Текст книги "Тверской баскак. Том Четвертый (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Емельянов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Часть 1
Глава 4

Конец апреля 1253 года

Сидя на склоне крутого берега, смотрю, как грузят стоящий у причала катамаран. Грузчики неспешно двигаются по кругу, перетаскивая тяжелые мешки с подвод на грузовую палубу.

Глядя на покачивающееся на водной ряби судно, я думаю о том, что с того дня как было спущено первое такое судно прошло уже десять лет.

«Десять лет! – Не могу удержаться от мысленного восклицания. – А пролетели как один день!»

Нет, я не сожалею, просто слегка пугаюсь того, как быстро течет время. Пусть не впустую, пусть потихоньку дело движется и все меняется вокруг, а все равно жутковато.

«Не успеешь оглянуться, а уже все, конец…! Лежишь, укутанный в саван, и земелькой тебя присыпают!»

Мотнув головой, гоню прочь тоскливые мысли и поворачиваюсь к сидящему рядом голове моей судостроительной верфи.

– Так вот, Иван Еремееч, чего я тебя позвал-то! – Показываю ему на мачту катамарана и убранный под рею парус. – Надо бы паруса на всех кораблях поменять!

– Чего это! – Тот недовольно вскидывается, и я мысленно усмехаюсь.

«Десять лет прошло, а Еремеич не меняется!»

Та новгородская плотницкая артель, что я когда-то привел для строительства в Твери первого катамарана, спустив его на воду, вернулась домой, в Новгород, а вот староста их, Иван Еремеич, остался. Ныне уже руководит всей верфью, строит по три-четыре корабля в год, а характер его все такой же склочный. Чуть что не по нем, чуть что-то новое и непривычное, так сразу в штыки.

Надо сказать, меня эта его привычка здорово бесит, отвык я уже от дебатов. Ей богу, выгнал бы уже давно, если бы не его золотые руки! Других таких не найти! Он на глаз режет так, будто линейкой отмерил, и работу что он сделал можно не проверять, он сам сто раз переделает, ежели ему что не так. Себя и всех вокруг загонит, но любая вещь из его рук выходит любо-дорого поглядеть.

Вот и сейчас глушу в себе желание повысить голос и, взяв обломок сучка, рисую прямо на земле.

– Смотри! Купцы, что корабли у тебя заказывают, по старинке ставят на мачту прямой парус, он ветра поболе забирает и тянет лучше. Это так! Но только в море, где ветер и курс сутками не меняются. А на реке-то все по-другому! – Рисую извилистую полосу, корабль и направление ветра. – Гляди! Вот здесь ветер дует прямо в корму, тут уже в бок, а вот на этом участке чуть ли не встречный. Прямой парус надо то убирать, то снова поднимать, то опять убирать, чтобы не мешался. Суеты много, а пользы на грош!

Поднимаю взгляд на притихшего старосту и рисую уже отдельно мачту.

– Мы же поставим косой парус вот так, – рисую ему обычный гафель с двумя реями, – вернем шверт, который мы вначале ставили, а сейчас уже многие поснимали, и тогда наш кораблик пойдет под боковым ветром только в путь!

Еремеич, молча почесав затылок, все-таки гнет свое.

– А ежели ветер попутный, много ли пользы от твоего лоскута будет?

Я уже готов к тому, что мой главный корабел так просто не сдастся, и спокойно объясняю дальше.

– Смотрю сюда! Ежели большое открытое пространство и ветер устойчивый, то можем поднять еще стаксель. – Еремеич морщится от незнакомого слова, а я рисую еще один треугольный парус в носу корабля и уверенно добавляю. – Вместе эти два в тяге не уступят большому прямому парусу, но будут более прочными, да и управлять ими намного легче, а значит и людей на палубе потребуется меньше.

Бывший новгородский староста хоть мужик и склочный, но с головой дружит, этого у него не отнять. Ежели ему все толково и с уважением объяснить, и разумный смысл до него дойдет, то он завсегда согласится, хоть и поупирается для приличия.

Вот и сейчас Еремеич еще побурчал себе в бороду, а потом махнул рукой.

– Ладно, сделаю как ты просишь, но ежели что…

Я усмехаюсь в ответ.

