Текст книги "Дорога сновидений. Русская сказка"

Автор книги: Дмитрий Леонтьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

ДОРОГА СНОВИДЕНИЙ. РУССКАЯ СКАЗКА.

ЧАСТЬ 1. КАЛИНОВ МОСТ. ГЛАВА 1. Под броней, с простым набором,

хлеба кус жуя,

в жаркий полдень едет бором

дедушка Илья;

Едет бором, только слышно,

как бряцает бронь,

топчет папоротник пышный

богатырский конь…

А. Толстой.

Ничего не получалось. Выключив ноутбук, я потер слезящиеся от табачного дыма глаза и встал из-за стола. Идей не было, хоть тресни. За последние два месяца я перечитал почти полтысячи сказок, преданий легенд и былин, изучил сотни исторических песен, сказаний, эпосов и баллад. Споил ящик водки работникам института этнографии и Академии Наук. Я научился отличать сказки Воронежской области от сказок Ленинградской. Толстой, Бажов, Королькова и Афанасьев являлись ко мне по ночам во сне, разъяренные моей тупостью. В бессильной ярости я посылал их к Гауфу и клял ни в чем не повинных братьев Гримм. Шарль Пьеро и Андерсен стали моими личными врагами. Ершова и Шварца я ненавидел, а фильмы Роу и Диснея только оттеняли мое творческое бессилие. Но больше всех я ненавидел нашего генерального директора. «Ты, Савельев, у нас кто? Иван. Так значит, тебе просто на роду написано за эту работу и браться. К майским праздникам жду результата». Крупнейшая компьютерная фирма Петербурга. Более сотни постоянных работников. И только один Иван – я. Соломоново решение. Раз Иван, значит будешь писать сценарий компьютерной игры по мотивам русских народных сказок, сейчас это модно и актуально. Нет, разумеется, я не дворник и не каменотес, но по моему скромному разумению, компьютерщик от писателя все же несколько отличается. Сценариста нанять им в голову не приходило, кощеям жадным. Плюнуть бы на все, да адаптировать «Приключения Иванушки» под «Герои меча и магии», да и дело с концом. Так ведь нет – мучаюсь. В жизни чужих идей не воровал, а над своими не халтурил, и директор об этом знает… Ох, если б вышло у меня… Да разлетелось миллионными тиражами!.. Так нищета надоела… Если когда-нибудь сподобит Господь жениться и детей завести, в жизни их сказками мучить не буду! Хотя вряд ли мне это грозит. Длинный, как рельса, худой, сутулый и полунищий очкарик. Хотел бы себе такую пару? Вот и девушки не хотят… Я вздохнул и открыл форточку. Свежий воздух ворвался в комнату, буквально на глазах разрывая концентрат из дыма и пыли, которым я дышал всю ночь. Весна в этом году выдалась ранняя. Погода такая, словно во дворе не конец апреля, а разгар июля, а я сижу тут, как немец, прикованный к пулемету… Ну уж нет! Зажав ноутбук под мышкой, я спустился во двор и направился к небольшой беседке, рядом с детским садом. Когда я понял, насколько плоха эта идея, бежать было уже поздно. – Оп-с! А вот и решение всех наших проблем! – радостно поднялся мне навстречу Васька Чугунов, местный жлоб и дебошир. – Ты к нам, Ванюта? А мы – тута… Такой идиотский смех я слышал только в американских мультфильмах. Васька был моим проклятием еще со школьной скамьи. Нет, он не испытывал ко мне какой-то личной неприязни. Я был для него чем-то вроде резервного банка. Совершенно непринужденно и даже доброжелательно, он отбирал у меня деньги на школьные завтраки, фломастеры, ручки и прочие безделушки. Так же безразлично, и без особой злости, поколачивал, если мне приходило на ум воспротивиться грабежу. Со школьной поры прошло уже больше семи лет, но Чугунов был человеком консервативным и своих привычек менять не любил. – Ванька – встанька, – поманил он меня заскорузлым пальцем. – А ну-ка, встань передо мной, как лист перед травой, повернись к дому передом, а карманом ко мне, и вынь из него недостающую нам десятку. Вот этот «сказочный мотив» в его вымогательстве и был последней каплей в чаше моего терпения. Бессонная ночь, творческое бессилие и глумливые ухмылки на лицах его дружков притупили мое чувство