Текст книги "Наследник Атлантиды"

Автор книги: Дмитрий Воронин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 33 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Глава 1
2004 год, 16 августа – 2005 год,
3 октября, Москва

Смерть всегда одинакова, приходит ли она к храбрецу или к трусу, к глупцу или к мудрецу. Это только кажется, что она бывает геройской или позорной, неожиданной или долгожданной, мучительной или легкой. Все это – лишь прелюдия к смерти, а сама она – один крошечный, бесконечно крошечный миг, разделяющий бытие и небытие.

Он пришел, понимая, что дороги назад не будет. Что итогом последней битвы станет смерть – даже если победа останется за ним. Таково было условие сделки – шанс в обмен на жизнь. И все, что оставалось Хирону, – это принять договор. Или не принять. Он сделал свой выбор.

А был ли он на самом деле, этот выбор?

Великая Империя, Великая Атлантида. Мир, в котором слились воедино утонченная магия и высокие технологии. Мир, в котором жадность заглушила голос осторожности, в котором стремление к власти превалировало над разумом… Мир, в котором ученые сумели не только теоретически обосновать существование параллельных вселенных, но и создать технологию преодоления Границ, разделяющих миры.

Но ничто не дается даром. Создание Портала, открывающего путь в чужие пространства, открыло перед Атлантидой новые, головокружительные перспективы. Вновь и вновь армии Атлантиды устремлялись в иные миры с одной-единственной целью – грабить. Но каждый запуск Генератора Портала истончал Границы, нарушая саму ткань мироздания. И однажды разразилась катастрофа. Мир словно сошел с ума – моря превращались в пар или в одно мгновение застывали ледяным панцирем, воздух скручивался разрушительными смерчами или вспыхивал, словно горючий газ, планеты меняли свой ход и сходили с орбит, звезды взрывались или гасли. Прошли тысячелетия, прежде чем улеглись чудовищные конвульсии, потрясающие Вселенную.

А что же Атланты? Немногим удалось спастись – тем, кто сумел при первых же признаках катастрофы бежать, исчезнуть в спасительном мареве Порталов, уйти в иные пространства. В наш мир Атланты пришли как просители, как беглецы, в поисках новой родины – но они пришли, чтобы править. Чтобы основать могучее государство взамен того, что было утрачено ими навсегда. Они принесли с собой свои знания и свою технику – и теперь уже над нашим миром нависла угроза полного уничтожения. Снова заработал Генератор Портала, снова затрещали под его ударами Границы. И само мироздание, дабы защитить себя от разрушения, снова призвало Стража.

Кто они такие – Стражи Границ? Это те, чье вмешательство – пусть и незначительное – способно отвести угрозу, способно уберечь миры от слияния и, следовательно, от полного взаиморазрушения. Это те, кто не считает возможным отступить перед врагом, даже когда враг неизмеримо сильнее.

Говорят, что существуют способы узнать Стража. Что с помощью изощренной магии или чувствительных приборов можно доподлинно установить, что разумное существо имеет признаки истинного Стража. Это и так, и не так. На каждой планете, породившей разум, можно найти сотни и тысячи существ, несущих в себе эманацию стабильности, – но почти все они проживают свою жизнь, краткую или долгую, так и не осознав своего предназначения. Потому что Страж – это не сила, не магия, не редкие умения и не какое-то особое мужество. Страж – это судьба, не больше и не меньше.

Теперь уже невозможно определить, был ли Хирон истинным Стражем. В конце концов, ему не удалось остановить разрыв Границ, погубивший новую, возрожденную Атлантиду. А может, его вмешательство изменило ход событий настолько, что уже казавшаяся неизбежной глобальная катастрофа так и не произошла. И наш мир, несмотря на потрясения, все же уцелел.

Только вот кто сможет предугадать, исчезла ли угроза навсегда или только отодвинулась на время?

Линус Биранн. «Второе падение Атлантиды»,

Рианн, Библиотека Совета

– Все свободны.

