Текст книги "Ролевик: Ловчий (СИ)"

Автор книги: Дмитрий Чернояр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 11 страниц)

Мелодия усилилась, полностью заполняя душу и тело, заставляя подрагивать в такт неслышимой музыке волоски на коже.

– Уже близко.

Шанти, бросив на меня задумчивый взгляд, надела маску и поправила перевязь с мечами.

Не раздумывая, последовал её примеру – всё же у дивной практического опыта шатаний по подземельям не в пример больше моего, не считать же за скилл данжи, пройденные в играх?

– Ник. Напомню. Комплекс частично сохранил свой функционал, поэтому высока вероятность нарваться на активную С-систему. Если она строится на Таланте, почувствую. Если будут големы или турели, вся надежда на твою меткость. Запомни, стрелять нужно в пластину, на которой нарисован глиф "Айнзах" или глиф "Тэтн", – эльфийка взмахнула рукой и над её ладонью на несколько мгновений зажглись двумерные раскоряченные кракозябры. – Эти глифы служат сенсорами опознания, наведения, обработки приказов и контрольного распределителя энергии. Разрушь пластину, и автоном С-системы останется глух и слеп, и не сможет управлять энергией накопителей. Обычно сенсоры располагаются на фронтальной части тела, так что поразить их не составит труда.

– А в чём глубинный смысл столь откровенно идиотского расположения сенсоров?

– В простоте. Проще и надёжнее использовать один глиф вместо системы сложных артефактов и трёхпроекционные руноскрипты. Да и, насколько знаю, во времена эльнар пороховое оружие не использовалось, вместо него в ходу были некие излучатели энергий, что и нашло отклик в комплексной защите С-систем – автономы покрыты весьма интересным композитным материалом, имеющем в своём составе значительную долю керамики. Эта броня, видимо, рассчитана на противодействие высоким температурам...

– Абляционное покрытие, – автоматически выдал я, вспомнив броню клонов легендарного 501-го легиона. – Рассеивает тепло, выделяемое при контакте поверхности с лазером, плазмой и иным высокоэнергетическим вооружением, и не позволяет прожарить внутренности, испаряясь с внешней стороны.

– Ник... – через линзы маски вновь просияли круги радужки эльфийки. – Ты, случайно, мне ничего не хочешь рассказать?

Я постучал пальцем по виску:

– Вот тут оно всплыло. Хотя логику построения ассоциации смутно могу себе представить. Берём печь, выложенную из силикатных кирпичей, внутри доводим температуру до плавления тугоплавкого металла, получаем примерно тот самый коэффициент выделения тепла, что образуется при играх с энергиями. Внутри печи металл кипит, снаружи – можно прислониться к стене и почувствовать лёгкое тепло. Так? Так. И что мешает, имея под рукой отлаженные технологические линии и производственные мощности, сообразить, как использовать подобный эффект в создании защитных покрытий, взяв за основу теплоизоляцию?

– А лазеры, плазма – это что такое?

– Плазма... Тебе знакомо явление шаровой молнии? Или, может, у магов есть боевое заклинание, выглядящее как высокотемпературный летающий шар?

– Боевые маги и артефакторы умеют создавать шаровые молнии, а огнешарами балуются даже жрецы и шаманы.

– Шаровая молния – по крайней мере, её природная версия – это плазмоид, – я почесал в затылке, пытаясь подобрать наименее нагруженное определение понятия лазера. – А лазер – это свет, причём не всегда видимого спектра, пропущенный особым образом через некоторые виды кристаллов.

Эльфийка покачала головой:

– То ли в твоей Империи науки стали массово продвигать, то ли Лес, из которого ты вышел, скрывает в своих чащобах осколки древних знаний.

– Увы, ты не права, Шанти. Но рассказать подробнее не могу, прости. По крайней мере, сейчас.

– Да ладно, – пожала плечами храмовница, – не критично. Слышала я и о ментальных контрактах, и о гипноблоках, и о глубинной блокаде сознания, так что имею представление о последствиях намеренного давления на психику, не говоря уж о ментоскопировании.

