Текст книги "Trip"

Автор книги: Дмитрий Факофский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц) [доступный отрывок для чтения: 4 страниц]

– МЫ ЖИВЕМ В СВОБОДНОЙ СТРАНЕ! НЕТ УЩЕМЛЕНИЮ ГРАЖДАНСКИХ ПРАВ!

– Блин ребятки, вы задрали.

Охранник достал рацию и что-то сказал. Через секунд двадцать из здания офиса появились еще двое таких же мордатых уродов с демократизаторами в руках и двинулись в нашу сторону.

Мик все снимает на камеру. Пол, который стоит возле задней двери нашего авто, быстро достает из нее три биты. Кидает мне и Пьеру.

– МОЧИ ТОЛОСТОЖОПЫХ!

Пьер налетает первым и получает в щи демократизатором, он отлетает на землю, и в лужу падают брызги крови.

– АХ ТЫ, СУКА!

Мик лупит битой в руку первому охраннику, тот роняет демократизатор.

Мне становиться дико весело. Алкоголь и адреналин бьют в голову. Я полностью отключаюсь от реальности. Передо мной только вот эта жирная рожа, которая схватилась за свою поврежденную руку. В руках тяжесть биты. Я делаю прыжок вперед и, что есть силы, луплю его стальным стаканом в колено. Тварь падает на четвереньки. НЕНАВИЖУ СУКА! Я луплю его ногой в живот, еще, ЕЩЕ БЛЯ! Чувствую сильную боль в правом плече. Одна из тварей начинает валить меня. Я разворачиваюсь, не успеваю даже заметить его лица, как получаю удар кулаком в нос. Теряю равновесие, земля уходит из-под ног. Пол лупит тварь битой в голову. Слышно хруст, это ломаются его ебанные зубы. Тварь падает на меня, и мы вдвоем рухнули в холодную воду. Его кабанье тело на мне. Тварь поднимается немножко и я бью его ногой в грудь, сбрасывая нахуй. Я вижу как Пол и Ричардсоны лупят третьего урода, который, видимо сломал мне нос. Я пытаюсь встать, но первая тварь наносит лежа мне удар под дых. Моя морда встречается с лужей. Я перекатываюсь в сторону метра на два и оказываюсь прямо около бампера одного из мерсов. Хватаюсь за него руками и поднимаюсь. Вся морда в крови. Факин шит. Поднимаю с асфальта демокартизатор и слышу крики.

– ПИЗДУЕМ НАХУЙ! ПОЛИЦИЯ!

Я луплю резиновой дубинкой в лобовое стекло мерса и слышу, как срабатывает сигнализация.

Мы бежим в сторону парка. Я слышу сзади мой сирен и крики копов, но мы уже скрываемся в парке.

Деревья парка мокрые и между ними застревает туман.

Забежав в самую его середину, мы устало попадали на землю.

– Пиздец, Мик, они теперь вычислят тебя. Твоя тачка у них. Дерьмо собачье.

– Never mind. Нихуя они мне не сделают?

– Не понял?

Все ошарашено посмотрели на Мика.

– Я взял эту тачку у студентов яппи с 402 комнаты. Ну знаете, эти два жирных ублюдка, с Канады, которые вечно носят свои дебильные костюмы-тройки.

– Как это взял?

– Ну эти пидоры поехали сегодня делать шоппинг, вот я и прихватил ее, никто ничего не заметил, будьте спокойны чуваки.

– Ну ты даешь, кекс. Ну ты классно их!

– Не пора ли нам пойти выпить в честь такого дела?

– А у кого есть деньги?

Уже через полчаса мы, пройдя через парк к его противоположному входу, сидели в нескольких кварталах от места происшествия в пабе «St. Pit» и с наслаждением пили разливное Гиннес заедая его жаренными сардельками.

Потом, собакой, мы добрались до Академии. Солнце, которое мы так и не увидели в этот день за тучами, садилось за горизонт.

В вечерних новостях сообщили о том, что «мирная демонстрация антиглобалистов возле офиса фирмы „SONY“ закончилась потасовкой между ее участниками и охранниками, в результате которой последние получили легкие телесные повреждения. Полиция, прибывшая на место происшествия, обнаружила машину фирмы Ford 81-го года выпуска (серийный номер 34932) демонстрантов, а также их атрибутику в виду бейсбольных бит и плакатов, отпечатки пальцев с которых, к сожалению, смыл дождь. Сами демонстранты скрылись в неизвестном направлении. Полицией возбуждено следствие».

В итоге, на следующий день приехали копы и ебали мозги двум канадцам. Их возили на опознание и в итоге они написали заявления про то, что авто у них было угнано.

