Текст книги "Гонщик (СИ)"
Автор книги: Дмитрий Матвеев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 19 страниц)
Глава 17
Блажен, кто выспался с утра. Это я сам сочинил про себя и свое нынешнее утро. Никакая сволочь не побеспокоила, даже петухи орали вполголоса. Вчерашние приключения казались дурным сном. И тот факт, что я вчера собственной рукой прикончил троих, меня совершенно не волновал. Совесть моя была абсолютно спокойна. Правда, наверняка можно сказать только об одном, остальные, вроде, шевелились и звуки издавали. Но Золотой наверняка добил подранков, не по воровским понятиям спускать такое.
Девчонки мои расстарались: пока я умывался да одевался, уж и чай был заварен, и булки свежие с рынка притащены, и масло на деревянной дощечке приготовлено. Я за стол уселся, гляжу – пигалицы выстроились поодаль.
– Вы чего встали, завтракать-то не будете?
– Мы после, Владимир Антонович.
– Что значит, после? Подходите, садитесь, чай себе наливайте, булки берите. Меня не бойтесь, я не кусаюсь.
Девчонки робко подошли, но за стол не сели. Стояли, мялись, разглядывая доски пола под ногами. Я не стал ждать, пока они дозреют.
– В чем дело? Говорите прямо.
Машка, явно сделав над собой немалое усилие, подняла голову.
– Владимир Антонович, простите меня. Я… я думала, что вы как все, а вы не такой, вы хороший. Она всхлипнула было, но справилась с собой. Спасибо вам за все. И за брата, и за то, что с улицы нас забрали, и за то, что портить меня не стали, и за то, что давеча пирогом поделились.
Девочка низко, в пол, поклонилась. И Дашка, глянув на сестру, сделала то же самое.
– А пирог-то здесь причем? – удивился я.
– Ну как же, там сразу видно было: кусок одному на раз поесть, а вы нам большую половину отдали, значит, сами голодными остались.
– Ну, вы-то всяко голоднее меня были, так что все по-честному выходит. Но это дело прошлое, пирог тот давно уже съеден, значит, и говорить больше не о чем. А за все остальное – пожалуйста. Да и вы, гляжу, договор наш честно выполняете: без дела не сидите, по дому стараетесь. А потому нынче поедем обновы вам покупать, да брата вашего из больницы забирать.
– Это зачем?
– Что зачем?
– Обновы. У нас и без того есть в чем ходить.
– Вижу я, в чем вы ходите. Дыра на дыре, заплата на заплате. А вот представь: дам я тебе синенькую[1], да пошлю в лавку пряников купить. И что тебе приказчик скажет?
У Машки на лице отобразилось понимание:
– Скажет, что украла, деньги отымет, да городового покличет.
– Вот именно. А если придет к нему барышня прилично одетая, подаст червонец да спросит пирожных с марципанами?
Тут уже обе заулыбались:
– Обслужит со всем вежеством, да попросит еще заходить.
– Вот именно. Так что не спорьте. Наливайте чай, берите булки, пока совсем не остыли, ешьте, да собирайтесь – прокачу вас на мобиле.
До больницы мы долетели с ветерком. Девчонки, до сих пор мобили видавшие только издали, уцепились в подлокотники заднего дивана и глазели в окна на проносящиеся мимо дома. А я наслаждался вождением. После смазки и наладки управление у фургона стало довольно легким, мощность мотора была избыточной, ход – относительно плавным, так что я позволил себе слегка полихачить. Машка с Дашкой дружно взвизгивали, когда мобиль накренялся на поворотах и ахали, когда подскакивал на ямке. В общем, все получали неслабое удовольствие.
