Текст книги "В те времена"

Автор книги: Дмитрий Кимельфельд

«Эмиграция» —
сказка для евреев и сочувствующих

Пролог

 
За горами, за лесами,
За широкими морями,
Не на небе – на земле
Жил старик один в Кремле.
Не простой был дед, а – маршал.
Родила его мамаша
Тем же способом, что нас.
Да видать, не в добрый час.
Маршал был мужчина видный,
Респектабельный, солидный.
Дивной челюстью своей
Щелкал, словно соловей!..
Вместе с старческой командой
Правил он страной громадной.
И скажу вам, в той стране
Все готовились к войне.
Там, у них, плюя в колодец,
Древний жил один народец —
Но народец не простой:
С ахиллесовой пятой.
Та пята была расплатой
И звалась «графою пятой».
Среди прочих ахиней
Всех она была главней.
Маршал, склонный к юбилеям,
Зуб большой на них взлелеял.
Но народ, хоть жил в узде —
А родню имел везде!
Даже инопланетяне,
Что окольными путями
На тарелках мозг везут,
Восклицали: «Зайт гезунд»
…Но – случился жуткий номер:
Маршал как-то взял – и помер!
Остальных же старичков
Поспихали с сундучков.
Тут и двинулись ребята
Со своей графою пятой…
И по всей большой стране
Стала та графа в цене…
 

Надо ехать…

 
– Надо ехать! Надо ехать! —
Говорят со всех сторон.
Что, мол, толку ахать, эхать,
На столбах считать ворон!
Наказание Господне
Или перст судьбы висит, —
На еврейский нос сегодня
Как на сахар – дефицит!
 
 
Припев:
Эмиграция, эмиграция!
За моря, за океаны валит нация!
В Тель-Авиве или в Штатах
Забивают в стенку гвоздь…
Наша нация, ребята,
Всему миру – в горле кость!
 
 
Позабыты все интриги,
И карьера, и кефир…
Из кармана вынув фиги,
Прут носатые в ОВИР
Собираясь в путь неблизкий,
Лечат насморк и гастрит,
Учат умные английский,
Учат мудрые – иврит!
 
 
Припев.
 
 
Ошалевши от массовок,
Населенье входит в раж:
Под шальной мотив – «семь-сорок»
Сплошь скупили трикотаж.
Видя страшные приметы,
Стонут граждане: «Горим!»
И меняют партбилеты
На билет в Иерусалим!
 

Песня о тревожной молодости

 
Вчера еще мы оба
Клялись в любви до гроба.
А нынче эти клятвы ни к чему,
Поскольку моя Сара
Живет у комиссара
И пришивает пугвицы ему.
 
 
Зачем же я любил и трепетал?
Нас разлучили труд и «Капитал».
И этот роковой антагонизм
Разрушил мой здоровый организм.
 
 
В густом угаре НЭПа
Ее любил я слепо
И нарезал ей дольками лимон.
Как будто малохольный
Кидался с колокольни, —
А на меня смеялся гегемон.
 
 
Ах, я ль ее не нежил
Вдоль по дороге в Нежин —
Открыл ей в сердце каждый уголок!
Теперь все это в прошлом.
Живу я мире пошлом
Один, как Ворошиловский стрелок!
 
 
Ой, Сара моя, Сара!
Вокруг земного шара
Не видели никто таких страстей!
А ты румяны перси
Скрываешь в фильдеперсе
Под скрипы комиссарских челюстей…
 
 
Я знаю, в коммунизме
Усопнут наши жизни…
А с них такой амур произрастал!
И в классовом припадке
Сопливые
В надгробья нам поставят «Капитал»
 

Песенка о металлистах

 
Большой ученый Карл Маркс
Был корифей рабочих масс.
Чем в жизни он ни интересовался!
Он изваял свой «Капитал»
(Который вряд ли кто читал), —
Чтоб пролетариат с цепей сорвался.
 
 
Припев:
Ах, эти цепи! Как они для нас святы!
По ним мы ходим, как ученые коты,
От Магадана до Красной Пресни:
Налево – сказки, направо – песни.
 
 
Но вот в семнадцатом году
Подняли деды чехарду, —
Решили сплавить цепи в темну ночку.
Но Иоська туго дело знал:
Дедов отправил на канал
И к стенке ставил их – в одну цепочку.
 
