Текст книги "Последнее задание"

Автор книги: Дмитрий Федорцев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Федорцев Дмитрий
Последнее задание

Дмитрий Федорцев

ПОСЛЕДНЕЕ ЗАДАНИЕ

Глава 1

Легко ли стать палачом?

Брюссель. Европейская Федерация.

Штаб-квартира координационного

Совета ФСТК. Октябрь 2281 г.

Итак, мне уготована роль убийцы. Гнусная роль палача полутора тысяч людей, виновных лишь в том, что почти четыре века назад судьба распорядилась похоронить их в холодной пучине Атлантики. Выбирая свою профессию, я конечно отдавал себе отчет, что мне не раз придется идти на сделки с совестью, подавляя естественные чувства живого человека, но все же не предполагал,что это окажется столь тяжело, и я буквально сломаюсь в одном из заданий Совета.

Высшая справедливость... Кто укажет,где она? Что есть истина!? Ох уж эти вечные вопросы! Историю изменять нельзя, это давно известно. Но никогда еще это не было столь актуально, как в наши дни. И судьбе было угодно, чтобы под лезвие этой актуальности угодил именно я! Впрочем, к чему винить судьбу? Каждый сам выбирает свой крест. Мою профессию мне, опять же, никто не навязывал. Захотел острых ощущений, таких дефицитных в нашем благополучном мире. Что ж, я поимел их в достатке!

В бытность студентом, я увлекся историей, и мне так хотелось увидеть все собственными глазами, без посредства обычных виртуал-имитаторов. Увидеть и впитать дух ушедших эпох. И вот теперь я остро ощутил себя в шкуре Шарля Сансона, потомственного Парижского палача, и в целом, достойного сына Века Просвещения, в тот самый день, когда ему объявили, что он обязан четвертовать некого Франсуа Дамьена, неудачливого убийцу Людовика XV-го. Разница лишь в том, что мне предстояло утопить в ледяной бездне 1500 человек, в том числе детей и женщин. Или вы считаете – мне легче от того, что однажды они уже умерли? Черт бы взял этого элитного недоросля, горе-филантропа, как там бишь его имя...

Да, кстати, я забыл представиться сам. Джон Севергин меня зовут. Несколько странное сочетание, не находите? А все просто – мои родители русские, и назвали меня Иваном. Что поделаешь, нас русских, осталось в мире не так много, и все мы рассеяны по свету, так что общаться с бывшими соотечественниками мне почти не довелось. А имя Иван весьма непривычно для англо– и китаеязычных губ, что окружают меня в повседневной жизни. Все собираюсь посетить Суверенную Сибирь, выросшую на обломках бывшей России, подобно тому, как два тысячелетия назад, на развалинах Римской империи выросла Византия. Но все это так, детали, в сущности, не относящиеся к делу... Важно то, что я, Джон Севергин, спецагент ФСТК, то есть Федеральной Службы Темпорального Контроля. Однако, все по порядку.

Ровно месяц назад наш шеф, Председатель Координационного Совета ФСТК Айрон Сет срочно отозвал меня из очередного отпуска, и вскоре я уже созерцал его вечно небритое лицо, выглядевшее на сей раз особенно озабоченным.

– Садись. – вяло отозвался на мое приветствие он, отрывая взгляд от экранов телексов, заполнявших большую часть его кабинета, – И поверь, я не стал бы лишать тебя удовольствий бархатного сезона на Ривьере без крайней необходимости.

– Что, скуттер попал в руки Вермахта? – не слишком удачно пошутил я, плюхаясь в кресло напротив шефского стола.

– Хуже, – поморщился Сет, – он попал в руки сумасшедшего...

Я молчал, ожидая продолжения, и оно последовало в виде полувопрпоса полумонолога:

– Так... Ты у нас, ко всем прочим регалиям, магистр истории. Причем, твоя специфика, если не ошибаюсь, XVII-XX века?

– Если быть точным – Западная Европа постсредневековья, а моя дипломная работа – об Англии Викторианской эпохи. Там суть в том что...

– Великолепно! – прервал мои излияния шеф, – Тогда ты наверняка слышал о катастрофе "Титаника", так?

