Текст книги "В те времена"

Автор книги: Дмитрий Кимельфельд

«Как на старой акварели»

* * *

 
Как на старой акварели,
Наши выцвели шары.
Да дружок, мы постарели,
Не щедры и не храбры.
 
 
И не валко и не шатко
Ходим-бродим взад-вперёд.
Осень – рыжая лошадка
Ухом преданным прядёт.
 
 
Голосок поёт фальшиво,
Намекая: мол, пора!
То, что шили – не дошили,
Отложили на вчера.
 
 
Ах, вчера! Какое зелье,
Сколько сладкого вранья!
Бесшабашное веселье,
Медовая полынья…
 
 
Все разъехались куда-то,
Нас забыв навеселе…
Лишь огарочек косматый
Догорает на столе.
 
 
Ну, а мы с тобой, дружочек,
У огарочка свечи
Просидим до полуночи,
Уминая куличи…
 

1984 г.

Бьют часы

 
Бьют часы,
Ночь неслышно тает,
Шорохи вплетая
В волосы твои…
 
 
Две руки,
Или два смятенья
Проплывут как тени
У моей щеки.
 
 
И тогда
Вспыхнет все как будто,
И замрут минуты,
Бег свои нам отдав…
 
 
Бьют часы.
По ступенькам утлым
Вниз сбежало утро,
Звезды погасив…
 

Трубач в Ялте

 
Он играл на трубе,
сыпал ноты как спелые вишни,
Будто душу его
вел по райскому саду Всевышний…
 
 
Он играл на трубе,
будто плакал навзрыд об умерших.
Ну, а сам в забытьи
посягал на бессмертье, не меньше.
 
 
Он играл на трубе
в захолустном приморском вертепе,
Словно кони неслись,
распластав свои гривы над степью…
 
 
Он играл на трубе,
будто губы его вспоминали,
Как на Лысой горе
мы его второпях распинали…
 
 
Он играл на трубе,
словно чуял страданья и гибель, —
Но прощал нам свой крест
и намеренья наши благие.
 
 
Он играл на трубе,
и глаза закрывал от восторга…
Море билось о мол
и заря поднималась с востока.
 

1983 г.

Прощание с осенью

 
Эх, что-то Ночь сегодня заневестилась, —
Фату надела снежную невесть с чего
И на девичник собирает всех подружек,
А те подружки – Метель да Стужа
 
 
Там на столах дымится зелье,
Блюда с яствами гуськом…
А как пойдет у них веселье —
Поглядеть одним глазком…
 
 
А как пойдут плясать подруги,
Станут Ночку провожать —
Поведут ее под руки
В белы платья наряжать.
 
 
А женишок-то у нее – наверняка, наверняка! —
Хмельной Декабрь, седой Декабрь
 
 
Да ты уж, батюшка-Декабрь,
К ней с добром, да к ней с добром, —
Натерпелась эта Ночка, – ох! —
С постылым Ноябрем
 
 
Он все дождями, все дождями —
Сколько дней, ах, сколько дней! —
Как вожжами, как вожжами
Бил по ней…
 
 
Только Август-бедолага
С нею голову терял, —
Как ее на дне оврага
Обнимал да целовал!
 
 
Только зря, да только зря
Он шаль из чистых звезд дарил:
Пришли сваты от Сентября —
Ее Сентябрь засентябрил
 
 
А тебе-то, пареньку,
Не удержать ее ни в жизнь:
Хоть в кандалы ее закуй —
Все равно она сбежит
 
 
Да мне-то в том что за беда —
Снег во дворе иль лебеда!
Мне хоть полчасика поспать бы —
Да нет, в соседском доме – свадьба,
И там в углу, под образами
Она – с зареванными глазами
 
 
Эх, что-то Ночь сегодня заневестилась,
Фату надела снежную невесть с чего
Да мне-то в том что за беда —
Снег во дворе иль лебеда
Снег во дворе иль лебеда
 

1975 г.