 
Лаврентий Палыч, сукин кот,
Мильёнов пять пустил в расход,
Но как собака сгинул в черной яме.
Веселый деятель Хрущев
Настроил по стране трущоб,
А языкатым пригрозил цепями.
 
 
Устроил Леонид Ильич
Для всей державы паралич.
Лилась рекою водка на пленэре!
Он нацепил пять звезд на бюст,
Себя расширив, как Прокруст…
А мы от счастья просто цепенели.
 
 
Теперь у нас другая цель:
Мы перестраиваем цепь.
В ней с двух часов мы тратим жизнь со смыслом!
Стоим, глядим по сторонам…
С цепями не расстаться нам —
Загадочным российским металлистам!
 

Киеву

 
Я этот город буду помнить вечно, —
За все, что в нем сбылось и не сбылось,
За то, что путал он простосердечно
С еврейским «вей из мир!» русское «авось!»…
Свяжу на память узелок гордиев —
Пусть будет он единственным узлом,
С которым я покину светлый Киев, —
А он меня да не помянет злом!
 
 
Аз ох ун вей, товарищи бояре,
Нам тесно стало вдруг на этом шаре —
И наш исход идет под стук колес…
Но! – я не вижу повода для слез!
 
 
Я счастлив был, и выйдя на Крещатик,
Залитый солнцем с головы до ног,
Вонзал свой взгляд в девчонок веснушчатых —
И жизнь была прекрасна, видит Бог…
Я пробегал по улочкам горбатым,
Я воду пил из вещего Днепра.
Я стал седым, но я не стал богатым,
Я знал добро – но не нажил добра…
 
 
Аз ох ун вей, товарищи бояре,
Играет гой на стареньком баяне.
Еврейский уменьшается вопрос…
Но! – я не вижу повода для слез!
 
 
Прощай, прощай, мой город семиглавый,
Мой лучезарный верный горбунок…
Пускай теперь другие ищут славы, —
А я с тобою прожил все, что мог…
Я этот город буду помнить вечно, —
За все, что в нем сбылось и не сбылось,
За то, что путал он простосердечно
С еврейским «вей из мир!» русское «авось!»…
 
 
Аз ох ун вей, товарищи бояре,
Опять наметил жертву пролетарий:
Его волнует ваш семитский нос…
Но! – я не вижу повода для слез!
 

Волчья ягода

 
Старики пророчат крах империи —
Может, так и есть – поди проверь!
Маленковы были, были Берии…
Ну, скажи, чья очередь теперь?..
Власть сладка и бронзой и победами,
Сыплет волчьих ягод наобум…
Тем, кто этой ягоды отведали,
Не уйти уже от волчьих дум.
 
 
Припев:
Волчья ягода, волчья ягода
Зреет на Руси спокон веков…
И гуляет только ветер-ябеда
От колымских рвов до Соловков.
 
 
Нам свободы хочется и колется,
Но цена, как видно, дорога:
Не дается в руки птица-вольница —
Ей милы чужие берега.
Что же ей за реками далекими?
Неужель вольготней и светлей?
Может, просто водку пьет с пророками?
Мы ж побили всех в земле своей…
 
 
Небеса полны густыми звонами.
В них святые с грешными – равны.
Ну, а тот, кто правил миллионами,
У Кремлевской сладко спит стены…
Что ему, кровавому, мерещится?
Что он цедит из своих усищ?..
И опять Россия, словно грешница,
Бродит средь родимых пепелищ.
 
 
Пусть на сотню лет мудрее стали мы,
Но кладбищ – хоть землю ими мерь…
Были Ворошиловы и Сталины…
Ну, скажи, чья очередь теперь?..
 
 
Я не сам ли на груди рубаху рвал
И не билось сердце ль горячей,
Когда речи страшные нахваливал
Битых оспой лютых палачей?..
 
 
Подлецов на трон сажать прилежны мы…
Тот дурак, а этот – лютый зверь…
Были уже Сусловы и Брежневы,
Ну, скажи, чья очередь теперь?
 
 
Припев.
 

Письмо гусара Галицкого графине Талалаевской

 
Графиня, мне приснились Ваши зубы!
Как будто я скачу на вороном,
И хвост его, как хризантема с клумбы,
Напоминают мне о Вас и о былом!
 
 
Припев:
Прошу Вас, Ваша честь,
Вниманья маломальского,
А то я вымру весь,
Как лошади Пржевальского!
 