– Разумеется. Хотя это было немного позже – королева Виктория умерла в 1901 году, а "Титаник"...

– Знаю, 15 апреля 1912-го. – шеф отмахнулся, – Но это мелочи. Часок под гипноизлучателем, и все в ажуре... Ладно, вернемся пока в наше время. Тебе знакомо имя Бен Шарп?

Я слегка призадумался:

– Уж не родственник-ли одного из компьютерных воротил?

– В самую точку. Младший сынок Сэма Шарпа, покойного босса корпорации "Шарп и сыновья". И притом не последний держатель акций компании. А еще 25-ти летний бездельник, недоучка, бывший нью-панк, член чуть-ли не всех сект и прочих сумасшедших тусовок. И лучше, если бы он там и оставался...

Сет грубо выругался. Я скромно потупился. В конторе все знали, что шеф позволяет себе крепкие выражения только когда всерьез зол.

– По крайней мере, – продолжал он, – вреда от него особого не было. Так нет же! Недавно этот оболтус ударился в филантропию. Папашиных денег у него, сам понимаешь, куры не клюют, и он стал транжирить их на всякие фонды соцзащиты, гумпомощи и так далее. Ну, компаньонам это, ясное дело, не понравилось. Разнос ему хороший учинили. И тогда этот сукин сын – надо отдать должное его фантазии – решил спасать людей в нашем ужасном прошлом! Несколько часов назад он, уж не знаю как, наверное, не без помощи своих деньжищ, угнал темпоскуттер из нашего Калифорнийского филиала.

Я привстал с кресла:

– Вы хотите сказать...

– Да! Не знаю, как далеко идут его планы, но из всей кровавой истории XX-го века он почему-то избрал именно этот случай. Никак не пойму... Мог бы попробовать, к примеру, убить Гитлера, или этого вашего усатого... Как его там?

– Сталина?

– Вот,вот! Я бы на его месте придумал что-нибудь в этом роде.

– Тут как раз нет ничего странного, – ответил я, постепенно вновь обретая дар мысли, – вы рассуждаете как образованный человек, а наш филантроп, как вы его охарактеризовали, вполне мог в жизни не слыхать о Сталине и Гитлере. А "Титаник" – возможно, это единственное, что он прочел, или узнал еще каким-то образом.

Шеф, побарабанив пальцами по столу, кивнул:

– Пожалуй, ты прав. Трудов по истории он уж точно не писал. Да и на кой ляд ему это? Тут я вполне солидарен с твоими красными предками органически не выношу этих толстосумов! Расхлебывать их делишки всегда приходится нам, простым смертным...

– В данном случае мне? – тихо уточнил я, чувствуя бегущий по телу ток волнения.

– Увы, мой мальчик. Группа поддержки у тебя будет, не беспокойся, вытащат в любом случае.

– Моя задача? – спросил я, хотя в целом все было и так ясно.

– Если кратко – отправить "Титаник" туда, где ему положено быть судьбой – на дно морское.

Я, нахмурившись, промолчал.

– Ну, ну, мой мальчик. – укоризненно покачал головой неотрывно следящий за моей мимикой Сет. – Угрызения совести тут неуместны. Некогда я сам прошел через подобное. Уж кому как не тебе, историку, должно быть ясно, что будет, если лайнер благополучно разминется с айсбергом и придет в Нью-Йорк. Без малого 1500 человек восстанут из мертвых. Это... – Сет передернул плечами, – Последствия трудно даже представить! Ход истории может нарушить куда менее значительное событие, один человек...

– Простите, – осмелился я прервать шефа, – мне не нужно объяснять азы нашей профессии. То, что в измененном мире мы с вами, к примеру, можем вовсе не родиться, и так далее. Спрашивая о задаче я имел ввиду чисто тактическую сторону дела.

Сет, похоже, не обиделся на мою резкость, сразу повеселев:

– Ах вот как? Ну тогда – пожалуйте на инструктаж, время дорого!

И утопив кнопку селектора, он вызвал других участников операции.

Глава 2

Плавучий дворец

Борт лайнера "Титаник".

Северная Атлантика.

Апрель 1912 г.

