Текст книги "Царь Федор Алексеевич, или Бедный отрок"

Автор книги: Дмитрий Володихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

Вот это – более правдоподобно. Привлечь к делу стрельцов, попытаться обмануть ближайших к покойному монарху вельмож умильными речами, запереть истинного наследника, скрыть кончину благодетеля своего – такое в духе блистательного интригана, умнейшего дипломата и чудесного ритора Артамона Матвеева. И совершенно адекватным выглядит недоверие к нему, упертому «западнику», патриарха Иоакима. Утверждение у власти такого временщика грозило Церкви самыми неприятными последствиями. А значит, Иоаким имел основания сорвать дворцовый переворот Матвеева—Нарышкиных.

Дело не в том, кому именно отдавал предпочтение Матвеев – представителям протестантских или же католических держав. Дело в другом: он, кажется, больше чувствовал себя европейцем, чем русским. Делая своей супругой шотландку Гамильтон, Матвеев осознанно шел наперекор старомосковским брачным обычаям. Это, может быть, первый крупный государственный деятель России с чаадаевским складом ума. В 1675 году его дом посетили имперские дипломаты, и один из них оставил краткое, но красноречивое описание этого визита: «Потолок залы был разрисован; на стенах висели изображения святых, немецкой живописи; но всего любопытнее были разные часы с различным исчислением времени. Так, одни показывали часы астрономического дня, начиная с полудня (какие употребляются и в Германии); на других означались часы от заката солнца, по счету богемскому и итальянскому, иные показывали время от восхода солнца, по счислению вавилонскому, другие по иудейскому, иные наконец начинали день с полуночи, как принято латинской Церковью. Едва ли можно найти что-нибудь подобное в домах других бояр. Артамон больше всех жалует иностранцев (о прочих высоких его достоинствах говорить не стану), так, что немцы, живущие в Москве, называют его своим отцом; превышает всех своих соотчичей умом и опередил их просвещением. Из всех русских бояр и князей у одного его сына, вопреки народному обычаю, растут на голове волосы, и он учится у иностранцев обхождению, языкам и разным наукам… Достоинства этого необыкновенного человека равняются его славе…» [21]21
  Сказание Адольфа Лизека… С. 367—368.


[Закрыть]

У Иоакима, строгого приверженца православных устоев, сурового воина за интересы Церкви, такой человек мог вызывать лишь крайнюю настороженность. Да и, видимо, не только у него. Матвеев не смог набрать достаточно сторонников, чтобы переломить ситуацию в свою пользу. Не помогли ему и стрельцы.

Косвенное подтверждение бешеной подковерной борьбы двух «партий» обнаруживается в записках Бальтазара Койэта, дворянина из свиты нидерландского посла, явившегося тогда в Москву для переговоров. «В пятницу, 24-го апреля [1676 года], около 10-ти часов, пришел пристав с лошадьми и каретою… Прибыв в кремль, мы уже не застали столько стрельцов, как раньше:тут было не более 6—8 отрядов в простых траурных одеждах и все было тихо» [22]22
  Посольство Кунраада фан-Кленка к царям Алексею Михайловичу и Феодору Алексеевичу. С. 483.


[Закрыть]. Койэт осторожно «проговаривается»: стало быть, прежде, вскоре после смерти Алексея Михайловича, Кремль наводняли стрелецкие отряды и было там немирно. Между тем в отрывках, посвященных кончине Алексея Михайловича, он писал лишь о толпах людей, приносивших присягу царю Федору III, а не о воинских отрядах. По всей видимости, нидерландский дворянин оставил намек для «понимающих людей».

* * *

Алексей Михайлович умирал от общего расстройства здоровья: весьма тучный человек, он страдал цингой, водянкой и, вероятно, мучился от повышенного давления. К этим хворям добавилась простуда, вызвавшая сильный жар. Но на протяжении последних своих дней, находясь при смерти, царь, как можно убедиться по приведенным выше свидетельствам, ясно высказал свою волю: трон достанется Федору; вельможам следовало тут же поклясться наследнику в верности.

Царевича водили проститься с отцом, и юноша увидел печальное зрелище: огромное тело Алексея Михайловича, повсюду обложенное льдом, скорбные лица священников, настороженные взгляды бояр… Отец уходил из жизни рано.