В больнице я оставил сестер в мобиле и пошел искать завхоза Филимонова. Предъявил ему работу, забрал вместо отремонтированного другой фургон, из тех, что были еще на ходу. Кацнельсона на месте не оказалось, но нужные люди были в курсе, и мальчишку отпустили без разговоров. Он был очевидно слаб, до мобиля его пришлось почти что тащить на себе, но тошноты не было, и голова уже не кружилась. Я посадил его назад, к сестрам – они его поддержат, если нужно будет, да и поболтают – пусть расскажут друг другу все новости, не придется вводить пацана в курс дела.
Одеть детей вышло легко и относительно недорого. Новое я брать не стал, поскольку дети обычно растут – по себе знаю, помню, как мать ворчала, что мне весь гардероб дважды в год менять приходится. Но вещи добротные, целые, почти не ношеные. Было к тому и еще одно соображение: боялся, что мои подопечные заупрямятся. А так – вроде, прокатило. Сумму я им благоразумно говорить не стал, расплачивался с приказчиком лично и тишком. В итоге вместо трех малолетних голодранцев у меня в мобиле оказалось трое вполне приличных детей, по виду ближе к купеческому сословию. И уж никак нельзя было распознать в них недавних нищих оборвышей. Девчонки от души радовались обновкам, а вот пацан, хоть и не стал отказываться, смотрел настороженно.
По дороге заехали еще в несколько лавок: в дом нужны мебель, нормальное освещение, приличная посуда, запас продуктов, и всякой прочей утвари по мелочи. Хорошо еще, что едем на фургоне, и места для покупок вполне хватает. А еще хорошо, когда есть деньги, и можно себе позволить их тратить! Я улучил момент и пересчитал ту пачку, что сунул мне Золотой за свое спасение: двенадцать тысяч! Пару сотен сейчас размотал на хозяйство, но даже с этими расходами у меня в руках оказалась сумма, еще недавно казавшаяся совершенно космической. На ремонт мобиля точно хватит. Интересно, во что обойдется полноценная мастерская?
У ворот дома меня ожидал сюрприз: мужчина в ливрее. Точно такую же одежду я видел на слугах баронессы Сердобиной у нее на балу.
– Господин Стриженов? – осведомился он, брезгливо глядя на мой полурабочий наряд и на три детские мордашки, высовывающиеся с заднего сиденья.
– Он самый.
– Возьмите, это вам.
Лакей протянул мне уже знакомый узкий конверт с гербом Сердобиных, поклонился (думаю, он сделал это автоматически), сел в стоявшую рядом вуаретку и укатил. Наверное, развозить остальные приглашения.
Я вскрыл конверт. В письме было, как и ожидалось, приглашение на танцевальный вечер. Быть полагалось в смокинге, но это меня не встревожило: я вполне мог позволить себе пополнение гардероба. Я убрал было письмо в конверт, но тут взгляд упал на дату: вечеринка назначалась на ближайшую субботу. Вот же с… Сердобина! Не стала двух недель ждать. Видать, сладострастные крики помещицы Томилиной слышали не только окрестные обыватели. А у меня-то были планы как раз в эту субботу навестить пресловутую помещицу.
От сочинения подходящих Сердобиной эпитетов меня отвлек Мишка.
– Скажите, вы действительно Стриженов?
– Ну да, – недоуменно ответил я.
– Тот самый? Гонщик?
– Тот или не тот – не знаю, но точно гонщик.
– А у вас гоночный мобиль есть?
– Нет, мобиля нет.
Пацан сник.
– Но я его обязательно построю.
Оставив девчонок разбирать покупки, я переоделся в рабочее и принялся за фургон. Вскоре ко мне на солнышко выбрался и Мишка. Выглядел он намного лучше, чем тогда, на скамейке у полуразвалившейся избы, но до полного выздоровления ему было еще далеко. Девчонки за несколько последних дней мало-мальски отъелись, Машка даже начала местами округляться. Пацан же эти дни провел на скудной больничной диете, а он и прежде жил впроголодь. Ветром его не шатало, но и только: худой был до невозможности, как раз про таких говорят, что брюхо к хребту прилипло. Но с виду жилистый, иначе на городском дне и сам бы не выжил и сестренок бы не сберег.