Нет, в принципе, это хорошо, что остроухая сама сделала предположение и сама же его и подтвердила... Но... Не хочется ведь обманывать девушку. Недосказанность, неопределённое глубокомысленное мычание и прочие имитации псевдосогласия всегда выбешивали. А Шанти... Сеяшантери до сих пор показывала себя адекватной, разумной леди, и недавний случай истерики, подавленный в зародыше, совершенно не в счёт. Да и Арагорн так ведь и не сказал, можно ли светить своей иномирностью или нельзя.

В принципе, что прямым текстом не запрещено, то разрешено. Но тропка эта очень уж скользкая и мутная, так и тянет от неё либерастией и толерантностью. Слишком уж легко, ступив на неё, двигать окна Овертона, сначала для себя, потом и с проекцией на окружающих. Примеры СШП и Еврогейского союза чего только стоят с их оголтелой толерастией, либеральностью и практикой ювенальной системы.

Я мысленно отвесил себе подзатыльник: где СШП, а где эльфийка? Весовые категории разные, на первый взгляд, а вот если копнуть поглубже... Масштабируемость окна Овертона – вполне действующий механизм, не настолько утрированный, как в агитках и слоганах времён Союза, но – что есть, то есть.

Можно и умолчать, списав всё на кашу в мозгах, образовавшуюся после Слияния, но... не по-людски это как-то. Хуманс я, или покурить вышел? Человек – это звучит гордо, хотя, зачастую, выглядит совсем наоборот, в пику Антону Павловичу. Но ведь чуть ранее я и так вознамерился сдвинуть точку восприятия хумансов среди других рас, и пусть точка будет сдвинута в отношении меня, что мешает, пользуясь моим примером, проецировать полученные знания и впечатления на других людей?

Но тут важнее выставить маркеры приемлемой зоны доверия. Хотя Шанти и храбрится, и старается выглядеть бывалой, но – прекрасно чувствую, что она очень молода и неопытна. Да, знает она просто чудовищно много, имеет какой-никакой, но опыт работы в команде и практической археологии на эльнарских руинах. Однако, что-то подсказывает мне, что с обычными хумансами, не имеющими связи с Храмом, ей встречаться если и доводилось, то мельком и издалека.

Так уж повелось, что даже во вполне лояльной к другим расам Империи кого-то, кроме людей, найти очень сложно. И вольные города, за которые благодарил биомант галеона – они были разрушены отнюдь не из-за цветистой работорговли. Причина гораздо более банальна: жители полисов, в основе своей, живут за счёт разбоя и пиратства. Империя не раз предупреждала, что за каждый ограбленный транспорт будет уничтожать десять кораблей посмевшего напасть, за каждого убитого или проданного в рабство – вернёт долг сторицей. Всё просто до неприличия: вольные города расположены вдоль основной транспортной магистрали Империи, и воздушный и надводный флот курсируют мимо них с наименьшими отклонениями. Несколько, вполне вероятно, подставных или разыгранных втёмную кораблей-пешек, разграбленные, с вырезанной начисто или полностью проданной в рабство или на рудники командой – и вот у Императора развязаны руки. Жаль, что Полуденный флот подоспел только на руины да развалины... У Природы были свои счёты с полисами, и доброжелатели из Империи ей лишь немножко помогли.

Но это всё лирика, в данный момент, к тому же, совершенно лишняя.

Чего я хочу? Показать эльфийке, что не все люди – чистейшее гуано. Сделать это лучше всего на своём примере. Да, я тоже далеко не подарок, к тому же ещё и базовая личность – иномирянская, но, за неимением гербовой...

Заметив поднятый над плечом сжатый кулак Сеяшантери, замер, беззвучно отщёлкнув застёжку кобуры.

Шанти, словно обратившись в статую, вслушивалась в окружающее пространство, ни малейшего движения, только ушки забавно шевелятся в асинхронном танце, улавливая что-то, недоступное моему слуху.

– Показалось, – тишайший шёпот, настолько тихий, что воспринимается скорее внечувственно, нежели как звуковая волна.

– Что показалось?

Как ни старался спрашивать на выдохе, минимизируя громкость, ушки эльфийки всё же болезненно поджались.