Офицеры вставали в молчании, неспешно покидали кабинет. Кто-то с явным облегчением на лице, поскольку сегодня начальственный гнев обрушился на другие головы, кто-то со сдерживаемой усмешкой. А кто-то хмурил брови, уже мысленно прикидывая размер недополученной премии, которая только что сгорела в пламени очередного, не первого и наверняка не последнего строгача.

Там, за тройной дверью, придет время и для смешков, и для ироничного похлопывания по плечу – мол, не переживай, все фигня, кроме пчел, да и пчелы, если разобраться… По большому счету претензий не бывает только к тем, кто висит на доске почета. И то лишь потому, что либо геройски пали на боевом посту, либо давно уж ушли на пенсию. А те, кто продолжает работать, всегда найдут, чем не угодить начальству. К тому же известно, что похвалы и поощрения расслабляют, тогда как втыки, наоборот, очень даже мобилизуют.

Генерал-майор милиции Иван Ильич Шагин остался один. Расстегнул тугой воротничок форменной рубашки. Немало среди его подчиненных было таких, кто являлся на работу в штатском – специфика такая, что поделать, – но сам начальник МУРа всегда появлялся в своем кабинете в безукоризненно выглаженном кителе и позволял себе только такую вот поблажку – и то, когда никто не видел. Должность, как и прилагающиеся к ней генеральские звезды, он получил не за какие-то особые заслуги, а просто в силу связей – и еще потому, что много лет упорно одну за другой преодолевал ступеньки карьерной лестницы, пока не достиг этого кабинета – с недавно обновленным паркетным полом, массивным столом из красного дерева, дорогим письменным прибором. Его не любили – кто ж любит начальников, – но признавали за ним не такие уж и плохие организаторские способности. Во всяком случае, рядовой оперсостав за пивом говаривал, что «под Ильичем жить можно». Хоть и помешан старик на форме и дисциплине.

В последнее время Шагин чувствовал, что тучи над ним сгущаются. Пенсия, что приятно сознавать, давно уже в кармане – но в этом есть и определенный минус, поскольку те, кто сверху, часто склонны считать – мол, получил хорошие погоны, дай такую возможность другим. И тут уж чья лапа окажется волосатее.

Да и дела у МУРа шли не очень. Несколько громких заказных убийств остались нераскрытыми, где-то по Москве шарахается маньяк, на счету которого уже пятеро девчонок 12–14 лет, и вряд ли он на этом угомонится. Неделю назад прохлопали партию наркотиков, которые теперь выплеснулись на улицы, – а значит, взять удастся разве что мелкую сошку, а поставщик снова останется недосягаем.

В главке, конечно, можно будет козырнуть восьмидесятисемипроцентной раскрываемостью, но цену этим цифрам генерал знал. Знали ее и там, наверху. Что толку, что раскрыто почти пять десятков убийств… мелочь, бытовуха. А вот то, что депутата Селиверстова положили мордой в грязь прямо посреди улицы и, не торопясь, можно сказать, с удовольствием пустили ему пулю в затылок… это, так сказать, «преступление, получившее широкий общественный резонанс». Хотя ведь, если подумать, чем господин Селиверстов, сука, кстати, порядочная, радикально отличается от милейшего профессора Рашевского, которого неделю назад трое обкурившихся ублюдков забили до смерти в подъезде старенькой многоэтажки? Народный избранник… теперь об убийстве депутата вопят все газеты – и каждая не упускает момента клюнуть столичную милицию в и без того уже изрядно ноющий зад. А профессор… ну, кто ж о нем писать станет. К тому ж зарплата профессора меньше, чем господин депутат тратит в день на массаж. Тратил, вернее…

Генерал вытер вспотевшую шею, покосился на кондиционер, презрительно оттопырив губу. Буржуйская техника, признаться, свое дело знала, но справиться с одновременным присутствием в кабинете двух десятков мужчин не смогла. Да и за окном пекло – лето было препоганое, и теперь солнце отыгрывается напоследок.