Сыну не хватало нескольких лет до полного вступления в державные дела. И, наверное, глядя на измученного родителя, царевич думал: «Не успел… Времени не хватило! А сколько еще мог сделать – не старый ведь, совсем не старый…» Кончина отца могла заронить в сердце сына жадное стремление: надо спешить! Надо успеть. К Федору Алексеевичу пришло тогда горькое знание: иной раз Господь назначает последний срок гораздо раньше, чем мыслил и желал человек. Значит, следует не щадить себя, иначе время утечет бесполезно. А его так мало…

29 января 1676 года государь, царь и великий князь Московский и всея Великия, Малыя и Белыя России самодержец Алексей Михайлович ушел из мира живых.

Иноземные дипломаты отметили необыкновенную быстроту, с которой Федора Алексеевича возвели на престол.

Как только Алексей Михайлович скончался, «…как старший сын его… Феодор Алексеевич… боярами, находившимися при царе, был препровожден в большой зал и здесь в царских регалиях посажен на царский трон. Он поцеловал крест и, вслед за тем, вельможи и бояре принесли новому государю и царю присягу в верности, целуя крест, который держал в руках патриарх или праотец. Целую ночь продолжалось присягание всех дворян, стольников и разных дворцовых служителей. Посланы были гонцы во все концы государства; все иностранные офицеры и чиновники, обязанные присягать, призваны были во дворец, где они принесли присягу перед двумя Московскими проповедниками, одним реформатским и другим лютеранским. Это произошло часов в 11 ночи» [23]23
  Там же. С. 431-432.


[Закрыть].

Очевидно, борьба между сторонниками двух царевичей – отрока Федора и младенца Петра – шла при дворце с переменным успехом. И рисунок ее не столь прост, как показано в приведенном выше сообщении.

Нарышкины с Матвеевым, как уже говорилось, предприняли ряд мер, отстаивая интересы своего претендента. Тогда их оппоненты нанесли ответный удар. Милославские и Долгорукие торопились с присягою, учитывая опасность, грозящую им от Артамона «со товарищи». Эта не вполне приличная суетливость обеспечила им бесповоротную победу. Уже под вечер того дня, когда ушел из жизни Алексей Михайлович, с планами Матвеева и Нарышкиных было покончено. Возможно, царевич Федор просидел несколько часов взаперти. Возможно, его младший брат, совершенно не понимая, что с ним вытворяют, несколько раз коснулся царского кресла попкой.

Но на том все успехи Нарышкиных и завершились. Милославские возобладали.

Зато у Милославских появились две большие проблемы.

Во-первых, царевич Федор действительно расхворался в тот момент. Он чувствовал себя очень плохо.

Это бесспорный факт. Во время похорон Алексея Михайловича его сына несли одетым в черное и с обнаженной головой то ли на особых носилках, то ли на санях. Можно, конечно, счесть это особой почестью, оказываемой наследнику. Но, весьма возможно, он просто не мог передвигаться самостоятельно. Шесть лет спустя, в день похорон самого Федора, его младший брат и преемник Петр пойдет за гробом государя на своих ногах – носилки не пригодятся… Когда Федор Алексеевич, еще не сняв траура, дал первую аудиенцию нидерландскому послу, выглядел он скверно. И его состояние не удалось скрыть от внимательных взглядов иностранцев: «Придя в зал, мы увидели, что все сверху донизу в трауре; там было так полно людей, как я еще не видел никогда. Его превосходительство [24]24
  Имеется в виду посол.


[Закрыть]стал, как и раньше, прямо против его царского величества; нас расставили так, что мы все могли видеть его величество прямо в лицо. Это был молодой государь, довольно красивый, но, по болезни, с лица немного желтый и одутловатый. Он сидел на троне отца, покрытом также черным; сам его величество был одет в черную дамастовую одежду, подбитую соболями. На голове его была черная суконная шапка, подбитая соболями, а в руке черного дерева костыль, на который он часто опирался, так как был очень слаб. Четыре господина, которых мы раньше видели в белых дамастовых, подбитых собольим мехом одеждах и с топориками на плечах, теперь были совершенно в трауре вплоть до топориков, которые были обтянуты черным» [25]25
  Там же. С. 484.


[Закрыть]. При следующей аудиенции, через две недели, юный царь не имел достаточно сил, даже чтобы громко разговаривать. Его слабый голос звучал едва различимо [26]26
  Там же. С. 506-507.