Я, орудуя гаечными ключами, исподволь рассматривал паренька. Сколько ему лет – сказать было трудно. На вид – около двенадцати, но учитывая полуголодное существование, могло быть и четырнадцать, и пятнадцать. Глаза впалые и пока еще мутноватые, щеки ввалились, но скулы твердые, подбородок волевой, да и взгляд, несмотря на общее неважнецкое состояние, упрямый.
Какое-то время он с явным интересом наблюдал за мной, потом спросил:
– Владимир Антонович, а почему вы мобили ремонтируете?
– Хм… вот ты почему пошел газеты продавать?
– Как почему? Чтобы деньги заработать, себя да сестер прокормить.
– Вот и я по той же причине.
– Но ведь вы ведь гонщик? – не унимался мальчишка.
– Гонщик, – невозмутимо ответил я, не прекращая откручивать очередную гайку.
– Но ведь гонщики – они в гонках выступают, а мобили механики чинят!
Пожалуй, что там, в своем мире и в своем времени я бы с Михой согласился. Автомобильную электронику и сложные моторы с турбинами и хитрыми впрысками так и не одолел. Здесь же не было ни того, ни другого, только железо. И пар.
– Эх, парень, плох тот гонщик, который не сможет своими руками отремонтировать свой мобиль. Если понимаешь, как устроен механизм, значит, сможешь заставить его работать на пределе возможностей, и еще немного за этими пределами.
– А вы понимаете?
Я взял другой ключ и принялся снимать с фургона очередную деталь.
– Понимаю. Тут ведь в чем дело? Все мобили схожи между собой. Конструкции, конечно, отличаются, у каждого есть свои нюансы, но если ты изучил один, то будешь иметь представление обо всех остальных.
– Здорово! – восхитился пацан. А научиться этому можно?
– Почему нет? Усилия приложить, так всему можно научиться.
– А вы можете научить?
– Могу и научить.
Пацан на секунду загорелся совершенно детским восторгом, но тут же словно оборвал себя, угас; какое-то время смотрел за моей работой, потом поднялся и ушел в дом. А я вздохнул, пожал плечами и вернулся к своему занятию: работа сама себя не сделает.
Наш разговор продолжился вечером. После разборки мобиля и составления списка подлежащих замене деталей обнаружилось, что ехать за покупками уже поздно, а ужинать и ложиться спать еще рано. Я принял решение посвятить внезапно освободившееся время гигиене. Не желая дергать девчонок, я сам наносил воды, сам затопил баню и, в ожидании, когда она будет готова, присел на скамейку около дома. Вскоре рядом уселся и Мишка.
– В баню решил сходить? – спросил его я.
– Девки выгнали, велели идти мыться. Мол, неча постель грязнить.
– Тут я с ними соглашусь. Чистота – она, брат, залог здоровья.
Свое мнение парень озвучивать не стал, промолчал. Ну и я промолчал за компанию. Вот так посидели молча, потом я сходил подбросил дров в печку, проверил воду и вернулся обратно на лавку. Тут-то меня и настиг коварный вопрос:
– Владимир Антонович, а зачем вы нас к себе забрали? Сестренки мелкие, они поверили, что все это в обмен на стряпню да уборку. Но я-то понимаю, что это не так, я ведь знаю, что сколько стоит. Вы вот сегодня в лавке сколь денег на нас потратили! А могли бы кликнуть любую бабу в слободке, платили бы червонец в месяц, так она бы вам все то же самое делала: и готовила, и убирала, и стирала. А за два червонца еще бы и ублажала по-женски хоть каждый день.
Жаль, не удалась задумка. А я-то надеялся, что сестры своему братику мозги вправят и подобных разговоров больше не будет. Придется еще раз объясняться.