 
Графиня! Вы прекрасны, как Цирцея!
За поцелуй один я б жизнь отдал!
А ваша спальня держит на прицеле
Моей души бизоньи стада!
 
 
Припев.
 
 
Графиня! Я подрался на дуэли
За то, что князь сморкался в Ваш платок!
Я б каждое пятно на Вашем теле
Поцеловал бы – если б только смог!
 
 
Припев.
 
 
Графиня! Приходите ночью к дубу —
Я сена там немножечко припас…
Графиня, мне приснились Ваши зубы!
Я Вас лавью, я думаю о Вас!
 
 
Припев.
 

Письмо гусара Галицкого из турецкого плена

 
Сражен мой конь, а сам я взят в полон.
Я здесь лежу, а Вы лежите в ванне.
У этих турков очень много жен,
У меня – одни воспоминанья…
 
 
Нет, этим янычарам не понять.
Что манит нас из Турций и из Персий…
Мне б снова Вас увидеть и обнять,
Припасть душой, к душистым вашим персям!..
Здесь Пасхи нет. Здесь делают намаз
И ездят на ослах, как мы – в каретах.
Я б с горя выпил что-нибудь сейчас,
Но алкоголь здесь тоже под запретом…
 
 
Одна отрада – есть ваш мендальон,
Гравюрка – Вы в прозрачном одеяньи…
Его в штанах храню я, – миль пардон! —
Там меньше мусульманское влиянье.
 
 
Но жизнь в плену – отнюдь не для не меня!
Я яйца всмятку на побег готовлю…
Вот только украду себе коня —
Приеду с накопившейся любовью!
 
 
Я маскируюсь – паранджу надел
И пробираюсь к Вам через Аляску…
Графиня, мойтесь в ванне каждый день
И – закупайте детские коляски!
 

1973 г.

Мадам

Разговор по телефону в начале века

 
– Мадам, моя душа – как темное ущелье,
Я позвонил, чтоб попросить у Вас прощенья,
И если я не говорю сейчас Вам «здрасьте», —
То потому лишь, что сгораю весь от страсти!
Сегодня утром, повстречав Вас в вернисаже,
Я видел сердце Ваше бьющимся в корсаже…
Вы улыбались с нежной бледностью в лице,
Меня сразив, как насекомое цеце.
Чтоб залечить немного страшное увечье,
Мадам, молю, не откажите мне во встрече!
Пусть не покажется нескромным Вам, ма-шер —
Мою судьбу Вы осветили, как торшер.
Я повторять готов знакомым неустанно:
Вас не хватает на полотнах Левитана.
И если б граф Толстой не был вегетарьянцем —
Он насладился б Ваших плеч тончайшим глянцем!..
Когда стояли Вы, опершись о колонну —
Вы мне напомнили Брокгауза с Эфроном
И я клянусь – для Вас, Тургеневу назло —
Пустил по ветру бы Дворянское гнездо!
Без Вас я пуст, как ужасающая бездна,
Хоть многих дам любил – и даже безвозмездно!
Они шептали обо мне не без причин:
«Мир не видал еще вовек таких мужчин!..»
– Я настоятельно прошу Вас быть потише:
А то мой муж вдруг все за покером услышит!
И хотя я еще ни в чем не виновата, —
Меня убьет он, как Тагор Рабиндраната!
Само собой, мне Ваша речь не безразлична,
Но все должно, конечно, выглядеть прилично…
А темперамент Ваш как смерч в меня влетел —
И раздирает душу вместе с декольте!
Отбросьте же свои замашки солдафона —
Я не могу всю ночь торчать у телефона.
Повесьте трубку, дайте станции отбой, —
А то не знаю, что я сделаю с собой!
 
 
– Мадам, меня качает, словно на качелях!..
Достойны Ваши перси кисти Боттичелли!
И если я усну сегодня – мне приснится
Ваш антураж по оба края поясницы!
Должны Вы чувствовать: любовь моя – не поза,
Ее не выразить смычками Берлиоза!
Признаюсь Вам: уже я мысленно раздет, —
Так назначайте же скорей, когда и где?!!
А если Ваш отказ, глухой и негуманный,
Меня убьет, как паровоз зарезал Анну —
Я буду пить «Абрау-Дюрсо» три дня подряд
И Третьяковку подожгу, как Герострат!
 