[Закрыть]. В середине февраля, по документам Аптекарского приказа, Федор Алексеевич «скорбит ножками»; врачи ставят диагноз: «Цинга!» [27]27
  Дела Аптекарского приказа (Приложения) // Замысловский Е. Е.Царствование Федора Алексеевича. Ч. 1: Введение. Обзор источников. СПб., 1871. С I—III.


[Закрыть]

Во-вторых, разбитый Матвеев еще не был удален от двора.

За здоровье наследника, как видно, всерьез опасались. Но не только и даже не столько потому, что он плохо ходил. Причина другая. Милославские готовились к худшему: бунт, открытое покушение на царевича Федора, любой обман, махинация, попытка отравления. Всё возможно! Матвеев оставался при дворе, он еще выполнял обязанности главнейшего российского дипломата. У него хватило бы энергии, дерзости и влияния на новую каверзу. А потому после похорон Алексея

Михайловича родственники его старшего сына «…стали усиленно заботиться о здоровье Феодора: три тетки и шесть сестер, рожденных от Милославской, расположившись возле него, сидели безвыходно и оберегали всячески его здоровье…» [28]28
  Дневник зверского избиения московских бояр в столице в 1682 году… С. 396.


[Закрыть].

Матвеев продержался на высоте своей власти еще несколько месяцев. Он участвовал в дипломатическом церемониале как первенствующее лицо. Он стоял рядом с молодым царем и, когда требовалось, поддерживал его руку. Иначе говоря, смертельная опасность пребывала в шаге от Федора Алексеевича.

Более того, Матвеев еще оказывал покровительство зарубежным посланникам. Как видно, он и не собирался уходить в тень. Возможно, надеялся избежать опалы. А возможно, понемногу строил новую «комбинацию».

Очень показательна его как бы случайная встреча с нидерландскими дипломатами. Она произошла через несколько дней после смерти Алексея Михайловича.

Сам Матвеев и его приближенные полны печали. Надо думать, причиной стало не одно лишь оплакивание усопшего. Сорвался столь многообещающий план! Но царедворец не теряет уверенности в своей силе и влиянии: «Посол и все его домочадцы надели траур по поводу смерти его величества (Алексея Михайловича. – Д. В.).До обеда боярин Артемон Сергеевич, в сопровождении многих саней, совершенно в трауре и с обнаженной головою, медленно проехал мимо двора его превосходительства, в то время как фан-Асперен и я случайностояли у ворот. Он казался очень опечаленным, подал нам руку и, проехав немного, подозвал фан-Асперена, спросил о здоровье его превосходительства и сообщил заодно, что для его вельможности при дворе и теперь все останется по-прежнему.После обеда его превосходительство послал господ маршала, Бюдэйна и фан-Асперена, всех в трауре, в приказ или канцелярию, чтобы засвидетельствовать господину Артемону Сергеевичу соболезнование по поводу смерти его царского величества. Не застав его однако здесь, они принуждены были отложить посещение до следующего дня, когда думали застать его утром рано дома… Во вторник три означенные господина отправились… ко двору Артемона Сергеевича, чтобы исполнить то, что им было поручено. Когда они подошли к крыльцу, гофмейстер, со слезами на глазах,проводил их наверх, где они в сенях встретили массу людей, которые все были очень печальны.Когда боярин их принял и маршал начал говорить, то и сам вельможа и все находившиеся в комнате разразились рыданиями. Он благодарил его превосходительство за сочувствие и утешение в горести и уверял, что господа не переменились, что те же господа останутся у власти, кроме разве того, что, в виду малолетства его царского величества, четверо знатнейших будут управлять на ряду с ним.Он прибавил, что дела его превосходительства теперь пойдут вперед так же, как и прежде, и скоро получат хорошее окончание» [29]29
  Посольство Кунраада фан-Кленка к царям Алексею Михайловичу и Феодору Алексеевичу. С. 433—434. Курсив мой.


[Закрыть].

Вот так.

При всей «печали» Матвеев со своими сторонниками не торопился покидать дворец. Он проиграл, но еще мог надеяться на победу. И пока царь Федор III чувствовал себя плохо, у Нарышкиных с Матвеевым оставался шанс – либо оттеснить его от власти, либо порадоваться на его похоронах и сделать его преемником царевича Петра. В конце концов, русская история знает как минимум один случай подобного рода. В 1605 году царь Федор II Борисович из династии Годуновых принял присягу, но очень скоро был свергнут. Подданные предпочли ему Лжедмитрия I. А у Нарышкиных за пазухой не расстрига с сомнительной репутацией, а природный царский сын, пусть и совсем малютка…

Но с тезкой Федора II ничего худого не случилось. Слава богу, царь Федор III победил хворь, и царствование его счастливо продолжилось.