– Понимаешь? Это хорошо. А скажи мне, эта баба из слободки, она руки хоть раз в день моет? А насекомые у нее есть? А срамные болезни? А воровать она не будет? Нет? Ты сам-то в это веришь? Вот и выходит, что нанимать придется кухарку из города, а она сюда, в слободку, ходить откажется. Либо цену заломит такую, что мне проще будет самому кашеварить.
– Ну, с девками ладно, пусть их. А я? Я-то вам зачем?
– Так помощник мне нужен. Хотя бы для начала ключи подавать, придержать где, помыть, почистить, подкрасить. А потом и что посерьезнее делать, какой-нибудь простой ремонт. И, чтобы ты не сомневался, скажу сразу: готового мастера взять – это дорого. Да и нет их таких, готовых. Все по мастерским работают, и хозяин за каждого держится, просто так не отпустит.
– Но ведь учение тоже денег стоит?
– Стоит. Вот ты эти деньги и отработаешь. Если хочешь, конечно. Неволить тебя я не буду. Можешь снова идти газеты разносить, там тебя еще разок отоварят. Ну что, будешь учиться?
Мишка изо всех сил постарался состроить серьезную физиономию, чтобы разъезжающаяся от уха до уха улыбка была не так заметна и твердо ответил:
– Буду.
– По рукам?
Я подставил ладонь. Сверху шлепнула мальчишеская пятерня.
– По рукам!
– Ну а теперь, когда мы обо всем договорились, пошли в баню. Грязи и всяких насекомых я в своем доме не потерплю.
Вечером, уже улёгшись в постель, я подумал: если бы я рассказал Мишке все, как есть? Что я, сытый, успешный и благодушный просто не мог пройти мимо детей, которые отчаянно бьются за выживание и битву эту очевидно проигрывают. Что мне кусок в рот не лез, когда я видел голодные глаза девочек. Вот если бы я рассказал ему все это, он бы мне поверил?
Через день я поехал отдавать очередной отремонтированный фургон в больницу. Как водится, по дороге заехал в лавки, купил всяких домашних мелочей, да девчонкам по костяному гребню, пусть красоту себе наводят. Купил себе и костюм со смокингом. Забирать пока не стал: его должны были чуть подогнать по моей фигуре. Завтра заберу, заодно навещу пансион. Может, мадам Грижецкая по старой памяти еще разок подскажет мне что-нибудь из области этикета. Вроде тех же перчаток, например.
По пути заехал к помещице Томилиной. Самой Настасьи Михайловны дома не было, прислуга ходила мрачная, смотрела на меня хмуро, но записку для хозяйки оставить позволила. Я накидал карандашом несколько строк: мол, надеюсь на скорую обоюдно приятную встречу, собираюсь как следует потревожить покой обывателей и вдогонку еще с дюжину комплиментов хозяйке. Свернул листок, передал горничной и, исполненный надежд на приятное времяпрепровождение, отправился дальше.
В больнице моему приезду были рады. Шофер, что сел за руль отремонтированного мною фургона, напел дифирамбов. С его слов, после ремонта мобиль стал ездить чуть ли не лучше, чем новый. Господин Филимонов сиял, как новенький рубль, доктор Кацнельсон тоже был вполне доволен. Я поболтал с ним несколько минут о разных пустяках, и отправился в обратный путь.
Я подошел к очередному назначенному на ремонт фургону и уже собрался садиться за руль, но тут за спиной раздался знакомый уже голос:
– Стриженов!
Дежавю?
[1] Синенькая – пятирублевая ассигнация.
Глава 18
– Стриженов! Владимир Антонович!
Я обернулся. По улице в сторону больницы спешно шагал, стараясь не перейти на бег, Николай Генрихович Клейст собственной персоной. Учитывая наш последний разговор, не самая приятная встреча. Но уехать сейчас – все равно, что сбежать, проявить трусость, а бояться мне нечего.
