Текст книги "Петр и Феврония: Совершенные супруги"
Автор книги: Дмитрий Володихин
Соавторы: Ирина Левина
Жанры:
Биографии и мемуары
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Глава 7
СКВОЗНЫЕ МОТИВЫ «ПОВЕСТИ О ПЕТРЕ И ФЕВРОНИИ МУРОМСКИХ»
Как можно было убедиться по предыдущим главам, «Повесть о Петре и Февронии Муромских» изобилует скрытыми слоями восточнохристианской символики.
Точнее, для читателя наших дней эти смыслы – скрытые. А начитанные современники автора «Повести…» щелкали все эти «ребусы» как орешки, наслаждаясь легким узнаванием смыслов, которые являлись общим достоянием широкого слоя старомосковских книжников. Какой-нибудь протопоп из уездного города в Поморье или калужский купец, увлеченный «виноградом словесным», как бы вели немой диалог со столичным автором произведения. Он им подкидывал «шарады», словно задавая вопрос: «А это – знаешь откуда?» А они мысленно отвечали: «Знаю, знаю…» И вновь: «А это?» И если обнаруживалось что-нибудь особенно заковыристое, читатель озадаченно качал головой: «Эко… Не могу вспомнить. Но знаю, где сыскать, и нынче же отыщу!»
Прекрасная игра для умников.
А люд попроще увлеченно погружался в приключения героев: змей! меч волшебный! дева-чудесница! мятеж! Не оторваться…
Но и для первых, и для вторых автор «Повести…» провел от начала ее до конца несколько сквозных мотивов, понятных безо всяких интеллектуальных игр в отгадывание. Пока разматывается лента повествования, они подспудно развиваются, не выходя на первый план, не бросаясь в глаза. Но именно они несут в себе глубинный смысл «Повести…». Именно в них содержатся ответы на самый главный вопрос читателя-христианина, книжен он или нет: «Как спастись?»
Поясним нашу мысль. Думается, целью этих мотивов является приобщение читающих к грандиозному замыслу Божьему о человеке – от воззвания его из небытия к бытию, «детовождению»[170]170
«А до пришествия веры мы заключены были под стражею закона, до того времени, как надлежало открыться вере. Итак закон был для нас детоводителем ко Христу, дабы нам оправдаться верою» (Гал. 3:23–24; синодальный перевод).
[Закрыть] после грехопадения во времена Ветхого Завета, к Спасению через воплощение Сына Божьего.
Скрытые слои историко-религиозной символики в «Повести…»
Все подобные мотивы, развивающиеся в «Повести…», заложены еще в предисловии. «Ключи» к их генеральному смыслу даны там же: скрытые и явные цитаты из Писания. Многое можно понять, сконцентрировавшись на этих цитатах Нового Завета, а особенно на посланиях апостола Павла, коими пронизано всё предисловие.
Всего там пять цитат. В первой части предисловия автор разворачивает перед читателем картину сотворения Богом мира: «Якоже бо исперва сотвори на небеси аггелы своя, духы и слуги своя, огнь палящ…»[171]171
Там же. С. 626.
[Закрыть] В послании апостола Павла к евреям читаем: «И яко ангелом убо глаголет: творяй ангелы своя духи и слуги своя огнь палящ» (Евр. 1:7). Похожая формулировка встречается и в 103-м псалме.
Вторая цитата, также скрытая, появляется по мере приближения повествования к новозаветным временам: «Любя же в человечестем роде вся праведники, грешныя же милуя, хотя бо всех спасти и в разум истинный привести…»[172] 172
Там же.
[Закрыть](1 Тим. 2:4) – цитата из послания апостола Павла к Тимофею выделена курсивом.
В последней части предисловия цитаты сгущаются, притом одна из них – открытая. Последняя часть предисловия – крайне значимая, она содержит посыл, который готовит читающего к восприятию «Повести…» в целом.
Взглянем на эти цитаты.
«Сей [Сын Божий] бо пострада за ны плотию, грехи наша на Кресте пригвозди, искупив ны миродержителя лестца ценою кровию своею честною. О сем бо рече сосуд избранный Павел: „Не будьте рабы человеком, куплени бо есте ценою“» (1 Кор. 7:23)[173]173
Там же. С. 628.
[Закрыть] – здесь приведена точная цитата из послания. В синодальном переводе она звучит так: «Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков».