самосохранения. – Отвали, Чугунов! – заорал я. – Отстань от меня раз и навсегда, понял?! Васька не обиделся. Ему вообще было безразлично, что я говорю. Ему была нужна десятка. – Копейки для соседей пожалел, – укоризненно протянул он, хватая меня за шиворот и неторопливо обшаривая карманы. – Мы, с корешами твою ученую задницу на границе от врага защищали, пока ты ей институтские скамейки протирал, а ты, своим же защитникам в рожу плюешь? Ладно, мы люди негордые и от вас, лягентов паршивых, добра не ждем. Сами его возьмем. Да не дергайся ты… Чё, действительно ничего нет?.. – Отвали! – к моему ужасу, я почувствовал, как от беспомощности и унижения, на глаза наворачиваются слезы. – Васька, отправь его домой, – посоветовал один из мордоворотов, – нехай он нам либо деньги, либо пузырь тащит. У таких, как он, всегда в папашином баре бутылочка коньяка припрятана. – Отправить-то можно, – задумался Васька. – так ведь не вернется, сопля очкастая. Даже невзирая на перспективы от последующих встреч – не вернется. Знаю я его. – А что это у него за чемодан под мышкой? – Компьютэрь это, – пояснил многознающий Васька, – только маленький. Он с ним не расстается. Хотя, это – идея! Давай, Ванька, мы твой компьютэрь пока у себя подержим, что бы тебе легче было домой сгонять. Принесешь десятку – отдадим. – Не отдам! – просипел я, пытаясь вырваться из его цепких лап, – нет у меня денег! Нет, понял?! – Нет денег, зато есть идея, – без особых усилий удерживая меня, призадумался он. – Мы твой чемодан с проводами, пока Машке из винного, за пару червонцев заложим, а ты денег раздобудешь и выкупишь. Не боись: она девчонка ответственная – не потеряет. В конце – концов, что для тебя, Ванюта, пара червонцев? Это мы люди простые: грузчики да охранники, а ты в фирме работаешь, тебе деньги за мозги платят. Что, твои мозги ничего не стоят? – Не отдам! – Да ладно тебе, – благодушно пробасил Чугунов. – В первый раз, что ли? Пора бы уже и привыкнуть. Решили вопрос по доброму, и разошлись. Жлоб ты все-таки, Ванюта. К тебе по-доброму, а ты… Давай сюда свою чемодан… Но я вцепился в ноутбук намертво. Чугунов горестно вздохнул, и несильно треснул меня по шее. Я сжал зубы и вцепился в ноутбук обеими руками. Васька нахмурился и потянул его на себя. Несколько секунд мы топтались на месте, пыхтя и переругиваясь. Понимая всю бесплодность моих усилий, я уже хотел выпустить чемоданчик, когда из-за спины Чугунова выпрыгнул белобрысый амбал в полинявшем камуфляже и, продемонстрировав какую-то показушную стойку из третьесортных американских боевиков, без долгих разговоров, заехал мне ногой в грудь. Меня приподняло в воздух, и даже не успев прочувствовать боли, я совершил кратковременный полет, окончившийся приземлением на груду кирпичей за беседкой. В затылке что-то противно хрустнуло, и тьма неторопливо начала всасывать меня в свое липкое, чавкающее нутро. – Колюня, ты что, совсем на голову ослаб?! – донесся до меня затихающий в дали голос Чугунова. – Ботаник и так бы чемодан отдал! Ты же ему черепушку проломил, урод! Не дай Бог, коньки отбросит! Эй, Ванька! Ванька, ты меня слышишь? Иван, вставай!.. Разноцветные точки, летавшие вокруг меня в темноте, погасли, и невидимая сила потащила меня куда-то вверх… – Ванька, вставай! Хватит бока отлёживать! – что-то твердое уткнулось мне в бок, переворачивая на спину. – Ты что, маков обнюхался или зелена вина перебрал? Вставай, лежебока! Я приоткрыл один глаз и посмотрел в затянутое тучами небо. «А с утра ни облачка не было, – подумал я. – Это сколько же я тут валяюсь? Сволочь Васька! Васька?! Где ноутбук?!» Я поспешно вскочил на ноги и… обомлел. Вокруг меня тянулись к небу гигантские, невиданные доселе сосны. Исполинские, каждая в три – четыре обхвата, но идеально прямые и стоящие друг от друга метрах в трех, отчего весь бор казался просторным, чистым и даже солнечным – видимо, из-за нежного, золотисто – коричневого, цвета сосновой коры… А прямо передо мной, на