Мой бывший конкурент дошел-добежал до меня и остановился, отдуваясь и прижимая руку к правому боку. Странно, я думал, что у него физические кондиции получше.
– Владимир… уфф… Антонович…
– Успокойтесь, Николай Генрихович, отдышитесь. Я не собираюсь от вас убегать.
– Спасибо… уфф…
С минуту Клейст приходил в себя, а я, тем временем, его разглядывал. Удивительно: несмотря на то, что он шел пешком, одет был в полную экипировку гонщика: куртка, галифе, сапоги, шлем. Краги и гогглы, наверное, были в объемистом, но полупустом саквояже. Наконец, лицо его приняло более-менее нормальный цвет.
– Здравствуйте, Владимир Антонович. Хорошо, что я смог вас отыскать.
– Вообще-то я не прячусь. Ну да ладно: у вас ко мне дело?
– Наверное, все же, да, – неуверенно выговорил Клейст
– Тогда, может, зайдем в ближайшее кафе? Вести разговоры стоя мне как-то не хочется.
В небольшом кафе услужливый официант быстро подал меню. Я спросил кофе и пару круассанов. А что? Я теперь человек пусть не слишком богатый, но и не бедный, могу себе позволить. Клейст же медлил, листая нетолстую книжицу. Тем временем официант принес мой заказ и воздух заполнился бесподобным ароматом свежесваренного кофе. Мой визави судорожно сглотнул и вновь уставился в меню. «Да он голодный!» – осенило меня. – «Только признаваться в этом не хочет, чтобы не потерять лицо». Что ж, раз сам его поставил в неловкое положение, сам и должен исправлять ситуацию.
– Николай Генрихович, поскольку я вас сюда пригласил, позвольте вас угостить.
И, не дожидаясь согласия, сделал еще один заказ.
– Так о чем вы хотели поговорить? – спросил я, когда официант убрал со стола пустые тарелки и принес десерт.
На лице у Клейстаотобразился сильнейший конфуз.
– Прежде всего, уважаемый Владимир Антонович, я хочу перед вами извиниться. Вы были правы, а я, соответственно, кругом ошибался. Меня ослепила страсть, и недостойная женщина, ставшая её причиной, воспользовалась мной в своих низких целях.
– Как я понимаю, вы проверили те сведения, что я вам дал.
– Да, проверил, и полностью убедился в их достоверности. И поэтому еще раз прошу простить меня. Я был не прав. И тем сильнее ужасает меня мысль, что мой поступок, совершенный под влиянием оговорившей вас особы, мог привести к последствиям, фатальным для нас обоих.
За этим отпрыском обрусевших немцев, насколько я знал, не было замечено склонности к лицедейству. Я был уверен – здесь и сейчас он говорит искренне. Так же искренне, как обвинял меня несколько дней назад на балконе второго этажа больницы. К тому же, сейчас была отличная возможность заполучить в друзья не самого последнего человека из товарищества «Успех».
– Я не держу на вас зла, Николай Генрихович. В свое время мне тоже было трудно распознать истинную сущность этой женщины. Рад, что и вам это удалось. А поскольку отныне между нами нет причин для взаимной неприязни, предлагаю вам свою дружбу.
Я протянул Клейсту руку и получил в ответ искреннее и крепкое пожатие.
– Ну а теперь давайте о главном.
Лицо Клейста, только что выражавшее искреннюю радость и огромное облегчение тут же продемонстрировало стеснительность, достойную подростка, застигнутого матушкой за самоудовлетворением.
– Видите ли, Владимир Антонович, так вышло, что я в один день остался без места, без жилья, без имущества и без копейки денег.
– Печально. Я понимаю, кому вы отдали деньги. Но что произошло со всем остальным? Вы же числились у Маннера едва ли не в любимчиках.
