Текст книги "Последнее задание"

Автор книги: Дмитрий Федорцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Наверно... Где и когда?

– Здесь же, после завтрака, хорошо? Вы не обиделись?

– Нисколько. А вы?

– Нет! Так значит – до завтра. – она поднялась, обернувшись, – Просто я хочу... Мне надо побыть одной.

– Я понимаю. Споконой ночи. Я буду очень ждать!

– И я.

Она было отошла, но заслышав неподалеку чьи-то приближающиеся шаги и громкие голоса, поспешно вернулась, сев рядом со мной.

По трапу с нижних палуб поднялась, явно направляясь к нам, тройка заметно подвыпивших мужчин. Было темно, но их фигуры мне показались знакомыми.

– Мне страшно... – чуть слышно прошептала Мэри, судорожно сжав мою руку.

– Со мной ничего не бойся! – беспечно усмехнулся я, – Всего трое, да еще и пьяны... К тому же, по-моему, это мои друзья.

– А-а! Вот ты где прячешься! – громыхнул знакомый бас Тома О,Коннора, – А мы теб-б-бя пот-т-теряли. Уж думали – того... – он болезненно икнул, покачнувшись, – Не свалился ли за борт, спьяну-то...

– А я и правда чуть не упал! – рассмеялся я, кивнув на Мэри, – Но меня удержали...

– Ой! – вытаращил глаза Том, похоже, только теперь разглядев мою спутницу, – Да ты еще и с леди... Здрасьте!

Он галантно приподнял свою потрепанную кепку.

– Ну ладно, тады мы пошли домой,а ты, ежели хошь, оставайся. Только учти – бутылка у нас еще есть, но она не бездонная!

И они, хохоча, удалились.

– Боже мой... – выдохнула Мэри, когда их шаги и голоса затихли вдали, – Я так испугалась! И так остро почувствовала твою защиту... А они и правда твои друзья?

– Мои соседи по каюте. Они, конечно, немножко бандиты, но в общем, ребята добрые – смотри, как сразу вежливо оставили нас наедине.

– Да, наверное. Если ты так говоришь... – она робко улыбнулась.

Как-то незаметно мы перешли на "ты". Хотя, в староанглийском сленге "ты" и "вы" заменяло одно "you", некая грань интонации и глубинного подтекста все же существовала. И мы ее преодолели в первый же вечер.

Распрощавшись с Мэри я вернулся в свою каюту. Мои приятели еще не спали, буквально "клюя носами" вокруг початой бутылки дешевого бренди, и мое возвращение вызвало некоторое оживление. Меня дружно, хотя и не совсем членораздельно поздравили, а когда я выразил недоумение, Том, очевидно, как самый трезвый, пояснил:

– Н-ну как же? Отхватить т-т-такую кралю! – он, присвистнув, покачал головой, – А глазищи-то, глазищи! Вжисть таких не видал! Н-нет, сурьезно...

Быстро покончив с остатками бренди, мы кое-как улеглись по койкам, и минуту спустя каюта вибрировала от могучего храпа. Однако мне удалось заснуть лишь под утро.

Глава 4

Пустая каюта

Борт лайнера "Титаник".

Северная Атлантика,

Середина пути

Апрель 1912 г.

На четвертый день плавания, в субботу, 13 апреля, на лайнере царило безмятежное спокойствие. На залитых солнцем прогулочных палубах и открытых кафе заполнились кресла и шезлонги. Большинство пассажиров расположилось группками за карточными столиками, играя в бридж или покер, некоторые занялись набрасыванием колец на шест или игро в мини-гольф, другие отправились в бассейн или на теннисный корт...

Короче, каждый из обитателей этого плавучего отеля проводил время в соответствии со своими природными наклонностями. Экипаж и обслуживающий персонал исправно работали.

Погода, как, впрочем, в течение всего плавания, стояла великолепная. Обычно штормовой Атлантический океан казался на удивление кротким и ласковым. Нежно-бирюзовое небо, совсем по-весеннему припекавшее солнце все как нельзя более поднимало настроение и располагало к приятному общению.