Из цикла «Разговоры»

В те времена

 
В те времена, тогда, вначале,
Когда мы дней не замечали,
Да что там дней – нас годы мчали
И золотые имена
В морозном воздухе звенели,
Их вкус был краше карамели…
И наши губы пламенели
В те времена, в те времена.
 
 
В те времена, тогда, крылаты,
Мы презирали циферблаты
И шли в Христосы и Пилаты,
Не зная, какова цена
Любви горячечной и гленью,
Предательству и просветленью…
Нас всех роднило Вдохновенье
В те времена, в те времена.
 
 
В те времена, тогда, о, Боже,
Мы превращали травы в ложе
И, злых кузнечиков тревожа,
Мы пили лунный свет до дна…
В июльских храмах медно-стенных
Восторженно, самозабвенно
Сводили счёты со Вселенной
В те времена, в те времена.
 
 
В те времена, тогда, казалось,
Что прожита такая малость,
Что уйма времени осталась,
Что мы надышимся сполна
Дождями, травами, лесами…
Что никогда не станем сами
Твердить глухими голосами:
«В те времена, в те времена!..»
 

1983 г.

О слепоте

Леониду Семакову

 
Пусть говорят: «Любовь слепа!» —
Так мстит избранникам толпа.
Пусть к бездне нас ведёт тропа
Слепой любви. Но я – не внемлю!
Я вижу всё таким, как есть:
И мрак, и свет, и кровь, и честь,
И – снова в драку буду лезть
За эту женщину и землю!
 
 
Но если вправду я ослеп,
И мой безумный пыл нелеп,
И если в темноту, как в склеп,
Меня слепая Вера прячет —
Где ты, мой горький поводырь?
Веди меня на тот пустырь,
Куда Всевышний допустил
Счастливых – как и я, незрячих.
 
 
Там ходят граждане толпой —
Кто пулей был сражён слепой.
Идут и в баню, и в запой
Все вместе. Им нельзя иначе!
Я думал – среди них поэт,
Которым грезил с детских лет,
Но мне открыли там секрет:
Поэтов бьют лишь пулей зрячей!
 
 
Там пьют всё то же, что у нас.
Но разливают не на глаз,
А так – на слух! И всё – как раз!
В таких условьях дружбе – крепнуть!
А хряпнув, скажут, например:
«Вон, этот – знаешь, кто? Гомер.
Всю «Одиссею» помнит, зверь!
А если вру – пусть мне ослепнуть!»
 
 
Моя возлюбленная, пой!
Восславим жребий тот слепой,
Который выпал нам с тобой —
Незрячими узнать прозренье!
И как бы ни был рок жесток, —
Я б кровью подписал листок,
Чтоб только дьявол или Бог
Нам дал уйти в одно мгновенье!
 
 
Так пусть слепа моя судьба!
Пусть не стереть клеймо со лба —
Ей до последнего столба
Я буду верен по-собачьи:
За стаи галок в феврале,
За листья в монастырской мгле,
За горький холмик на земле
И – пусть зовут меня незрячим!
 

1983 г.

Саламандра

 
Она сказала так: «И письменно, и устно
Могу я присягнуть суду любого дня,
Что овладеет мной один лишь Заратустра:
Ведь он пророк, а я – поклонница огня».
 
 
Я думал: в голове её ещё туман драм,
Тургеневский порыв, шекспировский стишок…
Я в шутку: «Как зовут, – спросил, – Вас?»
– «Саламандра!» —
И пламени язык Вселенную обжёг!
 
 
Отречься б мне, уйти, сказав: «С огнём не шутят!»,
Но любопытства бес завлёк меня в гарем…
Я прикоснулся к ней, горя священной жутью,
Но на свою беду, как видно, не сгорел…
 
 
Я был плотью и кровью, – а значит, как все.
                                                        Но в тот раз мне
Удалось миг прожить
                       в белой, бешеной, огненной плазме!..
Пусть я предал воздушную нашу среду,
                                                   но все прелести рая
Отдаю – за безумную страсть век гореть, не сгорая!
Пламени языки в меня жадные очи вонзали.
И как трагик на «бис»,
                              я всю ночь умирал в душном зале.
Зал не рукоплескал – зал тот был залом ада.
Но царила она в нём – моя Саламандра!
Что было до того – забылось, как интриги
Провинциальных дач. И, прошлое кляня,
Я понял, что теперь из тысячи религий
Я выберу одну – Религию Огня!
 