Менять имя мне не пришлось. В самом деле – кого в доброй старой Англии начала ХХ-го столетия можно удивить именем Джон? А вот фамилия... Если русские на пароходе и были, консульт-сектор нашей конторы такими данными не располагал. Да и что за нужда? Лишние сложности. Так что теперь я – Джон Брюс из Глазго, безвестный эмигрант, покинувший вслед за тысячами других берега родной Шотландии в надежде на счастье за океаном.

Моя каюта третьего класса – довольно просторная и чистая комната, спрятанная глубоко в чреве огромного судна, ближе к корме. Единственное явное неудобство здесь, это постоянный глухой шум близкого машинного отделения – гул паровой турбины и тяжкие вздохи поршневых машин. В каюте четыре койки, стоящих по принципу нар, умывальник, а у борта крохотный, вмонтированный в дерево внутренней обшивки, столик. За бортом, совсем рядом – мрачные воды Атлантики. Окон, вернее, иллюминаторов, нет – наша палуба "G" самая нижняя, где есть жилые помещения, и расположена она уже ниже ватерлинии. Увы, третий класс особых изысков не предусматривает.

Впрочем, уверен, что большинство моих соседей в своей жизни вряд-ли когда-то раньше жили в столь роскошных условиях. Они зримо наслаждаются невиданным для них комфортом и выглядят просто пьяными от счастья. И не только от счастья. Когда они не спят, то почти все время проводят в курительных и прочих салонах, где играют в карты, веселятся, пьют спиртное и танцуют до упаду. Человечество еще не знает газовых атак, печей Освенцима, ночных бомбежек и прочих ужасов мировых войн. Никто не ведает об экологии, радиации и других оборотных сторонах прогресса. Наука бурно идет вперед и вера в ее могущество безгранична. Радиоактивность, правда, уже открыта, но кто может предположить...

Пассажиры Титаника веселы, непосредственны и беззаботны. И хотя когда они ступят на землю незнакомого континента забот станет гораздо больше это будет потом. А пока – ничего не надо делать, можно развлекаться и отдыхать. Еще бы! Столько доброй еды и выпивки! И все оплачено билетом ценой в несколько фунтов. Баснословно дешево! Но компания "Уайт Стар Лайн", которой принадлежит лайнер, конечно, точно все просчитала – на перевозке одних миллионеров разорится любая пароходная компания и никакое судно не станет рентабельным без тысяч пассажиров третьего класса.

Я думаю на все эти отвлеченные темы лишь для того чтобы скрасить свое вынужденное безделье последних дней и хоть как-то отвлечься от мыслей иных... Хотя возможностей отвлечься, в общем-то хватает. Я поистине вдыхаю пряный воздух эпохи, в которой давно мечтал побывать.

Мои соседи по каюте – трое ирландцев, тоже эмигранты, простые деревенские парни из предместий Белфаста. Коренастые и крепкие, как на подбор. Два брата и их приятель. Сначала они поглядывали на меня искоса и держались отчужденно – нелюбовь ирландцев к коренным англичанам общеизвестна. Однако, когда они узнали, что я шотландец, наши отношения заметно потеплели. Ведь гордые шотландские горцы когда-то даже воевали с англичанами за независимость, и нас с ирландцами роднит общая неприязнь. А вскоре, сообща прикончив припасенную мной объемистую бутыль скотча, мы и вовсе стали лучшими друзьями – шутили,рассказывали смешные истории, сальные анекдоты, и ржали как кони, хлопая друг дружку по плечам.

– Едем с нами, Джонни! – наперебой предлагали они, – Вчетвером всяко лучше, да и веселей! Тебе ведь как и нам, терять нечего, разве не так?

Я соглашался. Да и что мне оставалось? Эх, знали бы они, что замышляет их дружок... В общем, я держался на высоте. Гипноизлучатель вещь поистине замечательная, надежно усваиваешь языки, обычаи, манеры, все, вплоть до анекдотов, имевших хождение в нужную эпоху. И все – за какие-то пару часов.

...Прибыл я в порт Саутгемптон на рассвете, 9-го апреля, более чем за сутки до отправления лайнера. Приземлил скуттер на городской окраине, на безлюдном поросшем вереском пустыре. Потом, пройдя пешком до порта, купил в кассе компании билет до Нью-Йорка.