Что на счет нас? На нас были капюшоны и из-за дождя камеры наблюдения не могли дать четкой картинки. Копы еще один день полазили у нас, но, не добившись никаких результатов, ушел обратно. Больше я о них не слышал.

Видео, которое было нами отснято, мы иногда просматривали, запершись в одной из комнат общаги под пиво.

4

Еще в то время, когда я жил в Киеве, я увлекался такой хуйней как фанатизм. Ну вы знаете: фирмы, махачи, выезды и прочая хуйня. Конечно, нам, киевским хулс, тяжело тягаться с британскими. Само движение у нас зародилось только в конце 80-х. Мы отстаем даже во временном показателе от британских коллег на десятки лет. Но все равно, то, что было создано у нас за последние десять лет, создано с нуля, это достойно уважения и восхищения. Но разговор не о киевских хулс (мой вам привет!), просто в те месяцы, которые я обучался в Лондоне, я успел влезть к Вэст-Эндс бойз.

Я еще в Киеве успел познакомиться с настоящими британскими фанатами. В общем, играла наша доблестная сборная дома с Уэльсом. Ну я попер на родной 31-й сектор стадиона Олимпийский. Все там дела были, фанатели как положено, после первого тайма, правда, ноль-ноль было, ну да это не самое главное. В перерыве пошли поссать в паражняк. Проходим возле третьего сектора и видим: тусуются хулы с Уэльса. Ну, Владик (один из наших) и говорит типа:

– Дима, ты по-английски шпрехаешь?

– Ясен перец.

– Ну, так скажи типа этим, что мы типа крутые хулиганы и типа будем вас, нах, валить.

– Эй бойз, вер а ю фром?

Хулсы смотрят на нас (пять кексом, возраста постарше нас, мы то тогда только из baby-crew вышли, а этим мудакам лет уже под тридцать).

– Фром Врэксэм.

– Что они говорят, Дима?

– Говорят, что с Врэксема.

– Это что за хуйня?

– Из ит вэлш тоун?

– Ес.

– О'К бойз энд ви а киев хулиганс, андэрстэнд?

– Ес, ес андэрстэнд! Ду ю лайк ту дринк сам бир афтэр мэтч?

– Владик, они нам пива выставить хотят.

– Говори, что О'К, пускай выставляют. Пересечемся с ними под «мячиком».

– Оф корз бойз. Афтэр мэтч! Ви вил вэйтинг фор ю андэр зэ мэтал бол. Ду ю ноу ит? Ниэ зэ стэдиум?

– О! Ес! Бол!

– Ви вил вэйт фор ю!

Хулсы в полном составе, все пятеро, с довольными рожами, сваливают на свой сектор.

– Как думаешь, Дима, они нас не наебут?

– А хуй его знает. Будем с фирмы кому-то еще говорить?

– А оно им надо? Они повалят на «труханов» синячить.

Матч, в общем, один-один закончился. Сашо, бля, с сорока метров пропустил. Ну и хуй с этим матчем. Берем еще двух пациков – Вову и Пашу и идем под мячик. Все наши расходятся в разных направлениях: кто на «труханов», кто в ближайшие ганделыки. Видим, чешут наши уэлши. Не наебали значит! Класс!

– Привет парни! С один-один вас!

Уэлши довольно улыбаются, конечно, бля, такой лоховый гол забить и очко увезти.

– Ну, так что там на счет пива? Вы знаете куда идти?

– Да, мы тут уже три дня, успели познакомится с вашими пабами.

Все они были похожи на мистеров Бинов, такие же уроды. Общался я только с Дэвидом и Майклом, как звали остальных перцев, я не помню. Дэвиду и Майклу было что-то около 28 лет. Оба приехали из города Врэксэм. Оба работали на заводе по сборке легковых машин. Уже целую неделю они колесили по Украине. Сначала были во Львове, потом в Днепропетровске, а на матч заехали еще в Киев. Сваливать должны были на следующий день вечером.

– У вас классный город! Такой зеленый!

– Конечно, это не ваш ебаный Уэльс.

– Не говори так про мою страну, пожайлуста.

– Конечно ебаный!

Дэвид тактически промолчал. Вообще какие-то добрые они оказались. Пиво нам выставили, подарили Владику розу Врэксэма, я у Дэвида пьяного их флаг национальный забрал, еще и терпели наши издевки в сторону их страны и сборной.

– Крейг Беллами тупой у вас полностью.

– Ага, мы надеемся на Хартсона, но он жирным стал в последнее время.

Чтобы хоть как-то сделать им приятно, я сказал:

– Англия это fucking страна!