В правлении этого государя есть один весьма важный рубеж – венчание на царство. Оно долго оттягивалось. Алексей Михайлович умер на исходе зимы. Так вот, на протяжении всей весныего сын не мог пройти венчального обряда. Следовательно, он оставался как бы не вполне царем. Законность его правления выходила неполной, поскольку Церковь не дала официальной санкции, получаемой государем через этот обряд.

Очень долго. Слишком долго. Несообразно с политическим обычаем того времени.

К тому могло быть две причины. Первая из них ясна: Федор Алексеевич болел. Вряд ли его хотели вывести на всеобщее обозрение с желтым опухшим лицом и при костыле. Но на ход дел могла повлиять и вторая причина: при дворе сохраняла силу та «партия», для которой он оставался нежеланным государем.

Межеумочное положение закончилось летом 1676 года. Оправившись от болезни, Федор Алексеевич торжественно венчался на царство 18 июня под сводами Успенского собора. Эта церемония отличалась не только пышностью, но и утомительными тяготами для того, кто оказывался в самом ее центре. Монарху требовалось участвовать в долгих молебствиях, производимых духовенством, затем принять царские регалии (золотой крест-мощевик, драгоценную царскую шапку «Большого Наряда», княжеский пояс, золотую цепь, скипетр и державу), потом совершить шествие в Архангельский собор и Никольский храм. Вокруг него в толпу бросали коронационные монеты из золота и серебра, а сам он, облаченный в тяжелое золототканое одеяние, «плыл» по летней жаре от одного храма к другому. Всё это происходило неспешно и призвано было создать впечатление роскоши, блеска. Совершив все традиционные действия, царь оставался пировать с избранными людьми. Пир мог затянуться надолго… Если представить себе картину венчальных торжеств от начала и до конца, станет ясно: пока царское здоровье оставляло желать лучшего, монарха просто не рискнули бы выпустить на столь долгое и тяжкое действо.

Значит, к тому времени Федор Алексеевич больше не жаловался на болезнь.

С этого момента в борьбе «партий» наступила полная определенность: «Когда царь Феодор, выздоровев, венчался на царство, то, помня недоброжелательство к себе Артемона и опасаясь козней и отравы с его стороны (распустили молву, будто Артемон чернокнижник и водится со злыми духами, о чем пытали его слуг и даже карлика), наказав кнутом его самого и его сына, сослал в ссылку в Верхотурье» [30]30
  Дневник зверского избиения московских бояр в столице в 1682 году… С.396.


[Закрыть]. До столь дальних мест Матвеев не доехал. Его доставили в Казань, там произвели над ним следствие и лишили боярского чина, а вместе с ним земельных владений. Оттуда могучий временщик предыдущего царствования отправился в захолустный Пустозерск.

Возникает вопрос: чего было больше в действиях Федора Алексеевича – личного или кланового? Сам ли государь принимал решение удалить Матвеева, или же его рукой, подписывавшей соответствующий указ, руководила воля родни – Милославских? И в конечном итоге кто действительно правил страной, пока царь оставался в отроческом возрасте, – он сам или же придворная партия Милославских – Долгоруких?

Это один из важнейших вопросов, касающихся не только восшествия на престол, но и всего царствования третьего монарха из рода Романовых.

Ответить на него очень непросто. В сущности, прямого, однозначного ответа сейчас наука не дает, да и вряд ли он когда-нибудь появится. Жизнь двора, а особенно царской семьи, отличалась крайней закрытостью. Любопытствующие взоры подданных и еще того более – иноземцев – редко вырывали какие-либо примечательные детали из семейного быта ранних Романовых. Вглядываясь в их судьбы, многое приходится угадывать, додумывать, оставлять на уровне предположений.