А город начинал жить своей обычной утренней суматошной жизнью. Спешили куда-то джентльмены с тростями,в котелках и цилиндрах, женщины в шляпках и длинных юбках. Понуро брели к докам серые толпы угрюмых чернорабочих. По булыжным мостовым гремели повозки торговцев со всякой снедью, изредка, тарахтя и смердя газолиновым перегаром, проскакивали похожие на кареты, автомобили. Из ближайшей таверны, горланя похабную песню и подпирая друг друга, вывалилась тройка ранних гуляк...

А я, как всегда, с трудом настраивался на мысль, что все это – не декорация, и не виртуальная, а самая настоящая реальность. Реальность иного времени. По первости это потрясало. Но я привык. На мне был видавший виды матросский бушлат с тельняшкой, грубые парусиновые брюки и тяжелые кожаные башмаки. В руках – большой дощатый рундук, в коем кроме хронокапсул и станнера-парализатора не было ничего, что выдало бы мою принадлежность к иной эпохе. Карманы моего бушлата оттопыривали паспорт, складной нож, трубка, жестянка с табаком, а еще – 500 фунтов стерлингов, сумма, по тем временам, весьма приличная.

Свой темпоскуттер, чудо техники XXIII-го века, слегка напоминающий мотоцикл века XX-го, только без колес, сразу по прибытию я отправил в небо. Там, следуя за мной в дежурном режиме на высоте десятка километров, он ждал моего сигнала. Отсылать скуттер в стратосферу или прятать его еще где-то не было необходимости – ни локаторов, ни авиации, ни тем паче спутников слежения еще не существовало. Скуттер ждал сигнала моего импланта – введенного в мое тело электронного мини-устройства с широким диапазоном действия, от простого радиопередатчика до мгновенного ускорения ибмена веществ в организме. Это позволяло мне в нужный момент входить в состояние, именуемое некогда в лексиконе ниндзя "турийей", то есть "просветлением", и действовать много быстрее обычного человека. Вкупе с разносторонней подготовкой темпорального агента, в которую, в числе прочего, входила квинтэссенция всех стилей рукопашного боя, созданных человечеством за тысячелетия, это делало меня воистину страшным живым оружием. Но я от души надеялся, что без применения подобной "тяжелой артиллерии" обойдется и на сей раз.

Немаловажной функцией импланта была также индикация возмущений темпорального поля – иначе говоря, он пеленговал появление других скуттеров в радиусе до ста километров. И в основном на это его качество я рассчитывал. Наблюдатели, прибывшие в Саутгемптон задолго до меня, пока ничего подозрительного не засекли. Не обнаружили нашего подопечного и во время посадки в лайнер. Наиболее вероятно из этого вытекало одно – что Бен Шарп, избрав простейший вариант, появится на судне где-то около 23-х часов 40-ка минут, непосредственно перед столкновением с айсбергом. И, скорее всего, сразу где-нибудь поближе к рулевой рубке. А дальше элементарно – он может, скажем, парализовать тем же станнером вахтенных офицеров, и изменить курс простым поворотом штурвала. Чего проще! И роковой айсберг пройдет своим путем. Однако, стопроцентная уверенность в таком раскладе отсутствовала. Были возможны и другие варианты развития событий, да и кто может предугадать ход мыслей сумасшедшего? Так что, на случай, если гость пожалует раньше, я был вынужден дежурить на судне все пять суток его первого и последнего рейса. А дальше – действовать по обстоятельствам – в конце концов у меня высокооплачиваемая работа, и до сих пор я получал свои кредитки не зря! Группа поддержки на четырех скуттерах с идентифицированными передатчиками должна была появиться в 23. 30, за 10 минут до столкновения лайнера с ледяной горой. Пока же все было спокойно, имплант вел себя тихо, и я позволил себе немного расслабиться...