– Да-да! – уэлши заулыбались.

Возле стадиона мы взяли в ларьке по пиву Оболонь «Соборное».

– Дэвид, у тебя как с фанатизмом, серьезно?

– Щас уже нет, пару лет назад я парня поломал в махаче, шесть месяцев отсидел. Решил завязать.

– Понятно.

Потом пошли за уэлшами в паб, что находиться между станциями метро «Республиканский стадион» и «Дворец Украина». Пиво в баре было по три бакса! Хуй бы мы себе его позволили. Уэлши закупили всем по три бокала, потом еще по три, и еще. В общем, к часу ночи я выжрал около десяти бокалов пива и понял, что уже пора валить. Метро должно было закрываться через десять минут, а ночевать у уэлшев в гостинице мне не очень хотелось. Перед выходом я решил сходить отлить. Около барной стойки увидел Дэвида, на плечах его висел их национальный флаг и он закупал еще пиво.

– Дэвид, я буду уже сваливать.

– Уже пора?

– Да, спасибо за пиво. Кстати, давай как хулиган хулигану – подари мне свой флаг, на память типа.

– Нуууу.

– Да давай, не жмись.

– На.

Дэвид протянул мне флаг своей страны. Мы обнялись и похлопали друг друга по спине.

Я сходил, отлил и пошел по направлению к метро «Дворец Украина». Меня окликнули уэлши:

– Гуд лак, Дима!

– Fuck off England! – ответил я им и услышал веселый смех.

Флаг у меня до сих пор где-то валяется в моей киевской квартире.

Уже в Лондоне я снова пересекся с кэжуалсами. Втянул меня Майкл с пеленок болеющий за Вэст Хэм. И сразу я попал на выезд. Была пятница, когда он постучал в мою комнату. На дворе уже стоял ноябрь, и сезон был в самом разгаре. Сессия приближалась, поэтому, после обеда, я сел и решил поучить социологию. Пола не было. Хуй его знает, где он шлялся. Я только раскрыл учебник и удобно улягся на свою кровать головой к окну, как в двери постучал Майкл. Я открыл, в руках он держал четыре бутылки пива Гиннесс. Не спрашивая, он зашел в мою комнату, закрыл за собой дверь. Я бухнулся обратно на свою кровать. Майкл водрузил тару на стол, прямо поверх учебников. Открыл две бутылки и молча протянул одну из них мне. Я взял.

– Твое здоровье, старик.

– Сэнкс.

Мы сделали по большому глотку.

– Я вот по какому делу мэн. Завтра у нашей Ист Эндовской фирмы выезд в Блекберн, будем валить этих эвудских уродов. Я вот хотел предложить тебе поехать тоже.

– Да ну, я собирался поучиться.

– Да забей ты! Ты уже сколько на острове, а еще не разу на мячик не ходил. Тут же сразу на выезд тебе предлагаю! Ехать пару часов на собаке. Пиво, футбол, страну посмотришь, давай мля, не ломайся.

– О'К чувак, но как меня в фирме воспримут?

– Тут народ после прошло недельной Миллвальской заварухи немного отходит. Нас в Южном Лондоне нехило вальнули, так что лишние рыла щас в цене.

– Ладно чувак, забились.

– В общем завтра отъезжаем на собаках с Кинг Кросса в десять утра. Приедем в город за несколько часов до матча, попьем пивка, похуячимся немножко. Я зайду за тобой завтра в девять.

– Заметано.

Уже в собаке Лондон-Блекберн я познакомился с топ-боями, среди которых был и Майк. Вокруг нас толпились бритоголовые с baby-crew и наперебой рассказывали о своих крутых выездах. Рассказы их были интересны, видимо, только мне. Топ-бои просто прикалывались с малолетних придурков и, когда их пиздеш уже всем надоел, просто отогнали их нахуй.

– Майкл, ты давно уже в топ-боях ходишь?

– Уже пол-года как. Это мой пятый выезд с ними.

– Классно.

– Ты значит парень из России будешь? – спросил меня кэжуалс по клички Биг Билл.

Огромный парень с коротко остриженными рыжими волосами. Как рассказал мне Майкл, Биллу уже стукнуло тридцать и он был один из лидеров Ист Эндовской фирмы.

– Из Украины, – поправил я.

– Один хуй.

– Эй-эй, Билли, потиши, этот парень нацик!

Дружный смех в котором учавствую и я.

– Как тебе выезд, нацик?

– Пока что ничего особенного.

– Подожди, вот приедем, почувствуешь что такое настоящий выезд, небось такого у вас нету.