 
– Должна признаться Вам – Вы так нетерпеливы,
Что вызываете в душе моей приливы…
Но я не склонна к безнадежным авантюрам,
Хоть и имею безупречную фигуру!
Конечно, муж меня не ценит и – о, Боже! —
Не посещал давно супружеское ложе…
Но! Я всецело неприступна и строга,
И не позволю на него надеть рога!
Я заклинаю Вас от имени прогресса:
Не поступайте же со мною, как агрессор,
А то боюсь, что я не выдержу атак
И распущу корсет, как крепость – белый флаг!
 
 
– О, наконец, мадам! Нельзя терять мгновенья!
Я отыщу местечко для грехопаденья:
Поедем за город в моем автомобиле,
Где припаду я к Вам, как царь Самсон к Далиле!
Мое авто придет за Вами, с черным верхом.
Мы разразимся в нем любовным фейерверком,
Затем мой торс и Ваш божественнейший стан
Соединим, как пролетарии всех стран!..
Кладу я трубку, но прощаться нету мочи:
Я трепещу весь в предвкушенье этой ночи!
Сорвите ж с губ своих, мадам, «о ревуар!» —
И не забудьте про прозрачный пеньюар!..
 

Гибель «Титаника»

 
Можно биться об заклад —
Было б только, чем бы —
Страсть приносит результат
Жуткий и плачевный.
Что ж, настройтесь на волну,
Дамы и девицы:
Мы расскажем вам одну
Притчу во языцех.
 
 
На лайнере круизном
К Бермудским островам
Ещё до социализма
Плыла одна вдова.
Она скучала вяло,
Ей опостылел Рим,
И с палубы плевала
В течение Гольфстрим.
 
 
Но судьба на этот раз
Ей снесла гостинец:
На вдову поставил глаз
Стройный аргентинец.
И когда косила ночь
На Саргассах травы,
Он вдове решил помочь
Сбросить давний траур.
 
 
Вдова уже два года
Носила свой обет,
И южная природа
Рвала её корсет,
Когда, горя от страсти,
Он тронул шеншеля —
То чуть в акульи
Пасти не прыгнул с корабля.
 
 
Поздно понял он, увы,
В маленькой каютке,
Что с любовью у вдовы
Очень плохи шутки…
Не пришлось смеяться б нам,
Всё б осталось в тайне,
Но их любовь напополам
Развалила лайнер.
 
 
Потом в их желтой прессе
Писали целый год,
Что в айсберг в этом рейсе
Вонзился пароход…
Так в каждой из оказий,
Сейчас и в старину
Мы все на бедный айсберг
Спешим свалить вину.
 
 
На их защиту станем
Мы дружеским плечом:
В том, что погиб «Титаник»,
Айсберги ни при чем!
Но тщательно проверьте,
Срывая в страсти плед,
Что вы, пардон, на тверди,
А не на корабле!
 

1981 г.

Черниговский водевиль

 
В городе Чернигове колокола гудят,
Улицы заполнила громада.
Строем выходя на губернаторский парад,
Шествует пожарная команда:
Впереди оркестра – бывший гренадёр —
Едет брандмайор, едет брандмайор.
Чёрные усища, тёмно-пегий конь…
Подливайте, бабоньки, маслица в огонь!
 
 
Ну, как тут не сойти с ума, пожалуй?
Мужчина – загляденье, ну просто блеск и шик!
В Черниговской губернии не сыщется пожара,
Которого б не смог он потушить.
 
 
Вдруг из-за поворота вышла Дунечка в чепце,
Окинула пожарных нежным взором.
Две розовые ямочки на Дунином лице
Тотчас же погубили брандмайора!
Впереди оркестра бывший гренадёр…
Дрогнул брандмайор, вздрогнул брандмайор.
Черные усища, тёмно-пегий конь…
Ой, не надо, бабоньки, маслица в огонь!
 
 
Как будто шмель красавца в сердце жалит,
Как будто рвутся струны раненой души…
Не улыбайтесь, господа, ему не до пожара, —
Он свой теперь не может потушить!..
 