А "Титаник" и впрямь был шедевром своего времени! Да и не только своего – даже у меня, сына XXIII-го века, он вызывает чувство восхищения. Хотя может, это отчасти потому, что теперь крупных кораблей давно уже не строят, они попросту не нужны. Та же участь, впрочем, постигла и весь наземный транспорт. Все вытеснили воздушные сообщения. А недавно еще появились телепортационные кабины. Набрал код, скажем, в той же Европе, нажал кнопку пуска и – хоп! Ты уже в Америке... Но это пока дорого колоссальные энергетические и прочие затраты. Что же до кораблей конечно, они у нас то же есть – легкие прогулочные яхты, океанографические, или другие исследовательские суда. Но это совсем не то! "Титаник" завораживает своей громадностью, он просто давит ею. Представьте – длина 260 метров, ширина 28, высота от киля до макушек труб 53 метра, 11 палуб. Над водой возвышается как 15-ти этажный дом, мчащийся к тому же со скоростью до 25-ти узлов, это примерно 40 километров в час. Какая мощь и красота! Видя это судно воочию, я не могу смеяться над людьми, всерьез считавшими его непотопляемым.

Кроме того, его называли плавучим дворцом. И это тоже правда. Я, честно говоря, лишь мельком увидел салоны и каюты первого класса, но и этого хватило чтобы представить весь гигантский калейдоскоп шикарных люксов, достойных лучших тогдашних отелей для аристократов. А еще здесь есть бассейн с подогретой морской водой, турецкие бани, библиотека, спортзалы и рестораны, где на серебре и фарфоре лакеи подают самые изысканные блюда, и с утра до поздней ночи играет живой оркестр. Играет все – от романтических венских вальсов до волнующих ритмов модного в начале XX-го века американского регтайма, предшественника чарльстона, а затем и рокн-ролла. Танцуют роскошные пары...

Мимолетно, я конечно пожалел, что не путешествую первым классом. Увы, это было нежелательно из понятных соображений привлечения наименьшего внимания к моей скромной персоне, тогда как все эти аристократы, финансовые магнаты и прочая, к месту будь помянута, верхушка общественного "айсберга", всегда у всех на виду...

Впрочем – о чем я? Впечатлений и проблем – и так через край!

Глава 3

Мэри Кроуфорд

Борт лайнера "Титаник".

Северная Атлантика,

несколько сот миль к западу

от южных берегов Ирландии.

Апрель 1912 г.

Вечером 12-го числа мои соседи ирландцы чуть-ли не силой утащили меня с собой в один из салонов развлечений. Их немало озадачивает, что новый приятель сторонится общества, то сидя в каюте один, то бродя по прогулочным палубам в одиночестве. И наверное, они правы – ведь я должен держаться естественно, должен быть как все, не так ли? Короче, я в итоге сдался. Но пока мы поднимались по бесконечным трапам на верхние палубы, я успел незаметно принять пилюлю нейтрализующую алкоголь – предосторожность совсем не лишняя для агента, который, с одной стороны должен оставаться полноценным, ни на миг не теряющим бдительности Цербером, а с другой собрался на веселую вечеринку с компанией таких крепких выпивох. Станнер, похожий по форме на обычный браунинг тех времен, я давно уже извлек из рундука и постоянно держал в потайном нагрудном кармане бушлата.

...В обширном, застывленном рядами дубовых столов с сидящими за ними в небрежных позах мужчинами и женщинами зале, густо клубился табачный дым. В дальнем углу салона, у стойки бара, на возвышении стояло фортепьяно, за которым восседал расхристанного вида детина с сигарой в зубах, в распахнутой жилетке и со сдвинутым на бок галстуком "бабочкой". Его неистовые пассажи почти тонули в общем нестройном гуле голосов и раскатах смеха. На столах громоздились батареи бутылок, склянок со спиртным и объемистых кружек с элем. Неподалеку от входа, прямо между столами, под рулады гитары и треньканье банджо, держась за руки прыгали в нехитром ритме несколько молодых пар, раскрасневшихся от танцев, духоты и возлияний. Сидевшее вокруг пляшущих, уже изрядно хмельное общество, топая и хлопая в ладоши, отбивало такт.