Мы с Мэри, встретившись, как договорились, сразу после завтрака, рассеянно бродили по палубам, разглядывая окружавшую нас пеструю многоязыкую толпу и оживленно болтая о разном – от всяких пустяков до основных вопросов философии. Это сочетание в Мэри детской наивности с поразительной живостью ума, искрометного веселья с мимолетными приливами грусти, умиляло и восхищало меня до глубины души. Общаться с ней было просто и легко.

Я взахлеб вещал ей что-то о дальних странах, не забывая делать поправки на ее время. С воображением у меня, по счастью, все в порядке, а сегодня я был явно "в ударе", импровизируя самые невероятные истории, смешные и страшные... Она рассказывала о себе, и когда склянки пробили к обеду, я знал о ее немудрящей жизни почти все.

Родилась Мэри, действительно, немногим более двадцати лет назад – в мае 1891-го, в Портсмуте, в семье офицера военно-медицинской службы доблестной армии Ее Величества королевы Виктории. Отец Мэри, Чарлз Кроуфорд не был заурядным солдафоном. В свободное от службы время он всецело отдавался своему хобби – он был заядлым антикваром и библиофилом, и даже владел небольшой лавкой соответствующего содержания. В этой-то лавчонке, среди тяжелых кип старинных фолиантов и всяких диковинок, собранных из всех уголков империи "где никогда не заходит солнце", и прошло детство Мэри, навек привив ей любовь к книгам, разбудив фантазию и жадное стремление познавать этот огромный и удивительный мир вокруг. Мэри была поздним, единственным ребенком в семье, и игр со сверстниками она почти не знала.

После смерти матери в отсутствие отца за дочерью и хозяйством приглядывала бабушка и, пока офицерское жалованье это позволяло, прислуга.

Потом, разразившаяся англо-бурская война забросила отца в Южную Африку. Начало войны сложилось для Британии неудачно. Бурам сочувствовал и помогал, чем мог, практически весь тогдашний цивилизованный мир, снабжая всем необходимым, включая новейшее оружие, вроде пулеметов "Максим" и тяжелых Крупповских пушек. И вскоре капитан Кроуфорд очутился в числе 12-ти тысяч англичан в осажденном городе Ледисмите. В один из последних дней предпоследнего года XIX-го века, очередной фугас, выпущенный из бурского "Длинного Тома", разорвался в пяти шагах от капитана... Месиво крови, костей и осколков, раздробленная правая нога и сильнейшая контузия.

Оперировал его единственныйй гарнизонный хирург Давид Брюс впоследствии знаменитый врач, прославившийся борьбой с мухой цеце и сонной болезнью. Отец чудом выжил, однако ногу спасти не удалось, и после снятия осады 27 февраля 1900 года, он, естественно, выйдя в отставку, вернулся в Англию. Как инвалиду войны, ему определили приличную пенсию, и вернувшись на родину, он первым делом устроил подросшую дочь в один из лучших частных пансионов для благородных девиц в предместье Лондона Рединге, где она и воспитывалась до 18-ти лет.

От жизни в пансионе у Мэри остались не самые приятные воспоминания. Ханжеская пуританская мораль, сплетни и жесткая дисциплина – против всего этого, исподволь, бунтовали ее живой ум и страстная, увлекающаяся натура. Радовало лишь то, что здесь у нее появились первые подруги и друзья, хотя, начет последних надзор был весьма строг.

Приезды же в отчий дом, на побывку, радовали ее все меньше – отец, как и многие стареющие мужчины во все времена, считая жизнь конченой, и начисто позабыв о прежних своих увлечениях, все чаще искал утешения на дне бутылки.

"Кому нужен старый старый больной калека, к тому же контуженный?" примерно так он говорил всякий раз, когда дочь, застав его в обществе склянки виски, со свойственной ей горячностью пыталась провести с ним душеспасительную беседу.

А здоровье его, и впрямь, таяло на глазах, стремительно ведя к фатальному исходу, и в одну из душных июльских ночей 1909 года, под монотонную песню сверчка, бывший бравый капитан Чарлз Кроуфорд ушел из жизни Мэри навсегда. Ему не было еще и пятидесяти... Через год, переживя сына, скончалась и бабушка.

Оставшись совсем одна, Мэри какое-то время перебивалась более чем скромными доходами от отцовской лавки, упорно отвергая настойчивых ухажеров всего квартала – молодых, и не очень, холостых, и женатых. Вообще, после смерти родных, ее лавка стала весьма популярной в округе, вот только увы, не в сфере бизнеса...