чудовищных размеров коне, сидел бородатый, широкоплечий мужик, с густой, седой бородищей и вислыми усами. Но самое диковинное было в том, что широкую, как наковальня, грудь старика, обтягивала настоящая металлическая кольчуга, с двумя прямоугольными пластинами из тускло блестящего метала. За спиной виднелся круглый, окованный железными бляхами щит, к потертому седлу была приторочена неимоверных размеров булава, а в руках чудик держал двухметровое копье, которым и тыкал мне в бок, пытаясь привести в чувство. Довершали наряд местного сумасшедшего просторные штаны, из непонятного для меня, но, по-видимому, очень плотного материала, цветом и покроем напоминавшие армейские кальсоны. В треугольных стременах торчали грязные и поцарапанные ступни с желтыми ногтями и заскорузлыми пятками. Впрочем, сапоги у чудо – наездника все же имелись: стоптанная подошва вылезала из дыры в седельной сумке. – Ты кто? – спросил я. – Кто-кто… Кощей в манто, – оскалил он в улыбке не по годам белые зубы. – А то и вовсе – дед Пихто… Молод ты еще, старикам вопросы первым задавать. Не местный, что ли? – А где я? – У – у – у, – протянул ряженый. – Тут не маком и не вином, тут грибами мухоморами дело попахивает… Где – где, в лесу – не видишь, что ли? Хотя, что с Ивана взять… – Откуда ты меня знаешь? – Я? Тебя?! О тебе, молодец, я и слыхом не слыхивал. – Но ведь по имени назвал? Иваном… – А это заметно очень. И по виду, и по уму. По виду – Иван, по уму – дурак. Я машинально провел руками по футболке и джинсам, выразительно посмотрел на кольчугу впавшего в детство старика: – Это еще очень спорный вопрос, кто из нас… м-да… – Не дерзил бы ты старшим, милок, – беззлобно посоветовал старик. – А то ведь можно и копьем по уху схлопотать… Откуда идешь, куда путь держишь и где в этих краях ближайшее подворье, на котором корм для коня сыщется, да для меня миска похлебки найдется? – Понятия не имею, – честно признался я. – Сам я из Петербурга, а где мы сейчас… сам леший не разберет. – Как же так? – удивился старик. – Иду туда, не знаю куда, ищу то, не знаю что? Так, что ли, выходит? – С местной гопотой сцепился, – нехотя признался я. – Наверное, когда я головой о камень треснулся, они решили что я умер, и оттащили подальше, в лесок. Ноутбук отняли, сволочи… – Как – как?! – расхохотался старик. – «Сволочи»? Это от «сволочь мусор» ты слово смыслил? Хитро и обидно. Молодец, в сказатели бы тебе… А что за гопота в здешних краях завелась? Готов – знаю, греков, готфов, гуннов – слышал. Гопоту не встречал. – Повезло тебе, – мрачно сказал я. – Хотя, с тобой они бы и связываться не стали… – Это правильно, – самодовольно извратил старик вложенное в мой ответ ехидство в свою пользу. – Если б только сам их «связаться» не заставил. Тогда бы уж никуда не делись. Тем паче, что норов у меня с утра крепчает. С дороги я сбился, Иван. С самого Киева ни разу не заплутал, а тут, как леший попутал. В дальние земли новгородской республики решил податься, аж до самой Карели. Но места незнакомые, малолюдные… С полудня еду, а дорога посолонь от солнца все дальше уводит. Не в чащобу же сворачивать? Где хоть этот твой… бург находится? Чудное название. Я один раз к царю Баяну послом ездил, в город Мекленбург, что славен языческим храмом Ретры. Много диковинного навидался. Не Константинополь, конечно, но тоже ничего. Добротный городишко… Я слушал чудака и все больше хмурился. Не нравилась мне эта беседа. Шутка, можно сказать, излишне затягивалась. То, что дедок меня разыгрывает, я, конечно, понимал, но вот откуда он сам тут взялся – домыслить не мог. Логично было бы предположить, что где-то рядом идут съемки исторического или сказочного фильма, а то и вовсе заподозрить старика в привязанности к ролевым играм. Слышал я о чудаках, выезжающих на природу поиграть в хоббитов, да былинных богатырей. Недаром он упомянул, что из Киева едет. Это ж в какой старческий маразм впасть надо, что б в его-то годы Илью Муромца из