Мои приятели, широко улыбаясь и увлекая меня за собой, уверенно устремились именно к этой разгульной братии. Оказалось, это были земляки моих сокаютников, с которыми за время путешествия они успели познакомиться и подружиться. Так что встретили нас, вновьприбывших, буквально с распростертыми объятьями. Меня представили всей чесной компании, и вскоре я уже сидел в тесном кругу с квартовой кружкой крепкого эля в руках, и жуя сунутую кем-то толстенную сигару.

– Держись нас, ирландцев, не пропадешь! – пихнув меня в бок, рявкнул в самое ухо Том О, Коннор, старший из братьев, – Говорят, нас в Америке тоже много. А главное, мы всегда держимся вместе, дружно! Ну кто тут рискнет нас обидеть? – он сжал пудовые кулаки, обведя задиристым взглядом зал.

– Один за всех, и все за одного! – кивнув, выдал я первое, что пришло в голову.

– Что?... Да! Слушай, ты это здорово сказал! – он хохотнул, – Ладно! Давай за это и выпьем! Чо ты все киснешь, не пойму... Втюрился что-ли в кого? Плюнь! – он снова рассмеялся, после чего хитро сощурился, – А ведь ты сильный мужик, ага? Хотя так, на первый взгляд, не скажешь, что шибко здоровый. А весь – как стальная пружина... Думаешь, я простак, ага? Ни черта не вижу? Хрен ты угадал, паря, все секу! И как глядишь, и как двигаешься... Я, к сведению, в округе был первый кулачный боец, знаю, чо к чему!

Он помолчал, лукаво щурясь, потом, подмигнув, снова расплылся в улыбке:

– Ладно, не обижайся. Это твои дела... Щас плясать пойдем!

– Да я как-то... Не умею я.

– Э-э! Не финти! Хитрого ничо нету...

И мы действительно лихо поскакали с разбитными и ядреными деревенскими девками, потом снова выпили, и не однажды... Через часок-другой я, сказав что хочу проветриться, и ступая нарочито нетвердым шагом, направился к выходу.

– Ага-а! – крикнул мне вдогонку Том, – И тебя-таки проняло! Ну и здоров ты пить! Хлещешь, как воду, и – ни в одном глазу...

Сославшись на дурное самочувствие, я почти не соврал, и впрямь едва не задохнувшись в душной и дымной атмосфере салона. Выйдя на посвежелый ночной воздух, я прошел к носу судна, до места, где прогулочная галерея упиралась в запертый выход на полубак. Трап неподалеку вел куда-то наверх.

В столь поздний час заметно похолодало, и большинство пассажиров, очевидно, предпочло отсиживаться в теплой и уютной утробе судна. Вокруг не было ни души. Я остановился, и опершись на поручни высокого фальшборта, огляделся в окружающем бездонном просторе.

Океан был спокоен. Прямо по курсу, далеко на западе, догорала лиловая полоска вечерней зари. За кормой и внизу разверзлась сплошная тьма, и только в небе, чуть разбавляя чернильный мрак, холодно сияли звезды. Вдоль палубы тянул ровный, приятно бодрящий ветерок, образованный самим ходом лайнера. Пусть "Титаник" и не собирался побивать рекорды обладателей "Голубой ленты" – знаменитых скороходов "Лузитания" и "Мавритания" конкурирующей пароходной компании "Кунард Лайн", он все-таки шел с большой скоростью. Новенькие паровые машины в 55 тысяч лошадок работали как часы.

Я слушал их мерный, едва ощутимый здесь, у полубака, перестук, и думал о хладнокровном человеке, которому суждено было родиться на свет спутся три с лишним столетия – о моем шефе, Айроне Сете. Подумать только! Ведь кроме пары резких слов он, казалось, не выразил никакой нервозности в те бесконечные часы, пока после пропажи скуттера раскручивался механизм следствия, и все, то есть весь НАШ МИР, буквально висел на волоске! А шеф как всегда – немного ворчлив, но холоден, невомутим, точен. Хотя, разумеется, Сет, бывший инженер-электронщик, лучше чем кто-либо представлял, что разобраться в блокирующих системах темпопривода – задача не из легких. Она требует времени даже у классных спецов. Да и само обращение со скуттером – по себе знаю – требует навыка. Кстати, прикидывая возможные варианты развития событи, мы не исключали, что Шарп и вовсе не попадет в прошлое. Или, что было бы тоже неплохо – улетит куда-нибудь в мезозой, к динозаврам. Но делать на это ставку, вовсе ничего не предпринимая, было чистым безумием. На карте стояло так много, что...