 
Лентами в Чернигове каждый дом увит,
Шепчется испуганно громада:
Вслед за брандмайором поразил огонь любви
Лучшую пожарную команду.
Посреди семейства – бывший гренадёр —
Строгий брандмайор, стройный брандмайор.
Дуню обнимает крепкая ладонь —
Вот что значит – вовремя маслица в огонь…
 
 
Как Дуня хороша в вишнёвой шали!..
Есть у неё забота – распашонки шить…
В Черниговской губернии свирепствуют пожары.
Никто теперь не будет их тушить…
 

Песня В.И.Чапаева об Анке-пудеметчице и бое с фон-каппелевцами

 
Я, значится, усы свои подкручивал, —
Как вдруг влетает Петька, мой денщик:
«Ползет, – грит, – на нас фон Каппель тучею!»,
А я ему так прямо: «Не пищи!
 
 
Пущай бойцы натягують подштанники,
Пущай ослобоняють попаддю,
Коням нехай овса дають и пряники,
А я пойду Фурмана разбудю.»
 
 
Шрапнелею рванула артиллерия,
Ряды их раскромсали, как могли.
Гляжу, – ложатся наземь гады-белые…
Ну, тут и мы с Анютой залегли.
 
 
У них на флагах тот, что с трансформатора —
Ну, череп-кости – прямо дрожь берёть!
Орлы их кроють бомбами и матами,
А ескадрон пока в засаде ждёть.
 
 
Идут красиво – кителя с иголочки.
Барон их даже ванну принимал.
А тута вши совсем заели, сволочи, —
Хоть я ведь тоже – красный генерал!
 
 
Шмаляють хлопцы, словно одурелые,
Сбивають офицеров, как кегли…
Гляжу, – ложатся наземь гады-белые…
Ну, тут и мы с Анютой залегли.
 
 
Когда подперла к горлу ситуация,
Я Анку посадил за пулемет:
«Не дрейфь, – грю, – у нас емансипация!» —
А сам жму огородами – в обход.
 
 
Надел я бурку черную верблюжую
И как орел помчался к белякам.
Кобыла моя плакала сконфуженно, —
Как после боя пёрли на руках!
 
 
Эх, выпили мы бочечку победную,
И спели песни под Бюль-бюль оглы!..
Лежат в степях, чернеют гады-белые…
Ну, тут и мы с Анютой залегли.
 

1974 г.

Песня Анки-пулеметчицы про Василия Ивановича

 
Закучерявились мои годочки,
Срубили мою молодость с плеча…
Взглянуть теперь хотя б одним глазочком
На Петьку, на Василь Иваныча…
 
 
Таперь геройский вид не по карману,
Таперь усе пропиской дорожат!
Здоровый был мужик Василь Иваныч,
А главное-то – все соображал…
 
 
Бывало, подойдет и скажет: «Нюта! —
а сапоги блестять, как унитаз, —
Пойдем со мною в рожь на две минуты!» —
«Нет, – говорю, – Ивасик, не сейчас!»
 
 
Таперь девчонки расцветають рано,
Таперь их у школах учат, как рожать…
Здоровый был мужик Василь Иваныч,
А главное-то – все соображал…
 
 
Меня намедни в пионерки брали,
На митинге присутствовал народ…
Такие морды были у ентим зале, —
Что я жалела: где мой пулемет!..
 
 
Таперь по блату можно петь сопраном
И совесть прятать в личных гаражах…
Здоровый был мужик Василь Иваныч,
А главное-то – все соображал…
 

Ностальгия

 
Ох вы, братцы дорогие,
Мучит душу ностальгия,
Жжет меня, стирает в пыль и порошок!
Что за странная эпоха:
Слева плохо, справа плохо,
А ведь где-то же должно быть хорошо!
 
 
Я вонзаю глаз бессонный
Как пращу
Я кручу свой «Панасоник»
И ропщу:
Охмуряют беспардонно
Голоса,
Обещают за кордоном
Чудеса.
Там в Канаде ли, в Кувейте
Говорят:
«Пейте – ешьте, ешьте – пейте
Все подряд!»
Я вздыхаю втихомолку,
Я, ребята, не пойму:
То ли мне купить ермолку,
То ль повязывать чалму?
 
 
Припев:
А ты твердишь:
«Не горячись, мой свет,
Там хорошо.
Где нас с тобою нет!»
 
 
Мысли в черепной коробке
На волнах живут коротких:
Что ни ночь – прочнее чуждый корешок.
Отовсюду жду подвоха:
Слева плохо, справа плохо,
А ведь где-то же должно быть хорошо?!
 