Он снова застегнул рубашку, поправил галстук, с огорчением признав, что пора бы подумать и о здоровье – вон, ткань врезалась в порядком раздавшуюся шею так, что глядишь – и синяки оставит. Затем ткнул пальцем в кнопку селектора. Буркнул:

– Зайди.

Почти тут же на пороге материализовалось милейшее белокурое создание, которому шла даже весьма далекая от изящества милицейская форма. Огромные голубые глаза – предмет тайных, и не очень тайных, вздохов половины мужчин, обитающих в этом здании, распахнулись, качнув длинными ресницами.

– Да, шеф?

С точки зрения генерала, Ниночка была красивой дурой. Красивой – это понятно, любой, кто не слеп, увидит и оценит. А дурой потому, что девушка совершенно не желала принимать правила поведения, которые были уместны в этом здании. Обращаться к себе по званию он ее так и не научил. А сделать девчонке серьезный выговор… язык не поворачивался. Все ж таки внучка одного его давнего знакомого, с которым генерала связывало не только что-то вроде дружбы, но и, в определенном смысле, долговые обязательства. Пусть и были эти долги чисто моральными. Он и на место секретаря взял-то ее вынужденно – дед попросил, как отказать. Сам бы предпочел видеть на этом месте кого постарше… и обязательно мужчину. Не то чтобы он был противником приема женщин на службу в МВД, но… но это все же мужская работа.

– Нина Сергеевна, – он сделал упор на отчестве, стараясь говорить сухим тоном, выражая ей свое неудовольствие хотя бы этим, – найдите капитана Буруна…

– Малдера? – хихикнула девушка и тут же, осознав, что перегнула палку, покраснела. Румянец ей, впрочем, тоже шел.

Генерал нахмурился, покачал головой с осуждением.

– Капитана Буруна. Всякого рода прозвища… прошу вас запомнить, что они здесь неуместны.

– Поняла… Иван Ильич.

– Найдите его, пусть зайдет ко мне.

– Как срочно?

Ему хотелось рявкнуть «вчера!», но особой срочности и в самом деле не было.

– Как получится.

– Хорошо, шеф.

Девушка скрылась за дверью.

Генерал сел, рука снова потянулась к галстуку, затем отдернулась. Если Мал… проклятие, если Бурун в здании, он появится в этом кабинете через несколько минут. Не стоит распускать себя ради столь краткой передышки.

Он вдруг подумал, что сейчас ему очень не помешала бы рюмочка хорошего коньяку. Обычно в сейфе всегда была бутылка – так, на всякий случай. Мало ли, кто заглянет в кабинет – важный гость, старый друг… или просто давление скакнет. Увы… заветная заначка опустела, а возобновить запас он как-то не собрался. Да уж… обязательно, сегодня же.

Определенно глоточек коньяку перед встречей с Мал… Буруном был бы весьма полезен. Стресс снять, как сейчас модно говорить.

Но до чего же прилипчивое прозвище. Генерал усмехнулся – безусловно, кличку эту Буруну дали не зря, и уже давно капитана называли Малдером и за глаза, и, бывало, в лицо. Был повод, что уж там. К фантастике генерал относился более чем прохладно, считая ее чтивом для тех, кто не способен разобраться в нюансах современной жизни, но тот американский сериал как-то смотрел… так, пару серий. Тогда и понял, собственно, почему капитан обзавелся таким прозвищем. Не то чтобы обидным… но несерьезным.

А генерал не любил несерьезности в любом ее проявлении. Будь то обувь не по форме, неспособность подчиненного четко доложить обстановку или неряшливо оформленное дело. Бардак в стране начинается тогда, когда на местах не умеют правильно сделать свою работу. Сколько таких вот кое-как сделанных дел разваливались в суде, сколько преступников выходило на свободу только потому, что кто-то поленился соблюсти все правила, все нормы. А халатное отношение к своей работе – оно ведь начинается с малого. Сперва делаешь уступку себе – являешься на работу небритым, в нечищеной обуви… а затем уступок становится все больше…

А еще печальнее, что и сам он прямо сейчас вот намеревается сделать глупость. Несусветную глупость – узнай об этом кто-то из руководства, и его в лучшем случае поднимут на смех и впаяют выговор за использование служебного положения в личных целях. А в худшем скажут просто, что пора старику на покой. Пора уступить кресло тем, кто моложе… кто думает о работе, а не о разной чепухе.