Во-первых, на наш взгляд, открытость цитаты – прием не случайный, прямая речь заостряет внимание читающего, то есть это еще одно свидетельство важности данного места в тексте. Во-вторых, здесь возникает тема креста, развитая дальше в мотиве змееборчества «Повести…». Здесь Христос выступает победителем «лестца» (то есть дьявола) и платит за это своей кровью – та самая «цена», о которой говорится в цитате. Таким же образом Петр побивает змея и платит за это цену – «острупление». Тема змееборчества подробно рассмотрена нами в первой главе, поэтому мы не будем еще раз к ней возвращаться. А вот сюжет «острупления» и исцеления наполняет собой крещальный мотив «Повести…», о котором речь пойдет ниже.
Последний абзац предисловия содержит две цитаты. «И елицы во Христа крестишася, во Христа облекошася (Гал. 3:27). Аще ли же во Христа облекошася, да не отступают от заповедей его, не якоже лестцы и блазнители по крещении оставльше заповеди Божия и летяще ся мира его красотами, но якоже святии пророцы и апостоли, такоже и мученицы и вси святии, Христа ради страдавше в скорбех, в бедах, в теснотах, в ранах, в темницах, в нестроениих, трудех, во бдениих, в пощениих, в чищениих, в разуме, в долготерпении, во благости, в Дусе святе, в любви нелицемерне, в словеси истинне, в силе Божии (2 Кор. 6:5–7), – иже сведоми суть Единому, ведущему тайны сердечныя, имиже землю просветил есть…»[174]174
Там же.
[Закрыть] Цитаты из посланий апостола Павла к галатам и к коринфянам выделены курсивом.
Исследователь Р. Пиккио называет этот последний абзац, содержащий две цитаты, тематическим ключом «Повести…». Р. Пиккио пишет: «Тематический ключ состоит из (а) цитаты Гал. 3: 28[175]175
Видимо, здесь в книге Р. Пиккио опечатка, так как в «Повести…» процитирована глава Гал. 3: 27.
[Закрыть], которая дает основную отсылку к смыслу агиографии; (b) исторического объяснения этой отсылки посредством примеров христианского жития, данных нам пророками, апостолами, мучениками и всеми святыми, чьи подвиги известны только Тому, Кто знает тайны сердца…; (с) определения святости, как дара отмеченного чудотворством („чудотворенми“) и данного избранным благодаря их мужеству и смирению; (d) заключительной сентенции, проясняющей, что святые, о которых идет речь… восприняли именно этот божественный дар»[176]176
Пиккио P. Slavia Orthodoxa. Литература и язык. М., 2003. С. 687.
[Закрыть].
На наш взгляд, стоит сместить акцент на сами цитаты. Если использовать красивейший символ из самой «Повести…» – расцветающее древо, то цитаты, заложенные в предисловие и приведенные нами выше, можно сравнить с семенем, которое прорастает в последующее изложение. Выше мы уже наметили путь, по которому цитата о цене получает развитие в основной части «Повести…».
Следующая цитата: «И елицы во Христа крестишася, во Христа облекошася» (Гал. 3: 27) открывает важнейший мотив «Повести…» – крещальный. Основополагающая роль крещального мотива была отмечена А. М. Ранчиным[177]177
Ранчин А. М. «Повесть о Петре и Февронии»… С. 223.
[Закрыть]. В настоящей главе мы постараемся проследить, как именно этот мотив раскрывается в повествовании.
Наконец, последняя скрытая цитата – из послания апостола Павла к коринфянам – намечает мотив жизненного пути христианина, тяжелой, но высокой судьбы. Все тяготы, выпадающие на долю христиан («…в скорбех, в бедах, в теснотах, в ранах, в темницах, в нестроениих…» и т. д.) и описанные в этой цитате, благодаря ее протяженности и ритмичности создают образ трудного, долгого и вместе с тем сокрытого от людских глаз пути за Христом. Мало кто из исследователей обращал внимание, что Петр и Феврония на протяжении всего повествования перемещаются, путешествуют. Помимо этого они совершают некий духовный путь, выраженный приведенной цитатой.
Заложенные в предисловии цитаты из посланий апостола Павла раскрываются на протяжении всей «Повести…», составляя сквозные мотивы. Кроме того, в тексте развивается также идея супружества как школы целомудрия.
Именно этот элемент «Повести…» обусловил рост народного почитания святых Петра и Февронии – ведь ныне они почитаются прежде всего как покровители супружества. С мотива целомудрия княжеской четы мы и начнем обзор сквозных тем «Повести…».
Целомудрие княжеской четы
Это является важным сквозным мотивом «Повести…». В сознании людей XVI века целомудрие отнюдь не подразумевает отсутствие плотской любви. Это понятие гораздо шире и глубже и включает в себя верность Богу, жене (мужу), своему призванию. В широком смысле целомудрие – способность противостоять разрушению норм человеческой жизни, по большей части имеющих небесное происхождение.