– Знаю, знаю! Тебя не винить, ты предупреждал!

Староста хитро' щурится мне в ответ, а я добавляю уже абсолютно серьезно.

– В путь двинемся в конце мая, так что сроку тебе месяц. Успеешь⁈

Сказав, поднимаю взгляд наверх, туда где меня ждут два моих телохранителя, и вижу, как к ним на полном скаку подлетел всадник. Осадив коня, он спрыгнул на землю и, что-то крикнув моим охранникам, побежал ко мне вниз.

По форме узнаю конного стрелка из городской стражи и понимаю, что раз такая спешка, то новость срочная.

«Интересно, плохая или очень плохая!» – Усмехнувшись, вновь бросаю вопросительный взгляд на Еремеича, и тот ворчливо бурчит.

– Да понял я, понял! Сделаю все, как ты сказал, когда я тебя подводил!

Это верно, несмотря на всю свою несговорчивость, не было раза, чтобы он не выполнил моего задания в срок, поэтому удовлетворенно кивнув, я оставляю его и начинаю подниматься по склону навстречу торопящемуся гонцу.

Не добежав метров пяти, тот уже начинает кричать.

– Господин консул, там боярин Малой с Орды вернулся, так Калида тебя кличет!

«Фу ты черт! – Мысленно крою гонца по матери. – Так чего ж ты несешься-то так, заполошный! Чай боярин то не пропадет никуда, коли уж вернулся!»

Собираюсь уже высказать свое недовольство вслух, но увидев раскрасневшуюся веснушчатую физиономию совсем молоденького бойца-первогодка, лишь в сердцах машу рукой.

– Да не ори ты, понял я уже!

По инерции тот все же повторяет еще раз.

– Господин Калида велел срочно тебя найти!

Не отвечая, прохожу мимо, смеясь про себя.

«Этот от усердия и лоб себе расшибет, не заметит!»

* * *

Мои шаги гулко разносятся под высокими сводами. Длинный коррид приказного дома сменяет лестница на второй этаж, затем снова коридор, и в дальнем конце приемная моего кабинета.

Стоящий у входа стрелок распахивает передо мной двери, и уже с порога мой взгляд выцеливает вскочившего из-за стола Прошку и сидящих в ожидании Калиду, и только что прибывшего боярина Малого.

С первого же взгляда вижу, что ближник Ярославов прилично сдал за эти полгода. Пропал округлый животик и былая пухлость щек, а на широком лице остались только торчащие скулы да по-прежнему ярко горящие глаза.

«Что и говорить, – мысленно констатирую очевидную истину, – русскому человеку в Орде в любое время не сахар, а уж когда тебя в любой момент могут предать лютой казни, так и говорить не приходится!»

Едва войдя в горницу, радушно раскидываю руки.

– Рад! Рад видеть тебя, Фрол Игнатич, в добром здравии!

Боярин Малой делает шаг мне навстречу, и я крепко обнимаю его, по-дружески похлопывая по широкой спине.

– Вижу, нелегко дались тебе эти полгода, боярин, но ничего, сейчас отоспишься, отдохнешь дома как следует! – Отпускаю его, все еще держа на лице широкую улыбку.

Пока идем к столу, расспрашиваю его о жизни при ханском дворе, о том как там встретили Великого князя и Ярослава. Тот рассказывает мне в деталях то, о чем до меня уже дошли слухи.

– Великого князя Владимирского, как и Ярослава Ярославича, Батый принял хоть и прохладно, но все же как верных данников, а не изменников. – Начал говорить Малой. – Не зря к тому времени я уже пороги всех его нойонов пооббивал. Все что было, до последней копейки, этим кровопийцам раздал!

Тут он поднял на меня прищуренный взгляд.

– Темник Турслан Хаши помог! Сильно помог! Я дары и письмо твое ему передал! На словах опять же все, как договорились, изложил, мол против хана не воевали, а лишь наследство отцово сыновья делили. Он меня выслушал и сразу ничего не ответил, а через день вызвал и пообещал слово за меня перед ханом замолвить.

Соглашающе киваю и понимаю, что день Турслан взял на обдумывание. Прочел мое тайное письмо, взвесил все за и против и решил, что игра стоит свеч.

