запросто можно из мобиля вылететь. В памяти отметил: нужен ускоритель, нужна возможность быстро разгоняться. Отметил, и тут же переключился на управление аппаратом.
Приборов на мобилях почти что нет. Датчик уровня воды, датчик давления пара – и все. Конечно, эти – самые необходимые, но и другие важны. Например, тахометр. Паровик тихий, обороты мотора на слух оценить очень трудно. А спидометр? Ведь сейчас, по сути, свою скорость я могу оценить только относительно своих соперников. И тут двух мнений быть не может: я быстрее!
Баронесса не подвела, выданный ею в пользование мобиль быстрее разгонялся, лучше держался в поворотах, и в целом в управлении был намного комфортнее тех, с которыми доводилось иметь дело прежде. Еще до первого поворота я опередил конкурентов на полкорпуса, после первого круга заставил их пыль глотать, а к финишу оторвался от них на половину круга. И это я еще не использовал свое тайное оружие – дрифт. Было бы хорошо, если бы этот прием удалось приберечь до императорских гонок.
Когда я вернулся к своей площадке, Клейст, донельзя возбужденный, едва ли не подпрыгивал от нетерпения.
– Владимир Антонович, это было нечто! Я просто в восторге! Вы – прирожденный, гениальный гонщик. Я еще раз убедился в правильности своего выбора.
Я, еще не отошедший после заезда, вяло отмахивался:
– Полноте, Николай Генрихович. Вы сами видели – с кем тут было соревноваться! Поглядим, что будет в следующий раз. Там соперники должны быть посерьезней.
– Да где там! Вот в последних двух заездах – конечно, а здесь…
Следующий раз наступил примерно через полчаса. Результат, как и предсказывал Клейст, был тот же самый: моя победа с большим отрывом. Трудно сказать, что было причиной: слабая подготовка гонщиков у соперников, или преимущество моего мобиля. Но сейчас я этим вопросом не задавался, победил – и ладно. Впереди полуфинал, два заезда по четыре мобиля в каждом, и финал – четверо лучших поспорят за первое место. Ступенек с цифрами 2 и 3 на пьедестале не предусмотрено. Все или ничего, и это «все» забирает победитель. Приз довольно весомый: тридцать тысяч рублей. И пускай Игнатьев-старший идет лесом, пусть мается с ненужной ему мастерской. У меня своих денег хватит на все.
Народу на трибунах и без того было немало, но сейчас и вовсе набилось столько, что под весом зрителей они вполне могли рухнуть. На стартовой линии выстроились машины для предпоследнего заезда. Два финалиста уже ходили, донельзя довольные. Даже если они не победят, внимание прессы, потенциальных инвесторов и восторженных барышень им обеспечено. Время такое: хотя водить мобили умеют многие, профессия гонщика считается уделом людей исключительно мужественных и героических. Гусарский кивер уже не так манит, как кожаный шлем и гогглы. Авиации здесь не случилось по понятным причинам: слишком тяжела паровая машина, слишком высок у нее удельный вес на единицу мощности. Воздухоплавание – это да, активно развивается, и в этой области паровики оказались вполне к месту. Но пилоты дирижаблей как-то не стали настолько обожаемы, как в свое время первые авиаторы. Те же извозчики, только воздушные. А вот гонщики…
Грохнул револьвер стартера, и мобили… нет, не рванули с места, а принялись неторопливо набирать ход. На старте мне опять досталась наружная дорожка, но меня это не слишком беспокоило. Вот оставлю основную группу позади, и сам буду выбирать, где мне ехать.
Мой мобиль уверенно разгонялся, но так легко вырваться вперед, как в первых заездах, не получалось. Рядом, по соседней дорожке, катил желтый мобиль довольно причудливой внешности. Мне было видно, как гонщик то и дело поворачивает туда-сюда многочисленные краны на приборном щитке, дергает рычаги, и это помимо управления мобилем! Скорее всего, он на ходу вручную регулирует работу парогенератора, цилиндров и всех прочих узлов двигателя. Да, это может дать некоторый прирост скорости, но ведь очень сложно вести мобиль и одновременно совершать дополнительные манипуляции! Был бы с ним механик – я бы еще понял: один рулит, другой подстраивает мотор. А так – чуть отвлекся и обнаружил себя в кювете. И это еще в лучшем случае!