Мэри совсем было растерялась, но тут, громом среди ясного неба свалилось письмо из Америки от младшей сестры отца, которую она видела всего раз в жизни, будучи совсем ребенком, и после почти забыла о ее существовании. Тетка писала, что хотя о кончине брата и бедственном положении "дорогой племянницы" узнала с опозданием, она будет рада приютить "бедную сиротку" у себя. Еще из письма следовало, что тетка живет в Филадельфии, и материально отнюдь не бедствует, содержа некий, чуть-ли не самый популярный в городе, и весьма доходный "дом".

Сии формулировки не вызвали у Мэри, по ее наивности, ни тени подозрений, для меня же род занятий ее родной тетушки стал предельно ясным. Все имущество племянницы, включая домик и лавку, тетка посоветовала, особо не торгуясь, обратить в деньги, а проще говоря, продать. Не имея в Англии ни родичей, ни настоящих друзей, Мэри так и поступила, бросив все за смехотворную сумму в 200 фунтов. Впрочем, ей действительно было не до аукционов. И вот она здесь...

Мы почти неразлучно провели весь долгий апрельский день, и когда солнце склонилось к закату, нам уже казалось, что мы знакомы целую вечность. Вечерняя заря застала нас одиноко стоящими рука об руку возле шлюпбалок на верхней прогулочной палубе, и рассеяно взиравшими с высоты 23-х метров на океанскую зыбь.

... – Да, пока не забыла! – вставила вдруг Мэри, подняв глаза к небу, где в густеющей синеве вспыхивали первые звезды, – Ты, помнится, сказал, что у нашего солнца десять планет. Но ведь их восемь, я точно помню. Последняя – Нептун?

– Последние две еще не открыты. – улыбнулся я, наблюдая за ее реакцией, – Через 18 лет, в 1930-м году, некий молодой американец откроет девятую планету. Ее назовут Плутоном. Спустя еще некоторое время выяснят, что там не одна, а целых две планеты, обращающиеся вокруг общего центра масс. Вторую назовут Хароном.

– Вот опять! – негромко воскликнула Мэри, вонзив в меня растерянный взгляд, – Я опять не пойму, шутишь ты, или серьезно...

– С тобой я и сам не всегда это понимаю. – ответил я уже без смеха, прямо глядя в ее широко распахнутые, и без того огромные глаза, – И как мне быть дальше – я уже совсем не понимаю...

– Мне кажется, ты не можешь лгать. – сказала она после некоторой паузы, и зардевшись маковым цветом, потупила взгляд, – Ты тогда так кинулся за моей шляпкой, даже не подумав о себе. Такие люди не обманывают... Конечно нет! Скажи... Вот мы послезавтра сойдем на берег – и все? Мы больше не увидимся? Никогда, никогда?...

– Почему ты так думаешь?

– Потому что... Не знаю. Мне кажется, я чувствую это. Понимаешь, так не бывает... Ты слишком необыкновенный, чтобы быть правдой. А сказка всегда кончается, и кончается скоро. Ты все обо мне угадал... Нет, наверное, не угадал, а просто знаешь. Сколько помню себя – я всегда одна. В детстве, в пансионе, даже с подругами. А когда умер отец... Но я привыкла. Привыкла, что для меня на всем свете не горит ни одно теплое окошко, нет ни одной волшебной двери, за которой можно забыть обо всем, и ни одной груди, на которой можно выплакаться... Я привыкла. Я почти поверила, что именно так и должно быть, потому что иначе просто не бывает! Потому, что имеющий глаза – да видит, потому, что нас учили в пансионе Бог терпел, и нам велел, человек рожден для страданий, а земля – юдоль горя и слез! И вдруг – появляешься ты, как... Не знаю кто. Просто что-то светлое и яркое. Совсем другой, совсем особенный – я сразу поняла это. И испугалась. Так, что даже сбежала тогда...

Она замолчала, нервно комкая повязанный вокруг шеи шарф, и я, разряжая наэлектризованную тишину, спросил:

– Больше не испугаешься?