Чуть отвлекшись, вновь прислушиваюсь к неторопливому говору боярина.

– Батый вернулся в Сарай в сентябре. Нас со Стояном тут же схватили и бросили в темницу. Держали там с месяц, потом дали привести себя в порядок и представили перед ханскими очами. Там зачитали нам длинный список наших прегрешений и объявили, что каждое из них заслуживает смертной казни, но хан милостиво дает нам слово в оправдание. Говорить за нас двоих взялся я и опять начал гнуть линию про то, что мол против хана мы не выступали, а лишь за князя свого бились! И Великий князь Андрей тож верный слуга хану, а на поле под Коломной он не с воями Орды бился, а отстаивал ханский ярлык на Великое княжение от посягательств брата.

Сделав паузу, Фрол тяжело вздохнул.

– Батый слову моему внял и казнь отменил, но я так понял, что все это было скорее для виду, всего лишь действом скоморошьим. Для пущей острастки так сказать, а на самом деле все уже решено было заранее. Выпустили нас со Стояном, но велели столицы не покидать и дожидаться приезда князей, да молиться, чтобы они приехали по воле ханской на суд, а иначе, как сказал наш конвоир, будет нам всем кирдык!

Тут лицо его вновь омрачилось, видимо в памяти пробежали не самые приятные воспоминания. Пара секунд тишины, и боярин вдруг резко сменил тему.

– Скажу тебе, что Батый выглядит совсем плохо! Почти не видит ничего, веки гнойниками покрыты, да и вообще слухи ходят, что болеет сильно и не жилец уже. – В глазах боярина сверкнула беспокойная искра. – Я это к чему⁈ Умрет Батыга, так на трон сынок его, Сартак, сядет, а он, всем известно, Александру благоволит, говорят побратимы. Как оно тогда еще повернется, неизвестно!

То, что побратимы, я знаю доподлинно, а не понаслышке, но опасений Фрола не разделяю.

– Когда им выгодно, монголы и кровную родню не жалеют, а уж про названного брата и говорить не приходится. – Усмехнувшись, добавляю уже про себя.

«Тем более, что Сартак ненадолго переживет своего отца, и ханский трон достанется Берке, родному брату Батыя».

На мою усмешку боярин философски кивает.

– Так-то оно так, только кто ж скажет, что им выгодно-то басурманам! – Он еще немного глубокомысленно помолчал и вновь вернулся к рассказу.

– Значится, Великий князь Андрей Ярославич приехал в Сарай в первых числах февраля, а Ярослав Ярославич несколькими днями позже. Хан их сразу не принял, и еще месяц мурыжили их в ожидании приема. За это время мы успели повторить хождение по татарским вельможам по второму кругу, а прием или, вернее сказать, судилище состоялось только в начале марта. Все было точь-в-точь, как и с нами, только в этот раз Батый решения не вынес, а приказал ждать его ханского вердикта. После этого князей и оба наших посольство заперли на Русском дворе, и жизнь наша стала еще тоскливей. Правда, я промучился там недолго, через неделю меня вызвал темник Турслан Хаши и передал указ хана возвращаться в Тверь и передать тебе, Фрязин, ханскую басму с приказом явиться к ханскому двору на суд.

Он вытащил из висящей через плечо сумы свиток в кожаном тубусе и подал мне.

– Вот она!

Беру послание, но распечатывать не спешу, и так все понятно. Обоих князей в лучших монгольских традициях взяли в заложники, но вероятнее всего, не тронут, пока я не приеду. Те предложения, что я изложил в тайном письме Турслану Хаши, очевидно, заинтересовали хана, но он хочет увидеть действительное подтверждение обещанных возможностей и только после этого уже решить, кого ему выбрать, меня с Андреем и Ярославом или Александра с Даниилом.

«Что ж, – еще раз утверждаюсь в правильности своих предыдущих умозаключений, – риск велик, но и ставка высока! В случае успеха можно не только получить торговую Волжскую артерию и приток азиатского золота на русский рынок, но и возможность вообще перевернуть всю историю отношений с Ордой. Ведь не важно, кто считает себя господином, куда важнее в чьих интересах принимаются решения!»