Итак, формально колоссальной страной правил юный царь. От его имени выходили указы, направлялись инструкции воеводам в городах и полках, назначались и снимались должностные лица. Но Россия того времени обладала мощным слоем «служилой аристократии» – превосходной военно-политической элиты. А та отлично умела распоряжаться государственными делами в отсутствие всякого царя или даже навязывала царю свою волю – как происходило, например, в малолетство Ивана Грозного. Правда, ее самовольство и корыстолюбие могли нанести вред, а еще того более вред происходил бы от постоянных свар в ее среде. Но урон подобного рода нарастал бы постепенно, он сделался бы очевидным в течение нескольких лет, а не сразу. И только тогда стало бы ясно, что дела вершит узкий круг знати, а истинного правителя нет.

В отношении короткого царствования Федора Алексеевича трудно сделать определенные выводы.

Большинство исследователей уверены: в 1679—1682 годах Федор Алексеевич ведет себя как полноправный самодержец. Действительно, на протяжении двух-трех последних лет своего царствования Федор Алексеевич постоянно и активно вмешивается в важнейшие государственные дела, на реформах того времени лежит явственный отпечаток его личности. Он правит деятельно, затевает всё новые и новые проекты, борется за их осуществление, маневрирует, когда прямой приступ не удается. Сомнений нет: бразды правления принадлежат государю.

Но как обстояли дела до того?

Федор Алексеевич был юн, хвор, неопытен в державной работе. Отсюда просится вывод: рядом с ним, его руками правила та же самая «служилая аристократия»: Долгорукие, Одоевские, Милославские, близкий к ним по значимости клан Хитрово и т. п. И современный историк Н.Ф. Демидова с полной четкостью выразила эту мысль: «Существует ошибочная оценка царствования Федора как продолжения предшествующего правления, дальнейшего развития преобразовательной деятельности Алексея Михайловича. Это не совсем верно, так как правление Федора распадалось на две примерно равные половины, различные по своей направленности (с 1676 г. по середину 1679 г. и с середины 1679 г. по начало 1682 г.)». И далее: «В первые годы фактически к власти пришла партия Милославских, которую возглавлял ближайший родственник царя, двоюродный дядя И.М. Милославский… Второй силой в правлении страной были примкнувшие к Милославскому деятели предыдущего периода – Ю.А. Долгорукий, Б.И. Хитрово и Я.Н. Одоевский… Деятели обеих групп захватили в свои руки управление большей частью центральных учреждений (приказов), в том числе наиболее доходных, то есть связанных с денежными сборами. Милославский, Хитрово и Одоевский возглавляли одновременно по 6—7 приказов каждый. Под управлением Долгорукова находилось несколько меньшее количество учреждений… Наблюдалась тенденция к "оттиранию" Милославским остальных своих соправителей от решения государственных вопросов, к единоличному управлению болезненным и слабым племянником» [31]31
  Демидова Н. Ф.Федор Алексеевич //Демидова Н. Ф., Морозова Л. Е., Преображенский А. А.Первые Романовы на российском престоле. М., 1993. С. 174-175.


[Закрыть]. Другой современный историк, П.В. Седов, также прослеживает «…возрастание личного участия царя Федора Алексеевича в государственных делах… с 1679 г., хотя у него недоставало еще опыта и силы воли, чтобы настоять на своем решении». По наблюдениям автора этих строк, активность Федора Алексеевича как правителя начинает увеличиваться уже в 1678 году, но никак не раньше.

О том, сколь значительной силой обладали между 1676 и 1679 годами Милославские, а с ними и другие аристократические семейства, разговор пойдет ниже, в главе «Реформатор». Но для начала следует избавиться от нескольких стереотипов относительно Федора Алексеевича, кочующих из книги в книгу.

Во-первых, взросление мужчины в условиях допетровской Руси происходило очень рано. Сверстники юного царя садились в седло, брали в руки оружие и отправлялись сражаться против турок, татар, поляков, шведов – словом, куда пошлют. Пятнадцать лет – возраст, с которого все дворяне, от нищих «городовых» помещиков до выходцев из высшей знати, начинали служить «на великого государя». К тому времени они порой успевали жениться.

Выходит, пусть новый царь и юн, но в глазах страны он вовсе не выглядит мальчишкой. Да, его опекают родственники. Однако их опеке есть своя граница. Если государь пожелает одного, а они – другого, то он имеет полное право поступить по-своему. И никто из подданных не удивится и не осудит его за это.