Всего в тексте целомудрие княжеской четы трижды подвергается нападкам нечистой силы: искушение змеем жены князя Павла, стремление бояр разлучить Петра и Февронию и, наконец, эпизод на корабле с искушением святой Февронии. Во всех случаях под ударом оказывается христианский брак (не девственность, а именно нерушимость супружества).
Если вернуться к началу «Повести…», то мы увидим характер семейных отношений князя Павла и его княгини. Он, как пишет О. В. Гладкова, «соответствует Писанию, в частности, словам апостола Павла, немало сказавшего о семейном укладе (Еф. 5)» [178]178
Гладкова О. В. О славяно-русской агиографии. С. 93. В правоте О. В. Гладковой можно убедиться, обратившись к Приложению к нашей книге, где содержится и начало «Повести…».
[Закрыть]. В мотиве добрых, даже поучительных отношений основная часть «Повести…» находит опору и в других книгах Священного Писания.
Так, князь Павел увещевает свою жену о том, что необходимо выведать у змея секрет его смерти. Далее читаем: «Жена же мужа своего глагол в сердци си твердо примши, умысли во уме своем: „Добро тако быти“»[179]179
Повесть о Петре и Февронии Муромских. С. 630.
[Закрыть]. В одном этом предложении мы видим сразу две отсылки к Новому Завету. Во-первых, оборот, который дважды использовал евангелист Лука: «Мариам же соблюдаше вся глаголы сия, слагающее в сердцы своем» (Лк. 2: 19; см.: Лк. 2: 51). Поведение жены автор «Повести…» описывает теми же словами, которые применяет евангелист к Богородице, являющейся в христианской традиции главным олицетворением женской добродетели.
Вероятно, перед нами пример неосознанного цитирования, примененного книжником XVI века. А возможно, и сознательного.
Слова, следующие далее («Добро тако быти»), находим у апостола Павла: «Привязался ли еси жене? не ищи разрешения[180]180
Слово «разрешение» здесь означает: разрушение брака, развод.
[Закрыть]. Отрешился ли еси жены? не ищи жены» (1 Кор. 7: 26–27). Приведем цитату полностью в синодальном переводе: «Вы куплены дорогою ценою; не делайтесь рабами человеков. В каком звании кто призван, братия, в том каждый и оставайся пред Богом. Относительно девства я не имею повеления Господня, а даю совет, как получивший от Господа милость быть Ему верным. По настоящей нужде за лучшее признаю, что хорошо человеку оставаться так. Соединен ли ты с женой? не ищи развода. Остался ли без жены? не ищи жены» (1 Кор. 7: 23–27). Далее апостол Павел продолжает рассуждать о пользе девства и брака.
Использование подобного оборота в «Повести…» не случайно, он также является ненавязчивой отсылкой к Новому Завету. Думается, что в эпоху, когда новозаветные образы окружали людей, составляя и наполняя их картину мира, подобные отсылки могли работать практически на подсознательном уровне.
Второй раз целомудрие княжеской четы находится под угрозой в эпизоде ссоры с боярами. Напомним, что, когда князь Петр стал государем, боярские жены невзлюбили Февронию «отечества ея ради»[181]181
Там же. С. 638.
[Закрыть]. Из-за этого бояре, придя к князю, просили отпустить княгиню с дарами, а позже, устроив пир, просили и ее саму об этом. Княгиня ответила, что уйдет только с самым дорогим – со своим мужем. Далее читаем: «Враг бо наполни их мыслей, яко аще не будет князь Петр, да поставят себе инаго самодержцем: кийждо бо от боляр во уме своем держаше, яко сам хощет самодержец быти»[182]182
Там же. С. 641.
[Закрыть]. Под «врагом» в данном случае подразумевается дьявол – враг рода человеческого. Данный эпизод является, пожалуй, самым острым, кульминационным в повествовании. Здесь же автор дает слегка перефразированную, но прямую цитату из Евангелия (Мф. 5: 32): «Блаженный же князь Петр не возлюби временнаго самодержства, кроме Божиих заповедей, но по заповедем Его шествуя, держашеся сих, яко же богогласный Матфей в своем Благовестии вещает, рече бо, яко „иже аще пустит жену свою, разве словеси прелюбодейнаго, и оженится иною, прелюбы творит“. Сей же блаженный князь по Евангелию сотвори: о держании своем яко уметы вмени, да заповеди Божия не разрушит»[183]183
Там же. С. 640.
[Закрыть].