себя изображать… – Ты, отец, со съемок едешь? – попытался закончить я эту игру. – С Киева… сынок, – напомнил он, усмехаясь. – Тоже мне, родственничек нашелся… – Ну и ехал бы себе мимо, – огрызнулся я. – Я тебя не трогал, лежал и лежал себе. Так нет же, разбудил и еще язвит, Илья Муромец доморощенный. – Так ты обо мне все же слышал? – приподнял брови старик. – А почему «доморощенный»? Разве другие бывают? – Всякие бывают… Стало быть, тридцать лет и три года лежал ты себе на печи, и такого бодуна Русь еще не знала… А как в себя пришел, еще тридцать лет и три года соловьев по дубравам пугал, с зеленым змием борясь… Ты бы, папаша, историю бы лучше изучал. Настоящий-то Муромец драконов с неба не хватал, а служил себе и служил, в дружине князя Владимира и погиб на реке Калке, в схватке с монголами, вместе с Добрыней Никитичем. Не позорил бы легендарного богатыря, а обрядился бы каким-нибудь стариком Хотаббычем. А еще лучше – Гендальфом. «Был Гендальф серый, стал – белый. Используйте порошок Дося!» – Погодь-ка, – голос старика стал подозрительно медовым, и, с удивительной для его лет, кошачьей ловкостью, старик спрыгнул с седла. – Про Калку-то ты это зря… Не говорил я тебе ничего про Калку… Сидя на коне, он казался массивней. Теперь же передо мной стоял широкоплечий, но не такой уж и высокий – метр семьдесят, от силы – старик, и я хотел уже было вновь съязвить насчет «богатыря», но не успел: поросший волосами кулак взметнулся к моей скуле, и второй раз за день, после непродолжительного полета, я выпал из реальности в блаженную темноту… – Говорил я тебе: купи в Царь-граде эти волшебные стеклышки, но ведь ты же у нас весь такой из себя гордый, вот и мучайся теперь перед каждым камнем. – Хорош бы я был на княжьем пиру со стеклышками на носу. Сколько дурных языков укоротить бы пришлось – пол княжеской дружины спиши. Ничего, по кому булавой угодить я и так вижу, да и чашу мимо рта еще ни разу не проносил, а уж буковки эти махонькие, ты и без меня разберешь. – Ничего себе «махонькие» – каждая с мое копыто будет. Вот не обучился бы я в Константинополе грамоте – что бы ты сейчас делал? – А кто тебя, бестолочь, собственноручно в той библиотеке запер? Что ты уму – разуму хоть там понабрался? – Запер?! Не позорился бы на старости лет! Спьяну с конюшней спутал, да еще хранителю библиотеке по сусалу съездил, конюхом обозвав. – Спьяну?! – Мне-то не рассказывай! Кто тебя из трактира на себе тащил? – А вот ты и попался! Как я мог библиотеку с конюшней спутать, если ты сам говоришь, что я пьян был до полного изумления? – Вот всех и изумил, меня там на целую неделю позабыв, бражник чертов! – Ты еще мне похами, волчья сыть, травяной мешок! Сейчас шпору в одно место вгоню – будешь знать! Читай, кому говорю! – Пропил ты шпоры – то, что «вгонять» будешь? Коготки?.. Ладно, ладно, читаю… «Пойдешь налево – домой не возвращайся. Твоя Василиса». – Я тебе сейчас точно холку намылю! – Хорошо, хорошо… Так, что у нас здесь… «Пойдешь налево – потеряешь жизнь. Пойдешь направо – потеряешь ко…» Короче, ничего там направо нет. Тупик. Овраг. Чащоба. – Ври – ври, да не завирайся. Кой что я еще разглядеть могу. Там что-то про коня написано. – Там написано, что коня надо лучше кормить. И вообще, что там написано – дело десятое, но ты как хочешь, а я – налево. – Налево, направо… А что будет, если прямо пойти? – Что – что… О камень долбанешся. Судя по тому, что голоса я слышал явственно, из небытия я уже вернулся, но почему тогда вокруг все еще так темно? Я попытался пошевелиться и не смог. Руки были крепко связаны за спиной, подбородок упирался в колени, а вокруг… Мешок! Этот маньяк связал меня и засунул в мешок! Вот почему так темно и запах, по сравнению с которым нестиранные солдатские портянки – «Шанель № 5». Да, повезло мне: из огня, да в полымя, от Чугунова – к полоумному старику, играющему в Илью Муромца. За кого он меня принимает? За Соловья – разбойника, или за Змея Горыныча?