Ход моих мыслей внезапно прервал негромкий женский вскрик где-то наверху. Что-то вроде "А-ах!" Кричала явно молодая женщина... Во избежание дальнейших сюрпризов, я тотчас "укорился", и застыл в ожидании, готовый, смотря по обстоятельствам, мгновенно исчезнуть или прийти на помощь. Хотя, само собой, вмешиваться во что-то помимо моей прямой задачи было крайне нежелательно.

Спустя, как мне показалось, много времени, ставшего как-бы тягучим, сверху, медленно падая за борт, опустилось что-то небольшое и светлое. Что именно, я во мраке сразу не разглядел. Перекинув одну ногу через поручни, и держась сжатыми бедрами за фальшборт, я спокойно вытянул руку и легко поймал этот предмет, оказавшийся почти невесомым. Спрыгнув обратно на палубу, я рассмотрел свой улов. То была женская соломенная шляпка с алой лентой и кокетливым пучком искусственных цветочков на тулье...

Убедившись, что опасности нет, я вернулся в обычный ритм, и поднявшись по ближайшему трапу на следующую палубу, едва не столкнулся с вышедшей из мрака стройной женщиной в длинном платье и пелерине на плечах. Ее пышные темные волосы свободно плескались по ветру. Черты лица незнакомки скрадывала тьма, но все же не настолько, чтобы не убедиться, что она молода и несомненно миловидна. Непроницаемые во мраке провалы глаз даже усиливали ее обаяние волнующим ореолом тайны.

Я первым нарушил молчание, протянув ей шляпу:

– Держите, и больше не роняйте!

– Вы же могли упасть... – тихо отозвалась она глубоким грудным контральто, несколько нерешительно принимая деталь своего туалета.

– Это вряд-ли! – я вдруг рассмеялся, – Но, честно говоря, я как-то не успел подумать об этом.

– Да уж! Вы были как... Как черная молния! Вы моряк?

– Бывший... И поверьте, мне было бы очень жаль, если бы ваша милая шляпка навеки сгинула в бездонной океанской пучине. Там так холодно и пустынно, не то что в уютной шляпной коробке, или на вашей теплой макушке... Кстати, наденьте ее, а то еще простудитесь!

Она звонко рассмеялась, послушно надев шляпку и ловко завязав ленту у подбородка:

– Бывший моряк, а теперь поэт... Может, вы все-таки представитесь мне?

– Извольте. Джон Брюс. Из Глазго.

– Я а Мэри. – она снова засмеялась, протянув мне руку в белой перчатке. – Мэри Кроуфорд из Портсмута. Будем знакомы?

– Будем. – я легонько стиснул ее тонкие пальцы.

В этот момент свет из вспыхнувшего неподалеку окна упал на ее улыбающееся лицо, и я понял, что погибаю... Конечно, за свои тридцать два с небольшим года, мне довелось знать немало эффектных женщин, но большинство их прошло через мою жизнь, даже не оставив на ней заметного следа. Как-то уж так получилось... Да и женщины в наше время стали совсем другими. Поймите меня правильно – я не хочу сказать о них ничего дурного, во всяком случае, не больше, чем о современных мужчинах. Просто те и другие стали одинаково бесполыми. Во всех смыслах, кроме буквального, разумеется. Эмансипация и тепличные условия жизни дали свои всходы. Женщины – независимы, деловиты, холодно расчетливы и ни в чем не уступают мужчинам, которым для проявления своих исконно мужских качеств в мире почти не осталось места. Наша служба – одно из немногих исключений. Возможно, отчасти по этой причине я так и не нашел своей "половины" в нашем мире мужеподобных женщин. Два медведя в одной берлоге, и прочее в таком духе. Ну вы меня понимаете...

Лицо же Мэри, само по себе красивое, так и светилось женственностью, детской беззащитностью, ранимостью и хрупкостью – всей той гаммой истинно женских черт, коих так недоставало у моих современниц.