– На миг почудилось, будто мелодия какая-то невероятно притягательная играет, – тряхнула головой храмовница. – Странная магическая музыка...

Я кивнул:

– Тебе не кажется, Шанти, это Зов Следа. Я его слышу ещё с верхнего шлюза, и чем ближе, тем сильнее мелодия.

Из-под линз вновь пробилось сияние, пульсирующее, яркое, словно сами зрачки эльфийки с дикой скоростью сужаются и расширяются, параллельно работая галогенными фарами.

– Нет, этого не может быть, – упрямо качнула головой Сеяшантери. – В тебе на данный момент нет магии, нет предрасположенности к ней, твой потолок сейчас – видеть внешний слой ауры, и то целиком, общей картинкой, без различения деталей.

– Ну и ладно, нет, так нет, – я не стал препираться с храмовницей. – Только я эту мелодию слышу. Вот такой вот парадокс о двух ногах, извините.

Вот чего-чего, а того, что командир группы бухнется на колени, я не ожидал.

– Ник... Прости...

Так. Стоп машина. Приехали.

Сев рядом, качнулся, слегка коснувшись плечом руки эльфийки.

– Шанти, серьёзно, ты бы завязывала извиняться за каждый чих. Я, конечно, понимаю, что у тебя великолепное воспитание, чувство такта и всё такое прочее, что делает из тебя просто сногсшибательную высокородную леди, но, действительно, если на каждом шагу будешь просить прощения одна Бездна знает за что, то я скорее вокруг мира путешествие начну и закончу, чем мы доберёмся до конца этого коридора.

Эльфа медленно качнула головой:

– Ник... Ты вряд ли поймёшь... Я за сегодня допустила столько ошибок, что мне самой впору брать в руки метлу и подавать заявление на перевод в дворники. На большее я не способна...

– Ну-ну, – максимально скептично хмыкнул я. – И в чём же ты считаешь себя виноватой?

– Тебе по пальцам перечислить?

– Да хоть по пальцам, – хорошо, что через маску выражения лица не видно, вряд ли бы Шанти по достоинству оценила мою широченную лыбу.

– Инцидент с т'каячча – раз, – эльфийка загнула мизинец. – Два – излишняя гордыня в отношении себя и недопустимая грубость и примитивность мышления в отношении других рас. Не сообразила похвалить Карину за заслуженный великолепный результат и, как следствие, чуть не спровоцировала своим бездействием экстремальное повышение агрессивности в группе – это три. В-четвёртых, поддалась сомнительной самоуверенности в неоспоримости собственных знаний, посчитав, что здесь и сейчас никто иной не знает больше о Слиянии и его проявлениях, чем я. Четыре крупных оплошности, и это не считая множества мелких.

Ну милота же! Красавица, спортсменка, умница. Вряд ли комсомолка, но это не так и важно. Самое главное – может критически взглянуть на себя, оценить промахи и сделать выводы. Уникальная девушка, что бы она о себе там не придумала.

Тяжело вздохнув, осторожно погладил эльфийку по хитиновой спинке:

– Шанти, вот просто совет позволишь?

– Угу...

– Попробуй разбивать своё поведение по ролям. Например, пока ты командуешь группой, отбрасывай прочь все рефлексии, размышления и прочее самоедство. Задача любого командира, в первую очередь, обеспечить наличными силами выполнение поставленной задачи с максимальной эффективностью результата и минимальными потерями среди личного состава. Всю лирику оставляй на потом. После выполнения задачи – хоть на голове прыгай, хоть в подушку урыдайся, хоть мозгоправам мозги выноси. Да, мы не на войне, но принцип действия везде одинаковый. Ну а касательно меня... Дорогая моя дивная, – проникновенно сказал я, продолжая поскрипывать хитином перчатки о хитин кирасы, – я же хуманс, толстошкурое наглое нечто, и понятие тонкой душевной организации мне не просто не знакомо, но и совершенно недоступно в силу природной непредрасположенности. Так что обидеть меня весьма сложно, тем более словами. Пожалуйста, запомни это, и перестань просить прощения за каждое невольно обронённое слово, договорились?