– Посмотрим, надеюсь что скучать не буду.

Снова смех.

Биг Билл подошел к группе кэжуалсов:

– Парни, какая самая крутая команда в Европе?

– ВЭСТ ХЭМ!

– Какая фирмы всех круче?

– ФИРМА ИСТ ЭНДА!

– Кому мы надерем сегодня задницу?

– ЭВУДСКИМ УРОДАМ!

– Что будет с тем, кто обосреться и будет отступать?

– СМЕРТЬ! СМЕРТЬ! СМЕРТЬ!

– Покажем этим мудакам, что они отбросы этого мира! Пускай кормят свиней своими кэжуалсами!

Мы не везли с собой говна. Лишние проблемы с копами никому были не нужны. С собой были только пряги, монеты-заточки.

Фирма собрала на выезд тридцать рыл. Не густо, но учитывая Миллвальскую бойню, когда вальнули около сорока бойцов нашей фирмы, это еще было не плохо.

Собирались тихо выйти на вокзале в Блекберне и отправиться к стадиону в паб «B&B», пропустить пару-тройку бокалов пива и попытаться немного подебоширить. Поорем, поишизуем, оторвемся вообщем. Главное было тихо свалить с вокзала, чтобы не попасть под контроль копов.

Около баров будем выманивать блекберн и вальнем его всем мобом нахуй.

Приехали вообщем на их ебаный вокзал что-то около двух часов дня. Вышли. Все нормально, всякие цветные, мусора, пассажиры. Их уродов тоже видим, разведчики с мобилами. Биг Билл дает команду не валить. Пускай пиздят суки. Розбиваемся на группки по пять-шесть рыл и валим к «B&B».

Следом за нами идут несколько карланов и пытаються провоцировать:

– Суки лондонские! Пизда вам.

Бля, я еле здерживаюсь чтобы их не вальнуть.

Но вот и близкая развязка. Не доходя пару кварталов до «B&B», из вонючего переулка вылетают местные мудаки, многие из них с бейсбольными битами.

– Бля, суки все спланировали, – орет Биг Билл.

– Надо было уродов с мобилами на вокзале валить! – ору я.

– Никому не отступать, мочи уродов нахуй! – орет Биг Билл и бросаеться вперед в самую гущу мудозвонов.

Пиздец их больше. Но ярость во мне перехлестывает все границы и я вгрызаюсь зубами в толпу этих пидоров. Плече к плечу со мной машеться Майкл.

Передо мной стоит какая-то сука с гнилыми зубами и черными волосами под носом.

– Ах ты мудило!

Я въебую его ногой в живот. Вокруг моего кулака обмотана метровая толстая цепь и я бью этим кулаком в ебальник придурку. Он падает, лицо его превращаеться в кровавое мессиво. Я подскакиваю к нему и начинаю лупить ногами по ребрам, почкам и ебальнику.

Новый придурок бьет меня ногой в бок и я отлетаю на пару метров, сбивая на своем пути одного из ихних. Два козла начинают лупить меня ногами. Я обхватываю руками голову и стараюсь подняться. Если я останусь лежать еще секунд тридцать, то мне пиздец. На помощь мне приходят малолетки из baby-crew, которые сначало наносят точные удары мудакам прягами по голове, а потом начинают лупить их по ебальникам. Я вскакиваю у цепью бью в рожу какого-то окровавленного ублюдка.

Слышиться рев серен копов.

– Пиздуем нахуй! – орет Биг Билл.

Я вижу, что местные уроды тоже начинают съебываться. Биг Билл берет железный мусорный бак и швыряет его в окно ближайшего магазина. Окно с грохотом разбивается. Мы ныряем в ближайшие переулки и бежим еще несколько минут, пока вой сирен не стихает. Рядом со мной Майкл и два малых, которые отбили меня. Потом мы идем в «B&B», где собираються все наши. В итоге все же нескольких наших мусора забрали, но отпустили уже сразу же после матча.

В «B&B» уже сидит Биг Билл и еще с дюжину наших парней. Потом подваливают еще несколько.

– Неплохо мы этих ублюдков повалили.

– Ага, классный махач был.

– Ты как, Дима, цел? Нихуя тебе не сломали?

– Да вроде нет, все О'К.

Сидим и потягиваем свое пиво. Несколько местных кэжуалсов со злобой и, в то же время, со страхом смотрят в нашу сторону.

Один из наших топ-боев вскакивает и кидает в их сторону пустую пивную кружку. Он с глухим звуком разбивается о череп одного мудохи. Он с окровавленым куполом падает на стол, переварачивая его.

– Мочи кокни!