Помимо очевидной борьбы за власть здесь, так же, как в эпизоде со змеем, под ударом оказывается целомудрие княжеской четы. Можно сказать, здесь мы также видим змея, но действующего тайком, через людей. И вновь князь Петр воздвигает духовный меч против змея и побеждает его: пренебрегает княжением ради того, чтобы не нарушить Божьей заповеди[184]184
Возможно, победа Петра Муромского мыслится автором «Повести…» не только как его личное одоление дьявола, но и как державное дело. М. Б. Плюханова отмечает, что «утрата царем личного целомудрия несла… опасность общей гибели». Иными словами, за грехи царя могла расплатиться вся земля, ему подвластная. В рамках средневекового христианского мировидения государь наделялся особыми свойствами, которых обычные люди не имели, потому и грех правителя выглядел как нечто более опасное, нежели грех одного из подданных.
[Закрыть].
В этом отрывке автор «Повести…» напрямую «разыгрывает» поучение апостола Павла: «Облецытеся во вся оружия Божия, яко возмощи вам стати противу кознем диаволским… приимите вся оружия Божия, да возможете противитися в день лют и вся содеявше стати. Станите убо препоясани чресла ваша истиною, и оболкшеся в броню правды, и обувше нозе во уготование благовествования мира: над всеми же восприимше щит веры, в нем же возможете вся стрелы лукаваго разжженныя угасити: и шлем спасения восприимите, и мечь духовный, иже есть глагол Божий» (Еф. 6: 11–17; курсив наш. – И.Л.,Д.В.).
Глаголом Божьим в эпизоде ссоры с боярами является поучение из Евангелия, которое пришло на ум князю Петру и которому он решил следовать. Таким образом, князь Петр вновь воздвигает уже не булатный, а словесный меч против дьявола и побеждает его.
Третий раз целомудрие княжеской четы подвергается нападению дьявола в эпизоде на корабле: «Некто же бе человек у блаженные княгини Февронии в судне. Его же и жена в том же судне бысть. Той же человек, приим помысл от лукавого беса, воззрев на святую с помыслом. Она же, разумев злый помысл его вскоре, обличи…»[185]185
Повесть о Петре и Февронии Муромских. С. 640–642.
[Закрыть] На сей раз словесным мечом вооружается женщина, а не мужчина.
Итак, целомудрие княжеской четы трижды в «Повести…» подвергается нападению дьявола и помощью Божьей остается нерушимым. Тема семейных отношений наполнена евангельским духом.
В связи с поднятой темой уместно вспомнить рассуждения такого крупного историка, как А. И. Клибанов, – о характере отношений муромской четы. Исследователь предположил, что отношения Петра и Февронии в браке имели характер брато-сестринских. Свою гипотезу он подкрепил одним серьезным доводом – отсутствием у них детей[186]186
Клибанов А. И. «Повесть о Петре и Февронии» как памятник русской общественной мысли // Исторические записки. Т. 65. М., 1959. С. 307–308.
[Закрыть].
Но отсутствие детей в «Повести…» может иметь и другие объяснения: например, автор попросту не знал об их существовании[187]187
Кроме того, рассуждая по-житейски, даже и бесплодие необязательно означает отсутствие брачного общения.
[Закрыть]. Или же он не видел причин обращаться к истории отпрысков Петра и Февронии. Произведение-то его посвящено святым супругам, а не их семье. Повествование сосредоточено на Петре и Февронии с такой силой, что все прочие персонажи напоминают маленьких человечков на клеймах иконы, окружающих средник – центральное изображение. А для средника достаточно двух главных фигур…
И, наконец, такого уровня подвиг не обошелся бы без внимания книжника, а в похвале, где перечислены добродетели святых, ничего о воздержании в браке мы не находим.
А. И. Клибанов разворачивает обширное рассуждение о характере семейных отношений Петра и Февронии. Он отмечает их «бестелесность». Действительно, в списках «Повести…», относящихся к XVI веку, мы не находим слов о физической красоте Февронии (в отличие от списков XVIII века). Более того, исследователь отыскивает у Ермолая-Еразма идею греховности самой заботы о внешней красоте. А из эпизода с водой, почерпнутой с двух бортов, А. И. Клибанов делает вывод, что книжник был сторонником идеи «бескачественности» женского естества в противовес аскетической традиции представлять женщину как злейшего врага[188]188
Там же. С. 306, 310–312. Само по себе представление о том, что в христианской аскетической традиции женщина выглядела как злейший враг, примитивно. Скорее, женщину представляли как источник сильнейшего соблазна, порой используемый истинным злейшим врагом – дьяволом.
[Закрыть].