– Ник, Ник... Я искатель, а не командир, и предпочла бы самостоятельно изучать руины или же работать наравне со всеми, но никак не отдавать приказы и думать за всю группу.

– Тогда почему сейчас выступаешь в роли командира?

Эльфийка вздохнула:

– Регламент храма Разума по проведению изыскательных, археологических и поисковых экспедиций обязывает в акцентных группах старшее должностное лицо брать управление на себя, за исключением случаев, когда это лицо непосредственно занято обеспечением защиты, охраны и сохранности, а так же безопасности базы, транспортного звена, пункта оказания неотложной медицинской помощи или лиц, входящих в список высшего командного состава. А из таких старших лиц в пределах корпуса галеона – только я.

Встав, поправил перевязь с топором, переместив его так, чтобы ударная часть не блокировалась рюкзаком.

– Понял, как говорится у нас – не в жилу работёнка. Но других-то кандидатур нет, дивная, так что придётся тебе сегодня ещё немного покомандовать. А если по завершении экспедиции меня пустят на камбуз, обещаю подлечить тебе нервы порцией отличного глинтвейна.

– Договорились, – храмовница плавным, единым движением поднялась на ноги. – И, всё же, извини, что позволила себе считать свои знания о Слиянии абсолютными и подвергла твои слова сомнению.

– Фигня-война, – я махнул рукой, предлагая продолжить путь. – И сам бы не поверил, если бы не со мной это происходило.

– Логично...

Шанти достала из пояса отполированный до матового блеска тёмный камушек и, замерев с ним в зажатых ладонях на несколько секунд, бросила его вперёд. Вопреки законам физики, камень падать отказался, по его поверхности коротким золотым росчерком разбежалась сложная вязь незнакомых символов и геометрических фигур, так же быстро исчезла, а всю проекцию коридора заполнила едва заметная глазу пелена.

– Артефакт эльнаров, – пояснила Сеяшантери, не дожидаясь моего вопроса. – Генерирует поле, выполняющее роль универсального ключа в большинстве типичных ловушек, дополнительно поддерживает слабенький щит немагической полевой природы, способный приглушить взрыв или пару-тройку выстрелов из автоном-турели С-системы. Ник, на всякий случай держи оружие наготове.

– А тебя не оглушит, если стрелять начну?

– Нет, – эльфийка пробежалась пальцами по маске и... из-под хитина и металла очень быстро стали выползать тонкие серые ростки, формируя вокруг ушек храмовницы полусферы наушников. – Если над самым плечом стрелять не начнёшь, как-нибудь переживу.

Достав револьвер, выщелкнул барабан и ещё раз убедился, что все патроны на месте. Спидлодер бы ещё оснастить, но, похоже, в этом мире до него ещё не додумались. Зато кобуру догадались улучшить магнитами – можно и без застёжки ходить, и даже кувыркаться – оружие не выпадет, что, впрочем, не мешает ему без усилия извлекаться из контейнера.

– Готов.

– Тогда – идём. И да, Ник, а что такое "глинтвейн"?..

Ни ловушек, ни автономов С-системы, к счастью, на всём пути не попалось. Коридор ровный и прямой, как мысли военного. Местами попадались выкрошившиеся слои стен и потолка, наталкивая на мысль, что несущие и укрепляющие конструкции в основе своей имеют принцип луковицы: слой на слое и так далее до энного значения. Материал твёрдый, чертовски прочный, процарапать его – задача не в пример более сложная, чем наскальная живопись наверху.

По идее, ощущение глубины должно вызывать психологический дискомфорт – над головой столько тысяч кубометров камня, породы и воды, что если рухнет, то раздавит в молекулярную лепёшку. Но – не ощущается. Даже давление не чувствуется, хотя оно тут должно быть гораздо выше, чем на уровне моря.

Может, это эмпатия успокоившейся Шанти ненавязчиво влияет на психологическое здоровье, а может, мне просто пофиг на глубину. В принципе, природа пофигизма ясна и понятна: случишь что, всё равно не спасёшься и не выберешься, а значит, и дёргаться смысла нет никакого.