 
Мы прятались вдвоём в мартены, печи, домны…
Штыки температур оберегали дверь.
И прокляв бег минут, меня ласкал бездомный
Мои золотой мираж, мой недомашний зверь…
 
 
Вот, значит, почему, забыв несовершенство,
Мы на огонь глядим, поняв самообман:
Там, в высшей из стихий небесное блаженство
Даруют смертным Бог – и племя саламандр!
 
 
Но вот однажды мне приснился сон крамольный —
Пёс, Дева, Водолей, Полярная звезда…
Напомнили они, что где-то плещет море,
Что родина моя – воздушная среда…
 
 
Сомненье и тоска – вот отщепенца муки:
Там без неё – не жить, здесь, рядом с ней, – сгореть…
К блестящей чешуе протягиваю руки —
Но языки огня их обожгли на треть.
На смену Дням Огня явились дни другие:
Я двигаюсь, я ем… Теряю смысл команд…
Но душу жжёт не боль, а чувство ностальгии
К единственной моей – Богине Саламандр…
 

1983 г.

О душе

 
Мне было десять лет, когда впервые
Я ощутил в минуты роковые,
Что не по мне пришлась душа моя.
Она во мне никак не умещалась —
Она в слова и звуки воплощалась,
Или летала в дальние края.
 
 
И начало её двойное свойство
Во мне рождать глухое беспокойство,
Меж нами сеять смуту и вражду…
Она любила всё, что мне претило,
Она не признавала коллектива
И не желала привыкать к труду.
 
 
В семнадцать я решил: «Довольно, хватит.
Настал мой час – она за всё заплатит!» —
И я зажал её в немых тисках.
Я днём бродил с ней, тих и беззаботен,
А по ночам таскал из подворотен
И распинал на глянцевых листках.
 
 
Моя любовь ей не пришлась по вкусу —
Она и в страсти праздновала труса,
Беря на душу самый тяжкий грех…
Я от друзей и женщин отрекался,
Я от бессильной злобы задыхался —
Она смеялась на глазах у всех.
 
 
А в двадцать пять моя душа пропала.
И путалась два года, с кем попало…
А я бледнел и даже клял Творца.
Потом пришла – забитая, худая
И простонала, как сова рыдая:
«Ужасный век, ужасные сердца!»
 
 
Я помню, к тридцати она смирилась.
С ней что-то непонятное творилось:
Моя душа поддакивала мне!
И вот тогда, поверив ей, как другу,
Я с ней пошёл по Дантовому кругу —
Да так и сгинул в адовом огне…
 
 
Теперь я уличил её в коварстве!
Но – поздно: я пою в подземном царстве
Среди безмолвных призрачных теней.
Я там прочёл на каменных скрижалях,
Что знанья скорбь людскую умножают
И потому-то – души нас сильней.
 

1980 г.

Песни к спектаклям

Песня музыкантов

К телеспектаклю «Тевье-молочник»

 
У коня в дороге есть уздечка,
У тебя – колечко, у меня – словечко…
А под солнцем – то верба, то речка,
Бедное местечко, где с тобой нас ждут.
 
 
Я вскину скрипку на плечо,
Вытру слезы —
Пусть смеется мой смычок:
Тили-тили тесто,
Вот жених, а вот невеста.
Да она и впрямь прелестна,
А глаза – как угольки.
Пляшет, что есть мочи,
Не дождется, видно, ночи,
А в июле, как известно,
Ночи очень коротки.
 
 
Бежит дорога в два конца,
По ней скитаются сердца…
А наша жизнь долетит до вас
Мелодией забытой…
Давай не будем горевать —
Нам есть о чем потолковать:
Я скрипку взял, а ты – кларнет,
И грусти больше нет.
 