– Смотри, гуси-лебеди полетели, – продолжалась, между тем, беседа.

– Какие же это «гуси-лебеди», крот ты слепой? Это дятлы-жаворонки. А за ними – колибри-страусы. – Ты поостри, поостри еще у меня, волчья сыть, травяной мешок… – Это мы еще посмотрим, кого из нас на чучело раньше пустят. Ты уже который раз, сослепу, один против войска выходишь? Да еще и меня под монастырь подводишь… Вот, поймают тебя как-нибудь, и… – Русские не сдаются! – Поэтому вас почти и не осталось… Первый голос я узнал: он принадлежал седобородому душегубу, а вот что за подельник у него объявился, пока я в обмороке пребывал? Может, рискнуть? Хуже-то не будет… И, набрав в грудь пыльного воздуха, я заорал, что было сил: – На помощь! Спасите! Я здесь, в мешке! – Очухался, – послышался голос старика. – Старею, значит. Раньше, в полсилы – на сутки вырубал. Этому – оплеуху в четвертинку дал, думал, до сумерек не потревожит. – Да выпусти ты дурня, – попросил второй голос. – Что у тебя за привычка всякое… кого ни поподя, в мешок засовывать? – Запас карман не тянет, – отрезал старик. – Уж больно молодец подозрителен. Откуда знает, что я на Калку еду? Ни Владимиру, ни Добрыне я этого не говорил. Почему креста нательного нет? – Совсем старый из ума выжил… Он же тебе сказал: обобрали его. Вон, в какую одежонку постыдную нарядится пришлось. А тут ты еще изголяешся. Не лазутчик это, я такие вещи за версту нюхом чую. Что к дурачку контуженному привязался? Совершил подвиг: посадил в мешок убогого. Тьфу! «Куда же это я попал?! – в ужасе подумал я. – Территория сумасшедшего дома? Новые русские развлекаются, или Васька Чугунов надо мной пошутить решил? Нет, у этого просто фантазии не хватит…» Конь все же остановился, мешок опустили на землю, развязали и меня извлекли на белый свет. – Ну, рассказывай, все, как на духу, – предложил старик. – Кто ты, почему так одет и откуда про Калку знаешь. – Я – Иван Савельев, из города Санкт Петербурга, – терпеливо, стараясь не раздражать сумасшедшего, пояснил я. – Работаю в компьютерной фирме. Здесь оказался случайно и к вашим играм не имею никакого отношения. Отпустили бы вы меня, а? Не знаю, что у вас за тусовка, но лично я к ней не имею никакого отношения. – Ну, что теперь скажешь? – повернулся старик к коню. – А может и твоя правда: похоже и впрямь, лазутчик, – вздохнул конь, и третий раз за день я потерял сознание. – Припадочный, что ли? – бормотал Илья, похлопывая меня по щекам. – Эй, парень! Ты прости меня, дурака. Не знал я, что ты убогий и настолько на голову больной… Думал – лазутчик вражий. В Карелу-то сейчас, сам знаешь: и финны с уграми проникнуть норовят, и шведы с норвегами ломятся. Если ухо востро не держать, так лет через сто-двести вся Карела с карельским перешейком шведам отойдет. Или, к смеху сказать, вместо надела Новгородской республики, будет какая – нибудь… Финляндия… – Это опять ты, – простонал я. – Сколько ж можно по голове бить? Мне даже показалось, что лошадь заговорила… – Конь, – поправил меня грубый бас. – Я не лошадь. Я – конь. Князья и богатыри на кобылах не ездят. С трудом повернув голову, я покосился на возмущенного коня-мутанта. – Как вам это удается? – Что? Говорить? – уточнил конь. – Дурное дело не хитрое. Многим труднее помолчать. Вообще-то мы, кони, сторонники того, что лучше жевать, чем говорить, но иногда в дороге так скучно… – Нет, как вам удается чревовещательствовать? Это розыгрыш и где-то спрятана скрытая камера, или же я тронулся умом от удара по голове? – Пил? – строго спросил Илья. – Что? – Я спрашиваю: вчера здорово пил? – Я вообще не пью… – Точно убогий, – вздохнул конь жалостливо. – Калека перехожий…Стыдно, Илья. Ох, стыдно! – Да уж, незадача вышла, – согласился Илья. – Нельзя убогого в лесу бросать. Придется с собой тащить, до ближайшего села или города… Пойдешь с нами, бедолага? За обиду причиненную, обещаю от врагов и зверей лютых охранять надежно. – Пойду, – покорно согласился