Всё рано или поздно заканчивается, закончился и коридор, ознаменовав финишную прямую арочным порталом, перекрытым лёгким маревом ограждающего поля.

Песнь Следа Создателя усилилась, заставляя уже физически ощущать переливы и переходы мелодии, словно огромный невидимый оркестр играет пробирающий до самых глубин души марш, а ты стоишь посреди амфитеатра, в точке фокуса звука, и, сминаемый и выворачиваемый наизнанку мощными волнами Зова, понимаешь, что вся эта красота, сила, могущество – для одного тебя.

Проняло даже Шанти – эльфийка на некоторое время вообще выпала из реальности, только плавно, в такт мелодии, мерцала зрачками, да подрагивали прикрытые растительными наушниками ушки, вслушиваясь в беззвучную музыку Песни.

Я уже подумывал нести девушку на руках, но Сеяшантери очнулась чуть раньше, чем я приступил к реализации плана.

– Сколько мощи в этой мелодии... – вздрогнула, оттаяв, храмовница. – Чудовищная сила, перед которой почти невозможно устоять... Ник, как ты можешь всё время её слышать и при этом не срываться очертя голову за артефактом?

– Я же говорил, что толстошкурый, – пожав плечами, медленно двинулся к арке.

– Это не толстошкурым надо быть, – посетовала эльфийка, столько же заторможено вышагивая рядом, – это вообще совершенно глухим надо уродиться, чтобы противостоять столь могущественному Зову!

– Щито поделаешь, – полушёпотом сказал я, остановившись в нескольких сантиметрах от портала.

Поле, синеватое, едва уловимо мерцающее, наглухо перекрывало арку, а вблизи ещё и заставляло шевелиться волоски на скальпе, бровях, бороде и в иных, менее примечательных, местах. Осторожно поднеся открытую ладонь к пологу, замер в считанных миллиметрах от него. Руку слегка покалывает, но покалывание это не похоже на электрическое, равно как и разрядов между перчаткой и защитной поверхностью не наблюдается.

– Чего боишься? Поле не кусается, – бросила Шанти, встав рядом.

Достав мачете, эльфийка, вопреки недавнему своему заявлению, аккуратно вдавила лезвие в полог. Как только остриё ушло внутрь, храмовница остановилась, подождала десяток секунд и вернула клинок по эту сторону портала. Придирчиво осмотрев клинок, уже смело вогнала его в поле по самую рукоять и, вновь выдержав паузу, извлекла обратно.

– Лезвие чистое, сухое, маркеры окисления, разрушения, иных алхимических процессов не выявлены, – тихо произнесла девушка, возвращая мачете в ножны. – По ту сторону поля как минимум нет воды, высокого или низкого давления, непригодных для дыхания смесей либо несовместимых с жизнью температур. Идём?

– Идём, – и я смело шагнул вперёд.

На миг тело охватила волна покалываний, не столько снаружи, но и изнутри, а потом движение закончилось по ту сторону арки.

Рядом замерла эльфийка, мерцающими глазами осматривая помещение.

Ну что сказать? Скромно и со вкусом. Круглый зал, по периметру арочные портики, уходящие почти под самый потолок, конусом сходящийся в центре. Визуально декоративные балки, украшенные невычурной резьбой, вырываются из маковок ниш, чтобы, немного не дойдя до центра, упереться в кольцо, аналогичное балкам по фактуре и материалу. В центре – пьедестал, на нём, полуприжав сложенные лодочкой ладони к груди, стоит статуя закованной в непривычную броню женщины, воздевшей литое, монолитное забрало к потолку. И в её руках – источник Песни, ровно сияющий рассеянным светом тёплых оттенков.

– Шанти, статуя или голем?

Эльфийка, вздрогнув от моего голоса, чуть ли не села.

– Такая мощь... Сложно ей сопротивляться, – прерывисто выдавила храмовница, безуспешно пытаясь занять устойчивую вертикальную позицию. – Что ты спросил?

– Броня с грудью на пьедестале – это статуя или голем?

– Не могу сказать, Ник, – тяжело выдохнула Сеяшантери, – Слеза Творца забивает все доступные мне диапазоны сканирования. Но... таких големов не видела... Они обычно на трёх или шести ногах...