Пять блекбернских тварей ломятся в нашу сторону. Большая ошибка, суки! Майкл хватает с бильярдного стола кий и наносит удар одному из дебилов в нос, тот отлетает. Еще несколько ударов и блекбернские хулсы валяються на заплеванном полу. Я начинаю лупить одного из них гриндарами, пытаясю втоптать его нахуй в пол.

Топ-бои поднимают дубовый стол и швыряют его в бар. Слышен звон бьющихся бутылок и стаканов. Перепуганный хозяин паба падает на пол.

– Уходим нахуй, – командует Биг Билл.

Мы сваливаем и расстворяемся в ближайших переулках.

Подходим к Эвуд Парк. Видим, как копы ведут под руки несколько ихних кэжуалсов.

– Скормите их свиньям! Мудачье!

Копы зло смотрят в нашу сторону.

Заходим на наш сектор. Его плотно оцепили копы-космонавты. Один из них, наверное главный, подходит к Биг Биллу.

– Бля парни, будете тут орать, шизить, нахуй всех в участок заберем. Сначала вкачаем пиздюдей, отобьем к хуям все, что можно, а потом кинем в обезьянник к местным уркам, чтобы они вам яйца поотрезали. Усекли?

Пиздец! Сидим весь первым тайм и тупо втыкаем матч. В первом тайме Паоло Ди Канио кидает этим мудохам гол со штрафного. В следующей атаке, какой-то их кекс кидает нам головой. После первого тайма один-один.

Некоторые из нас начинают сваливать и рассходиться по ближайшим барам.

Мы с Майклом чешем тоже в один такой и берем себе там по литру пива.

Потом валим на вокзал.

Собака медленно ползет через английские долины и холмы. Лунный свет мирно льеться через грязное поцарапанное окно. Я смотрю сквозь его на эти унылые пейзажи и потягиваю пиво Гьоссер из горлышка теплой от рук бутылки.

Ближе к ночи добираемся до родной общаги.

– Ну как тебе выезд? Круто да? Только копы-суки все обломали, пошизить не дали, поорать.

– Да, классно, у нас такое, конечно тоже есть, но тут свой коллорит. Круто вообщем.

– Ну, спокойной ночи, чувак!

– Пока, брателло.

5

А через две недели ушли Пола. Он, как и мы все, полностью забил на учебу, в следствии чего, не получил последнюю стипендию. Его вызвали к декану.

Пол сидел вместе со мной в комнате. Было десять часов утра, суббота. К декану надо было валить на двенадцать. Был ноябрь и с небе падал мокрый снег. В Лондоне вообще не бывает нормальной зимы, такой, к какой мы все привыкли. Тут если с неба и падает снег, то напоминает он скорее жидкое дерьмо, что кристаллики воды.

Пол пил пиво из литровой бутылки. Я прикладывался тоже.

– Меня ведь эта сука попрет нахуй. Я же полностью на учебу забил и бухаю безбожно. Даже сейчас, мать твою.

Пол отбросил пустую бутылку в угол комнаты и она гулко ударилась о батарею.

– Это сука снова занюхает, что от меня несет спиртным.

– А хули ты пьешь тогда сейчас?

– Я не могу бля, я если не выпью, то сломаюсь у него. Так я буду увереннее чувствовать себя.

– Ты думаешь, у тебя есть хоть малейший шанс?

– Нихуя у меня нету.

Потом пол встал, одел черный пиджак и брюки, голубую рубашку и более темный голубой галстук. Подошел к умывальнику и посмотрел в зеркало. Потом смочил волосы водой и зачесал их прядь на лоб. Кинул в рот подушечку жвачки «Dirol». Снова посмотрел на себя в зеркало. Опухший красные глаза, серая кожа. Хуево выглядишь, чувак.

– Ну я, типа, пошел.

– Ну иди, удачи.

Вернулся Пол через час. Декан выебал его по полной программе. Галстук его лежал в кармане пиджака. Две верхние пуговицы рубашки были расстегнуты.

– Пиздец мне.

Мог бы и не говорить ничего. И так, все было ясно.

– Когда уезжаешь?

– Сегодня. Сейчас прямо. Мать его.

На лице Пола не было ни слез, ни иных выражений чувств. Всех нас ждало тоже самое. Мы все знали, на что идем.

Пол собрал свои пожитки в небольшой кожаный чемодан. Мы попрощались и он вышел. Я стоял у окна и смотрел, как его сгорбленная фигура удаляется в сторону главных ворот, обволакиваемая мокрым черным снегом. А он ведь даже ни с кем не попрощался. Только со мной. Может его сломило, то что произошло сегодня? Хотя, он ведь знал, что так будет.