– Нет. – она подняла взгляд, – Хотя теперь ты знаешь обо мне все, а я о тебе – ничего. Ты говорил сегодня так много, и так жутко интересно, но о себе не сказал ни слова. Почему? Я вижу – тебя гнетет что-то, как бы ты не скрывал и не старался казаться веселым и бесшабашным – я вижу, что тебе плохо. Зачем ты едешь в Америку, от кого бежишь? А может... – Мэри понизила голос до шепота, – Я не знаю, что и подумать...Может, ты шпион какой-нибудь?...

Я невесело рассмеялся:

– Еще какой...

– Ну и пусть! Значит, так сложилось...Ты не можешь быть плохим человеком, я знаю. Расскажи мне о себе все.

– Не сегодня. – я взял ее за руки, повернув лицом к себе, – Это очень долгая история, а уже поздно.

– Ну и пусть! – повторила Мэри, смело вскинув голову, – Я уже большая девочка, классные дамы за мной давно не шпионят, а здесь... Разве нас кто-то торопит? Я не хочу... – она чуть запнулась, – Расставаться с тобой.

– Но тут становится холодно, и лучше нам тогда... – начал было я, но вспомнив, что нахожусь не в своем, отличающемся полной свободой нравов веке, замолк, прикусив язык.

– Что ты хотел сказать?

– Н-нет, ничего.

– Нет хотел! – Мэри требовательно притопнула каблучком, – Ну же!

"Ах так?" – подумал я, – "Тогда – будь что будет!"

– Я только хотел сказать, что на судне много свободных кают...

Это было правдой. Из всех 2603-х пассажирских мест "Титаника" в его роковом рейсе пустовала почти половина. Но страшно даже представить, что было бы, если лайнер загрузили бы до отказа...

Мэри, в ответ на выданную мной информацию, некоторое время молчала, покусывая губки, и очевидно, переваривая неслыханную дерзость, после чего, опустив глаза, просто ответила:

– Я согласна... Только как мы туда попадем? Все пустые каюты заперты.

У меня сердце упало. Но ничем не выдав свое волнение, я лишь небрежно передернул плечами:

– О-о! Это уже моя проблема! Жди здесь и никуда не уходи, хорошо? Я скоро вернусь.

Она коротко кивнула, и я, вызвав ближайший лифт, опустился в нем до палубы "B", где размещались 97 шикарных кают-люкс для самых состоятельных пассажиров первого класса. Планировку судна я запомнил четко, так что ориентировался вполне уверенно.

У дверей лифта на фешенебельной палубе "B", как во всяком солидном отеле, сидя за столиком с лампой, дежурил стюард – мальчишка лет 15-16-ти, в красном форменном пиджачке и фуражке с белой звездой – эмблемой компании "Уайт Стар Лайн".

– Тебе чего? – подозрительно покосился он на меня, привстав со стула и отложив газету "Кроникл", которую, видимо, читал.

Убедившись, что устланный коврами коридор между дверями кают пуст, я решительно шагнул к нему, изобразив приветливую улыбку:

– А что, для первого класса рылом не вышел?

Парень настороженно огляделся вокруг, и пожав плечами, ухмыльнулся:

– Одежонка не тянет.

– Это ничего. Подзаработать хорошенько не хочешь?

– Смотря как... – снова насторожился он.

– Да ты не дрейфь, никакого криминала. Просто каюта нужна поприличнее. До утра.

– А-а, это сложно. – развел руками он, – Мое место кой-чего стоит...

– Так дорого?

Он опять ухмыльнулся:

– А деньги-то у тебя есть?...

– Не груби старшим, парень! – я укоризненно покачал головой, извлекая на свет лампы три стофунтовые банкноты, – Одну получишь сейчас, две другие – утром. Смотри – передумаю, или найду кого другого, посговорчивее.

У парня округлились глаза – вряд-ли он когда-нибудь держал в руках такие бумажки! Воровато оглядевшись еще раз по сторонам, он протянул дрожащую руку, и сдавленно проговорил:

– Ладно, давай! Только попозже, хорошо? Сейчас еще народ шастает... Через часок-другой все угомонятся – тогда подходи.

– Ну гляди парень! – погрозил пальцем я, вручая ему сотню, – Обманешь – из под земли достану!

– Ладно, ладно! – отмахнулся он, – Что я, без понятия?...