Едва договорив, девушка всё же не выдержала напора Силы Следа и грузно осела на пол, сжав виски.

– Шанти! Что я могу сделать?

Застонав, эльфийка сложилась пополам, уткнувшись лбом в землю. В другом месте и при других обстоятельствах не удержался бы от возможности полюбоваться открывшимся великолепным видом, но сейчас – сейчас вообще не до эстетики. Шанти с такой силой сжимает голову, что по хитину маски разбегаются трещины, а ушки вот-вот обзаведутся раздавленными хрящами. Из-под личины на пол уже успела натечь лужица почти чёрной в местном освещении крови.

Аккуратно подхватив храмовницу под мышки, вытащил её из зала, прислонив к стене в коридоре. Маску – долой, руки зафиксировать локтями и хоть немного отвести от головы.

Ёпт...

Белка нет от слова совсем, вместо него сплошная красная поверхность, по кольцу радужки бегут символы, не неся в себе ни каплю упорядоченности и завершённости. Узкий зрачок, кровавые слёзы, струйки юшки из ушей, носа и рта – последние – из прокушенных губ. Свинтив крышку с фляги, разжал челюсти эльфийки и силой влил четыре глотка. Чтобы Шанти проглотила тонизирующий настой, пришлось зажать ей нос и запрокинуть немного назад голову.

Закашлявшись, эльфийка несколько раз с силой ударила кулаками в пол и, завалившись на бок, затихла, изредка вздрагивая.

– Если не можешь говорить, но понимаешь меня, дважды моргни, – опасно это, охитиненными перчатками держать голову дивной в ладонях, одно неверное движение, и нежную кожу рассечёт до костей, но – пока справляюсь.

Глаза Сеяшантери то и дело порывались закатиться под лоб, и чуйка просто орала, что если позволю ей потерять сознание – потеряю единственного друга навсегда.

Время шло, тянулось тягучими соплями-секундами, размазывалось в вечность... пока веки Шанти не дрогнули. Раз, два. Зрачки немного расширились. Веки едва-едва шевелились, но взгляд вернул осмысленность, понимание. Плеснув несколько капель настойки в колпачок, вновь влил жидкость в рот эльфийки. Выпила, умничка моя. Всё, с тоником хватит, насколько бы ни был могучим метаболизм дивных, но ещё одного глотка хватит, чтобы и храмовницу с ног свалить.

– Что могу сделать для тебя?

Эльфа чуть качнула головой. Понятно – ничего.

Глаза указывают на маску. Чертыхнувшись, сунулся в рюкзак, ага, есть! Оторвав кусок ткани от рубашки, вытер кровь с лица девушки и надел маску обратно. Пожалуй, всё, что сейчас могу – это отнести эльфийку как можно дальше от источника Песни.

Метров триста оттопать пришлось, пока Шанти легонько не стукнула в нагрудную пластину. Ага, хватит.

– Может, позвать Карину? Ты выглядишь очень плохо.

– Сойдёт, – храмовница вяло шевельнула кистью. – Восстановлюсь быстро... Пара минут и всё.

С каждым словом голос её становился крепче, а движения теряли эффект полного раздрая моторики. Глубоко продышавшись, эльфийка аккуратно сняла маску, обнажив лицо, густо покрытое сетью корешков, тянущихся из-под воротника. Вытащив из поясного пенала огромную пилюлю, с выражением вселенского омерзения на уставшей мордашке разгрызла её и попыталась проглотить, явно прикладывая титанические усилия на подавление рвотного рефлекса. Закашлялась, выплёвывая крошки таблетки, но большую часть всё же удержала в себе. Упёршись подбородком в воротник, поднесла маску к лицу, поймав зубами ранее незаметную трубку, и присосалась к ней. Десяток глотков потребовался, чтобы вымученная гримаса покинула лицо дивной.