По долгу службы и просто из любопытства я часто просматривал старинные архивы и кинохроники, и нахожу, что чисто внешне Мэри очень похожа на известную фотомодель конца XX-го века Синди Кроуфорд. Да, да! Поразительное совпадение! Хотя теперь, конечно, вряд-ли кто помнит это имя.

– У вас шотландская фамилия, – тихо обронила Мэри, – хотя вы и не шотландец...

– Отчего же? – изумился я, – Самый чистокровный. Разве не похож?

– Да нет, внешне вполне – светлые волосы, голубые глаза, худощав и жилист. Но у вас такой странный акцент, и еще что-то... Неуловимое.

"Вот тебе раз!" – мысленно вновь поразился я, – "Вот ты и разоблачен... С этой хорошенькой головкой, похоже, надо держать ухо востро!"

А вслух ответил:

– Что ж, вполне возможно. Я на родине не был уже лет сто. Сколько помню себя – шатался по свету. И между прочим, вы тоже на англичанку не очень-то похожи.

Она кивнула:

– Это правда. Говорят, я – вылитая мама. А она была француженка, причем южанка, из Марселя.

– Мне кажется, в ней была и итальянская кровь.

– Может быть. Я почти ее не помню, она умерла, когда мне было четыре года.

– Извините.

– Ничего, это было так давно... – она зябко вздрогнула, – Идемте куда-нибудь, где не так дует.

– Идет. – я осторожно взял ее под локоток, прибавив, как бы невзначай, – Сказал Финдлей...

Мэри замерла, глядя на меня из под шляпки широко раскрытыми глазами:

– Вы знаете Бернса? Я его очень люблю!

– И я, что же тут странного? Или я не шотландец?...

Метнув на меня выразительный взгляд, она промолчала, как бы уйдя в себя, и пока мы неспешно шли по палубе в поисках укромного уголка, так же неторопливо текли мои мысли.

Да, земля изредка рождает такие шедевры во плоти! Вот только судьба их бережет еще реже... Что ждет ее в будущем? Я ясно увидел перед собой несколько оставшихся лет ее юности, когда она еще будет полна сил и грез о несбыточном. Потом... Потом – пустота и бызысходность вокруг, неизбежное замужество, в нехудшем случае – тихая домохозяйка, прилежно считающая скромный семейный бюджет, меряющая шагами один маршрут до бакалейной лавки, и год за годом наблюдающая, как растут ее дети. А ее силы гаснут, мир вокруг сжимается слепотой, глухотой, выпадением зубов и прочими бесчисленными недугами старости... Если она еще увидит рассвет через двое суток!

Я встряхнул головой, отгоняя мучительные раздумья.

Когда мы зашли на застекленный участок палубы и уселись в стоявшие здесь раскладные кресла, моя спутница задумчиво проговорила:

– Я не знаю, кто вы, но согласитесь, не каждый день встретишь простого, кое как одетого матроса, читающего Бернса, с речью и манерами джентльмена.

– Матросы бывают разные... – в тон ей ответил я, чувствуя, что не в силах промолчать или отшутиться, – А вы? Хотя на вас тоже простое платье, и путешествуете вы третьим классом, и в жизни вас окружают люди простые и грубые, вы тоже из мира иного – настоящая леди, редкая по чистоте и уму. О внешности я не говорю. Вам где-то двадцать, но вы до сих пор не замужем. Вы опасаетесь этого, ждете чего-то особенного... Муж, дом, хозяйство, дети. Что еще? Все это, наверное прекрасно, но неужели только для этого вы рождены на свет? Вы так жаждете чего-то неизмеримо большего, так задыхаетесь в этой убогой обыденности. Ведь есть же другая жизнь! Вы не знаете, какая и где, но она должна быть, как же иначе? Но с другой стороны – вы так одиноки, и очень скоро неизбежное случится... Дай Бог, чтобы вы нашли кого-то достойного вас. Ведь в Америке все проще, Америка – страна чудес, и сказка о золушке и принце там вполне может стать явью!

После некоторой паузы она подняла влажно заблестевшие глаза:

– Зачем вы так говорите? Так нельзя... Знаете... Больше не говорите ничего... Сегодня... Мы же увидимся завтра, правда?