"Любопытно, за кого он меня принял?" – размышлял я, поднимаясь в лифте обратно на шлюпочную палубу, – "Вероятно, за обчистившего банк гангстера, бегущего от британской Фемиды..."

Вернувшись к одиноко жавшейся у фальшборта Мэри, и встретив ее вопросительный взгляд, я невозмутимо отрапортовал:

– О леди! Достойная вас каюта ждет двумя палубами ниже.

– Как? Ты где был, сознавайся...

– Покупал билет в первый класс. Вот только одна незадача – наша каюта будет готова часа через полтора. Но мы это переживем, правда?

– Потрясающе! – она восхищенно взмахнула ресницами, – Ты все это серьезно?

– На этот раз – абсолютно. – кивнул я, и подумав, добавил, – Пожалуй, я схожу предупредить своих соседей, а то, чего доброго, опять пойдут меня искать.

– Не дай Бог... – задумчиво покачала головой Мэри, – Наверное, я тоже схожу к своим.

– Тогда – здесь же, через полтора часа!

...Двухместная каюта "B-59", куда, пряча понимающую лукавую улыбку, проводил нас Вилли-стюард, и впрямь оказалась настоящим люксом. Мало того – я оценил сообразительность мальчишки – каюта явно предназначалась для чего-то вроде свадебных путешествий молодоженов из высшего света. Две комнаты – гостиная и спальня, обшитые яркими гобеленами стены, ванная с зеркалами и санузлом, вычурная мебель в стиле "модерн", под потолком хрустальная люстра, а в спальне, под бархатным балдахином – роскошная кровать... В то, что вы находитесь на корабле, здесь как-то совсем не верилось. Мэри, переступив в след за мной порог этого райского гнездышка и осмотревшись, буквально обмерла, застыв с приоткрытым ртом.

– Ну как апартаменты? – хитро подмигнув мне, осведомился Вилли, Годятся?

– Молодец! – я хлопнул его по плечу, – Как раз то, что надо... Так, сколько у нас времени?

– В общем так...В восемь утра я сменяюсь, и за полчаса до смены вас выпущу. А пока я запру вас снаружи – так будет надежнее. Ну и конечно – не сорить, и чтобы все было в целости!

– Обижаешь... Ладно, до утра!

– Спокойной ночи! – Вилли, смеясь, скрылся за дверью, трижды щелкнув замком.

– Слушай, – встревоженно заметила Мэри, на миг оторвавшись от зачарованного созерцания интерьера каюты, – А он нас не...

– Хочешь сказать – не сдаст ли он нас тут тепленькими властям?

– Вот именно! Это было бы ужасно!

– Н-ну, ничего особо ужасного не вижу... Но не думаю, чтобы Вилли нас сдал. В противном случае, он потеряет кучу денег.

– Ах вот в чем дело! – Мэри тихо прыснула в кулачок, метнув в меня укоризненный взгляд, – И как я сразу не догадалась? Взяткодатель несчастный!

– Почему же несчастный?... – улыбнулся я, осмелев настолько, что охватив теплый изгиб ее талии, привлек к себе, и с неожиданной для себя же страстью впился в гранатовый разлом ее приоткрытых губ. Она не сопротивлялась, бессильно уронив руки, и некоторое время мы стояли прямо у двери, задохнувшись в долгом поцелуе. Потом Мэри резко запрокинула голову, часто дыша и шепча:

– Боже мой, что я делаю...Я с ума сошла...

– Не знаю, кто из нас сошел с ума больше! – отозвался я совершенно искренне, вновь ловя ее губы.

Наши объятия становились все крепче. Пуританское воспитание поначалу заметно стесняло Мэри, но я всем существом своим чувствовал, как внутри ее, разгораясь, бушует хищный пламень. И когда он, сметя все преграды, сдерживающие его так долго, вырвался на свободу, я забыл обо всем...