Меня ждало то же самое. В следующую пятницу должна была быть модульная контрольная работа по социологии. Четыреста страниц текста. За шесть дней. Нет, нереально. Если я не здаю эту работу, что будет ждать меня? Тоже, что и Пола. Отсутствие степендии и вылет. Я подумал об этом, смотря на его чернеющую фигуру в пелене жидкого дерьма. Я ведь знал об этом раньше, но вот подумал именно сейчас.

Конечно, можно было попробовать учить, но шансы мои были нулевыми.

Я отошел от окна и сел на кровать. Вторая кровать пустовала. Через неделю, чуть больше, обе кровати будут пусты.

Пол ушел. Ушел из моей жизни и из истории этой книги. Он перестал быть действующим лицом в истории этой эпохи. Через семь-десять дней и я уйду. Из истории Академии, но не из книги и эпохи. Произойдет лишь смена декораций, но не героев.

Вы знаете, что такое жуткая депрессия? Это когда вот так просто сидишь и чувствуешь, как в сердце твоем накапливается гной и в глазах слезы. Депрессия у меня всегда бывает в марте, когда происходит смена погоды и времен года. Осеньею редко. Сейчас, вышло именно так. Эта ебанная английская зима, будь она проклята. Не холодная. Всего минус два. С неба падает густой снег, но, не долетая до земли привращается в массу полужидкого дерьма. Да еще и туман. Вы можете себе это придставить? Как болото какоето. Не хочеться выходить на улицу. Дерьмо попадает тебе за шиворот, ноги проваливаються в нем, с ветром оно впиваеться в твою одежду и твое тело.

Она началась. Депрессия. Я сидел на кровати и смотрел на пустую кровать. Будущее было в полном тумане, настоящие тоже. О прошлом не хотелось и вспоминать. Прошлое жгло сердце и выжимало слезы из глаз.

Хотелось просто умереть. Но я никогда бы так не поступил. Не пошел бы в ванную комнату, не взял бы тупой нож и не стал бы как сумасшедший пилить им с противным скрипом свои жесткие вены, а потом смотреть, как бусинки крови сначала появляються на запястье по одной, потом лужицы, а потом бьет мощным фонтаном пачкая твою модную одежду и ослепительно белую плитку. Потом тебя находят тут близкие или чужие люди. В луже крови и гниющего. Мухи ползают по твоим остекленелым глазам. Я никогда бы так не поступил. Я слишком себя люблю. Хотя, смысла жизни в моменты депрессии не вижу.

Осталась последняя неделя настоящего, которое я еще могу контролировать. Потом будет темнота будущего.

В такие моменты, меня бесит, когда начинают говорить о боге. Помнишь, бог, когда я впервые обратился к тебе? Маленький мальчик семи лет. Карпатские горы. Мы отдыхали там с семье. Дикая красота. Выходишь утром, и горы спрятаны в тумане, но уже через несколько час туман, похожий на сливки рассеивается и горы видны как на ладони. Это было жутко красиво. Но, в тот день был сезон дождей и маленький мальчик в дождевике сидел на лавочке и молился тебе, бог. Он молился тебе о том, чтобы люди перестали умирать и чтобы все было хорошо. В тот день маленький мальчик впервые задумался о смерти и он очень испугался. Он молился тебе, бог, очень сердечно. Он реально в тебя верил. И что получил этот мальчик? Что ты сделал из того, о чем просили тебя слезы этого ребенка? Войны, голод, работающие на жирных урод дети, все новые и новые эпидемии болезней? Мы же твои дети, бог. Ты должен нас любить. Да, среди нас очень много мудаков, но есть и хорошии кексы. Так почему же хорошии кексы страдают, а? Ответь мне, бог? Я столько этого всего дерьма видел, скажи, почему же я должен верить? Я слишком много видел, чтобы верить! Ты должен быть милосердным! Ты должен любить нас! Почему ты никогда не прислушиваешься к моим молитвам? Почему когда мне хреново, когда надо хоть немного твоей поддержик, то ее нет! Совсем нет! Хуй с поддержкой, ты хоть знак подай, что типа да, я есть на небесах и все что ты там у себя на земле делаешь, я все вижу и тебе все учтется. Но где бля знаки? Где они? Я пытался быть хорошим! Я делал добрые дела. Я и щас хороших, я ни разу никого в жизни не предал, а если и страдал от меня кто-то, так только мудаки или по своей глупости. И чего я добился? Сижу в этом ебаном Лондоне и впереди полная жопа! Ты хоть подай знак, дай шанс! Но я знаю, что ничего этого не будет! Там пусто на небесах! Там дерьмо ебаное: планеты, кометы! Так давай уже хуярни по нашей земле кометой, чтобы с этим дерьмом раз и навсегда покончить! Какого хуя над издеваться!