 
Чтоб в дороге скоротать минутку,
Скажем прибаутку, скрутим самокрутку,
Заночуем, где и вспомнить жутко
И по первопутку снова двинем в путь.
Нам брат – рассвет и брат – закат,
Вечно мы в дороге, слышишь, музыкант?
Припев.
 

Кнедлехи

К телеспектаклю «Тевье-молочник»

 
Где же вы, где же вы, тихие улочки,
Клены пушистые, мост у ручья?
Мамины кнедлехи, сладкие булочки, —
Время душистое, юность моя?!
Клавиши, клавиши,
Спойте о давешнем —
Время душистое,
Юность моя…
 
 
Крылья б мне, крылья б мне легкие, светлые, —
Перелетел бы я в эти края.
Спел бы я бабушке песни заветные,
Чтобы заслушалась юность моя…
Клавиши, клавиши,
Спойте о давешнем —
Чтобы заслушалась
Юность моя.
 
 
Дни мотыльковые, сны васильковые,
К вам возвращаюсь я, слез не тая…
Тихие улочки, кнедлехи, булочки,
Мама и бабушка – юность моя.
Клавиши, клавиши,
Спойте о давешнем:
Мама и бабушка —
Юность моя…
 

Песня бадхена

К телеспектаклю «Тевье-молочник»

 
Как ты ни судачь —
Слез побольше, чем удач
Выпадает на веку
Простому бедняку.
 
 
Скажет вам любой:
Хлеб, дорога и любовь —
Все замешано на них,
На слезах моих.
 
 
Взгляни судьбе в глаза:
И в них дрожит слеза…
Ну, кто же виноват,
Что мир солоноват.
 
 
От слез не уйдешь,
Не откупишься за грош…
Словно дети, за тобой
Они бегут гурьбой.
 
 
Так уж повелось —
Сколько б слез ни пролилось, —
Хватит их на все века
На долю бедняка.
 
 
Взгляни судьбе в глаза:
И в них дрожит слеза…
Ну, кто же виноват,
Что мир солоноват.
 

Хавейрим

К спектаклю «Алеф-бейс»

 
Я скажу вам, как родным, – добрым словом:
Хорошо быть молодым и здоровым!
Но не могут стать года поводом для грусти.
Так что возраст – ерунда:
Смейтесь чаще, и тогда
Никакое горе – не беда!
 
 
Припев:
Хавейрим, хавейрим,
Пока живем – мы верим:
Лекарства нет надежнее
Чем смех.
Хавейрим, хавейрим,
Пока живем – мы верим,
Что смеха нам должно
Хватить на всех!
 
 
Знает это стар и млад – все бывает:
Кто порой находит клад кто теряет.
Но нет в бедности стыда, а в богатстве – чести.
Все потери – ерунда,
Смейтесь чаще, и тогда
Никакое горе – не беда!
 
 
Припев.
 
 
Мудрецов вопрос грызет, не дается:
Если в жизни не везет – как бороться?
Я ответ достойный дам: есть такое средство.
Невезенье – ерунда!
Смейтесь чаще, и тогда
Никакое горе – не беда!
 
 
Припев.
 

Мама

Марии Владимировне Мироновой

 
Когда-нибудь, в осенний час ночной
Твое лицо возникнет предо мной,
И вдруг из тишины – о, волшебство! —
Ко мне слетятся сны детства моего.
 
 
И я опять взлечу в те небеса,
Друзей и птиц услышу голоса,
И яблоки сорву, шурша травой
В солнечном саду детства моего
 
 
Припев:
Ты у меня только одна, мама,
Песня твоя так же нужна, мама!
Годы бегут в гулкую тьму, мама,
Не разлучить нас никому, мама.
 
 
Настанет день, затихнет шум шагов, —
И я войду в последний из кругов…
Другие берега увидит взгляд:
Там детства облака память сторожат.
 
 
Там ты стоишь и смотришь из окна,
Как на ветру полощется весна…
Там шар цветной плывет над головой,
Там песню мне поет негромкий голос твой…
 
 
Припев.
 