Во-вторых, не стоит думать, что Федор Алексеевич проболел всё свое царствование. Это, мягко говоря, преувеличение. Да, время от времени ему становилось плохо. Расхворался он в первые месяцы правления, болел с декабря 1677 года по февраль 1678-го, страдал от тяжелого заболевания в начале 1678 года, мучился зимой 1678/79-го, и новый приступ нездоровья унес его в могилу на рассвете 1682 года. Но в промежутках между ухудшениями здоровья царь, видимо, чувствовал себя нормально. Любил музыку, поэзию, верховую езду и высоко ценил хороших лошадей. Ездил на длительные богомолья. Наконец, принимал иноземных послов, и когда читаешь их отзывы, то вовсе не возникает впечатления, что они общались с какой-то бледной немочью.

Показательны воспоминания иезуита Бернгарда Таннера, оказавшегося в свите князя Михаила Чарторыйского – польского посла ко двору Федора Алексеевича в 1678 году. Он пишет: «На… троне высоко восседал великий князь московский. Величие его, к удивлению присутствовавших, превосходило его возраст (ему было 18 лет); голову князя украшала блиставшая шапка, поверх коей была золотая, богато украшенная дорогими каменьями и другими драгоценностями корона; в руках был княжеский скипетр. Кафтан (tunica), на который от чрезмерного блеска (я стоял близко) нельзя было пристально смотреть, был столь роскошен, что и после, при возвращении на посольское подворье, только и было разговору что о нем. Верхнее одеяние (paludameutum), накинутое как мантия, так блистало алмазами и жемчужинами, что московского царя, красовавшегося в этом убранстве, назвали убранным звездами солнцем (!) По сторонам трона стояли четыре служителя с оружием… и великий маршалок, по имени Долгорукий, через которого князь говорил с послами. Остальную часть палаты наполняли сановники и прочая знать числом свыше пятидесяти. Наряды их, казалось, затмевали один другой… Сам князь обратился к стоявшим у самых ступеней престола послам с такими словами: "Как се брат наш Ян, круль польски, мают, то есть как здоров брат наш Ян, король польский?"» [32]32
  Таннер Б.Описание путешествия польского посольства в Москву… С. 52-53.


[Закрыть].

Итак, «болезненный и слабый» государь Федор Алексеевич сидит на троне под тяжестью роскошного одеяния, усыпанного драгоценными камнями, и ведет беседы на польском языке. Он оставляет впечатление полнейшего великолепия у самых упорных и самых опасных врагов России на протяжении всего XVII века.

Позднее Таннер увидит его еще несколько раз. Например, в день произнесения присяги о соблюдении договорных условий.

Вот соответствующий отрывок из его записок (август 1678 года): «Сначала пришел как бы епископ с несколькими попами, несшими книгу Евангелие. Когда разместились они перед троном, епископ (supremus praefectus) стал говорить формулу присяги, которую царь, наклонив немного голову, повторял и так проговорил всю до конца. С окончанием ее условия сенаторов наконец были утверждены прочно, и предприятие послов кончилось с успехом. Царь велел также передать королю условия договора, и стоявший при нем князь сейчас же, поклонясь перед троном, подошел к послам и вручил им государеву грамоту… запечатанную великой печатью» [33]33
  Там же. С. 92-93.


[Закрыть].

Вновь видно: царь свободно разговаривает с послами, легко воспроизводит длинную формулу присягания, руководит своими вельможами… Никакой «болезненности» нет и в помине.

Остается сделать вывод: в биографии царя Федора Алексеевича выдавались длительные промежутки, когда нездоровье отступало. Тогда он мог полноценно осуществлять свои планы.

Что же касается неопытности Федора Алексеевича, не стоит забывать: он получил изрядное по тем временам образование, к тому же отец на протяжении как минимум нескольких месяцев приучал его к государственным делам. Это совсем не тот «несмысленный» юноша, каким вступал на престол его дед, Михаил Федорович. Государь Федор Алексеевич знал и понимал многое.

Допустим, первое время – год, два, от силы три, – ему действительно помогали родственники, а также их влиятельные союзники. Их воля, по всей вероятности, имела преобладающее значение. Новый монарх еще только пробовал свои силы, только входил в роль правителя. Однако не видно причин, по которым государь не мог проявить собственную волю уже тогда.У юного царя имелись возможности настоять на своем – хотя бы по некоторым вопросам. Правда, серьезным ограничителем его деятельности стало отсутствие «команды» – группы «ближних людей», готовых с необходимым рвением проводить его замыслы в жизнь.