я. Терять мне было нечего. Минут пять мы шагали молча. Вопросов у меня было столько, что я никак не мог выбрать из них самый насущный, а когда, наконец, решился, и раскрыл было рот, из кустов раздался оглушающий молодецкий свист. Илья выругался вполголоса и остановился. – Что это было? – испуганно огляделся я. – Разбойники? – Вот видишь, а говорил, что все запамятовал, – укорил меня Илья. – Впрочем, этих и после удара по голове не забудешь. Разбойники, разумеется. Да, жаль, не простые – Соловьи. – Драться будем? Илья и конь переглянулись, посмотрели на меня со странной жалостью в глазах, и ласково, словно ребенка, попросили: – Ты вот что… Это… Ты помалкивай, будто вовсе немой. Глядишь, и обойдется… Из кустов, вразвалочку, выходили два молодца, одинаковых с лица. Они и в одежде были одинаковы: синие косоворотки навыпуск, синие штаны, на шее глиняные свистульки в виде птичек, а на груди деревянные бляхи с надписью: «ДПС». – «Дорожный патруль Соловьев», – отсалютовал один из них короткой деревянной булавой. – Ваши подорожные грамоты! – Зачем вам подорожная, мужичье, вы же неграмотны?! – надменно выпрямился Илья. Патрульный сделал шаг назад: – Так это что же… это, выходит, сам благородный дон… э-э… богатырь Илья Муромский? Ошибочка вышла, прощения просим… – То-то, – довольно кивнул Муромец, и собрался было пройти мимо, но Соловьи, с двух сторон, схватили коня за поводья. – Да, ошибочка вышла: с вас не только грамотка подорожная, но еще и налог, ибо, как мы слышали, покинули вы дружину княжескую, а сие значит, что платить вам теперь наравне со всеми. – Сколько? – хмуро спросил Илья. – Грамоте обучен? – полюбопытствовал Соловей. – Знаешь, как буковки на наших бляхах народ расшифровывает? «Дай полушку Соловью». – С дуба спрыгнули?! – взревел Илья. – С такими поборами я и до Жмеринки не доеду! – А зачем русскому человеку по свету шататься? – рассудительно заметил Соловей. – От этих шатаний все беды и идут. Понасмотрятся-понаслушаются невесть где невесть чего, а потом на княжеских пирах смуты затевают и права качают… вплоть до увольнения… К тому же, вас двое. Да и конь, как я погляжу, у вас давно не чищен… – Так я же в дороге какой день – запылился, ясное дело… – И клеймо на нем какое-то странное, – задумчиво обронил второй Соловей. – Не перебито ли? – А если проверить на загрязнение окружающей среды? – с угрозой в голосе пообещал первый, и полез было заглядывать коню под хвост. – Ладно, ладно, остыньте, – сдался Илья. – Вот ваша полушка. – Две, – нахально заявил Соловей. – Две-то с чего взялись?! Про одну разговор был! – А ты прочитай словеса на бляхе наоборот. Что получится? «Скупой платит дважды»! Две. Иначе: коня – на штрафконюшню, а сами – с нами, до выяснения… – До какого выяснения?! – Вот это и выясним… Илья, в сердцах сплюнул, и полез в котомку. Долго копался, отыскивая монетки, наконец, нашел, и бросил в подставленные ладони: – Подавитесь, разбойники! – С подорожными закончили, – ничуть не обиделся Соловей. – Продолжим разговор на большой дороге… Как насчет наличия совочка для уборки навоза и мешочка с травами целебными? Имеются? Муромец покраснел и взялся за палицу. – Но-но! – в один голос предупредили Соловьи. – Мы при исполнении! И исчезли в кустах, словно их и не было. – Как мне не хватает меча – кладенца, – вздохнул Илья. – Кладешь, его, бывает, на все, и – жить сразу легче… – Бред какой-то, – жалобно сказал я. – Это даже не сказка… Что же мне делать-то, а? – Ты про что? С минуту подумав, я пришел к выводу, что врать ему мне нет резона. Если это какой-то хитрый розыгрыш, то я так и так уже в дураках, а вот если все, что я вижу – на самом деле, то… В этом случае, что я ни делай, а хуже уже не будет. – Из другой страны я, Илья. Или из другого времени… Нет у нас там ни коней говорящих, ни драконов трехглавых, ни кикимор болотных… – И богатырей нет?! – ужаснулся Илья. – Ну… В вашем понимании – нет. Перевелись. – А Соловьи – разбойники? – полюбопытствовал конь. – Эти везде есть, – вздохнул я. – Да и прочей нечисти хватает. – Что ж за страна такая жуткая? – поразился Муромец. – Нечисти – полно, а богатыри повывелись… Представляю, что там у вас твориться… М-мда, незадача… Что же нам с тобой делать? Какому ремеслу обучен? – Компью… Э-э, пожалуй что, никакому. – Про искусство воинское и не спрашиваю – сам вижу… эка незадача… что бы придумать… Не знаю даже… Ну, хочешь, возьму тебя с собой, на рубежи дальние, в стан богатырский? Дело трудное, жизнь нелегкая, но… поживешь, а там видно будет. Возьму тебя, на первое время, к себе копьеносцем – во всяком случае, так над тобой уж точно никто смеяться не будет. Только предупреждаю: науки я строго преподаю. Забаловать у меня не получится… – А у меня выхода другого нет, – согласился я, как в воду бросаясь. – Далеко та застава? – Если с пути не сильно сбились, то к завтрашнему вечеру будем на месте. – И что, у вас здесь даже драконы… в смысле: змеи-горынычи водятся? – Да этих-то почти и не осталось, повывели всех… – А сам ты их встречал? – Доводилось, – степенно кивнул Илья. – Столкнулись мы с одним прям лицом к… морде, в самом неожиданном месте. Без оружия, пьяные, аж… по-богатырски пьяные… Буквально врасплох меня застал, а я – его. И ну состязаться… – Справились? – Нет, оба там и полегли, – заржал конь, получил перчаткой промеж ушей, обиженно выпятил губу и замолчал. – Змей-то не простой был, а зеленый, – пояснил Илья. – Этот казус тоже учитывать надо… Такого голыми руками не возьмешь. Да – а, беспримерный подвиг был: в одиночку Зеленого Змия одолеть. Нелегко пришлось – чего скрывать. Уж и земля – матушка не держала, а не к лицу богатырю русскому на попятную идти… – Была у меня одна знакомая сивая кобыла, – снова начал конь, но Илья наклонился к нему и ласково пообещал: – Я сейчас тебе в одно ухо влезу, а из другого вылезу, – и конь снова замолк. – Так о чем это я? – продолжал Илья. – Я – мужик простой, и политик высоких не понимаю. Я нутром своим чую – что мне по нутру, а что нет. Зато дорога моя прямая, и истины простые. Кто к нам с мечом придет, тот в орало и получит. Не говорите мне, что делать, и я не скажу вам, куда идти. Настоящий богатырь тот, у кого меч в ножнах, вера в – сердце а промеж ног – богатырский конь… э-э… Вобщем, землю свою защищай, друзей береги, мать – отца почитай, служи верой и правдой, на Бога всей душой полагайся… А то развелось тут в последнее время… политик всяких, – он досадливо тряхнул головой, что-то вспоминая. – До того скоро дойдем, что бушмэнов за пример подражания брать станем… – Кого? – удивился я. – Бушменов? Папуасов, что ли? – Кого среди них только нет, – вздохнул Илья. – И папуасы, и мамуасы… Мутанты всякие, вроде человека-паука, человека – летучей мыши и прочей нечисти. Даже черепашки зеленые имеются. Наподобие наших зеленых чертиков, только наяву и с сабельками. – А-а! Так вы про американцев?! – догадался я. – При чем здесь американцы? – удивился Муромец. – Я очень люблю Марка Твена – замечательный старик. Иногда заглядывает ко мне в гости со своими внуками – Томом и Геккельбери. Да и Форест Гамп мне глубоко симпатичен, хоть он и вроде тебя… тоже, не от мира сего… Нет, это не американцы, это отдельная нация – бушмэны. Страна такая есть. Так и называется – Буш. Сами себя они расшифровывают как «Большая Указующая Шишка», но это они себе льстят… Пока я жив… Уж больно они всех учить любят. И все себе же на пользу. И верховный властитель их Бушем именуется. Был уже у них Буш-отец, Буш-сын, теперь ждут прихода Буша – святого духа. По пророчествам – серо-зеленый такой, печать на нем и прочие знаки бесовские. Говорят, когда придет – полмира ему поклониться, вот тогда он всех и… А вообще они выглядят-то вроде как люди. Даже слова иногда правильные говорят: о счастье человеческом, о вере и любви, о взаимопомощи и безопасности… Но гипнотизирующие слова эти, а на деле