Но всё это, мягко говоря, абстрактное теоретизирование на пустом месте. Чтобы из сцены с почерпыванием воды с двух бортов делать вывод о «бескачественности» женского естества, надо иметь чрезвычайно сильное воображение. Скорее видно, что Феврония, заведя разговор о плотском общении мужчины и женщины, знает, о чем говорит. Иными словами, вывод напрашивается прямо противоположный тому, о чем пишет А. И. Клибанов. Что же касается красоты святой Февронии, да и в целом заботы о внешней красоте, то… разве замуж выходят одни красавицы? Разве не самые красивые женщины, ставшие чьими-то женами, избегают супружеского ложа? И разве благочестивая женщина, пренебрегающая из соображений веры косметикой и украшениями, непременно должна пренебрегать еще и телом мужа? Во всем этом нет ни крупицы логики!
Не стоит без конца вглядываться в строки древних рукописей, имеет смысл иной раз отвлечься и посмотреть в окно. А там сама жизнь каждый день дает уроки, бесконечно далекие от какого-то выдуманного советским историком «сверхблагочестия».
Гипотеза о «братско-сестринских» отношениях Петра и Февронии в браке несостоятельна. Ее просто-напросто нечем подтвердить.
А вот великая высота, которую автор «Повести…» видит в сохранении целомудрия, – действительный и очень сильный мотив, проходящий через всё произведение.
Мотив древа
Как уже отмечалось выше, сквозные мотивы берут свое начало в предисловии и развиваются в основной части «Повести…».
Пожалуй, самый наглядный тому пример – незначительный с виду мотив древа. Древо впервые появляется в предисловии: «Безстрастие же Его неизреченно есть, и невозможно есть никакою притчею сказати, ни мощно к чесому приложити, занеже все тварь Его есть; в твари же Его разумеваем безстрастие, ибо аще какову древу стоящу на земли, солнцу же с небеси сияющу на нь, в ту ж годину древу тому, аще ключится посекаему быти и сим страдати, ифир же солнечный от древа того не отступит, ниже спосекается з древом, ни стражет»[189]189
Повесть о Петре и Февронии Муромских. С. 628.
[Закрыть].
Рассказанная книжником притча взята у святого богослова Иоанна Дамаскина[190]190
Гладкова О. В. О славяно-русской агиографии. С. 114.
[Закрыть]. Приведем соответствующее место из его сочинения: «…Ибо если в то время, как солнце освещает древо, топор рубит это древо, то солнце остается неразрезанным и не подверженным страданию, [следовательно] гораздо более бесстрастное божество Слова, ипостасно соединившееся с плотью, остается не подверженным страданию в то время, как страдает плоть»[191]191
Св. Иоанн Дамаскин. Точное изложение православной веры. М.; Ростов н/Д., 1992 (репринт издания 1894 г.). С. 266. Приведено в переводе.
[Закрыть].
Второй раз образ древа возникает, когда Феврония, дочь «древолазца», рассказывает о своей семье. В связи с этим А. М. Ранчин пишет: «Можно предположить, что и социальное происхождение Февронии, и род занятий ее отца… в символическом коде Повести о Петре и Февронии прочитываются как указание на ее духовное „дочеринство“ по отношению к Христу, взошедшему на Крестное Древо»[192]192
Ратин А. М. «Повесть о Петре и Февронии»… С. 218–222.
[Закрыть].
Мы уже развивали тему Креста, которая явлена в змееборческом сюжете «Повести…». Крест Христов в богослужебной литературе мыслился еще и как древо, древо Спасения. Из канона Кресту Иосифа Песнописца: «Высоце на древе возвеси вопреки змия… Моисей прописуя тя, всечестное Древо, им же прелести мысленных змиев избавляемся»[193]193
Сборник Канонов Честному и Животворящему Кресту. С. 34.
[Закрыть]. Таким образом, мотив древа косвенно присутствует и в той части «Повести…», которая посвящена победе мечом-крестом над змеем-дьяволом.
Наконец, одно из чудес Февронии произошло над «древиями». Мы уже приводили эту цитату: «На брезе же том блаженному князю Петру на вечерю его ядь готовляху. И потче повар его древца малы, на них же котлы висяху. По вечери же святая княгини Феврония ходящи по брегу и видевши древца тыя, благослови, рекши: „Да будут сия на утрие древие велие, имуще ветви и листвие“»[194]194
Повесть о Петре и Февронии Муромских. С. 642.
[Закрыть].