Все эти мысли стремительно проносятся у меня в голове, а в нацеленном на меня взгляде боярина застыл невысказанный вопрос – так ты поедешь в Орду или нет⁈

Фрол еще не знает о моих приготовлениях, и его тревога понятна. Жизнь его воспитанника напрямую зависит от моего решения, и теперь мой замысел ему уже не видится таким однозначным как ранее. Сейчас, наверняка, его терзают сомнения, а вдруг этот мутный фрязин устроил все это, чтобы устранить князей руками Орды и подмять всю власть под себя.

Глядя на взволнованное лицо княжего наперсника, не могу удержаться от иронии.

«А что, будь у меня в целях прибрать всю власть на Руси, вариант был бы неплохой!»

Мысленно поиздевавшись, успокаиваю боярина.

– Не переживай, Фрол Игнатич! Еду я! В конце мая, как большая вода сойдет, так и двинусь в путь!

Тот выдыхает с нескрываемым облегчением и сразу начинает прощаться.

– Вот и все, вроде бы, рассказал, так что пойду я! Дома еще не был, там поди уж заждались, да и сам я устал немного с дороги!

Я не препятствую и, не уставая благодарить за службу, провожаю боярина до дверей, но едва он выходит, как радушная улыбка тут же сходит с моего лица.

Повернувшись к Калиде, задаю не менее волнующий меня вопрос.

– Гонец от Ерша был⁈

Тот утвердительно кивает.

– Прямо перед приездом боярина примчал.

Это еще одна проблема из числа тех, о которых ты не догадываешься, пока они не валятся тебе как снег на голову. Имя этой проблемы Роман Михайлович Старый. Князь Брянский.

Тогда осенью, отпуская его дружинника, я очень надеялся, что разум возьмет верх над обычной привычкой Рюриковичей сначала бросаться в драку, а потом уже думать к чему это приведет. Тем более, что вместе с ним, я отправил князю письмо, где крайне вежливо и спокойно предлагал ему решить дело миром. Даже выход ему предложил, мол землю эту я готов взять у него в аренду и платить за нее разумную ренту. Но нет же! Князь Роман либо остался верен традиции – сначала драться, потом думать, либо посчитал мое миролюбие слабостью, только в конце февраля он решился проверить меня на вшивость. Внезапно появившись с дружиной под стенами Тулы, он попытался взять ее штурмом. Рота стрелков, оставленная гарнизоном, показала себя на высоте и штурм отбила, но князь не угомонился, а взял крепость в осаду.

Воевода гарнизона Петр Сухой сумел послать весть о нападении, но пешком и обходя Брянские заставы, гонец добрался до Твери лишь к концу марта. Сразу же был поднят по тревоге полк Ратиши, и две его бригады немедленно выдвинулись к Туле.

Мне эти разборки сейчас совершенно не в жилу, и мое нетерпение в ожидании известий понятно. У меня в голове Орда и будущие судьбоносные переговоры, а судьба вновь тыкает меня мордой в мелкопоместные разборки с князьями.

Поднимаю нетерпеливый взгляд на задумавшегося Калиду, мол не тяни, рассказывай, и тот спохватывается.

– Так это…! Все, тихо там уже! Роман Михайлович как прослышал, что помощь осажденным идет, так и ушел восвояси, бой принимать не стал.

«Ну вот и что теперь…! – В сердцах крою за идиотизм всех князей мира. – Оставлять без ответа такую выходку нельзя. Не в вакууме живем, все всё видят, и ежели одному спустить, так остальные тут же на голову сядут!»

Словно услышав мои мысли, Калида продолжает.

– Ерш встал лагерем у Тульского острога и спрашивает, что ему делать дальше, преследовать брянских или нет⁈

У меня достаточно сил, чтобы справиться со строптивым Брянским князем, но насколько я знаю, Роман Михайлович пользуется поддержкой горожан. Значит, Брянск вступится за него, закроет ворота и сядет в осаду.

«Что мне тогда делать⁈ – Мрачно морщу лоб. – Жечь город, убивать ни в чем не повинных жителей⁈»

Такой вариант мне совсем не нравится! Для меня Брянщина такая же русская земля, как и Тверская или Владимирская. Непроизвольно бросаю на Калиду вопросительный взгляд, мол что ты думаешь, и вижу, как в глазах моего друга блеснул злой огонек.