Голос Ниночки из селектора отвлек генерала от печальных размышлений.

– Иван Ильич, капитан Бурун ждет в приемной.

– Пусть заходит, – буркнул он. – И на ближайшие полчаса меня ни для кого нет.

– А если из министерства позвонят? – в который уже раз не удержалась она, хотя прекрасно знала, что услышит в ответ. Да он и не собирался отвечать.

– Здравия желаю, товарищ генерал-майор!

Шагин окинул взглядом нескладную фигуру капитана, поморщился при виде мало того что гражданского, так еще и не слишком тщательно выглаженного костюма. Коротко дернул рукой в сторону стоящих у стены кресел.

– Присаживайтесь, Сергей Павлович.

Капитан Сергей Павлович Бурун, также известный под прозвищем Малдер, с определенной долей истины мог считать себя неудачником. За плечами уже 34 года, перспектив особо никаких, да и достижений, признаться, тоже.

Окончив школу, он попытался поступить в вуз – но с треском провалился на первом же экзамене – как оказалось, школьный выпускной и вузовский вступительный – это две большие разницы. Затем армия… кому-то показалось хорошей идеей сделать из высокого парня десантника, и он два года осваивал рукопашный бой, прыжки с парашютом и прочие премудрости. Осваивал старательно – он вообще все делал старательно, другое дело, что получалось не всегда так, как хотелось.

Демобилизовавшись, в институт он все-таки поступил. Не благодаря порядком растраченным за два года знаниям, а просто потому, что отслужившим армию предоставлялись некоторые льготы. Пять лет раздумий о том, что выбранная специальность – прикладная математика – явно не то, о чем он мечтал. Пять лет скучных студенческих вечеринок – ему, немало повидавшему, все эти парни и девчонки казались сущими детьми. К тому же те из девчонок, что ему нравились, предпочитали парней из обеспеченных семей, каковых вокруг было немало. Пять лет корпения над учебниками – то, что одним доставалось легко, а другим… другим тоже легко, но за наличный расчет, ему приходилось брать с боем. Эти маленькие бои он не то чтобы проигрывал – нет, одна за другой уходили в прошлое сессии, но зачетная книжка сверкала трояками. И он, стараясь быть честным хотя бы с самим собой, признавал, что некоторая часть этих троек поставлена из милости, за сержантские погоны. Или, говоря языком более высокопарным, за отданный государству и народу священный долг.

После получения заветного диплома Сергей обнаружил, что корочки – вещь полезная, но сама по себе доходов не приносящая. Два года прошли в попытках найти более или менее прилично оплачиваемую работу. Ничего по-настоящему хорошего так и не подвернулось… вернее, одна работка казалась весьма перспективной, но на поверку выяснилось, что босс Сергея занимается довольно темными делишками, которые в один прекрасный момент принесли ему четыре пули в спину и еще одну, контрольную, в затылок. А самому Буруну и еще десятку его коллег – отставку.

Потом прошел еще год – не лучший, признаться. Пришлось поработать и грузчиком на рынке, и вышибалой в ресторане – благо ростом и силой бывшего десантника Бог не обидел. Фортуна, решив, видимо, что достаточно поиздевалась над молодым парнем, все же повернулась к нему лицом. Это событие выразилось в том, что один из приятелей Сергея – еще давних, по институту – предложил ему пойти работать в милицию.

С тех пор жизнь Сергея Буруна относительно стабилизировалась. Пришлось, стиснув зубы, поднапрячься, поступить в юридический на заочный… но теперь у него была работа, скромная, но регулярная зарплата. Второй диплом и подвернувшаяся счастливая возможность позволили ему перебраться из окраинного райотдела в МУР. И самое главное, ему всерьез начало нравиться это дело.