В науке давно найдена смысловая параллель между чудом о «древиях» и ветхозаветным сюжетом о процветшем Аароновом жезле (Числ. 17: 1–11). В современной исторической литературе эту идею развивает А. М. Ранчин: «На первый взгляд это сопоставление может показаться недостаточно обоснованным: если в Повести о Петре и Февронии расцветают срубленные деревца, то в Книге Чисел дает листья и плоды жезл. Но и срубленные деревца, и жезл имеют общую тему „древесное“: жезл – изделие из древа, „срубленное древо“. Кроме того, сходны ситуации, в которых происходят чудеса: евреи ропщут на Моисея и Аарона, бояре изгоняют князя Петра и его жену Февронию. Похож и смысл чудес: процветший жезл Аарона подтверждает его право быть первосвященником, расцветшие деревца свидетельствуют и о святости Петра и Февронии, и об их праве на власть в Муроме»[195]195
Ранчин А. М. «Повесть о Петре и Февронии»… С. 220 (курсив А. М. Ранчина).
[Закрыть]. Соотношение древа и креста содержится и в других службах Кресту. Например, в каноне Григория Синаита (рубеж XIII–XIV веков). Изображение процветшего креста широко распространено в христианской живописи и резьбе.
Образ прорастания, или, как сказали бы в XVI столетии, «прозябения», в церковной литературе применяют к Богородице и другим «святым женам».
Например, в службе «первого часа» Церковь читает молитву, где Богородица сравнивается с раем: «Рай, яко прозябла еси цвет нетления…»[196]196
Часослов. СПб., 2009. С. 75.
[Закрыть] В службе третьего часа она сравнивается с лозой: «Ты еси лоза истинная возрастившая нам плод живота»[197]197
Там же. С. 89.
[Закрыть]. В каноне праведной Анне, матери Пресвятой Богородицы, читаем: «От корене Иесеева прозябшая яве, благоцветущий жезл, Чистую, израстила еси, славная, израстившую цвет неувядающий, Иисуса, Избавителя нашего»[198]198
Канон праведной Анне, матери Пресвятой Богородицы // Минея. М., 1996. С. 151.
[Закрыть]. Данный стих в каноне праведной Анне опирается на пророчество Исаии: «И изыдет жезл из корене Иессеова, и цвет от корене его взыдет: и почиет на нем Дух Божий, Дух Премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия: исполнит его дух страха Божия: не бо славе судити имать, ниже по глаголанию обличит…» (Ис. 11:1–3).
Кроме того, в Богоявленской (Крещенской) службе используется образ процветшей пустыни, что по смыслу чрезвычайно близко к процветанию мертвых срубленных деревьев: «Да возрадуется пустыня Иорданова и да процветет яко крин (лилия)». Данная песнь основана на пророчестве Исаии. Оно также читается на Богоявленской службе: «Радуйся, пустыня жаждущая, да веселится пустыня и да цветет яко крин. И процветет и возвеселится пустыня Иорданова: и слава Ливанова дадеся ей, и честь Кармилова, и узрят людие мои славу Господню и высоту Божию» (Ис. 35:1–2)[199]199
Минея Праздничная (содержащая службы Господним и Богородичным праздникам и святым избранным). М., 1970. С. 237, 245.
[Закрыть].
Весь каскад цитат из богослужебных молитвословий и Священного Писания приведен здесь с одной целью: показать, до какой степени мотив прорастания или процветания был общим местом в древней церковной традиции. Он имел значение расхожего символа, понятного не только опытным богословам, но и простому начитанному прихожанину.
Итак, мотив древа подспудно развивается в «Повести…», пронизывая ее от начала до конца, обнаруживая родство сюжетов со Священным Писанием и Преданием. Древо, по ассоциации с Крестом Христовым, процветшим жезлом Аарона и процветшей пустыней, служит обозначением надежды: кто крепок в вере и поступает как христианин, того Бог не оставит без помощи.
Крещальный мотив
Самый глубокий смысловой слой «Повести…» связан с мотивом крещения.
Выше мы разбирали цитаты из предисловия, содержащие в себе, как в семени, многие мотивы «Повести…». Крещальный мотив – не исключение. Он также начинает «разматываться» с первых строк.
Для удобства стоит привести ключевую цитату еще раз: «Сей [Сын Божий] бо пострада за ны плотию, грехи наша на Кресте пригвозди, искупив ны миродержителя лестца ценою кровию своею честною. О сем бо рече сосуд избранный Павел: „Не будьте рабы человеком, куплени бо есте ценою“» (1 Кор. 7:23)[200]200
Повесть о Петре и Февронии Муромских. С. 628.
[Закрыть].