– Увы. После вашего скандального увольнения и, особенно, после статьи в «Ведомостях», да с такой фотографией, дела у господина Маннера круто пошли вниз. Думаю, он уже многократно пожалел о своем поступке – я имею в виду то, что он не дал вам при увольнении ни копейки. В результате он потерял в десятки раз больше. И даже если бы он решил сейчас публично с вами замириться, выплатить все положенное и прибавить изрядную сумму сверх того, его репутацию это не спасет. Но беда в том, что по свойству своего характера Маннер никогда никому не признается в совершенных ошибках.
– Понятно. У конторы не стало денег, она начала сокращать персонал, а оставшимся урезать зарплату.
– Именно. Меня отставили наряду с двумя десятками других бедолаг. И, по несчастливому стечению обстоятельств, мне именно в этот день было необходимо внести плату за съем жилья. Прознав о моем увольнении, домовладелец наотрез отказался даже слышать об отсрочке.
– И с этим все ясно. Но что с вашим имуществом?
– Вы ведь знаете – беда не приходит одна. Едва я покинул квартиру, как меня обокрали. Тюкнули сзади чем-то по голове. А когда я очнулся, то обнаружил себя в одном белье, а рядом валялся мой саквояж и несколько вещей. Скорее всего, грабителей кто-то спугнул и они не успели забрать все.
– Скорее всего, грабители взяли все, что хотели. И оставили вам то, что им было не нужно. К примеру, рваные носки, несколько пар наиболее заношеного белья и те вещи, по которым их можно легко найти – например, ваша амуниция. Гогглы ведь они тоже не взяли?
– Нет, не взяли.
– Вот видите? Это вещи личные, наверняка делаются мастером индивидуально. И если полиция найдёт их, к примеру, у скупщика, то легко выйдет и на грабителей.
– Да-а… – только и смог выдавить ошарашенный Клейст, впервые столкнувшийся с этой стороной общественной жизни.
– Я вам больше скажу: наводку грабителям почти наверняка дал ваш бывший квартирный хозяин. Но доказать это невозможно, он ото всего отопрется.
– Да, мне так и сказали в полиции.
Гонщик в отставке совсем было приуныл, но внезапно встрепенулся. Глянул на меня просительно и стеснительно, и сразу стало понятно, что будет дальше.
– Владимир Антонович, я слышал, мне говорили, что вы открыли свою мастерскую. Может, у вас найдется для меня место? Хоть за самую минимальную плату – чтобы хватало хотя бы на жилье и пропитание.
– Я бы с радостью, но мне не нужен гонщик. У меня уже есть один.
– Но вы, наверное, не знаете – я еще и неплохой механик! Я в свое время окончил три курса из четырех московского высшего технического училища.
– А что же помешало вам стать инженером?
– Ошибки молодости, – вздохнул Клейст. – прибился к социалистам, дирекцией училища был сочтен неблагонадежным и отчислен без права на восстановление. Но полученные знания, особенно в части конструкции паровых машин, позволили мне устроиться механиком на фабрику, производящую мобили.
– Как же вы стали гонщиком, Николай Генрихович?
Собеседник еще раз вздохнул.
– Тому виной гордыня и тщеславие. Меня всегда привлекали гонки. Я неплохо вожу мобиль, и мне казалось, что стоит только сесть на гоночный аппарат и выехать на трек, как слава чемпиона будет у меня в кармане. К сожалению, мои мечты вдребезги разбились о суровую реальность. Поначалу я много участвовал в гонках, но ни разу не добрался до призового места. А с момента вашего появления у Маннера я стал вечным запасным. Злился, конечно, пытался протестовать, но безуспешно. От скуки принимал участие в регулировке конденсаторов. Там, знаете ли, есть масса тонкостей…
Я заинтересованно кивнул, побуждая Клейста к продолжению рассказа.