Тяжело дыша сквозь плотно сжатые зубы, Шанти характерно подрагивала грудной клеткой, борясь с неудержимой рвотой. В своё время прошёл через похожую пытку – однажды крепко получил по почкам, на МРТ ни денег, ни свободных мест в очереди не было, и вся процедура выполнялась дедовскими методами: касторка и постный бульон. Чтобы рентгеном просветить брюшную полость и сделать снимки почек и окружающего их ливера, обычно хватает пары-тройки дней такой диеты: кишки должны быть пусты, как разум монаха, познавшего дзен. Мне пришлось терпеть неделю. На второй день желудок чётко ассоциировал вкус бульона и касторки, на то и другое отвечая бунтом, бессмысленным и беспощадным, уходя в отказ от принуждения к перевариванию лекарской мерзости. И именно такими же движениями сопровождался каждый глоток касторки, каждая ложка бульона.

Теперь вот эльфийка так же подрагивает, а память воскрешает ни с чем не спутываемый запах и вкус касторки, эту мерзостно-липкую субстанцию, обволакивающую язык, гортань, оседающую на нёбе, и пусть это тело с методами земных коновалов не знакомо – разум сильнее плоти, и оборотная сторона эффекта плацебо предстаёт во всей красе.

Сорвав маску, с облегчением выплёвываю тягучую, густую, едкую слюну. Лечебный глоток настойки всё же перебивает мягким травяным вкусом послевкусие, воскрешённое и воплощённое в памяти, тёплый огонёк в желудке успокаивает готовый взбунтоваться орган, ласково касается его стенок.

Эльфийка с шумом сплёвывает, слюна густая, белая, плотная – тонкая ниточка повисает на губах девушки, но ей всё равно – из глаз льются огромные прозрачные капли слёз, домывая кровавые дорожки, оставленные предшественницами.

Взгляд Шанти понимающий, сочувствующий.

– Ты ведь... не ел пилюли Гаррса...

Голос сиплый, говорит с надрывом, перемежая слова покашливанием.

– Вспомнил нечто схожее... У хумансовских коновалов зовётся касторкой. Её пьют, чтобы, значитца, кишки со свистом чистились. Судя по твоей мимике – этот кругляш имеет аналогично мерзкий вкус.

– И то правда... – подавив очередной рвотный позыв, эльфийка вновь избавилась от крупного комка слюны. – Как будто протухшим тролльим дерьмом накормили...

– Может, всё же позвать Карину? Или тебя к ней отнести?

– Не надо... Если меня так Зовом накрыло... то её из комы вытащить... даже лич-биомант не возьмётся...

Я почесал в затылке:

– Слушай, а защиты от такой глушилки совсем нет? Амулет какой-нибудь или особое состояние транса?

Муть в глазах храмовницы постепенно прояснялась, даже кашель почти завершился, только грудь иногда вздрагивала.

– Дело не столько в Зове и подавленном магическом и ментальном фоне... Это борьба с собой...

– То есть?

Шанти, вздохнув, попыталась сесть. Руки разъезжались, тело отказывалось держать равновесие. Сев рядом, притянул девушку к себе, позволив упереться в плечо.

– Благодарю, Ник, – эльфийка едва-едва улыбнулась. Не знаю, как там ауры и прочие поля, но картинка на визуальном уровне весьма печальная. Не знаю, что именно Песнь Следа сотворила с девушкой, но результаты удручающие. Кожа мёртвенно-бледная даже в тёплом освещении, на дневном свету, наверняка, вообще с прозеленью или синевой окажется; глаза залиты кровью из разорвавшихся сосудов; лицо, обрамлённое жутковатой сетью корешков костюма, заострилось и осунулось.

Не удержавшись, дотянулся до Шанти и пальцем стёр с губ девушки нитку слюны.

– Что же намешано в эти проклятые пилюли? – густая биологическая жидкость оказалась на редкость липкой и приставучей, не рискнув размахивать конечностью рядом с лицом храмовницы, просто вытер слюну о пол.

– И не говори, – с кислой миной согласилась Сеяшантери. – Выглядит, как будто... Ой!..

Эльфийка осеклась, прикусив губу и потупив взор, и тут же залилась краской.

– Что – ой?

– Молодой незамужней дочери Звёзд не полагается знать такое... такие... – она покраснела ещё гуще, буквально налилась пунцовостью, а ушки, кажется, вообще стали излучать раскалённый свет. – ...такие подробности личной жизни, – совсем тихо закончила она.