Первый круг мы прошли нос к носу. На втором желтый где-то ошибся с регулировками и начал отставать. В повороте я поглядывал на него: он суетился, дергая рычаги. Видимо, в какой-то момент удачно попал, и его мобиль резко прибавил скорость. Я сильно не переживал: в финал все равно попадаю, двое других безнадежно отстают. А уж потом…
Желтый разогнался неслабо, только слишком уж близко от поворота. Ему бы пар сбрасывать, да тормозить, а он все свои рычаги дергает. А ведь он сейчас в поворот не впишется, и врежется аккурат в бортик, отделяющий трибуны от дорожек. И, сволочь такая, мне путь пересечет!
Я ухватился за рычаг тормоза, отпуская желтого вперед. Как я и предполагал, мобиль, влетевший в поворот на чересчур большой скорости, начал крениться, гонщик бросил краны управления паровиком и принялся выкручивать руль, тянуть тормозной рычаг, но было уже поздно. Потерявший управление мобиль грохнулся на бок и, проскользив по инерции несколько метров, ударился в бортик, вызвав кратковременную панику среди публики. Гонщику повезло: его выбросило из мобиля, он несколько раз перекатился по дорожке ипподрома и, невредимый, поднялся на ноги. Мне же пришлось труднее. Чтобы не врезаться в мобиль и не переехать желтого придурка, мне пришлось затормозить чересчур сильно. Не до остановки, нет. Но достаточно, чтобы два недавних аутсайдера вырвались вперед.
Черт! Вот бывают же идиоты! И сам едва не убился, и меня подставил. В мое время остановили бы заезд и провели его заново. А тут мне предстоит догнать и перегнать. Поэтому хватит нюнить, тапку в пол и вперед!
Мало-помалу мобиль раскочегарился, набрал скорость и расстояние до соперников начало сокращаться. Вот только впереди осталось всего два круга. Успею ли? Должен. Пошел на хитрость: разогнался по внешней дорожке и в повороте плавно сместился к внутренней, потом опять ко внешней. На первый взгляд, расстояние выходит больше, но радиус поворота увеличивается, и можно пролететь его не снижая скорости, лишь чуть придерживая на всякий случай рычаг тормоза. А та парочка исправно тормозит на каждом повороте, и расстояние до них все меньше и меньше. Правда, и гоняться осталось всего лишь один круг.
Чуток сбросил обороты: надо подгадать так, чтобы выйти из последнего поворота буквально следом за соперниками. Получилось! На выходе все еще отстаю, но уже совсем немного, всего два корпуса. Вот только им нужно снова разгоняться, а я уже лечу на полном пару. Конкуренты меня видят, но сделать ничего не могут, поздно. И к финишу я прихожу хоть и не с таким грандиозным отрывом, как в двух предыдущих гонках, но все же бесспорно первым.
Остановился, огляделся – трибуны неистовствуют. А народу-то полно! Публика кричит, свистит, ногами топает, руками машет. Эмоции, понимаешь ли, выражает.
Пока судьи решали, кто из оставшихся двоих финишировал раньше, я огляделся. В отдельной ложе заметил баронессу Сердобину, рядом с ней её злейшую подругу Оленьку Дорохину, в ложах попроще – смутно знакомые лица, скорее всего, встреченные давеча на балу. А ниже публика попроще. Ну, тут мне высматривать некого. Хотя… Вот в полном составе жильцы пансиона мадам Грижецкой. Даже тот толстяк, что осуждал гонки и ратовал за скачки. Да и сама безутешная вдова в своем обычном наряде, захваченная эмоциями толпы, что-то кричит. Я помахал ей, вызвав в ответ почти что мельничной частоты взмахи. Наверное, и крики были тоже, но за общим шумом их было не слыхать.
А вот у самого бортика три детские мордашки: Мишка, Машка и Дашка. И как просочились? Детей ведь не должны пускать! Но вот пролезли. Я на днях выдал им по полтиннику на карманные расходы. Вот их, наверное, и потратили на билеты.
Дети заметили, что я на них смотрю, заробели. Но зря, я им гонки смотреть не запрещал. Сумели пробраться – их счастье. Помахал им тоже. Сразу заулыбались, замахали в ответ.
– Господин Стриженов! – отвлек меня распорядитель. – Извольте подъехать к стартовой линии.