Своим прозвищем Сергей обзавелся на первом же году работы в Московском уголовном розыске. Вообще клички среди сыскарей всегда были непопулярны, но молодой лейтенант, только что вышедший из неизбежного для всех периода стажерства, прямо-таки напрашивался…

Дело было вполне обычным. Исчез человек – коммерсант, довольно обеспеченный. Его дачка за городом, не единственная кстати, стоила больше, чем Серега Бурун получил бы за всю свою жизнь. Соседи наговорили всякого – мол, и люди подозрительные к потеряшке хаживали, и девиц наилегчайшего поведения здесь видывали не раз. А в ночь, когда господин Морозов исчез, кое-кто из соседей слышал гул, видели какие-то огни… ясное дело, никто не удосужился вылезти из теплой постели, дабы полюбопытствовать – что это там на соседском участке деется. Шумит господин Морозов – пусть его, ладно хоть стрельбу по банкам не устраивает. А то и такое бывало.

В общем, господин Морозов испарился… ворота заперты, обе машины в гараже, сигнализация включена и работает на славу. А хозяина в доме нет.

И тут Серегу переклинило. Версии посыпались из него одна за другой – и идея с пришествием летающей тарелки была среди них самой реалистичной. Он с пеной у рта доказывал, что гул и мигающие огни – это стопудово НЛО, тем более что накануне в газете как раз писали, что в Видном был замечен светящийся шар в небе. Он делал слепки странной формы отпечатков на ухоженном газоне. Он излазил с лупой всю территорию дачи… хотя дачей это место называлось по старой совковой привычке, скорее, дом заслуживал названия виллы или усадьбы. Так что поползать пришлось изрядно.

Все оказалось куда проще. Прилетел вертолет – маленькая четырехместная машина. Господина Морозова вежливо попросили проследовать в кабину, подкрепив просьбу оружием. Затем вывезли далеко за город, где коммерсанту предстояло участвовать в серьезных переговорах. Он не проявил необходимого благоразумия, не принял сделанного ему щедрого предложения… и в результате встреча закончилась купанием в небольшом лесном озере. Плавать господин Морозов вроде бы умел, но трудно плыть с тридцатидвухкилограммовой гирей, привязанной к ногам. Дело было раскрыто, исполнители найдены, заказчики, как обычно, отделались легким испугом…

А лейтенант Сергей Павлович Бурун приобрел вполне «говорящее» прозвище.

Он не обижался, даже в чем-то гордился. А окружающие – и коллеги, и начальники – считали его немного не от мира сего и, не мудрствуя лукаво, сваливали ему самые бесперспективные дела. Он регулярно имел свою долю взысканий за низкую – ниже, чем у других, – раскрываемость, но не особо переживал по этому поводу.

И вот теперь этот вызов к генералу… ох не к добру все это.

Получив разрешение сесть, он опустился на краешек кресла, мысленно прокручивая в голове свои неудачи последних месяцев. Ничего экстраординарного, такого, что заслуживало бы головомойки лично от Шагина.

Тем временем генерал молчал. Неспешно перебирал бумаги на столе, зачем-то надолго уставился в окно. Было совершенно очевидно, что предстоящий разговор для Шагина неприятен, и он тянет время. Атмосфера в кабинете становилась все тяжелее…

«Уволит на хрен», – мелькнула мысль, встреченная, на удивление, без паники.

Нет, увольняться капитан не хотел. Работа была интересной, да и привык он к ней за эти годы. Но против начальства не попрешь… С другой стороны, для столь простой процедуры… ну, может, не очень простой – все же не стоило вызывать какого-то там опера в начальственный кабинет. Можно было бы ограничиться беседой уровнем пониже…

Наконец, словно бы решившись, генерал извлек из маленького, стоящего возле стола сейфа тонкую папку и буквально метнул ее через стол по направлению к Буруну.

– Почитайте.