– Подобную выходку спускать нельзя, и надо бы ответить так, чтобы не тока Роману Старому, но и всем другим-прочим неповадно было.

«И ты туда же!» – Раздраженно пробурчав про себя, вслух замечаю не менее язвительно.

– Ты ж всегда за мужика простого ратовал, а тут на тебе, предлагаешь деревеньки крестьянские пожечь да Брянск спалить к чертям!

Калида смутился, но тут же развел руками.

– А что делать, коли по-другому никак⁈ Не мы эту свару начали! А не ответишь жестко, так завтра изо всех щелей недовольные попрут, да и союзные князья передерутся меж собой, им тож есть что делить.

«Справедливость в словах Калиды есть, тут не поспоришь, – мысленно подтверждаю правоту друга, – но такое решение порождает порочный круг. Он ударил меня! Я его да посильнее, чтоб упал и лоб расшибил! Он разозлился, поднабрался сил и вновь за свое… И так до бесконечности! Нет, такая карусель мне не подходит! Мне нужен вариант, чтобы я мог и силу свою показать, и землю Брянскую не зорить».

Как этого добиться⁈ Неожиданно у меня в голове завертелась знакомая по прошлой жизни фраза: «Принуждение к миру!»

«А что⁈ – Как-то враз повеселев, обрадовался я. – Просто надо подвести дело так, чтобы не я, а народ и господа Брянская сами заставили своего князя мира со мной искать, да на уступки идти! А уж тогда условия буду диктовать я, и всем на Руси враз станет понятно – связываться со мной себе дороже».

Калида с мрачным видом все еще ждет моего решения, а я, еще подумав, выдаю ему свое видение.

– Вот как мы сделаем! Пусть Ерш идет к Брянску и ставит укрепленный лагерь прямо напротив главных ворот. В помочь ему пошлем кавалерийский полк и роту разведки.Поставив лагерь, город заблокировать, но на стены не лезть, деревни и слободы вкруг Брянска не жечь, местных не грабить. Просто стоять и всем своим видом показывать, что засеять поля этой весной горожанам не удастся.

Калида враз уловил мою мысль.

– То бишь, поставить их перед выбором, либо договариваться с нами, либо зимой с голоду пухнуть!

– Верно! – Я довольно усмехнулся. – А в Брянске надо пустить слух, да так чтобы каждая собака знала, что мы к миру готовы и в любой момент можем восвояси убраться, да только князь ихний договариваться не хочет. Вот пусть его и винят в своих бедах! А решит князь Роман силой нас взять, так милости просим, пусть на штурм укрепленного лагеря идет. Дружинники его уже с баллистами и арбалетами познакомились, и вновь встречаться с нашим оружием у них вряд ли охота есть. Думаю, и месяца не пройдет, как под давлением горожан Роман Михайлович запросит мира, но условия будут уже другие. Мы будем диктовать условия мира, и никаких денег за Тулу и землю вокруг он уже не получит. Великий князь Андрей нам эту землю отдал и отныне она наша, вот и весь сказ.

Покачав головой, Калида глянул на меня и одобрительно хмыкнул.

– Ох и хитер же ты, консул! Сколь уж тебя знаю, а все не перестаю удивляться!

Часть 1
Глава 5

Середина мая 1253 года

Развернув длинный свиток и забавно шепелявя, Генрих Якобсон зачитывает бесконечный перечень товаров.

– Двадцать пять пятиведерных бочек с маслом подсолнечника, девять с маслом льняным и гречишным. Сахар кусковой – пять мешков, по новому счету сто четыре кило.

Мой главный банкир продолжает бубнить, а я успеваю подумать, что новая единица веса введена весьма своевременно. Мерить крупные веса в тверской гривне крайне неудобно, все-таки ее размер примерно в триста грамм мелковат, поэтому в палате мер и весов добавился эталон в один кило, равный трем гривнам, и пуд, равный двадцати кило или шестидесяти Тверским гривнам. Такая унификация крайне облегчила контроль за товарами, да и за всем прочим, включая и материалы на строительство. А то, к примеру, отгружают двадцать пудов, а принимают девятнадцать, и поди потом докажи, что новгородский пуд отличается от тверского. Так что уже год как все документы и исчисления Тверского торгового товарищества и приказов Союза городов полностью ведутся только в новых мерах веса и длинны.