Если отвлечься от слова «цена», то мы видим здесь акт победы. Да, это победа крестом, но гораздо важнее здесь личность Богочеловека Христа, пришедшего в мир, чтобы эта победа совершилась. Но не мотив ли победы мы повсеместно встречаем в службе Крещения, которое также именуется Богоявлением или Просвещением?
Вот стихиры навечерия праздника: «Готовися Иордане реко, се бо приходит Христос Бог креститися от Иоанна, да змиев невидимыя главы сокрушит божеством в водах твоих. Радуйся пустыне иорданская, горы играйте с веселием: приходит бо Вечный Живот воззвати Адама»[201]201
Минея Праздничная… С. 237.
[Закрыть]. Так же на вечерне: «Приклонил еси главу Предтечи, сокрушил еси главы змиев: пришед еси в струи, просветил еси всяческая, еже славити Тя Спасе, просветителя душ наших». Молитва священника на Великом освящении воды: «Ты Иорданския струи освятил еси, с небесе низпославый Святаго Твоего Духа, и главы тамо гнездящихся сокрушил еси змиев»[202]202
Там же. С. 262, 272.
[Закрыть].
Одни и те же слова о сокрушении змиев, но частота их использования в крещенской службе велика: не менее четырнадцати раз за все службы праздника – и это позволяет считать данный мотив одним из важнейших в понимании самой сути крещенского таинства.
На Великих часах (совершающихся трижды в год: на Рождество, Богоявление и Пасху, что обнаруживает историческую связь этих важнейших Господних праздников) читается псалом, по-видимому, послуживший источником для приведенных богослужебных текстов. В нем псалмопевец сетует на то, что в мире воцарилось зло, а Господь медлит и ничего с этим не делает, тогда как «Ты, – обращается он к Господу, – утвердил еси силою твоею море: ты стерл еси главы змиев в воде. Ты сокрушил еси главу змиеву, дал еси того брашно людем ефиопским» (Пс. 73:13).
Чин Крещения начинается с изгнания бесов из воды с использованием того же образа: Ты «главы там гнездящихся сокрушил змиев»[203]203
Чин Крещения и миропомазания. М., 1994. С. 34.
[Закрыть].
В «Повести…» также присутствует вода: косвенно она есть в образе бани и более явно, когда святые Петр и Феврония плывут по реке.
Рассмотрим богословскую трактовку воды. «Без воды не может быть жизни, и поэтому первобытный человек отождествляет воду с принципом жизни, видит в ней prima essentia (первичную субстанцию) мира: „…и Дух Божий носился над водою“ (Быт. 1: 2). Но если вода изображает и символизирует мир как космос и жизнь, то она также является символом разрушения и смерти. Она заключает в себе таинственную глубину, которая убивает и уничтожает, она есть темное обиталище демонических сил, образ иррационального, неуправляемого, изначального в мире. Основа жизни, животворящая сила – и основа смерти, сила разрушительная: таков двойственный образ воды в религиозном мировоззрении человека»[204]204
Александр (Шмеман), прот. Водою и Духом. С. 45.
[Закрыть].
А теперь стоит присмотреться к тому, как образы воды и сокрушения гнездящихся в ней змеев (демонических, безбожных сил) развиваются в «Повести…» в эпизоде искушения святой Февронии на корабле. К ней подступился с соблазнительными речами человек, принявший «помысл от лукавого беса»[205]205
Повесть о Петре и Февронии Муромских. С. 640–642.
[Закрыть]. Княгиня отвергла его притязания и пристыдила его. В этом эпизоде мы видим присутствие нечистой силы и можем предположить, что здесь развивается мотив гнездящихся в воде злых духов.
Побивание змеев, победа над дьяволом – важный элемент крещения, но далеко не исчерпывающий.
Если в первой цитате, приведенной в предисловии к «Повести…», тема крещения только намечена, то в следующей о нем говорится прямо: «Елицы во Христа крестишася, во Христа облекошася» (Гал. 3: 27). То же самое в синодальном переводе звучит следующим образом: «Все вы, во Христа крестившиеся, во Христа облеклись». И далее: «Нет уже иудея, ни язычника; нет раба, ни свободного; нет мужеского пола, ни женского: ибо все вы одно во Христе Иисусе» (Гал. 3:28–29).
В приведенном отрывке, конечно, не раскрывается тайна крещения. Что значит: «во Христа облеклись»? Ответ содержится в Предании и некоторых богословских трудах.
В чине Крещения, при освящении воды, священник читает молитву: «О еже быти ему воде сей банею пакибытия, оставлению грехов и одежди нетления…»[206]206
Чин Крещения и миропомазания. С. 28.