И тогда я решил сделать то, что казалось мне единственно правильным выходом. Я решил уйти в запой. Уйти в запой не по-детски. Хорошо так уйти. В моей распоряжении еще целую неделю была эта комната, ее стены. Никаких обходов у нас тут не было. Занятия посещать было тоже не обязательно, главное работы писать. Вообщем все условия были подходящие.

Я натянул куркту, одел капюшон и пошел к ближайшему магазину. Я выбрал тот момент, когда охрана общаги свалила обедать. Я купил пять литровых бутылки виски «White Horse». Отнес их в свою комнату и засунул под бывшую кровать Пола. Потом я сделал еще несколько ходок, в которые я купил два четыре пятилитровых бочонка пива, упаковку миниральной воды, двадцать пачек китайской вермешели, три килограмма бананов, два килограмма яблок, несколько плиток шоколада, пачку зеленого чая, несколько пакетиков расстворимого кофе, пятилитровый бутыль содовой воды, блок сигарет Кэмэл. Еще в комнате у меня был хлеб, немного сыра, сахара и масла. Потом пошел в аптеку и купил пачку анальгина, аспирина и десять пачек активированного угля. Все эти закупки заняли у меня пять ходок и четыре часа времени. Я жутко устал и промок до самых костей. Вскипятил себе воды и заварил крепкого чая. Выпил его без сахара. Подумал и выпил еще таблетку аналгина. Потом вывалил все, что я закупил на бывшую кровать Пола.

Бочонки с пивом я спрятал под стол. Виски – под кровать. Еду я акуратно разложил на кровати. Поставил на стол к окну ТиВи и включил его. Показывали какие-то глупые шоу.

Был вечер субботы. Темнота спустилась на тереторию академии.

Я уселся перед телевизором и стал смотреть какую-то тупую игру на деньги. Налили себе в стакан сто грамм виски и сто грамм содовой. Уселся с ногами на свою кровать и стал медленно потягивать свое пойло. Достал из блока пачку сигарет. Достал сигарету, закурил. Пачку бросил рядом с ТиВи. Запой начался.