Отвлекшись на секунду, вновь прислушиваюсь к голосу немца.

– Зерно ржаное – сто пятьдесят семь мешков, по полста кило каждый. Шкурок соболиных – девятьсот пятьдесят три штуки, шкурок бобровых…

Заунывное бормотание вгоняет в сон, но я креплюсь и изо всех сил стараюсь взбодриться, дабы полностью держать в голове смысл услышанного, а не пропускать все как белый шум. Потому как Якобсон перечисляет собранный к походу товар, который надо будет загрузить на корабли, место на коих сильно ограничено. И тут очень важно не промахнуться и взять с собой только то, что точно можно будет продать на юге с наибольшей выгодой.

К моему величайшему сожалению, до Азербайджана и Ирана мне пока не дотянуться. Чтобы туда добраться, речные катамараны никак не годятся. Для плавания по Каспию нужны совсем другие суда, которые еще надо будет построить, и построить не здесь, а там на юге, где-нибудь в районе будущей Астрахани. Поэтому на сегодня я ставлю конечной точкой пути Золотой Сарай и в выборе товара ориентируюсь в первую очередь на потребности Золотой Орды и приволжских степей. И вот тут серьезная закавыка! Если со знанием истории у меня полный порядок, то вот, говоря языком будущего, в маркетинге нынешнего азиатского рынка я разбираюсь хреново. Какие товары ныне в ходу на базарах Золотого Сарая и других городов Азии? Что у них там есть свое, а что оторвут с руками? Хорошо было бы провести тщательную оценку рынка, прежде чем соваться, да еще с таким огромным караваном, но на это нет ни времени, ни ресурсов.

Чего нет, того нет, и жалеть об этом не стоит! Надо уметь пользоваться тем, что имеется. В первую очередь здравым смыслом, воспоминаниями людей, побывавших недавно в Орде, и конечно же статистикой. Да-да статистикой! Для этого я приказал поднять все купчие и налоговые документы с перечнем того, что купили у нас ордынские купцы и прочие гости с далекого юга за десять лет, благо таких было не так уж и много. Просмотр бумаг показал, что между моими логическими предположениями и реальным спросом разница невелика. Из новых товаров это конечно зажигалки, спиртовые лампы, сама горючая жидкость, бумага и всевозможный инструмент. Из традиционных – меха, пеньковая веревка, воск, деготь и льняные ткани. Еще из новых, чего я никак не ожидал, был интерес к подсолнечному маслу и сахару.

Обобщив весь этот опыт и соразмерив с возможной грузоподъемностью своего флота, я и приказал готовить товар. Список несколько раз меняли, что-то добавляли, чего-то не хватало, и вот сегодня, наконец, совет акционеров новой Восточно-Русской торговой компании выслушивает окончательный вариант.

Поднимаю голову и обвожу взглядом сидящих. Кроме уже давно знакомых лиц, таких как тысяцкий Лугота, Острата и младший Нездинич, вижу и новых в нашем деле людей. Это и княжий боярин Фрол Малой, и мой старый недоброжелатель Якун Зубромич, и другие бояре, что еще недавно брезговали торговым делом. Из купцов тоже вижу новые лица и хмыкаю про себя.

«Да уж, сейчас желающих поучаствовать хватает, а поначалу-то охотников было немного!»

Большинство торговых людей, подобно Сом Нилычу, опасалось царящего в степи грабительского беззакония и рисковать своими кровными ни в какую ни желало. Мне же в одиночку, да еще в условиях нынешнего финансового дефицита, подобное масштабное предприятие было не потянуть. Я уговаривал, убеждал, но даже такой беззаветно верящий в мою счастливую звезду человек, как Острата, и тот дал задний ход.

Видя такое единодушное нежелание, я было решил: «Ну и черт с вами! Отправлюсь один! Загружу свои пять кораблей имеющимся у меня товаром, а те, кто не захотел ко мне присоединиться, пусть потом локти себе кусают!»