[Закрыть] Мы уже говорили о том, что «баня пакибытия» есть аллегория крещения, но из этой молитвы видно еще одно значение «бани» – это некая одежда, своего рода одеяние веры, а значит, – нетления. Через крещение падшая и потому тленная природа человека становится нетленной, то есть исцеляется. В одном из богоявленских канонов читаем: «Христос грядет ко Крещению, бессмертие Божественною банею всем подая»[207]207
Минея Праздничная… С. 242.
[Закрыть].
Итак, еще одним важным значением крещения является исцеление: после победы над дьяволом происходит исцеление и просвещение человеческой природы.
В каноне Богоявлению есть отрывок, основанный на Ветхом Завете: «Соблюдаемся благодатию вернии, и печатию: яко бо губителя бежаша, врага евреи древле окровавлена: тако и нам исходное божественное сие, пакибытия баня будет. Отсюду и Троицы узрим свет незаходимый»[208]208
Там же. С. 285.
[Закрыть]. На этом отрывке можно наглядно проследить, как символы таинства крещения развиваются в «Повести…»: князь Петр, пострадавший от крови змея, сам покрывшийся язвами, приходит к исцелению, к бане благодати.
Хорошо видна параллель между исцелением князя Петра и широко известным ветхозаветным отрывком: «И прибыл Нееман на конях своих и на колеснице своей, и остановился у входа в дом Елисеев. И выслал к нему Елисей слугу сказать: пойди, омойся семь раз в Иордане, и обновится тело твое у тебя, и будешь чист. И разгневался Нееман, и пошел, и сказал: вот, я думал, что он выйдет, станет и призовет имя Господа Бога своего, и возложит руку свою на то место и снимет проказу; разве Авана и Фарфар, реки Дамасские, не лучше всех вод Израильских? Разве я не мог бы омыться в них и очиститься? И оборотился и удалился в гневе. И подошли рабы его и говорили ему, и сказали: отец мой, если бы что-нибудь важное сказал тебе пророк, то не сделал ли бы ты? а тем более, когда он сказал тебе только: „омойся, и будешь чист“. И пошел он и окунулся в Иордане семь раз, по слову человека Божия, и обновилось тело его, как тело малого ребенка, и очистился» (4 Цар. 5: 9–14).
Этот отрывок читается на вечерней службе Богоявления, являясь одним из пророчеств о крещении в Иордане. Нетрудно сопоставить его с сюжетом «Повести…»: муж, требующий исцеления, – военачальник при сирийском царе – «отличный воин» (4 Цар. 5:1), также сомневается в том, кто указывает ему путь к исцелению, и, наконец, само очищение получает в воде.
Исцеление Петра – одно из таинственных чудес «Повести…». Напомним, что исцеление совершалось с помощью помазания струпьев хлебной закваской в бане.
Если баня – символ крещения, то хлебная закваска – символ евхаристии (причащения). Почему же книжник дал намек одновременно на два таинства, нет ли здесь противоречия? Стоит отметить, что закваской следовало помазать тело, а не потреблять ее, что более четко указывало бы на таинство евхаристии.
К чему может отсылать слово «помазание»?
После троекратного погружения крещаемого в воду над ним совершается миропомазание (помазание елеем – маслом). Крупнейший богослов XX века протоиерей Александр (Шмеман) пишет: «В таинстве помазания мы получаем Самого Святого Духа». Далее он развивает мысль о том, что именно этот дар утверждает человека как члена Церкви, Тела Христова[209]209
Александр (Шмеман), прот. Водою и Духом. С. 135–142.
[Закрыть].
Получается, что в эпизоде исцеления символически сконцентрированы не два, а сразу три таинства: крещение, миропомазание и евхаристия. Это не случайный набор «некоторых из церковных таинств». Подобная связка, видимо, есть след того, что «…в ранней традиции крещение, миропомазание и евхаристия были неразлучны и составляли единое литургическое чинопоследование, так как каждое таинство находило свое исполнение в последующем таким образом, что невозможно полностью понять одно в отрыве от другого»[210]210
Там же. С. 152.
[Закрыть].
След этой древней связи находим в чинопоследовании крещения и миропомазания. Вот слова, полностью его раскрывающие: «Ты, который и ныне водою и Святым Твоим Духом даруешь рождение свыше Своему новопросвещенному воину, даруешь ему прощение вольных грехов и невольных, – даруй же ему, о милосердный Царь Царей и Владыка, так же печать дара Духа Святого, чтимого и всемогущего, и приобщенье святому Телу и святой Крови Христа твоего…»[211]211
Чин Крещения и миропомазания. С. 47.
[Закрыть]