Тупо втыкаюсь в ТиВи и пью свое пойло. Стакан заканчиваеться и делаю себе еще один. Потом открываю бочонок с пивом и наливаю себе в стакан. Смешивать виски, содовую и пиво это убийственно. Примерно через два часа в моей голове отключается свет и я падаю на кровать. ТиВи продолжает бубнеть, порождая паранойные сновидения. Сон мой поверхностный и неспокойный. Всплывают старые истертые временем лица, заглушенные шипящие на старых бобинных пленках голоса уже чужих мне людей. Появляються люди, как вспышки. Появляються какие-то места и слышни какие-то безсвязные разговоры. Белые и черные вспышки, потом красные. Сон очень неглубок и воняет блевотиной, которая скопилась у меня в желудки. Головная боль сначало где-то неслышно пульсирует в дебрях сознания, представляя собой скорее шумовой фон диких картин сновидений. Потом больначинает возрастать. Боль не резкая, гудящая и глухая. Ее гул возрастает с каждой минутой, делая очертания сновидений все размывчивей. Сон уже чередуется с кусками алкогольной реальности, в те моменты, когда я переворачиваюсь на другой бок, или по-другому ложу одну из моих частей тела. Тела мое представляет собой куски, ватные и мягкие. Они практически не слушаються мозгового центра. Я резко открываю глаза. Телевизор монотонно шипит снегом. Все программы закончились. Я с трудом поднимаю левую руку и смотрю на часы, включая подсветку. Циферблат загорается и высвечивает 3:17. Значит я маялся около трех часов. Я лежу на спине, головой к двери и ногами к окну. Чувствую, что моя тишотка мокрая и липкая. Провожу рукой и подношу к губам – пиво. Рядом, под боком лежит пустой стакан, который я пролил на себя отключаясь. В голове пульсирует, кажется, что мозг проваливается в жесткую вату. Стараюсь сфокусировать мысли и определить сколько я выпил. Два стакана сто грамм виски плюс сто грамм содовой. Пиво. Пиво? Раз, два, три… семь. Семь стаканов. Три с половиной литра. Задница. Чувствую, как внутри у меня начинаються толчки. Мутные волны блевотины стараються выбраться из глубин моего желудка через рот или нос. Они, эти факин волны, уже на пол-пути к свободе. Собачье дерьмо. Еще и накурился. Теперь во рту такой вкус, будто там срали два дня дикие кошки. Табак усугубляет действие алкоголя, замедляет его выход в два раза. Из-за вкуса во рту, волны блевотины ускоряют свои движения. Я встаю с кровати босыми ногами на холодной ковралин. Это тяжело. Ноги ватные и голова идет кругом. Хватаюсь за дверной косяк, чтобы не упасть и, осторожно, держась за стену, двигаюсь вдоль ее к туалету. Включаю свет в комнате и сразу вступаю в полу-освещенное комнатным светом помещение туалета. Если бы я включил свет непосредственно в туалете, то мой мозг, наверняка бы лопнул от перегрузки. Справа от меня стоит ванна, вперед – сральня. Становлюсь голыми коленями на холодный белый кафель и хватаюсь двумя руками за седушку сральни. Засовываю голову почти в самую дырку, делаю небольшое усилие и первый мощный толчек блевотины вырывается из моего рта в бездну, рекошетит о форфор и немного обрызгивает мое лицо. Второй толчек еще сильнее, чувствую, как блевотина налипает на носу и вокруг рта. Потом следуют еще три, менее мощных выброса. Я останавливаюсь и сижу, засунув голову в дырку. Проходит секунд двадцать и я извергаю еще одну порцию ядовитого горького дерьма. Фак. Тело охватывает дикая усталость, хочется просто вот так взять и заснуть, головой в дырке. Сижу так еще минуту. Вдыхая в себя дерьмовы запах. Вынимаю голову из дырки и хватаюсь руками на ванну. Поднимаюсь и по пояс свисаю в нее. Чупаю ручку и включаю воду, настраиваю тепло-прохладную струю. Одной рукой держусь за край ванны, а другой начинаю умывать свое заблеванное лицо. Вода очень приятна. Умывшись, чувствую небольшой прилив сил. Встаю на ноги, уже более уверенно и выхожу в комнату, одновременно выключая режущий глаза свет. Пускай мене светит глухая луна сквозь жидкие тучи. Сажусь на кровать. Холодно. Меня начинает по-алкогольному морозить. Протягиваю руку к батареи отопления, она теплая, но не гарячая. В комнате, наверное, плюс двадцать. Нахожу свои спортивные штаны и натягиваю. Иду к шкафу и наугад беру первую пару теплых носков, которые натягиваю окоченелыми руками на холодные ноги. Включаю кипятильник и снова сажусь на кровать. Жду, пока закепит вода. Вспоминаю, что мне помогают справиться с посталкогольным синдромом и снова встаю. Беру бутылку минералки и припадаю к ней обсохшими губами. Делаю много жадных и больших глотком, поглощая в себя около семисот грамм жидкости. Потом беру банан. Отламываю от него половину, вторую кидаю на пустую кровать. Начинаю жадно есть банан, потом вытераю липкие от его мякоти руки о штаны. Вода уже закипела. В темноте ищу пачку чая. Беру из нее пакетик и бросаю на дно пустого стакана. Заливаю его на три четверти кипятком и начинаю остервенело давить пакетик ложкой. Ставлю стакан с кипятком-чаев на столик и беру в руки таблетку аналгина. Запиваю ее минералкой. Отрываю бутылку от губ, потом снова подношу и делаю еще два больших глотка. Потом следует зычная и смачаня отрыжка, куски банана вылетают из моего рта. Так то уже лучше, кекс. Сажусь на кровать и беру в руки чашку с чаем. Кипяток уже достаточно остыл, чтобы его можно было пить. Делаю небольшие глоточки. Чай, все же, обжигает полость рта. Вкус блевотины подавляется вкусом крепкого чая. Сижу на кровать и начинаю снова дрожать. Чувствую, какие у меня холодные руки, по сравнению с чаем. Боюсь выронить чашку из дрожащих рук, сжимаю ее крепче, обжигая ладони. Делаю еще маленькие глоточки. Через две минуты допиваю чай и залажу с ногами на свою кровать. Одеяло немного мокрое от пива, я переварачиваю его и укрываюсь сухой его стороной. Натягиваю одеяло по самое горло и засовываю голову в подушку. Лежу на спине. Смотрю на часы, доставая руку из-под одеяла 3:58. Через три часа будет уже светать. Я закрываю глаза. Блевать уже не хочется и я чувствую физическое и моральное удовлитворение. Мне холодно, я поджимаю под себя ноги и сворачиваюсь клубочком. Засыпаю устало через несколько минут. Сны мне почти не сняться. Только неясные отрывки без четкой сюжетной линии.