...Глубокой ночью, в звенящей тишине и лишь слегка разбавленном падавшим в окно светом топовых огней мраке, я сидел как изваяние на краешке кровати, рассеянно глядя на безмятежно спящую Мэри. В задумчивости я перебирал рассыпанные по атласному телу волны ее иссиня-черных волос. Она вздрогнула, проговорив что-то во сне, и по детски причмокивая губами, схватила мою руку, прижав к своему лицу... Осторожно высвободив руку, я встал, и отойдя к скинутому в горячке вороху одежды, извлек из своего бушлата похожий на золотой портсигар контейнер с хронокапсулами. Взяв один из пяти серебристых, размером с папиросу, цилиндриков, я заперся в ванной комнате. Присев на край чугунной ванны, я свинтил колпачок цилиндрика и коснулся пальцем открывшийся черный выступ. Тотчас вспыхнувший изумрудно-зеленый огонек сообщил что капсула активирована.

– Запрос спецагента 66-98. – вполголоса, но четко и внятно проговорил я, – Пункт назначения – Брюссель, год 2281-й, штаб-квартира ФСТК, консульт-сектор. Требуется список спасенных с лайнера" Титаник". Срочно.

Надавив пальцами на красный ободок цилиндра, я разжал ладонь. Капсула исчезла с легким хлопком и дуновением ветерка. Теперь оставалось только ждать. Посидев минут пять, и чувствуя что нервы на пределе, я вновь сходил к своему бушлаату, достав трубку и табак. И сделал то, чего всерьез давно не делал – закурил. Жадно глотая ядреный дым гаванского табака "Лигерос", я подождал еще минут десять. Наконец, с вожделенным звуком хлопка, капсула материализовалась прямо перед моим носом, упав в подставленную ладонь. Из ее торца вырвалась тонкая, как луч лазера, полоска света, развернувшаяся секунду спустя в веер голографического экрана. По нему, снизу вверх побежали колонки имен и фамилий всех 711-ти спасенных. Отметив с мимолетной радостью в списке своих соседей-ирландцев, я с удвоенным вниманием продолжил просмотр. Стоп... Да! Сомнения отпали – Мэри Кроуфорд фигурировала в списке одной из последних. Значит, она все-таки спаслась!

Я машинально дезактивировал капсулу и сел прямо на холодный пол ванной, раздиремый противоречивыми чувствами. С одной стороны, я испытал некоторое облегчение, а с другой – неизмеримо большее рзочарование... Да, чудовищный парадокс – я был буквально раздавлен тем, что она осталась жива! Вы не понимаете? Погибни она – и я мог бы со спокойной ( или почти спокойной ) совестью забрать ее с собой в XXIII-й век! Что изменилось бы оттого, что там, на дне океана, в четырехкилометровой бездне, одним из полутора тысяч тел стало бы меньше? Начальство, конечно, всыпало бы мне по первое число. Возможно, меня даже вышибли бы из конторы, но головы бы уж точно не лишили. А с моими то, подготовкой и послужным списком, безработица мне никак не грозила. А главное – Мэри была бы со мной! Теперь все безнадежно усложнялось... Но так ли уж безнадежно? Сдаваться я не собирался. "Думай Джон, думай!" – повторял я себе, сидя нагишом на полу в позе лотоса, и снова раскуривая трубку. И тут я вспомнил о даймонах.

Путешествия во времени, на моей памяти, осуществлялись почти исключительно в прошлое. Причины этого отчасти очевидны. Если кратко – то в будущем, особенно отдаленном, нам просто нечего делать. Цивилизация и люди там достигли таких высот, что в жизни их сообществ разобраться нам было подчас столь же сложно, как скажем, кроманьонцу, в жизни и проблемах нашего ХХIII-го века. Многие из нас, кадровиков ФСТК, впрочем, все же бывали там, в основном, с чисто экскурсионными целями. Погостил в будущем, а точнее, в XXXI-м столетии, однажды и я, и все увиденное там, глубоко меня потрясло... Но это уже тема отдельного разговора.

Пришельцы из будущего – разного рода исследователи и темпорал-консультанты часто посещали и наше время. Строго говоря, общее руководство всей деятельностью нашей службы осуществлялось именно оттуда, так сказать "сверху". Но те визитеры, с кем мы иногда общались, все же были еще людьми. В будущем же еще более далеком творились подлинные чудеса, вовсе выходящие за пределы нашего понимания, и известные нам лишь понаслышке, поскольку на отрезке темпо-трассы с 200-го тысячелетия и далее на протяжении примерно миллиона лет, лежал так называемыйй "ББ", или "Большой Блок". То есть эти века оставались закрытыми – все, пытавшиеся пробиться туда, просто возвращались в исходную точку. Те же, кто забирался в будущее дальше "ББ", обнаруживали совершенно дикую, без всяких следов разумной деятельности Землю – какой она была до появления на ней человека...