Итак, на протяжении первых лет царствования Федора Алексеевича, скорее всего, важнейшие вопросы решались его родней Милославскими и союзными им семействами знати. Но нельзя механически исключить самого государя из большой политики. Вероятно, царь так или иначе влиял на политический курс.

В деле Матвеева, надо полагать, важную роль сыграл сам государь. Не только у рода Милославских с присными имелись причины враждебно относиться к Матвееву, но и лично у монарха. Дело тут не в нескольких часах, проведенных под замком, – пусть это и унизительно. Конфликт уходил корнями в последние годы правления Алексея Михайловича. Уже тогда Матвеев старался оттеснить Милославских на периферию царского двора, уже тогда он сделался их притеснителем. Эта его неблаговидная роль, как видно, получила широкую известность. О ней знали даже заезжие иностранцы. «При жизни прежнего царя Алексея Михайловича царским двором управлял Артемон Сергеевич и [он же] был посольским канцлером. Когда первая супруга царя Мария Ильинична Милославская умерла, оставив после себя двух сыновей и шесть незамужних дочерей, Артемон начал преследовать этих последних и усилил свои преследования еще более после того, как добился того, что царь женился на его родственнице Наталии Кирилловне, дочери смоленского капитана Кирилла Нарышкина» [34]34
  Дневник зверского избиения московских бояр в столице в 1682 году… С.395.


[Закрыть]– так напишет один из них. И этим словам нет причин не доверять. Слишком тесно связал себя Артамон Матвеев с Нарышкиными, слишком энергично вел он свою родню к трону, чтобы водить дружбу с прямыми конкурентами.

Ну а Федор Алексеевич уже дорос до того возраста, когда подобные вещи становятся ясны и обидны. Став монархом, он не имел причин щадить человека, ставшего во враждебные отношения и с его родом, и с ним самим. Власть Артамона Сергеевича, ставшая последние годы весьма значительной, осталась без той незыблемой опоры, которую давала монаршая благосклонность. Самостоятельно удержаться у власти он не мог: «служилая аристократия» отворачивалась от него – худородного выскочки. Матвеев, один из крупнейших государственных деятелей предыдущего царствования, оказался и неприятен новому царю, и небезопасен для него.

Что ж, царь распрощался с этим вельможей без сожалений.

Любопытно, что до венчания Федора Алексеевича на царство Милославские не могли уничтожить Матвеева. Они сумели всего-навсего лишить временщика власти над Аптекарским приказом. Тут, допустим, речь шла о жизни и смерти: Аптекарский приказ обеспечивал здоровье государевой семьи и прежде всего самого монарха. Но дипломатическое ведомство оставалось у Матвеева под контролем. Его убрали со всех постов и отправили в ссылку лишь к исходу лета. И, возможно, сделали это не Милославские всем скопом, а царь-отрок: он почувствовал себя венчанным государем и не пожелал оставить Матвеева в опасной близости от себя.

Нарышкины – вдовствующая царица Наталья Кирилловна, царевич Петр, царевны Наталья и Феодора – не пострадали. Разве что отошли в жизни двора на второй план, да братьев Натальи Кирилловны сослали.

Возможно, всем остальным защитой послужило доброе отношение юного царя. В глазах Милославских Наталья Кирилловна и ее детвора были никто. Хуже чем никто! Возможные претенденты на власть. Следовательно, они представляли собой живую угрозу. С ними могли сотворить большое лихо – тайно ли, явно ли… Но, как видно, Федор Алексеевич видел в мальчике Петре и девочках-царевнах братишку и сестренок.

Не врагов, а родную кровь. А потому не позволял отогнать их подальше от двора и тем более обвинить в каких-либо тяжких преступлениях. О Петре он даже позаботился – устроил ему при кремлевских палатах «потешную площадку» с разнообразным воинским снаряжением и отыскал с течением времени хороших учителей.

* * *

Итак, тусклое, хворое солнышко нового царя медленно всходило над Русской землей. Оно поднималось из туманов, коими укрыта попытка дворцового переворота, из теней, прячущих зависть и злобу при дворе. Оно стремилось выше свинцовых дождей лжи, выше оловянных туч недоброжелательства. Находились те, кто с удовольствием убрал бы его с небосвода…

Но Бог велел ему взойти, и оно послушно отправилось в зенит.

Государю Федору Алексеевичу предстояли шесть лет правления.