«Кляуза? – подумал Сергей. – Интересно, кому я мозоль отдавил…»

Простенькая папка, дрянной серый картон. Внутри – одинокий лист бумаги, неплохой – они в отделе пользовались более дешевой. И текст, что непривычно, отпечатан не на принтере – а ведь сейчас многие пользуются компьютером. Старые пишущие машинки ушли в безвестность…

Глаза быстро пробежали по строкам. Верменич Ярослав Борисович, родился… проживает… приметы… Сергей отметил, что приметы написаны весьма профессионально, тем непередаваемым милицейским жаргоном, который, с точки зрения нормального человека, ни в коей мере не характеризует внешность. Но опер с достаточным опытом и по этому скупому перечню способен построить картинку и узнать описанного человека. Даже в толпе. Даже в шапке.

Холост… проживает с матерью… род занятий… В двух последних фразах были впечатаны вопросительные знаки.

Далее шел ничем не примечательный текст. Своего рода характеристика, не слишком положительная, но было заметно, что человек, печатавший этот текст, старался быть объективным, хотя получилось это у него не очень хорошо. Глаза быстро пробежали лист до конца…

И остановились. Сергей снова прочитал последнюю фразу. Затем еще раз, и еще… Поднял на генерала непонимающие глаза.

– Это шутка?

Короткая фраза прозвучала резко, слишком резко, если учитывать, кому она была адресована. Но генерал и бровью не повел. Зато покачал головой…

– Не знаю. Не знаю, Сергей Павлович. Эта хм-м… бумага пришла ко мне от одного знакомого, давнего знакомого. Скажем, я ему многим обязан. Я хотел бы отправить это в корзину, но… не могу.

Генерал говорил медленно, с явным трудом подбирая слова. Сергей внимал, нет-нет да и возвращаясь взглядом к невозможной, неуместной здесь фразе.

– Я этому человеку… доверяю.

Судя по голосу, тут дело было не в доверии, а в чем-то большем, в каких-то обязательствах… но вряд ли генерал собирался посвящать капитана в такие тонкости.

– Короче, капитан, будете работать. Часть дел сдадите Седову, оставите себе пару-тройку самых… долгоиграющих. Если надо будет наружку подключать – не стесняйтесь, с прокуратурой я договорюсь. Ну и остальное… что сочтете нужным. Отчитываться будете лично мне. Вопросы есть?

– Машину надо, – пробормотал Сергей.

Почему-то именно эти слова вырвались в первую очередь. Не о глупости и несуразности этого задания вообще. О том, что узнай кто об этом – его сочтут полным идиотом. И в лучшем случае уволят с треском. А то и запрячут в дурку до конца дней. Но рефлексы сработали – если начальство дает важное поручение, значит, под это дело можно что-нибудь стребовать.

– Сержанта Юшкова откомандируют в ваше распоряжение. И еще… я прошу вас, Сергей Павлович, чтобы круг лиц, ознакомленных с этим м-м… документом, был предельно ограничен. Лучше всего, если знать о нем будете только вы и я. И тот, кто его написал.

– Я могу узнать, кто автор?

– Нет, – отрезал генерал. Может быть, слишком уж поспешно.

– Ясно. А Панарин?

Игнат Семенович Панарин был непосредственным шефом Сергея и, следовательно, просто обязан был быть в курсе всех дел своего подчиненного. Как это вязалось с требованием генерала – предельно ограничить круг посвященных в весь этот бред лиц, капитан представлял себе плохо. Тем более что бульварных книжек полковник Панарин не читал, в просмотре фильмов несерьезного направления замечен не был, желтой прессой не интересовался и вообще являл собой образец матерого ментовского волка… с непременно усталыми глазами, компьютерной памятью и бульдожьей хваткой. И с Панарина, кстати, сталось бы в ответ на эту бумагу послать генерала на три всему миру известные буквы. В том числе и в лицо.

– В детали я его не посвящал… но карт-бланш он вам даст. В общем, работайте, капитан. Быстрых результатов, разумеется, не жду… – Генерал вздохнул и махнул рукой. – Да и какие тут, к бесу, результаты. Но покопать надо, надо… вопросы?