В тайну "Большого Блока", однако, в самых общих чертах, нас посвятили темпорал-консультанты. С их слов выходило, что там обитала цивилизация даймонов – принципиально отличная и качественно иная, нежели все, что мы знаем из предыдущей ей истории человечества. Практически все о ней известное сводилось к тому, что даймоны, покинув свои физические тела, слились с единым информационным полем Вселенной – Логосом, Косморазумом, или, если угодно, Творцом всего сущего. Все это, в общем, вполне укладывалось в эзотерические теории о том, что человек – лишь переходная ступень между биологической и энергетической фазами жизни, лишь имаго "куколка" совершенно иного, неизмеримо более совершенного существа, вернее – сущности...

Просуществовав более миллиона лет, эта таинственная цивилизация не просто исчезла, а согласно полученной смутной информации, куда-то "ушла" в иные, пока неведомые нам сферы мироздания. Возможно, достигнув в нашем понимании, богоподобия, даймоны создали собственную вселенную, но это всего лишь домыслы. А даймонами этих наших отдаленных потомков назвали потому, что они чем-то напоминали тех одноименных светоносных существ из "небесного человечества", которых некогда описал в своей "Розе Мира" не принятый всерьез современниками философ ХХ-го столетия и мой соотечественник Даниил Андреев.

Мысль о даймонах пришла мне в голову совсем не случайно, ибо для дальнейших действий мне требовалась информация, дать которую не могли, ни наш консульт-сектор, ни даже темпорал-консультанты из будущего. Только даймоны, которые, если верить тому что о них говорили, всеведущи, как сам Всевышний. Дело в том, что барьер "ББ", был абсолютно непреодолим для любой органики и аппаратуры, любой, кроме хронокапсул. Вроде той, что я держал сейчас в руке...

Наша Штаб-квартира ФСТК – всего лишь один из многих филиалов гигантской Системы, раскинувшей сеть по всем эпохам и странам мира, от первых культур Египта и Шумера до Галактической Федерации будущего. Масштабы этой Сверхсистемы было трудно вообразить. И хотя в анналах нашего филиала каких-либо контактов с даймонами не значилось, от пришельцев из грядущих веков мы знали, что это в принципе возможно, и отправленные в "ББ" хронокапсулы иногда приносят ответ. Видимо, даймоны все-таки делились информацией, когда считали это действительно необходимым. А мне было необходимо, ни много, ни мало, заглянуть в то, что средневековые астрологи звали Книгой Судеб, только в настоящую... Если, конечно, она и впрямь существовала. Разумеется, я ясно отдавал себе отчет, как несоизмеримы наши понятия о необходимости, и сколь мала надежда на ответ. Но надежда, как известно, умирает последней, да и кто хоть что-нибудь знает о логике тех существ, которые по нашим меркам слились с Богом?

К тому же, в нашу службу случайные люди не попадают, и все знавшие меня близко, отмечали мою интуицию и способность в любой ситуации принять единственно правильное решение. В данный момент, впрочем, интуиция многозначительно молчала, не говоря мне ни "да" ни "нет". Однако, я решился.

– Ну малюточка, выручай... – как заклинание, прошептал я, и вновь активировал капсулу.

– Запрос спецагента 66-98. Пункт назначения – любая точка координат, год 1000000 (миллионный) от Рождества Христова. Требуются данные о темпоральной значимости индивида. Имя – Мэри Кроуфорд. Родилась в Портсмуте 21 мая 1891 года. Одна из 711-ти спасенных при катастрофе" Титаника" 15 апреля 1912 года.

...Пока после исчезновения капсулы медленно текли минуты, я нервно грыз чубук потухшей трубки, все более озадачиваясь. В том, что мой вопрос останется без ответа, я почти не сомневался, но с другой стороны – капсула не вернулась, тогда как все, отправленное в отрезок "ББ" обычно возвращалось спустя считанные секунды.