– Впрочем, наверное, это вам не интересно, да и не относится к теме нашего разговора. В общем, сравнение с вами, Владимир Антонович, было явно не в мою пользу. Поначалу это вызывало у меня сильнейший внутренний протест, я всеми доступными мне средствами пытался одержать над вами верх. Но когда вы на допотопном аппарате победили в гонке четыре новейших мобиля, превосходящих ваш по всем параметрам, я нашел в себе мужество признать очевидное: в этом деле вы просто намного талантливей меня. Отныне я отказываюсь от карьеры гонщика и буду заниматься теми вещами, которые умею делать действительно хорошо.
– Регулировать конденсаторы?
– В том числе.
Решение насчет Клейста я уже принял, но зацепился за оброненную им фразу:
– Николай Генрихович, вы сказали, что Маннер уволил часть специалистов. А кого именно?
– В основном, клерков и учеников. И еще дворника. Помните Никанорыча?
– Как не помнить? Конечно, помню. А вы не можете сказать, из тех уволенных учеников есть кто толковый? Такой, чтобы ему сходу можно было доверить простые работы и не бояться, что напортачит?
– Парочка есть, – подумав, ответил Клейст.
– Тогда едем.
– Куда?
– Домой, конечно. У меня есть свободная комната. Если вас устроит довольно шумное соседство, удобства во дворе, много работы и простонародная еда, я вам ее сдам за сущие гроши. Денег положу для начала, скажем, рублей восемьдесят. Ну а дальше поглядим, что будет получаться. Это вам… – я вынул из внутреннего кармана сюртука портмоне и извлек из него пару червонцев – аванс на первоначальное обзаведение. Ну что, вы готовы?
Клейст оказался настоящим сокровищем. Он досконально знал устройство и конструкцию мобилей, и его советы несказанно облегчали и ускоряли работу. Мы вдвоем за остаток дня разобрали фургон и при этом не особо умотались. А вечером, после бани, черпая пшенную кашу с салом из глиняной миски деревянной ложкой, он сказал:
– Владимир Антонович, вы даже представить не можете, насколько я вам благодарен. Вы ведь в буквальном смысле спасли меня. Спасли от смерти или, возможно, от куда более худшей участи. Вы вернули мне веру в себя и, что гораздо важнее, веру в человеческое благородство. Да, вы воистину благородный человек, и мне очень стыдно сейчас, что прежде я думал о вас плохо. Спасибо вам, и да хранит вас Господь.
И он, как давеча мадам Грижецкая, перекрестился.
Сидевшие с нами за столом дети, слушая эту проникновенную речь, только глазами хлопали. Да и я несколько оторопел: не думал я, что этот человек способен на подобные пафосные высказывания. Мне захотелось чем-то ему ответить, но подходящие слова как-то не находились. И тут меня словно подбросило:
– Идемте, Николай Генрихович. Идемте, я хочу вам кое-что показать. Не бойтесь, это недолго, каша остыть не успеет.
Клейст, недоумевая, поднялся из-за стола и последовал за мной.
Я отпер ворота сарая и зажег на стенах электрические светильники.
– Смотрите.
Бывший гонщик замер.
– Это же… откуда он у вас?
– Полиция после вашей аварии решила отправить его в утиль. А я упросил старшего инспектора Охотина отдать его мне.
– В таком случае зачем вы мне его показываете?
– Затем, что у меня к вам есть предложение, которое вас наверняка заинтересует.
– Я весь внимание.
– Скажите, дорогой мой Николай Генрихович, какие гонки в нашей империи самые крупные и престижные?
– Вы и сами это знаете! Большие императорские гонки. Приз в них сумасшедший – миллион рублей за первое место. Там соревнуются крупнейшие и известнейшие фирмы, даже войти в двадцатку лучших – уже большое достижение. Каждый гонщик стремится если не победить, то хотя бы раз в жизни принять в них участие.
– Так вот, я предлагаю вам совместно сделать из вашего бывшего мобиля такого монстра, который на больших императорских гонках в клочья порвет всех конкурентов и не оставит им даже шанса на победу. Ну что? Вы согласны?