1986 г.

Примечание:

Песня была написана на музыку композитора Михаила Шпарбера по просьбе Андрея Миронова к 75-летию его матери М.В.Мироновой. К сожалению, песня оказалась самой последней из студийных записей А.Миронова…

Случай на прогулке

Притча для научных сотрудников младшего возраста

К спектаклю «Актер»

 
Однажды сэр Исаак Ньютон
И леди Пикадилли,
Накинув на плечи манто,
По саду проходили.
Уже листвы краснела жесть,
Сентябрь кружился в танце…
И вздумали на травку сесть
Под яблоней британцы.
 
 
Ньютон был по уши влюблен,
И, сняв парик крахмальный,
Аристократку обнял он
Рукою гениальной.
Сказала леди: «Уй-ю-юй!
Вы – настоящий рыцарь!
Я подарю вам поцелуй
С условием – жениться!»
 
 
От страсти сэр наверняка
Забыл бы все на свете,
Но тут, на счастье Исакá,
Случился жуткий ветер.
В семейной праздности погиб б
Гений Альбиона,
Если бы яблочко – гип-гип! —
Не стукнуло Ньютона.
 
 
Ударом страшным поражен,
Ньютон был нем и бледен,
Но так и не признался он
В любви коварной леди.
Она ушла. А сэр Ньютон
Свалился без движенья.
Зато потом – открыл Закон
Земного Притяженья.
Мораль: Не торопись, мой друг,
В делах такого рода.
От загребущих женских рук
Спасает нас Природа.
И если дама, чуя брешь,
Тебя обнимет томно, —
Ты сразу яблочко поешь —
И вспомни про Ньютона!
 

1986

Песенка о шляпах

К спектаклю «Дорога»

 
Есть истины, рожденные без споров.
Одну откроем вам наверняка:
Происхожденье головных уборов
Уходит вглубь, в дремучие века
 
 
Неважно, пьешь «Мартини» ли, кумыс ли,
Хозяин слова ты, иль слова раб —
Чтоб обеспечить должный образ мыслей,
Имеется широкий выбор шляп.
 
 
Припев:
На каждом историческом этапе,
Куда бы нас эпоха ни вела, —
Не в голове все дело – дело в шляпе.
Все дело в шляпе, – такие, брат, дела.
 
 
Ермолки, треуголки и папахи,
Конфедератки, фески, картузы
Возводят нас на троны и на плахи,
Выводят и в шестерки, и в тузы.
 
 
Обманутый вы муж, иль муж ученый, —
Купите шляпу – вещь недорога.
Она прикроет разум возмущенный
И – самые ветвистые рога.
 
 
Припев.
 
 
Мадам, Вы хороши и в фас, и в профиль!
Вот «менингитка» – праздничный наряд…
Берет предпочитает Мефистофель.
И кепочку напялит демократ
 
 
Богат ли ты, или сосешь ты лапу,
Герой ты, или просто имярек, —
Скажи, какую ты наденешь шляпу,
А я скажу – какой ты человек.
 

1983 г.

Щенок

К спектаклю «Актер»

 
Красавцы сенбернары, болонки и дворняги
Пострижены – помыты, шагая налегке
По улицам Парижа, Одессы или Праги
Ведут своих хозяев гулять на поводке.
 
 
Идут они, хлыщи и задаваки,
Помахивая красным языком…
А в молодости каждая собака
Была очаровательным щенком.
 
 
Я за хвостом гонялся, скакал с мячом по лугу,
Всех малышей и взрослых я веселил до слез…
Но никому на свете, увы, я не был другом,
Буквально как собака, без друга с детства рос.
 
 
И вот иду я, хлыщ и задавака,
Помахивая красным языком…
А в молодости каждая собака
Была очаровательным щенком.
 
 
руг нужен настоящий и в радости, и в горе,
Нужна его улыбки спасительная нить.
Иначе ожидает вас надпись на заборе:
«Презлющая собака. Без стука не входить!».
 