все совсем наоборот выходит. Одна жуть кровавая да пустота бездуховная. Долго мы их отличить от обычных людей не могли. Креста они не боятся (впрочем, они и Бога, похоже, не очень-то и боятся), серебро даже обожают, да и чеснок едят с удовольствием… – И как же различать научились? – Вопрос волшебный надо задать. «Что тебе дороже жизни?» Наши-то, дурни, либо правду скажут, либо соврут, а вот у бушмэнов один ответ: «ничего дороже моей жизни нет». – Так это же гуманисты! – Кто? – Ну, люди, которые против войн, бед там разных, страданий… Пацифисты всякие… – Я, Ваня, всех этих твоих умных слов не знаю, – покачал головой Муромец, – но только бушмэны не чужую, а свою жизнь и свои интересы дороже всего ценят. А лично меня дед так учил: «Человеком мало родится. Человеком еще стать надо. И человеком становятся, лишь собой пожертвовав. Отдав себя за други, за дело, за веру, за любовь… И жизнь вечную получить можно, лишь над земной не трясясь. Каждый человек бесценен и бессмертен… Если он – Человек». А бушмэны за счет других живут, как паразиты. Много они стран уже под себя подмяли. Кого купили, кого соблазнили, кого запугали… А теперь и до нас очередь дошла. Было раньше три былинных богатыря: Россия, Украина и Белоруссия, и никто их по отдельности не представлял, ибо эта тройственность была единосущной – славянской. А потом… Вобщем, одна осталась сейчас Русь. И богатство ее покоя бушмэнам не дает. Но ничего, как говорят: «мауглей боятся – в джунгли не ходить». Мы, чай не крохотная страна Симбада – нефтесоса, которую издалека можно страшными заклятиями разрушить. Наши – то заклятия, от дедов оставшиеся, посильнее будут. – Что за заклятия такие мощные? – заинтересовался я. Илья опасливо огляделся, склонился ко мне и на ухо, едва различимо, прошептал что-то вроде: «авось», «небось» и… Вот третье я, к сожалению, не разобрал. То ли «дуй с ним», то ли «хам с ним». Не расслышал я… – И что, такие мощные заклинания? – не поверил я. – Неодолимые, – заверил Илья. – На себе проверял – ни разу не подводили. Запомни – пригодится. – Запомню, – пообещал я. – Вот на границу с этими бушмэнами мы и едем. Копят они силы, копят… А мы, как всегда не готовы. Князю Владимиру не до этого. Он голодных слонов в Зимбабве кормит и братскую помощь голодному Маугли оказывает. – Как-то у вас все… прям, как у нас… – А ты, думал – в сказку попал? Если боишься, так только скажи: не обижу, и даже помогу побыстрее к бушмэнам перейти. – Намекаешь, что на Руси такие и даром не нужны? Этим ты меня не напугаешь. Я саму Перестройку, вот как тебя, видел. И ничего – пережил. – Забавный ты, – усмехнулся Илья в усы. – Не всегда я тебя понимаю… Но ничего, дорога дальняя, друг к другу приглядеться успеем… Не успели. Поздно мы заметили притаившийся в кустах ларец с синей шишкой наверху. В небо взвился залихватский разбойничий пересвист, и на дорогу выпрыгнули двое из ларца, одинаковы с лица. Муромец вздохнул и полез в поясной кошель… … Ехали мы долго. Дорога тянулась через сказочной красоты леса, чистые и светлые, бежала поперек долин заросших годами некошеной травой, вдоль лазоревых озер, и я понемногу начал успокаиваться, привыкая к дикости ситуации, в которой очутился. Проплывали мимо деревушки, мальчишки пасли стада гусей и коров, мужики пахали землю, бабы спешили к колодцам со звонкими ведрами на коромыслах… И, потихоньку, меня стала охватывать сонная лень. – Остряки самоучки, – ворчал Илья, разглядывая очередной камень на перепутье, на котором, возле стрелочки, указывающей направо, была высечена буква «М», а возле стрелочки налево – «Ж», – И ведь не лень им было зубило о камень тупить. Лучше бы что полезное сделали: шалашик для путников срубили, аль навес какой… Жарко становиться – солнце в самом зените. Я вот думаю: не передохнуть ли нам часок – другой где-нибудь в тенечке, пока полуденный зной пройдет? Вон, у озера и полянка подходящая виднеется. Ты как? Вот и я так думаю…