Так, наверное, я бы и поступил, если бы это была простая торговая экспедиция. Но ведь нет! Мне требовалось произвести на Золотой Сарай неизгладимое впечатление, поразить Батыя своими возможностями, убедить в том, что отдав мне Волжский транзит, он откроет для себя новый золотой поток, наполняющий его казну. Для такого пяти кораблей было маловато, и я крепко призадумался. Кое-кого я мог бы, как и Нилыча, припугнуть, на кого-то надавить, но это все равно было мелковато, требовалось другое решение, и я его нашел. В какой-то момент меня вдруг осенило – страховка! Они боятся потерять свой товар, но что если я пообещаю им компенсировать убытки в случае нападения и разграбления каравана.

«А что! – Обрадованно воскликнул я тогда. – Ведь так можно не только решить проблему, но еще и подзаработать!»

Дабы в новую едва созданную страховую компанию поверили, я прикрыл ее вывеской уже завоевавшего доверия Военно-Сберегательного банка.

Якобсон, конечно, был категорически против.

Выпучив глаза, он зашипел на меня.

– Вы с ума сошли! Их всех пограбят, и они придут ко мне за деньгами! И где же нищий старик Якобсон возьмет их по-вашему⁈

«Если придут, – захотелось мне ему ответить, – тогда дело швах! Поэтому надо сделать так, чтобы не пришли!»

Так я ему, конечно, не сказал, а лишь усмехнулся.

– Возьмешь с них за страховку по десять копеек с рубля, и если за погашением убытков придет меньше, чем каждый десятый, то мы с тобой уже в плюсе!

На это мой главный банкир недовольно буркнул.

– А если больше⁈

В дальнейшие прения с ним я вступать не стал, а резко отрезал.

– Чего ты там бубнишь! Ты ведь не свои деньги тратишь, чего тебе переживать!

Якобсон заткнулся, но отвернувшись, все же прошептал так, чтобы я услышал.

– Деньги не мои, а случись чего, спрашивать-то придут с кого?!.

Правда в его словах, конечно, есть, но я очень надеюсь, что все закончится хорошо, ведь в противном случае и для меня полный кирдык! С этой экспедицией я играю ва-банк, почти также как на поле под Коломной. Вариант проигрыша лучше даже не рассматривать!

Идея со страховкой состоятельным людям Твери понравилась, а что, дело показалось всем беспроигрышным. Они платят за страховку десять процентов, а я обещаю им прибыль в двадцать, получается десятая часть чистого навара, притом что делать-то ничего не надо. Соблазнительно! Да и гарантом выступает Военно-Сберегательный банк, к надежности которого все уже успели привыкнуть. Конечно, у тех, кто захотел бы копнуть поглубже, сразу же появились бы опасения, ведь банк принадлежит мне, а раз я вкладываю в предприятие больше чем имею, то чем буду расплачиваться в случае наступления гарантийного случая⁈

К счастью, таких не нашлось, а удачно пущенный мною слух, что консул здорово лопухнулся с этой страховкой и надо ловить шанс, пока он не прозрел, заставил вложиться даже таких людей как Якун и ему подобных, ранее с подозрением смотревших на все мои затеи.

Денег теперь хватало, осталось только утвердить список товара и начать грузить на суда.

* * *

Сидя на корме легкого ялика, смотрю на приближающийся причал Тверской верфи. Двое стрелков на веслах мощными гребками гонят легкую лодчонку через Волгу. Я сам сижу на руле и наслаждаюсь свежим речным воздухом. После духоты заполненной людьми палаты он особенно приятен.

Заседание совета акционеров Восточно-русской торговой компании закончилось. После долгих и утомительных разговоров список товара все-таки утвердили, а главное… Избрали исполнительный совет компании, иначе говоря, тех кто собственно будет рисковать своей шкурой и поведет караван в Орду. Председателем этого совета стал, естественно, я, но чтобы жизнь не казалось мне слишком легкой туда же запихали еще Якуна Зубромича, Горяту Нездинича и боярина Фрола Малого. Не скажу, что для меня это самый комфортный состав, но желание пайщиков приставить к контролю над делом все заинтересованные стороны мне понятно, и потому я не стал препятствовать ни одной кандидатуре, хотя сознаюсь, лицезреть несколько месяцев кряду морду Якуна удовольствие еще то.