Я несколько секунд залипал, пытаясь понять, о чём же она говорит. А потом до меня дошло. Густое, белое, смущающее эльфийку так, что она может подрабатывать походным фонариком.

Фыркнув, не удержался и, сотрясаемый с трудом сдерживаемым смехом, сполз вдоль стены. Шанти, не ожидавшая такой подставы, тут же потеряла точку опоры и скатилась на меня.

– Шанти, ты жжошь напалмом, – только это и смог просипеть, продолжая бороться с приступами смеха.

– Я – что?..

– Потом расскажу, – отмахнулся я, всё же подавив в себе неуместный в данных обстоятельствах приступ смехуёвничества. – И зря ты стесняешься – дело-то житейское.

Эльфийка, замерев, погладила меня по щеке:

– Эх, Ник, Ник... Это у хумансов, может, подобное и является допустимой нормой, а у хэльнар – табу для приличного общества. Дальше скатываться мне уже просто некуда...

Хмыкнув, сошкрябался с пола и вновь прислонился к стенке, пристроив эльфийку в прежнее положение.

– А где ты здесь видишь приличное, за исключением тебя, общество? Правильно, – я не позволил храмовнице вставить хоть слово в своё оправдание, – нигде. Из меня – бывшего вояки, а ныне и вовсе бездомного бродяги – тот ещё махровый аристократ, как ни крути. Так что, пока ты находишься со мной, можешь сгрести все навязанные тебе нормы поведения в одну кучку и смело затолкать их под ковёр.

– А почему под ковёр?

– Чисто из эстетической целесообразности и любви к искусству, ввергающему перфекционистов в нервный срыв и перманентный нервный же тик.

Эльфийка засмеялась – легко, непринуждённо, живо, мигом перестав быть чопорной мадамой и превратившись обратно в милую, настоящую живую девушку.

– Хорошо, Ник, договорились. Только... ты никому об этом не рассказывай, ладно?

– Чтобы я, да такую прелесть предал?! Да ни за какие ватрушки!

– А за булочки?

– Хм... С черничным вареньем?

– Ага, и посыпушкой из сахарной пудры.

– Ну, только если так... – многозначительно протянул я, косясь на посвежевшую храмовницу.

– Предатель! – прошипела Шанти, зло сощурив глаза и приподняв верхнюю губу, обнажая белоснежные клыки. Она умудрилась продержать эту маску целых несколько секунд, после чего, не выдержав, фыркнула и тихонько рассмеялась. – С тобой легко, Ник. Благодарю.

– Обращайся, – подмигнув девушке, встал, готовый подхватить Сеяшантери, если вновь начнёт заваливаться.

Но нет – самостоятельно удержалась.

– Тебе лучше?

– Ага, – кивнула эльфа.

– Так что там насчёт борьбы говорила?

Лицо храмовницы враз посуровело, а глаза недобро прищурились.

– Я не знаю, как ты можешь игнорировать этот проклятый Зов... С ним невозможно бороться. Столько чистой Силы – и задаром! Шёпотом, криком – со всех сторон, на всех слоях и уровнях восприятия. "Возьми, это всё твоё", "Используй Силу!", "Сила – твоя, от тебя ничего не надо, только используй её", – кривя губы, буквально выплёвывая каждое слово, зло процитировала она свои ощущения.

Ёпт...

Вот чего её корёжит так... Видимо, установка Храма – свою силу брать самим – забита на уровень рефлексов, или же воспитание у них такое, без сомнения, грандиозное. Устоял бы я сам? А вот хэ его зэ.

– Радует, что мне медведь, похоже, все эти органы восприятия оттоптал.

– Медведь?

– Ага. Здоровенное такое мохнатое животное, любит малину, мёд и мясо, живёт в лесах и вечных льдах, на зиму впадает в спячку.

– А, ты о бере?

– Хм... Спит и живёт в берлоге... Бер-лог... А что, похоже. У него ещё во время спячки в заднице пробка образуется, которая по весне выскакивает, оттого, если его посреди зимы из спячки выдернуть, люто злой становится и раздражительный.