Ослик

К спектаклю «Зоопарк»

 
Я к своей участи привык…
Посудите сами:
Тех, кто шагает напрямик, —
Все зовут ослами.
 
 
Пусть он добряк и хлебосол,
К лести непривычен, —
Но все в него пальцем тычут:
«Вот осел!».
 
 
Мне не хватает громких слов.
Кругозор мой узкий:
Кто-то же должен быть ослом,
Чтоб нести нагрузки.
 
 
Кто-то же должен делать все,
Чтоб его ругали,
Учили и запрягали,
Кнутом по бокам стегали:
«Но, осел!».
 

1983 г.

Говорящий попугай

К спектаклю «Зоопарк»

 
Говорящий попугай – редкость настоящая.
Чтоб вам было ясно – дефицит.
Кратко излагаем мы суть происходящего —
Вот за что нас ценят мудрецы.
 
 
Пусть не посещают нас музы вдохновения,
Но должны сказать мы наконец:
Если повторение – это мать учения,
Значит, попугай – его отец.
 

1983 г.

Крокодил

К спектаклю «Зоопарк»

 
Конечно, крокодилы – не матрешки
И созданы они не для забав.
Ведь даже человека встречают по одежке,
А провожают – по зубам.
 
 
И в этом есть, как я соображаю,
Общественно-полезный смысл большой:
Боятся – значит, уважают.
А уважают – это хорошо!
 

1983 г.

Песенка о дураках

К спектаклю «Дорога»

 
В могучем нашем языке,
В большой литературе
Есть много притч о дураке
И о его натуре.
 
 
Закономерен интерес,
Который мудрых гложет,
Поскольку истинный прогресс
Без дурней невозможен.
 
 
Заслуги дурней велики,
Огромны их заботы:
Добыли с боем дураки
Ковры и самолеты.
 
 
У дураков расширен штат,
Прекрасна агентура…
Губа – не дура, это факт,
Зато ведь пуля – дура.
 
 
Весомый вклад вложил дурак
В борьбу с самодержавьем:
Ведь все царевны, как-никак,
От дураков рожали!
 
 
Носить нас надо на руках,
Чтоб не искать поспешно,
Кого оставить в дураках —
Да дураков, конечно.
 
 
Совет дадим вам задарма,
Хоть нет его сумбурней:
Сходите, граждане, с ума,
Записывайтесь в дурни!
 

Песенка о диалектике

 
Я с Гегелем лишь шапочно знаком,
А как хотелось быть знакомым лично!
Ведь это он научным языком
Нам доказал, что жизнь диалектична.
 
 
Вот возьмём, к примеру, совесть:
Кто её имеет то есть,
Тот сидит в дерьме по пояс,
Натощак сосёт кулак.
Кто богат – тот бессердечен,
Тот, кто мудр – всегда увечен,
Этот – скромен, обеспечен.
Даже счастлив, но – дурак!
 
 
В природе всё продумано давно,
Она несправедливость не выносит:
Кому от Бога многое дано —
С того, как говорится, больше просят.
 
 
Ложь всегда сыта, но бита,
Юность гола, но сердита,
Правда глубоко зарыта,
Безрассудство гложет честь.
Злоба сторонится света,
Зависть – мелкая монета…
Ну, а где чего и нету —
Так ведь где-то это есть!
 
 
Едим мы диалектики плоды,
Где правит сила – там бессилен разум:
Крича о загрязнении среды,
Ее мы травим углекислым газом.
 
 
Лицемер стихи кропает,
Лицедей канал копает…
Клевета не засыпает —
Клевета всегда в цене!
Лесть в объятьях душит славу,
Пьёт любовь измен отраву…
Что ж до истины, то, право,
Есть отличная забава —
Поиск истины в вине.
 
 
К чему скорбеть, печататься, роптать?!
Не лучше ли расслабиться для неги —
И яства диалектики глотать,
Которые для нас состряпал Гегель?
 

1983 г.