Причал стремительно приближается, и заложив руль вправо, кричу:

– Левым табань!

Мгновенно крутанувшись на месте, ялик аккуратно прикладывается левым бортом к причалу, и не дожидаясь пока кинут мостки, я соскакиваю на берег. Меня здесь уже ждут, и я пробегаю взглядом по лицам встречающих.

– Ну здорово, господа мастеровые!

Довольно улыбаюсь и специально нажимаю на слово «господа», дабы подчеркнуть мое уважительное отношение, да и слегка разрядить нервный настрой у ждущих меня людей. Здесь сейчас собрались почти все мои лучшие мастера, потому как я приехал принимать у них первый из двадцати трех, полностью переоснащенный к походу корабль.

Тверская верфь строит катамараны уже больше десяти лет, и этот далеко не новый. Ему уже лет пять, но как сказали бы в двадцать первом веке, он с буквой М, то бишь модернизированный, и эта модернизация флота потребовала поистине титанических усилий от всего моего производственного комплекса.

Получив в ответ нестройное разноголосое приветствие, прохожу мимо и направляюсь к стоящему у причала кораблю.

Подойдя, оборачиваюсь к идущим вслед за мной мастерам.

– Ну давай, Иван Еремеич, начнем с тебя! Показывай, как и что сделали!

Глава верфи, бросив взгляд на стоящего рядом старшего плотника Ясыра и хозяйку швейно-ткацкой мануфактуры Бериславу, вышел вперед.

– Так это, – он еще раз нервно кивнул головой, – все сделали как ты сказал. Мачта есть, один парус сзади, один спереди! – Загибая пальцы, Еремеич наморщил лоб и напрягся, произнося незнакомые слова: – шверт опять же, румпель. Все исправили, как ты указал!

То, что Иван Еремеич заметно нервничает, меня настораживает – значит, какой-то косяк за собой чует! Спрыгиваю на палубу катамарана и прохожу к румпелю. Навалясь, перекладываю руль с борта на борт. Идет тяжеловато, но по-другому и быть не должно. Дальше шверт. В одиночку его не поднять. Подзываю бойца, и вдвоем поднимаем и опускаем. Все вроде работает и сделано добротно, не подкопаешься.

Подумав еще, приказываю поднять гафель и смотрю, как команда все делает умело и без суеты. Подняли, опустили, затем все то же проделали со стакселем. Пощупал полотно паруса – сукно крепкое, стежок ровный и плотный. Попробовал нитку на разрыв – не гнилая.

Одобрительно оглядываюсь на Бериславу и удовлетворенно киваю ей, мол молодец, я доволен. Зардевшись, женщина даже поклонилась, мол рада стараться.

Немая сценка показалась мне забавной, и мысленно даже успеваю подумать, что с Еремеичем показалось, наверное. Переволновался мужик, вот и нервничает!

Решив так, уже было обрадовался, но тут краем глаза замечаю, как мой главный кораблестроитель выдохнул с облегчением, и понимаю, что лажа все-таки есть.

Приказываю стрелку открыть лаз одного из поплавков. Тот резво бросается исполнять, и вмиг побагровевшее лицу Еремеича ясно дает понять, что я на верном пути.

Делаю шаг к открытому люку, и Иван Еремеич тут же подскакивает ко мне.

– Да надо ли тебе, консул, туда лезть⁈ Что ты там увидишь в темноте-то⁈

– И то верно! – На миг останавливаюсь, словно бы задумавшись, но тут же гашу вспыхнувшую было у Еремеича надежду отвертеться.

– Фонарь мне, живо! – Бросаю стоящему за спиной стрелку.

Через пару минут согнувшись в три погибели, заползаю вовнутрь корпуса. Перешагиваю через ребро шпангоута и, пошатнувшись, упираюсь ладонью в днище.

Рука хлюпает по растекшейся внизу луже.

«Вот как! – Разом вспыхиваю гневом. – За дурака меня держат!»