Сергей замялся на мгновение, затем осторожно спросил:

– Почему это дело вы… доверяете именно мне?

Ответ последовал незамедлительно, по всей вероятности, будучи заготовленным заранее. Ответ для Буруна не слишком приятный, но по крайней мере достаточно честный. Генерал даже перешел на «ты», чего никогда не допускал в общении с подчиненными. То ли это был добрый знак, то ли нет – разобраться в таких тонкостях можно будет и позже.

– Ты неважный опер, капитан. Ты сам это знаешь, тут я тебе Америку не открыл. Но ты, наверное, единственный, кто сможет заняться этим делом… всерьез. Все остальные решат, что старик сбрендил… и правы будут, быть может. А ты молодой, незашоренный… и, в конце концов, не зря же тебе прозвище навесили? Вот и оправдаешь. Истина – она ведь где-то там, верно? Или где-то рядом, не помню этот дурацкий фильм. Ищи истину, капитан. Скажешь, что все это полнейший бред, – на том точку и поставим. Если все пшиком окажется – что ж, работенка как раз для Малдера, так? А если нет… там видно будет. Но чует мое сердце, чует – не все тут так просто. Тот, кто писал бумагу – он зря панику поднимать не станет, не тот человек.

– Если так все серьезно, может, лучше передать это дело соседям?

И об этом вопросе Сергей тут же пожалел. Сейчас следовало бы ожидать гневной – в меру, разумеется, – отповеди о чести мундира, о том, что негоже перекладывать свою работу на плечи других и уж тем более на широкие плечи парней из «Комитета глубинного бурения», как по старой памяти все еще называли ФСБ. Менты очень не любили, когда в их дела вмешивались коллеги из конкурирующей структуры.

Но генерал лишь пожал плечами.

– Кто знает, может, они тоже будут работать с этим… объектом. Если что – докладывайте мне немедленно, постараюсь уладить.

Он сделал паузу, давая понять Сергею, что аудиенция окончена. Капитан понял правильно, тут же встал – чуть не по стойке «смирно», разве что каблуками не щелкнул.

– Разрешите идти?

– Идите, капитан… и удачи вам. Знаю, понадобится.

И глядя как за Буруном закрывается дверь, потянулся к душащему галстуку, рванул с неожиданной яростью, разорвав резинку. Покатилась по столу вырванная с мясом пуговица форменной рубашки. А потом генерал вдавил кнопку селектора, прохрипел:

– Нина… найди мне коньяку. И побыстрее, девочка…

Сергей извлек из сейфа папку, аккуратно положил на стол. Пухлое дело уже не помещалось в картонных корочках – и большей частью содержало в себе кучу мусора. Кучу никому не нужных бумаг – отчеты наружного наблюдения, справки, рапорты и доклады… Но среди этого вороха имелись настоящие жемчужины. Только вот показать их кому-то, похвастаться, не было никакой возможности. Ни один нормальный человек в это не поверит. Несмотря на все подписи и печати, украшающие документы.

Он выглянул в окно. Над городом нависли мрачные, тяжелые облака, хлеща водой асфальт, стены домов, начавшую желтеть листву. И прохожих, конечно – тех, кому в такую отвратную погоду довелось выползти из теплых уютных квартир.

С той встречи в кабинете начальника МУРа прошло более года. Тяжелого года – високосного. Каких только неприятностей не принесло это время – и всему миру, и отдельным людям. Катастрофы естественные и рукотворные, теракты… просто всякие мелочи, вроде поломанных рук и ног, неожиданно обострившихся болячек и неожиданно навешанных выговоров, ставящих крест на давно ожидаемой звездочке. Кто-то мог бы сказать, что високосный год здесь ни при чем… но Сергей уже не знал, во что можно верить, а в чем следует сомневаться.

Неделю назад генерал-майора Шагина с почетом проводили на пенсию. Или «ушли» на пенсию, что было более верно. Кому-то наверху очень понадобилось генеральское кресло, чтобы посадить в него своего человека. Может быть, очень даже достойного… так или иначе, но генералу прозрачно намекнули, что не один он жаждет носить на плечах тяжелые звезды.