Я уже успел мимолетно пожалеть об утере ценного прибора, когда вдруг почувствовал НЕЧТО... Как вам сказать? Сомневаюсь, что за те мгновения, пока это длилось, я успел точно проанализировать свои ощущения. Несомненно одно – это более всего походило на взгляд, тяжелый, пронзительный взгляд, идущий, казалось, со всех сторон, из глубин самой материи. Или, точнее, не взгляд, а некое присутствие – словно мне в затылок дышит кто-то невообразимо могучий и огромный, как сама Вселенная. На миг я остро ощутил себя амебой под микроскопом – ощущение, доложу вам, неописуемо жуткое! А дальше в моей голове будто взорвался ядерный заряд. Слепящая вспышка – и мрак. Я упал и лишился чувств. Последнее, что зафиксировало мое гаснущее сознание, была мысль, что я поплатился за дерзость, ступив на запретную территорию.

Очнулся я ничком лежащим на полу ванной. Голова гудела, будто ее лягнул мустанг. Я кое как поднялся, и отвернув кран, подставил пылающий лоб под струю холодной воды... И едва вновь не лишился чувств, обнаружив, что ответ пришел! Он просто возник в голове, как это бывает в тех редких случаях, когда после резкого пробуждения, во всех подробностях вспоминается красочный сон. И в этом сне, как в ускоренном фильме, я увидел всю жизнь Мэри! Вернее, не всю, а как бы ее основные вехи, словно некто с головокружительной скоростью переставлял в проекторе яркие диапозитивы.

...Я увидел ее родителей, увидел саму ее, совсем маленькой девочкой, резвящейся на береговых отмелях Ла-Манша, у меловых обрывов Альбиона... Потом – нескладный подросток за стопками книг... Худенькая девчушка за партой... Прячущая взгляд невеста в белом, у крыльца церкви, под руку с неким улыбчивым господином в строгом смокинге... Стройная женщина в темном платье и с сумрачным лицом... Увидел я и ее детей. Их было трое. Две старших, девочки-близняшки, умерли во младенчестве. Третий – мальчик, выжил, чтобы сложить голову во Второй мировой войне. Я ясно разглядел его – рослого, черноволосого, в форме сержанта морской пехоты США, недвижно лежащего на кровавом снегу под Арденнами в январе 1945-го... Ее мужа, пухленького живчика, брокера Нью-Йоркской фондовой биржи, инсульт убил гораздо раньше – во времена Великой депрессии начала 1930-х. Сама же Мэри жила еще долго, она умерла где-то в конце 1960-х – сухонькая, забытая всеми старушка, с потухшим взглядом, в неизменном черном. А потом темнота... Внуков у Мэри не было.

Пусть в этой судьбе, по большому счету, не было ничего особенного, она мало чем отличалась от миллионов других, но увидев все воочию, я содрогнулся. Воистину, нигде весь дух и трагизм эпохи и само вечное инферно жизни не видится так выпукло, как обычной человеческой судьбе! Подобно тому, как в капле воды видится океан.

Охваченный благоговейным трепетом от проикосновения к вечности, я долго терялся в догадках, что же хотели сказать мне даймоны этим своеобразным ответом, больше похожим на информацию к размышлению. Сомневаться в главном, впрочем, не приходилось. В том, что выражаясь протокольно, тепоральная значимость индивида по имени Мэри Кроуфорд, исчезающе мала. Несправедиво мала! Однако, я по прежнему не знал, что мне делать дальше.

Выйдя из ванной в озаренную призрачной синевой близкого рассвета спальню, я снова присел на край кровати. Мэри крепко спала, подсунув под щеку обе ладони, и некоторое время я зачарованно глядел на ее спокойное и прекрасное лицо. Видимо почувствовав мой пристальный взгляд, она вдруг проснулась, и открыв затуманенные сном и счастливой усталостью глаза, проговорила:

– Ты не спишь, любмиый? Иди ко мне скорее... – она улыбнулась, вновь смежив ресницы, – А знаешь, мне снился сон. Хороший сон, такой светлый... Будто мы с тобой уехали куда-то, далеко, далеко, не знаю куда... Но там было так чудесно – всюду сады, цветы, теплое море, и мы любили друг друга... И мне было так необыкновенно радостно и легко, я почему-то знала, что так будет всегда... Наверное, это был Рай, да?