Комиссар

 
По лесам комиссар уходил.
К Батьке в лапы комиссар угодил:
Две лампадки, рушничок, —
Стешка ставит первачок…
 
 
Николай-угодник стешкин
Щурился из-за свечей:
Порубали хлопцы в спешке
Двух приблудных трубачей…
Ох, как жаль, что зарубили, —
Комиссару б потрубили…
 
 
Не дошел комиссар, не дошел.
Опускали его в прорубь нагишом.
Сапоги да башлычок
Стешка прячет в сундучок…
 
 
Николай-угодник стешкин
То ли плакал, то ли спал.
Веселились хлопцы в спешке,
Пели «Интернационал» —
Отпевали комиссара.
Заедали хлебом с салом…
 
 
Завтра Батька побежит по лесам.
И убьет его другой комиссар.
А у стешкина колодца
Порубают бравых хлопцев…
 
 
Николай-угодник стешкин
Ухмыльнется, промолчит.
Хуторок, три головешки,
Дым, полынья, трубачи…
Лишь всхрапнет в ночи луна.
Снег. Гражданская война…
 

Татьяна Михайловна

 
У «Максима» кровь – водица.
Врет «Максим» на все лады…
В белокаменной столице
Комиссары да жиды…
Тьма лежит над Перекопом,
Ждут околыши утра:
Завтра все погибнем скопом —
Матросня и юнкера…
 
 
Вам, Татьяна Михайловна,
И семнадцать не дашь ведь:
Вы и косы закалывали,
Чтобы выглядеть старше…
Да не щурьтесь Вы, полноте, —
Возвращения нету.
Вы меня и не вспомните…
Впрочем, дело не в этом.
 
 
Переполнен Севастополь
Дрянью – божья благодать,
Не видать Первопрестольной,
Нам России не видать…
Где носила, где косила
Наша белая судьба»!
…Кровь-водица у «максима» (2раза)
И у нас – не голуба…
 
 
Вот, Татьяна Михайловна,
Где нам встретиться выпало…
Ваши губы опаловые
До конца уже выпиты…
Мы – любовники старые,
Мы, чуть что – напролом!
…Я ведь ночи простаивал
Под Вашим окном…
 
 
Вот рассвет, как серый глянец.
Ухмыляется «максим»:
«Через прорезь, братец, глянем
На пророков и мессий!»
…Был Господь бы – попросил бы —
Нет, о жизни бы не стал, —
Схоронить меня в России, (2 раза)
Можно даже без креста…
 
 
Все, Татьяна Михайловна.
В пулемете нет лент…
Обо мне не слыхали Вы
Столько зим, столько лет!
Вы вернетесь на Сретенку
Жарким каменным летом, —
На окне там отметинка…
Впрочем, дело не в этом…
 

Россия

К спектаклю «Россия»

 
В России нынче холода,
Снег память студит…
Что с нами будет, господа,
Что с нами будет?!
Вновь с колоколен воронье
Зовет метели…
А мы и вправду без нее
Осиротели…
Приснится детства дикий мед,
Аллеи сумрак, —
Где утром иволга поет
Полубезумно,
Священный дым забытых мест,
Пустынь, околиц…
А здесь над нами – Южный Крест
И жар бессонниц…
 
 
Припев:
Срывается голос: «Россия!
Ты нас родила и носила,
Ты нас осеняла перстом
Или взглядом.
На этом свете и на том
Мы будем рядом!»
 
 
Тускнеет золото погон
От взглядов волчьих.
Встал офицерский батальон
В атаку молча…
Свинцовый дождь побьет подряд
И тех, и этих,
А кто был прав, кто виноват —
Пусть Бог пометит.
Пометит Бог – он справедлив,
Он ставит мету —
Кто будет мертв, кто будет жив,
Кто канет в Лету…
Не нам обидчиков судить —
Свое отбыли.
…Дай, Бог, Россию им любить,
Как мы любили…
 
 
Припев.
 
 
Могилы спрятаны в траве —
Их много ныне
Не в Петербурге, не в Москве,
А на чужбине…
И то ли ангел, то ль звезда
Над тополями…
Что с нами будет, господа,
Что будет с нами?!
 
 
Припев