И теперь Сергей остался с этой папкой вдвоем. Никому документы, собранные в картонных, потрепанных за прошедшее время корочках, теперь не нужны. Никто о них не знает… Правда, генерал просил докладывать ему и впредь… но тот же Панарин уже поглядывает косо, мол, целый старший оперуполномоченный большую часть времени занимается какой-то ерундой, да еще не докладывает о проделанной работе.

Скрипнула дверь – на пороге, привычно ссутулившись, стоял Юшков, держа в руке дымящийся чайник.

– Кофе будешь?

– Давай… как машина?

– Заправился под завязку, готов к работе.

Генка Юшков выглядел как настоящий милиционер. По крайней мере так себе представляют идеального стража порядка некоторые обыватели, пересмотревшие западных боевиков. Здоровенный, под два метра ростом, широкоплечий настолько, что было не совсем ясно, как он умещается за рулем своего «жигуля», Генка, несмотря на довольно устрашающую внешность, был существом дружелюбным, компанейским и необидчивым. Но самое главное – он умел держать язык за зубами, а потому Сергей счел нужным посвятить своего напарника во все детали работы.

Первые два месяца Генка посмеивался над капитаном, считая его немного не от мира сего. Но ведь, с другой стороны, работы стало поменьше, прекратились – почти – постоянные ночные дежурства, и Юшков был доволен. Что с того, что капитан, да еще вместе с генералом, слегка помутились разумом? Зарплату платят, выслуга идет… Потом появился первый из тех самых документов – и работа перестала казаться пустой тратой времени. С того момента отношения между старшим опером и сержантом-водителем установились самые что ни на есть дружеские, и часто оба забывали, кто является начальником, а кто – подчиненным.

– Наружники передали очередную сводку.

Сергей посмотрел на тоненькую стопку бумаги.

– Как обычно, ничего?

– Абсолютно, – кивнул сержант. – Правда, до конца я не дочитал. Обычный день обычного человека. Гулял по парку. Познакомился с роскошной телкой, знакомство продолжили в ее квартире…

– Кто такая, установили?

– Да. Мерцевич Инга Леоновна, двадцать три года, работает инструктором в фитнес-центре, в б… прости, шеф, в проституции не замечена. Хотя мужиков меняет достаточно часто. Небедная. В общем-то ничего выдающегося, кроме м-м… отдельных частей тела.

Бурун взял отчет, бегло пролистал.

– Та-ак… ушел он от нее в 16.00, до закрытия проторчал на Горбушке, купил груду радиодеталей…

– Шестой раз за последние два месяца, – ехидно вставил Гена, рассыпав по чашкам кофе и с тоской бросая взгляд на дно опустевшей сахарницы. – У тебя сахар еще остался?

– В тумбочке… да, шестой раз.

– Все зафиксировали?

– Все до последней детальки, список приложили. Там такая толпа всегда, можно человека пасти, ни на шаг не отпуская. Отнесешь список экспертам, пусть подумают, на кой черт такая подборка может понадобиться.

– Угу… дальше?

– Топтуны утверждают, что в метро он пытался сбросить хвост.

– Пытался или сбросил?

Сергей хмыкнул, поскреб щетину на подбородке – утром, как это часто бывает, в битве бритья и сна победу одержал все-таки сон. Затем еще раз пробежал глазами сводку, на этот раз куда внимательнее. Пожал плечами.

– Пытался… причем на удивление бездарно. Начитавшись хотя бы бульварных романов, можно было бы придумать что-нибудь поумнее. Один поезд пропустил, дождался второго, затем вдруг рванул вдоль вагонов, пробежал две трети платформы… и все на этом. Больше никаких резких движений, даже толком не оглядывался. Побродил по Горбушке, скупился, пошел домой. Поболтал с соседом. Через полчаса вместе со своей матерью зашел к нему, просидел в гостях около полутора часов. Вернулся домой. Все.