 
Может мне в Париж отчалить,
Воду слив?
Буду плоть свою печалить,
Как халиф.
У французов это дело,
Говорят,
Начинают дети смело —
С октябрят.
Кто мои сомненья скрасит?
Свет не мил!
Ведь Тургенев, русский классик,
Там загнил!
Я ж такой, я ж парень с перцем —
От тоски возьму – помру!
Неспроста оттуда Герцен
Звал Россию к топору!
 
 
Припев.
 
 
Ох, они дождутся, гады —
Стану жертвой пропаганды,
Пропаду в их мутных дебрях ни за шо.
Ты не плачь, душа-дуреха.
Ну, слева плохо, ну, справа плохо…
А ведь где-то же должно быть хорошо!
 
 
Все. Пойду в профком сдаваться:
Пусть засунут мне свечу!
Вы меня простите, братцы,
Я вам взносы заплачу!
В коллектив назад примите —
Хоть в кашне, хоть нагишом…
Мы в цеху устроим митинг —
Погуляем хорошо!
 
 
Припев.
 

1983 г.

Оптимист и пессимист

 
Оптимист и пессимист —
Два больших философа
Как-то выпить собрались
И покушать досыта.
Возмущался пессимист,
Балычок смакуя вяло:
«В жизни радости так мало,
А дерьма – хоть завались!»
Тыча вилочкой в салат,
Сообщал он по секрету:
«Правды не было и нету.
И не будет, говорят.»
 
 
Припев:
А оптимист нисколечко
О том не горевал,
Рябиновой настоечки
Соседу подливал.
И утирая бороду
Краюхою ржаною
Кричал он: «Мы ведь молоды!
Плевать на остальное!
На остальное, в сущности, плевать!..»
 
 
Пессимист ругал харчи,
Цены и соления…
«Почему, – кричал, – молчит
Наше население?!
Экономика в беде,
Мало сеем, плохо косим.
А какой мы вред наносим
Окружающей среде!
Обошел на сотни лет
Всех нас Запад худосочный…
А отсталость оттого, что
В наших бабах сексу нет!»
 
 
Припев.
 
 
Пессимист, разинув пасть,
Позабыл про бдительность:
Вспоминал про нашу власть
Плюс производительность…
Крыл работников шприца,
Театры, стройки, службу быта,
говорил, что честь забыта
Ради красного словца…
Но, приняв еще одну,
В оливье рукою слазил —
И запел, как Стенька Разин
Утопил свою княжну…
 
 
Припев.
 
 
Время к полночи ползло
Легкою походочкой…
Тут ведь надо – как назло
Вся и вышла водочка.
Оптимист тут поднял шум,
Лил остатки из канистры:
«Все! Подамся в пессимисты
И такое совершу!..
Я устрою вам Китай!
С топором пойду по избам…
Нам с родимым организмом
Хоть умри, а выпить дай!».
 
 
Припев:
А пессимист нисколечко
О том не горевал,
Посапывал на коечке,
С икотой воевал…
Такой у нас народишко,
Что бог с ней, со страною:
Была бы только водочка —
Плевать на остальное!
На остальное, в сущности, плевать
 

1983 г.

Летающие тарелки

 
Взяв трояк для опохмелки,
Направляюсь прямо в док.
Вдруг – садятся две тарелки
У пивбочки, в холодок.
Вышли трое – морды прямо из штанов,
Говорят: «Давай желанье, Иванов!
Тут у нас, – они горланят, —
Есть чудесный тарантас.
Три заветные желанья
Может выполнить на раз».
«А не врёте, разгильдяи,
Не заест?!»
«Не боись, всё будет ляля,
Вот те крест!»
 
 
Состоял я в комсомоле,
Дул в армейке не трубе,
Мне ведь совесть не позволит
Думать только о себе!
Пусть жена в больнице лечит свой мастит —
Мне история ошибки не простит!
Вместе с мыслями собрался
И пришельцам нос умыл.
Говорю: «Хочу я, братцы,
Чтоб явился «Миру – мир!»
Врежьте Рональду – коросте
Аперкот, —
Пусть подавится от злости,
Сукин кот!»
 
 
Я стою, чешу в затылке,
Жду обещанных чудес…
Появляется бутылка
С этикеткою «Херес».
Я, конечно, возмутился – мол, обман!
А они мне говорят: «Стыдись, Иван!
Тут не техника капризна,
Тут в желании пробел,
Видно, больше пацифизму
Ты, тля, хересу хотел!»
«Правда ваша —
Сильно мучил перекир…
А теперь пускай шабашит
«Миру – мир!»
 
 
Ящик лязгнул чёрной пастью
В межпланетном кураже —
Из него вылазит Настя
В абсолютном неглиже:
«За своё, – кричит, – берёшься,
Рыжий хлыщ!
А ещё перед тарелками
Срамишь!»
Вот так колики прогресса!
Роковая параллель:
Я всегда после хереса
Вспоминаю про бабель…
А пришельцы усмехнулись и твердят:
«Все. Последнее желанье. Думай, гад!»
 
 
Я решил: себе дороже
Социальные шиши.
Надо мне без выпендрёжа
Дуть желанье от души.
.. А душа моя, как примет грамм семьсот,
Достигает фантастических высот!
Заявляю организмам:
«Раз осталась одна треть,
Я решил родной Отчизны
Завтра светлое узреть!»
В кулаке собрал всю волю
И зажмурился до слёз:
«Если можно – то без боли,
Если нет – давай наркоз!»
 
 
Щупальцой меня за кишки
Захватил их главный босс
И без всякой передышки
Мордой хрясть – в анабиоз.
Сколько так лежал, не знаю,
Мордой вниз.
…Просыпаюсь – мать честная!
Коммунизм!
Вроде всё как будто то же:
Ну, портреты там, ура…
Но глаза у молодёжи
Явно налиты с утра.
Что ж, сбылась мечта, едрёна вошь:
По потребности, мол, каждому нальёшь!
 
 
Там с откормленною пачкой
Докторов наук – мильён.
Все, прикованные к тачкам,
Прут в посудный павильон.
Значит, стёрли они разницу, пардон,
Меж физическим и умственным трудом!
Я в продмаг без остановки —
Всё ж бесплатно, всё за так!
Вынес дюжину «Перцовки»,
Взял, открыл, а там – первак!
Мне скулу от удовольствия свело:
Породнились, значит, город и село!
 
 
Вдруг кошмар меня тревожит:
Что потомки зарвались
И в припадке уничтожат
Основной антагонизм!
Забегаю я в парилку —
Ужас несколько ослаб:
Всё в порядке, жив, курилка!
Есть отличие от баб!
Постовые носят пейсы
И картавят от души:
Удалось вопрос еврейский
Положительно решить.
За заслуги в деле шахмат
И страдальческий венец
В центр звезды кремлёвской вжахнут
Их обрезанный конец.
 
 
Просмотрел программу «Время» —
И от сердца отлегло:
Вижу, гегемона семя
Победило, где могло.
Вся Земля – ну, что семейный твой альбом:
Кто за молот ухватился, кто с серпом.
Чтоб китайцы не жирели,
С ними там разобрались:
На Луне в оранжереях
Три мильярда сеют рис.
А монголы, чтоб овец своих пасти,
Коммунизм решили тоже пропустить.
Под водой живут японцы —
Разонравилась земля,
И теперь – для общей пользы —
Ловят их на мотыля.
Там, с дельфинами натешившись вовсю,
Лишь на нерест возвращаются в Хонсю.
 
 
Что касается до Штатов —
Никаких тебе проблем:
В Штатах все теперь мулаты,
И столица их – Гарлем.
Даже статую Свободы, говорят,
Перекрасили под чистый шоколад.
…Я узнал путём окольным,
Что на всей Земле прогресс.
Только в Польше беспокойно —
Снова сахару в обрез.
Как и было в предыдущие разы,
Воду мутят падлы – ихние ксендзы.
Окрыленная идеей,
Французня в конце концов
Превратила все бордели
В агитпункты для бабцов.
Если нет своей квартиры —
В агитпункт! И агитируй!
 
 
Словом, я протёр гляделки
И пришельца двинул в бок:
«Все. Сажай меня в тарелку
И вези обратно в док!
Как меня порядок будущий потряс —
Пусть узнает весь родной рабочий класс!»
…Так живи, земля родная.
Множь красу свою и новь!
Не напрасно мы страдаем
И чернилом портим кровь!
Чтоб яснели горизонт и окоём —
Покуём ещё, ребята, покуём!
 

1981 г.